Текст книги "Плагиат (Исповедь ненормального)"

Автор книги: Борис Карлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)

15

После дзюдо – плаванье. Можно расслабиться и ни о чём не думать. Когда плывёшь на спине, видишь кумачовую растяжку «ПРИВЕТ УЧАСТНИКАМ СОРЕВНОВАНИЙ!». Иногда там, наверху, занимаются на батутах прыгуны. Тогда можно смотреть на кувыркающиеся в воздухе фигуры. Брассом и баттерфляем – не видишь почти ничего; только воду, дорожки и бортик далеко впереди. Когда плывёшь кролем – краем глаза выхватываешь боковые трибуны.

Вон сидит девчонка из младшей группы. Делает вид, что читает учебник, на самом деле смотрит. На него. Не в первый раз. Сколько ей?.. Лет четырнадцать-пятнадцать. Может быть, все шестнадцать. Если бы так… можно было бы познакомиться, пригласить куда-нибудь. Она очень привлекательная и не похожа на дурочку. Совсем не похожа. Если будет случай, он непременно с ней заговорит. Эта Анжела зачем-то путается… Совсем не в его вкусе. Фальшивая, глупая, самоуверенная. Надо было решительно дать понять, что у них ничего не будет. Дурацкая нерешительность. Ему нравятся совсем другие девушки. Вот хотя бы эта, которая смотрит. Даже если ей четырнадцать, через пару лет физически они будут почти ровесники.

Свисток прервал занятия. Теперь, минут сорок, до следующей группы, можно было купаться кто как хочет. Прыгнуть с вышки… А эта, Анжела, она подождёт в фойе; там не холодно и можно попить газировки. Лучше бы она куда-нибудь спешила.

Владимир поднялся на десятиметровую вышку, повернулся спиной, толчок, два оборота… и, словно клинок, без брызг, на глубину.

Вынырнул и сразу посмотрел на трибуны. Девчонка чуть-чуть улыбается.

– Ныряй!

Этого он от себя сам не ожидал.

Всё также загадочно улыбаясь, Берёзкина разделась, подошла к краю бассейна и нырнула. А вынырнув, оказалась лицом к лицу со своим кумиром. Ни намёка на щенячий восторг. Она уже знает, как это делается.

– Ты ходишь на дзюдо?

Владимир улыбнулся:

– А ты хочешь подраться?

– Хочу!

– А пошли!

В борцовском зале уже никого не было. Он встали друг против друга.

– Нападай.

Кира подошла вплотную.

– Нападай… – повторил Владимир смущённо.

Внезапно девчонка выбросила вперёд руку, угодив ему в солнечное сплетение.

– О… Так не честно.

– Вот ещё.

– Ты гипнотизировала.

– Давай снова.

Но снова и ещё снова не принесло Кире больше ни одного попадания. Хотя она пыталась драться без правил, всякий раз оказывалась спиной на ковре, а Владимир, пугаясь волнующей близости, мгновенно вскакивал.

– Научи меня, – сказала Кира, признав полное поражение.

– Чему?

– Ну, этому. Дзюдо.

– Прямо сейчас?

– Ну да. Так, в основном. Приёмчики.

– Ты знаешь, так быстро не получится.

– Ну хоть один.

– Ты как мальчишка.

– Я не мальчишка. Я женщина. И я хочу уметь себя защитить.

– Ладно, я покажу кое что, но это не дзюдо. Вообще не спорт.

– Хорошо, пусть будет не спорт.

– Только не говори потом, что это я тебя научил…

Часа через полтора они, усталые и вспотевшие, отправились мыться. В закоулках огромной душевой было пусто, Кира и Владимир стояли в кабинках напротив под тёплыми струями и молчали. Потом Кира медленно спустила с плеч верхнюю часть купальника, подошла к Владимиру, и обняла его. Он хотел сказать, что делать этого нельзя, но вдруг вспомнил сказку про влюблённого, который не поцеловал принцессу, испугавшись навсегда остаться медведем. И он подумал, что навсегда останется медведем, если сейчас не сделает этого… Задыхаясь, испытывая почти боль от невыносимого желания, они вошли друг в друга, и Кира вскрикнула. Этот первый раз случился с ней второй раз в жизни, но того первого раза она не помнила. Настоящим был только этот – безумный, вызванный неистовой, никогда уже не повторяющейся после волной влюблённости.

Они долго стояли обнявшись, пока хлопнувшая где-то дверь не вывела их из оцепенения. Кира быстро надела болтавшийся на одной ноге купальник и убежала. Подобрала вещи на трибуне, ушла переодеваться. Владимир остался ещё на некоторое время, пытаясь собрать мысли в кучку – тщетно.

Едва войдя в раздевалку, он увидел, что кто-то шарит в его шкафчике. Кто-то, кого трудно не узнать даже издалека по уродливой, крабоподобной внешности. На пальце висит кольцо ключами-отмычками. Да он к тому же ещё и псих… клептоман.

– Эй, мастер! Паук! Борг! Давно увлекаешься, доктор? Скоро будешь резать людей под наркозом. Люди будут доверять тебе самое дорогое. А вдруг ты украдёшь сердце? Или веру?..

Владимир приблизился вплотную. Паук огляделся.

– Погоди, не шуми. Сможем договориться. Я ведь видел, как ты там с этой…малолеткой. Давай так: я ничего не видел, и мы расходимся.

– Ты видел? Зачем же ты смотрел? Зря ты сказал, я этого не прощу. Тебе придётся забыть без всяких условий. Идём на ковёр. У нас будет драка без правил, надо покончить с этим раз и навсегда.

– Сейчас покончим… – прошептал Паук и внезапно ударил Владимира в бок чем-то острым. – Раз и навсегда… – Он ударил ещё раз и снова огляделся. Навсегда…

Кто-то вошёл в раздевалку и постучал по дальнему шкафчику.

– Эй! – послышался неуверенный женский голос.

Паук рванулся к противоположному выходу, но оступился и неуклюже, стараясь не порезаться окровавленным скальпелем, завалился на бок. Поднялся и, оглянувшись на девушку, побежал.

– Доктор Борг?.. – прошептала она ему вслед недоумённо.

Кто-то слабо её окликнул.

– Ты здесь, Акула?

– Прошу тебя, не смотри. Там, есть бинты… аптечка. Я сам…

Владимир опустил голову и потерял сознание.

Выронив портфель и подняв руки к лицу, Кира закричала.

16

Дом и квартиру нашли сразу. Из двора-колодца в окнах ничего не видно. Даже свет люстры – то ли есть, то ли нет. Во дворе пикет милиции, машина «ПМГ». Грязная парадная с обугленными почтовыми ящиками, седьмой этаж без лифта. Выше только забитый гвоздями чердак. Пыльная дверь, обитая дерматином. Клочки ваты торчат из порезов. За такой дверью может жить кто угодно – алкаш с тараканами или завмаг с антиквариатом и четырьмя цветными телевизорами.

Стояли, пытаясь прислушаться, но тишина лестницы нарушалась ежесекундно: где-то орал ребёнок, где-то лаяла собака, где-то женщина покрикивала на пьяного.

Кнопка звонка одна; скорее всего, квартира не коммунальная. Это хорошо. Гусев и Телегин стояли уже минут пятнадцать. Никакого плана у них не было, нажать на кнопку ни тот, ни другой не решался. Чтобы составить какой-то план, следовало хотя бы увидеть того, с кем им предстоит иметь дело. Если они позвонят, то увидят, но тогда на раздумья времени уже не будет. В любом случае можно сказать, что ошиблись адресом… Скорее всего, какая-нибудь бабулька спросит через дверь «кто?», они скажут, что ошиблись, и, поджав хвост, уберутся.

– Можно сказать так, что любой откроет, – загадочно произнёс Гусев. Минута пошла.

Телегин задумался.

– Денежный перевод! – догадался он, вспомнив криминальный беспредел девяностых.

– Кому перевод?

Стоя у окна и глядя во двор, оба не заметили, как на ступеньках появился человек. Дверь на площадке одна. Судя по всему, жилец этой самой квартиры.

Жилец поднялся ещё на несколько ступенек и стало понятно, что это мальчик, пожалуй, их ровесник. Гусев и Телегин одновременно подумали о том, что с договориться с парнем, если он не дурак, будет нетрудно. Кто откажется от денег, которые сами плывут в руки?

– Не, это мы так, о другом, – сказал Гусев. – Тебя как зовут?

– Сайгаков… Дмитрий. А что такое?

– Да ладно, ты отдышись. Поговорить надо.

– А что такое?

– Родители дома?

– Нет. То есть, дома… Не знаю. Вы звонили?

– Звонили, – соврал Гусев.

Поняв, что врать бесполезно, Сайгаков пробурчал:

– Мама на работе, скоро придёт.

– К тебе зайти можно?

– Зачем?

– Воды попить.

– Подождите, я вынесу.

С опаской поглядывая на незнакомцев, мальчик вынул связку ключей, отпер два замка шагнул в темноту и быстро захлопнул дверь.

Гусев подождал секунд десять и позвонил. Потом ещё. И ещё. Наконец из-за двери послышалось неприветливое:

– Вам кого.

– Дима, ты что, нас боишься? – сказал Телегин, голос которого звучал несколько мягче и дипломатичней, чем Гусева. – Тогда мы твою маму подождём.

Это сработало.

– Вы из секции? – послышалось из-за двери.

– Да, нас прислали поговорить.

– Я больше ходить не буду.

– Тогда надо заявление написать.

– Ладно. А что писать?

– Всей лестнице рассказывать?

Дверь загремела запорами и отворилась.

– Ладно, заходите.

17

Уже в прихожей стало понятно, что квартира богатая. Комбинаторы зачислили это в минус, точно так же, как хмурое упрямство и.о. хозяина. Они разделись, разулись и прошли на кухню. Здесь стоял цветной телевизор «Рубин», хотя цветного телевидения ещё не было. Были только короткие экспериментальные включения, обозначавшиеся в программке буквами «ЦТ». В комнаты Сайгаков Дмитрий гостей не пригласил. Он принёс ручку, вырванный тетрадный листок, сел за клеёнчатый стол и приготовился писать.

– Говорите. На чьё имя?

Гусев и Телегин переглянулись. Если они начнут пудрить мозги, этот парень выставит их за дверь или, чего доброго, поднимет шум. Нужно было сразу, одним махом ввести его в курс дела.

– Мы насчёт денег, – сказал Гусев.

– Каких денег? – откликнулся Сайгаков.

Несколько вопросов и ответов были просчитаны. Всё зависело от поведения хмурого мальчика на пятом ходу.

– Золотые монеты царской чеканки, – сказал Телегин.

– Где?

– Здесь.

– Где здесь? У мамы?

– Нет. Не у мамы. Пока ещё вообще ни у кого. Они клад.

– Какой клад? Где?

– В этой квартире.

Сайгаков Игорь задумался.

– Водички можно попить? – сказал Гусев, у которого нервы не выдержали затянувшейся паузы. «Надо маме сказать», – прозвучит или не прозвучит?

– Чайку поставлю, – проговорил наконец хозяин, прекратив кусать колпачок шариковой ручки. – Мать ещё не скоро придёт.

Комбинаторы мысленно пожали друг другу руки.

* * *

Сняв со стены картину, хозяин простучал стену между окнами гостиной. Комната ломилась от мебели, ковров, хрусталя и «фирменной» техники. Как удалось узнать между прочим, мать работала на овощебазе, а отец, без уточнений, всё больше по командировкам.

– Есть, – произнёс Сайгаков Игорь. – Вот здесь что-то…

Он принёс электродрель и принялся неторопливо рассверливать контур выявленного участка.

Гусев и Телегин скромно стояли позади и помалкивали. Они уже выработали правильный стиль поведения с этим упрямым, замкнутым, избалованным мальчишкой. Поменьше трёпа, разговоры только по существу.

Всё время до этого они торговались. Хозяин требовал восемьдесят процентов; визитёры предлагали тридцать. Через полчаса снизил свои требования до семидесяти шести.

Сообразив, что, имея дело с таким упрямцем и скупердяем, они никогда не закончат разговор, по крайней мере, до прихода мамаши, Телегин предложил сначала найти клад, а потом уже его делить.

Игорь легко согласился. Или у него был какой-то особый план, или он вообще не особенно верил в существование кладов.

Пока работала дрель, Гусев шептал в ухо приятелю какие-то сбивчивые глупости. Вроде того, что парня надо связать и забрать всё. Или оставить ровно столько, чтобы он и его мамаша не пожаловались в милицию. А они в любом случае не пожалуются, потому что всё это богатство, сто пудов, наворовано торговой мамашей.

– Как ты думаешь, в какой секции он занимался? – скептически прошептал Телегин.

Оба смерили невысокого, но крепкого, толстенького мальчика. Такие бывают невероятно сильными и неожиданно быстрыми.

– Чёрт его знает… – пробормотал Гусев. – Лучше треснуть сзади чем-нибудь тяжёлым.

Он стал озираться, подыскивая, видимо, нечто вроде бейсбольной биты, которые видел в американских фильмах, а Телегин зашипел на него и застучал по лбу костяшками.

В этот момент, в паузе, Игорь услышал звук и обернулся. Выражения лиц и жесты показались ему подозрительными.

– Ты сверли, – приказал он Телегину и протянул дрель. А сам отошёл в сторону и встал в дверях.

Оставалось совсем немного. Десяток-другой дырочек, и на обоях чётко обрисовался контур торца отсутствующего кирпича.

– Надо… – начал говорить Телегин, но вдруг увидел за своей головой молоток и отпрыгнул.

Гусев нервно хохотнул, Игорь не обратил на трусливый прыжок внимания. Он приставил стамеску и ударил по ней молотком. Рядом ещё раз, и ещё… Квадратик, состоящий из множества слоёв газет и обоев, арматурного шпона и штукатурки, отвалился. Всё пространство отсутствующего кирпича заполнял свёрток тёмной бумаги, туго перевязанный бечёвкой.

Все трое потянули руки в отверстие.

– Шаг назад, – сказал Игорь и строго посмотрел на комбинаторов.

Бывают такие дети, которые уже классе в четвёртом становятся вполне взрослыми. Возможно, они такими рождаются. Бывает совсем наоборот. Наоборот были Гусев и Телегин. Игорь Сайгаков стал для них авторитетом ещё с момента своего первого появления на лестнице, и они ничего не могли с этим поделать. Гусев протестовал против такого положения вещей, строя планы физической расправы; Телегин решил «будь что будет».

Комбинаторы сделали шаг назад. Хозяин квартиры вытащил на свет длинный плотный свёрток, подхватил его двумя руками (он весил явно не меньше килограмм шести) и грохнул его на покрытый скатертью стол. Снова сказал «шаг назад», но это не подействовало: все трое, сопя от волнения принялись рвать пропитанную чем-то твёрдым бечеву и плотную упаковочную бумагу. На скатерть вывалились и сверкнули несколько монет. Все трое схватили по монете и замерли, разглядывая.

– А как проверить, что они золотые? – сказал Гусев, укусил край монеты, поморщился и сплюнул.

– Какой дурак будет не золотые прятать, – проворчал Игорь Сайгаков и вдруг предложил: – Разыграем в картишки?

Комбинаторы переглянулись. Мысль о возобновлении торга с упрямым мальчиком обоим была тошнотворна. На крайний случай, – подумали они, – можно чем-нибудь и треснуть…

– Во что играть? – поинтересовался Гусев.

Играли в американский покер. Мальчику было всё равно во что, а Гусев и Телегин неоднократно резались в покер на даче и на пляже по каким-то мизерным ставкам.

Но ещё раньше, до того как разделить монеты на три равные части и приступить к игре, Игорь Сайгаков потребовал точно установить личности своих гостей. Телегин продиктовал свой номер, мальчик спросил у его мамы адрес и фамилию, потом дал трубку Телегину, и тот сказал, что поспорил. Ну, вроде того, что он живёт именно в сорок пятой квартире и это удивительное совпадение. Подобным образом установили Гусева. После этого мальчик позвонил на работу своей мамаше и продиктовал адреса и фамилии. Искать его там, если дома его не будет.

Игра пошла. Такой игры у комбинаторов не было ни разу ни до ни после. Золотые монеты, каждая из которых могла стоить долларов двести, столбиками и кучками перемещались из одной части стола в другую. Ставили, в основном, на парах и тройках. Это только в кино всем прут стриты каре и флеш-рояли. Бывало, что один из комбинаторов проигрывал всё, и другой «одалживал» ему половину – играть сразу договорились на один карман. Бывало, что оставалось ровно на одну ставку, и он её обязательно выигрывал. Комбинаторы нервничали, противник играл как профессионал – молча, словно надев маску на лицо.

Когда позвонила мамаша Игоря, ахнули: было уже одиннадцать.

– Через полчаса приедет, – объяснил Игорь, повесив трубку. – Пару сдач и разбегаемся.

Второпях начали делать большие ставки. На второй сдаче все деньги, разделившиеся волшебным образом пополам, оказались у Телегина и Игоря. Телегин обменял валета на удачу и получил джокера. Теперь у него был стрит. Он показал карты Гусеву и выгреб все деньги на середину. Обменяв две карты и подумав несколько секунд, Игорь выгреб на середину стола своё золото. Вскрылись. У хозяина квартиры было каре из двоек.

Сайгаков убрал со стола всё лишнее, аккуратно свернул скатерть вместе с деньгами, убрал в ящик стола и запер.

– Идите, идите, – похлопал он по плечам сидевших словно в ступоре игроков. – Вот, держите по одной монете. Завтра дам ещё. Позвоните вечером, после школы. Только не сейчас. Идите, идите…

И он выпроводил комбинаторов на лестницу. Внизу хлопнула дверь парадной. Не желая встречаться с мамашей, друзья, застёгиваясь на ходу, поспешили вниз. Они никого не встретили; скорее всего, кто-то вышел.

18

В свете фонарей кружил снег. Ветер стих и заметно потеплело. Брели по улицам куда глаза глядят. Почему-то оказались возле скупки на Рубинштейна. Остановилась около дверей закрытого пункта скупки драгоценных металлов. Рядом, как будто случайно, возник жучок-перекупщик.

– Продаёте? – произнёс он негромко, озираясь по сторонам.

Гусев показал свою монету.

– Сто рублей, – сказал жучок, едва взглянув.

– Двести, – Гусев начал торговаться по привычке.

Жучок мотнул головой и отошёл.

– Ладно, берите.

Телегин тоже отдал свою монету и получил сто рублей – два зелёных полтинника, месячную зарплату инженера. На эти деньги можно было купить сорок килограмм баранины или десять тысяч коробков спичек; двести упаковок вкуснейших пельменей или четверть тонны сырого минтая; тонну картофеля или тысячу пирожков с мясом…

Зашли в «Гастрит», кафе-автомат на углу с Невским, перехватили пирожков. Показалось мало. Взяли по две порции сарделек с тушёной капустой. И ещё по две.

Пошли по Невскому в сторону Лиговки.

– Этому парню можно завтра не звонить, – сказал Гусев. – Он жулик. Натравит на нас каких-нибудь бандитов.

– Думаешь?

– Думаю. У тебя есть дома запечатанная колода на пятьдесят четыре карты?

– Нет.

– Какая есть?

– Ну, такая… Тридцать шесть. Замусоленная.

– А я видел, как он эту доставал. У него таких полный ящик.

– У него? Зачем?

– У него… Или у его папашки. Который всё время в командировках. А когда дома, уютными вечерами играет карточками со своим ребёнком. Учит его разным карточным фокусам…

– Кидала, – сообразил наконец Телегин. – Профессиональный карточный шулер. Поезда, пароходы… Командировки. Блин, во попали!! Значит, он нас как детей делал. Всё рассчитал с самого начала. Есть две копейки?

– Не надо.

– Почему не надо!

– У таких, как они, крыша. Наши адреса знают. Лучше вообще не высовываться. Сами виноваты, что так лопухнулись.

Незаметно подошли к Московскому вокзалу. Настроение, конечно, было испорчено, однако сытые желудки уже благоприятно подействовали на нервную систему. Решили просто посмотреть.

Ещё у стоянки такси заметили женщину, не очень юную, не очень свежую, гулявшую без видимой цели с ключами на пальце. Останавливая свой взгляд на каждом мужчине, она как будто говорила: «Бери, бери, не пожалеешь!..» К разочарованию Гусева и Телегина, пофланировавших два раза ей навстречу, проститутка не обратила на них ни малейшего внимания.

Тогда Гусев, по характеру и роду своей работы более раскованный, подошёл и деловито поинтересовался:

– Сколько стоит?

Женщина удивилась уверенному тону и стала вглядываться в ребёнка, заподозрив, вероятно, что имеет дело со взрослым карликом.

– Тебе сколько лет?.. – произнесла она хрипловато.

– Много, много уже. Отстал в развитии. Сколько берёшь?

– Че… четвертной.

– Ещё одна есть? Нас двое.

– Нет… А вы что, в цирке работаете?

– В цирке, в цирке. Вся жизнь один сплошной цирк. Как зовут? С кого года будешь?

– Сорокового.

– Тридцать четыре. А нам – по сорок четыре. Понятно?

– Так я двоих могу… обслужить. Со скидкой. С обоих сороковник. Меня Ниной зовут.

В темноте, шапках, воротниках и снежинках было трудно понять, кто такие. А ребёнок так говорить не мог.

– Ключи от квартиры?

– Комната… служебная. Тут рядом.

– Ну ты сказанула: служебная. Пошли. Держи задаток.

Нина взяла две красненьких, и они прошли квартал по Старо-Невскому.

– Может, тебе выпить взять?

– Себе возьмите, а я не пью… в завязке.

Прошли дворами, поднялись на шестой этаж, вошли в коммуналку, пробрались по захламлённому коридору. Нина отперла комнату, пропустила вперёд клиентов и зажгла свет.

– Раздевайтесь…

Половину крошечной комнатушки занимала разобранная тахта с выразительным пятном на простыне. Было душно, воняло постелью и парфюмом. Такая атмосфера ещё больше распалила подростков, чувственность которых бомбардировали гормоны с мощью атомного реактора.

– Лимит времени? – спросил Гусев.

– Полчаса.

– А если на всю ночь?

– Стольник. Особые желания – особые расценки. Чего стоите?..

Сама Нина была уже в одном лифчике и юбке. У неё оказалась тонкая спортивная талия и развитые формы, при виде которых у мальчиков потекли слюнки буквально отовсюду. Не сводя глаз с вожделенной фигуры, они начали раздеваться. Под куртками оказалась школьная форма.

Тут, постепенно, Нина стала меняться в лице.

– Э!.. – сказала она, прекратив стягивать колготки. – Э, карлики, а ну-ка ещё раз: сколько вам лет?

Она поднялась, застегнула юбку на крючок и зажгла верхний свет. Взяла одного, потом другого за подбородок, подняла лицо к свету.

– Ладно, ладно, сколько надо? – заволновался Гусев. Прервать всё на этом мгновении было немыслимо. – Сколько денег хочешь?

Но проститутка была уже в бешенстве:

– Вы что, блядь, – зашипела она, сверкая глазами, – хотите меня в землю зарыть?! Меня мусор пасёт каждую минуту, за каждого козла отчитываюсь перед ним. Да меня сейчас же из-за вас, поганых соплей, на сто первый километр, а может, и опять на нары!.. Твари позорные! Брысь отсюда! На цыпочках, чтоб никто не видел!!

И, сунув Гусеву за воротник две красненькие, она вытолкала детей на лестницу.

– Если ещё раз увижу ваши рожи, яйца вырву!..

Мачо-недоростки медленно спустились и вышли на улицу. Удар был гораздо более ощутимый, чем потеря клада. Атомные реакторы рвали предохранительные клапаны; вот-вот должен был случиться Чернобыль.