Текст книги "Всё меняется даже в Англии"

Автор книги: Борис Изаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

Такое же единодушие кандидаты обнаружили и в области внутренней политики. Из публики спросили о пенсиях бывшим военнослужащим и старикам. Оказалось, что каждый из кандидатов безусловно стоит за увеличение пенсий и будет это считать чуть ли не главной своей задачей. Задали вопрос о местном транспорте, который оставляет желать лучшего; все трое обещали добиваться улучшения автобусного сообщения в Далвиче. Спросили о подоходном налоге, – консерватор Дженкинс наряду с лейбористом и либералом объявил, что будет стоять за увеличение налогов на богачей. В ответ на вопрос об отношении к монополиям Дженкинс, глазом не моргнув, заявил: «Мы, консерваторы, решительно боремся против монополий… Где бы мы ни увидели монополию, мы ее уничтожим!»

После собрания я заглянул в справочник и удостоверился, что мистер Дженкинс, обещавший уничтожить монополии, является директором крупной компании… Остается добавить, что именно он и прошел в парламент: за него было подано 25 333 голоса, тогда как лейборист Вернон собрал 23 482 голоса; либерал остался далеко позади.

Вот небольшая картинка британской демократии в действии… Как тут не вспомнить слова Энгельса: «Вся английская конституция и все конституционное общественное мнение есть не что иное, как одна большая ложь, которая непрерывно поддерживается и прикрывается многократной мелкой ложью, когда ее истинная сущность то здесь, то там чересчур уже открыто выступает наружу».

Может быть, вы вообразите, что эти слова содержат известное преувеличение? Но вот «Таймс» опубликовала сенсационную статью о путях консервативной партии за подписью «Консерватор»; на Флит-стрите быстро установили, что под этим псевдонимом скрывается бывший министр Энок Пауэлл. Статья начиналась следующей тирадой, в которой бывший консервативный министр по-своему перефразировал Энгельса: «Обман – неотъемлемая часть политики, традиция «английского образа жизни», нечто такое, чего общественность всегда ожидает от политиков и воспринимает как должное. Обман часто служит хорошую службу партии, и не только партии, но и классу и всей стране в целом, ибо он позволяет не видеть (или делать вид, что не видишь) неприятных изменений в реальном мире до тех пор, пока чувства и привычки не приспосабливаются должным образом к этим изменениям. Таким образом, обман действует, как жидкость, которую выделяет улитка, чтобы починить треснувшую раковину». Это сказано безо всякой тени иронии.

Вдумайтесь в эти слова, представьте себе собрание избирателей в Далвиче, представьте себе сотни и тысячи таких собраний – и вы поймете, как трудно простому человеку Англии ориентироваться в политической обстановке.

На парламентских выборах 1964 года лейбористы выдвинули лозунг: «За новую Британию». Лозунг консерваторов гласил: «Модернизация Британии». Разберись кто может.

Голосуя за лейбористов, многие избиратели лишь выразили протест против деятельности консервативного правительства. Теми же мотивами объясняются и некоторые успехи либеральной партии.

– Я буду голосовать за либералов исключительно в знак протеста против обеих главных политических партий, – сказал мне писатель Г., один из видных представителей английской интеллигенции.

Но и либеральная партия, которая играла в прошлом веке большую роль в жизни страны, а в последние десятилетия тихо угасала и почти исчезла с политической авансцены, не имеет ясной программы мира и народного благоденствия. Вряд ли ей суждено вернуть себе серьезное влияние.

Между тем что-то меняется в самом воздухе Англии, в ее людях. Быть может, эти перемены не так заметны на старшем поколении, но молодежь просто не узнать. На моей памяти английская молодежь всегда отличалась добропорядочностью в обывательском смысле этого слова; она была удивительно безлика и покорно следовала по родительским стопам. Сегодня она вся в брожении. Даже для самых компетентных наблюдателей английской жизни она представляет уравнение со многими неизвестными.

О существовании целой прослойки молодежи в возрасте от пятнадцати до двадцати лет англичане стали говорить с недавних пор как об открытии. Открытие это сделали раньше всего торговые фирмы: они прикинули, что здесь есть чем поживиться. Рабочая молодежь, как правило, отдает теперь в семью лишь меньшую часть заработка; остаток идет на личные расходы. Школьники и студенты получают от родителей карманные деньги. Коммерсанты подсчитали, что подростки образуют рынок, располагающий десятками и сотнями миллионов фунтов стерлингов.

Вот и пошло: для подростков заводят специальные моды, выпускают специальную одежду, обувь, белье, сигареты, напитки, сладости, косметику для девушек, велосипеды и мотоциклы (ослепительно яркой раскраски) для парией, патефоны и пластинки, музыкальные инструменты, не говоря уже о кинофильмах, журналах и книгах. Сперва все это было преимущественно американского происхождения (американские торговые дома первыми обратили внимание на молодежный рынок), но английские фирмы вскоре поспешили наверстать упущенное.

Даже внешний вид юношей и девушек производит такое впечатление, точно они хотят во что бы то ни стало отмежеваться от старшего поколения. Молодежные моды меняются каждый сезон, если не чаще (это выгодно торговым фирмам). Я опишу ту, что видел в последний раз. Респектабельное пальто заменила короткая грубошерстная куртка без талии с множеством карманов, пиджак и блузку – бесформенные, очень широкие свитеры. Он – в непременных джинсах, в узконосых туфлях без шнуровки и обязательных пестрых носках. Длинные волосы лезут на глаза, их приходится беспрерывно откидывать назад. У нее волосы (нередко – крашеные) висят в художественном беспорядке до самых плеч (шляпки больше не признаются). На лице чересчур много косметики, глаза сильно подведены. На ней тоже джинсы или пышная короткая юбка с множеством нейлоновых нижних юбок. Черные нейлоновые чулки (без шва), узконосые цветные туфли на гвоздиках. Через плечо перекинута сумка на длинном ремешке. И у обоих – какой-то скучающий и очень самостоятельный вид. Такие парочки вы встретите сегодня в Англии на каждом шагу.

Страна испытывает поветрие ранних браков, особенно в среде рабочей молодежи. Писатель Алан Силлитоу, который вырос в фабричной среде и не порвал с ней связи, говорил мне, что браки между семнадцати-восемнадцатилетними стали обычным явлением. С разрешения родителей женятся и раньше. Если девушка выходит замуж в двадцать два года, это уже считается поздним браком. В любом лондонском парке всегда встретишь парочку подростков – по нашим понятиям, школьного возраста, – катящих детскую коляску. Какой контраст с прошлым, когда полагалось жениться, лишь остепенившись и прочно став на ноги!

Я спросил у одного паренька, зачем его сверстники так торопятся жить? «А чего ждать, – услышал я готовый ответ. – Пока сбросят бомбу?»

Ранние браки ведут к многочисленным разводам. Молодые люди расходятся с такой же легкостью, с какой сходятся: разрыв происходит в результате пустяковой ссоры. Страдают прежде всего, конечно, дети.

Тут не обходится без американского влияния. Голливудские фильмы уродуют представление молодых людей о любви, браке и семье, о социальных отношениях и целях жизни.

Волна преступности, захлестнувшая Англию, затягивает и молодежь. Появились молодежные шайки, враждующие между собой по классическим американским образцам; когда доходит до драки, пускают в ход ножи, бритвы, велосипедные цепи. Порой шайки эти наезжают в тихие приморские городки, где сводят счеты в диких побоищах, а заодно бьют стекла в витринах магазинов, ломают мебель в кафе и ресторанах, вытаптывают клумбы – словом, переворачивают все вверх дном.

Когда их спрашивают о причинах такого поведения, молодые буяны жалуются на скуку. Министр внутренних дел консерватор признавал в парламенте: «Конечно, моральный облик общества оказывает влияние на молодежь». И в самом деле, какую мораль, какие идеалы может предложить молодежи современное английское общество?

Мне кажется, молодежь Англии мечется в поисках чего-то стоящего, интересного. Мечется большинство. Но немало юношей и девушек начинает интересоваться политикой, борьбой за мир, против ядерного оружия. Во время памятного кризиса в районе Карибского моря в учебных заведениях стихийно возникло движение в защиту Кубы. Молодежь Англии свободнее, чем отцы, от груза традиций, и это, несомненно, скажется на ее скитаниях.

Впрочем, меняются и отцы. Они изверились во многом, что еще не так давно считали священным и неприкосновенным. На берегах Темзы появился дух недовольства, дух критики, бушует волна злой сатиры.

Представьте себе театральные подмостки, на них – огромную кучу мусора: железный лом, искалеченную мебель, какое-то тряпье. Над мусором развевается потрепанный британский флаг. Разбитый граммофон начала века издает хриплый скрежет. Бородатый мусорщик хватает флаг, размахивает им с криком «ура!» – и снова водружает на мусорную кучу… Так начинается сатирическое ревю «Вечер британского хлама» в театре «Комеди» на углу Лестер-сквера и Пентон-стрит, в центре Лондона. Представление, в основу которого положены приемы английской народной клоунады, издевается над всем, на чем испокон веков зиждилось общество. Публика, которая еще недавно после такого спектакля разнесла бы театр в щепы, хохочет.

Представление в театре «Комеди» – не исключение. Сатирических спектаклей разных жанров в лондонских театрах хоть отбавляй. Я побывал на репетиции музыкальной комедии «Пикквикский клуб»; даже в эту веселую оперетту по Диккенсу автор либретто Уолф Манковиц вставил острозлободневные сатирические куплеты.

Сегодня в Англии расшатываются традиции, растаптываются условности. На театральных подмостках, отчасти даже на радио и по телевидению высмеивают все то, что подразумевается под словом «эстаблишмент».

В Лондоне открыт сатирический клуб под этим наименованием; он пользуется успехом. Недавно начал выходить и быстро достиг внушительного тиража сатирический журнал «Прайват ай» («Частный глаз») типа французского еженедельника «Канар аншенэ». По телевидению Британской радиовещательной корпорации передавалась нашумевшая сатирическая программа, – я бы перевел ее название словами: «Ну и неделька была у нас!» В ней высмеивалось все и вся: законы и нравы, традиции и церковь, правительство и даже королевский дом.

Все это происходит стихийно. Правящие круги – и это характерно для английской буржуазии и ее умения маневрировать – смотрят сквозь пальцы. По-видимому, они полагают, что смех – своего рода отдушина и дает выход накопившемуся недовольству. Быть может, их даже устроили бы настроения, сказавшиеся с такой силой в открытом письме «Моим соотечественникам» драматурга Джона Осборна. «Это письмо ненависти, – писал Осборн. – Ненависти к вам, мои соотечественники… Пожалуйста, можете умирать за Берлин, за демократию, за что угодно… Все, что я могу предложить вам, – это свою ненависть». Осборн впоследствии объяснял, что в «письме ненависти» имел в виду правителей Англии, но, как бы то ни было, оно поражает безнадежностью, безысходным отчаянием.

Откуда такие настроения? По-моему, они отражают моральный кризис общества.

О моральном кризисе заговорила «Таймс» в тот самый день, когда в парламенте начиналось обсуждение краха брюссельских переговоров об «Общем рынке».

«Если палата общин хочет добраться сегодня до сути дела, – писала «Таймс» в передовой статье, – она должна признать, что кризис политического и экономического положения Великобритании сводится к моральному кризису. Вопрос о побудительных мотивах никогда не ставился достаточно широко. В любой стране палка и морковка, а то и пуля или бриллиант могут на некоторое время возыметь эффект. Но история показывает, что человеческие общества поднимаются и падают, процветают или гниют в зависимости от того, во что они верят и за что ратует их образ жизни». Какая горечь звучит в этих словах!

Главный редактор консервативной газеты «Ивнинг стандард» М. Поуп пишет: «За последние десять лет произошло крушение старого морального кодекса… Прежний идеал честности и патриотизма выброшен на свалку… Старые идеалы рушатся, а заменить их печем». Поупу почти дословно вторит психолог Дж. М. Карстерз: «Сейчас общественная мораль представляет собой пустырь, где в беспорядке валяются обломки нарушенных нравственных устоев. Такие понятия, как честь или даже честность, звучат старомодно. Но ничто не заняло их места».

Брожение не миновало церковных кругов. Церковники горячо обсуждают книгу Робинсона, епископа Вулвича, – «Как перед богом». Он поведал, что не верит в бога как индивидуальную субстанцию, не верит в непорочное зачатие и многие другие догматы и предложил их пересмотреть. Вокруг книги разгорелась полемика: противники Робинсона называют ее еретической, однако он нашел и многих единомышленников.

Не осталась неприкосновенной и монархия.

Не так давно разразился громкий скандал, получивший отзвук в парламенте. Кто не видел на фотографиях или в кино гвардейцев в высоченных медвежьих папахах, несущих караульную службу у королевских дворцов? Этих дюжих молодцов показывают туристам как одну из самых главных достопримечательностей британской столицы, ее красу и гордость. Гвардейцы и гренадеры, удостоенные чести охранять особ королевской крови, пользовались известными привилегиями; они всегда кичились своим положением и крепко за него держались. Но вот целый взвод Шотландской гвардии «забастовал»: вместо того чтобы отправиться в караульное помещение Виндзорского дворца, солдаты разбрелись по Лондону, где их затем не без труда разыскали бросившиеся вдогонку офицеры.

Этот из ряда вон выходящий случай обсуждался в парламенте, где было даже произнесено неприятное для уха парламентария словечко: «мятеж». Военный министр доложил, что «коллективка» гвардейцев была направлена против жестких правил внутренней службы и против плохого питания. Он сообщил, что не хватает добровольцев и привилегированный полк Шотландской гвардии укомплектован лишь на треть: в 1-м (правофланговом) батальоне вместо 500–600 военнослужащих всего 200 человек. «Забастовщики», которых поддержала вся рота, отделались легкими дисциплинарными взысканиями; зато были смещены командир батальона и командиры двух рот.

Еще не так давно такой инцидент был бы в английских условиях совершенно немыслимым. Один из ста-рейших военнослужащих британской армии заявил корреспонденту «Дейли экспресс»: «За 38 лет моей службы я никогда не слышал ни о чем, что было бы даже отдаленно похоже на эту забастовку». В сегодняшней Англии сплошь и рядом происходят вещи, которые были прежде немыслимы.

Возьмите бурные сцены, разыгравшиеся по время посещения Лондона греческой королевской четой. По призыву прогрессивных организаций большая группа лондонцев потребовала освобождения греческих политзаключенных. Гости отправились в театр на шекспировский спектакль в сопровождении королевы Елизаветы и ее супруга принца Филиппа; власти надеялись, что в присутствии королевы лондонцы будут вести себя сдержанно. Не тут-то было. Демонстранты, собравшиеся у подъезда театра, освистали королевский кортеж.

Репортер «Дейли экспресс» сообщал с места происшествия: «Весь раскрасневшийся и дрожащий, министр внутренних дел мистер Брук сказал нам: «Сегодня вечером освистали королеву Англии, и я в бешенстве. Я никогда не думал, что нечто подобное может случиться в Британии, и я даже не знаю, когда в последний раз в нашей стране правящему монарху был оказан такой прием. Любое правительство может ожидать направленных против него демонстраций, но в Британии толпа всегда только приветствовала королеву и королевскую семью».

Хозяева Англии привыкли, что в стране все идет заведенным порядком. Но похоже на то, что бывшему министру Бруку при его темпераменте еще не раз придется дрожать от бешенства.

В английской литературе нередко высказывается утверждение, что британцы по своему национальному характеру – врожденные консерваторы. Так ли это? Как-никак Англия первой осуществила в XVII веке буржуазно-демократическую революцию. Английские рабочие впервые в истории выступили как организованная и боевая пролетарская сила. Нет никаких оснований считать англичан закоренелыми консерваторами.

Все, что происходит сейчас в Англии, говорит скорее о другом: о поисках британским народом новых путей. И недаром в политических салонах Лондона сейчас можно услышать даже из уст весьма консервативных деятелей сакраментальную фразу: «Мы все теперь социалисты».

Крепнут, хоть и медленно, ряды Коммунистической партии Великобритании. Я еще помню дискуссии на тему: не целесообразнее ли коммунистам распустить свою партию и включиться в индивидуальном порядке в лейбористское движение; вряд ли кому-нибудь из английских коммунистов придет сегодня в голову такая идея. Я знал ветеранов партии: Гарри Поллита, ее неутомимого генерального секретаря, Тома Манна, неукротимого организатора забастовок и пламенного трибуна, который зажигал своим словом рабочую аудиторию. («Ты отличный парень, Том!» – кричали ему из публики.) В ненастный осенний день я был на предвыборном собрании в Глазго, на котором выступал Уильям Галлахер, и слышал потом в стенах парламента его меткие реплики, заставлявшие поеживаться политических противников. Старая гвардия партии поработала не зря.

Приведу свидетельство буржуазного журнала «Стей-тист»: он констатирует, что коммунисты «пользуются большим влиянием в различных областях жизни страны».

В тридцатых годах коммунистическая партия имела в рабочем классе поддержку прежде всего среди безработных. Теперь она состоит в основном из промышленных рабочих; это объясняет, почему – несмотря на свою относительную немногочисленность – компартия пользуется растущим влиянием на заводах и в массовых пролетарских организациях.

Не могу отказать себе в удовольствии привести выдержку из отчета «Таймс» о выступлении в палате лордов коммуниста Вогана Филлипса, – он унаследовал после смерти отца титул лорда Милфорда. Репортер писал: «Сотня пэров – их удерживал на месте обычай, требующий добросовестного отношения к оратору, который выступает с речью в первый раз, – слушала со стоическим вниманием. Волнение аудитории выдавал только цвет лица какого-нибудь благородного лорда – из розового оно становилось багровым, да отрывистый смешок, да побелевшие суставы пальцев, сжимавших рукоятку слуховой трубки. Над головой лорда Милфорда хмурились на своих плинтусах и напрягали мускулы закованные в латы воинственные бароны прошлого. Норфолк и Оксфорд, Глостер и Кент играли своими мечами в бессильном бешенстве. В их дни этого бы никогда не случилось». Не правда ли, красочная картина?..

Большой и влиятельной силой стало в Англии движение за мир. Даже в глухих уголках, где вовсе не были в чести демонстрации, происходят массовые марши мира, – люди шествуют по дорогам со знаменами и плакатами, проводя в пути митинги, распространяя литературу, собирая средства в фонды мира. Борцы против ядерной войны устраивали «сидячие забастовки» на людных лондонских улицах, бросая вызов силам полиции, законам и самой миссис Грэнди. В «сидячих забастовках» принимали участие знаменитые писатели, артисты, художники, лучшие представители интеллигенции во главе со старым лордом Бертраном Расселом.

В стране, где всякому движению, не освященному ореолом традиций, приходится утверждать себя с неимоверными трудностями, успехи сторонников мира по-истине знаменательны.

Англия стоит сейчас на историческом перевале. Куда она движется?

Неправ, конечно, американец Ачесон, который хоронит ее как великую державу. Она обладает мощным промышленным потенциалом, многовековым опытом в мореплавании и в организации мировой торговли, многосторонними связями со всеми континентами, наконец, самым ценным своим достоянием – талантливым и трудолюбивым народом.

Но найти решение возникших перед нею проблем Англия сможет только на новых путях, идя в ногу с временем.

…Что увижу я в Англии, если мне доведется снова вернуться к «туманным берегам Альбиона», скажем, лет через десять? Не знаю. Но в одном я уверен твердо: в предстоящее десятилетие там произойдут новые перемены, и они будут значительнее и глубже, чем те, свидетелем которых я был в минувшие тридцать лет.

Встречи

Третье интервью

ругом раскинулись холмы и горы Северного Уэльса, сквозь яркую весеннюю зелень деревьев проглядывают неспокойные свинцовые воды Атлантики. Мы колесим по кривым, горбатым улочкам местечка Пенриндейд-рейт – на уэльсском языке это означает: «город между двумя водоемами» – и тщетно спрашиваем каждого встречного, как проехать к коттеджу Плас-Пенрин, где живет лорд Бертран Рассел. Я думал, что в глухом местечке, расположенном в семи часах автомобильного пути от Лондона, каждый ребенок укажет дом, где уединился от шума и сутолоки столицы один из величайших англичан современности. Не тут-то было. «Не знаю», «Не знаем», – качают головами прохожие. Наконец какая-то женщина переспрашивает: «Лорд? Да, здесь живет один лорд. Поезжайте назад, вы увидите по левой стороне узкую дорожку. Она приведет вас к самому дому».

Она понятия не имеет о Бертране Расселе, но знает, что по соседству живет лорд…

Мне вспомнился случай, похожий на анекдот, который произошел с Бертраном Расселом в годы первой мировой войны, когда он выступал на митингах с антивоенными речами. Такие митинги протекали бурно; случалось, что в оратора летели тухлые яйца, а то и камни. Рассела – тогда он еще не был лордом – ничто не останавливало. Однажды его обступила толпа разъяренных женщин, угрожавших ему расправой. Кто-то подошел к полицейскому, бесстрастно наблюдавшему эту сцену. Последовал такой разговор:

– Послушайте, уймите этих баб. Ведь это знаменитый писатель!

– А-а… – невозмутимо протянул полицейский.

– И к тому же это известный философ!

– У-у…

– Наконец, он родной брат лорда!

Тут полицейский ринулся в толпу и спас Бертрана Рассела от избиения.

…Англия, Англия! Сколько перемен произошло в тебе за последние десятилетия, но как много сохранилось и старого!

* * *

В начале жизненного пути лорд Бертран Артур Уильям Рассел – потомок старинного аристократического рода и внук премьер-министра Джона Рассела – прославился как выдающийся математик и одни из столпов идеалистической философии. Его перу принадлежат такие труды, как «Принципы математики», «Анализ материи», «История западной философии», «Человеческое познание» и десятки других. Он мог бы провести безмятежную жизнь в кабинетной тиши Кембриджа, купаясь в лучах славы. Он мог бы пойти по стопам своего знаменитого деда и занять место в первом ряду политических лидеров буржуазной Англии. Глубокое чувство ответственности перед современниками, мятежный дух, темперамент борца помешали ему пойти проторенными тропами.

За выступления против первой мировой войны блестящего ученого изгнали из Кембриджского университета, подвергли штрафу, бросили на шесть месяцев в Брикстонскую тюрьму. (Когда в тюрьме сказали, что ему придется платить одну крону в неделю за камеру, он осведомился, не выселят ли его, если он не внесет квартирной платы.)

К советской власти лорд Рассел отнесся на первых порах отрицательно: он отвергал диктатуру пролетариата, что было, впрочем, понятно со стороны философа-идеалиста. Но вот в Европе поднял голову фашизм, и Бертран Рассел посвятил свои силы борьбе с ним. В годы второй мировой войны он без устали выступал по радио и в печати с разящими, отточенными как шпага антифашистскими статьями и памфлетами. Именно тогда он стал властителем дум британской интеллигенции. И для ее блужданий, пожалуй, показательно, что после войны Рассел очутился в стане тех, кто призывал разговаривать с Советским Союзом с позиции силы.

На Бертрана Рассела вновь посыпались награды и почести. Его избрали членом Королевского общества (академии наук). В Стокгольме ему присудили Нобелевскую премию в области литературы. Он получил одну из высших британских правительственных наград – двухцветную, синюю и малиновую, ленту ордена «За заслуги». Почестями и отличиями английская буржуазия приручала и накрепко привязывала к своей колеснице не одного мятежника. Но Рассел остался верен себе.

Когда над миром угрожающе нависла опасность ядерной катастрофы, он нашел в себе и ясность ума и мужество, чтобы заново взглянуть на положение в мире и целиком отдать себя борьбе против атомного и водородного оружия, против войны. И в восьмидесятидевятилетием возрасте ученый снова был брошен в тюрьму за «подстрекательство к нарушению спокойствия и порядка» – так квалифицировал британский суд его роль в борьбе против ядерной смерти. Это – недавняя история; в памяти читателя, вероятно, свежи подробности митингов и «сидячих забастовок», проведенных «Комитетом ста» во главе с Бертраном Расселом.

«Таймс», посвятившая в мае 1962 года редакционную статью его 90-летию, писала с полным основанием: «На одного человека, способного усвоить хотя бы в общих чертах его вклад в математическую логику, найдутся десять тысяч, которые носят теперь тот же маленький значок, что и он. Где те общие весы, на которых можно взвесить и «Принципы математики» и «Комитет ста»?»

Сам же 90-летний юбиляр, выступая на устроенном в его честь обеде, говорил с присущим ему юмором: «Запомните, наилучший способ дожить до девяноста лет – это неустанно бороться против ядерной войны».

В напряженные дни карибского кризиса эта борьба привела Рассела к той уникальной роли, которая заслужила ему признание и благодарность мира. Голос из глуши Пенриндейдрейта звучал тогда на весь земной шар: его слышали и в домах простых людей и в кабинетах глав правительств. Зато мало известна листовка, с которой Рассел обратился в те дни к своим соотечественникам, и я приведу ее полностью:

«Вам предстоит умереть не так, как предначертано природой, а в течение ближайших недель. И умрете не только вы один, но и ваша семья, и ваши друзья, и все население Британии вместе с сотнями миллионов безвинных людей повсюду.

Почему?

Потому, что американским богачам не нравится правительство, которое предпочитают кубинцы, и американские богачи не пожалели денег, распространяя ложь на его счет.

Что вы можете сделать?

Вы можете выйти на улицы и площади и провозгласить: «Но уступайте жестоким и безумным убийцам, не воображайте, что ваш долг – умереть, если так велят премьер-министр и президент Соединенных Штатов. Лучше подумайте о долге по отношению к своей семье, своим друзьям, своей стране, к тому миру, в котором вы живете, и к тому будущему миру, который, стоит вам только захотеть, может стать прекрасным, счастливым и свободным».

И помните:

ПОКОРИТЬСЯ – ЗНАЧИТ УМЕРЕТЬ. ТОЛЬКО ПРОТЕСТ ДАЕТ НАДЕЖДУ НА ЖИЗНЬ».

Это был страстный и бесстрашный призыв, целиком в духе Рассела – мыслителя и мятежника.

В опубликованной недавно брошюре о карибском кризисе Бертран Рассел так излагает свои взгляды на угрозу ядерной войны: «Если бы астрономы открыли, что огромная комета может столкнуться с Землей и уничтожить значительную часть человечества, возникли бы объединенные усилия, чтобы справиться с опасностью. С такой же точки зрения следует рассматривать и ядерную угрозу, – не как повод, чтобы возненавидеть тот или иной народ, а как основание для объединенных усилий против общей опасности».

Бертран Рассел отнюдь не стал коммунистом. Но сегодня он призывает англичан читать прогрессивную газету «Дейли уоркер».

В его образе мыслей и деятельности отразилась сложность и противоречивость нашей эпохи. В послании, с которым Бертран Рассел обратился недавно к одному журналу, он отмечает, что с годами в нем произошли перемены. Это, конечно, так. Да и какой человек с умом и совестью станет утверждать на склоне лет, что ничего не извлек из жизни и остался таким, каким был в начале пути?..

* * *

Сегодня я у Бертрана Рассела в третий раз.

Впервые я был у него тридцать лет назад. Тогда газетного интервью так и не получилось: нас разделяла пропасть. Беседа очень быстро перешла в спор, на том мы и расстались.

Общий язык мы нашли только при второй встрече – в мае 1955 года. Вот как я изложил тогда в своей корреспонденции диалог с Расселом:

«...Меньше всего он старается избегать в разговоре острых углов.

– Англия – небольшая страна, – говорит он, – и вы, конечно, сами можете себе представить, что здесь в состоянии натворить атомные и водородные бомбы. А мне еще всего 83 года, и я хочу жить.

И, глядя мне прямо в глаза, он спросил:

– Вы, конечно, помните, что мои выступления прошлых лет нельзя назвать дружественными по отношению к вашей стране. Что вы на это скажете?

– У нас, – ответил я, – есть пословица: кто старое помянет, тому глаз вон.

– Отлично, – сказал Бертран Рассел и пошел за бутылкой виски и двумя стаканами.

Затем последовал содержательный разговор. Выяснилось, что, хотя мы стоим на разных идейных позициях, нам сегодня нетрудно договориться по вопросам, касающимся войны, мира, борьбы за запрещение атомного и водородного оружия».

Я рад был тогда сообщить нашим читателям, что в борьбе против ядерной угрозы у нас есть такой союзник, как Бертран Рассел…

Интересно, как обернется сегодняшний разговор?

* * *

Бертран Рассел встречает меня на пороге своего дома – эту вежливость он неизменно проявлял и в предыдущие наши встречи.

Со дня последней прошло восемь лет, но и в девяносто один год Бертран Рассел не так уж изменился. Только его подвижная фигурка стала как будто еще суше и миниатюрнее да замедлились такие стремительные прежде движения. Держится он по-прежнему прямо, слегка откинув назад голову с орлиным профилем и высоким, очень высоким лбом, обрамленным копной совсем белых волос. Живые, молодые глаза, в которых по-прежнему блестят озорные искорки, пристально разглядывают собеседника. Он говорит:

– Многое изменилось в мире с тех пор, как я в него вступил. Ведь тогда даже телефона не было. Впервые я увидел, как тянули телефонный провод, когда устанавливали телефон, связавший наш дом… с конюшней.

И голос у него не изменился! И говорит он как прежде, словно диктует, – точными, закругленными фразами, с которыми когда-то были так хорошо знакомы радиослушатели. И юмор у него прежний.

– Как я представляю себе будущее? Это зависит от нас самих. Если мы сумеем обеспечить устойчивый мир, я предвижу прекрасное будущее с необычайными научными открытиями и красивыми отношениями между людьми. Надо искоренить самую возможность возникновения войны, чтобы она не могла вспыхнуть даже случайно – из-за недоразумения или технической ошибки. Всеобщее и полное разоружение – вот цель, к которой надо стремиться.