Текст книги "Записки президента"

Автор книги: Борис Ельцин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 28 страниц)

Кстати, недавно в составе клуба появился первый иностранный член, им стал президент Казахстана Нурсултан Назарбаев. Ему очень понравилось у нас. По-моему, он так увлёкся этой идеей, что даже хочет создать нечто подобное и у себя дома.

Я надеюсь, и через сто лет в «Президентском клубе» будет так же уютно, как сейчас.

Почему я вспомнил об этих несерьёзных вещах в контексте таких серьёзных политических событий? Не только потому, что мне хочется разрушить стереотип «крутого», жёсткого человека. С этим пусть читатель разбирается сам.

Я давно заметил: перед страшными событиями порой наступает необыкновенно тихая, безоблачная полоса. Когда ну совсем не хочется думать о плохом. Когда безмятежность становится потребностью души. Даже всего организма. Видимо, что-то есть в природе такое таинственное – все она знает наперёд, линейное, прямоидущее время над ней невластно. Она готовит нас к крутым испытаниям – примиряя с действительностью и расслабляя. А беда… Она всегда неожиданна.

Так было и в августе 1991-го. И в августе 1993-го. Я знал, что предстоят крупные решения, «горячая» политика. Без неё не обойтись. Но был абсолютно спокоен. У меня было ясное, лёгкое настроение.

Вот и «Президентский клуб» я задумал скорее всего по той же причине – чтобы доказать себе и другим, что продолжается человеческая, пристойная, нормальная жизнь с её горестями и радостями. Что надо не только конфликтовать, но и общаться.

И я подозреваю, что примерно такое же настроение установилось в это время и в обществе. Там, в Москве, что-то происходит, какая-то драчка, ну и пусть. Только бы не мешали жить спокойно. Примерно такие вещи приходилось читать и слышать. Двойственное отношение у меня к этой позиции. С одной стороны, это достаточно ярко выраженная политическая инфантильность. А с другой стороны – пора бы нам и успокоиться. Постоянное перевозбуждение, напряжение, в котором политики держали страну два года – не слишком ли?

Я решил, что, несмотря ни на что, равнодушие к московским скандалам – это все-таки положительный симптом. Общество соскучилось по спокойной жизни. Люди хотят нормального ритма, пусть скучной, трудной, но понятной колеи – каких-то координат, по которым можно ориентироваться, выбирать дорогу.

Эту тенденцию к стабильности я хотел надёжно защитить, застраховать. Тезис о том, что противостояние властей создаёт стабильность, я не принимал. Безоблачное, ясное небо августа 93-го было обманчивым и ненадёжным.

Скоро соберётся съезд, вспыхнет новый скандал, закипят новые страсти. Снова не до экономики. Снова не до текущих дел. Снова балансировать на грани, пытаться удержать разваливающуюся власть. И никто никого не слушает. Это становилось уже нестерпимо.

В ночные часы

Я вышел из института лейтенантом запаса. Сейчас уже имею воинское звание полковника. Был в бронетанковых войсках. И, как это было принято, в институте летом мы отправлялись на учебные сборы. Меня назначили командиром танка.

Самое тяжёлое – ночные вождения. Тогда я садился, как правило, не на место командира танка, а на место водителя. Идёшь на большой скорости, темнота, фары включать нельзя – противник засечёт. Не видишь ни впереди идущего, ни того, кто за тобой. Скорость – километров сорок, и по пересечённой местности, по грунтовке.

И вот однажды на учениях где-то чуть-чуть свернул, а там ров с водой. И танк рухнул туда почти вертикально. По инерции пролетели несколько метров и стали погружаться в воду. Вода ледяная. В темноте это, надо сказать, «хорошее ощущение». Я жму на газ. Главное – выползти на противоположный склон, я жму изо всех сил на педаль газа, потому что если остановимся – то все, заглохнем, и танк утопим. Потом выбирайся, как хочешь.

Я жму, а он рычит, скрежещет, – ну, давай, давай, родимый, зацепись за что-нибудь, вперёд, вперёд. Это ощущение ревущей, но беспомощной машины запомнилось на всю жизнь.

Все-таки выползли. Все насквозь мокрые. Сидим, ждём, когда начальство приедет, нас наказывать будет. Думали, суток по десять ареста получим. Оказалось, ничего, даже благодарность объявили, за то, что не растерялись. Такие дела…

Россия. День за днём. 1993 год

Август

Председатель пресс-службы Президента России опроверг сообщения о серьёзной болезни Ельцина. 31 июля «Правда» напечатала сообщение о том, что в кругах движения «ДемРоссия» обсуждалась возможность изменений в руководстве страны из-за ухудшившегося состояния здоровья главы государства.

Во Владикавказе убиты глава Временной администрации зоны ЧП Северной Осетии и Ингушетии Поляничко и командующий объединёнными силами Временной администрации Корецкий.

Не состоится запланированное подписание президентами России и Литвы соглашения о выводе с территории Литвы вооружённых сил РФ.

5 августа под председательством Ельцина прошло заседание Межведомственной комиссии по борьбе с преступностью и коррупцией. Ельцин сказал, что отныне комиссия будет работать в еженедельном режиме.

Главы нескольких государств Содружества, заявившие ранее о своём выходе из рублёвой зоны, обратились к российскому руководству с просьбой о возвращении в эту зону.

По словам президента, сказанным на встрече с журналистами 10 августа, «сентябрь – это месяц, когда будут решаться вопросы Конституции, выборов, когда мы должны будем принять решение в отношении власти в России». «Усиленной подготовкой к сентябрю» объяснил Ельцин тот факт, что редко выступает сейчас по телевидению.

19 августа Президент РФ провёл пресс-конференцию, на которой заявил, что намерен добиться проведения выборов в парламент этой осенью.

Министр печати и информации России Федотов заявил о своей отставке. В заявлении он сказал, что этот шаг сделан по политическим мотивам.

Минюст России вынесло официальное предупреждение Фронту национального спасения после рассмотрения документов второго конгресса этой организации. Министерство усмотрело в отдельных фразах, высказанных на конгрессе, призывы к вооружённому свержению существующего строя.

Межведомственная комиссия по борьбе с преступностью и коррупцией начала передавать документы, касающиеся Руцкого, прокурору Москвы Пономарёву.

28 августа в Грузии началось, по сути, восстание звиадистов. Сторонники экс-президента захватили три жизненно важных для страны города – Сенаки, Хоби и Абашу.

Сентябрь

Пресс-секретарь Президента России распространил сообщение, в котором говорится: «Президент РФ принял решение о временном отстранении от должности Руцкого и Шумейко. Это решение принято в связи с ущербом, который наносится государственной власти в результате взаимных обвинений в коррупции».

В Крыму на встрече руководителей Украины и России подписано соглашение, по которому ЧФ остаётся единым и целиком переходит под юрисдикцию России.

Президент подписал распоряжение, которым создана рабочая группа по выработке единого согласованного проекта Конституции РФ. Её председателем назначен заместитель главы парламента Рябов.

Шеварднадзе заявил об отставке после того, как на заседании парламента лидер военной группировки «Мхедриони» Джаба Иоселиани, являющийся одной из самых влиятельных фигур грузинской политики, подверг резкой критике курс Шеварднадзе. Однако парламент большинством голосов отставку не принял.

18 сентября первым заместителем премьер-министра России будет назначен Егор Гайдар – заявил Ельцин во время посещения Отдельной дивизии внутренних войск имени Дзержинского.

21 сентября Президент России прекратил своим указом полномочия съезда народных депутатов и нынешнего ВС. Выборы в новый орган законодательной власти – Федеральное собрание – назначены на 11 – 12 декабря.

Глава 9. Трудная осень

Дневник президента

3 октября 1993 года

Утром я поехал в Кремль. Ощущение беспокойства не покидало меня всю ночь. Белый дом, хоть и окружённый милицией, ОМОНом, все равно представлял собой страшную угрозу Москве.

Когда я принимаю какое-то серьёзное решение, потом никогда не извожу себя дурацкими мыслями, что надо было сделать как-то иначе, можно, наверное, было по-другому. Это бессмысленные метания. Когда выбор сделан, дальше только одно – максимально точно его исполнить, дожимать, дотягивать. Так было всегда. Я не убивал когда-то себя мыслями, почему я, например, тогда выступил на октябрьском (1987 года) пленуме ЦК. Да, я мучился, переживал, но вовсе не потому, что изматывал себя сомнениями: а если бы я не вышел на трибуну, как тогда бы сложилась моя жизнь? Принимая решение, я бросаюсь как в воду. Я не хочу анализировать, недостаток это или достоинство.

В этот раз, кажется, впервые в жизни, в голове у меня сверлила одна и та же мысль. Правильно ли я поступил, был ли другой вариант, можно было сделать что-то иначе, все ли возможности я исчерпал?.. Россия утомилась от беззакония. А первый всенародно избранный президент закон нарушает, пусть плохой закон, нелепый, ставящий страну на грань развала, но все равно – закон.

Я отматывал все события назад, час за часом, день за днём, пытаясь понять, ошибся ли я…

Начало сентября. Я принял решение. О нем не знает никто. Даже сотрудники из моего ближайшего окружения не догадываются, что принципиальный выбор мною сделан. Больше такого парламента у России не будет.

Я знал, что утечка информации недопустима. При таком воинствующем, агонизирующем Верховном Совете информация о том, что президент распускает парламент, может стать спичкой, поднесённой к бочке пороха. Они пойдут на любую кровь, их не остановят никакие жертвы, лишь бы остаться у власти.

Для начала необходимо было юридическое обеспечение указа о роспуске парламента. Я нажал кнопку прямой связи с Виктором Илюшиным и попросил его зайти. В голове у меня была готова и модель дальнейших действий и примерная схема указа. Но то у меня в голове.

Я попросил Илюшина подняться ко мне. Это значит, я запускаю машину. Теперь отлаженная команда профессионалов начнёт работу. Пока Виктор Васильевич поднимается со второго этажа ко мне на третий, ещё есть минута, я могу ещё все остановить. Но даже мысли такой у меня не возникает. Заходит Илюшин, я в нескольких словах формулирую задание, внимательно смотрю на него. Он спокоен, как обычно. Будто получил задание подготовить указ о заготовке кормов к грядущей зиме. Он задаёт несколько вопросов: сколько человек подключать, до какой степени они могут знать общую суть документа, в какие сроки проект указа подготовить. Я отвечаю: количество людей – минимум, работают по отдельным разделам, общую суть не должен знать никто. Срок – неделя. Он кивает головой, уходит. Работа начинается.

Все последующие дни сентября, все встречи, переговоры, поездки рассматривались мною в контексте предстоящего указа. Многое было запланировано заранее, ещё в июне, июле, августе, что-то я перенёс, от чего-то отказываться было нельзя, но и эти задолго намеченные мероприятия я использовал, чтобы лучше подготовиться к этим событиям. Например, в предварительном графике было запланировано посещение Таманской и Кантемировской дивизий. Я давно обещал Павлу Грачеву побывать в элитных воинских частях. После начала работы над проектом указа это посещение приобрело для меня новый смысл. И когда я разговаривал с солдатами, когда смотрел на прекрасную, профессиональную работу подразделений, когда после учения встречался с офицерами, командирами, все время имел в виду, что предстоят важные события. Как вы поведёте себя? Как отреагируете? Естественно, ничего я им сказать не мог, но ясно, абсолютно ясно видел: здесь меня поддержат. И предательства не будет.

Через неделю проект указа был готов. На последнем этапе я разрешил Илюшину подключить к подготовке документа помощника президента по юридическим вопросам Юрия Батурина. У меня были сомнения, стоит ли это делать. Не потому, что я ему доверял не полностью. Просто мне хотелось как можно меньше людей обременять излишней информацией. Особенно информацией такого рода. В компьютерах, насколько мне известно, существует специальная система, оберегающая машину от лишней, ненужной информации, которая засоряет ЭВМ, выводит её из строя. Отчего у людей сердце болит и бессонница – от избытка негативной информации…

Но возникли серьёзные вопросы, которые требовали квалифицированного юридического разрешения. Я ввёл в курс дела Юрия Батурина. Свою часть работы он, как всегда, выполнил точно и профессионально.

Вопросы у меня возникли и в связи с Конституционным судом, его местом после введения указа. Когда я первый раз формулировал Илюшину основные положения будущего указа, пункт, касающийся КС, я обозначил так: до выборов в новое федеральное собрание КС прекращает свои заседания. Потом, долго размышляя, понял, что гораздо точнее будет, если я не запрещу собираться членам суда, а порекомендую

КС не проводить заседания до избрания нового законодательного органа. Формулировка смягчилась, конституционный орган никак не ущемлялся, но при этом своё отношение я выражал вполне определённо. И далее на совести судей оставалось решение: или отказаться от политических склок, или принять активное участие в них на стороне Верховного Совета.

Дневник президента

12 сентября 1993 года

Воскресенье, 12.00. Ещё один, может быть, самый важный, решающий момент на пути к преодолению кризиса. Я подключаю к работе своих ближайших соратников. В подмосковное Старо-Огарево я пригласил министра обороны Грачева, министра внутренних дел Ерина, исполняющего обязанности министра безопасности Голушко и министра иностранных дел Козырева. По сути, все стратегическое руководство страны, кроме премьер-министра, собралось здесь. Виктор Черномырдин в этот момент возвращался из США, там завершился его официальный визит, на следующее утро в 11.00 я назначил с ним встречу.

Поддержат они меня или нет? А если кто-то один не согласится, что делать дальше? Все равно назад пути нет. Я распускаю парламент не потому, что он мне надоел. Просто настал момент, когда этот Верховный Совет, превратившись в мощнейшую разрушительную силу, стал представлять угрозу безопасности России. Поэтому на этот шаг придётся идти в любом случае. Но какова цена этого шага? От позиции людей, которые собрались в тот воскресный день в Старо-Огарёве, зависело многое.

Виктор Ерин. В нем я был уверен. Уверен, как в самом себе. Я знал, что и для него как руководителя одного из силовых министерств ситуация двоевластия становилась невыносимой. Милицию издёргали; Советы, особенно там, где были сильны, пытались взять её под свой контроль.

Я видел Виктора Фёдоровича в разных ситуациях. И в радостные минуты, например, когда он демонстрировал мне успехи своих бойцов во время учений. И в тяжёлые, когда на Совете безопасности по инициативе Скокова и Руцкого при активной поддержке Баранникова встал вопрос об отставке Ерина. Тогда я резко высказался против отстранения министра. Он проработал всего-навсего четыре месяца, да и не только Ерин был виноват в росте преступности. Взваливать все на одного министра было, по крайней мере, несправедливо. Тогда Ерину объявили строгий выговор. Позже, когда мне удалось поближе познакомиться с ним, я открыл для себя глубокого, умного, очень совестливого человека. Я уж не говорю о том, как его уважают в милиции, и вообще не говорю сейчас о его профессиональных качествах. Человек он замечательный…

Павел Грачев. В последние месяцы мы не раз с ним обсуждали тот тупик, в котором очутилась страна. Грачев был убеждён, что этот Верховный Совет надо было распустить гораздо раньше. В этих разговорах он не раз убеждал меня быть твёрже, говорил, что я напрасно медлю. Я отвечал, что не о твёрдости идёт речь, а о той цене, которую придётся платить, отправляя в отставку парламент. Поэтому, приняв решение, в полной поддержке министра обороны я не сомневался. Да и по боевому, заведённому состоянию Павла Сергеевича я почувствовал, что он догадывается, зачем мы здесь собрались, и рад, что шаг сделан.

Андрей Козырев. Ещё один человек, в чьём выборе я не сомневался. Он, может быть, как никто другой понимал, какой огромный урон международному авторитету России наносит деятельность воинствующего, шовинистически настроенного парламента. Верховный Совет даже и не пытался строить из себя миролюбца, как это было во времена коммунистического застоя. Те хоть вид делали, что они за разоружение, за мир во всем мире и прочее. Эти же депутаты, не скрывая, противопоставляли себя мировому сообществу по большинству вопросов: и в югославском конфликте, и во взаимоотношениях России с прибалтийскими странами, а если вспомнить декларацию Верховного Совета по Черноморскому флоту… Страшно даже на секунду представить, во что бы превратился мир, если бы к власти в России пришли неокоммунисты образца девяностых годов из Верховного Совета.

Николай Голушко. Я его мало знал. Он имел полное моральное право отказаться от того варианта выхода из кризиса, который я предлагал. Мы мало работали вместе, к тому же Голушко пока всего лишь исполняющий обязанности министра безопасности. Мы втягивали его в эту сложную ситуацию, а вполне возможно, что такое решение противоречило его политическим и человеческим принципам. Я не знал, как он отреагирует. В то же время, может, это и хорошо, что появилась возможность проверить человека в острый момент. Скоро мне будет ясно, есть у нас новый министр безопасности или мне придётся искать другую кандидатуру.

Такие мысли пролетали у меня в голове, пока мы здоровались, рассаживались. Наконец наступила напряжённая тишина.

«Я собрал вас, господа, чтобы сообщить вам…» Ситуация вполне подходила, чтобы начать примерно так, как у классика… Вот только какое известие я должен был им сообщить – пренеприятное или, напротив, долгожданное, которое поможет разорвать затянувшийся узел? Все-таки скорее неприятное, тяжёлое. Но деваться-то некуда…

Я обошёлся без длинного вступления, все и без меня знали, что происходит в стране. Сообщил, что принял решение распустить Верховный Совет, поскольку деятельность этого органа представляет угрозу безопасности России. Попросил ознакомиться с проектом указа и дальше стал его читать вслух (он был напечатан в единственном экземпляре). Читал ровно, спокойно, медленно, чтобы у всех была возможность вникнуть в смысл. Минут через десять закончил. Наступила короткая пауза. Затем каждый сказал, что полностью согласен с теми мерами, которые я предполагал принять. Не колебался, не раздумывал Голушко. Андрей Козырев разрядил обстановку, произнеся серьёзно своим тихим голосом: «У меня есть важное замечание. Я с одним принципиальным моментом не согласен, Борис Николаевич». Все посмотрели на него с недоумением. Он продолжил: «Надо было давным-давно такой указ принимать». Мы улыбнулись. Хотя по большому счёту он был абсолютно прав.

Я назвал дату объявления указа – 19 сентября, воскресенье. Предложил следующий схематичный план действий. В 20.00 – телетрансляция моего обращения к народу. Части дивизии Дзержинского, которые к этому моменту должны быть в Москве, берут под контроль Белый дом. В выходной день он пуст, никаких проблем не должно возникнуть. Хасбулатов и Руцкой, видимо, делают какие-то заявления, созывают пресс-конференции на квартирах, но важно, что им негде собраться. Угроза городу исходила от Белого дома. Там горы оружия. Заняв Белый дом, мы решаем несколько задач: лишаем распущенный Верховный Совет штаба, центра, который бы координировал все действия оппозиции, не даём возможности собраться распущенному съезду. Без Белого дома они превращаются в горстку крикунов – что такое шестьсот человек на всю Москву, – никто не услышит.

Это была очень предварительная схема, которую министры должны были в ближайшие сутки отработать, и, если потребуются какие-то коррективы, договорились таким же составом, плюс премьер-министр, возникающие вопросы решать.

Мы простились. В этот же день я переговорил с Михаилом Барсуковым и Александром Коржаковым. Эти два человека также были ключевыми фигурами в предстоящем действии.

Первый этап был завершён. Начались суровые будни.

Пожалуй, самые суровые за всю мою жизнь.

Ещё не раз и не два самому себе и журналистам, близким, знакомым и незнакомым людям придётся мне отвечать на этот вопрос: можно ли было избежать в России «чёрного октября»? Найти мирный компромисс, который бы вывел нас из тупика?

Теоретически, да, можно. Но я напомню, сколько таких «мирных» возможностей к тому времени мы уже исчерпали. Смена руководителя правительства – напомню, Черномырдин был избран съездом. Согласительная комиссия. Неудавшийся импичмент – он показал всю бесперспективность конфронтационного пути. Апрельский референдум – когда народ ясно дал понять, за кого он. Наконец, Конституционное совещание, в котором приняли участие многие депутаты. Предполагалась возможность принятия конституции на съезде.

Затем Хасбулатов дал команду саботировать конституционный процесс. Несколько его заявлений ясно обозначили, что на следующем съезде будет новая истерика, очередной бой с президентом.

Мне всегда было важно только одно: политическая стабильность, ясность, определённость. Хватит уловок с законами. Закон должен быть один для всех. И одно на всех правительство. Не выдержит Россия больше наших драк на съезде, и придёт российский новый Сталин, который захочет всю эту интеллигентскую возню с демократией – к ногтю. И я выбрал свой вариант стабилизации.

Дневник президента

13 сентября 1993 года

Утром в понедельник, в 11.00, в Кремле я встретился с Виктором Черномырдиным, только что вернувшимся из Соединённых Штатов. Он рассказал мне об итогах своего официального визита. Я не перебивал его, хотя, понятно, в этот момент жил совсем другими событиями. После того, как он закончил, я очень быстро вернул его в нашу действительность. Сообщил ему о принятом решении, рассказал о состоявшемся разговоре в Старо-Огарёве и дал проект указа, на котором уже стояли подписи четырех министров. Прочитав, Виктор Степанович размашисто расписался.

В том, что Черномырдин будет в решающий момент рядом со мной – сомнений у меня не было. И все-таки уверенное спокойствие, с которым он воспринял известие о предстоящих событиях, а в них ему отводилась одна из первых ролей, не могло не вызвать у меня глубокого уважения. Рядом со мной был настоящий, крепкий, сильный человек.

Он ушёл. В Кремле продолжался мой обычный день. В 12 часов я встретился с Сергеем Филатовым (которого я решил ввести в курс дела ближе к событиям, главная работа предстояла после выхода указа, пока я мог позволить себе оставить его в счастливом неведении). Разговор шёл о предстоящем в субботу заседании Совета федерации. В 13 часов состоялся запланированный заранее телефонный разговор с президентом Финляндии господином Койвисто. Дальше академик Осипов, затем руководитель внешней разведки Примаков, вслед за ним зам.председателя Верховного Совета Абдулатипов. Одна встреча за другой, неизбежное для моей работы переключение с одной темы на другую. Привычный, напряжённый, плотный день.

На следующий день, во вторник, в 15.00, состоялся Президентский совет. Я специально назначил его на эту неделю. Мне было важно «прокрутить» на этих мощных мозгах свой вариант роспуска парламента. Естественно, я не сообщил им о принятом решении. Но поскольку подобная возможность витала в воздухе, я со спокойной совестью мог предложить членам Президентского совета поразмышлять над таким сценарием. Я попросил их высказать все «за» и «против» и попытаться смоделировать дальнейший ход развития событий в стране.

Мне сложно точно вспомнить сейчас, какие чувства вызвало у меня это обсуждение. Наверное, все-таки чувство неудовлетворённости было. Я ждал от них большей поддержки. Это первое. Во-вторых, мне казалось, они могут более глубоко проанализировать состояние общества после роспуска парламента. И все же разговор был для меня чрезвычайно полезен. В чем-то я ещё больше утвердился, какие-то замечания заставили меня обратить внимание на детали, которые до этого казались не слишком важными.

За неделю мы несколько раз встретились с основными участниками предстоящего «мероприятия». Вопросов было множество, начиная с конкретного сценария и заканчивая глобальными проблемами, например, механизмом реализации положений грядущего указа. Самое страшное было бы принять такой указ, который не будет выполнен. Надо было решить, как действовать по отношению к тем территориальным советам, которые откажутся признать указ президента, как реагировать на решение Конституционного суда (а в том, каким будет его решение, ни у кого из нас сомнений не было) и так далее, и так далее.

В среду, 15 сентября, состоялось ещё одно совещание. Заседание Совета безопасности ввело в мои планы ещё ряд руководителей, которые включались в подготовку к часу «Ч». Заседание было закрытым, я попросил даже не вести стенограмму. Все члены Совета, впервые ознакомившиеся с моими предложениями, поддержали это решение. Запущенная машина набирала ход.

А в пятницу вдруг все чуть не остановилось. На этот день я назначил заключительное совещание. На нем мы должны были оговорить последние детали. Я попросил доложить силовых министров, как, на их взгляд, складывается ситуация. И вдруг, один за другим, они стали предлагать отложить намеченное на воскресенье обращение к народу и соответственно введение с этого же момента в действие указа о роспуске парламента. Предлагалась новая дата: конец следующей недели.

Назывались такие основные причины. На 24 сентября назначено совещание глав государств СНГ в Москве. В связи с введением указа оно может сорваться, руководители республик в Москву не приедут. Это сильно ударит по авторитету президента. Второе. Произошла явная утечка информации. Хасбулатову и Руцкому известно главное – что подготовлен указ о роспуске парламента, и в воскресенье будет объявлено о введении его в действие. Они не знают деталей, они в панике, но суть им известна. Поэтому тот план, который предполагал взятие в воскресный день пустого, неработающего, без сотрудников и депутатов Белого дома, теперь необходимо менять. В воскресенье Хасбулатов приведёт туда всех своих сторонников, Белый дом превратится в крепость, центр сопротивления. Нельзя давать ему такой возможности. Необходимо поставить их в глупое положение, они собрались сопротивляться и бороться, а сопротивляться и бороться не с чем.

На этом же совещании неожиданно прозвучало, что 19 сентября вообще не лучший день для объявлений подобного рода. Слишком прямые аналогии с 19 августа. Лучше будет сделать это, ну, хотя бы 26-го. Такое число никаких нездоровых ассоциаций не вызовет.

Я согласился с переносом, но не на неделю, а на два дня. 21-го в 20.00 я выступлю с телеобращением. Это принципиальная позиция. Больше никаких отсрочек быть не может. В ближайшие часы надо продумать, как нейтрализовать влияние Белого дома.

То, чего я так боялся, случилось. Белый дом становится центром противостояния президентскому указу. Я попросил Ерина, Грачева, Голушко, Барсукова – теперь уже при новом раскладе найти возможность занять Белый дом. Я поставил главное условие – мы не пойдём ни на какие жертвы. Если это невозможно, значит, меняем тактику: пусть сидят в Белом доме, будем игнорировать их заседания и съезды.

Я видел, что все участники этого экстренного заседания вышли из моего кабинета в расстроенных чувствах. Руководитель аппарата президента Сергей Филатов, который только что впервые узнал и об указе, и о намеченной тактике наших действий, был просто потрясён.

В понедельник, то есть уже после того, как эмоции, видимо, утихли, он встретился со мной. Сергей Александрович человек спокойный, уравновешенный, его трудно чем-либо вывести из себя. Но в этот раз он горячо и эмоционально стал убеждать меня отказаться от этого плана. Говорил, что указ никто не поддержит, что мы обрекаем себя на противостояние со всеми регионами России, что такой антидемократический метод решения конфликта властей страны Запада не поддержат, что мы окажемся в полнейшей международной изоляции…

Я дал ему возможность высказаться. Более того, даже был рад, что он все это говорит мне. Аргументы «против», тем более от своего ближайшего соратника, всегда важно знать. Прекрасно, что он не боится мне их высказывать. Сергей Александрович – умный, честный, добросовестный, симпатичный мне человек, но я видел, что он сейчас не чувствует политическую ситуацию. Он остался в прошлом, в том пространстве компромиссов и уступок, в котором и я находился до последнего времени. Я поблагодарил его за то, что он все высказал мне, и ещё раз подтвердил, что 21 сентября начинаю действовать. Попросил, несмотря на его особую позицию, включаться в работу по реализации указа. На этом и расстались.

Но вернусь назад. После нашего экстренного заседания надо было думать, как же действовать дальше. Непонятно, откуда произошла утечка информации?.. Конечно, ближе к времени «Ч» в силу масштабности предстоящих действий количество людей, посвящаемых в весь план или некоторые его детали, постоянно увеличивалось. Голушко ввёл в курс дела часть своих замов, то же необходимо было сделать и Ерину, и Козыреву. Надо иметь в виду, что только что уволенные бывшие министр безопасности Баранников и первый замминистра внутренних дел Дунаев, естественно, сохраняли неформальные связи со своими бывшими подчинёнными. Скорее всего из этих двух ведомств пошла информация Руцкому и Хасбулатову. Впрочем, гадать было бессмысленно, надо было намечать план действий.

В случае, если Белый дом остаётся в руках у распущенного парламента, тактику наших действий я видел в следующем. Да, они соберут съезд, видимо, объявят мне импичмент, и появится на свет президент Руцкой. Скорее всего они в срочном порядке сформируют своё «правительство», где министром иностранных дел будет воинствующий Иона Андронов, а министром безопасности, например, Сажи Умалатова, которая давно мечтает добраться до тех, кто «разрушил Советский Союз».

Но только это будет президент Белого дома и кабинет министров Белого дома. Поддержки в России этот политический балаган не получит.

Значит, основную ставку надо делать на максимальную активизацию выборного процесса. После 21 сентября поезд, движущийся к новым декабрьским выборам, начнёт набирать скорость. У депутатов, сидящих в Белом доме, появится альтернатива: либо выходить из своего бункера и включаться в нормальную предвыборную борьбу, либо остаться там, чтобы навсегда выпасть из политической жизни России. Они так привыкли к слову «депутат», им так понравилось принимать законы, хорошо жить, ни за что не отвечать и ездить бесплатно в общественном транспорте, что больше двух недель затворничества они не выдержат. Побегут. Будут регистрироваться в избирательной комиссии, собирать голоса, сделают все, чтобы ещё и ещё раз стать депутатами.