Текст книги "Смена караулов"
Автор книги: Борис Бурлак
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)
ГЛАВА 18
Вот он и Урал, но тот же немилосердный бакинский зной.
Вика сразу почувствовала это, едва ступила на раскаленный бетон незнакомого аэропорта. Однако дышалось тут полегче: не было морской парильни Каспия. Вике некуда было спешить, она осмотрелась. Куда ни глянь, всюду выцветшая степь да белесое небо над головой – глазу не за что зацепиться. А где же горы? Ах, они еще севернее, судя по карте, которую Вика изучала перед отпуском.
Ее никто не встречал. Следуя примеру отца, она не сообщала телеграммой о своем приезде: невелико событие. Отец, разумеется, отчитает ее при встрече. Ну и пусть. Зачем отрывать его от дела.
Она взяла такси и отправилась в город. Быстрая, с ветерком езда освежила ее немного после долгого томления в салоне самолета.
Шофер сам втащил ее тяжелый чемодан на второй этаж. Она поняла, что отца в городе знают. Постояла у двери, чтобы унять волнение, и легонько коснулась белой звонковой кнопки.
Дверь открыли немедленно, точно за дверью дежурили. На пороге вырос молодой человек в нарядной пикейной рубашке с распахнутым воротником. Вика подумала, что этот ладный парень и есть, наверное, ее сводный братец.
– Виктория Платоновна? Не ошибаюсь? – спросил он. – Мы вас ждем со дня на день.
– Давайте знакомиться, – сказала она.
– Но через порог…
– Да вы, оказывается, с предрассудками.
Тогда он взял ее доверчиво протянутую руку и, пожимая дольше принятого, отрекомендовался:
– Владлен Соколов.
– А отчество?
– Федорович. Зовите меня просто Владленом.
Она посмотрела на него с неким женским старшинством, чуть приметно улыбнулась и переступила наконец порог отцовского дома. Следом за ней Владлен торжественно внес чемодан, поставил в ближней комнате, где было много книг и была тахта у боковой стены, напротив письменного стола.
– Кабинет отца в вашем распоряжении, Виктория Платоновна.
– Спасибо. Он сам, конечно, на работе?
Владлен объяснил, что Платон Ефремович с утра уехал за город, на песчано-гравийный карьер, и вернется только вечером. Но его, Владлена, мать, Ксения Андреевна, должна скоро прийти с работы. А пока он подкрепит гостью молоком с клубникой.
– Не откажусь, – сказала Вика, отметив для себя, что этот п р о с т о В л а д л е н называет отчима Платоном Ефремовичем.
Пока он на кухне готовил обещанную клубнику, Виктория наспех оглядела отцовскую библиотеку: вся русская классика, военные мемуары, техническая литература и лишь несколько десятков книг современных писателей – Шолохов, Леонов, Фадеев, Хемингуэй…
Обратив внимание на портрет мамы над секретером и на свою фотографию на письменном столе, Вика ощутила себя совсем как дома. Разумеется, никто здесь не посягает на прошлое отца, и он, закрывшись по вечерам в этой своей комнате, наверное, частенько оказывается в кругу видений прошлого. Нет, не надо бы маме строго судить его по неписаным законам женской ревности.
– Прошу вас, Виктория Платоновна, – позвал ее молодой хозяин.
– А вы? – спросила она, увидев на столе лишь одну тарелку.
– Я недавно ел.
– Не выдумывайте, садитесь. Или у вас нет больше клубники?.. Тогда давайте еще посуду.
Он вспыхнул, как мальчишка, перед этой южной красавицей. Не замечая его растерянности, она поделила ягоды поровну и вовсе уже по-свойски придвинула к нему его тарелку.
Они сидели друг против друга и с удовольствием ели ароматную лесную клубнику с молоком и сахаром. Вика спокойно приглядывалась к сводному братцу: тонкие черты продолговатого лица, напускная, мальчишеская серьезность, нерабочие, холеные руки. Таким она и представляла его: непрактичным, маминым сынком, который увлечен одной журналистикой, с умилением пишет обо всем на свете, не испытав еще в жизни никаких огорчений. Ну и, разумеется, типичный книжник…
А Владлену было сейчас не до рассуждений о том, какая у него сводная сестра – книжница или не книжница, – он был поражен ее красотой. Он мимолетно взглядывал на Вику каждый раз, когда она опускала голову, и тотчас отводил глаза, чтобы не быть застигнутым врасплох. Ничего не скажешь, настоящая кубанская казачка. И все в ней наперекор свежему ветру моды: пышные темные волосы зачесаны назад, по-русски, над глазами ни тени искусственной синевы, они сами по себе прекрасны своим ровным светом… Она все-таки перехватила его любопытный взгляд и ни с того ни с сего поинтересовалась:
– А вы, между прочим, пишете фельетоны?
– Не пробовал. Пишу очерки, проблемные статьи.
– На какие темы?
– Главным образом экономические.
– Вы что же, экономист?
– Нет, я просто газетчик.
– П р о с т о Владлен, п р о с т о газетчик! Какая завидная скромность!
– Иные ученые свысока относятся к нашей пишущей братии.
– Это, наверное, те, за кого вы сами пишете.
– Во всяком случае, горький хлеб.
– Не будем спорить.
– Ах, вы уже спорите!.. – неожиданно послышался из передней женский голос.
Невысокая миловидная хозяйка летучим шагом вошла в столовую и направилась прямо к гостье. Виктория встала, поклонилась сдержанно, с достоинством. Ксении Андреевне показалось, будто она встретилась с самой Ульяной. Так Виктория была похожа на мать, судя по военной фотографии. Вика тоже невольно подумала о маме, сравнивая с ней эту незнакомую беленькую женщину. Ксения Андреевна расчувствовалась, обняла Вику. (А еще говорят, что нет сложнее тех отношений, в которые вступают мачеха со своей падчерицей при ее живой матери.)
– Вы же голодная, – спохватилась хозяйка. – Я сейчас займусь обедом.
– Не беспокойтесь. Владлен Федорович угостил меня клубникой.
– Отец приедет, может быть, поздно, нужно пообедать.
Владлен извинился и ушел вслед за матерью.
Оставшись одна, Вика по-женски придирчиво осмотрела всю столовую – большую светлую комнату с высокими арочными окнами, выходящими на улицу. Отцовские хоромы понравились Вике. Главное – ничего лишнего, никаких безделушек ради украшательства. Это плюс хозяйке дома, которая, видно, не лишена вкуса. Вот они и встретились… Что же такого, интересующего маму, расскажет она по возвращении в Баку? Семья как семья, живут обеспеченно, каждый занят своим делом. Если судить по первому впечатлению, то отец для них – все. Вполне естественно: он их приютил, обласкал, помог стать на ноги. Правда, Владлен зовет отчима Платоном Ефремовичем, но в этом обращении куда больше искренности, мужского уважения, чем в сладеньком величании чужого дяди папочкой.
На кухне тем временем завязался свой откровенный разговор.
– Знаешь, мама, я, кажется, могу влюбиться в эту сводную сестру, – полушепотом начал Владлен.
– Садись-ка лучше картошку чистить, – сказала Ксения Андреевна. – Ты уже влюблялся в Злату Румянцеву.
– Что я донжуан, что ли?
– При чем тут донжуанство. Ты влюбчивый.
– Сказала бы прямо, что легкомысленный. Как ты думаешь, почему она не замужем?..
В передней коротко прозвучал звонок. «Неужели Платон так рано?» – подумала Ксения Андреевна.
– Я открою, – сказал Владлен.
Но Виктория уже сама открыла дверь и бросилась к отцу, повисла у него на шее. Она целовала его, а он все гладил ее темно-каштановые волосы. Наконец Вика уступила ему дорогу, поспешно обернулась. В передней стояли Владлен и Ксения Андреевна, молча наблюдая за их встречей. Вика прошла в комнату отца, присела на чемодан.
Отец немедленно забросал ее вопросами. Она отвечала по порядку. Мама только вчера раздумала ехать на Урал, и ей, Вике, пришлось сдать мамин билет и волей-неволей лететь одной. Но ничего, выдержала все испытания Аэрофлота.
– Ульяна, Ульяна, – покачал головой Платон. – Хорошо хоть ты, Вика, не перерешила.
– Я в е с т о в о й, – бойко ответила она и опять оглянулась. Нет, в дверях никого не было – ни Ксении Андреевны, ни Владлена, они учтиво оставили их вдвоем.
За обедом Ксения Андреевна явно старалась угодить своей падчерице: то соленых грибков предложит, то салат из свежих помидоров, то пододвинет ей слоеные пирожки к бульону. Владлен ревниво косился на мать, которая полностью вошла в роль гостеприимной хозяйки, никого не видя и не слыша, кроме этой южной красавицы.
– Мама, ты еще хотела угостить Викторию Платоновну жареными шампиньонами, – сказал он.
– Что вы, Владлен Федорович, я сыта, – наотрез отказалась Вика.
Платон насмешливо глянул на дочь, на Владлена.
– Откуда у вас эти восточные церемонии, молодые люди? Ну-ка, зовите друг друга на «ты», без всяких отчеств. Вика, начнем с тебя. Повтори урок.
– Что ты, Владлен, я сыта.
– Теперь очередь за тобой, Владлен.
– У меня не получится, Платон Ефремович.
– Говори!
– Пожалуйста, Вика, не стесняйся, ты дома…
Эта сценка развеселила всех, особо Ксению Андреевну, которая была довольна тем, что Платон разом сломал ледок отчужденности между ее Владленом и Викторией.
– Завтра едем в горы, – объявил Платон Ефремович.
– Возьмите меня, – обратился к отчиму Владлен.
– Как, Вика, возьмем товарища корреспондента?
– Но без всяких интервью на лоне природы, – в шутку заметила она.
Все складывалось как нельзя лучше. Ксения Андреевна побаивалась, что приедут обе Порошины и в доме установится затяжная неловкость, но Ульяна Матвеевна, к счастью, раздумала, а с одной Викторией куда проще. Завтра они укатят в горы на субботу и воскресенье – и тревога совсем уляжется.
Остаток дня ушел на сборы в дальнюю дорогу. Ксения Андреевна готовила на кухне еду для путешественников. Владлен заряжал фотоаппарат, укладывал свой рюкзак. Вика тщательно выгладила походные брюки, потом зашла в комнату отца и попросила заказать телефонный разговор с Баку. В ожидании звонка междугородной она прилегла на широкую тахту, сладко потянулась, чувствуя грузную усталость во всем теле. Да и уснула вскоре, намаявшись за долгий июльский день. Вика ничего не слышала: ни частых звонков междугородной станции, ни приглушенного голоса отца. Платон не стал будить ее. Поговорив с Ульяной, он присел на краешек тахты. Как все-таки удивительно похожа Вика на Улю-Улюшку военных лет, когда та была совсем девчонкой, моложе дочери. Глядя сейчас на Вику, он мог безошибочно представить себе Ульяну тех послевоенных лет, что прошли для него в бесплодных поисках. Какое то было время, не успевшее набрать скорый ход на мирном первопутке, и как жаль, что оно необратимо. Вся твоя жизнь, казалось, лежала перед тобой далеким открытым полем до самого горизонта. Люди, отвоевавшие свое, не признавали для себя даже малых привалов, будто у них в запасе была вечность. А теперь стоит только оглянуться назад, как пронзительное сожаление о быстропрожитой жизни вдруг заставит надолго призадуматься. Благо, он может видеть дочь, в которой зеркально отразилась его молодость. Ну и хорошо, что так. Ну и пусть никогда не рвется эта нить, что протянулась с минных полей за голубым Дунаем и до седого батюшки Урала.
Странно, все в доме уже спали.
Не зажигая света, Платон разделся, лег на свою кровать. Он долго лежал с открытыми глазами, не в силах вернуться оттуда, из войны. Уля сказала ему сегодня по телефону, что зря не поехала вместе с Викой. Это в характере Ульяны: делать все по-своему, а потом жалеть. Она и на фронте, бывало, вдруг замкнется в себе, молчит весь день, пока сама же виновато не приласкается. Однако если юность может позволить себе и невинную игру характеров, и легкие раскаяния, то на обратном склоне лет уже не до этого…
И Ксения Андреевна, очнувшись от короткого забытья, думала сейчас о том, как непрочно ее второе счастье, вернее, душевный покой женщины на пятом десятке лет. Двух счастий не бывает. Нет, ни на какие уступки себе Ксения ни за что бы не пошла, если бы Платон не был послан ей самой судьбой за все пережитое. Так разве она может потерять и его? И никто здесь не будет виноват: ни сам Платон, ни Ульяна Матвеевна, ни их взрослая дочь. Виноватой останется опять война, которой нечем погасить старый вдовий счет…
А Владлен в эту ночь фантазировал без конца. Его прежние увлечения казались ему сплошным легкомыслием, включая и назойливые ухаживания за Румянцевой. Как он вовремя оставил в покое Злату! Ну что Злата рядом с Викторией? Говорят, ум и красота редко соединяются в женщине. Чепуха, да и только! Вот образец гармонии – Виктория. Понимает ли она самое себя? Знает ли она себе цену? Пожалуй. В противном случае давно бы выскочила за какого-нибудь вертопраха. Сколько ей? Конечно, за тридцать. Экая беда, если немного старше! Но не потому ли она с таким превосходством поглядывала на него сегодня? А-а, все пустяки, если… она вообще обратит на него внимание. Владлену уже хотелось поскорее забыться и уснуть: лишь во сне логика уступает твоим желаниям, рисующим самые невероятные картины и картинки. Сон – гениальный сочинитель любовных сюжетов…
Но зато как безмятежно спала до утра сама Вика, не догадываясь о том, что ее приезд нарушил привычное душевное равновесие не только одного отца – всей его семьи.
Утром они выехали поздно. До ближних гор было километров сто двадцать по всхолмленной степи, которую Платон называл в ы с о к о й с т е п ь ю. Он досадовал, что его не разбудили – ни Ксения, ни Владлен. Не застать утро в горах – это простительно разве школьникам.
– Понадеялся я на тебя, – сердито выговаривал он Владлену. – Совсем забыл, что газетчики, как и актеры, нежатся до обеда.
– Я хотела устроить вам побудку, да пожалела, – сказала Вика.
– С тебя нет спросу, ты у нас отпускница. Однако запомни, кто не ценит утренних часов, тот не вполне еще взрослый человек.
Владлен не оправдывался, тем более что сидевшая рядом Вика открыто посмеивалась над ним, слушая отца.
Низовой восточный ветер сначала освежил Владлена, но потом легкое покачивание автомобиля на грейдерной дороге стало убаюкивать. Он сквозь дрёму слышал, как Платон монотонно рассказывал Вике, чем знамениты здешние шиханы, замыкающие Уральский хребет с юга… На повороте машину забросило, и Владлен беспомощно привалился плечом к своей бодрствующей соседке.
– Простите, Виктория Платоновна.
– Вы что, не спали ночь?
– Да, все обдумывал одну статью.
– Отец прав, кто не ценит утренних часов, тот еще не вполне взрослый человек.
– А вы злопамятная, Виктория Платоновна.
– Я говорил вам, что надобно обращаться друг к другу на «ты», – напомнил Платон Ефремович, наблюдая за молодежью в шоферское зеркальце, укрепленное на ветровом стекле.
– Виноват, исправлюсь, – сказал Владлен.
Машина с разгона влетела в дубовую рощу, за которой возвышались, один другого круче, живописные уральские шиханы. Водитель остановил разгоряченный автомобиль на поляне, у родника.
– Боже, какой рай! – подивилась Вика.
– Забирайте наше имущество и располагайтесь тут, – сказал Платон. – А мы с Толей, – он кивнул в сторону шофера, – привезем сейчас Воеводиных из села. Пока заготавливайте сухой валежник. Ты смотри у меня, Владлен, не усни на ходу!
Они остались вдвоем на роскошной поляне, где старательная кукушка вела мерный отсчет времени, хотя ее никто об этом не просил. Вика восхищенным взглядом осмотрела всю поляну – по ней трусцой бежал родниковый ослепительный ручей. Владлен сорвал несколько голенастых стебельков кремовой пахучей кашки, подал Вике. Она с доброй косинкой глянула на него и охотно взяла цветы. Ободренный, Владлен склонился над ковылем, начал искать спелую землянику, которую в здешних местах зовут клубникой. Нашел, поманил к себе Вику. Она подошла и, увидев в сизом ковылке целую кисть пунцовых ягод, невольно вскрикнула от изумления. Тогда он торопливо, наугад поцеловал ее в щеку и, испугавшись своей дерзости, пошел к лесу.
– Ты собирай клубнику, я за валежником, – сказал он не оборачиваясь.
Вика даже не успела рассердиться на его мальчишескую выходку. Она постояла над ягодной кулижкой, рассеянно думая о Владлене, то застенчиво неловком, будто красна девица, то таком вот дерзком, как ухарь-парень… Но где-то в глубине души она была, кажется, довольна встречей с ним. «А впрочем, что за глупость? – вспыхнула она вдруг. – Да быть не может! Чтобы ее девичья тропинка нежданно-негаданно пересекла дорогу мамы – этого еще не хватало!»
Владлен натаскал к роднику большую кучу хвороста, а Платон все еще не возвращался из села. Вика беспокойно поглядывала на свои часики, не вступая в разговор с Владленом.
– Ты прости, пожалуйста, – сказал он наконец.
Она с той же косинкой, но уже сердитой, окинула его осуждающим взглядом.
– Так и будешь всегда извиняться, непутевый братец?
– Ладно, Вика, давай мириться.
Она улыбнулась одними глазами – как он был похож сейчас на провинившегося подростка! – и добавила тоном старшей:
– Не думала я, что ты такой бесшабашный ухажер.
– Что делать, что делать. Наши приехали! – поспешно объявил он, увидев машину издали.
Воеводины – Тарас Дмитриевич и Таисия Лукинична – понравились Вике. С их приездом она почувствовала себя непринужденно, будто среди давних знакомых, совсем позабыв о мальчишеской выходке Владлена. Тот начал разводить костер, а Таисия Лукинична принялась готовить обед. Вика хотела помочь ей, но та с крестьянской бесцеремонностью отстранила гостью от хозяйственных забот. Вике ничего не оставалось, как продолжать сбор ягод на опушке дубовой рощи, тем более что мужчины завели серьезный разговор о видах на урожай.
Обедали под вечер, когда лиловые тени от гор легли окрест рощи, навевая лесную прохладу. Тарас Дмитриевич с профессиональным увлечением рассказывал уральские были – от пугачевских времен до наших дней. Вика понимала – это все ради нее: и пылающий костер близ ледяного родника, и необыкновенно вкусная лапша со свежей бараниной, и воеводинские любопытные истории. Она не догадывалась, что для самих Воеводиных, местных учителей, каждый приезд горожан тоже праздник.
На следующий день чуть свет, едва занялась оранжевая зорька над восточной фиолетовой грядой далеких гор, Вика осторожно, чтобы не разбудить Таисию Лукиничну, выбралась из палатки, наскоро умылась в роднике и отправилась к ближнему шихану. Была такая рань, что и птицы еще не пели, лишь неуверенно пробовал голос одинокий дрозд. Но пока Вика поднималась на крутенькую гору, там, внизу, вся роща наполнилась дивной музыкой. Давно сыгранный птичий оркестр давал очередной концерт на восходе солнца.
Вика удивилась, что и на самой макушке горы, откуда испокон веков стекала под буйными ветрами галечная цветная осыпь, тоже полыхала чистейшим охристым пламенем густая пышная чилига. Отсюда открывался вид поистине уж чудный: на востоке нежная, прозрачная синь будто струилась по дальнему хребту, из-за которого вот-вот покажется солнечный багровый диск; на берегу невидимой реки, надежно укрытой от глаз темным пойменным леском, белела россыпь будто карточных домиков, слабо курились кое-где утренние дымки над крышами; а в небе, поодаль от вершины, царственно парил вольный беркут, но кобчиков еще не было, да и жаворонки не успели подняться.
Вике хотелось подольше побыть одной, ни о чем не думая, только любуясь всей этой прелестью. Однако ей помешал Владлен:
– Доброе утро, Вика!.. Сегодня я вполне взрослый человек – проснулся раньше всех.
– Где ж ты был?
– Бродил по горам в гордом одиночестве.
Он взял ее руку. Она не отняла руки, но сказала:
– Ступай, братец, своей дорогой.
– Не гони… – И он вдруг опустился перед ней на колено. – Эх, милая моя сводная сестра, кто же это свел нас с тобой на мою бедную головушку?
– Встань, не дурачься, – сказала она. – Или я уйду, слышишь?
Он встал, порывисто обнял Вику, заглянул ей в глаза так близко, что она, защищаясь, прикрыла веки, и крепко поцеловал в губы. Потом еще…
– Я завтра же уеду, – сказала она, задохнувшись.
Но Владлен уже спускался по южному, крутому склону шихана.
– Мальчишка! – бросила она ему вдогонку и долго не могла успокоиться.
У Вики был похожий случай с тем доцентом, который усиленно ухаживал за ней. Тоже с виду серьезный человек, но слишком самоуверенный в своих ухаживаниях. Она решительно рассталась с ним, и даже мама, не в меру щепетильная мама, назвала ее тогда кисейной барышней. Да разве она действительно такая уж старая дева, что не способна ответить чувством на искреннее чувство? Или ее эмоциональный опыт настолько мал, что она вообще не умеет отличить любовь от любовной интрижки?
Нет, Вика все-таки не уехала домой раньше времени. Она гостила у отца полных две недели. Как ни занят был отец в эту летнюю пору, он выкраивал для нее чуть ли не каждый вечер. Катались по реке на моторной лодке. Были на обеде у Максима Дмитриевича и Елизаветы Михайловны Воеводинььх. Там Вика познакомилась с молодой четой – Юрием и Златой. После Владлен признался ей с некоторым вызовом, что еще недавно он увлекался этой Златой, да, к счастью, Юрий перешел ему дорогу. Вика поразилась его легкомыслию, но упрекать не стала, тем более что Владлен изменился за эти дни: не позволял себе никаких вольностей. Они обсудили чуть ли не все экономические проблемы. Владлен о многом рассуждал с дилетантской запальчивостью, делал опрометчивые выводы, тем не менее у него в запасе было столько интересных фактов из области управления промышленностью, что Вика позавидовала наблюдательности газетчика. Сам о том не догадываясь, он утвердил ее в некоторых мыслях, что могли пригодиться ей в работе.
В день отъезда, в аэропорту, Владлен сказал Вике, улучив момент:
– Если ты не возражаешь, я стану писать тебе в Баку.
– Ты лучше, братец, пиши в газету.
– Возьми мой служебный адрес.
– Что это, визитная карточка? Да ты важное лицо! – покачала головой, сдерживая улыбку. Но карточку не вернула.
Объявили посадку на бакинский самолет. Вика расцеловала отца, подала руку Владлену. Он низко поклонился, точно старомодный интеллигент. Вике сделалось жаль его, и она неожиданно поцеловала и «братца» в висок, тотчас заторопившись к выходу на летное поле. Это было так невероятно, что Владлен не смел поднять глаз на Платона Ефремовича, который будто ничегошеньки не заметил.
Когда они возвращались на трестовской «Волге» в город, рейсовый самолет ТУ-134 жадно набирал высоту над окрестной степью, на глазах уменьшаясь в размерах. Владлен провожал его взглядом до тех пор, пока он не скрылся за одиноким сухим облачком в летнем вылинявшем небе.
В редакции Владлен тотчас начал первое письмо Вике. Она еще не успела долететь до Апшерона, а он уже почувствовал себя на Урале кругом одиноким человеком. Письмо вышло пространное, пылкое, хотя надо было написать для начала коротко и сдержанно. Ну да он привык доверять чистому листу бумаги.
