Текст книги "Школа обмана"

Автор книги: Борис Пугачев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 33 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

5 глава

Там, где существует одна общая всеподавляющая цель, не остается места ни для каких общих правил и этических норм.

Ф. Хайек

Приближался новый, тысяча девятьсот девяносто второй год. За месяцы, прошедшие с памятных событий ГКЧП, все стремительно изменилось. Никто не знал, какие сюрпризы готовит заложенная в августе социально-политическая мина. Страна кипела переменами. Люди реагировали на них по-разному. Одни, как бы стараясь отомстить за свои унижения и вынужденную ложь, публично жгли недавно еще самое дорогое – партийные билеты; другие, не зная, куда себя приложить, боролись за возвращение городам и улицам старых дореволюционных названий; третьи по западному образцу создавали партии и двухпалатный Верховный Совет; четвертые, уверовав в невероятное, ждали прихода Сталина; бабушки на дворовых скамейках в очередной раз предрекали наступление конца света. Многие пили и ничего не хотели делать, хотя после второй бутылки заводили разговор о водовороте каких-то глобальных перемен, но каких – понять было трудно. Средства массовой информации по-детски радовались всему – от празднования ста дней президентства в России и отпуска цен до наделения Ельцина всевластием и чрезвычайными полномочиями. Капиталистические радиоголоса ликовали, делая псевдосерьезные анализы будущих перспектив страны.

Руководство металось в экономической беспомощности двоевластия, то выдвигая капиталистические принципы свободного рынка, то запуская социалистические регуляторы, сводящие на нет все предыдущие усилия, то пытаясь возродить двуглавого имперского орла. Вместо него получалось другое, тоже неизвестное науке, создание без головы, но с двумя нижними частями тела, не способными вместе произвести даже естественные отправления.

Центральная власть, олицетворяемая Горбачевым, по инерции, вероятно, понимая отсутствие перспектив, развивала идеи перестройки в условиях дезинтеграции. При этом президент СССР по примеру Ленина в Разливе был занят совместно со своей выдающейся женой Раисой Максимовной созданием основополагающего печатного труда, надеясь с его помощью сохранить целостность вверенного ему Союза.

Странно, но союзные республики, не понимая важности такой работы, активно образовывали собственное управление, включая армию, правительственный аппарат, банковскую систему и другие самостоятельные структуры, которые неминуемо должны были уничтожить сам объект исследования союзного президента и его окружения.

Ельцин, получив неограниченные полномочия президента и премьер-министра РСФСР, тоже писал книгу, хотя устно высказывать заложенные в ней мысли не мог и потому отменил свой доклад на сессии Верховного Совета. Он, опираясь на огромный опыт прорабской работы на советских стройках, пытался формировать заведомо неформируемое, а цензурно объяснить, как это делать, был не в состоянии. Строительный способ – «слой мата – слой бетона» – не работал.

Все понимали одно: великая держава перестает существовать и распадается на отдельные беспомощные государства, разрываемые внутренними противоречиями во всех областях жизни. Никто не знал, хорошо это или плохо, общественное мнение по этому поводу разделилось. Вообще понятия «хорошо», «плохо», «полезно», «вредно» непрерывно подменяли друг друга. Все стало относительным. Даже когда Россия потеряла Крым, многие восприняли эту трагедию как позитивное проявление новых для страны свобод.

Приехав из Африки, Родик первое время активно поглощал информацию, но мозг его, привыкший к логическому мышлению и однозначным формулировкам, вскоре заблокировал даже примитивный анализ, что исключило какое-либо участие в происходящих событиях даже на уровне бытового обсуждения будущего. Газет он не читал, а вечерние информационные программы проходили перед его взором как привычный калейдоскоп, не затрагивающий мыслительного процесса. Впрочем, и многие другие действия и события, составляющие быт Родика, стали интересовать его в меньшей степени. Однако даже если бы обстановка в обществе была идеальной и логичной, реакция его изменилась бы не сильно. Так случалось всегда, когда появлялась Цель. Противодействовать движению к Цели Родик не умел, а обращаться к психотерапевтам, относящим такие реакции к трудоголизму и старающимся с этим бороться, было не принято.

Родик, впадая в такое состояние, продолжал выполнять свойственные ему действия – от повседневных обязанностей до развлечений и хобби. Однако делал он это без участия мозга – на одних только эмоциях и рефлексах. Мыслительный аппарат был занят лишь стремлением к Цели и переставал обращать внимание на очень важные, но не относящиеся непосредственно к главному делу события. Это не раз приводило Родика к большим проблемам. Часто даже получалось так, что Цель достигалась, а эффект от этого терялся в ворохе накопленных за это время неурядиц.

В такие периоды мозг Родика непрерывно выдавал ответы на вопрос «Как делать?». Причем ответы эти были в большинстве своем безошибочными. Просыпаясь, Родик уже был переполнен ими, весь день проходил в их реализации, а во сне мозг формировал новые. Эта цепочка поглощала всю энергию мозга и не разрывалась ни на минуту, иногда подавляя эмоциональную сферу. Как-то Родик, находясь в таком положении в связи с работой над докторской диссертацией, присутствовал в крематории на похоронах достаточно близкого человека. В самый разгар траурной церемонии мозг, несмотря на то что его хозяин осознавал кощунственность подобного поведения, проанализировал конструкцию подачи фоба и выдал давно искомое решение проблемы перемещения источника излучения к месту эксперимента…

Вот в таком фудоголическом состоянии Родик пребывал уже несколько месяцев. Цель на этот раз была самой крупной в его жизни – бизнес-план предусматривал почти два миллиона долларов затрат и шесть с лишним миллионов долларов чистой годовой прибыли. До февраля девяносто второго года совместно с Академией наук, под руководством известного геммолога профессора Сировича, они должны были провести работы в районах Умба и Мерелани с целью оконтурирования горных участков для добычи минералов. Боря, получив из Танзании наконец созревший кардамон, произвел пробную сушку. Лабораторные исследования соответствующих характеристик свидетельствовали о том, что изготовлен зеленый кардамон с выходом не менее восьмидесяти процентов от объема собранного. Даже если при переходе к промышленному производству выход уменьшится в два раза, экономика получалась фантастической. Поэтому приняли решение о срочном создании промышленной установки, основные детали которой, затормозив выпуск терраблоковых прессов, произвели в рекордно короткие сроки. В Тангу ушло несколько морских контейнеров с деталями сушилки, горным инструментом, мотоциклом «Урал», кондиционерами, грохотом, отсадочными машинами, холодильниками, походными кроватями, палатками, тентами, электростанцией и множеством другого мелкого и крупного оборудования, перечень которого с фудом умещался на семнадцати страницах. Боря со своими сотрудниками находился в Танге. По плану, они должны были запустить производство к Новому году и не позднее января выдать первую партию кардамона, урожай которого обещали собрать в достаточном количестве в связи с благоприятными погодными условиями.

С финансами все складывалось нормально. Григорий Михайлович возвратил требуемые оборотные средства, которых суммарно с прибылью от производств хватало на все. Деньги из Внешэкономбанка без видимых проблем перевели в Дар-эс-Салам на расчетный счет уже зарегистрированного в Танзании совместного предприятия, без осложнений прошедшего все стадии натурализации в союзном МИДе. Родик расходовал эти средства очень экономно, стараясь прибегать к ним только в случаях крайней необходимости и лишь для ремонтно-строительных задач, которые после долгих споров с мистером Мбаго взял на себя. Ему хотелось иметь резерв на случай непредвиденных трат при запланированных на начало следующего года геолого-разведочных и производственных работах. Мелкие направления, проводимые в Солнечногорске еще со времен НТТМ, Родик сразу после приезда из Танзании закрыл, хотя это вызвало ряд экономических претензий как со стороны работников, так и со стороны контрагентов. По производству сетки рабица он удовлетворил их, подарив коллективу все оборудование и запасы сырья, включая хранящиеся на складе термопластавтоматы, фрезерные станки и комплект приспособлений для изготовления гвоздей, купленный по случаю еще несколько лет назад. Другие претензии уже он сам имел к контрагентам, не желающим возвращать полученные предоплаты. Пришлось брать на работу юриста, который активно занялся арбитражными исками. Действия по ним Родик контролировал больше из любопытства, стараясь постичь азы юриспруденции.

Все остальные направления он почти перестал контролировать, отложив на будущее их реорганизацию. Саша, Серафима и Юра действовали почти самостоятельно.

Финансирование оборотных средств отслеживала бухгалтерия, а других проблем не возникало, правда, и успехов было мало.

Движение к Цели отодвинуло на дальний план и интерес к Таджикистану, хотя там происходили не менее, а, может быть, более драматичные, чем в России, события. Руководство республики во главе с Макхамовым, поддержавшее ГКЧП, ушло в отставку, вернув власть ленинабадским коммунистам, что, в отсутствии контроля со стороны Москвы, вызвало резкое ослабление клановой легитимности. Несмотря на усилия новой власти и приведенного к президентской присяге Набиева, таджикское общество со свойственной Востоку непримиримостью разделилось на «юрчиков» и «вовчиков». «Юрчики» олицетворяли социалистические идеалы Ленина, Сталина и Андропова, а «вовчики» – ваххабитские принципы. Разрываемый теми же противоречиями Верховный Совет в качестве попытки консолидации двух полярных общественных течений объявил государственную независимость Таджикистана. Однако вместо ожидаемого объединения произошла дестабилизация, а последовавшие за этим выборы президента усугубили противостояние двух чуждых идеологий. Двуполярное таджикское общество, не привыкшее к самостоятельному управлению, металось от одной крайности к другой и, по всем оценкам, вот-вот должно было взорваться.

Таджикское окружение Родика чувствовало это особенно остро. Иногда по несколько раз в день в офисе раздавались междугородние телефонные звонки, по специфическому звуку которых Родик безошибочно определял, что они из Душанбе. Все душанбинские знакомые, надеясь на наличие у него связей и денежных возможностей, пытались хоть как-то упрочить свое положение. Родик сначала всех выслушивал, но вскоре, поняв бессмысленность подобной траты времени, просто перестал поднимать трубку.

Единственными, с кем он общался, были Окса и Абдужаллол – два самых близких человека. Абдужаллол, продолжая заниматься безопасностью республики, иногда посвящал Родика в тонкости сложных многофакторных событий, расставляя необходимые акценты и давая объективные оценки происходящему. Однако и он собирался уезжать, хотя не по своей воле. Его как сотрудника пока еще союзной организации переводили на работу в Воронеж. Окса же изнывала от безделья. Ехать в Москву повода не было, всех работников кооператива Родик уволил, а ее дела в Душанбе ограничивались уборкой в Родиковой квартире, получением выписок из банков и проведением необходимых текущих платежей, которых с каждым месяцем становилось все меньше.

Неразбериха в таджикском правительстве сводила на нет любые усилия Родика по обязательствам в части изготовления терраблоковых прессов. Всем было не до того, хотя о прекращении финансирования никто и не помышлял. Родик осознавал, что тем людям, с которыми он общался, нужны были только откаты. О поставках автомобилей «Волга» или возврате денег за них говорить вообще не приходилось, хотя Родик, пренебрегая восточными принципами, направил в Министерство транспорта письмо с просьбой вернуть ему деньги. Устно попросил Абдулло Рахимовича, все еще занимающего пост заместителя министра и недавно усилиями Родика получившего диплом о защите кандидатской диссертации, ускорить этот процесс в связи с инфляцией.

Однако достижению Цели таджикские проблемы практически не мешали. Все сводилось к нескольким десяткам минут телефонных разговоров в неделю.

Последним, что привязывало Родика к Таджикистану, был заграничный паспорт. Родик продолжал ездить за рубеж с таджикским паспортом, что противоречило его статусу учредителя совместного предприятия и вызывало массу вопросов. В очередной приезд Абдужаллола, теперь часто бывающего в Москве в связи с переводом в Воронеж, Родик спросил, как сделать так, чтобы таджикское разрешение на выдачу загранпаспорта стало бы основанием для получения нового в Москве. Через несколько недель Абдужаллол перезвонил и сообщил, что можно официально в Москве отдать документы на оформление заграничного паспорта. В случае возникновения сложностей надо сослаться на разрешение, номер которого он продиктовал. Родик подключил Григория Михайловича и через месяц стал обладателем совершенно законного заграничного паспорта.

Так завершался бурный тысяча девятьсот девяносто первый год и приходил полный надежд и планов девяносто второй, который, по мнению Родика, должен был стать годом огромных финансовых и производственных свершений, годом достижения самой значимой, как ему казалось, Цели.

6 глава

Главное всюду – начать: начало – важнейшая часть дел.

Авсоний

Новый год Родик встретил с семьей дома. Решили никуда не ехать, поскольку он двенадцатого января вместе с Борей (тот, изображая рьяного семьянина и оставив своих сотрудников в Танзании, прилетел на праздник в Москву), Игорем Николаевичем Сировичем и его коллегами вылетал в Дар-эс-Салам. Планировалось длительное пребывание в Танзании. Как говорится, «до победного конца». Необходимое оборудование для геолого-разведочных работ уже находилось в Танге. Там же Боря успешно запустил сушилку и изготовил на ней пробные партии зеленого кардамона, хотя с сырьем пока было трудно – сезон еще не начался, и пришлось доставлять его из отдаленного района, где кардамон частично успел созреть. Отправлять эти партии на международную сертификацию не имело смысла, поскольку при промышленном производстве могли появиться отличия. Поэтому ограничились предварительным анализом в Москве. Результат превзошел все ожидания. Содержание Д-барнеола, барни-лацитата, камфоры, неролидора, линалола было близко к верхнему пределу требований при выходе сортированного зеленого кардамона – почти шестьдесят процентов. Это в двадцать– тридцать раз превосходило показатели, получаемые даже при сушке с использованием дровяных печей и сушильных камер статического типа, только внедряемых в Танзании. Экономика выглядела более чем фантастической, а учитывая то, что все мировое производство такого продукта не превышало пяти тонн в год, маячила возможность поглотить весь мировой рынок и стать практически монополистами. Основным же поставщикам – Индии, Цейлону, Шри-Ланке и Гватемале – оставить рынок дешевого желтого и черного кардамона. Танзанийцев, с одной стороны, такая перспектива радовала, а с другой – пугала необходимостью ликвидации огромного для страны количества рабочих мест и возникновением связанной с этим социальной напряженности. Давний спор Родика и мистера Мбаго о технологической революции, ручном труде и путях развития Африки вспыхнул с новой силой.

Мистер Мбаго считал необходимым сохранить имеющиеся рабочие места и даже увеличить их количество. При этом выпуск зеленого кардамона ограничить десятью – пятнадцатью тоннами в год, что, по его мнению, не повлияет на мировые закупочные цены и оставит прежним соотношение сил на рынке как внутри страны, так и за рубежом. Он вообще опасался каких-либо резких изменений. Родик придерживался совершенно противоположной концепции. Он хотел взорвать рынок. Для этого надо было изготовить столько зеленого кардамона, сколько позволяли производственные возможности. По его оценкам, это составляло более ста пятидесяти тонн, а если научиться сохранять сырье, то и больше. Цены при этом, по его расчетам, должны были уменьшиться в два-три раза. На этом фоне следовало организовать дополнительный демпинг и «задушить» других производителей. Что же касается социальных проблем, то он предлагал обратиться в правительство по поводу выделения пособий по безработице из средств, получаемых в виде налогов и других сборов при продаже зеленого кардамона. Он резонно полагал, что переводить хорошее сырье в дешевый желтый кардамон нерационально с любых позиций.

Спор этот пока носил теоретический характер. Все это понимали и не вмешивались, ожидая, что будущее расставит все по своим местам. Удивительно, что даже после общения с коммерсантами из Поти, недвусмысленно намекнувшими на возможные проблемы при входе в существующий бизнес, ни Родик, ни мистер Мбаго не приняли в расчет ущемление интересов многочисленных посредников и спекулянтов, живущих продажей кардамона. Будучи воспитаны на социалистической государственной монополии, они полагали, что карт-бланш от правительства дает им право по своему усмотрению управлять ситуацией.

Ничто уже не могло остановить промышленное производство, начало которого запланировали на конец января. Причем выпуск продукции было решено начать без сертификации, а образцы для исследования в Международном биохимическом центре отобрать из первых партий. Такое решение было полностью экономически оправдано, поскольку реализация готового кардамона, требующая наличия сертификата, планировалась на весну, а риск получить не тот продукт при производстве, судя по заверениям Бори и анализам пробных партий, практически равнялся нулю. Казалось, что все ясно – и с чего начать, и чем все должно завершиться.

Последние дни перед отлетом Родик провел в возбужденно-приподнятом настроении. Хотелось побыстрее приступить к работам в Танзании, и даже лыжный поход с женой и дочкой не доставил ему обычной радости. Его душа и мозг уже находились в Африке. Он еще и еще раз прокручивал в голове основные этапы предстоящих действий, стараясь найти в них что-то новое, не до конца продуманное. Спал он мало, а когда наконец засыпал, сознание порождало сны, в которых снова возникала Африка.

Перелет из Москвы в Дар-эс-Салам прошел для Родика на редкость легко и быстро. Это, вероятно, было связано с Игорем Николаевичем Сировичем, оказавшимся на редкость хорошим собеседником и человеком с очень близким Родику кругом интересов и жизненных устремлений. Игорь Николаевич был лет на пятнадцать старше Родика, но это никак не влияло на их отношения.

Родик имел давно сложившееся представление о геологах. Он считал, что это опытные и закаленные трудностями люди, способные переносить неудобства и невзгоды полевой работы, умеющие все делать своими руками, обладающие навыками для решения любых задач – от организации коллективов до обыденного приготовления пищи, обустройства жилья, охоты и рыбалки. Именно таким, судя по рассказам Юры и подчиненных, был профессор Сирович, прошедший пешком почти всю страну и имеющий глубокие познания не только в области геологии и геммологии, но и в производстве ювелирных изделий и огранке камней.

Внешне Игорь Николаевич тоже выглядел как типичный геолог: окладистая борода, по-спортивному подтянутая фигура, несколько сгорбленная, вероятно, от частого ношения рюкзака, гладко зачесанные волосы, загрубевшее лицо, по которому трудно было определить возраст. К тому же Игорь Николаевич мог и любил выпить, при этом почти не пьянея, и это добавило ему авторитета в глазах Родика.

С первых минут общения Родик понял: все рассказы про достоинства Игоря Николаевича – правда, и пожалел, что они не познакомились раньше. Для Игоря Николаевича это была первая поездка за рубеж, и потому он пребывал в состоянии почти эйфорическом, что придавало их беседам дополнительной остроты и занимательности.

Родик больше слушал, чем говорил – а такое происходило с ним очень редко. За время полета они смогли обсудить огромное количество вопросов, но было ясно: интересные темы еще не исчерпаны. Родик уже жалел о скором расставании – Игорю Николаевичу предстояло сначала заняться изучением карт и различного геофизического материала в Дар-эс-Саламе, а потом отправиться в глубь страны для оконтуривания участков добычи минералов, разработки проектов будущих поселков, водных стоков и проведения других исследований, необходимых для намеченных горных работ.

Родик же должен был организовать деятельность предприятия в Танге и, кроме того, обеспечить материально-техническое снабжение экспедиции Сировича.