Текст книги "ТОЧКА ДЖИ-ЭЛ"

Автор книги: Борис Долинго

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

– Это просто чудо какой-то, девушка ваша в рубахе родился. Сорвался с траверс гора – и сделать лишь перелом руки!

– То есть, это всё?!

– Ну, как говорить?… Ушибы голова ещё есть, но мы сделать снимки – сотрясение есть, но гематом, счастье, там нет…

Подошёл второй врач и что-то сказал коллеге на родном языке.

– Так, так – ответил тот в некотором смущении.

– Что он говорит? – с тревогой спросил Павел.

Врач развёл руками.

– Физически ваш девушка, можно говорить, мало пострадала. Она же мог спина, позвоночник ломать. А она даже уже в сознание пришла, но…

– Что «но», что?! – почти закричал Павел.

– Tabula rasa, – произнёс в пространство второй врач и добавил: – Амнезия, ви понимаэте?

– Она ничего не помнит, – пояснил первый, – как зовут, кто она – ничего! Очень странный, редкий случай. Нам придётся оформлять вам специальный документ, чтобы вы могли летать сразу в Москва. Думаю, дня три мы её наблюдаем, а пока будут оформлять документ и страховка.

Павел, глядя прямо перед собой, машинально кивнул и вытащил сигареты. Юрий осторожно потянул его за локоть и вывел на крыльцо.

– Ты ведь любишь её? – спросил Юрий.

Павел кивнул, жадно затягиваясь.

– Ну, тогда я уверен, что ты сможешь помочь ей снова стать человеком.

Юноша с удивлением посмотрел на питерского бизнесмена:

– А она что, не человек?! Она всё вспомнит, я постараюсь!

Юрий мягко улыбнулся:

– Я наблюдал за вами. То, что ты безумно влюблён, это видно. А вот она – вела себя не совсем как ты. Подумай, возможно, у тебя появился интересный шанс? Возможно, она всего и не вспомнит, но сможет тебя полюбить, а?

– Странно ты говоришь…

Юрий чуть улыбнулся:

– Чего же странного? Ты сможешь сделать её таким человеком, какой нужен тебе. Это великий шанс, ты сможешь вдохнуть в неё часть собственной души!

– Ты думаешь?… – поднял глаза Павел.

Юрий потрепал его по плечу:

– Ну конечно – как Пигмалион в статую! Знаешь такой миф?

Безработный

Больше всего Фёдор Пошивалов не любил утро, когда бессонница нещадно дерёт глаза, а на востоке уже разгорается заря ещё одного бессмысленного дня. Он не просто не любил, он терпеть не мог утро – любое.

Друзей или бывших сослуживцев у него в этом городе не осталось, а кто остался так либо связались с бандитами, либо спились.

Началось это три года тому назад, когда он безработным вышел из больницы и, самое главное, по-настоящему понял, что именно утром сильнее всего ощущается, что остался совершенно один.

Вечером всё было проще – вечером, когда он заскакивал в "Шерлока Холмса" опрокинуть пару-тройку рюмок чего-нибудь крепкого, возникала иллюзия "компании".

Пошивалову нравился "Шерлок Холмс", тем более, что кафе находилось недалеко от его дома. Владельцы оборудовали заведение по образу и подобию английского паба – управляющая, ходили слухи, даже ездила в туманный Альбион "перенимать опыт". Тут было довольно дорого – но натурально, без балды: ну, виски там «Баллантайн», или "Джонни Вокер" всех лейблов, настоящий эль и без фантазии, но добротные английские закуски к ним. К тому же тут собирались, как правило, вполне пристойные люди, и создавалась атмосфера домашнего уюта. Не гремела сумасшедшая и, упаси боже, «живая» музыка, никто не раздражал, никто не лез с разговорами – и в то же время витал «дух» доброй старой компании.

Фёдору это и требовалось: неторопливая рюмка-другая, после чего, отрешённо поглазев на публику, можно неспешно двинуться домой, чтобы завалиться спать. Затем, если удавалось заснуть, встать утром – и снова дожидаться вечера.

Он никогда не садился за столик, но иногда вступал в мимолётные разговоры у барной стойки. Разговоры были так себе: о политике, о том, куда катится страна, о терроризме, о продвижении НАТО на Восток, о китайской экспансии в Сибири и тому подобные.

Собственные слова, правда, казались не частицами выплеснутой души (её уже практически не осталось), а шаблонами, которыми он прикрывал пустоту, создавая видимость заинтересованного диалога в полумраке "британского паба", занесённого в центр России ветрами предпринимательской активности.

Фёдор подсчитал, что денег, накопленных щё в той, семейной жизни, и которые ему были теперь, в общем-то, не нужны, хватит на 5–6 лет вот таких сидений в баре – больше он почти ничего на себя не тратил. Что будет потом, думать не хотелось. Может быть, он найдёт работу: даже когда стукнет пятьдесят, охранником его возьмут легко.

Мужчину наблюдавшего за ним, Пошивалов заметил ещё тогда, когда незнакомец в первый раз появился в "Шерлоке Холмсе". Ростом повыше среднего, и средних же лет, крепкий – намётанный глаз Фёдора определил, что вполне возможно он служил или служит ещё до сих пор. Незнакомец устраивался за дальним столиком и потягивал эль.

Пошивалов, заметив, что за ним наблюдают, уже спиной ощущал этот взгляд – свойство, не раз выручавшее и в горах Кандагара, и на родном (родном ли ныне?!) Кавказе.

На третий вечер таких разглядываний незнакомец подсел к Фёдору за стойку. Пошивалов и бровью не повёл, но внутренне подобрался: никаких разговоров с вероятным бывшим коллегой он вести не желал. Краем глаза Фёдор видел, что мужчина, вертя стакан, смотрит на него.

"Да пошёл ты!.." – с раздражением подумал Пошивалов. – "Сейчас допью – и отвалю, на сегодня хватит".

Он проглотил последний глоток, раздавив зубами остаток льдинки, и уже начал вставать, когда незнакомец подал, наконец, голос.

– Фёдор Сергеевич, мог бы я просить Вас уделить мне сегодняшний вечер?

Пошивалов задержался, удивлённый: манера разговора оказалась совершенно иной, чем та, какую он ожидал. Так мог общаться не бывший коллега по «горячим» точкам, а, например, деятель культуры.

"Имя моё знает, это не с проста, – подумал Пошивалов. – Может, режиссер какой-нибудь? Хочет пригласить сниматься?…"

Сил и желания сниматься в кино он не чувствовал. Когда-то раньше, наверное, получи подобное приглашение, был бы даже рад, а теперь нет: играть роли бравых вояк, которые давным-давно сыграны и переиграны в жизни, казалось смешным и ненатуральным.

Правда, таким же манером ещё мог разговаривать сотрудник ФСБ или подобной службы. Эти типы Пошивалову были не интересны в принципе, и поэтому он всё-таки слез с табурета.

– Думаете, в этом есть смысл? – Фёдор постарался вложить в интонацию максимум сарказма.

Незнакомец не обиделся и улыбнулся чуть грустно:

– Думаю, есть. Более того: уверен, что вам это поможет избавиться от душевной боли.

Видя, что Фёдор изменился в лице, человек поспешно добавил:

– Простите, ради бога. Но то, что поможет как-то её сгладить, это точно.

Пошивалов сдержался и ответил негромко:

– Кто вы такой?! Что вы знаете о моей душевной боли?! Каким образом вы сможете помочь мне её сгладить? Вы кто – исповедник, мать Тереза, господь Бог? И с какой стати вы хотите мне помочь?

– Разумеется, я хочу вам помочь не из альтруистических соображений. Мы заинтересованы в привлечении таких людей, как вы. Хотя будет неверно, если я скажу, что организация, которую я представляю, преследует исключительно финансовые интересы или нечто подобное. …

– Кто такие «мы» – мафия, что ли? – вырвалось у Фёдора.

Незнакомец мягко улыбнулся:

– Да ну что вы! Мы посильнее. И, самое главное, мы совершенно тайная организация, в отличие от мафии, которая ныне практически не скрывается.

– Тайная?… Если так, то мне с вами тем более не по дороге.

Фёдор, не оборачиваясь, решительно двинулся в направлении гардероба, дёрнул с вешалки куртку и вывалился в промозглый октябрьский вечер. На высоком крыльце паба он выругался в полголоса, достал сигарету и, прикурив, плюнул плотной струёй дыма во влажный воздух.

И тут вдруг поймал себя на мысли: а чего же он не уходит?

"Я что, жалею, что не продолжил разговор?"

И вынужден был сам себе признаться: да, сожалеет об упрямой решимости отказывать всем и вся. Ведь он уже почувствовал звериной интуицией военного разведчика, что подсевший к нему незнакомец не мафиози и очень мало вероятно, что сотрудник ФСБ. Но кто он тогда?! "Мы посильнее…" Какое-то сверхсекретное президентское подразделение?

Слухи о создании подобных структур упорно бродили – как в народе, так и среди профессионалов, но Фёдор понимал, что это не более чем утопические желания. Не было таких подразделений – и не будет. Ведь будь они реально созданы с соответствующим высшей государственной власти материально-техническим обеспечением по велению честного и справедливого президента, то со многим безобразиями жизни можно было бы покончить весьма быстро и эффективно. С наркокартелями, торговцами живым товаром, нелегальным оружием, с теми же главарями террористов, с иностранными нелегалами, заселяющими российские города так, что в некоторых районах уже и надписи только на китайском.

Фёдор как профессионал понимал, что покончить с таковыми, если получить у верховной власти карт-бланш на банальный отстрел ублюдков, не представляет титанического труда. А поскольку ни с кем из представителей упомянутых "социальных слоёв" никакой незримой борьбы явно не велось, можно легко заключить, что не существует никаких тайных "неуловимых мстителей", имеющих покровителей в высших эшелонах власти. Собственно, а на хрена такая борьба нынешним "сильным мира сего"?

Тем не менее, сейчас Пошивалов жалел, что не выслушал предложение незнакомца. Вдруг президент и в самом деле, наконец-то, проснулся и создал тайное подразделение, стоящее над продажным официальным законом. Разумом Фёдор не верил в возможность подобного, но – вдруг? В такой тайной организации он бы поработал…

"Может, вернуться?" – подумал он.

Но вернуться – значило признать, что заведомо ставит себя в положение просителя, зависимого партнёра, подчиняется правилам игры второй стороны. Это было невозможно!

Дверь бара раскрылась, выпуская кого-то.

– Я почему-то был уверен, что вы сразу не уйдёте, Фёдор Сергеевич, – раздался уже знакомый голос. – У меня рядом машина, может, поговорим там?

В голосе не слышалось даже тени радости от победы в первом символическом туре игры, и Фёдор, смилостивившись, кивнул – типа "ваша взяла".

За углом заведения, в небольшом дворике, где часто оставляли «колёса» посетители кафе, незнакомец подвёл Пошивалов к ВАЗ-2111 тёмно-синего цвета: машина не несла на себе никакого модного тюнинга, никаких особых деталей, разве что стёкла тонированы.

Тем не менее, в салоне, несмотря на прохладу позднего вечера, плавало приятное тепло – судя по нагретым подушкам сидений, работала автоматика, что означало, что автомобиль оборудован, более чем стандартным набором "прибамбасов".

– Давайте отъедем, не возражаете? – Странный мужчина чуть наклонил голову, заглядывая в глаза Фёдору.

Пошивалов неопределённо повёл плечом – отъезжайте, чего уж.

Мужчина достал из кармана коробочку, которую Фёдор в первый момент принял за сотовый телефон, и утвердил её в разъёме, расположенном чуть выше магнитолы. На коробочке сразу же засветился совершенно пустой янтарный дисплей.

Покружив по улицам погружающегося в ночь города, незнакомец свернул к одному из работавших допоздна супермаркетов. Всю дорогу они молчали, но Пошивалов заметил, как мужчина бросает взгляд то в зеркало заднего вида, то на коробочку: на экранчике вращалась какая-то черта, обметавшая всё поле наподобие базового луча радара.

Мужчина выключил двигатель и, откинувшись на спинку сидения, всё также доброжелательно посмотрел на Пошивалова:

– Что ж, Фёдор Сергеевич, давайте знакомиться?

Фёдор покосился на своего спутника:

– Ну, со мной-то вы знакомы, судя по всему. Сами бы представились.

Незнакомец засмеялся, в свете витрин супермаркета, проникавшем внутрь салона, показывая ровные зубы:

– Конечно, конечно. Я бы представился ещё в баре, но вы так резво вскочили, уж извините. Для вас меня зовут Кир Францевич.

– Кир?! – вырвалось у Пошивалова, когда-то неплохо знакомого с литературой. – Случайно, как Булычёва?

Мужчина сдержано улыбнулся:

– Поскольку "Кир Булычёв" – литературный псевдоним вашего прекрасного писателя, светлая ему память, то у него не было отчества.

– Булычёв разве умер? – приподнял брови Фёдор.

Лучше чем многие он знал, что всё люди смертны, и бывает, скоропостижно, но почему-то весть о том, что писатель, которого он читал ещё в подростковом возрасте, ушёл из жизни, оказалась неожиданной.

– Увы! – вздохнул Кир Францевич, – уж несколько лет тому назад.

– Понятно… Погодите, что вы там про отчество? И, к тому же, вы сказали, что это для меня вас зовут вот так. Значит, имя ваше – не настоящее?

– Само собой, но отчество есть, потому как у меня не псевдоним, а вымышленное имя. Для работы с вами, так сказать.

– Значит, для работы с другим кем-то у вас есть другие имена?

– Само собой! – снова кивнул Кир Францевич. – Но это вас смущать не должно – это имя у меня как раз звучит максимально близко к реальному русскому звучанию.

– Так вы ещё и иностранец?! – вырвалось у Пошивалова.

– Но и не иностранная спецслужба, как вы уже начинаете подозревать! Ладно, не будем ходить вокруг да около. С некоторыми нанимаемыми на работу…

– Нанимаемыми?! – Фёдор приподнял бровь.

– Да, мы же предлагаем вам работу. Так вот, некоторых нанимаемых по другим направлениям деятельности мы знакомим с истинным положением дел поэтапно, с вами, пролагаю, это лишнее. Да, я не русский, и я вообще не с вашей планеты.

"Ого, – подумал Фёдор, – да это не ЦРУ, это куда хуже: психиатрическая больница. А надо же – выглядит вполне солидно…"

Пошивалов несколько секунд внимательно вглядывался в лицо человека, назвавшегося Киром Францевичем, потом глубоко вздохнул и откинулся на спинку сиденья, раздумывая, сразу выйти или для смеха послушать бред сумасшедшего.

– Прекрасно вас понимаю, – Кир Францевич мерно кивал, – любой нормальный землянин или человек цивилизации аналогичного уровня на вашем месте подумает примерно так же: псих. Но не спешите с выводами, лучше послушайте. Кроме того, у меня будут не только словесные доказательства.

Доказательства действительно оказались весьма убедительными, и он перестал быть безработным.

Пока я помню…

Девушка в чёрной униформе сама была чёрной и, к тому же, толстой.

Пошивалов подумал – «негритянка», но тут же с иронией поправил себя: «афроамериканка», не вздумай вслух иначе сказать!

Ему вспомнился фильм «Брат-2» и то, что в школе он сам всегда считал, будто неграм в США живётся плохо. Пошивалов улыбнулся, глядя на таможенницу.

Толстая таможенница тоже заучено улыбнулась, но глаза её оставались холодными и настороженными – к приезжим в США сейчас относились с повышенным вниманием.

– У вас с собой так мало вещей? – как-то брезгливо поинтересовалась таможенница.

Пошивалову очень захотелось съязвить, что ещё совсем недавно исламисты бесконтрольно таскали тюки с взрывчаткой по всей Америке – и ничего, но только снисходительно улыбнулся в ответ.

– Люблю путешествовать налегке, знаете ли. И, вообще, разве это проступок – мало багажа?

Эбонитовая жрица американской таможни чуть прищурилась:

– Вы не в первый раз в США?

– Пока в первый, но я прекрасно вас понимаю. Я видел по телевизору, что сейчас здесь досматривают всех. Терроризм! Увы, и у вас, как и у нас, пытаются бороться со следствием, а не с причинами…

Он даже чуть-чуть подивился сам себе – своему беглому английскому: система обучения языкам, которую предоставили его наставники, работала здорово.

– Откуда же вы так хорошо знаете язык? – В голосе таможенницы скользнул вполне человеческий интерес.

– Английский – моё хобби с детства, со школы, – сообщил Фёдор. – Да и позже я учил его, мне иностранные языки для работы необходимы.

Таможенница, кривовато усмехнулась жирными лиловыми губами, шлёпнула штамп в паспорт и протянула документы Пошивалову:

– Желаю приятно провести время в Америке!

Произнесла это, она словно сплюнула.

Желательно было подождать, пока пассажиры его рейса рассосутся. Фёдор послонялся по холлу, постоял у нескольких справочных дисплеев, купил "NY Gerald" и только затем вышел из здания терминала.

Обещали, что в Нью-Йорке будет тепло, но погода, как часто случается, наплевала на прогнозы синоптиков: не так давно шёл дождь, и температура не радовала: максимум градусов 5–6 тепла, если по привычным «цельсиям». Правда, пока ещё рано – всего семь утра, и вполне могло потеплеть.

Странно было легко ориентироваться в месте, куда попал впервые в жизни – сказались специальные тренировки и системы обучения. Времени было вдоволь, и он прошёлся под нависающим козырьком мимо неплотного ряда припаркованных автомобилей, словно никуда не спешащий менеджер средней руки, вернувшийся из отпуска или из необременительной командировки.

Если за ним кто-то и следил в аэропорту, то сейчас слежка в пределах визуального контакта отсутствовала. "Нет-нет, – сказал сам себе Фёдор, – никто не может знать, что я приехал. Ни-кто! Даже Антон, и тот не знает, я его сам должен найти".

При воспоминании об Антоне и от предвкушения встречи на душе потеплело. Он остановился, бросил взгляд на мутно-серое небо, одновременно лишний раз прощупывая людей, высыпающихся из дверей ближайшего терминала и ныряющих внутрь. Всё спокойно – и сам он спокоен. И он увидится со старым другом!

"Не расслабляйся особо! – напомнил внутренний голос. – Тебя как раз и послали всё проверить …"

Обогнув невысокую белую колонну, поддерживавшую крышу перехода, он направился к стоянке. Тёмнокожий таксист из ближайшего «йеллоу-кэба» поймал его взгляд, и Фёдор вопросительно дёрнул подбородком. Таксист кивнул, вышел, было, открыть багажник, но Пошивалов указал на свой небольшой саквояж:

– Это весь багаж, приятель!

Он бросил сумку в салон, и уселся сам.

Видимо, его внешний вид вызвал у таксиста доверие. Афроамериканец опустил разделительное стекло и поинтересовался:

– Стало быть, налегке путешествуете, сэр?

– Ага, – подтвердил Фёдор, – налегке удобнее.

Мужчина засмеялся и поинтересовался, куда ехать – Пошивалов назвал адрес.

– Манхеттен, – кивнул таксист, мягко трогая машину с места. – У вас там офис, сэр?

– Нет, я приезжий, – ответил Пошивалов, рассеянно оглядывая уплывающие назад постройки аэропорта JFK. – Приехал по делам фирмы.

Таксист покосился в зеркало заднего вида – пассажир, похоже, не слишком был склонен поддерживать беседу. Тем не менее, парень спросил, откуда он.

– Из Вашингтона…

– Из города? – Таксист не дал Пошивалову закончить фразу.

– Да нет, из штата! Я из Сиэтла.

Пошивалов назвал этот город, так, на всякий случай. Просто совсем недавно прибыл и самолёт из Сиэтла. Бережёного бог бережёт: если, мало ли что, будут искать и как-то выйдут на таксиста, не сразу подумают на рейс из Европы.

– А почему вы так обрадовались, если я из столицы? – Он усмехнулся.

– Да у меня там брат, тоже – таксист. Я сам там вырос, а потом сюда перебрался. В общем, родной город где-то.

– Понятно, – кивнул Пошивалов и достал наладонник.

– Дела? – тут же подал голос таксист.

– Совершенно верно, – подтвердил Фёдор. – Вы меня, пожалуйста, провезите так, чтобы через Бруклинский мост – хочу посмотреть на него, а я пока тут почитаю документы.

Таксист понимающе кивнул и с некоторым сожалением замолчал.

Пошивалов запустил на экране простенькую программку «Калейдоскоп» и под плавно меняющиеся хороводы узоров и геометрических фигур, помогавших расслабиться, задумался.

Позади остались восемь месяцев подготовки – да такой, какой он никогда ещё не получал, даже в ВДВ. Кир Францевич действительно происходил "не от мира сего" – в самом прямом смысле: тренировки были организованы во многих местах, и в основном в дальнем космосе.

Новый наставник Фёдора, а теперь и главный начальник, оказался прав: душевную боль удалось, если не вылечить, но сгладить существенным образом. Самое главное, существование Пошивалова снова стало осознанным. Никто не вернёт жену и дочку – даже орхане не умели поворачивать время вспять, но ощущение собственной нужности ему вернули. Нужности всем людям, хотя они, люди Земли, об этом даже не догадывались.

Фёдору сейчас было даже жаль ту чёрную таможенницу. Просто она, как и многие из так называемых афроамериканцев – термин, придуманный в угаре шизофренической политкорректности – пока не могла избавиться от комплекса неполноценности. Потому и делила мир на белых и чёрных в подсознательную отместку европейцам за годы рабства своих прабабушек и прадедушек. Она, как и многие другие земляне, занятые «домашними» распрями, не понимала, что за стенами дома под названием Земля подкарауливают более серьёзные проблемы.

Что было самым обидным – этим людям, коих, увы, подавляющее большинство, нельзя рассказать, как обстоят дела на самом деле. Людям многое пока нельзя рассказать открыто, и поэтому Землю приходится защищать тайно. И он теперь один из солдат этого скрытого и от простых граждан, и от земных правительств, "звёздного МЧС", своего рода "человек в чёрном".

Когда Фёдор, более или менее, уяснил реальное положение дел, он впервые за долгое время улыбнулся и спросил Кира Францевича, дважды навещавшего его во время спецподготовки:

– Не ваши ли подкинули в Голливуд идею этого фильма?

Его куратор одобрительно кивнул:

– Фёдор, мне нравится, что ты начал наконец улыбаться. Память о горьком прошлом не должна чрезмерно тяготить, поверь. Ты не виноват, что выжил в той аварии на шоссе. Ты считай, что и твои родные живы – пока ты о них помнишь. И ты сам во многом жив памятью о них. Поэтому – живи!

– Пока я помню, я живу, – ответил Пошивалов строчкой из давно забытой песни, снова становясь серьёзным. – Кир, ты не ответил на мой вопрос: неужели в Голливуде сами придумали "Людей в чёрном"?

– Ну а ты как думаешь? Мы не можем сказать правду – пока не можем, но надо же как-то исподволь внушать людям хотя бы самые общие моменты истины. Пусть и в такой гротескной форме. Кстати, знал бы ты, какой политический скандал разразился из-за этого фильма.

– Там? – Фёдор ткнул пальцем вверх, имея в виду просторы Галактики.

Кир зевнул и потянулся на скамеечке, где они сидели после ужина. Над горизонтом как раз поднимался жёлто-серый Иран, один из двух спутников планеты Кулор. Впервые услышав название местной луны, Фёдор удивился такому совпадению звучания слов, но это оказалось уж точно не более чем совпадение.

Разговор происходил на базе специальной подготовки в системе Поллукса, куда только что прибыл Фёдор. 35 световых лет от Земли – Пошивалов всегда хорошо запоминал разные "технические характеристики". Там было довольно жарко, хотя планета располагалась пятой от светила, но Поллукс больше Солнца, и светимость его намного выше.

– Естественно! Вообще это могло пройти и незамеченным, но нам не удалось перехватить информацию, и Альтеры, чужие, главным образом, камалы и их основные приспешники ратланы и ларзианцы, подняли вой. Правда, они не сумели доказать, что идея на сто процентов не принадлежит земному сценаристу. Вообще, по большому счёту, уже около тысячи лет по земному летоисчислению принят пакт не соваться в дела планет других рас.

– Погоди-ка! А как же Альтеры проникают на ту же Землю и в другие ваши миры?

– Наши, наши миры! – поправил Кир.

– Само собой, – кивнул Пошивалов, – но как же?…

– Очень просто: прилетают тайно! – Орханин развёл руками. – Полная аналогия с земными тайными политическими делами. У вас же тоже нельзя засылать шпионов, в ерно? Их вылавливают, и происходят скандалы. Так же и тут. Только контролировать ещё сложнеее. Представь себе сферу, включающую систему Солнца или любую другую подобную. Возможно ли жёстко закрыть весь её пространственный периметр?… Вот-вот! Скажем, лет триста тому назад это было легко сделать, но теперь и у землян есть весьма приличные средства наблюдения, а мы связаны этим чёртовым Пактом с альтерами и не должны раскрываться перед землянами. Поэтому корабли Содружества не висят на орбите вашей планеты флотилиями! Более того, мы уже не можем выставить серьёзные кордоны ближе орбиты Сатурна. Кроме того, на таких планетах, как Земля, существуют тайные от аборигенов, но вполне официальные в рамках Галактического Сообщества представительства негуманоидов – тех, кто желает, разумеется. Всё тоже согласно Пакта: наблюдают, чтобы не было нашего целенаправленного, так сказать, прогрессорского вмешательства. Ну а тайные агенты – агенты засылаются, разумеется. Как шпионы при земных дипломатических корпусах. На пустых осваиваемых мирах, конечно попроще: там мы можем держать силы флота открыто, и если происходит попытка несанкционированного вмешательства, то есть, говоря попросту, диверсии то… сам понимаешь.

– Уничтожаете?

Кир поморщился:

– Открыто не всегда можно – опасность спровоцировать конфликт. Ты перенеси аналогии на земные политические дела: например, вторгся кто-то в территориальные воды или в воздушное пространство другой страны. Всё понятно, со шпионскими целями, но ты попробуй, просто так сбей или потопи! Поднимется шум – так же и тут. Именно поэтому существует мощнейшая организация – КСИ, Контрразведка Содружества Идентичных.

Пошивалов отхлебнул минеральной воды и спросил:

– Слушай, неужели с теми же негуманоидами – ну пусть и крысами каким-нибудь или как ты их там называешь, – нельзя договориться делать всё нормально, по…. – Он чуть не сказал «по-человечески», но вовремя спохватился: – Ну, как нормальные разумные существа! Ведь не дикари же в космос летают, и вообще…

– Фе-едя! – Кир иронически и при этом грустно покачал головой. – Общества у аьтеров и у нас совершенно разные. Разные ценности, разная мораль. Разные никогда до конца не поймут друг друга. И, чем выше степень различия, тем выше потенциальная конфликтность. А потому, увы, битвы рас – так называемых крыс против людей или, до определённого момента, людей с людьми, но белых, чёрных или жёлтых, людей разных религий и т. д. – будут вечными. Просто основа этого противостояния будет переходить на всё более высокие и принципиальные уровни.

– Погоди-ка, ты о чём?

– Представь себе цивилизацию, пока не вышедшую в дальний космос, и живущую в замкнутом сообществе одной планеты. Типичный пример – Земля. Вражда идёт по внутрирасовым и тому подобным признакам. При встрече с космическими чужаками вражда начинается по признакам разных типов существ: гуманоиды – не гуманоиды, идентичные – не идентичные, и так далее. Все попытки пацифистских решений здесь обречены на провал и, наверное, даже вредны, так как только притушат конфликт, но не ликвидируют его причину. На земле проблема может быть решена хотя бы примитивным смешением, но у тебя не будет общего потомства с крысой. Да, приходится сосуществовать, но братства с альтерами быть не может. Ты сравни с тем, что происходит на Земле: тут все одной крови, как говорится, но легко ли достичь братства? Как сложно бывает договориться с другим государством, где такие же люди чуть-чуть иначе одеваются или верят чуть в другого, но такого же выдуманного бога! А если это иная цивилизация в космосе, представляешь?…

– Представляю, – негромко ответил Фёдор. – Знаешь, мне всегда нравился фильм "День независимости". Когда европейцы и папуасы, арабы и евреи братаются на фоне сбитых кораблей инопланетных захватчиков.

Кир Францевич усмехнулся:

– Хороший фильм, кстати, получился. И ты схватываешь самую суть!

Пошивалов не стал спрашивать, откуда росли ноги идеи сценария.

* * *

Фёдор прилетел в Нью-Йорк на своё первое задание. Его сначала удивило направление именно сюда, в дальнюю заграницу – казалось, наверняка есть дела и в родной стране, а, самое главное, неужели не хватает агентов-американцев? Кир, с которым на Земле он виделся очень часто, как никак – непосредственный начальник, пояснил, что таков основной принцип работы КСИ: агентов часто направляют в разные страны, потому что возникают ситуации, когда нужен, как говорится, «человек со стороны».

– Но в твоём случае дело не только и не столько в этом. Ты ведь помнишь Антона Берковича? Ты писал о нём в своей биографии.

Пошивалов резко вскинул глаза: ещё бы он не помнил Антошку! Они познакомились в спецклассе дивизии, вместе успели захватить последний год афганской кампании и начало всех прелестей в Чечне. В их военных биографиях, к счастью, не случилось киношно-драматичных моментов, когда друг спасал друга из горящего бронетранспортёра или тащил раненого на себе десять километров по горам, но дружили они крепко. Так, как могут дружить два военных человека, бывавшие в переделках, не раз видевшие рядом смерть и понимавшие цену человеческой жизни, человеческому теплу – и часто, увы, человеческой подлости.

Антон не был женат, и в семье Фёдора воспринимался как брат – он любил у них бывать, и все любили его.

После провальной первой чеченской кампании, когда доморощенные демократы, брызгая слюной под дудки западных дирижёров, вопили о несостоятельности армии и о необходимости договариваться с бандитами "цивилизованным путём", а на участников боевых действий указывали как на преступников, чьи руки обагрены кровью невинных женщин и детей, Антон демобилизовался. Он всё реже встречаться с Фёдором, начал даже попивать, и как тот ни пытался урезонить друга, ничего не помогало.

Пошивалов не знал, что делать, но вдруг примерно через полгода Антон заявился как-то вечером – совершенно трезвый, отлично выбритый, пахнущий дорогим одеколоном, с бутылкой коньяка и тортом. Сказал, что уезжает на Дальний Восток: мол, нашёл там выгодную работу. Как ни старались Фёдор и Ольга выпытать, что же за работа такая подвернулась, Беркович хранил молчание, ссылаясь на подписку о неразглашении тайны. Он не сказал ничего даже Ксюхе, которую обожал как родную дочь, и которой ранее никогда ни в чём не мог отказать.

– С мафией, что ли связался? – несколько разражено спросил, в конце концов, Фёдор напрямик.

Антон иронично покосился на друга:

– Обижаешь, брат! Думаешь, я свяжусь с подонками? Поверь, это очень нужная всем нам работа…

– Кому это – нам?

– Тебе, мне, им, – Беркович кивнул на жену и дочку Фёдора, – людям вообще. Но сказать я вам не могу ничего, простите. Я уже нарушаю инструкции, зайдя к вам попрощаться. Мне было сказано просто: сразу по приёму на работу ис-чез-нуть!

– Значит, ты даже не напишешь, – удручённо констатировал Пошивалов.

– Не напишу: такие условия! Именно поэтому я решился попрощаться. Поэтому у меня и будет к тебе просьба: дня через три начни меня искать…

– В смысле?! – не понял Фёдор.

– Сделаешь вид, что меня ищешь! Начни спрашивать в общежитии, куда я делся, обратись в милицию с заявлением, что пропал друг и так далее, понимаешь? По полной программе. Это мне очень надо.

– Ну и ну! – только и сказал Пошивалов, подозревая, что друг взялся за какое-то, действительно серьёзное дело по линии ФСБ или ГРУ.