Текст книги "Нэлли"

Автор книги: Борис Тагеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

VII. Пока не убил зверя, не дели его шкуры

– Мне незачем ехать с вами к английскому консулу, сказал капитан доктору Брауну, когда они вышли из моторной лодки на пристань в Гонолулу.

– Это почему? – широко раскрыв глаза, спросил доктор своего спутника.

– А потому, – отвечал тот, что я не сыщик, а моряк. У меня и без того немало заботы о своем пароходе, чтобы мешаться в дела, которые меня не касаются.

– Ну, вот! – воскликнул разочарованный доктор. Какое же это частное дело? По-моему, этот случай имеет важное политическое значение!

– Возможно, что оно даже очень важно для англичан, но я в нем не вижу никакого интереса для нас, американцев, и не понимаю, почему вы так близко приняли к сердцу всю эту историю? возразил капитан.

– То-есть как это так! – воскликнул доктор.

– Вы можете равнодушно относиться к тому, что английскую девочку похищают большевики?

– А мне-то какое дело? – отвечал капитан. – У этих ребят имеются все законные документы, выданные нашим правительством, иначе я бы их не принял на пароход. Они имеют право самостоятельно путешествовать, ну, и пусть себе ид здоровье катаются по белу свету, если на это у них хватает средств. Да, наконец, откуда вы взяли, что эту девочку похищают большевики? Неужели вы считаете этого шестнадцатилетнего мальчика большевиком, доктор? Какой вздор!

Доктор Браун хотел возразить своему спутнику, но тот его перебил.

– Наверное, эти дети уже съехали с парохода на берег, и за них я не несу больше никакой ответственности, – сказал капитан.

– Так вы не хотите идти со мной к консулу? – спросил доктор.

– Решительно не хочу! – отвечал капитан. – До свиданья, – брякнул он доктору и направился к автомобилю.

– Дурак! – сквозь зубы пробормотал вслед удаляющемуся капитану доктор. «Тем лучше, нам больше останется», – подумал он и пошел к телефонной будке, чтобы позвонить на квартиру мисс Гоф.

Номер ее телефона оказался занятым. Он положил трубку и в ожидании закурил сигару.

– Алло! Дайте мне номер три пятьдесят четыре, – через несколько минут потребовал снова доктор.

– Занят, – последовал ответ.

Он с раздражением повесил трубку и, сев в автомобиль, приказал везти себя в английское консульство.

К досаде доктора, консул оказался в отъезде, и его ожидали лишь на следующий день.

– Но мне нужно видеть его во что бы то ни стало по очень срочному делу большой важности, сказал Браун секретарю консульства.

– В таком случае, вам следует нанять моторную лодку и ехать на остров Мауи. Вы туда доберетесь к вечеру и, но всей вероятности, застанете консула на его даче, посоветовал секретарь.

– Я так и сделаю, – отвечал доктор.

Из консульства он прямо отправился на пристань.

Пока подавали заказанную им лодку, доктор снова вызвал по телефону мисс Гоф. Однако, и на этот раз телефон ее оказался занятым.

– Тысяча дьяволов! – выругался доктор.

«С кем это любезничает так долго по телефону старая карга?»– подумал он, и позвонил бы еще, но с пристани раздался крик:

– Лодка доктора Брауна подана!

Доктор вышел из телефонной будки и быстрыми шагами направился к ожидавшей его моторной лодке.

На следующий день рано утром в Гонолулу вернулся консул.

Мистер Чизик, как звали английского генерального консула, был неимоверно толст и страдал от не привычного для северянина зноя. Приехав домой, он сейчас же разделся, принял холодную ванну и облачился в легкое японское кимоно.

Он всю ночь был в пути, выехав с острова Мауи накануне поздно вечером, плохо спал в дороге и проголодался.

Едва он уселся за стол и принялся за свое любимое блюдо, – яичницу с копченой свиной грудинкой, как слуга доложил о приезде доктора Брауна.

«Какая нелегкая принесла его в такую рань?»– подумал консул.

– Проводи доктора Брауна к секретарю, Такеда, – приказал он слуге-японцу.

– Мистер Пратт еще спит, – отвечал тот.

– Ну, хорошо. Пусть доктор обождет в гостиной, пока я окончу свой брекфэст[3]3
  Утренний завтрак. (Прим. авт.)


[Закрыть], а ты приготовь мне одеться.

Мистер Чизик был большим любителем хорошо и плотно покушать, и неожиданный ранний визит доктора очень рассердил его.

Он снова принялся за яичницу, но в столовую вернулся слуга и сказал:

– Я очень извиняюсь, сэр, что тревожу вас, но доктор Браун настаивает, чтобы вы его сейчас же приняли. Он имеет к вам особенно важное дело.

– Ах, чтобы ему лопнуть! – пробормотал консул. Ну, проси его сюда!

– Мне очень неприятно беспокоить вас так рано, уважаемый мистер Чизик, – сказал доктор, пожимая пухлую руку консула. – Я ищу вас со вчерашнего дня. Ведь я ездил на остров Мауи и был у вас на даче ровно полчаса спустя после вашего отъезда в Гонолулу.

– И совершенно напрасно, мы и так встретились бы сегодня здесь, а вы бы зря не потратили ни времени, ни денег на бесполезную езду. В чем дело? – спросил консул, подвигая к себе блюдо с жареными сосисками.

Доктор Браун начал свой рассказ о похищении большевиками английской девочки.

– Да, это дело большой важности, – проговорил консул, съев последнюю сосиску и придвигая к себе огромную чашку с кофе, напоминавшую, своей величиной полоскательницу.

– Необходимо сейчас же арестовать эту Келлингс и отправить ее в Лондон, – сказал он, жуя ломоть сладкого пирога. – Быть-может, вы выпьете кофе, доктор?

– С удовольствием, я ничего еще не имел во рту со вчерашнего обеда на Мауи, – отвечал тот.

– Очень жаль, что вы не| приехали немного раньше. Я только-что позавтракал, – сказал консул, по-видимому, забыв, что он поел все сосиски на глазах своего голодного гостя. – Пожалуйста, наливайте себе кофе сами, – предложил он.

– Ах, мистер Чизик, когда вы увидите эту девочку, вы убедитесь, какой она клад, – сказал, размешивая в чашке сахар, доктор Браун.

– Я очень люблю детей, – заметил толстяк, беря в рот кусок ананаса и обтирая салфеткой свой тройной подбородок, по которому струйками стекал сок, ароматного фрукта, – Я особенно люблю детей в возрасте, когда они начинают самостоятельно мыслить. Они тогда очень интересны.

– Я с вами совершенно согласен, – поддакнул доктор, – но моя пациентка, Нэлли Келлингс, представляет собой нечто особенное. Ведь ей всего четырнадцать лет и, несмотря на такие молодые годы, она умна и интересна, в разговоре. Беседуя с ней, забываешь, что перед тобой девочка, и кажется, что разговариваешь со взрослой.

– Ну, а какова она по внешности? – поинтересовался консул.

– Мисс Келлингс очень красива. У нее удивительно правильные черты лица и прекрасные белокурые волосы с золотистым отливом. По-видимому, большевики отучили ее завивать локоны, как это делают наши девочки, и она носит гладкие волосы, заплетенные в две косы. Это ее портит. Зато глаза у нее иногда совершенно синие, а иногда с каким-то зеленоватым отливом: это самые ценные глаза для кинематографа. Роста она небольшого и много еще не вытянется. Ну, да что мне вам ее описывать, когда она просто является двойником Мэри Пикфорд– закончил доктор.

– Вы говорите, что эта Келлингс уже талантливая киноартистка? – спросил толстяк.

– Ну, как же! Я читал газетные статьи, в которых американские журналисты пророчили этой девочке блестящее будущее, – подтвердил доктор.

– Да, это все очень любопытно. Ее место в Лондоне, а не в Москве, – заметил консул. Вы понимаете, дорогой доктор, – после некоторого молчания продолжал он, – ведь, кроме того, что мы возвращаем Англии эту девочку, мы предпринимаем с вами очень выгодное дело. Нечего и говорить, что за ваши услуги наше правительство назначит вам крупную денежную награду, я же, как представитель королевской власти, буду рекомендовать вас в опекуны над этой сироткой. Вы понимаете, что означает подобное опекунство? С таким именем, которое создала себе в Америке мисс Келлингс, вы сумеете заработать на ней в Англии целый капитал!

– Да, конечно, – согласился доктор, – но без вашей помощи я ничего не сумею сделать. Во-первых, у меня нет для того достаточно денег…

Консул перебил своего собеседника.

– Я охотно пойду вам на помощь, – сказал он. – Я дам вам необходимую сумму денег и буду оказывать полное содействие во всем. Но барыши придется поделить…

Легкая тень неудовольствия пробежала по лицу доктора.

– Я полагаю, что об этом мы договоримся, – сказал он. – Нужно скорее действовать…

Консул с шумом отодвинул стул.

– Ну, а что же мы сделаем с Орловым? – спросил доктор.

– Мы этого шалопая большевика задержим здесь, вот и все, – отвечал консул.

– В том-то и дело, что не задержите. Он и сопровождающая девочку негритянка едут по американскому паспорту, – возразил доктор.

– Это ровно ничего не значит, – ответил толстяк. – На этот счет я сговорюсь с губернатором, он здесь полноправный властелин. Так или иначе, мы имеем все законные права на мисс Келлингс, как на английскую подданную.

– Я бы рекомендовал этого мальчишку Орлова привлечь к уголовной ответственности за похищение детей. Что вы на это скажете? – спросил доктор.

– Прекрасная идея, – одобрительно воскликнул консул. – Мы его упрячем, и надолго, не беспокойтесь!

Сказав это, консул позвонил.

Вошел японец.

– Приготовь мне одеваться, Такеда, – приказал толстяк, – да чтобы через десять минут был подан автомобиль. Через четверть часа я буду одет! – крикнул он доктору, скрываясь за портьерой.

VIII. Разочарование

– Здравствуйте, мисс Гоф!

– Доктор Браун, вот приятный сюрприз! – воскликнула худощавая, высокого роста женщина, просматривавшая газету, лежа на плетеной кушетке, стоявшей на веранде большого дома.

Она проворно вскочила, оправила растрепавшуюся прическу своих рыжих волос и побежала к чугунной садовой решетке, за которой виднелась высокая стройная фигура доктора в изящном белом костюме американского моряка.

– Как я рада вас видеть, милый доктор, – проговорила она, отпирая калитку.

– Я не один, мисс Гоф, со мной генеральный консул, – сказал тот, поздоровавшись с хозяйкой дома, и указал взглядом на стоявший автомобиль.

– Ах, это мистер Чизик в автомобиле! – воскликнула англичанка. – Как это приятно! Почему же он не выходит? Попросите господина консула на террасу, а я сейчас сделаю кое-какие распоряжения…

С этими словами она оставила доктора одного и побежала к дому.

– Мисс Гоф, мисс Гоф, на одну минуту! – звал убегавшую женщину доктор Браун. Но она, словно не слыша его крика, с ловкостью белки взбежала по лестнице на веранду и скрылась за стеклянной дверью.

– Черт бы тебя побрал, старая карга! – с досадой пробормотал доктор. – Нашла время для кокетства. Я уверен, что она побежала прихорашиваться.

В это время из автомобиля начало выползать какое-то бесформенное тело, которое сразу трудно было признать за человека. Сначала показалось что-то огромное, круглое, похожее на гигантский арбуз. Потом оно приняло форму громадной, суживающейся кверху тыквы, из которой вдруг выросли маленькие руки и ноги, и, наконец, показалась лысая, словно яйцо, краснокирпичного цвета голова.

Тут только стало ясно, что это был консул, вылезавший из автомобиля задом.

Очутившись на земле, он встряхнулся и поправил сбившийся кверху белый пиджак. Выпятив большой круглый живот, поперек которого на белоснежном жилете блестела массивная золотая цепочка, толстяк направился к садовой калитке.

– Ох, как жарко, доктор! – вытирая платком нотную лысину, проговорил толстяк. – Если бы не столь важное дело, как освобождение моей юной соотечественницы из когтей большевиков, никакая бы сила не заставила меня выехать из дому.

Затем они оба направились по тенистой аллее к веранде.

Мисс Гоф вышла к гостям в свежем, слегка накрахмаленном платье. К ее талии была приколота огромная чайная роза. На ее уже увядшем, когда-то красивом лице густым слоем лежала пудра. Губы были сильно накрашены. Яркий румянец покрывал только ее левую щеку. Очевидно, второпях она позабыла как следует подрумянить другую. Ее большие серые глаза были подведены и имели такое же выражение, какое бывает у детских кукол.

С нежной улыбкой она подошла к консулу и протянула ему руку, пальцы которой были унизаны кольцами.

– Как это мило с вашей стороны, мистер Чизик, осчастливить меня своим посещением. Сейчас нам подадут прохладительные напитки. Не правда ли, какая сегодня невыносимая жара? – сказала она. – Я очень рада, я никак не ожидала такого сюрприза.

– По крайней мере, меня-то вы ожидали? – улыбаясь, спросил доктор.

– Вас, милый мистер Браун, я всегда ожидаю, когда сюда прибывает «Игль», – лукаво щуря свои глаза, отвечала мисс Гоф и, обернувшись к двери, крикнула:

– Да торопитесь же, Ли, мы очень хотим пить!

– Ну, теперь к делу, – принимая серьезный вид, обратился доктор к хозяйке.

Но в этот же момент на пороге появился китаец с подносом, и доктор умолк в ожидании, пока не удалится слуга.

Как только китаец вышел, доктор нагнулся к мисс Гоф и таинственно спросил:

– Ну, как чувствуют себя ваши новые жильцы?

– Кто? – широко открывая глаза, недоумевающе спросила она.

– Как кто! – в свою очередь удивился доктор. – А девочка с молодым человеком и негритянкой, которые вчера прямо с парохода должны были приехать сюда и передать вам мое письмо.

– Никто ко мне не приезжал, и никакого письма я не получала, – ответила англичанка.

Доктор побледнел и переглянулся с толстяком.

– Как же это так? – спросил консул хозяйку дома.

– Никто, абсолютно никто не приезжал ко мне с парохода, – снова подтвердила она.

– Что же это значит, дорогой доктор? – спросил толстяк.

Тот только поднял свои брови, выпятил нижнюю губу и пожал плечами.

– Ничего не понимаю, – пробормотал он.

Мисс Гоф беспокойно переводила взор с одного на другого.

– Да расскажите же мне толком, в чем дело, что такое случилось? – воскликнула она.

Когда доктор Браун посвятил англичанку во все подробности своего знакомства с Нэлли Келлингс и Петром Орловым, она скривила губы в презрительную гримасу и укоризненно покачала головой.

– Доктор, доктор, ну, как же вы могли поступить так неосторожно? – сказала она. – Зачем вы сами не привезли ко мне этих ребят? Я уверена, что у вас их перехватили.

– Кто? – воскликнул доктор.

– Кто именно, я не знаю, но это так, я ни на минуту не сомневаюсь.

– Простите, мисс Гоф, именно в этом случае вы ошибаетесь, – возразил доктор. – В продолжение всего пути, как Нэлли, так и ее спутники, находились под моим наблюдением. Кроме меня, они ни с кем не были знакомы на пароходе. Нет, мисс Гоф, перехватить их было некому, я в этом вполне убежден!

– Нечего спорить, – вмешался в разговор толстяк. – Как бы то ни было, но детей здесь нет, и это очень печально. Однако, с острова Оагу в одну ночь им некуда деваться. Если они еще не на пароходе, то, наверное, устроились в одной из гостиниц.

– Где у вас телефон, мисс Гоф? – спросил доктор.

– На столе в гостиной, только это бесполезно. Вот уже три дня, как испортился мой аппарат, и я не могу добиться, чтобы его исправили, – отвечала она.

– Так вот почему вас не дозвонишься! – сказал доктор Браун. – Я еду на «Игль», – заявил он, поднимаясь.

– Подождите минутку, доктор! Ах, какая жара, – сказал толстяк, наливая в стакан ледяной напиток.

Ему теперь очень не хотелось покидать прохладный уголок уютной веранды.

Вокруг нее раскинулся тенистый сад. Рядом с мелколиственными тамариндами величественно поднимались царственные пальмы. Из густой листвы пирамидальных магнолий выглядывали большие белоснежные коронкообразные цветы, наполняя воздух своим сильным ароматом. Вся веранда была окутана вьющимися растениями, называемыми клематисами, цветы которых казались огромными каплями крови. По стене дома, цепляясь усиками, ползли под самую крышу вьющиеся растения– пассиферы, громадные звездообразные цветы которых отливали радугой.

– Как ни прелестно у вас, мисс Гоф, однако, нам нужно торопиться, – осушив свой стакан, сказал консул. – Мы постараемся водворить в эту прелестную клетку, упорхнувшую от нас птичку. Сегодня, конечно, об отъезде вашем в Лондон нечего к думать! Следующий пароход пойдет через десять дней. К этому времени вы сумеете подготовить девочку к предстоящей поездке. За все ваши хлопоты и на расходы, вы получите крупную сумму денег.

С этими словами он пожал руку хозяйке и, накрыв свою лысую голову вместо шляпы носовым платком, стал спускаться с лестницы. Он ступал каждый раз одной правой ногой по ее ступенькам, как это делают маленькие дети. Когда консул, преодолев последнюю ступеньку лестницы, сошел на посыпанную красным песком дорожку, он повернулся и сказал:

– Сегодня к вечеру мы вам доставим девочку, мисс Гоф, приготовьтесь к встрече. Я подниму на ноги всю американскую полицию, я разошлю всех своих сыщиков, но она будет в моих руках,

– К губернатору! – крикнул шоферу доктор

– Да не торопитесь так, доктор, я еще не совсем уселся, – остановил врача консул, который, кряхтя и пыхтя, устраивался поудобнее на сиденье. – Ну, и жара же сегодня! проговорил он, усевшись наконец.

«Настоящий бегемот», – подумал доктор, глядя на сидевшую возле него тушу.

Мотор заработал, и автомобиль понесся вдоль тенистой улицы Ноуан.

IX. Кеуа

Прошел месяц с тех пор, как больная Нэлли, Петр Орлов и негритянка Роза высадились на берег в Жемчужной гавани.

Куда исчезли эти прибывшие иностранцы, для доктора Брауна и консула Чизика оставалось неразрешимой загадкой. Оба они не щадили ни средств, ни сил, чтобы напасть на след исчезнувших детей.

Больше всех волновался консул. Кроме денег, выданных доктору, ему приходилось теперь платить еще сыщикам, а успеха ждать было трудно.

По приказанию губернатора, гонолулская полиция произвела целый ряд обысков у местных жителей. Все гостиницы в городе были уже давно проверены. Детей нигде не оказалось.

Губернатор несколько раз призывал к себе начальника полиции– капитана Хикса.

– Как вам не стыдно, капитан! – упрекал он его. – Ведь весь остров Оагу в окружности имеет около ста восьмидесяти километров, а в городе Гонолулу всего 30.000 жителей; и вы не можете напасть на след беглецов. Я вам даю полное право задерживать всех, кого вы найдете нужным.

– Я уже достоверно знаю, что детей и негритянку перевез с парохода на берег канак Кеуа, у которого имеется своя моторная лодка, – отвечал полицмейстер.

– Ну, так вы и возьмите его за жабры да допросите хорошенько по-своему! Вы ведь такой искусник допрашивать! – засмеявшись, сказал губернатор.

– Об этом не беспокойтесь, сэр! – отвечал капитан. – Мы ищем теперь дом этого Кеуа. Он, наверное, живет где-нибудь на окраине города, где бесчисленное множество лачуг. Очень возможно, что там и укрываются беглецы.

– А вы арестуйте этого канака в порту, как только он там появится на своей лодке.

– Это будет бесполезно, сэр! Таким образом мы ничего не добьемся. Арест канака не на дому послужит сигналом для его сообщников, и те переменят место своего убежища, – отвечал полицмейстер.

– Но ведь он может увезти их в море на своей лодке и посадить на какой-нибудь пароход, – сказал губернатор.

– Что вы, сэр! – ответил капитан. – У нас в море все время шныряют сторожевые суда. Незамеченными пройти, в особенности на моторной лодке с ее шумом, невозможно.

– Ну, так делайте, что хотите, но чтобы через неделю мне были доставлены беглецы, иначе я вас сниму с должности.

После этой беседы капитан Хикс разослал по острову всех своих резервных полицейских и сыщиков.

Кеуа жил на юго-восточной окраине города, и чтобы добраться до его жилища, нужно было пройти весь китайский и японский кварталы.

Его хижина представляла собой остов, сделанный из пальмовых стволов. Стены ее были завешены Камышевыми плетенками, а крыша завалена травой и древесными листьями.

Внутри имелась всего лишь одна комната, а вокруг снаружи над деревянным полом был устроен навес, образующий что-то в роде веранды. Издали эта хижина походила на стог сена. Несколько кокосовых пальм своими мохнатыми верхушками бросали на нее густую тень, а шагах в двадцати раскинулся большой фруктовый сад.

Такие же хижины были в беспорядке разбросаны в различных направлениях по-соседству. Около них играли голые ребятишки шоколадного цвета, и женщины готовили пищу своим мужьям, находившимся на плантациях или на заводах.

Кеуа жил вместе со своим братом Окалани, но оба они приходили домой только для ночлега, да и то не каждый день.

Кеуа, рослый, красивый канак, лет двадцати пяти, провел свое детство и юность в Америке, где его отец служил стрелочником на железной дороге в Сан-Франциско. Там Кеуа кончил школу и поступил рабочим в доки американской пароходной компании. Окалани был на пять лет моложе своего брата и только что начал учиться, как в жизни их семьи произошел полный переворот.

На участке, на котором работал их отец, произошло крушение. Два пассажирских поезда столкнулись из-за непереведенной стрелки. Отец Кеуа был уволен со службы, несмотря на то, что он оказался совершенно невинным. На американских железных дорогах несколько стрелок переводятся из одной стрелочной будки при помощи электрического тока. И вот, когда отец Кеуа должен был перевести стрелку, ток вдруг внезапно прекратился, а поезд несся, приближаясь к станции. – Стрелочник подал тревожный сигнал, но в этот же момент ток восстановился, и он со спокойным сердцем перевел стрелку. На самом же деле открылся только семафор, а стрелка осталась непереведенной.

Стены ее были завешены Камышевыми плетенками.

Отвечать за такую неисправность должен был молодой инженер, племянник одного из директоров этой железнодорожной дороги, и было решено всю вину свалить на Канака.

Эта несправедливость так сильно подействовала на отца Кеуа, что он вместе с женой и обоими сыновьями уехал из Америки и снова поселился на своем родном острове Оагу, где и занялся рыболовством. Вскоре он умер, а затем Кеуа и Ока лани похоронили и свою мать. С тех пор братья зажили самостоятельно.

Работая в Америке, в судостроительных доках, Кеуа прошел хорошую школу постройки судов и, став рыбаком, решил выстроить себе моторную лодку. Целый год братья возились над ее постройкой, и наконец вместительный бот был закончен. Не хватало им только двигателя.

Посоветовавшись, братья решили поступить матросами на пароход американской компании. Неохотно пошли они на службу к американцам, да ничего не поделаешь, – им нужны были деньги.

Два года проплавали братья на «Игле», копили деньжат, купили в Сан-Франциско бензиновый мотор с передаточным валом, к концу которого прикрепляют гребной винт.

Ночью тайно от таможенных надзирателей они по частям перенесли его на пароход и избежали уплаты вывозной пошлины.

Таким же способом переправили они свою покупку на берег и в Гонолулу. В перетаскивании мотора братьям помогал только что поступивший на «Игль» молодой матрос Дик. С этого и завязалась между ними дружба. Вскоре оба брата сделались самыми близкими людьми русского коммуниста и вступили в организованную им ячейку.

Кеуа и Окалани бросили службу в пароходной компании. Они установили двигатель на своей лодке, и Кеуа занялся перевозкой пассажиров, а Окалани поступил рабочим в портовые мастерские.

Через несколько дней после исчезновения молодых путешественников, когда Кеуа, перевезя пассажиров с прибывшего парохода, спал в своей хижине, кто-то сильно постучал в дверь.

– Кто там? – спросил проснувшийся канак.

Он был один, брат его ушел на работу.

– Отворяй, – отвечал грубый голос, – иначе мы подпалим твой курятник.

Вскочив с груды пальмовых листьев, заменявших ему постель, Кеуа направился к двери.

– Ну, шевелись! – снова раздался голос снаружи.

– Чего раскричался? Ты сначала скажи, кто ты такой! – смело крикнул канак.

– Полиция, – прозвучал короткий ответ.

Кеуа отворил дверь.

Перед ним стояли два полицейских.

– Ну, собирайся, да живо, ты арестован, – сказал один из них, беря канака за руку выше локтя.

– За что? – спросил канак.

– После узнаешь, – отвечал полицейский.

– Что же, так вот и идти голым? – спросил Кеуа.

– Можешь надеть свои лохмотья, – согласился полицейский и освободил руку канака.

Не торопясь Кенуа надел белые матросские брюки, снял с гвоздя чистую куртку с глухим? воротником и обувь на босые ноги – холщовые башмаки, взял с полу скорлупу кокосового ореха, служившую ему чашкой, зачерпнул в стоявшем в углу сосуде, сделанном из огромной тыквы, воды и, выпив ее, сказал:

– Ну, я готов!

Полицейские внимательно осматривали хижину, рылись в куче листьев, обстукивали пол, желая убедиться, нет ли под ним погреба. Видно было, что они искали еще кого-то. Осмотрев затем сад, они повели канака в город.

Город только что начал пробуждаться. За чугунными решетками, окружавшими нарядные дома, уже виднелись садовники, подметавшие засыпанные желтым и красным песком садовые дорожки.

По улицам целым потоком тянулись мужчины, женщины и дети в самых разнообразных костюмах. Здесь были и китайцы в своих синих куртках, узких штанах и черных туфлях, с подшитым вместо подошв толстым слоем бумаги. Некоторые из них шли босиком.

Японцы и японки в легких ситцевых кимоно, в деревянных сандалиях, надетых на голые ноги, издавали странный звонкий стук, походивший на топот табуна лошадей.

Полуголые канаки, индусы, мавры, малайцы и чернокожие обитатели Африки, завезенные сюда предпринимателями, смешались в пеструю толпу.

Все это были молодые и сильные люди. Между ними виднелись также подростки и дети обоего пола, уже надорванные тяжелой работой.

Некоторые несли узелки и корзинки, а на спинах у многих японок были привязаны грудные ребята.

Это рабочие спешили на фабрики, гудки которых уже доносились с окраины города.

Они с любопытством и сочувствием смотрели на молодого канака. Некоторые останавливались и провожали его взглядом.

Кто-то из проходивших окликнул Кеуа по имени:

– Алофа[4]4
  Канаки употребляют слово «алофа», что означает «я люблю вас» вместо приветствия. (Прим. авт.).


[Закрыть]– ответил тот. Но шедший сзади канака полицейский, ткнул его в спину:

– Иди, иди, я тебе дам алофа! – сказал он.

Полицейские повели канака через китайский квартал. Здесь жизнь уже была в полном разгаре. Все лавки были открыты, на улице стоял неописуемый шум и толкотня и от китайских кухонь распространялся удушливый чад.

Арестованного теперь вели по застроенной двухэтажными деревянными домами улице, пестревшей длинными вертикальными вывесками, расписанными китайскими надписями.

Когда канака ввели в кабинет полицмейстера, он увидел там английского консула и доктора Брауна. Обоих канак хорошо знал в лицо.

– Тебя зовут Кеуа-Меолани-Кото? – спросил канака полицмейстер.

– Да, – отвечал канак.

– Это ты свез на берег с «Игля» в своей лодке девочку и негритянку?

– Я, – снова подтвердил канак.

– Говори всю правду, а не то я прикажу отодрать тебя бамбуками! – крикнул капитан Хикс.

– Да, я, – спокойно отвечал Кеуа, – но с ними был еще молодой человек, который и нанял меня с парохода.

– Где они? – подходя вплотную к канаку, спросил капитан.

– А я почем знаю? – пожимая плечами, спросил Кеуа.

– Не знаешь? – прохрипел полицмейстер и, размахнувшись, ударил его по лицу кулаком.

Удар был настолько силен, что Кеуа едва удержался на ногах, а из его ноздрей потекли две алые струйки крови. Канак и не думал защищаться. Он даже не заслонился рукой, когда капитан Хикс вторично на него размахнулся. Овладев собой, Кеуа гордо поднял голову. Лицо его приняло какой-то желтоватый оттенок, губы совершенно побелели, а глаза смотрели в упор на полицейского офицера.

Только густые брови канака были теперь сдвинуты.

Он молчал.

– Отвечай же, собака! – закричал капитан. – А не то я забью тебя до смерти.

– Если вы по закону имеете право, то бейте меня, но не забудьте, капитан Хикс, что я такой же американский гражданин, как и вы! – твердым голосом заявил канак.

– Смотрите, он еще рассуждает! – сказал полицмейстер. – Я тебя выучу, негодяй, что такое значит американское гражданство! Отвечай, куда ты девал отвезенных на берег ребят?

– Да разве я могу знать, куда девается каждый пассажир, которого я вожу на моей лодке? – спокойно ответил Кеуа. – Мое дело свезти их на пристань или на пароход, помочь выгрузить их багаж и получить свои деньги. Прочее меня не интересует, – добавил он.

– Кто же встречал этих пассажиров на пристани? – мягким тоном спросил доктор Браун.

– А кто их знает? – отвечал Кеуа. – Я даже багажа из лодки не выгружал. Пришли двое носильщиков и унесли вещи.

– Ты и носильщиков этих не знаешь в лицо? – спросил полицмейстер.

– Это были какие-то незнакомые мне люди, – отвечал канак.

– Приведите Сименса, – распорядился полицмейстер.

В комнату вошел небольшого роста человек с короткой бородой, в которой уже серебрилась седина.

– Вы знаете этого канака? – спросил вошедшего капитан.

– Как же не знать? – Кто же в порту не знает Кеуа-перевозчика? – отвечал тот. – У него лучшая моторная лодка на рейде, которую он сам построил. В нашем порту Кеуа считается…

Но полицмейстер его остановил.

– Об этом вас никто не спрашивает, – грубо заметил Сименсу полицмейстер.

– Так зачем же вы меня велели сюда привезти, если не хотите слушать, что я говорю? – сказал старик.

– Ну, вы лучше не рассуждайте, а отвечайте только на вопросы, – остановил его снова капитан Хикс.

– Уж не собираетесь ли вы и меня бить, как били этого канака? – ехидно улыбаясь, спросил Сименс. – Позвольте мне вас спросить, капитан, по какому праву меня привели сюда, как какого-то преступника? Я двадцать лет верой и правдой прослужил таможенным стражником в Гонолулу. Я не позволю так с собой обращаться, я буду жаловаться, – все более и более горячась, говорил Сименс.

– Можете жаловаться кому угодно, а у меня есть свидетели, что вы взяли у этих иностранцев деньги и помогли им скрыться.

– Я брал взятку от заведомых преступников? Да в своем ли вы уме, капитан! – закричал старик. – За такое оскорбление вы ответите! Я этого так не оставлю, я подам жалобу по начальству, – обиженно сказал он, вытирая кулаком навернувшиеся на глаза слезы.

Тут вмешался консул.

– Успокойтесь, Сименс, – сказал он. – Никто вас не хочет оскорбить. Правда, начальник полиции немного погорячился, но ведь это со всяким может случиться. Ведь он распутывает такое сложное дело. Скажите, вы ведь помогли грузить вещи детей на автомобиль? – спросил он.

– Да, я помогал, это мне не запрещается моим начальством. На моей обязанности проверять, есть ли таможенные марки на багаже прибывающих, – и только, – всхлипывая, отвечал старик.

– Кто же приехал на этом автомобиле? – допрашивал консул.

– Двое каких-то канаков, одетых по-европейски, и шофер, – отвечал Сименс, – а так как уже стемнело, то я их лиц не разглядел, – прибавил он.

– Ну, а номер автомобиля вы не заметили? – спросил доктор Браун.

– Нет, номера я не заметил, но хорошо помню, что он был на обычном месте. Без номера привратник не впустил бы за ворота, – отвечал старик.

– Куда же направился этот автомобиль из порта? – просил консул.