Текст книги "Школа обмана"

Автор книги: Борис Пугачев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 33 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Дерево всегда доставляло ему удовольствие. Когда-то давно он получил квалификацию краснодеревщика, и почти вся мебель в квартире была изготовлена на этой же лоджии его руками. Здесь стоял столярный верстак, висели и лежали различные инструменты – от длинных фуганков до самодельных остро отточенных стамесок и разнообразных ножовок, выполненных из специальных сталей, где-то добываемых советскими умельцами. Родик очень любил хороший инструмент и при любой возможности пополнял свой арсенал – предмет постоянной заботы и гордости. Даже вид всего этого приободрил его, а запах первой стружки заставил забыть о невзгодах.

Незаметно прошло несколько часов. Отдельные бруски, раньше сиротливо лежавшие на балконном полу, превратились в шипованные дверные рамки, в углу лоджии вырос каркас будущего шкафа.

– Родик, Родик! – услышал он возбужденный голос жены. – Иди сюда, по телевизору танки показывают!

Шла программа «Время». Судя по съемкам, танки и бронетранспортеры находились в разных местах Москвы – на набережной у Нового Арбата, у кинотеатра «Ударник», на Садовом кольце, на мостах через Москву-реку. Людей толпилось много. Создавалось впечатление, что их откуда-то привезли на автобусах, припаркованных повсюду. Плотно прижавшись друг к другу, стояли мусорные и поливальные машины. Это сначала вызвало у Родика удивление, но потом он понял: их используют для перекрытия дорог, создавая тем самым некое подобие баррикад. Комментарии были очень пространные и не поясняли расстановки сил. Кто за кого, кто что хочет – Родик разобраться не смог. Было ясно одно – информационная блокада снята. Значит, кто-то уже победил или кто-то с кем-то о чем-то договорился, а возможно, и договариваться не собирался. Просто разыгран очередной политический спектакль.

Родик позвонил Юре и высказал свои соображения. На Розенблата телевизионные картинки произвели обратное впечатление. Он был уверен, что все только начинается, и с минуты на минуту войска КГБ примутся расстреливать демонстрантов…

Ночь была беспокойная. Около двух часов позвонил Юра и сообщил, что Родик ошибся, танки и бронетранспортеры горят, идет дикая перестрелка, много жертв, людей давят гусеницами и расстреливают в упор из пулеметов. Родик все выслушал и предложил ложиться спать…

Однако выспаться ему не удалось. Часов в шесть утра опять позвонил Юра с информацией, что союзные республики объявили бойкот ГКЧП, Кантемировская и Таманская дивизии уходят из Москвы, а Витебская дивизия в столицу идти не хочет. Войска нарушают присягу, не подчиняются приказам. Однако и Ельцина они тоже пока не поддерживают. Все демократические силы объединяются и собираются выступить единым фронтом.

Родик в полной апатии выслушал это и заметил, что, по его мнению, страшного вообще ничего нет, а спать очень хочется. ГКЧП заявил о поддержке частной инициативы, значит, отката назад не будет, а остальное «нам, татарам, все равно». Похоже, что просто хотят убрать Горбачева, а кем заменить его, еще не решили. Смахивает на приход к власти Брежнева. Ельцин боится, что выберут не его, и творит всю эту бузу под названием «объединение демократических сил», хотя от них за версту пахнет чинушами. Если ГКЧП действительно жаждет крови, то эта кровь уже давно полилась бы рекой. А тут даже не видно таких попыток. Границы открыты, телевидение работает, банки функционируют. Как на параде, стоит бронетехника, люди и автомобили. У демократов – мусорные машины, а у ГКЧП – все Вооруженные силы. Сложно разве подавить это «демократическое объединение»? Арестуй несколько десятков главарей, и все объединение развалится. Но нет арестов… Не дослушав презрительную Юрину оценку своей позиции, Родик прервал его и заявил:

– Мудрость народная гласит: «Времена переходчивы, а злыдни одни». Ты меня всю ночь дергаешь. Что это изменит? Я лучше придавлю минут сто пятьдесят. Привет!

Он положил трубку и, свернувшись калачиком в кресле, закрыл глаза. Однако разговор все же вызвал неприятные ассоциации. Поворочавшись с боку на бок, он вышел на лоджию. Рассвет высвечивал почти чистое голубое небо. Воздух был наполнен приятным запахом дерева, источаемого усеявшими пол стружками и опилками. Голова после почти бессонной ночи слегка кружилась, ощущалась какая-то невесомость, хотелось потянуться всем телом и сбросить предательскую слабость. Наташа и Лена находились во власти утреннего сна. Родик тихо прошел в коридор и взял из книжного шкафа томик Швейка. Открыв наугад, он углубился в чтение. Это оказалась глава о том, как Швейк едет на фронт – самая, на взгляд Родика, смешная и поучительная. Он знал текст почти наизусть, но каждый раз чтение доставляло ему новую радость. Вообще, эта книга не теряла актуальности. И сейчас текст вполне отражал происходящее. Родик как будто слышал высокий, с повизгиванием, голос подпоручика Дуба: «Вы меня знаете!.. Я вас до слез доведу!»

Чем дальше он читал, тем символичнее и современнее казалось ему произведение. «Пойти, что ли, в город и почитать Швейка солдатам, – подумал Родик и сам себя поправил: – Идиотизм приходит в невыспавшуюся голову, Швейк так не поступил бы. Доброго сумасшедшего дома, где кормят с ложечки, не будет. Застрелят или морду набьют».

За чтением незаметно пролетело время, вокруг все разительно изменилось: улица ожила шумом моторов и колес автомобилей, солнце появилось из-за крыш домов и начало слепить глаза. Родик нехотя закрыл книгу и покинул лоджию. Наташа уже не спала. Она лежала на диване, натянув одеяло до подбородка.

– Замерзла? – спросил Родик.

– Нет, – ответила Наташа, вынув руку из-под одеяла и приветливо, с зевком, помахав ею.

– Доброе утро. Вставай.

– Доброе утро. Вставать лень. Я еще поваляюсь.

– Я включу телевизор – не возражаешь?

– Включай…

Оттуда, как из рога изобилия, посыпались новости. Язов по состоянию здоровья попросил отставку, Павлов тоже, снято оцепление с резиденции Горбачева в Форосе, и тот вывезен в Симферополь. Ельцин принял обязанности главнокомандующего и уже успел подписать какие-то очень важные указы, ставящие ГКЧП вне закона и допускающие нарушение присяги. Военные переходят на сторону демократов, которых олицетворяет Ельцин. Интеллигенция в лице Евтушенко, Хазанова, Боннэр поддерживает Ельцина…

«Похоже, все заканчивается и заканчивается в пользу Ельцина, – подумал Родик и, вспомнив подпоручика Дуба, мысленно добавил: – Вы меня знаете! Вы меня еще узнаете! Я вас до слез доведу!»

Родик попереключал программы, но почти ничего нового не услышал. В столовую вошла заспанная жена. Она залезла к Наташе под одеяло и потребовала дать ей пульт от телевизора. Родик молча покинул свое любимое кресло и пошел в ванную бриться и умываться холодной водой.

Все собрались в кабинете Айзинского. Говорить было не о чем. Даже Юра молчал.

– Похоже, Родик, билеты не понадобятся. Давай пошлем кого-нибудь их сдавать, – нарушил тишину Григорий Михайлович.

– Думаю, Гриша, ты не прав. Билеты эти – теперь история. История нашей глупости, а может быть, и наивности. Давайте распишемся на них и сохраним… Когда-нибудь расскажем детям о двух днях, потрясших Союз нерушимых… – отозвался Родик, раскладывая билеты на столе.

– Вы уверены, что все кончилось? – спросил Юра.

– Кончилось противостояние. Кончилась угроза гражданской войны. Кончился ГКЧП. А вот эпоха перемен продолжается. Наша работа продолжается. Экономические и политические перемены ускорятся. Нам придется многому учиться, – задумчиво ответил за всех Григорий Михайлович.

– Так что, летим в Танзанию? – поинтересовался Юра.

– Все планы остаются в силе. Считайте, что ничего не произошло. Наоборот, можно сказать, наша взяла. Ельцин со своими нукерами ускорит капитализацию экономики. Это для нас откроет новые перспективы. Не нравится он мне, но что поделать. Мы выбрали путь, на котором, хотим того или нет, его нужно поддерживать. А то, что мы пережили, требует отдельной оценки. Мне кажется, это был плохо отрепетированный спектакль, в котором на сцену вышли сразу два состава актеров. Мне даже сон такой приснился. А может, я ошибаюсь… Давайте подпишем билеты, – сказал Родик, ставя свою размашистую подпись на бланках.

– Их что-то очень много, – заметил Михаил Абрамович, подписываясь на оборотной стороне.

– А это для жен и для детей. Пусть тоже помнят, – пояснил Родик.

– Я не торопился бы делать окончательные выводы. Все еще может измениться, – уже без прежнего запала сказал Юра. – Ладно, давайте ручку, подпишусь.

– Все ясно… Я слушал «Голоса». У них полная эйфория. Можешь больше не прятаться, погромов не будет. Наоборот. Сейчас откроют все, что можно открыть. КГБ ликвидируют, милицию почистят, армию загонят в казармы, – высказался до этого молчавший Боря.

– Хорошо бы еще и евреев возвеличили, – добавил Юра, передавая ему стопку билетов.

– Я сегодня утром ездил на Арбат, – включился в разговор Саша. – Там полное братание. Залезают на танки.

Выступают, пьют водку. Думаю, что по телевизору это уже показывают. Надо нам в офисе телевизор поставить.

– Среди нас есть герой, своими глазами видевший исторические события. Это поступок… Давайте начнем нормально работать. Дела не ждут, – подвел итог собранию Григорий Михайлович.

4 глава

…Не ходите, дети, в Африку гулять.

К. Чуковский

Родик открыл глаза. В голове гудело, и он не сразу понял, что находится в самолетном салоне. Рядом мирно посапывали Боря и Юра, а через проход сидел, сосредоточенно читая какую-то книгу, Рифат. Кресло Лены, постоянной спутницы и незаменимого сотрудника Бори, которую после долгих дебатов все же включили в делегацию, пустовало, но откидной столик был заставлен разными предметами, свидетельствовавшими о ее близком присутствии. Во рту было противно, хотелось пить. Поозиравшись в поисках остатков воды или сока, Родик попросил Рифата посмотреть, нет ли у Лены чего-нибудь, способного утолить жажду.

Рифат, оторвавшись от книги, обследовал откидной столик и предложил Родику чашку с недопитым кофе. Тот взял чашку, но, увидев по краям многочисленные следы от губной помады, вернул ее обратно.

Посидев еще несколько минут, Родик нехотя поднялся и побрел по проходу в сторону ширмы, за которой, по его расчетам, должны были обитать стюардессы.

Там действительно мирно дремали две девушки в форменной одежде «Аэрофлота».

– Будьте добры, дайте попить, – обратился Родик, добавив в голос игривые интонации. – Умираю от жажды.

– Минералка устроит? – отозвалась одна из стюардесс, доброжелательно улыбнувшись.

– Конечно. Только побольше.

– Это у вас, молодой человек, жажда от водки. Вот попадете в Дар-эс-Салам и поймете, что такое жажда от жары, – наливая воду, заметила стюардесса.

– Я привычный к жаре. Часто бываю в Душанбе. Там летом иногда, как в парной. Я хорошо переношу жару, даже люблю ее. В бане парюсь порой часов по пять.

– А мы каждый раз с ужасом ожидаем посадки в этой Африке. Слава богу, что туда летаем не так часто. По мне лучше на Северный полюс. В этом Дар-эс-Саламе не просто жарко, а противно жарко. Какая-то липкая влажность. А грязь какая? Жуть… И всюду дикие негры. У некоторых уши до плеч. Страшные и мерзкие… Все время хотят что-то своровать…

– Ну ты и расписала, – прервала другая стюардесса, до этого тихо сидящая на откидном служебном кресле. – Не слушайте ее. Все там нормально. Во всяком случае, лучше, чем у нас. Хоть в магазинах все есть. Жара и негры – чепуха. Наши алкаши хуже. А тут океан. Песочек. Фрукты. Экзотика. Конечно, долго не протянешь, а недельку – отлично…

– То-то в этот раз тебя еле уговорили лететь. А что ты прошлый раз говорила про запахи в салоне? Может, теперь и негров полюбила?

– Девушки, девушки, не ругайтесь, – вмешался Родик. – Лучше налейте мне еще водички. Хотите, я вас виски угощу?

– Мы на работе, нам нельзя. Кстати, пить в этой ужасной Африке надо только виски. Все остальное на жаре мгновенно выходит потом. Да и зараза на каждом углу, а еще комары и другая летучая ядовитая гадость. Виски, говорят, от них защищает, – наливая Родику воды, продолжила стюардесса. – А пыль? Пылища! Машина проедет – друг друга не видно. Блузки несколько раз в день меняю. Я бы вообще из гостиницы не выходила… Сумасшедшие черные все время на тебя грузовиком наехать норовят. Дикость какая-то…

– Ну и не выходи. Кто тебя заставляет? – примирительно отозвалась ее напарница, поднимаясь с откидного кресла. – Налей и мне воды. А виски я бы выпила, но, боюсь, ты меня заложишь. Она, молодой человек, у нас очень правильная. Недавно против танков с зонтиком воевала. Комсомольский вожак.

– Не может такая красивая девушка заложить, – предположил Родик. – Пойду за виски. Вода – не виски, много не выпьешь.

Он вернулся к своему креслу. Боря и Юра все также спали. Рифат о чем-то беседовал с Леной. Она, увидев Родика, приветливо улыбнулась, продолжая слушать Рифата. Родика всегда удивляло, как женщины умеют уделить внимание сразу нескольким людям. Особенно, если это мужчины. Он впервые посмотрел на Лену как на женщину. Гладко зачесанные русые волосы, резкие, но при этом недостаточно контрастные черты лица, на котором выделялись крупные серо-голубые глаза и высоко поднятые брови. По-своему она была красива, но не относилась к типу женщин, нравящихся Родику. Лена, вероятно, заметила его пристальное внимание и, еще раз улыбнувшись, спросила:

– Родион Иванович, вам что-то надо?

– Надо, но у вас этого нет. Это есть только у одного человека в нашем коллективе. Попробую его ограбить…

Стараясь не разбудить Юру, Родик извлек из сетчатого кармана сиденья любовно сжимаемую его коленями более чем наполовину заполненную квадратного сечения бутылку с красной металлической пробкой. Юра, потеряв любимую опору, зашевелился и что-то пробормотал. Несколько раз плотоядно поводил мясистым носом, дернул рукой, но, не получив требуемых ощущений, вернулся в первоначальное положение и затих.

– Рифат, Лена, хотите выпить? – спросил Родик шепотом.

– Родион Иванович, вы же знаете, что я не пью крепкие напитки, – отозвалась Лена. – У меня есть яблоко. Будете?

– Спасибо, нет. Рифат, а вы примете пятьдесят грамм?

– Благодарю, Родион Иванович, не хочется.

– На нет и суда нет, – заключил Родик. – Я буду вон за той ширмой. Если передумаете – заходите.

– Еще раз спасибо, Родион Иванович, – учтиво улыбнувшись, поблагодарил Рифат и вернулся к разговору с Леной.

Родик дошел до ширмы. Сначала просунул руку с бутылкой, потом голову и сказал:

– Девчонки! Я опять к вам. И не один, со мной «Red label».

Девушки приветственно захихикали.

– Вы пейте сами. Мы не будем, – почти одновременно отозвались они, доброжелательно улыбаясь.

– Да ладно вам, девчонки. Никто не узнает. Перед посадкой выпить очень полезно. Кровь разжижается… Поэтому выпьем не удовольствия ради, а здоровья для.

– Не уговаривайте. Не будем, – ставя перед Родиком кофейную чашку, твердо заявила одна из стюардесс. – Лучше расскажите нам что-нибудь смешное.

– Могу про негров-евреев…

– А такое бывает? – удивилась вторая.

– Сплошь и рядом. Это одно из двенадцати колен Израилевых, и поэтому они живут даже в Иерусалиме на крыше храма Гроба Господня, а в Африке, особенно в Эфиопии, их очень много. Кстати, это говорит о том, что Африка – не самое плохое место. И вообще, все евреи из Египта вышли, а это край Африки. Кстати, в Марокко живут евреи-арабы. Тоже одно из колен Израилевых. Говорят, Моисей, водивший евреев по пустыне, был таким евреем-арабом.

– Это что же, евреи бывают всех цветов?

– Именно так…

– Никогда бы не подумала… – продолжила удивляться стюардесса. – Вот ужас…

– Ужас – это когда у белой еврейки рождается черный ребенок, и не от того, что она жила с негром, – просто сработал ген колена Израилева. Попробуй, докажи это мужу.

– Вы это серьезно? – округлила глаза стюардесса.

– Конечно. Выходите замуж за еврея и рожаете ему черного ребенка. И все потому, что у него негритянский ген одного из колен Израилевых. Вернее, не негритянский, а еврейский… В общем генетика, которую очень любил русский академик Лысенко. Чрезвычайно много он для генетики сделал. Лженаукой ее объявил. А дети, похожие на рыжих соседей, до сих пор рождаются. Их даже по телевизору показывают.

– Вы все шутите, – хихикнула вторая девушка.

– Почти нет. Шутить сейчас начну. Слушайте анекдот…

В самый разгар общения, превратившегося в монолог Родика, послышалось извещение о посадке. Стюардессы засуетились и с извиняющимся видом попросили Родика занять свое место.

– Слушаюсь и повинуюсь, красавицы, – он вылил оставшуюся в бутылке жидкость в чашку, объявил: – За счастливое приземление! – и выпил, картинно, по-гусарски, оттопырив локоть.

Юра и Боря сидели на своих местах, сонно оглядывая салон.

– Ты где был? – спросил Боря.

– С девушками общался, – ответил Родик.

– Этот подлец споил им все наше виски, – возмутился Юра.

– Девушки на работе, им пить нельзя. Так что ты занимаешься клеветой, – заметил Родик.

– Значит, ты сам обокрал друзей, воспользовавшись их бессознательным состоянием. Где виски? – закончил, бешено вращая зрачками, свою обличительную речь Юра.

– Какой виски? Тебе что-то приснилось. Ты что, забыл? Мы давно его выпили, – улыбаясь, заявил Родик.

– Борь, посмотри на этого гада… У него, как у мартовского кота, глаза блестят. Бабник и алкаш…

– От алкаша слышу, – шутливо отозвался Родик. – Тебе вообще пить вредно. Ты превращаешься в склочника и клеветника. Это еще полбеды. Ты на почве алкоголизма стал путать явь и сон. Причем снится тебе преимущественно выпивка. Сколько виски, по-твоему, я выпил?

– Было больше половины бутылки.

– Во… Если перестанешь меня ругать, обещаю, что в следующий раз тебе приснится целая бутылка или две, а если очень повезет, то и ящик.

– Ладно, кончай шутить. Налей, а то скоро приземлимся, – еще на что-то надеясь, жалобно попросил Юра.

Родик сложил руки на груди и, закрыв глаза, стал ожидать посадки. Юра, вероятно, поняв бесперспективность своих попыток, обиженно отвернулся к иллюминатору, делая вид, что разглядывает землю.

Вскоре самолет, мягко ударившись шасси, заскользил по посадочной полосе и остановился. В салоне началась суета, захлопали крышки багажных ящиков, люди, толкая друг друга, выстроились в проходах, стараясь побыстрее покинуть самолет. Родика всегда удивляла эта бесполезная торопливость. Сам он никогда не спешил и вставал с кресла одним из последних, беспрепятственно преодолевая короткий путь до выхода. Так произошло и в этот раз.

Стюардессы столпились у двери. Родик на минутку задержался, поблагодарил всех и выразил надежду, что назад они тоже полетят вместе.

Получив в ответ порцию улыбок и прощальных слов, он вышел на залитый солнцем и окутанный влажным зноем трап. Представшая перед ним картина очень напоминала душанбинскую. Та же побитая зноем жухлая трава, пыльное марево на горизонте. Если бы не странно раскрашенные самолеты с латинскими буквами на фюзеляжах и стоящие у трапа чернокожие люди, сходство было бы полным.

Еще до прохождения паспортного контроля их встретил белозубо улыбающийся мистер Мбаго. Он приветствовал Родика как старого знакомого, заключил его в объятия и попытался поцеловать. Родик мягко отстранился, сделав вид, что ищет паспорт. Контроль ограничился несколькими непонятными словами, произнесенными мистером Мбаго, и понятным «О’кей», сказанным пограничником, ставившим печать в паспорте Родика.

Вещи каким-то чудесным образом уже оказались в руках неизвестно откуда взявшихся иссиня-черных молодых людей.

Рифат вручил Родику для подписания заполненную декларацию. Этим таможенная процедура закончилась, не начавшись.

Прямо у входа их ожидал ранее невиданный Родиком, но чем-то похожий на советский «УАЗ», серебристого цвета то ли большой джип, то ли маленький автобус с надстройкой из никелированных труб на крыше. Туда вела прикрепленная к задней части кузова лестница. Молодые люди с необычайной проворностью погрузили вещи на это никелированное чудо и, к изумлению Родика, сами уселись среди них.

Внутри автомобиль был прохладным и просторным, с семью комфортабельными сиденьями и откидным столиком. Не успели разместиться, как машина резко сорвалась с места. Родик забеспокоился по поводу всего, что находилось на крыше. Однако шума падающих людей и вещей не послышалось, и он не стал комментировать свои чувства. Это сделал за него Юра – забыв, что Рифат может все перевести, он стал размахивать руками и бессмысленно повторять: «Люди! Там люди! Они не успели сойти! Стоп!..»

Мистер Мбаго, сидящий рядом с водителем, повернулся и, улыбаясь, попытался успокоить Юру. Однако тот, возможно, из-за недополученного виски, успокаиваться никак не хотел и весь путь до отеля приставал к спутникам с различными предположениями о том, что происходит на крыше автомобиля.

Родик, привыкший к Юриным выплескам эмоций, переключился на созерцание проплывающих мимо городских пейзажей. Нескончаемые ряды магазинчиков и лавчонок сменялись то облупившимися коробками жилых домов, похожих на советские хрущобы, то роскошными белыми дворцами, утопающими в буйной зелени экзотических растений. Самое же интересное являл людской поток, заполняющий все пространство улиц и состоящий из черных и иссиня-черных, белозубых, ярко одетых людей, двигающихся словно в каком-то танце. Смотрелись они очень живописно, особенно выделялись женщины, несущие на головах свертки и кувшины.

Неожиданно взору открылся песчаный пляж, обрамленный пальмами, а за ним – бирюзовый океан. Родику сразу захотелось искупаться и полежать в тени этих пальм, но не успело это чувство окрепнуть, как океан пропал из виду, и автомобиль пополз по узким улицам, рискуя задавить беспорядочно снующих людей, не обращающих на него никакого внимания. Рассматривая эту пеструю автомобильнолюдскую суету, Родик вспомнил слова стюардессы про африканский ужас. Однако увиденное производило на него обратное впечатление. Когда же автомобиль, выпутавшись из тесноты улочек, помчался по широкому проспекту, а потом въехал в зеленый оазис с небольшим отелем в центре, Родик понял: его первое впечатление об Африке – однозначно положительное.

В отеле все было привычно за исключением москитных сеток над кроватями. Молодые чернокожие люди, вопреки предсказаниям Юры, не погибшие на крыше автомобиля, быстро перенесли вещи и оборудование в три двухместных номера, вероятно, предполагая поселить Лену отдельно. Однако Боря и Лена решили занять один номер, а Родику досталась целая комната, что его очень обрадовало.

Времени на отдых после утомительного пути фонтанирующий гостеприимством мистер Мбаго почти не дал, ссылаясь на запланированный торжественный обед.

Наскоро приняв душ, Родик спустился в холл. Там ожидали Рифат и Юра, о чем-то беседующие с мистером Мбаго. Не успел Родик вступить в разговор, как появились Боря и Лена, а еще через двадцать минут вся компания по тенистой аллее вдоль берега океана приближалась к причудливой ограде, за которой просматривались атрибуты открытого ресторана.

У входа к ним присоединились мистер Луспа и мужчина, которого мистер Мбаго представил как своего заместителя по имени Майкл.

Началось застолье, удивившее даже повидавшего венесуэльское разнообразие Родика. Стол ломился от блюд, обладающих совершенно новыми, часто специфическими вкусовыми качествами. Рифат, хорошо знающий танзанийскую кухню, давал пояснения, поражающие необычным сочетанием продуктов. Хозяева, видя, с каким азартом угощаются гости, белозубо улыбаясь, поднимали стаканы с виски за будущее сотрудничество. Родик тоже произнес несколько ответных тостов. Перед десертом мистер Мбаго коротко описал программу их недельного пребывания в Танзании. Предстояла очень напряженная работа, требующая разделения на две группы. Боря и Лена должны были заняться пробными сушками различных продуктов с использованием привезенной установки и для этого совершить путешествие куда-то в горные сельскохозяйственные районы. Остальные оставались в Дар-эс-Саламе для оформления и согласования документов, начиная с меморандума о создании компании и кончая предварительным выбором – на основе изучения карт – земельных участков для добычи минералов. Результирующий договор с соответствующими приложениями – основой для бизнес-плана – должен был быть готов к концу недели, а бизнес-план предполагалось делать в Москве с учетом данных по сушке и оценок объемов геолого-разведочных и горных работ.

Юра дополнительно настоял на организации нескольких встреч с ювелирами и торговцами ювелирными изделиями.

По самым скромным оценкам, времени было не просто мало, а очень мало.

Мистер Мбаго по этому поводу страшно расстраивался, чувствуя себя виноватым из-за невозможности проявить должное гостеприимство. Кроме того, он опасался, что за неделю им будет чрезвычайно трудно выполнить производственную программу.

Родик заверял его, что это первый предварительный визит, после которого последуют другие встречи– и в Танзании, и в Москве, за неделю же они, бесспорно, проведут всю запланированную работу. А вот культурную программу целесообразно перенести на следующий приезд. Однако мистера Мбаго это не успокоило. Он начал настаивать на том, чтобы отложить отъезд на неделю, обещая массу экзотических развлечений: сафари, посещение знаменитого озера Виктория, острова Занзибар и кратера Нгоро-Нгоро.

Конечно, посмотреть все это хотелось, но московские события требовали скорейшего возвращения. Родик, напомнив мистеру Мбаго о недавней попытке переворота и очень сложном положении в Москве, твердо отказался продлевать пребывание в Танзании.

Мистер Мбаго, вероятно, поняв весомость аргументов, согласился и больше эти вопросы не поднимал, хотя каждую свободную минуту старался проявлять гостеприимство – организовывал походы в лучшие рестораны, на экзотические рынки и в другие примечательные места Дар-эс-Салама, около которых – случайно или нет – они оказывались.

Неделя пролетела как один миг. Объем письменной и устной информации оказался огромным. Только предварительный договор с приложениями занял более пятидесяти листов машинописного текста, который Рифат с утра до вечера переводил на суахили. Боря и Лена умудрились пересушить чуть ли не все фрукты и овощи, произрастающие в Танзании, хотя некоторые из них брались еще незрелыми или после длительного хранения. Экспериментаторов очень волновал способ доставки такого большого объема образцов в Москву, где могли задержать груз по эпидемиологическим причинам.

Впечатлений было хоть отбавляй. Самое яркое ощущение Родика состояло в том, что он полностью изменил свое отношение к неграм, а вернее, к африканцам. Слово «неф», используемое в советской печати и обиходе повсеместно, являлось оскорбительным, и Родик теперь старался не употреблять его. Однако изменился не только лексикон Родика, но и отношение к этим людям. Пропала антипатия к чернокожим. Воспитание в советской школе, как он теперь отчетливо понял, внушало с детства неприязнь к другим расам, хотя на словах было все наоборот. Равенство и братство существовали лишь на страницах учебников и газет, на самом же деле любой советский человек был в той или иной мере расистом, а многие и националистами.

Родика не миновала эта участь. Еще совсем недавно, видя в вагоне метро или в автобусе людей с черным цветом кожи, он начинал брезгливо сторониться, стараясь не касаться поручней и других предметов, до которых те дотрагивались. Он не мог читать переводные американские детективы, где главным героем был чернокожий полицейский или частный детектив – пропадал интерес. Вероятно, это началось в детстве при прочтении «Хижины дяди Тома» и «Приключений Тома Сойера» – произведений на первый взгляд антирасистских, а в действительности пронизанных американской терпимостью, но нелюбовью к чернокожим, и поэтому выставляющих их людьми второго сорта. Именно в этом и заключался, как теперь стало совершенно очевидно Родику, расизм. Первый сдвиг в его сознании произошел в Таджикистане. Однако сдвиг этот был незначительным – Родик лишь стал более терпимо воспринимать корейцев. Хотя, не испытывая к ним брезгливости, в душе он считал себя выше, если не умственно, то физически. Они все равно ассоциировались у него с чем-то неполноценным, второсортным. Это в полной мере касалось и Оксы…

Сейчас, пробыв неделю в Танзании, он начал стыдиться такого поведения. В его душе родились совершенно иные чувства, вызванные близким общением с чернокожими и при этом интеллектуальными, образованными и очень доброжелательными людьми, не только равными ему, но и во многом превосходящими его. Он стал замечать в них внешнюю и внутреннюю красоту. Особенно его поражала и волновала женская красота. Точеные фигуры с высокими шеями, гордо посаженными головами, зовуще изогнутыми талиями, а также величественная и грациозная походка страшно возбуждали его, а непосредственность и сексуальность поведения требовали ответных действий. Все это дополнялось сходством менталитетов. Вернее, присутствием в Африке яркого восточного менталитета, который очень импонировал Родику и тонкости которого он хорошо понимал.

Настрой Родика, вероятно, не ускользнул от проницательного взгляда мистера Мбаго. Поэтому или по какой-то другой причине в ночь накануне отлета в Москву в его гостиничном номере появилась смущенно улыбающаяся очень молодая девушка, закутанная в кусок яркой ткани, рельефно обрамляющей ее не до конца сформировавшуюся фигуру и призывно выступающую грудь.

Родик сперва растерялся, вспомнив о том, что на африканском континенте свирепствует СПИД. Но еще раз оглядев прекрасный образец того, что уже несколько дней занимало его воображение, он выбросил из головы все сомнения…

Когда он проснулся утром, в комнате никого не было. «Будем считать, что это сон. Очень приятный, но сон», – сам себе сказал Родик, рассматривая намыленное для бритья лицо в мутном зеркале ванной комнаты.

В холле их, как всегда, ожидал мистер Мбаго. Родик поздоровался и, подмигнув, сказал: «Спасибо». Мистер Мбаго, сверкнув белозубой улыбкой, ответил по-русски: «Пожалуйста». На этом закончилось первое знакомство Родика с африканскими женщинами, но не с Африкой…

В аэропорту представитель «Аэрофлота» вежливо сообщил, что, несмотря на наличие билетов, регистрировать их не будут, поскольку положено заранее подтверждать вылет, а этого никто не сделал. Сейчас же, по предварительным данным, в самолете свободных мест нет. Чудодейственная сила мистера Мбаго не произвела на представителя «Аэрофлота» никакого впечатления. Следующий рейс ожидался только через неделю. Оставалось ждать конца регистрации в надежде на появление свободных мест.