Текст книги "По таёжным тропам. Записки геолога"
Автор книги: Борис Вронский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)
Мы становимся жертвами агрессии
Работа на Мяундже подходила к концу. Оставалось сделать еще один бросок – провести маршрут по ее побережью в нижнем течении с выходом в бассейн Аркагалы. Успенскому надо было закончить опробование некоторых правобережных притоков, которые были оставлены на конец работы. Я вдвоем с Николаем отправился в завершающий трехдневный маршрут. Местом встречи с поисковым отрядом была стрелка Аркагалы и Мяунджи, где имелась восхитительная поляна, окаймленная купами пышной растительности.
В своем завершающем маршруте мы вышли в пределы Аркагалинской долины. Сразу стало ясно, что тут не выходы единичных пластов, а несколько крупных месторождений. Повсюду среди русловых отложений – на отмелях, косах и прибрежных участках в изобилии валялись куски, обломки и целые глыбы каменного угля, большей частью выветрелого, но чистого, без прослоек пустой породы.
Усталые, но удовлетворенные, мы пошли к устью Аркагалы. Наши давно должны были бы приехать, а между тем, как мы ни вглядывались, нигде не видно было следов палатки. Вокруг стояла могильная тишина. Ни дымка, ни других признаков человеческого присутствия.
Мы были в недоумении. Время приближалось к вечеру. Место было хорошо известно нашим, поисковикам, и спутать его с другим они не могли. Приехать они должны были еще накануне. С большим трудом разглядели угол нашей палатки, чуть выглядывавшей из густых пурпурно-желтых зарослей тальника.
На мой призывный клич испуганно выглянула бородатая физиономия Алексея Николаевича. На стереотипный вопрос: «Здорово, старина! Как дела?» – Успенский безнадежно махнул рукой и, мрачно насупившись, ответил, что дела неважные.
Дела действительно оказались неважными. После нашего ухода в маршрут Алексей Николаевич с Петром на двух лошадях отправились провести опробование последнего неисследованного притока Мяунджи. Собирались они закончить эту работу дня за два, а поэтому взяли с собой лошадей, палатку и кое-какое снаряжение. На стане остался только Семен с остальными конями, которые мирно паслись неподалеку от палатки. Такая ситуация весьма нравилась Семену, который, тихо посасывая трубочку, в мирном созерцательном настроении мог просиживать долгие часы, время от времени впадая в легкую дремоту.
Пагода стояла хорошая. Ярко светило уже не знойное, а именно теплое осеннее солнышко, и наши путники, веселые и довольные, отправились в путь в радостном предвкушении, что это последний маршрут по притокам Мяунджи, что полевой сезон заканчивается, причем заканчивается с положительными результатами.
Они и не подозревали, что за ними из густых зарослей следят две пары чьих-то зорких недобрых глаз. Эти глаза все внимательно высмотрели. Они установили, что часть партии, т. е. мы, ушли с рюкзаками на спинах, что остальные уехали на конях и что в лагере остался только один Семен, у которого имеется огнестрельное оружие.
Как впоследствии выяснилось, план наблюдателей был мудр и прост. Поскольку, судя по всему, отправившиеся в маршрут прибудут не скоро, они решили, дождавшись ночи, произвести нападение на Семена, захватить оружие, коней и, навьючив на них все, что можно, тронуться в дальнейший путь.
На наше счастье, приток Мяунджи оказался небольшим и малоперспективным. Поисковики к вечеру сумели закончить его опробование. Было уже совсем темно, когда они подъезжали к лагерю, время от времени оглашая пустынные окрестности проклятиями по поводу темноты, плохой дороги и недостойного поведения лошадей. Это обстоятельство заставило засевших в кустах бандитов изменить свои планы. Они не знали, сколько народа подъехало. Одно дело напасть на одинокого человека, а другое – иметь дело с несколькими.
Наш груз не вмещался в палатках и почти весь был сложен снаружи, прикрытый брезентом. Выйдя из палатки незадолго перед рассветом, Петр обратил внимание на то, что груда вещей резко уменьшилась в объеме. Подойдя к брезенту, он обнаружил, что под ним почти ничего не осталось – большая часть вещей исчезла. Думая, что Семен перенес вещи в палатку, он внимательно осмотрел ее, но вещей не обнаружил. После этого он разбудил Алексея Николаевича и Семена.
С оружием в руках они осмотрели лагерь, но ничего не заметили. Семен и Петр бросились к лошадям. Лошадей не оказалось на излюбленном им участке. В это время уже рассвело. Через некоторое время они нашли пасущихся лошадей и, сев верхом, стали внимательно осматривать окрестности.
Метрах в 200 от палаток на берегу Мяунджи они обнаружили сваленные в беспорядочную кучу вьючные ящики и другое снаряжение. Все было разбросано. Ящики и сумы вскрыты. Не хватало главным образом продуктов. Исчезло килограммов 30 муки, почти весь сахар, чай, галеты, значительная часть консервов и кое-что другое. Были опустошены до основания две переметные сумы Семена, в которых тот держал все свои немудреные сокровища – брюки, белье, рубашки, торбаза и прочую мелочь. Захвачены были также остатки нашей обуви, в том числе моя гордость – почти новые болотные сапоги, на которых остались неизгладимые следы желтой эмалевой краски, вытекшей из банки во время одного из переездов.
Вьючные ящики были раскрыты, и содержимое их вывалено на землю. В них находились наши многочисленные образцы горных пород, которые для похитителей интереса не представляли. Хорошо, что мой ящик не попал под брезент, а находился в палатке. В нем были деньги и документы, представляющие для бандитов исключительную ценность. Удачно, что Алексей Николаевич и Петр вернулись вовремя, предотвратив нападение.
Бандиты действовали разумно и умело. Перетащив потихоньку груз на значительное расстояние от палаток, они могли без помехи заняться исследованием содержимого тюков и ящиков. Чувствовали они себя неплохо и даже проявили склонность к шуткам. В переметные сумы Семена, взамен забранного, они положили свои прожженные, рваные ватные рубашки и телогрейки и вновь тщательно завязали. Семена это особенно возмутило.
Петр с Семеном верхом на лошадях пытались преследовать налетчиков, но вскоре вынуждены были бросить это безнадежное предприятие.
Это происшествие настолько сильно всех взволновало, что, прибыв в устье Мяунджи, Успенский не рискнул разбить стан на видном месте, а предпочел запрятаться в кустах. Больше всего его беспокоило, что неподалеку от нашего нового лагеря, на одной из отмелей Аркагалы, он обнаружил свежие человеческие следы. Все это так подействовало на старика, что он не рискнул даже разжечь костер. Только днем на маленьком костерчике они с Петром сварили скудную пищу и опять засели в палатке, стараясь ничем не выдать своего присутствия.
Поход за черным золотом
Ночь мы провели спокойно, попеременно дежуря по два часа. Рано утром истекло время очередного дежурного – Петра, который приготовил легкий завтрак, и мы, поев, принялись за оборы.
Было решено, что Николай с Семеном, забрав почти весь груз, отправятся в устье Эмтегея, а мы втроем с небольшой палаткой и печкой на трех конях двинемся вверх по Аркагале к заветным выходам каменного угля. С собой я решил взять только палатку да остатки продуктов.
После налета Семен стал мрачен, задумчив, не спал, почти ничего не ел и только упорно твердил, что надо как можно скорее уезжать отсюда к устью Эмтегея.
По-видимому, на него, кроме материального ущерба, сильно подействовало сознание того, что он был на волосок от смерти и что, не вернись Успенский и Петр, его возможно уже не было бы на свете. Во всяком случае, он был потрясен. Узнав утром, что мы втроем едем дальше вверх по Аркагале, он неодобрительно покачал головой и проговорил: «Ой, кусаган (плохо), надо, однако, ходить на устье».
Николай явно рад, что уезжает, что кончаются его, как он говорил, мучения. Петр держится весело и едет с охотой. Алексей Николаевич с удовольствием бы отказался от этой несколько рискованной поездки, но держится бодро.
По случаю окончания работ я решил угостить ребят какао со сгущенным молоком.
После завтрака мы распростились с нашими спутниками и почти одновременно направились в разные стороны.
Рыжка, Вороной и Серко – наша легкая кавалерия, нагруженная не более как по пуду на коня, бодро зашагала по Аркагале. Мы шли пешком и только при переходе через многочисленные перекаты пользовались услугами наших четвероногих друзей.
В небольшом лесочке около устья Аркагалы, где в густой темной зелени кровяно алели бесчисленные капельки созревшей брусники, испокон веков жила никем не тревожимая семья глухарей. Мирно и сытно жили они – большие, жирные и апатичные, не ведая тревоги, и вот неожиданно, негаданно на них обрушился целый шквал горестей.
Какой-то большой странный зверь ходил по их владениям, сверкая молниями, гремел громом, неся смерть и разрушение. В результате этой встречи семья глухарей уменьшилась на трех членов во главе с огромным иссиня-черным родоначальником, а наши продовольственные ресурсы соответственным образом увеличились.
Стояла прекрасная погода. Все веселило нас в этот чудесный день. Радовало неожиданное пополнение наших продовольственных запасов, и мы предвкушали, с каким аппетитом будем есть вечером вкусный и наваристый суп с легким, чуть заметным запахом хвои. Радовали пробы по Аркагале, которые систематически давали по нескольку десятков знаков на лоток. Радовали симпатичные налеты черного углистого «буса» на песчаных отмелях и многочисленные куски его на галечных берегах.
Но следы, следы! Они внезапно стали попадаться нам в разных направлениях, пересекая русло Аркагалы, и не на шутку тревожили нас. Некоторые из них были совсем свежие, чуть ли даже не сегодняшние. Чьи они? Кто и зачем ходил здесь?
Мы осторожно продвигались вверх по Аркагале, зорко всматриваясь в прибрежные заросли и избегая близко подъезжать к залесенным участкам. Путь наш проходил по широким открытым галечным отмелям, которыми изобилует широкая долина Аркагалы.
Медленно поднимаясь вверх по течению, мы часто останавливались. Я внимательно осматривал береговые обнажения. Характер горных пород резко изменился. По Мяундже и по Эмтегею была развита однообразная свита темно-серых песчаников и сланцев с редкими выходами гранитных пород. Там часто встречались, особенно в нижнем течении Мяунджи, темные зеленоватые породы лавового характера – базальты и порфириты.
Здесь же по Аркагале нам стали попадаться горные породы совершенно иного облика. В береговых обнажениях отвесными стенами стояли крупногалечные рыхлые конгломераты, состоявшие из слабооцементированных галек изверженных и осадочных пород. Иногда среди них попадались пласты рыхлых песчаников, почти песков. Все было странно ново, интересно.
Так, постепенно продвигаясь вверх, мы прошли около 15 километров. Следы неведомых пришельцев исчезли, и на душе стало спокойнее. Все же, став на ночлег, мы приняли меры предосторожности. Палатку поставили на небольшом островке в кустах тальника, тщательно замаскировавшись. Со всех сторон к острову был открытый подход через протоки и галечные косы Аркагалы. Лошадей Петр перевел на другой остров, изобиловавший кормом. При дневном свете мы сварили сытный обильный ужин и, распределив дежурства, улеглись спать.
Утром, как только взошло солнце, мы уже были на ногах. На ветвях деревьев и на травянистом покрове серебрился густой налет инея, а поверхность воды в затишных местах была покрыта толстой пленкой льда. Вокруг стояла мертвая, безжизненная тишина, прерываемая равномерным однотонным шумом Аркагалы. Мы быстро позавтракали остатками вчерашнего ужина, попили вместо чая горячей воды и тронулись в дальнейший путь.
Не успели мы пройти двух-трех километров, как количество каменноугольных обломков резко возросло. Вместо отдельных разбросанных кусков и угольной мелочи стали попадаться крупные, почти совершенно свежие обломки, а угольная мелочь в отдельных участках речки стала образовывать оплошные черные россыпи.
Справа по ходу Аркагалы, весело журча, вливалась светлая струйка бойкого говорливого ручейка, глубоко врезанного в крутые скалистые берега. В его русле поблёскивали на солнце смоляно-черные крупные куски свежего каменного угля.
Как жадная, дрожащая от нетерпения ищейка рванулся я вперед вверх по долине ключика, зорко всматриваясь в его крутые берега, обшаривая глазами каждое обнажение.
Они то появлялись, то вновь исчезали, сменяя друг друга, но не было в них той желанной черноты, которую так жадно искал взор. А на отмелях и косах, то там, то здесь чернели, сверкая и переливаясь при ярком свете солнца, куски, обломки и глыбы драгоценного топлива. Временами количество его резко уменьшалось, временами, наоборот, русловые отмели были сплошь усеяны им.
Время шло томительно медленно. И вот наконец впереди в одном из крутых бортов ручья, на сероватом фоне окружающих пород, зачернела жирная черная полоса. Я подошел ближе и увидел мощный пласт каменного угля, пересекавший толщу песчаниковых пород. Сняв шляпу, я низко поклонился ему.
Это был первый полутораметровый пласт сплошного каменного угля. Он кривой линией уходил вниз под русло. Несколько выше его в береговом обрыве залегал второй пласт, а затем третий – самый мощный. Чувствовалось, что в этом ручье случайно выходят на земную поверхность скрытые в земле каменноугольные пласты крупного месторождения. Однако это надо было доказать, установив характер и площадь распространения угленосных пород.
В ряде мест виднелись обломки и выходы обожженных ошлакованных пород, которые так поразили меня, когда я впервые увидел их в галечных отмелях на устье Эмтегея. Теперь вполне ясным было их происхождение.
Почти всегда в районах каменноугольных месторождений наблюдаются следы былых пожаров, охватывающих отдельные пласты каменного угля, который горит жарко и долго.
Известны случаи, когда такие пожары наблюдались в течение десятков лет.
Остаток дня я посвятил описанию, замерам, расчисткам и взятию угольных проб.
Успенский с Петром прошлись вверх по ручью с опробованием. Сверх ожидания ручей оказался золотоносным, и несколько проб показали даже весовое золото.
Ручью за его доблестные показатели было присвоено название Знатный. Оно было торжественно выведено большими буквами на широкой затеей, вырубленной в стволе крупной лиственницы на высоком берегу ручья в его устье.
Ночь мы провели спокойно с чувством глубокого удовлетворения. Нашу печку вместо обычных дров мы досыта кормили концентрированным угольным топливом. Уголь горел превосходно, и в палатке стояла приятная ровная температура.
Пройдя километров двадцать вверх по Аркагале выше ручья Знатного, мы установили, что комплекс угленосных отложений тянется далеко вверх по Аркагале, в ряде мест обнажая новые и новые выходы каменноугольных пластов.
Мне было даже досадно, что я в свое время пошел с работой по Мяундже, а не по Аркагале. Однако, поразмыслив немного, я пришел к заключению, что принятое мной решение было вполне правильным.
Наша маленькая группа все равно ничего не смогла бы сделать в части детального исследования развитой здесь угленосной свиты. Здесь необходим более мощный коллектив, снабженный соответствующим оборудованием для проведения хотя бы поверхностных выработок. Мы с нашими силами сделать это были не в состоянии.
Наступило 13 сентября. По договоренности с Гавриловым 16-го мы должны встретиться в устье Эмтегея. Приходилось возвращаться. С глубокой неохотой отправились в обратный путь. Лошади наши были основательно загружены каменноугольными пробами.
«До скорой встречи! Мы еще вернемся сюда», – прощались мы, когда проезжали мимо устья ручья Знатного. И сдержали свое слово.
Прибытие в устье Эмтегея
«Точность – вежливость королей», – говорит французская пословица. Хотя мы и не имели отношения к этой категории вымирающих представителей человеческого рода, тем не менее оказались по-королевски вежливыми. В соответствии с договоренностью, точно 16 сентября мы прибыли к устью Эмтегея.
Приехали, правда, очень поздно – в 11 часов ночи после долгого блуждания в темноте среди лабиринта проток и стариц в устьевой части Эмтегея. Были мы смертельно голодные, усталые и мокрые, так как большую часть пути нас усиленно поливал холодный осенний дождь.
В устье Эмтегея было весело и оживленно. Около якутских изб возник целый палаточный городок. Гаврилов приехал пару дней тому назад. Еще раньше вернулся начальник отряда Филиппов, который вместе с геологом Женей Таракановым работал в бассейне Чиняки.
Итоги наших полевых работ оказались неплохими.
Огромное «белое пятно», расположенное в этой части территории Охотско-Колымского края, теперь в какой-то степени оказалось заполненным. На белом фоне карты появилась узорная речная сеть, покрытая разноцветными кружками, – данными опробования.
Невзгоды и трудности остались позади. Нам предстояло еще одно серьезное испытание на пути домой. Нужно было преодолеть знаменитые Колымские пороги.
Мне уже пришлось один раз проплыть через них в 1932 году. Они очень эффектны, особенно в малую осеннюю воду, но не представляют собой опасности. Надо только не бояться огромных грозно бушующих валов и смело бросаться в самую пучину ревущей воды, не пытаясь схитрить и проплыть сбоку, где путнику угрожает опасность разбиться о камни.
Наше прибытие отпраздновали обильным ужином. У Гаврилова оставались некоторые запасы драгоценного горючего, и мы, спрыснув благополучное окончание полевых работ, решили следующий праздник устроить после того, как будут пройдены пороги.
Несмотря на усталость после долгого пути, спать легли только в пять часов утра.
Знакомые незнакомцы
На Эмтегее все еще находилась застава из нескольких вооруженных бойцов. Начальник заставы Колосов, живой и общительный человек, рассказал нам, что несколько дней тому назад проезжающие якуты привели двух бандитов – тех, которые, по-видимому, напали на наш лагерь.
Я отправился взглянуть на них. Они действительно оказались нашими старыми знакомыми, посетившими наш лагерь 7 сентября и взявшими на память об этом посещении свыше 60 килограммов «сувениров», в том числе почти все наши продукты.
В тесной избушке под замком сидели два здоровенных мордастых дяди, с которыми не дай боже встретиться где-нибудь в глухом углу, да еще одному. Они молча и мрачно смотрели на нас. На ногах одного из них были надеты мои болотные сапоги с предательской желтой краской на голенищах. За каких-нибудь пару недель сапоги превратились в явно неизлечимых инвалидов.
7 сентября был совершен налет на наш лагерь, а 12-го они были задержаны более чем в 120 километрах от устья Эмтегея, в бассейне Индигирки, недалеко от Оймякона. За это время они успели основательно расправиться с забранными продуктами. Они сами себя подвели, смело и, пожалуй даже нахально, выйдя навстречу группе якутов, ехавших из Оймякона. Бандиты отрекомендовались работниками полевой партии, случайно заблудившимися, и стали просить указать им дорогу.
Внешний облик этих «рабочих» настолько ясно говорил об их настоящем прошлом, что якуты немедленно обезоружили их (у них было охотничье ружье) и любезно предложили следовать с ними до устья Эмтегея.
Те пытались разжалобить якутов и даже подкупить их остатками Семеновых сокровищ, но из этого ничего не вышло.
Семен смог вернуть себе только жалкие остатки своего добра. Все остальное находилось на плечах этих «рабочих» и было в таком состоянии, что даже невзыскательный Семен отказался взять обратно свои вещи.
Обратная дорога
18 сентября мы покинули гостеприимное устье Эмтегея и целой флотилией из шести плотов медленно поплыли по извилистому руслу Аян-Уряха. Прощай, Эмтегей! Прощай, старый дружище!
Давно уже скрылся из виду острый трехгранный залесенный мыс, а я долго еще всматривался в прозрачную даль, стараясь разглядеть знакомые очертания эмтегейских сопок.
День был прекрасный, и мы наслаждались чудесной погодой и приятным плаванием. Наш плот медленно плыл вниз по течению, выбрасывая густые клубы дыма из поставленной на его носу железной печки. Сквозь зеленоватую прозрачную воду отчетливо просматривалось усеянное крупной галькой дно реки. Временами нам попадались громадные косяки хариусов.
Со мной на плоту находились Успенский и Петр. Николая вместе с одним из рабочих отряда Гаврилова мы отправили до Оротука с конным транспортом. Вместе с ними ушли конюхи-якуты и наш Семен, с которым мы, закончив расчет, мирно расстались. Мы постарались, пак могли, компенсировать ему убытки от похищенного имущества, выделив с Алексеем Николаевичем кое-что из наших личных вещей, остававшихся в устье Эмтегея.
Плоты то тихо скользили по зеркальной глади плесов, то резко скакали по веселым говорливым перекатам, покрытым мелкой рябью зеленоватых болтливых волн. Вокруг догорало пурпурное зарево осенних красок, и грустно становилось на душе при виде обнаженного умирающего леса, еще совсем недавно полного мощи и буйной радостной силы.
Стояли чудесные погожие дни, и плаванию мешало только обилие мошки, которая, воспользовавшись теплой погодой, буквально отравляла нам существование.
22 сентября мы прибыли в Оротук, куда почти одновременно с нами пришел конный транспорт. Мы рассчитались с колхозом, оставили под сохранную расписку лошадей, приведенных с Хатыннаха, и, забрав своих рабочих, отплыли дальше.
28 сентября благополучно проплыли Колымские пороги и хотя выбрались из их рычащего хаоса мокрыми до нитки, но прошли их без всяких потерь и убытков.
Вечером по случаю успешного преодоления порогов была устроена традиционная «послепорожная» вечеринка.
По существу, обратный путь можно было считать законченным.
