Текст книги "Мальчишка ищет друга"
Автор книги: Борис Тартаковский
Жанр:
Детская проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)
Доктор Иван Кузьмич
Теперь, как только выпадала свободная минута, Шура бежал к своему другу – доктору Ивану Кузьмичу.
Это был высокий, немного грузный человек. Когда он надевал каракулевую шапку, то казался ещё выше. И руки у него были необыкновенные: с тонкими и длинными, как у скрипача, пальцами, очень сильные. Шура сам однажды видел, как доктор согнул пальцами толстый гвоздь.
Дружба с доктором началась во время болезни крольчихи Белки. Дней десять ей было очень плохо, и, если бы не старания Шуры и правильное лечение, Белка, может быть, и не выжила бы. Но, когда Белка совсем выздоровела, Шура всё равно каждый день бегал в звериную лечебницу. Он любил наблюдать, как Иван Кузьмич лечит зверей. Это был нелёгкий труд: ведь пациентами у доктора были тигр, леопард, слон, хищные птицы.
– Я вам буду помогать, – как-то предложил Шура.
Доктор заглянул в его чёрные глаза, полные тревожного ожидания, и согласился:
– Ладно, помогай. Вижу, ты любишь зверей. Для врача это очень важно. А как ты учишься?
– Ещё есть две тройки, – честно признался Шура. – Но скоро их не будет. Вот увидите – четверть закончу без троек.
– Ну, смотри, – сказал Иван Кузьмич, – А то брехунов я не люблю. Что ж, бери сумку, и пойдём в обход.
От радостного волнения у Шуры задрожали руки. Он снял с гвоздя зелёную сумку с большим синим крестом в белом круге. Перекинув сумку через плечо, Шура взглянул на доктора.
– С чего же мы начнём? – задумчиво спросил доктор. – Или, правильней, с кого начнём? А, помощник?
– Давайте, пожалуйста, начнём с Малыша.
Так называли слона, поражавшего всех посетителей сада своими гигантскими размерами. Доктор согласился:
– Что ж, начнём с Малыша. Боюсь, что у него начинается болезнь ног. И болезнь серьёзная.
Малыш, как всегда, стоял у рельсовой ограды рядом со слонихой Эллой и добродушно покачивал хоботом.
– Близко не подходи, – предупредил Иван Кузьмич. – Малыш у нас недобрый.
Шура удивился. Он думал, что все слоны добродушны и, как пишут в книжках, никогда не причиняют зла детям.
– Он давно такой сердитый или только сегодня? – спросил Шура.
– Давно. С тех пор, должно быть, как на его боках появились эти шрамы. Видишь? – И доктор указал пальцем на рубцы, с первого взгляда незаметные. Очевидно, это были следы от раскалённого железа.
Иван Кузьмич рассказал, как Малыша привезли в зоосад.
Когда открыли клетку, Малыш долго исследовал хоботом дорогу, по которой нужно было пройти в вольер, обнюхал, ощупал и только тогда осторожно вышел. Видно, он не доверял людям.
Войдя в вольер, окружённый толстыми металлическими прутьями, Малыш стал исследовать прочность ограды, и, к ужасу завхоза, стальные прутья гнулись под хоботом слона, как проволока.
Если бы Малыш вырвался на свободу, могло произойти несчастье.
– Сахару давайте! – приказал Иван Кузьмич.
Служитель принёс сахар, и доктор храбро протянул несколько кусков Малышу. Слон увидел подачку, перестал ломать ограду и протянул хобот за лакомством.
Слона завели внутрь слоновника и не выпускали два дня. За это время прутья сменили на рельсы, а наверху соединили их железной балкой и к ней приварили шипы. Такой забор не мог бы сокрушить даже самый сильный слон.
Между рельсами Малыш не мог пройти, а люди свободно входили в вольер и выходили.
Но только Иван Кузьмич отваживался близко подходить к Малышу. Может быть, слон чувствовал, что этот грузный человек – добрый друг зверей и его нечего бояться. Малыш всегда охотно откликался на зов доктора, дружески обнюхивал его и никогда не пытался схватить руку с сахаром.
Как-то слониха Элла ободрала хобот, задев за железный шип на балке. Сразу же вызвали из лечебницы Ивана Кузьмича, чтобы он сделал перевязку.
Доктор схватил сундучок «скорой помощи» и побежал к больной.
– Ах ты, шалунья! – сокрушённо воскликнул Иван Кузьмич, увидев ободранный хобот слонихи. – Вот к чему приводит баловство.
Стопудовая шалунья протянула хобот, как будто просила помочь ей. Иван Кузьмич достал ланцет, раствор марганцовки и стал очищать рану, приговаривая:
– Хорошо… Очень хорошо… Превосходно.
Но Элла вдруг забеспокоилась. Ей, должно быть, не понравился запах лекарства. Она повернулась и поспешно отошла.
Это заметил Малыш, наблюдавший за лечением Эллы. Он, вероятно, решил, что доктор обидел его подругу. Малыш воинственно поднял хобот и пошёл на Ивана Кузьмича.
Доктор быстро вынул из кармана несколько кусков сахару и протянул слону, чтобы задобрить его, но Малыш сердито отбросил лакомство и пнул Ивана Кузьмича хоботом в грудь. Доктор отлетел к ограде и упал между рельсами.
Сквозь туман, застлавший глаза, Иван Кузьмич увидел, как между ним и рассвирепевшим слоном вдруг выросла серая громада. Это была слониха Элла. Повернув большую ушастую голову к Малышу, Элла вытянула хобот и стала фукать:
– Фу… Фу…
Элла как будто хотела сказать, что Иван Кузьмич вовсе не обидел её и напрасно Малыш волнуется.
Месяц после этого у доктора болела грудь, но он всё равно каждый день ходил в слоновник и лечил Эллу.
А вот теперь помощь доктора, кажется, нужна самому Малышу.
Оставив Шуру за оградой, Иван Кузьмич как можно ближе подошёл к Малышу и долго рассматривал толстые слоновьи ноги, похожие на две серые тумбы.
– Да, так оно и есть, – покачал головой Иван Кузьмич. – Видел? Когда Малыш поднимает ногу, ясно видна припухлость под ногтями.
Хотя Шура ничего такого не заметил, но утвердительно кивнул. А то Иван Кузьмич мог ещё подумать, что он, Шурка, круглый дурак.
– Если будет нагноение, – продолжал доктор, – слон погиб.
Вот какую болезнь нашёл доктор у Малыша.
– Ему же больно стоять. Почему он не ложится? – спросил Шурка.
– Если он ляжет, то подняться уже не сможет и погибнет, – ответил доктор. – Умница Малыш. Надо ему помочь.
– А как ему помочь, если даже подойти близко нельзя?
– Малыш весит шесть тысяч килограммов, и долго больные ноги не выдержат такой тяжести, – сказал доктор. – Шутка ли, шесть тонн!
– Что же делать?
– Надо разгрузить ноги.
– А как?
– Надо перевести Малыша в узкий коридор, где бы он мог на что-нибудь опереться боком, головой, хоботом…
Проведав больную дикую свинью и осла, повредившего ногу, Иван Кузьмич опять возвратился в слоновник. К этому времени служитель перегнал Малыша в узкий загон.
– Смотри, Шура, как он прислонился боком к стене, сказал доктор.
– А стена не обвалится?
– Нет, она укреплена рельсами.
Малыш был умным слоном. Привалившись боком к стене, он головой и хоботом упёрся в железную балку, и ему сразу стало легче. Иван Кузьмич знал, что нужно слону.
Иван Кузьмич прописал Малышу примочки и; марганцовки, ноги приказал смазывать рыбьим жиром с дёгтем. Но никто не мог подступиться к слону. От боли он ещё больше озлобился. Тогда выход нашёл Николай Сергеевич.
– А что если обработать слона гидропультом? – предложил он.
– Пустить струю под давлением? – обрадовался доктор. – Это хорошая мысль. Ну-ка, попробуем.
Когда гидропульт установили и обдали струей лечебного раствора слоновьи ноги, Малыш дико рассвирепел. Но достать своих мучителей не мог, так как они находились в трёх метрах от него за железной оградой. Там стояли вёдра с тёмно-розовой жидкостью, и мальчик в белом халате изо всех сил работал у насоса, а доктор в каракулевой шапке направлял струю.
Малыш решил перехитрить людей. Он перехватил струю хоботом и тут же обдал раствором своих врагов. Белый халат мальчика сразу покрылся розовыми пятнами, тёмно-розовая жидкость потекла с головы, но мальчик остался на месте, нисколько не испугавшись грозного слона.
– Давай с другой стороны! Быстро! – приказал человек в каракулевой шапке.
Мальчик схватил насос, и вот уже по больной слоновьей ноге ударили струёй с другой стороны.
Это повторялось дважды в день. Утром человек в шапке обливал слона розовой водой, а вечером мальчишка в белом халате поливал его чёрной жидкостью, остро пахнущей дёгтем и рыбьим жиром. И после каждой процедуры слону давали крепкий чай с белым стрептоцидом. Кроме того, звериная кухня получила такой приказ: «Включить в ежедневный рацион Малыша восемь килограммов сахару». Лекарства закладывались и в свёклу, которую Малыш любил. С каждым днём слон чувствовал себя всё лучше, и, наконец, наступил день, когда началось заживление.
Теперь Малыш сам подставлял ногу под лечебную струю. Он как будто стал понимать, что не все люди злы и коварны.
А как вела себя слониха Элла, когда болел её друг? Шура заметил, что Элла очень беспокоилась о здоровье Малыша и, когда слышала, что он стонет, рвалась к нему и громко фукала, стараясь приободрить: мол, я тебя в беде не оставлю, я рядом, не волнуйся.
Беспокойная жизнь у звериного доктора! Малыш уже стал выздоравливать, когда серьёзно заболела чёрная пантера. Она тоже не хотела принимать лекарства.
Иван Кузьмич сидел в своём кабинете и думал, как ему перехитрить пантеру, чтобы она съела мясной фарш с горьким лекарством.
У ног доктора тёрся ангорский кот. Он чего-то хотел, мурлыкал и просительно заглядывал в глаза Ивану Кузьмичу.
– Ты чего хочешь? – спросил доктор.
– Он, наверное, хочет валерьянки, – сказал Шура, вспомнив, как озорной кот напился вчера забытой на столе валерьянки и весь день метался как оглашённый по лечебнице.
– Валерьянки? Нет, брат, не дам, – ответил Иван Кузьмич. – Пьянству я потворствовать не буду, – и вдруг замер с открытым ртом. – Шурка, ты – молодец! – закричал доктор.
Оказывается, Шура подсказал, как заставить капризную пантеру принимать лекарство не один раз в день, а три раза: Иван Кузьмич решил добавить в фарш валерьянки.
Все рабочие отдела хищников собрались, чтобы посмотреть, как пантера будет принимать лекарство. То-то было смеху, когда она не только съела весь фарш с горьким лекарством, но стала мяукать, чтобы дали добавки.
– Дадим, – обещал хитрый доктор. – Вечером ещё дадим.
Так пантера прошла полный курс лечения и выздоровела.
Потом заболела пума, и опять Ивану Кузьмичу помогло хорошее знание животных.
Доктор был отважным учёным человеком, и Шуре Чопу всё больше хотелось вырасти таким же смелым и умным, как Иван Кузьмич.
Никогда ещё Шура не был так счастлив. И тут явился Антон Пугач.
Тошка угрожает
Случилось это под вечер. Все ребята уже ушли, а Шурка ещё работал на чердаке крольчатника – перебирал сено. Изредка, разгибаясь, он бросал взгляд в окно. Отсюда виден был сад с его клетками, дорожками и беседками, далеко впереди, за стальным барьером, слониха Элла вышла в вольер подышать свежим воздухом, а за оградой сада мирно текла жизнь тихой Зоологической улицы.
Прохожих было мало, всё больше женщины с кошёлками в руках. И вдруг Шура увидел Тошку. Он был в своём обычном рабочем костюме, и сопровождали его какие-то незнакомые ребята.
Тошка остановился у витрины магазина на противоположной стороне улицы, и компания начала совещаться. Шура поспешно спрятался за чердачную стойку и решил наблюдать. Сердце бешено колотилось. Честно говоря, Шура боялся Тошки, понимая, что тот не может примириться с его уходом и будет мстить.
От компании отделился мальчишка. Он пересёк улицу и, подойдя к ограде зоосада, остановился. Должно быть, пошёл на разведку, сообразил Шура. Мальчишка отступил от забора, а потом разбежался, высоко подпрыгнул, ухватился за верхний край доски и подтянулся на руках. Он был силён и ловок, как обезьяна. Поворачивая кудлатую голову во все стороны, внимательно осмотрел площадку юннатов и соскочил на землю.
Компания опять стала совещаться, потом все двинулись за Тошкой. Они подошли ближе и остановились против здания фермы. Подняв голову, Тошка всматривался в открытое слуховое окно. Шура осторожно выглядывал из-за столба.
– Эй, Курносый! – насмешливо закричал Тошка. – Думаешь, я тебя не вижу?
Он помолчал, дожидаясь ответа. Но Шура не отзывался.
– Молчишь, лягавый? – уже сердито кричал Тошка. – Трус паршивый!
И Тошкина свита дружно подхватила:
– Паршивый трус! Лягавый!
Шурка не выдержал и выскочил на крышу.
– Ну, чего хочешь? Шпана бледнолицая!
Тошку будто шилом кольнули. Он очень не любил, когда его дразнили Бледнолицым. Это была его уличная кличка. И теперь Тошка очень рассердился, даже подскочил на месте.
– Смотри, Курносый, я тебе этого не забуду. Слышишь? До гробовой доски. Вот, при свидетелях говорю. Он указал на ребят, сопровождавших его, и помахал кулаком. Пошли, орлы!
Компания двинулась по улице и скоро скрылась из виду. И ни Тошка, ни мальчишки из его свиты не заметили, что за ними внимательно и настороженно наблюдала сероглазая девчонка. Она стояла за толстенным дубом, посаженным, по преданию, самим Суворовым, который в этих местах воевал против турок.
Груша Бере Лигеля
Это была Таня Калмыкова, и она очень испугалась за Шуру.
«Рассказать Юре о случившемся или нет? – с тревогой думала Таня. – Юра наверняка что-нибудь придумает» Наконец Таня не выдержала и побежала к вожатому. Но Юра как будто не придал её рассказу никакого значения.
– Хорошо, – спокойно ответил он.
На самом деле Юра Погорелец был встревожен: и Тошкиной угрозой (мало ли что может сделать мальчишка со злости), и своим разговором с Тошкиным отцом.
Разговор закончился вовсе не так, как ожидал Юра. Его встретили вежливо и, можно сказать, приветливо. Савелий Петрович, Тошкин отец, показал Юре свой сад и угостил яблоками.
– Мичуринские, – объяснил Савелий Петрович. – Сочные и ароматные. Неправда ли, хороши?
– Зачем вам столько яблок? – спросил Юра.
– Кое-что на продажу идёт. Семья требует средств, – вздохнул Савелий Петрович.
– А Тошка говорит, что вы не помогаете.
– Вот свинтус! А кто же помогает?
– Живут на заработок матери и от продажи мышей и кроликов, которых разводит ваш сын. Он даже школу бросил из-за этого.
– Ах, собака! – всплеснул руками отец. – Шкуру сдеру! Я это впервые слышу! Ведь он живёт с матерью и кому, как не ей, следить за его поведением и учёбой?
Савелий Петрович сокрушённо качал головой, но скоро успокоился и предложил Юре попробовать осеннюю грушу.
– Бере Лигеля. Отличный сорт.
Но Юре было противно есть ароматные яблоки и осенние груши Бере Лигеля у этого торгаша, и он отказался.
– Вот что, Савелий Петрович, – начал Юра, собираясь перейти к серьёзному разговору о Тошкиной судьбе. – Не могу согласиться с вами, что за Тошку отвечает только мать…
– Может быть, я действительно дал маху с Тошкой. Понадеялся на мать, понимаете? Но как только приду в себя, – Савелий Петрович выразительно показал на сердце и вздохнул, – как только налажу свой мотор, можете не сомневаться… Вот и сейчас… О-о! – он схватился за грудь. – Взволновали вы меня. Сын все же. Не чужой… – И вдруг закричал в сторону дома: – На-а-астя-а!..
– Чего тебе? – ответил из дома весёлый голос, и на крыльце показалась молодая, красивая женщина в ярком платке, накинутом на плечи.
Юра от неожиданности совсем растерялся.
– Сердце!.. – простонал Савелий Петрович.
Женщина быстро сбежала по ступенькам и подхватила Савелия Петровича под руки.
– Пошли, милый… Вот горе… – вздохнула женщина, обращаясь к Юре. – Вы уж извините нас… Видно, разволновался… – И оба стали подниматься на крыльцо.
Юра вышел на улицу. Стоял прохладный осенний день, а Юре было душно. Он чувствовал усталость и разочарование. Когда его вызвали в институтский комитет комсомола и спросили, не пойдёт ли он отрядным вожатым в школу, Юра думал, что легко справится. Оказалось, не так просто.
Юра был так огорчён, что не замечал ни яркой красоты осеннего дня, ни прохожих.
А что если сходить к своему другу Шевякину, обратиться за помощью в родную бригаду? Как он до сих пор не подумал об этом?
Хорошая новость
Встреча с Шевякиным состоялась через неделю. Шевякин сам зашёл проведать друга.
– Юрка, друг, где ты пропадал! – ещё с порога закричал Шевякин, и Юра оказался в объятиях гостя.
Три года Юра работал с Андреем на одном станке, учился в одной и той же вечерней школе. После окончания её Юра поступил в педагогический, а Шевякин стал заочником политехнического института: работал и учился.
Поболтав немного, Шевякин заторопился. Он, оказывается, забежал на минутку: шёл мимо по делу и решил заглянуть.
Юра вызвался проводить Шевякина, и они вышли вместе. Под ногами шуршала опавшая листва.
– Ты чем-то огорчён? Что случилось? – спросил Андрей, – Думаешь, не вижу…
Юра стал рассказывать о своих пионерских делах.
– Всё, Андрей, не так просто, как я думал. Помочь мальчишкам нужно. Ведь не только Шурка Чоп, но и Тошка Пугач хороший парень, только попал в дурную компанию и оступился. Не поможем – совсем свихнётся…
Выслушав друга, Андрей только головой покачал:
– Да-а, брат, абракадабра!
Это было любимое словечко Андрея и означало оно, что Шевякин взволнован и сейчас, с минуты на минуту, примет какое-то серьёзное решение. Юра знал это и терпеливо ждал, что скажет друг.
– Вот что, – решительно сказал Шевякин, – приходи в среду с ребятами на завод. Да, да. Чего удивляешься? Покажешь им наш замечательный цех, а там, может быть, придумаем ещё что-нибудь.
– Хорошая мысль, – обрадовался Юра.
– Еще бы. Гениальная! – насмешливо подтвердил Андрей. – О Тошке же и его папаше поговорим в комсомольском штабе. Там люди опытные в таких делах…
О своей встрече с Андреем Юра рассказал ребятам. Он вспомнил, как с Андреем Шевякиным работал и учился, какой у них был замечательный станок и какая была дружная бригада.
– Сейчас Андрей – один из лучших бригадиров в механическом цехе, – говорил Юра, – и его ребята борются за звание бригады коммунистического труда…
Все заинтересовались Юриным рассказом. Захотелось сейчас же посмотреть замечательный станок и познакомиться с бригадиром Шевякиным. И тут Юра сказал, что в будущую среду они пойдут на завод всем отрядом.
Один за всех, все за одного
Цех был таким большим, что в нём свободно можно было играть в футбол, если, конечно, убрать станки.
Высоко над головой двигались краны. Вспыхивали огни электросварки, и вдруг коротко просвистел паровозик, толкавший гружённую металлом платформу через распахнутые ворота в другом конце цеха. Человеческий голос тонул в этом шуме, но рабочие понимали друг друга с полуслова и не орали, как Таня, когда ей захотелось сообщить Кате Руденко свои впечатления.
– Катя! – кричала Таня на ухо подруге. – Види-ишь? Паровоз едет прямо в цех…
– Ви-ижу… – ответила Катя.
Андрей Шевякин встретил ребят у входа на завод и привёл их к тому месту, где работала его бригада.
– Вот это мой станок, – указал Андрей. – Сейчас его обслуживает Фёдор Калина. Вон он стоит и свистит крановщику, чтобы тот убрал со станка деталь. А раньше моим напарником был ваш вожатый.
Андрей Шевякин сразу понравился ребятам.
Тане Калмыковой он нравился потому, что она вообще любила людей весёлых и общительных, а у Шевякина улыбка не сходила с белого в веснушках лица. Ей нравились его большие рабочие руки, которые он привычно вытирал кусочком скомканной пакли, и его чёрный берег на русой голове, и аккуратно пригнанный синий комбинезон. Таня только удивлялась, как он ухитряется быть таким чистым и аккуратным. Она уже успела посадить на платье жирное пятно и запачкала чёрной смазкой не только руки, но даже нос.
Не сводил с Шевякина блестящих глаз и Шура Чоп. Но его волновали другие мысли и чувства. Шурка молча и жадно ко всему приглядывался и прислушивался. Для Шурки это был не просто заводской цех, удивлявший ребят своими размерами и невиданно умными станками и машинами.
Это был цех, в котором его, Шуркин, отец учился, а потом стал мастером. Кто знает, может быть, и отец когда-то ходил по этому цеху так, как сейчас Шурка, – настороженно, с приоткрытым от волнения ртом, с жадным любопытством в чёрных глазах? Кто знает, может быть, и он, как сейчас Шурка, испуганно вздрагивал, когда почти рядом, чуть ли не задевая за голову, проносилась по воздуху железная болванка, зажатая в стальных челюстях? И может быть, он, как и Шурка, завидовал молодым, весёлым парням, которые чувствовали себя в этом огромном цехе, как дома…
Вдруг шум в цехе заглушил протяжный заводской гудок: был конец смены. Перестали сновать над головой краны, чёрный паровозик, обрадованно отдуваясь, выбежал во двор подышать свежим воздухом, один за другим останавливались станки. И тогда вокруг Андрея Шевякина собралась вся его бригада.
– Знакомьтесь, ребята, – сказал Шевякин. – Вот это – Фёдор Калина, – и он указал на низкорослого парня, улыбавшегося во весь рот. – Два года назад пришёл после окончания десятилетки, а теперь его портрет уже красуется на Доске почёта. Видали?
– Нет, не видали, – сказали ребята.
– Я покажу, – обещал Шевякин.
– А за что его на Доску? – спросил Колька Пышнов, любивший во всём полную ясность.
– Один из лучших рационализаторов цеха, – с гордостью пояснил Шевякин. – А на вид за него ломаного гроша не дашь. Правда?
Все засмеялись, а Фёдор Калина громче всех. И Таня, и Шура Чоп, и другие ребята понимали, что это шутка.
– Мал золотник, да дорог, – добавил Андрей Шевякин.
Потом он познакомил гостей с другими членами бригады. Была среди них и девушка – Феня Рубашкина, тоненькая, в синей косынке.
– Хорошенько запомните её, – предупредил Шевякин. – По поручению комсомольской организации Феня Рубашкина будет держать с вами связь. Ведь вы боевые ребята, правда?
– Ещё бы! Конечно – боевые, – подтвердил Колька Пышнов.
– Вот, вот, – поддержал бригадир. А к концу семилетки, может быть, вот ты, курносый, – он указал на Шурку, – будешь моим боевым напарником.
– Шура Чоп, – поправил Колька Пышнов, – мечтает стать известным кролиководом.
– А вы свою ферму имеете или ходите смотреть на кроликов в зоосад? – заинтересовалась Феня Рубашкина.
Ребята оживились и стали наперебой рассказывать о своей ферме.
Шурка почувствовал себя бодрей. Как и Таня Калмыкова, он всё время побаивался, что его спросят об отметках.
– А какие у вас заповеди? – осмелев, спросил Шура.
– Андрей, скажи им! – предложила Феня Рубашкина.
– Главная заповедь: работай, учись и живи по-коммунистически. Коротко и ясно.
– Учиться и работать, наверное, очень тяжело, – задумчиво сказала Таня.
– Да, нелегко, – просто согласилась Феня Рубашкина. – Устанешь после работы, спать охота, а нужно в школу идти. Но у нас, ребята, на заводе такие машины, что никак не обойтись без математики, физики, металловедения…
– У меня дядя разметчик, так он то же самое говорит, – добавил Колька Пышнов.
– Вот видишь!
Тут опять раздался гудок. Пересменка, как её называли рабочие, закончилась, но уходить ребятам не хотелось.
– Ничего, скоро мы опять встретимся, – сказал Андрей Шевякин.
– Мы придём к вам, – обещала Феня Рубашкина, и тогда заключим договор на соревнование. Согласны?
– Приходите. Мы вам покажем школу… отвечали ребята.
Уже темнело, когда пионеры вышли на улицу. Ребята шли по тротуару, так как было позднее время, и Юра не решался вести отряд по проезжей части улицы. Вдруг отряд остановился: на углу Пушкинской и Садовой образовалась пробка. Много людей толпилось у свежего «Окна сатиры». Пионерский строй рассыпался, и Шурка с Таней Калмыковой перешли на другую сторону улицы, не подозревая, что «Окно сатиры» в какой-то степени касается их, а особенно Тошки Пугача.