Текст книги "Киевская Русь"

Автор книги: Борис Греков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 25 страниц)

С X в. особенно энергично стали проникать сюда славяне из Киевского государства в связи с победоносными походами на хазар Киевского князя Святослава. К XI в. Саркел стал, во всяком случае, городом с преимущественно славянским населением. Арабский ученый XI в. ал-Бекри (ум. в 1094 г.) пишет, что хазары из-за смешения со славянами говорили по-славянски наравне с другими народами севера, в том числе с печенегами и русами.1 Константин Багрянородный в своем произведении "De administrando imperio" между прочим пишет о печенегах, что они дают византийским чиновникам клятвы по своим "законам", причем употребляет здесь в греческом тексте чисто славянский термин "(ар.)". Такой же славянский термин "воевода" применялся к вождям мадьярским. По этому поводу византолог Bury J. В. замечает, что на юге "славянский язык в эту эпоху был вообще своего рода lingua franca для неславянских народов по Дунаю и Днепру".2 Востоковед акад. Френ относительно истории хазар выразился, что эта история есть часть древней истории Руси, настолько истории этих двух государств переплетаются.3

В первой половине VIII в. хазары были вытеснены арабами из Закавказья.

Это большое многоплеменное государство не всегда имело достаточно средств для того, чтобы держать в повиновении покоренные им народы и защищать свои владения от нападения соседей. В Хв. начинается распад этого государства.

1 "И главнейшие из племен севера говорят по-славянски, потому что смешались с ним, как например, племена ал-Тршкин и Анклий и Баджа-пакия и Русы и хазары". Куник и Розен. "Известия ал-Бекри", отр. 54, 1878. Н. Я. Mapр. Этно и глоттогония восточной Европы, етр. 98, 1935.

2 Изв. ГАИМК, в. 91, стр. 8 и 52.

3 Н. Я. Mapр. Указ, соч., стр. 98.

6. ТОРГОВЫЕ СВЯЗИ ВОСТОЧНЫХ СЛАВЯН С ДРУГИМИ НАРОДАМИ

Та часть территории восточной Европы, которая стала ареной деятельности славянских племен, т. е. Поднепровье, Поильменье и Окско-Волжский бассейн издавна служили местом оживленного торгового обмена. Археологические данные говорят об очень почтенной древности этой торговли. Поднепровье связывалось с Кавказом уже в V-IV вв. до н. э. Приблизительно в то же время установилась связь Поднепровья с греческими причерноморскими колониями. В I-III вв. н. э. мы видим здесь римлян. Клады римских монет растекаются по водоемам рек Кубани, Дона, Днепра и Вислы. Позднее (III-VI вв. н. э.) мы можем наблюдать торговые отношения с готами. С VIII в. завязываются особенно энергичные сношения с арабами. Этот арабский период торговли продолжается приблизительно до X в. В IX в. параллельно с арабской торговлей заметно оживляется торговля Руси с Византией, – сначала с Кор-сунем, потом непосредственно с Константинополем. Одновременно завязываются отношения и с Западной Европой. Торговля с арабами шла главным образом по Волге и ее притокам. С верховьев Волги арабские купцы шли дальше к Балтийскому морю. Самым западным пунктом арабской торговли был остров Готланд на Балтийском море. На этом острове и на шведском берегу найдено до сих пор 24000 арабских монет и 14000 обломков, а византийских около 200. Огромная масса их относится к X в., часть к IX и XI вв. Здесь же находятся и монеты западных стран, что говорит о постоянных встречах на этом острове западноевропейских, византийских и арабских купцов.

Самым северным пунктом этой обширной торговли являются берега Балтийского моря, самым южным, как мы уже отмечали, византийские владения и Хазарское царство ("каганат" от титула хазарского царя – каган). Столица этого каганата Итиль в устье Волги в VII в. представляла собой большой и богатый город. Здесь сходились народы востока, запада и севера. На Дону у хазар был старый большой и укрепленный город Саркел (Белая Вежа). С целью получать у славян продукты их производства, главным, образом меха, хазары держали в своем подчинении славянские племена, расположенные по левому берегу Днепра.

На средней Волге и отчасти в Прикамье находилось государство-Булгар, основную массу населения которого составляли тюрки. Под их власть попали окрестные финские племена. Это государство,, захватившее волжский путь, находилось в постоянных торговых сношениях с хазарами, арабами, варягами, славянами и финнами.

Совершенно естественно, что оживленное торговое движение на всей территории, занятой славянами, движение по главнейшим: рекам восточноевропейской равнины, не могло не оказать своего влияния на славян. Славянский крестьянин, питавшийся от плодов земных, добываемых его собственными руками, не имевший ни излишков для продажи, ни денег для покупки, мало был заинтересован в этой торговле, в заграничных предметах роскоши. В другом положении находились представители класса господствующего. Князья, бояре и купцы очень дорожили возможностью активно участвовать в торговле: князья, таким образом, сбывали дань, вносимую подвластным населением, бояре продавали военную добычу и оброки, взимаемые с зависимого от них населения, купцы торговали продуктами чужого труда, попадавшими к ним в руки разными путями.

С IX в. особенно выгодным и важным для славян путем стал "путь из варяг в греки", как называет его наш летописец. Он считает необходимым подробно описать его и показать его значение. Путь этот очень длинен. Из моря Варяжского (Балтийского) он идет по Неве в великое озеро Нево (оно стало называться Ладожским от г. Ладоги на Волхове) и отсюда по Волхову, озеру Ильменю-и впадающей в это озеро реке Ловати, которая отделяется небольшим пространством суши от верховьев Днепра, впадающего, как известно, в море Русское (Черное). Балтийским морем можно было также ехать до Рима, а от Рима другим морем к Царьграду и оттуда уже Черным морем до Днепра.

Значение того места, откуда вытекает Днепр, прекрасно оценено летописцем, превосходно знавшим экономическую географию своей страны. Здесь в дремучем лесу берут начало наиболее мощные и важные для экономики всей страны реки: Днепр отсюда течет на юг, Западная Двина на запад к Варяжскому морю, а Волга на восток, где впадает 70 жерлами в море Хвалисское (Каспийское). Этими путями, – говорит летописец, – можно итти во все страны к разным народам. По этим путям возникли главнейшие славянские города. Разнообразные торговые связи этих городов имели большое значение в истории их экономического и политического роста. Не случайно эти города очень рано, до прихода варягов, стали центрами, объединившими отдельные славянские племена. Наиболее мощные центры расположены были на двух концах этого великого водного пути: Новгород на севере, Киев на юге.

(Рис. 1 Киевская земля в X-XI веках)

7. ПЕРВЫЕ СВЕДЕНИЯ О КИЕВЕ И НАЧАЛЕ КИЕВСКОГО ГОСУДАРСТВА

Киевское государство, стало быть, образовалось не на пустом, месте. Образование Киевского государства есть политический факт сравнительно позднего времени. Это одно из последних звеньев >в цепи политических событий в восточной и особенно юго-восточной Европе.

В центре этого государства стал город Киев.

Но прежде чем наша страна и народы, издавна ее населявшие, начали объединяться под властью Киева, в разных частях этой огромной страны уже намечались политические объединения со своими особыми центрами.

Первый факт этого порядка сообщается у Иордана. В 375 г. вождь остготов Винитар, "желая показать свое удальство, вторгс" с оружием в руках в пределы антов" и был ими разбит. Впоследствии ему удалось победить "антов", взять в плен их "короля" ("regem") Божа, которого Винитар распял на кресте вместе с его-сыновьями и 70 старейшинами. Это сообщение говорит нам о появлении уже в IV в. у антов сильных военных вождей, распространявших свою власть, если не на всех антов, то по крайней мере на весьма значительную их часть.

Наша "Повесть временных лет" рассказывает о нашествии аваров на дулебов (приблизительно в середине VI в.). "В си же времяиа быше обри (авары.-Б..Г-), иже ходиша на Ираклия царя и мало его не яша. Си же обри воеваху на словенех и примучиша дулебы, сущая словены, и насилье творяху женам дулебским: яко поехати будяше обрину, не дадяше впрячи кони ни вола, но веляше впрячи 3 ли 4 ли 5 ли жен в телегу и повести обрина. И тако мучаху дулебы. Быша бо обри телом велици и умом горди, и бог потреби я, и по-мроша вси, и не остася ни един обрин. И есть притча в Руси и до сего дне: погибоша аки обри, их же несть племени ни наследка". В 40-х годах X в. о восточных славянах писал араб Масуди в своем сочинении "Золотые луга". Здесь он рассказывает, что одно из славянских племен некогда господствовало над другими славянами. У этого племени был верховный царь Маджак, которому повиновались все прочие цари. Но потом пошли раздоры между племенами, союз их разрушился, и каждое племя выбрало себе отдельного царя. Это господствовавшее некогда славянское племя Масуди называет валинана (волыняне). А из "Повести временных лет" видно, что волыняне – это и есть дулебы, и жили они по Западному Бугу.

Итак, приблизительно в VI в. у восточных славян на юго-западе нашей страны мы застаем какой-то значительный союз под главенством дулебов.

Арабский географ аль-Джайхани, писавший в начале X в. и использовавший источники IX в., сообщает, что приблизительно в VIII – IX вв. существовали в нашей стране три славянских союза, у каждого из коих был свой "царь". Один такой союз с городом Куяба вел торговлю с соседними народами, допускал на свою территорию иноземных купцов, другой – "Славия" и третий – юго-западный, лежащий поблизости к "Хазару" -воинственная "Артания", не допускающая в свою страну иноземцев и наложившая "дань на пограничные области из Рума" (т. е. Византии).

Не трудно в этих трех организациях видеть Новгородскую землю ("Славия"), Киевскую ("Куяба") и какую-то юго-восточную на границе с Хазарским каганатом, которую мы условно можем обозначить как Приазовско-Черноморскую Русь.

Наши летописные факты не противоречат этим сообщениям Джайхани и допускают предположение, что к IX в. действительно в нескольких местах нашей страны намечались объединения полугосударственного типа.

Если припомнить наши наблюдения над хозяйственной и; общественной жизнью восточного славянства (см. гл. IV и др.), то сообщения Джайхани не должны нам казаться невероятными.

Итак, мы несомненно имеем предкиевский период в истории уже не родового, а классового общества у восточных славян.

Наш летописец не знал арабских источников и поэтому не пользовался ими. Когда он заинтересовался вопросом о начале своего родного города, игравшего тогда очень заметную роль в политической жизни европейских и азиатских государств, ему пришлось пользоваться лишь кое-какими обрывками воспоминаний, ходившими в его время в различных вариантах. Предания эти вели его к лицу, основавшему этот город.

Несмотря на очевидную легендарность Кия, мы все-таки и сейчас не можем обойти его молчанием, если хотим правильно поставить перед собой задачу изучения политической истории Киева с древнейших времен. Более чем вероятно, что никто этого героя никогда и не видел, но он стал совершенно необходимым, когда понадобилось дать ответ на вопрос, кто же первый начал в Киеве княжить.

Предание о Кие, конечно, легенда, но она возникла для того, чтобы объяснить происхождение несомненного существования Полянских князей до Рюрика подобно тому, как понадобились Ромул и Рем для объяснения несомненно существовавшего Рима и римских царей, как понадобились Попель и Пяст для объяснения происхождения совершенно реальных польских князей и т. д. Эти местные князья долго продолжали сидеть на своих местах у тех славянских племен, которым удалось сохранить свою независимость от покушений крепнувших соседних княжеств с их сильными дружинами. Но все они погибли после подчинения их более сильным соседям.

Летописец рассказывает нам о двух братьях Радиме и Вятке, которые, до его сведениям, были "в лясех", т. е. у поляков и потом пришли в нашу землю. Радим сел на Соже, а Вятко на Оке. Это несомненная параллель к Кию, Щеку и Хориву, говорящая нам как о характере исторического мышления летописца, так и об упорной традиции, жившей еще в то время в народных преданиях. Но мы имеем и менее легендарных персонажей: Иордан называет жороля антов Божа царя, нам известен князь волынян Маджак, у древлян мы тоже знаем князей; один из них известен нам даже по имени. Это знаменитый Мал, так неудачно сватавшийся за Ольгу (X в.). В конце XI в. мы видим у вятичей Ходоту и его сына.

В житии Стефана Сурожского называется новгородский князь Бравлин (начало IX в.).

Не называя имен, летописец, однако, утверждает установление такой же местной по происхождению княжеской власти у древлян, дреговичей, новгородских славян и полочан

Вернемся, однако, к полянам. "Быша три братья, – рассказывает летописец, – единому имя Кый, а другому Щек, а третьему Хорив; сестра их Лыбедь. Седяше Кый на горе, идеже ныне увоз Боричев, а Щек седяше на горе, идеже ныне зоветься Щековица, а Хорив на третией горе, от негоже прозвася Хоривица. И сотво-риша град во имя брата своего старейшего и нарекоша имя ему Кыев... И по сих братьи держати почаша род их княженье в Полях"... 1

Это один вариант предания, летописца не удовлетворивший. Он сообщает и другой, ему известный, но им совершенно определенно отвергаемый: "Инии же не сведуще (курсив мой. – Б. Г.) рекоша, яко Кий есть перевозник был; у Киева бо бяше перевоз тогда с оноя стороны Днепра, тем глаголаху: на перевоз на Киев". Летописец тут же и критикует этот вариант: если бы это было так, то Кий не мог бы ходить в Царьград, но "се Кий княжаше в роде своем, и приходившю, ему ко царю, якоже сказають, яко велику честь приял есть от царя". В Радзивилловском списке летописи еще яснее обнаруживается затруднительное положение летописца (" ...ко царю не свемы, но токмо о сем вемы, якоже сказуют").

1 Лаврентьевская летопись, стр. 9. 1897.

Итак, летописец совершенно не склонен считать эти факты достоверными и отнюдь не настаивает, чтобы читатель его труда принимал их на веру. И тем менее, мне кажется, эти предания заслуживают внимательного к себе отношения. Они говорят нам о том, что народ киевский начало своей истории связывал в то время не с варягами, а с фактами своей местной истории, протекавшей задолго до варягов и совсем независимо от них.Предание подводит нас к объяснению и другого важного для нас факта, быстрого растворения в славянской среде появлявшихся здесь с севера варягов.

Если же говорить о старых связях Киевской земли с соседями яе славянами, то надо иметь в виду не варягов, а хазар, Крым, Кавказ, Византию, т. е. страны южные и юго-восточные, а не северные. С севером и варягами здесь устанавливаются связи позднее.

Совсем другую традицию мы имеем на севере в "Славии" Масуди. Новгородский летописец повествует о своей истории по-иному. "...Новгородстии людие, рекомии словени и кривичи и меря; и словене свою волость имели, a кривичи свою, a меря свою; кождо своим родом владяше, а чюдь своим родом; и дань даяху варягом от мужа по беле и веверици. А иже бяху у них, то ти насилье деяху словенам, кривичем и мерям и чюди. И всташа словене и кривичи и меря и чудь на варягы и изгнаша я за море и начаша владети сами собе и городы ставити; и всташа сами на ся воевать, и бысть меж ими рать велика и усобица, и всташа град на град, и не беше в них правды".1

Новгородская история действительно тесно связана со своими соседями, варягами.

Относительно варягов мы можем сказать только, что это, несомненно, скандинавы, что их непосредственное соседство с Новгородской землей обусловливало и старые связи этих народов между собою.

Эти связи прекрасно известны по западноевропейским источникам. Скандинавы и датчане очень рано стали ездить сухим путем в страну "Великих озер" (Ладожское, Онежское, Ильмень), огибая Ботнический залив. Франкские летописи упо-минают крупного военно-морского вождя Рорика Датского, известного своими набегами на западноевропейские страны, успевшего утвердиться на Скандинавском полуострове в городе Бирке на оз. Мелар. Но отождествлять этого Рорика с летописным Рюриком нет пока достаточных оснований.2

Весьма вероятно, что и Русь, которую летописец отождествляет с варягами, тоже скандинавского происхождения.

О каком-то "русском" северном центре, как мы уже видели, говорит араб Джейхани. Его цитируют более поздние арабские писатели, у одного из которых, Ибн-Русте, мы имеем очень интересное указание: "Что касается до Русии, то она находится на острове, окруженном озером. Остров этот, на котором живут они русь), занимает пространство трех дней пути; покрыт он лесами и болотами; нездоров он и сыр до того, что стоит наступить ногою на землю, и она уже трясется по почине обилия в ней воды.

1 Новгородская I летопись, стр. 4-5. 1888.

2 Тиандер. Поездка скандинавов в Белое море. Куник. Remarque critique sur les Antiquites Russes. Его же. Die Berufung der Schwedischen Rodsen. СПб. 1844, стр. 140. Крузе. О происхождении Рюрика. ЖгМ. Н. Пр. 1836. М. П. Погодин. Исследования, т. II, стр. 157-165, т. III, стр. 33-38 и др.

Они 1 имеют царя, который зовется хакан-Рус. (Другой арабский писатель Хордадбе говорит о том, что "царь славян называется князь".– Б. Г.)1 Они производят набеги на славян, подъезжают к ним на кораблях, высаживаются, забирают их в плен, отвозят в Хазран и Булгар и продают там".2 Этот древнейший арабский источник, знающий Русь, отличает Русь от славян.

Не совсем ясно, где искать этот варяго-русский остров. Одни приурочивают его к Новгороду, который скандинавы называли: Holmgard, т. е. островной город, другие – к Старой Руссе, третьи переносят его в междуречье Волги и Оки. И этим далеко не исчерпывается разнообразие мнений по этому предмету. Дать сейчас точное определение места нет возможности. Может быть, этот остров помещался даже не на нашей территории, а за морем, и, может быть, летописец имел в виду именно его, когда писал под 859 г., говоря о варягах из заморья.

Определенные подозрения в этом отношении вызывает часть Швеции против Финского залива – Упланд, к северу от озера Мелара. Эта прибрежная полоса, лежащая против Финского залива, называлась "Рослаген".3

Это Русь северная. Но нам известен и народ южный под именем (ар.).4 Этот народ называет и Лев Диакон. По мнению Н. Я-Марра, от корня (ар.) происходит ряд географических южных названий: Араке, Арарат, Урал. Сюда же надо отнести известных тоже на юге роксолан.

Не случайно и Волга называлась "Рось". Мы знаем целый ряд южных рек, связанных по названию с этим именем "рос": Оскол-Рось, Рось – приток и Днепра и Нарева, Роска на Волыни и много других.

Очевидно, эту южную (ар.) имел в виду константинопольский патриарх Фотий как в своих проповедях 860 г., так и в своем "Окружном послании" 866 г., когда говорил о нашествии этого народа на Византию. Он называет этот народ то (ар.), то скифами. (ар.), или скифы, рисуются Фотием большим, всем известным народом, за последнее время усилившимся благодаря завоеванию соседних народов. Варяги здесь не причем.

1 А. А. Шахматов. Древнейшие судьбы русского племени, стр. 56"

2 Там же, стр. 55.

3 Томсен. Начало Русского государства, стр. 68.

4 ПорфирийУспенский. Четыре беседы Фотия, стр. 8 и 53, СПб. 1864.

Материалы, бывшие еще в распоряжении Д. Хвольсона, дали ему основание заключать с некоторой достоверностью, "что имя Русь не было дано нынешней России варягами, но было туземным у нас именем и употреблялось уж очень рано в обширном смысле". Н. Я. Марр серьезно считается с этими фактами, которые заставили его переменить старое свое мнение и примкнуть к тем, кто признает эту южную Русь самостоятельным и более древним явлением, чем варяги в нашей стране.1

Нет ничего невероятного в том, что в терминах Россия и Русь мы имеем пережиток существования двух старых корней(ар.) и русь, одного южного, другого северного, волею исторических судеб встретившихся и отождествившихся. Так, по крайней мере, думает один из последних исследователей этого вопроса, Брим.2

Этот автор указывает на мнение, существовавшее и раньше, что Русью звали в древности не какое-либо варяжское племя, а варяжские дружины вообще. Константин Багрянородный, рассказывая, как русские князья ездили в полюдье, говорит, что князья отправляются (ар.) (со всею Русью, т. е. со всею дружиною). Этой терминологией, повидимому, пользовался и летописец, говоря о Рюрике и его братьях: "И избрашася 3 братья с роды своими и пояша по себе всю Русь" (было бы нелепо думать, что Рюрик забрал с собою весь народ!). Брим старается показать, что слово "русь" происходит из скандинавского корня "drot", что значит дружина, или вернее, от слова "drоtsmenn" – дружинники. Так как этот термин, прежде чем попасть в славянскую среду, предварительно прошел через финнов, где неизбежно и закономерно потерял первую согласную и последний слог, отчего и получилось rotsi по аналогии с riksi из riksdaler, а из rotsi у славян получилось совершенно на законном основании – русь.

Северная русь и южная (ар.) встретились в Киеве и до сих пор живут в терминах "Россия" и "русский".

1 Н. Я. Mapр. Указ, соч., стр. 99 и др.

2 В. А. Брим. "Происхождение термина Русь". Россия и Запад. Истор. сборники. № 1, стр. 5-10. 1923.

8. ОБРАЗОВАНИЕ КИЕВСКОГО ГОСУДАРСТВА И ЕГО ИСТОРИЯ в X в.

Как мы уже могли убедиться, составитель летописного свода, использовавший более старые летописи новгородские и киевские, мало интересовался местной жизнью общества и северного и южного. Его интересует прежде всего история династии Рюриковичей. До призвания Рюрика он повествует, так сказать, скачками, сообщает нам лишь отдельные, вырванные из общего хода исторического процесса, факты. Совершенно не объяснив нам, откуда взялись варяги, как они завладели славянами (новгородскими), кривичами, чудью и мерею, лишь мельком коснувшись вопроса о подчинении хазарами полян, северян и вятичей, киевский летописец спешит использовать запись новгородского летописца о призвании Рюрика, но, как мы легко можем убедиться, приспособляет новгородское сказание к своим собственным целям.

В Новгородской .гетописи после рассказа о том, как новгородцы, кривичи, меря и чудь, вынужденные одно время платить варягам дань, их прогнали и "начаша владети сами собе и городы ставити", как у них начались внутренние войны между собой, – сообщается о призвании новгородцами трех братьев: Рюрика, Синеуса и Тру-вора.1

Киевский составитель свода пропустил место о насилиях варягов, но все же указал на их изгнание, на появление "усобиц", сделавших призвание князей, по его мнению, целесообразным и даже необходимым.

Прибытие трех братьев перенесено из Новгородской летописи в Киевский свод. Ранняя смерть Синеуса и Трувора делает Рюрика единым представителем власти в Новгороде. Киевский летописец не упомянул о неудачном восстании против Рюрика новгородцев во главе с Вадимом, не упомянул он также и о том, что согласно Никоновской летописи, использовавшей, несомненно, более старые источники, движение против Рюрика в Новгороде длилось довольно долго: под 867 годом мы здесь имеем характерную заметку: "Того же лета избежаша от Рюрика из Новгорода в Киев много новгородских мужей". Эта новгородская традиция шла в разрез с тенденцией киевского сводчика. Ее мы можем признавать басно словной, но не следует игнорировать при этом отношения к ней автора Киевской летописи.

О Рюрике мы имеем немного сведений в наших летописях. В западноевропейских источниках мы видели Рорика Датского. Но отождествлять его с летописным Рюриком не решаемся, пока не будут произведены по этому предмету дополнительные разыскания. Рюрикова преемника (если верить летописи) Олега знают и византийские 2 и хазарские источники.3

Есть большое основание сомневаться в точности предания о Рюрике, о котором так настойчиво и быть может не без основания говорят наши летописи. Но, с другой стороны, едва ли необходимо отвергать целиком его призвание. В факте "призвания", во всяком случае, нет ничего невероятного (эю не исключает постоянных столкновений с варягами и их военных предприятий против славянских и финских народов). Оно очень похоже на те призвания, которые мы знаем при Владимире и Ярославе. При Владимире призванные варяги чуть-чуть было не повторили той же программы, которую, повидимому, удалось выполнить Рюрику. Приглашенные Владимиром варяги, если верить летописному рассказу, помогли ему занять Киев, но они же и заявили Владимиру: "се град наш, мы прияхом и...". Только ловкость Владимира спасла положение, и приглашенные проследовали дальше на Царьград, покинув Киев. А ведь они могли и остаться в Киеве. Повторилось бы буквально то же, что, по летописному преданию, было при Рюрике.

Изображение летописцем целей и обстоятельств призвания имеет свое объяснение в общей тенденции летописца, о чем уже приходилось говорить выше (стр. 13).

1 Новгородская I летопись, стр. 4-5. 1888.

2 Договоры Олега с греками 907, 911 гг.

3 П. К. Коковцев. Еврейско-хазарская переписка в X в., стр. 118. Лгр. 1932. Его же. Новый еврейский документ. Ж. М. Н. Пр., кн. П. 1913.

Если быть очень осторожным и не доверять деталям, сообщаемым летописью, то все же можно сделать из изьестных нам фактов вывод о том, что варяжские викинги, – допустим, даже и призванные на помощь одной из борющихся сторон, – из приглашенных превратились в хозяев и частью истребили местных князей и местную знать, частью слились с местной знатью в один господствующий класс. Но сколачивание аляповатого по форме и огромного по терригории Киевского государства началось с момента объединения земель вокруг Киева и, в частности, с включения Новгорода под власть князя, сделавшего Киев центром своих владений.

Если верить летописной традиции, то именно северные князья заняли Киев, который с этого времени и делается "матерью городов русских", центром Киевского государства. Это событие, согласно летописным данным, произошло в 882 г. (конечно, датировка весьма относительная), когда новгородский князь Олег собрал большое войско из варягов, чуди, мери, веси, кривичей и новгородских славян, хитростью захватил Киев, предварительно заняв Смоленск и Любеч. Этому летописному рассказу некоторые из наших ученых противоставляют свои соображения о малой вероятности похода из Новгорода в Киев и считают более обоснованным поход из Киева и подчинение ему Новгорода (М. С. Грушевский, В. А. Пархоменко). Нельзя не сознаться, что в этом летописном рассказе есть много оснований для сомнений. Не вдаваясь в разбор этого предания, я хочу лишь подчеркнуть, что независимо от того, когда и как произошло объединение двух центров по великому водному пути "из варяг в греки", самое объединение – факт несомненный и по своим результатам чрезвычайно важный.

Перед Новгородом Киев, несомненно, имел ряд преимуществ. Он был ближе к Византии, интерес к которой, качественно меняясь, увеличивался по мере хозяйственных и политических успехов Киевской Руси. Из простой приманки для русских ненасытных вооруженных искателей добычи Царьград заметно превращался в пункт торговых и культурных связей двух государств – одного дряхлеющего носителя мировой культуры, другого варварского, энергично растущего, неизменно в течение веков влекомого к Царьграду. Путь к Византии с берегов Днепра был проложен еще антами. Киев был близок и к другим странам, расположенным по побережьям Черного и Азовского морей (Дунайская Болгария, Крым, Хазарское царство). Наконец, Киев был удобным центром, откуда можно было держать в своих руках и далекий Новгород.

Олег проявляет энергичную завоевательную деятельность. Прежде всего он старается укрепиться в новой своей столице и огораживается сетью крепостей. Он устанавливает определенные дани с ильменских славян, кривичей и мери, на Новгород налагает ежегодную денежную дань, и после этого начинает покорять соседние славянские племена – древлян, северян и радимичей.

Древляне, жившие по правую сторону Днепра, до сих пор не знали чужой власти. У них были свои собственные князья, выросшие из родовых старшин и вождей. Это племя долго и упорно защищало свою независимость. Несмотря на это, Олег их все-таки "примучил" и заставил платить себе дань. Древляне, однако, ждали случая скинуть с себя эту власть и скинули ее сейчас же после смерти Олега.

Северяне и радимичи давно уже были под властью хазар, и Олег здесь столкнулся из-за них именно с хазарами, отвоевал у хазар северян и наложил на этих последних дань. Свое оружие Олег направил дальше на племена, жившие между Днестром и Дунаем. Часть их долго сопротивлялась и сдалась только преемнику Олега Игорю.

Согласно летописным данным, олеговы дружины ходили на Царь-град. Летописец рассказывает, что Олег собрал для этого похода огромные полчища из ильменских славян, кривичей, древлян, радимичей, полян, северян, хорват, дулебов, тиверцев, чуди и мерян, т. е. из племен, подчиненных Олегу, и примкнувших к нему союзников (напр., хорваты и дулебы). Поход, по летописным данным, был одновременно морской и сухопутный. Греки, повидимому, не сумели защититься и вынуждены были пойти на невыгодный для себя мир, после чего был заключен письменный договор, определяющий отношения между Киевским государством и Византией.

В нашей науке нет сомнений в том, что договор с греками был заключен Олегом, нет сомнений и в том, что договор этот был выгоден для Руси. Казалось бы всего проще объяснять эти выгоды следствием удачного похода Олега на Царьград. Но некоторые из наших историков сомневаются в том, был ли этот поход на самом деле. С. В. Бахрушин, например, называет его "фантастическим".1 М. С. Грушевский считает и дату (907.г.) и детали легендарными, но в то же время допускает, что "были какие-то походы Руси на византийские земли в начале X в., и может быть не один... походы счастливые, выгодные ("здобичш"), которые дали повод к разрисовке их народной фантазией, а Византию принудили к платежу контрибуции и заключению новых очень выгодных для Руси договоров".2 А. А. Шахматов и А. Е. Пресняков факта похода не отрицают, но высказывают очень понятные сомнения в его летописной датировке и других деталях, сообщаемых летописью. Для того, чтобы распутать этот вопрос у нас есть:1) датированный договор с греками от 2 сентября 911 года, 2) содержание договора, несомненно говорящее о достигнутых Русью военных успехах, 3) договор 945 года, внесший изменения в предыдущий договор, изменения в сторону уменьшения преимуществ Руси по сравнению с договором 911 года, что связывается с не совсем удачными походами на Византию Игоря.