Текст книги "Не введи во искушение"

Автор книги: Борис Тумасов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 26 страниц)

Глава 26

Письмо перепечатали и дали ознакомиться с ним членам совета управляющих. Оно было встречено по-разному. Одни считали его слишком прогерманским, другие – отвечающим интересам Дона.

Что касается председателя правительства Африкана Богаевского, то он заявил, что так пишут подданные германского императора.

Но несмотря ни на что Краснов вручил письмо атаману Зимовой станицы, он отправился в Киев, где и передал письмо генералу Черячукину, с которым тот выехал в Германию.

Копии письма Богаевский переправил своим единомышленникам с комментариями. И о Краснове вскоре заговорили как о предателе Дона. Нашлись явные противники его и в войсковых частях. В вину Краснову ставились монархизм и немецкая ориентация. Оппозиция планировала произвести на Круге переизбрание Краснова и прочила на его место Богаевского. На Круг были посланы не только простые казаки и боевые офицеры, но и интеллигенция. Во главе Круга стал вождь донских кадетов Харламов, бывший член Государственной думы.

Однако многие не хотели переизбрания Краснова. За него говорили факты: на Дону успешно развивалась экономика и торговля. Украина всё же не хотела вступать с донским казачеством в конфликты, и между Скоропадским и Красновым начались переговоры.

В результате Украина признала Таганрогский и Ростовский округа за властью Дона. Что же касается Донецкого угольного бассейна, то он был признан под совместным протекторатом Украины и Дона.

На Круге, видя настрой собравшихся, Краснов попросил снять с него полномочия и избрать нового атамана.

Понимая, что обстановка всё же складывается в пользу генерала Краснова, оппозиция оттягивала перевыборы и проводила бесконечные дискуссии.

На Круге раздавались голоса в защиту Добровольческой армии и генерала Деникина, который остался верен российским союзникам – Англии и Франции. Приводились в пример успехи добровольцев: они-де вот-вот войдут в Екатеринодар. Упоминалось, что кубанские казаки поддерживают Деникина.

Дело доходило до оскорблений. Ни от кого на Круге не было секретом, что многие из раненых добровольцев долечивались в Новочеркасском госпитале, а полученное от немцев оружие и боеприпасы генерал Краснов переправлял армии генерала Деникина. Когда раздались обвинения в адрес войскового атамана и его назвали проституткой, зарабатывающей в немецкой постели, встал генерал Денисов, командующий Донской армией:

   – Если добровольцы обвиняют нас и нашего атамана в том, что мы проститутки в немецкой постели, то кем являются они, живя на нашем содержании?

Слово взял и генерал Краснов:

   – Да, господа! Добровольческая армия чиста и непогрешима. А я, донской атаман, своими грязными руками беру немецкие снаряды и патроны, омываю их в волнах тихого Дона и чистенькими передаю Добровольческой армии! Весь позор этого дела лежит на мне!..

Сергей Минаевич и Захар Миронович; опоздав на открытие Круга, едва пробрались через плотно забитые проходы зала, С трудом понимая, о чём говорит Харламов, пригибские делегаты уловили одно: Краснова обвиняют в пособничестве немцам. Захар Миронович на аплодисменты Харламову не поскупился, вспомнив тех немцев, что ехали на куцехвостых баварских лошадях.

Но тут взял слово Краснов. Он говорил уверенно, и Захар Миронович изменил своё мнение:

   – Войсковой атаман наш башковитый. И никакому германцу он не служит. Брехня это, досужие вымыслы.

   – Верно гутаришь, кум, – согласился Сергей Миронович.

Прения накалялись. Старики то и дело меняли мнения. То им казалось, что правы Харламов с товарищами, то Денисов и Краснов.

Войсковой атаман, уловив перелом в настроении Круга в свою пользу, встал и заговорил. Речь его была обращена не к оппозиции, а к простым казакам:

   – Казачий Круг! И пусть казачьим он и останется. Дон для донцов! Мы завоевали эту землю и полили её своей кровью, и мы, только мы одни хозяева этой земли. Казаки! Не верьте чужакам... Не верьте волкам в овечьей шкуре. Они зарятся на ваши земли и жадными руками тянутся к ним. Пусть свободно и вольно живут на Дону гостями, но хозяева здесь только мы одни... Казаки!..

Зал взревел, загремел овацией. А Краснов продолжал свою речь. Он говорил, что не верит в иностранную помощь, что немцы враги казакам, что три с половиной года войны с германцами не забываются. Что они пришли на Дон за зерном и мясом.

   – Я не верю, – говорил Краснов, – и англичанам с французами... Помните слова нашей старинной казачьей песни: кто был казаку товарищ – это конь вороной, я сам молодой да сабля вострая в руках!..

   – Да, вот это правильные слова, – говорил Сергей Минаевич, когда старики, протиснувшись через толпу, вышли к памятнику Ермаку, где стояли их привязанные кони. – Что, кум, может, перекусим да в обратный путь двинемся?

   – Погоди, Минаевич. Охота поглядеть, как наши молодые казаки на параде себя покажут. Сказывают, и твой Стёпка прибудет. Ему, вроде, второй Георгий вышел.

* * *

Молодые казаки двенадцати полков, созданных атаманом Красновым, все как на подбор, обмундированные с иголочки, прибыли в Новочеркасск из лагерей. Кони незаморённые, шли словно пританцовывая.

Построились в широкое каре под своими полковыми штандартами, ждали начала парада.

На трибуну поднялись Краснов, Денисов, Богаевский, ещё несколько генералов и полковников. Вокруг гости именитые, дамочки с букетами.

   – Вот это казачки, аж слезу вышибает, – промолвил Захар Миронович. – Мишку мово ты, кум, не приметил?

   – Да вон же он, во второй сотне с вёшенцами. Узришь на скачках.

   – Что-то глаза запорошило. – Захар Миронович протёр лицо грязным платком. – А Стёпки не вижу.

   – Дак ему не до парадов. Он от большевиков фронт держит. А ты старшего, Ваньку, видал? Урядник!..

   – Вчерась видел. Говорит, дюже много дел у него. Обещал разыскать меня, гостинцев матери передать.

   – Хорошо твой Ванька устроился.

   – Да уж ему при его ранении и Георгиях иначе и нельзя...

В это время заиграли трубы, раздались зычные голоса и полки пошли в церемониальном марше.

На трибуне генералы и офицеры подтянулись, дамочки восторженно захлопали, под ноги коням цветы бросать стали.

   – Ах, язви их, красиво идут, – радовался Захар Миронович. – Будет о чём бабке рассказать.

Потом начались скачки, рубка лозы и другие соревнования.

   – А что, не перевелись на славном Дону казаки. С такими молодцами никакие Советы не страшны, – переговаривались старики.

Когда закончился смотр, Захар Миронович с Сергеем Минаевичем, завалившись в бричку, погнали на хутор.

* * *

За утренним чаем Краснов как-то сказал жене:

   – Лида, наступает серьёзный момент. Германия, возможно, проиграет войну Франции и Англии. Я думаю, рано или поздно немцы покинут Украину. Тогда гетман Скоропадский потеряет свою власть, которая держится на штыках германской армии. Да и Москва признала независимость Украины только под давлением Брестского мира. Кто сменит Скоропадского, пока утверждать не берусь. Однако знаю, что хохлы готовы вцепиться в чуприны друг другу. Скорей всего на смену Скоропадскому придёт Петлюра...

Бели немцы войну проиграют и начнут выводить свои войска, Москва тут же разорвёт все условия Брестского мира и станет поднимать украинского мужика за советскую власть. И лозунг прежний – землю крестьянам. Независимость Украины будет ликвидирована. Отсюда, Лида, задача нашего правительства – укреплять Дон. Казачество наша опора...

* * *

С конца августа на границе Войска Донского на Хопре и Северном Донце начали группироваться отряды красноармейцев. Один из отрядов пересёк рубеж Донской земли и занял хутор Кулики. Сотня Стёпки Уса попыталась с налёта освободить хутор, но встретила ожесточённое сопротивление. Ус велел сотне спешиться. Коноводы отвели коней в укрытие, а казаки стали окапываться.

Подошла батарея. Орудия сняли с передка и установили против позиций красных.

Прискакал связной, доложил Усу, что в поддержку красным движется ещё один отряд. Тогда Степан подал команду перейти в наступление. Спешенные казаки рассыпались цепью, пошли вперёд. С флангов ударили пулемёты красных, раздались винтовочные залпы. Казаки остановились, залегли. Не успели окопаться как следует, как красные перешли в контратаку.

К Усу подъехал другой связной, передал приказ: отходить в расположение полка. Коноводы подвели коней, и казаки поскакали к соседнему хутору, где уже собрался весь 10-й Донской полк.

Обогнав сотню, протарахтела батарея. Вскоре Ус увидел полковника. Тот приказал:

   – Хорунжий, ваша сотня прикрывает наш отход. Полку предстоит занять новую позицию.

* * *

Побывав на передовой, генерал Денисов доложил Краснову о скоплении частей красных по всей северной оконечности Донского края.

   – Пётр Николаевич, если мы не перейдём наши рубежи и не нанесём упредительного удара, быть беде. Надо переломить настрой донцов. Троцкий взялся за создание красных бригад.

   – Святослав Варламович, у меня надежда на молодёжь, кто ещё не разложился заразой большевизма. Настрой казаков-фронтовиков постоянно даёт о себе знать. Рассказывают, что в некоторых станицах казачки удерживают своих мужей дома, приезжают за ними на подводах. Кстати, думаю, мне потребуется ещё не одно выступление на Круге, чтобы убедить: мы не повязаны с немцами. В такой же степени можно обвинить и Деникина, что он связан с англо-французами.

   – Эти крикуны, Пётр Николаевич, не понимают или не хотят понять, что у нас одни задачи: поднять Россию с колен, на которые поставили её Советы. Я сегодня выезжаю в части и на Круге не буду, так уж вы, Пётр Николаевич, выдайте этим болтунам и от меня тоже.

Денисов поднялся. Краснов остановил его:

   – Прошу вас, Святослав Варламович, отобедать у нас. Лидия Фёдоровна обидится, если вы уедете, с ней не повидавшись...

Генералы перешли в гостиную и, пока горничная накрывала на стол, продолжали беседовать. Лидия Фёдоровна посетовала на жизнь, спросила о семье Денисова, которая находилась под Царицыным.

День был постный, и горничная подала салат, уху из сомятины и жареного осётра. После чая Денисов посидел с Красновым ещё немного и заторопился.

   – А на Круге, Пётр Николаевич, уймите пустобрёхов, а то ведь привыкли гавкать из подворотни...

* * *

10-й Донской полк под прикрытием сотни Степана Уса отошёл километров на семь от приграничных позиций. За мелким кустарником отрыли окопы, ближе к лесу стала батарея.

Там, где осталась сотня Уса, слышались беспорядочные выстрелы. Казаки переговаривались:

   – Ус отбивается.

   – Сейчас ему не позавидуешь.

   – Ничё, они на конях, уйдут.

Подъехала походная кухня, казаки потянулись с котелками.

   – Да, братцы, война не война, а брюхо жрать просит.

   – Мне бы не жрать – мне бы молодку хучь какую. Соскучился я по бабе, братцы, второй месяц как из дому.

   – А ты завяжи до полного освобождения Дона.

   – С какой стороны?

   – С корня.

К вечеру полк получил новый приказ перейти в наступление и отбить хутор.

Казаки ворчали:

   – Как малые дети, в бабки играем. То отходим, то наступаем.

   – А офицерью что делать, приказы отдавать?

   – Усу хорошо, он и не уходил с хутора.

   – Это в старину было, братцы: офицер приказал – и казаки попёрли. Ноне пусть сами офицеры впереди цепей идут.

Проехала батарея. Заиграли трубачи, казаки поскакали сотня за сотней.

Под утро полк окружил хутор. Командир полка с адъютантом изучали карту.

   – Вот выбьем красных с нашей земли, и по домам, – заметил адъютант.

   – Ты, Авдей, рассуждаешь, как наши казачки, – отозвался войсковой старшина.

   – Да боюсь, откажутся они дальше идти.

   – Значит, станем на границе. А дальше пусть начальство решает, что делать...

Глава 27

Вооружённые отряды метались по всему Дону. Будто слоёный пирог, перемешались части 8-го и 9-го красноармейских полков с частями казаков. Бились, не жалея сил, каждый воевал за свою правду.

Станицы и хутора выставляли охрану. По железнодорожным веткам катились красные бронепоезда. Их подрывали, разбирая путь; высадившихся матросов и красноармейцев косили из пулемётов и винтовок.

Пошли упорные слухи, что красные бросили в бой личный состав Рязанских и Тамбовских курсов красных командиров, начали формировать новые добровольческие батальоны. Но что могли поделать сравнительно малочисленные отряды красноармейцев, когда против них поднялся весь Дон? Не было им покоя ни днём, ни ночью. Не щадили их казаки, люто бились за свою землю.

А в Новочеркасске в эти дни атаман Краснов говорил на Круге:

– Россию не спасут ни немцы, ни англичане, ни японцы, ни американцы – они только разорят её и зальют кровью. Спасёт Россию сама Россия. Спасут Россию казаки! Добровольческая армия и вольные отряды донских, кубанских, терских, оренбургских, сибирских, уральских, астраханских казаков спасут Россию... И тогда, как встарь, широко разовьётся над нашим Доном бело-сине-красный русский флаг единой и неделимой России...

Краснов с трибуны Круга подтвердил, что и у добровольцев и донцов цель одна – единая и неделимая Россия. Разве только пути к этой цели у атамана Войска Донского и у Деникина разные.

Пётр Николаевич считал свой путь более гибким, а Деникина слишком прямолинейным.

На заседании донского правительства Африкан Богаевский повторил вслед за Деникиным: если бы Москва пообещала Краснову Донскую республику, он бы пошёл на союз с красными. Однако Советское правительство не хотело объединения с Красновым. Такое заявление Деникина и Богаевского было очередным «компроматом» в адрес Краснова...

* * *

Старики сошлись с вечера. Сначала помолчали, повздыхали. Зажгли лампу, зачадили самокрутками. Покурили, вроде и на душе полегчало.

К полночи надымили так, что и дыхнуть было нечем.

   – А что, Минаевич, как мыслишь, дойдут сюда красные? Звона как взялись!

   – То как сказать. Помнишь, кум, как Фомин полк казачий к большевикам привёл?

   – Это какой Фомин? Который перебегал то к красным, то к белым?

   – Он самый...

   – Да вроде бы не должны большевики заявиться. Наши стойко держатся.

   – Слух был, вроде красные вциковских комиссаров на Дон послали.

   – Стёпка хучь бы заехал, порассказал... Он ведь как-никак офицер, хорунжий.

   – Сдаётся, кум, плохи наши дела...

   – С одной стороны – плохи, а с другой – и не очень. Вона как атаман на Круге держится. Орел, истый орёл.

   – Да и на Кубани генерал Деникин с добровольцами лихо двинули. Столицу кубанскую Екатеринодар в бою одолели.

   – Говорят, он к англичанам и французам клонится, от них помощи ждёт. С ними на Совдепию наваливается. Может, и не дойдут сюда большевики... Сказывают, атаман на последнем Круге говорил: только казаки Россию поднимут...

   – А вот скажи, кум, ежели возьмут Москву, кого в цари сажать?

   – Бог его ведает. Одно думаю: Россеи без царя не жить. Ты вот ответь, может ли уважающий себя человек без царя в голове существовать?..

Замолчали, свернули по новой самокрутке.

   – Хороший табачок у тебя, кум.

   – Деручий. Эвон как начадили. Ты в Новочеркасск не собираешься поехать?

   – Да надо бы. Говорят, германец уголёк донецкий грузит.

   – Уголёк не знаю, а вот зерно наше в вагоны засыпают. Хлеб из него в Германии пекут. Хлебушек-то наш дюже пахучий, а они там ерзац едят...

Разошлись с первыми петухами, когда небо уже рассвет тронул...

* * *

Оказавшись за границей Хопёрского округа, Донская армия приостановила своё наступление. Стремительное преследование отступавшего противника казаки прекратили и на все приказы не реагировали. Ответ был один: на кой ляд чужая земля нужна.

Денисов не успевал пересаживаться с коня на автомобиль и снова с автомобиля на коня. По фронту метался, от совещаний устал. Командиры дивизий во всём с ним соглашались, спускали соответствующие приказы по полкам, но казаков в наступление силой нельзя было погнать. Казак – он человек, ему интерес надобен. Когда затронули большевики чувства собственников, стали отбирать зерно, пошли разговоры о переделе земли, казаки разом поднялись, весь Дон за оружие взялся, целые армии повстанческие собрались. А подошли к границам, и враз исчез у казаков интерес – стали за Хопром...

* * *

Из Вёшенской, из станичного правления на Хутор прискакал нарочный с известием членам Круга немедля прибыть в Новочеркасск...

Лето на осень перевалило, ночами стало холодать. Старики из сундуков кожушки достали.

– Духом нафталинным прёт, – поморщился Сергей Минаевич, застёгиваясь.

   – За дорогу выветрится, – ответил Захар Миронович.

Намостили сена в телегу и отправились.

Днём солнце пригревало, кожушки снимали, к вечеру опять надевали. Кровь стариковская не дюже-то согревает.

Ехали Захар Миронович с Сергеем Минаевичем, переговаривались. Всё больше молодые годы на ум приходили.

К ужину коней выпрягут, на морды их торбы с зерном оденут. Сами бутылку первача из сумки извлекут, затычку кочерыжную вынут, по глотку сделают, и сразу жизнь повеселеет. Закусят салом с луком, яйцами вкрутую. А там, глядишь, на песню потянет, голоса, правда, не те, что в молодые годы, с хрипотцой.

Песни поют, какие ещё с давних лет знали:

– Конь боевой с походным вьюком... – начнёт один, второй подхватит...

И по донской степи далеко слышно, как старые казаки поют.

У Семикаракорской через Северный Донец переправились, в Кривенской умылись с дороги, в порядок себя привели, чтобы бравыми казаками в Новочеркасск заявиться.

   – Ты, кум, – попросил Захар Миронович, – коней определи, а я тем часом к Ваньке наведаюсь, может, чего прознаю. Да и мать сала увязала, пирогов напекла...

Охрана Захара Мироновича признала:

   – Не иначе к сыну. Нет его, урядник заутреню в соборе слушает.

Захар Миронович Ваньку в храме отыскал, обнял:

   – Это хорошо, что от Бога не отворачиваешься. Мать вот узелок навязала, сказала, отыщи Ивана непременно... А мы с соседом снова заседать на Круге призваны. – Захар Миронович при этих словах даже крякнул с удовольствием. – Послушаем, что ещё атаман гутарить будет.

* * *

По брусчатке Новочеркасска бегали вездесущие мальчишки-газетчики, призывно орали:

   – Газета «Донской край»! Газета «Донской край»! Хоть умирай, хоть оживай!

   – Приказ генерала Краснова отслужить панихиду по убиенному императору!.. Казнь семьи Николая Второго! Глумление большевиков!

   – Читайте «Донской край», восстановление монархии в России!

Либеральная оппозиция рвалась в драку.

   – Убрать редактора «Донского края» Родионова! Прочь монархиста от редакторского кресла! Долой покрывающего его Краснова!

На Круг либералы завалились толпой, шумели, топали, кричали во всю глотку: «К прошлому нет возврата!», «Мы против монархии!», «Краснов, ваши помощники – ваши враги, уберите их!»

Круг заходился в восторге, аплодировал. Богаевский усмехался, говорил председателю Круга Харламову:

   – Кажется, дни нашего атамана сочтены.

Краснов неподвижно сидел за столом президиума, сцепив пальцы рук. И только чуть заметно билась, пульсировала жилка на виске.

Сергей Минаевич склонился к Захару Мироновичу:

   – Не пойму, кум, чем он им не угодил?

   – А чёрт их знает. Богаевский вроде доволен. А сам правительство возглавляет. Уж об позиционерах этих и говорить не след. Им доверь власть, они её враз проговорят. Словоблуды и пакостники. Навроде тех котов, какие верхушки сметаны слизывают и не краснеют, когда их ругают, только уши прижимают.

   – Неужто доведётся нового атамана Донского избирать?

   – К тому дело клонится.

   – Нонче бы главкомверха сюда, Денисова.

   – На фронте он.

   – Поглядим, что завтра атаман скажет.

   – А энти мухоморы по комнатам общежитий шляться будут, за своих агитировать против Краснова.

   – Послушаем, а выбирать станем своим умом. Чай, мы не бычки, чтоб нас на верёвке водили...

* * *

Утром Захар Миронович проснулся с тяжёлой головой, умывался долго. Вошедшему Сергею Минаевичу пожаловался:

   – Вею ночь такое снилось! Вроде я на хуторе, а не узнать. Курень свой, а на базу поросята бегают, визжат, ажник навроде щенят, поскуливают. Бабка моя в корыто им корм засыпает, а поросята вдруг в позиционеров обратились и ко мне: «Выбирай, Захар Миронович, в атаманы Богаевского!»

   – А я, кум, как возвернулись с Круга, полбутылки в себя и так спал – ничего не видал. Насилу утром пробудился.

   – Я вчера Ваньку своего повидал, он говорил: «Вы там, батя, с Сергеем Минаевичем долго не размышляйте, Дону атаман Краснов нужон...»

Заседание Круга началось с гимна. Играл атаманский оркестр, и делегаты нестройно, но во весь голос подпевали: «Всколыхнулся, взволновался православный тихий Дон...»

Когда спели, уселись, Захар Миронович промолвил:

   – Славно, аж слезу вышибает...

Затем принесли из Донского музея войсковой пернач, знак атаманской власти. Краснов взял его, приподнял и в тишине заговорил:

   – Я принял пернач в годину трудную, когда не стало войскового атамана Алексея Максимовича Каледина, а Дон разрывала смута. Тогда многие не стали слушать атамана Каледина, его предупреждений, что придут Совдепы и коммунисты на хлеб ваш, на землю вашу позарятся... Изведали, взялись за оружие. Поднялся Дон... Меня в атаманы выбрали, хоть я и видел: нелёгкий хомут надеваю. Всем миром Дон восстанавливали. Жизнь получшела, сами видите. Но вам сегодня будто шоры на глаза надели: принялись расшатывать власть, подрывать веру людей в неё...

Краснов медленным взглядом окинул сидевших в зале. Кто-то из дальнего угла выкрикнул:

   – Трудно – передай власть другому!

На него зашикали. Краснов продолжил:

   – Вы, казаки, хозяева земли Донской. А я ваш управляющий. Но когда управляющий видит, что хозяин недоволен его работой, да мало того, что недоволен, а разрушает сделанное управляющим, он уходит... Это его долг! Ухожу и я, но считаю своим долгом предупредить вас, что атаманский пернач тяжёл. Не советую вам вручать его в слабые руки!

И, положив пернач на стол, при гробовом молчании Краснов покинул зал.

Слышно было, как под его грузными шагами поскрипывают половицы. Он уходил набычившись, увешанный множеством орденов, сияя золотом погон. И когда за ним закрылась тяжёлая двухстворчатая дверь, зал взорвался криками:

   – Вернуть атамана! Вернуть!..

Была избрана особая делегация, которую обязали просить атамана остаться у власти до очередных выборов.

К обеду делегация вернулась с согласием Краснова и его просьбой ускорить выборы. Они были назначены на начало сентября, но дату выборов вскоре перенесли под давлением сторонников Деникина, желавших видеть атаманом Войска Донского Африкана Петровича Богаевского...

В это время о себе дали знать немцы. Круг получил решительный протест рейхстага: «Донские казаки деловым образом разрешили вопросы, поставленные нами; равно и мы деловым образом разрешили вопросы, поставленные ими...»

Перед выборами на закрытом заседании правительства Богаевский прочёл телеграмму майора Коненгаузена, который от имени германского командования требовал вновь избрать атаманом Петра Николаевича Краснова. В противном случае Германия отказывалась от доброжелательной позиции к Дону.

* * *

Ничего не понимая в закулисной борьбе Круга, Захар Миронович и Сергей Минаевич очень устали. Им хотелось домой на хутор. Тело чесалось и горело, просило бани. Да и харчи на исходе: не стоять же на паперти собора...

А накануне вечером в Новочеркасском ресторане в отдельном кабинете сидели генералы Лукомский и Богаевский.

На Круге Лукомский представлял Добровольческую армию. Посылая его, Деникин сказал:

   – Для нас приемлемым атаманом Войска Донского был бы не Краснов, а наш сторонник Богаевский.

Сейчас Лукомский не без сожаления говорил:

   – Я вижу, Африкан Петрович, Круг озабочен давлением. Сомневаюсь, чтобы у него хватило смелости противостоять Германии.

   – Вполне с вами согласен, Александр Сергеевич. Как бы ни хотела Добровольческая армия видеть в донском атамане своего сторонника и союзника, но Круг опять изберёт Краснова.

Генералы выпили по стопке анисовой водки, закусили осетровой икрой.

Богаевский вытер салфеткой губы:

   – Александр Сергеевич, тем не менее хочу сказать вам, что у генерала Краснова сегодня нет выбора. Один путь, как и у генерала Деникина – на Москву. И Краснов от этого пути не отказывается. Различие в том, что генералы доят разных коров: Краснов – германских, Деникин – англо-французских. – Богаевский рассмеялся.

   – Разница – в жирности молока.

   – Думаю, что нынче англо-французские коровы дают молоко меньшей жирности.

   – Но германские коровы требуют лучших кормов.

Лукомский побарабанил пальцами по столу.

   – Да, придётся мне огорчить Антона Ивановича.

Богаевский развёл руками:

   – То, чего хочет человек, не всегда совпадает с желаниями Господа...

Той же ночью Лукомский телеграфировал Деникину:

« Я глубоко убеждён, что донской атаман генерал Краснов, входя в соглашение с немцами, вёл двойную игру и, страхуя Дон от всяких случайностей, лишь временно «по стратегическим (как он выразился) соображениям» хотел присоединить к Дону части соседних губерний... Но всё же чувствовалось, что он в конце концов не отделяет Дон от России и на борьбу с советским правительством пойдёт до конца и поведёт за собой Дон».

Эта телефонограмма не успокоила Деникина, однако он понял: сменить Краснова не удастся. Теперь оставалось одно: сохранить войскового атамана своим союзником, чтобы он хоть как-то поддерживал Добровольческую армию в походе на Москву...

Утром выборы состоялись. За Краснова подали 234 голоса, за Богаевского – 70, пустыми были 33 бюллетеня.