Текст книги "Агент полковника Артамонова
(Роман)"

Автор книги: Борис Яроцкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)

Санкт-Петербург. 1869. 29 декабря

Ровно в 10.00 капитан Артамонов вошел в кабинет своего главного начальника. Николай Николаевич Обручев, сняв очки, встал из-за стола, за которым только что писал, по привычке поправил мундир из мягкого генеральского сукна, пошел навстречу капитану, по-отцовски обнял, чем до слез тронул капитана, громко веселым моложавым голосом произнес:

– Загорел, брат. Возмужал. Никак, отдыхали на минеральных водах?

– Так точно!

– Знаю, знаю, как отдыхали. Ну, глядите! – и жестом руки показал на карту. – Вот весь ваш маршрут. Для загара под балканским солнцем места было предостаточно. Или не хватило?

– Не хватило.

– На следующий раз учту.

Во всю стену висела карта Балканского полуострова. В нижнем левом углу – Константинополь. Николаю Дмитриевичу показалось, что с портрета, который висел над спинкой кресла хозяина кабинета, смотрит император именно на Константинополь, город, раскинувшийся вдоль берега Мраморного моря.

Полгода назад этот город и это море капитан Артамонов имел возможность лицезреть собственными глазами. Русское офицерство, подражая генералитету, бредит этим городом. Обида, которую в Крымской войне нанесли русской армии извечные враги России, саднила незаживающей раной. Вместе с русскими офицерами эту обиду делили и первые люди Российской империи.

По этой причине капитан Артамонов оказался в центре внимания высших генералов и самого императора. Профессор Обручев уже был предупрежден, что Александр Николаевич изъявил желание лично познакомиться с капитаном Артамоновым, вернувшимся из командировки по Европейской Турции.

Одно дело, когда императору докладывает министр иностранных дел или даже посол России в Турции. Другое дело, когда докладывает человек, который пешком исходил не одну сотню верст по этой самой Европейкой Турции, по вероятному театру военных действий, и не просто исходил, а нанес на карту каждое укрепление, возводимое турками и их западными друзьями. Задолго до военных баталий (а таковые будут непременно – вся Европа об этом твердит) генералы уже настраивают своих офицеров, что легкой прогулки не будет. Будет война. Каким бременем она ляжет на экономику России и русское воинство, предвидеть это возможно, увидев страну неприятеля изнутри.

Первое, о чем спросил профессор, были люди.

– Где они? Чем заняты теперь?

Капитан ответил, как на экзамене:

– Геодезисты, за исключением унтер-офицеров, убыли к месту постоянной службы. Довольствуются и квартируют в казарме Одесского пехотного полка. Унтер-офицер Семиволос следует в Санкт-Петербург товарно-почтовым поездом, сопровождает документы по геодезии. Унтер-офицер Балабанов, по всей вероятности, выкраден. Догадок несколько.

– Догадка – не версия. Работникам посольства дано задание найти человека, и если он еще жив – постараемся выкупить. Как показали себя стрелки полковника Скобелева?

– Однажды они предотвратили похищение.

– Знаю. Поощрим. Есть к ним претензии?

– Нет. За полгода я к ним присмотрелся. Смогут работать лазутчиками. Но потребуется учеба.

– Проверим. Если подойдут, будем учить. Если, конечно, полковник Скобелев с легким сердцем их отпустит. Хорошими кадрами настоящие начальники не разбрасываются. А полковник Скобелев, слава Богу, из тех, которые каждого толкового солдата примечают. Отец у него из суворовских гвардейцев. Я даже удивляюсь, чем вы подкупили полковника, что он лучших своих солдат дал вам в сопровождение?

– Не подкупал и не удивился. Если б он у меня что-либо попросил, ему я не отказал бы.

– Один раз уже не отказали. И поступили без нашего одобрения, – сердито заметил профессор. – На будущее запомните: добывать у противника новые образцы оружия – не ваша задача. Для этого у нас есть люди, не рискующие напроситься на международный скандал. А что, если бы ваш Иван… Как его?

– Хаджидимитров.

– Да, Иван Хаджидимитров оказался провокатором, агентом турецкой полиции?

– Он болгарский революционер.

– Согласен, революционеры – люди честные, порядочные, ради спасения родины идут на все. Но шпионы надевают любую маску, лишь бы навредить неприятелю.

– Я семь раз отмерил, прежде чем…

– В нашем деле не семь раз отмерь, а семьдесят семь, и то может быть промашка. Что же касается Фаврикодорова, тут вам улыбнулась фортуна.

– Первым его заметил полковник Скобелев. Назвал турком. И почти угадал.

Школярское рассуждение капитана профессору понравилось.

– С Михаилом Дмитриевичем вы были бы пара. Но у государя свое мнение: этому полковнику, сказал он, больше подходит ипостась командира видимого фронта.

Николай Дмитриевич ожидал, что профессор огласит мнение государя относительно капитана Артамонова. Но император и капитан – величины несоизмеримые. Не хватало еще императору помнить всех капитанов русской армии.

Капитан Артамонов не догадывался, что у этой карты анализировали балканский маршрут геодезической экспедиции. Пояснения давал профессор Обручев. Присутствовали военный министр профессор Милютин и сам государь Александр Николаевич. Фамилия начальника экспедиции уже была у него на слуху. И три года назад она государю встречалась. Тогда он подписывал приказ об отчислении группы слушателей из Инженерной академии. В списках был и поручик Артамонов.

Это помнил капитан, но не генерал Обручев, чьими стараниями поручик оказался в Академии Генштаба.

Профессор спрашивал:

– Как вы будете выходить на связь с Фаврикодоровым?

– В ближайшее время – никак. Он отправляется искать сына. У него есть адрес школы воспитанников. Это на Мраморном море.

– Вы имеете в виду крепость Кючук, где готовят янычар?

– Да, он называл этот пункт.

– Сколько сыну лет?

– Сейчас – восемнадцать.

– Пожалуй, опоздал. За деньги ребенка можно выкупить. Но сын уже давно не ребенок. Кстати, вы с проводником расплатились?

– Так точно. Лошадьми.

Профессор укоризненно покачал головой:

– Ах, Николай Дмитриевич! Ему нужны деньги, звонкая монета. Судя по вашему сообщению, у вас она осталась.

– Немного.

– Вот и надо было ему отдать. Негоже, когда лазутчик подрабатывает не для видимости, а чтоб себя прокормить.

– У меня есть ниточка в Зимницу. К Ивану Хаджидимитрову.

– У которого хранилась английская винтовка? И он же содержит почтовых голубей? И он же лодочник?

– Да, к нему в Зимницу проехать просто.

– Вы его поощрили?

– Так же, как и Фаврикодорова.

– А ему нужны деньги на разведение голубей.

Профессор пристально взглянул на капитана, почувствовал, что задушевная беседа превращается в инструктаж.

– С Иваном дело поправимое. Вы сказали, что к нему проехать просто. Да, это Румыния, наш союзник. Мы его пригласим в Одессу. Следует пригласить и Фаврикодорова, но сначала его надо найти. Мы там учреждаем закрытую школу для подготовки лазутчиков. Есть мнение вас назначить вожатым над лазутчиками.

Профессор опять пристально взглянул на капитана. А капитан чуть было не обнажил свою тайную мысль: «Как же свадьба?» Он решил на днях сделать невесте предложение. Был уверен: Евгения согласится выйти за него замуж. Ей скоро двадцать, а ему скоро тридцать – самое время заводить семью.

– У вас есть возражение?

– Есть.

– Слушаю.

О свадьбе говорить воздержался. Еще невеста ничего не знает, а начальник уже поставлен в известность. Так не поступают. И он для возражения нашел другой аргумент, как ему показалось – более весомый.

– Полгода экспедиция работала над уточнением карт, – сказал он, – дело предстоит доводить до конца. Да и перед султаном есть обязательство.

Профессор засмеялся.

– Я так и предполагал, что вы воздержитесь от предложения. Да и невеста вас заждалась.

Профессор подмигнул, следя за выражением лица собеседника.

– Вашей невестой мы тут поинтересовались, – он не уточнил, кто это «мы».

– Будь я на месте статского советника Михаила Игнатьевича Пчельникова, благословил бы ваш брак.

– Покорнейше благодарю.

– Это я для вашего вдохновения, – сказал профессор. – В первых числах января вас заслушает государь. Имейте в виду, вопросы могут быть самые неожиданные, и все, видимо, будут связаны с вашей командировкой. Но прежде сразу же после Рождества рапорт о проделанной работе должен у меня быть на столе.

Профессор жестом руки как бы подтвердил, где именно он будет знакомиться теперь уже с подробным письменным отчетом.

Николай Дмитриевич невольно взглянул на портрет императора, и капитану показалось, что государь смотрит на письменный стол. Неужели и государь будет знакомиться с отчетом заранее?

Как хотелось встретить Новый год и рождественские праздники, чувствуя себя свободным от служебной нагрузки! Он мечтал все эти дни провести у Пчельниковых, посетить Мариинку. Евгения говорила, что в новой постановке идет опера «Жизнь за царя». Сейчас объяви Пчельниковым, что на днях он будет встречаться с живым царем, никто, конечно, не поверит, да и невеста разве что усмехнется: Николай вроде скромный офицер, а надо же…

Нет, нет, он промолчит. Даже когда с государем встретится и ему, как положено, изложит обстановку, и после того надо будет молчать. Ведь и друзья, и родня невесты обязательно будут допытываться, о чем говорили, какие вопросы задавал государь и как Николай на них отвечал?

Профессор Обручев не предупредил, нужно ли говорить своим знакомым, что он, капитан Артамонов, будет встречаться с самим государем императором. Такая встреча – это уже служебная тайна. А тайну, чтоб она оставалась тайной, пусть не ведают даже самые близкие люди.

Прощаясь на пороге своего кабинета, профессор поздравил капитана с наступающим новым 1870 годом, пожелал больших успехов на благо Отечества.

– А еще желаю нового чина, – улыбчиво произнес он, пожимая руку.

Рука была крепкой, в ней чувствовалась сила кавалериста, не разучившегося владеть шашкой. – Вы заслужили очередной чин, но помните, главный чин – впереди, это – благодарность Отечества. Да, и еще…

Профессор снял с полки пакет, перевязанный шелковой лентой. Вручил капитану:

– Мои поздравления и наилучшие пожелания вашей красавице Евгении Михайловне.

Выйдя из-под арки Главного штаба, капитан Артамонов очутился на многолюдной улице. Народ шел в направлении Исаакиевского собора. В полдень в соборе начиналось богослужение, о чем Санкт-Петербург был оповещен заранее. На богослужение собирались и Пчельниковы. Но если ехать прямо к ним, он опоздает. Да и куда с пакетом?

И Николай Дмитриевич отправился на свою квартиру. Нужно было отутюжить мундир и вообще привести себя в идеальный порядок. Вечером он нанесет визит Пчельниковым. Вручит невесте подарок профессора.

Главный штаб. 1870. 15 января

Отшумели рождественские праздники. Новый год Николай Дмитриевич встречал у Пчельниковых. Здесь его уже принимали как члена своей семьи.

Михаил Игнатьевич дал согласие на выдачу дочери Евгении за капитана Артамонова. Свадьбу решили сыграть летом, когда над Невой будут белые ночи, а по скверам и садам – море цветов. Евгения Михайловна любила цветы и море. Мечтала, что свадебное путешествие начнется в Крыму, в Ялте, и продлится до самой Одессы.

Собственно, и капитан Артамонов не возражал. За десять лет офицерской службы это будет его первый месячный отпуск. Всякий раз из отпуска его отзывали или откладывали на неопределенное время. Служба требовала личного присутствия опытного геодезиста, и он безропотно исполнял обязанности, как того требовал долг.

И сейчас долг требовал извиняться перед невестой, что в опере он побывать не сможет, не сможет посетить Царскосельский ансамбль, где иноземные мастера изваяли ледяной город.

– Обязательно побываем, – обещал он невесте. – Но сейчас мне нужно несколько дней уединения. Служба, понимаешь?

– Понимаю, – отвечала Евгения и глубоко вздыхала. В сердце закрадывалось сомнение: если сейчас он не может, то что будет потом, в семейной жизни?

Ночами, когда ничто и никто не отвлекает, он вычерчивал карту с обозначением крепостей, выполнил карту гужевых и шоссейных дорог Европейской Турции, в масштабе 1:500 вычертил схему Балканского хребта, указал перевалы, крутизну спусков и подъемов, ширину проходов, составил легенду по каждому перевалу с объяснением пропускной способности гужевого транспорта.

С точки зрения генштабовских нормативов такая работа одному человеку не под силу. Но в этом человеке уже сочетались качества геодезиста и разведчика. Геодезист работает предельно точно, разведчик – быстро и точно.

К 15 января он готов был докладывать высшему руководству по теме «Балканский театр военных действий: его инженерное оборудование и коммуникации».

Было позднее утро. За окном пуржило. В аудитории, где были развешаны карты и схемы, царил сумрак. Пришлось дополнительно зажечь четыре газовых фонаря. Теперь с десяти метров (в десяти метрах стоял стол и три жестких венских стула – для почетных слушателей) хорошо были видны на матовой ватманской бумаге города, пути сообщения, крепости и намеченные к возведению укрепления. Жирной неровной лентой был обозначен Дунай от северных границ Сербии до впадения в Черное море. У нижнего среза карты – два голубых пятна, обозначавшие два известных всему миру моря: Эгейское и Мраморное. На берегу Мраморного черным кружком обозначен Константинополь.

С указкой в руке Николай Дмитриевич встретил почетных гостей: впереди – император, в полусажени сзади – профессор Милютин и профессор Обручев.

Докладчик, не выпуская из левой руки указку, слегка волнуясь, произнес:

– Ваше императорское высочество, докладывает капитан Артамонов, геодезист.

– Капитан? Геодезист? – удивился император и повернулся к военному министру. – Дмитрий Алексеевич, вы обещали меня познакомить с военным разведчиком. Где же он?

– Сударь, он перед вами.

– Хорошо, послушаем, – сказал император, усаживаясь на венский стул.

Голос его был слабый, совсем не царский. Бледное лицо, наполовину скрытое усами и бакенбардами. Под глазами налитая влагой дряблая кожа. Невольно капитану пришло в голову: если он на Невский выйдет без сопровождающих, в мундире школьного учителя или акцизного чиновника, вряд ли кто догадается, что это император. Да, это не Петр Алексеевич и даже не Николай Павлович. Не подумаешь, что его воспитателями были известные поэты. Хотя они же, поэты, искру Божью и заронили.

В Генштабе на совещании обер-офицеров император объявил:

– Я перед собой поставил задачу: освободить всех южных славян от турецкого владычества. С Божьей и с вашей помощью я это сделаю.

Он говорил, что миссия русской армии – смыть позор за поражение в Крымской войне, а смыть – значит войти в Константинополь победителем. Но как это совершить, надо императору отдать должное – он прислушивался к мнению тех, для кого честь России превыше всего.

Сейчас предстояло ему прислушаться к аргументам капитана Артамонова.

Сегодня в этой аудитории не было многолюдно. Вслед за императором уселись остальные слушатели: военный министр генерал-от-инфантерии Дмитрий Алексеевич Милютин и профессор Академии Генерального штаба генерал-лейтенант Николай Николаевич Обручев.

Профессор Обручев кивнул докладчику:

– Начинайте.

И капитан, подняв указку, вкратце охарактеризовал Балканский театр военных действий. Император не дал объяснить, в чем особенности географических условий Европейкой Турции, спросил:

– Капитан, как вы представляете себе наивыгоднейший в стратегическом отношении способ действий против турок?

Поправлять императора не полагается. Способов может быть несколько и каждый в определенных условиях – наивыгоднейший. На раздумье потребовалось не более пяти секунд.

– Стремительное продвижение вперед, – заговорил капитан, как бы он отвечал на экзамене, – обходя крепости и по возможности другие инженерные сооружения в направлении наступления наших войск.

Профессор Обручев опять кивнул, но уже молча.

– Заблаговременный обоснованный выбор маршрутов, – продолжал докладчик, – может решить успех всей кампании.

– И какой же маршрут вы предлагаете?

– Исходя из наличия коммуникаций, четко вырисовываются три маршрута.

– Даже не один?

– Три, – повторил докладчик.

– Конкретней.

– Первый – западный. Форсирование Дуная не под огнем противника, то есть переправа наших войск из Румынии в Сербию. В этом случае мы сохраняем людей, но лишаемся внезапности. Наступление по правому берегу Дуная на Плевну – это кружный путь. Противник успеет организовать оборону, тем более что крепость Плевна – препятствие серьезное, в чем я лично убедился. Если по этому маршруту наступать, то с выходом на Яблоницу и Троянов перевал. Нигде по этому маршруту, за исключением крепости Виддин, инженерные сооружения пока не возводятся. Хотя, как доложил наш лазутчик, там уже побывали английские офицеры инженерных войск.

– Второй маршрут, – торопил император.

– Второй – от Систово. Это старая крепость на правом берегу Дуная, на противоположном берегу – населенный пункт Зимница. При наличии песчаных островов Бужиреску и Адда – здесь место удобное для форсирования.

– Но Систово – это же мощный форпост! На сегодняшний день там уже стоят крепостные орудия.

Капитан уточнил:

– Крепость в зоне досягаемости нашей артиллерии. При блокаде турецкой флотилии форсирование возможно крупными силами.

– А каков правый берег?

И опять капитан уточнил:

– На правом берегу приток Дуная – река Текир-Дере. С ее берегов не просматриваются Систовские высоты, где могут быть установлены турецкие батареи. От Текир-Дере войска пойдут на Тырнов, Казанлык, Адрианополь и далее вдоль железной дороги на Константинополь.

– А что собой представляет третий маршрут?

Как заметил докладчик, император оживился, он неотрывно следил за движением указки. Глаза его, еще несколько минут назад тусклые, вдруг загорелись. Он, видать, в своем кабинете не однажды мысленно прочерчивал маршрут, но не этот, который показал докладчик, не от Систово.

Докладчик уже понял, что император имел в виду третий маршрут, который бросался в глаза всякому, даже неискушенному в стратегии. Это маршрут от крепости Рущук через Сливно, Ямболь, вниз по течению Тунджи на Андрианополь. Далее – на Константинополь.

Указка двигалась медленно с севера на юг. Лицо императора просветлело. Капитан угадал его мысли!

И он же, капитан, его разочаровал, как может разочаровывать рассказчик истории, которую все знают.

– Но, – убежденно произнес докладчик, – этот третий маршрут наиболее опасный. Слева – от Дуная до самого моря – ряд крепостей, подготовленных к длительной обороне. Многое зависит от того, какое сопротивление окажет крепость Рущук. Крепость имеет важную коммуникацию – железную дорогу на Варну.

Чем больше вопросов задавал император (и все они были по существу), тем быстрее у капитана менялось мнение об этом стратеге. Нет, в военном деле он не был профаном и Балканский театр военных действий изучал, как изучает добросовестный офицер Генерального штаба.

– На первый раз достаточно, – сказал он, поднимаясь. – А что же вам, господа, не о чем его спросить?

На упрек императору ответил профессор Милютин:

– Государь, мы вам дали возможность убедиться, что собой представляет наш ученик.

– Как долго он был в командировке?

– Полгода.

– Представьте к поощрению, – император сухо распорядился и, покашливая, покинул аудиторию.

В тот же день профессор Обручев пригласил к себе в кабинет капитана Артамонова. Похвалу за доклад высказал своеобразно:

– Я скрыл от вас одно важное сообщение. Чтоб вы при докладе меньше волновались.

– А разве я волновался?

– Было.

– Тогда я буду и дальше совершенствовать свою волю.

– А сообщение – вот оно, – и профессор зачитал: – «На основании приказа по военному ведомству от 2-го января капитан Артамонов Николай Дмитриевич произведен в подполковники». Можете обрадовать свою невесту. С Богом!

Так у вчерашнего капитана завершился день 15 января 1870 года. До тридцатилетия оставалось десять месяцев.

Главный штаб. 1870. Апрель

Военный министр незамедлительно дал ход словам императора: «Представьте к поощрению». Уже на следующий день документы на капитана, теперь уже на подполковника, были отправлены в Канцелярию государя, но подписаны 3 апреля. Согласно этому представлению подполковник Артамонов награждался орденом Святого Владимира IV степени.

– Это твой первый орден? – обрадованно спросила Евгения Михайловна.

– Нет.

– А почему же ты их не носишь? Другие офицеры носят. Даже в театр являются при орденах.

– Для тебя это важно?

– Для меня лучшая награда – это ты, – нашлась невеста. – Но меня же спросят подруги, а что я им отвечу: не знаю?

– Так и говори: не знаю.

– Да, но мои подруги, особенно их мамы, страшно любопытны. В настоящее время Россия ни с кем не воюет, а у тебя боевые ордена. Я не любопытна, но все же в церковь ты пойдешь в парадном мундире, а при мундире полагаются награды. Вот я и хочу знать, какие.

– Тебе их назвать?

И он их назвал: это орден Святой Анны III степени и орден, пожалованный турецким султаном.

– Достаточно?

– Вполне.

Впервые Николай Дмитриевич задумался: Евгения Михайловна еще не жена, а уже столько вопросов и на все требует ответа. Хоть она и заверяет, что не любопытна, но есть ли на свете женщины, не страдающие манией любопытства? Ведь у него служба особая. Как приучить невесту, а в недалеком будущем жену не интересоваться его службой?

Он считал, проще тем его сослуживцам, которые работают под прикрытием посольств. Они обычно своих жен втягивают в агентурную работу. Тогда супруги состоят на денежном довольствии Генштаба. Оба почти в равной мере являются носителями секретов. Такая жена лишних вопросов никогда не задаст.

Уже до свадьбы нужно было выработать правильную линию общения с женой. Но как это сделать?

И он в помощники привлек будущего тестя – Михаила Игнатьевича, статского советника. Разговор был непростой, но полезный для всей семьи Пчельниковах.

Отец сказал дочери:

– Мы с твоей матерью прожили тридцать лет в любви и согласии. Знаешь, в чем секрет нашего согласия? Мать не задавала мне вопросов, которые касались исключительно моей службы. Что можно было, я ей сам говорил.

И вопрос к дочери:

– У меня хороший характер?

– Хороший.

– Характер Николая Дмитриевича схожий с моим. Запомни это.

Она запомнила.

Свадьба состоялась летом. Свадьбе подполковника Артамонова предшествовали несколько событий. В «Прохождении службы» было записано: «Назначен состоять при Главном штабе». Приказ от 23 апреля. «Зачислен в Военно-топографический отдел Главного штаба старшим обер-офицером». Приказ от 26 апреля.

Николай Дмитриевич с группой своих помощников приступил к обработке материалов, привезенных из балканской командировки. Старые французские карты Балканского полуострова давно уже никуда не годились. Приходилось удивляться, зачем французские геодезисты допускали невероятные искажения. Буссолью Шмалькальдера были определены с точностью до метра 37 географических пунктов, главным образом крепости и крепостные укрепления на маршрутах вероятного продвижения войск. Так, город Берковец (окруженный новым крепостным сооружением) на французских картах был обозначен с погрешностью в 30 километров.

Работа французов наводила на раздумья. Французы выполняли заказ турецкого Генштаба на изготовление крупномасштабных карт. Купив эти карты у французов, картографы в русском Генштабе пожимали плечами: куда смотрели турки, когда с французами расплачивались золотом? Вывод напрашивался комичный: турки есть турки.

Французы их дурачили, считая, что союзников они перепроверять не посмеют. Примерно так обращались с турками и англичане, деньги брали даже за недостроенные укрепления. Подкупленные англичанами турецкие генералы докладывали султану, что инженерные работы произведены с высоким качеством. Турецкий Генштаб ненамного отличался от генштабов европейских государств. Воровали везде, как воруют во все времена.

Три месяца потребовалось, чтоб исправить и уточнить французские карты. Как и было договорено, султану подготовили альбом географических карт Европейской Турции.

В Санкт-Петербурге рассудили: альбом надо султану преподнести, чтоб он знал, как ему напакостили союзники. Пусть тешится уточненными картами Европейской Турции. Недолго ему осталось.

В напряженной штабной работе летело время. Молодая жена намекала: не пора ли отправляться в свадебное путешествие? Они увидят Крым, а оттуда, из Ялты, отправятся на пароходе в благословенную Одессу.

У Николая Дмитриевича была тайная мысль: дать вес-точку Фаврикодорову и встретиться с ним в Одессе.

Но подчиненный предполагает, а начальник располагает. Подполковнику Артамонову было предписано возглавить полевую поездку офицеров Генштаба в окрестности города Юрьева. Это отвлекало его от главной работы, но такие поездки входили в его прямые обязанности. Для будущей войны потребуются геодезисты и разведчики.

На том этапе развития военного дела наиболее естественно выглядели лазутчики в роли геодезистов. Ее потом назовут первой полевой поездкой. Потом будет вторая, третья. Офицеры учились делать съемку местности, пользуясь буссолью Шмалькальдера. Учились наносить на карту расположение войск противника, укрепления, дороги.

Геодезические экспедиции были тоже своего рода учебными занятиями. И турки оказались не такими уж наивными, как предполагалось ранее. Тогда, в Одессе, их агенты выкрали не солдата Чикутина, самого молодого и самого неопытного в экспедиции, они выкрали унер-офицера Балабанова, бывалого геодезиста, помощника капитана Артамонова. Выкрали, чтоб узнать главное: экспедиция занимается только геодезией или же и разведкой?

Это было предположение Николая Дмитриевича, и если унтер выкраден именно с этой целью (а Балабанов знал, какими именно объектами интересуется его начальник), и если его допрашивали пыткой, то, видимо, он тайны не выдал. В противном случае экспедицию вторично не допустили бы на Балканский полуостров. За полгода экспедиция прошла ни много ни мало – около 2 000 верст. И Фаврикодоров где один, где со своими друзьями местными болгарами делал вылазки на перевалы, в крепостные гарнизоны, приносил важные сведения. Ему помогали, конечно, турецкая внешность, турецкая одежда, превосходное знание турецкого языка. Он умел общаться с турецкими солдатами и офицерами.

Это умение в Севастополе сослужило ему добрую службу. Он заманил турецкого офицера в землянку, где якобы обитают молодые женщины, жаждущие за пакет сухарей пригласить бравого офицера к себе в постель.

Где он, Константин Николаевич? Общается ли с ним Иван Хаджидимитров?

Николай Дмитриевич связался по телеграфу с Одессой. Чикутин под видом торговца отправился на поиск Хаджидимитрова.