Текст книги "Киевская Русь"

Автор книги: Борис Греков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 25 страниц)

1 С. В. Бахрушин. К вопросу о крещении Киевской Руси. "Историк-марксист", II, стр. 66, 1937.

2 В. О. Ключевский. Опыты и исследования, т. I, стр. 320, 1919.

3 Там же, стр. 319.

4 Там же, стр. 321.

Это люди, по тем или иным причинам и мотивам вышедшие из недавнего своего состояния (точно неизвестно, какого именно: может быть, это бывшие холопы, может быть и свободные люди) и попавшие в зависимость от своих господ-феодалов (церковных и светских). Это люди, по своему новому положению очень близкие к изгоям. Характерно, что они крепостные, а не рабы, и это последнее обстоятельство еще и еще раз говорит нам об изживании рабства и замене рабского труда трудом более прогрессивным – трудом крепостных.

3. РЕМЕСЛЕННЫЙ И НАЕМНЫЙ ТРУД

Если мы хотим исчерпать все известные нам категории работающего на своих господ населения, не находящегося в рабском или крепостном состоянии, то мы должны указать еще на сравнительно мало распространенное явление найма рабочей силы. Наем рабочей силы мы можем подозревать прежде всего в городах, где среди массы ремесленников-рабов, несомненно, имелись и ремесленники, многие из которых были людьми свободными, работавшие на заказ или из найма.

В инвентаре славянских городищ среднего Поднепровья первое место по численности находок занимают предметы домашнего обихода и сельского хозяйства. Это разнообразные глиняные сосуды (медные котлы и другие сосуды из меди и стекла встречаются редко), затем идут ножи, топоры, ножницы, молотки, долота, косы, серпы, замки, ключи, гвозди, реже – части конской сбруи и другие железные поделки, разнообразные костяные орудия и ручные мельничные жернова из камня; украшения из серебра, меди, цветной смальты, стекла и кости; золотые вещи арабского изделия, гребешки, игрушки и др. Это находки в городищах более раннего времени. Позднее, особенно со времен принятия христианства, сюда проникают предметы византийские.

Из предметов вооружения в древних славянских городищах чаще всего попадаются железные, иногда костяные наконечники стрел, железные наконечники копий, дротиков, боевые топоры, железные мечи, кольчуги, железные и бронзовые кистени, луки, колчаны, щиты и в очень редких случаях железные шлемы. Очень важно отметить находки в этих же городищах орудий производства, при помощи которых сделаны некоторые из перечисленных здесь вещей бронзовые штампы, служившие для изготовления украшений, каменные формочки для отливки металлических предметов.

Разнообразный инвентарь древних памятников свидетельствует о том, что местные обитатели, т. е. прежде всего поляне, хорошо знали различные отрасли производства, – что у них даже в период городищ было свое ремесло.

Очень интересны относящиеся уже к более позднему времени находки в самом Киеве, добытые во время случайных раскопок в городе.

Здесь в 1907-1908 гг. удалось вскрыть, повидимому, дворец княгини Ольги;

Двухэтажное каменное и кирпичное здание. О внешнем убранстве этого дома можно отчасти судить по составу строительного мусора, оставшегося после пожара этого здания. Здесь оказалось множество тонких кирпичных плиток, окрашенных в светлокоричне-вый цвет, куски карнизов, плит и большие части дверных наличников, выделанные из мрамора, красного шифера и других пород, камня.

Внутреннее украшение стен составляли фресковая роспись и мозаика. Потолок, повидимому, был деревянный, пол вымощен: каменными плитками. Стеклянные окна. Здание выстроено раньше Десятинной церкви, т. е. до Владимира. Именно отсюда В. В. Хвойка делает предположение, что раскопанное здание – дворец кн. Ольги.

Невозможность производить в Киеве систематические раскопки естественно очень ограничивает наши знания о Киеве IX-XI вв. Но и то, что нам известно, позволяет с уверенностью говорить о том, что в это время Киев был знаком с разнообразными отраслями производства, что он имел многочисленные кадры ремесленников, занимавшихся выделкой различных изделий, часто в высшей степени художественных. Одна из открытых мастерских, например, служила для выделки всевозможных изделий из камня: здесь выделывались мраморные, шиферные, гранитные и изготовленные из других пород камня карнизы, плиты и т. д., иногда украшенные орнаментом. В другой мастерской изготовлялись превосходные изразцы, покрытые толстым слоем плотной массы в виде эмалевой поливы. Не менее интересными являются остатки мастерских ювелирных изделий и дорогих предметов эмальерного производства. Здесь обнаружены были уцелевшие горны и печи специального устройства, а также каменные формочки, служившие для отливки колтов, колец, браслетов, металлических бус, складных крестов и т. д., штампы для выбивания орнамента на металлических украшениях и множество кусков разноцветной эмали двух видов – легковесной и тяжеловесной.

Вскрыты мастерские стеклянных браслетов, поделок из кости и рога (пуговки, застежки, рукоятки мечей и ножей, гребешки, шпильки, игрушки и др.).

Что Киев не представлял собой в этом отношении исключения,, видно из раскопок древнего города Белгорода, перестроенного и заново укрепленного кн. Владимиром.

Здесь вскрыто было несколько интересных построек, повидимому, жилищ знатных людей.

Часть одной из таких построек, 7.8 х 4 метра, состояла из двух комнат и третьей пристроенной. Стены обмазаны толстым слоем глины особого состава. В каждой комнате было по печи, в одной из них – кроме того и очаг. Пристройка с северной стороны. Эмалевые плитки (желтого, коричневого, черного и зеленого цветов), служили украшением отдельных частей внутри комнат.

Из предметов здесь найдены – два ножа, один с костяной ручкой, эмаль и другие украшения.

Изучить все здание не пришлось, так как место, где оно стояло, было перекопано еще в XVI в.

В Белгороде, несомненно, тоже имелось местное производство эмалевых плиток и других предметов, необходимых для домашнего обихода местных жителей.1

Все эти случайные данные говорят нам о наличии довольно развитого ремесла и опытных ремесленников в городах прежде всего.

Кто были эти ремесленники, нам точно не известно. Есть все же основание полагать, что часть этих ремесленников были свободные люди, своим трудом добывавшие себе средства к жизни. Об этом говорят, хотя и очень скупо, письменные памятники. Древнейшая "Правда Русская" (так называемая Правда Ярослава) знрет "мзду" лекарю, "Правда" Ярославичей называет плату "от дела" плотникам ("мостникам") за ремонт моста.2 "Закон Судный людем", памятник очень популярный у нас на Руси, упоминает заработную плату портному ("швецу") за исполнение заказа. "Аще швец исказит свиту, не умея шити или гневом, да ся биет, а цены лишен".3 Здесь же встречаем труд ратая и в не совсем ясной трактовке пастуха: "Иже ратай, не доорав времене, и идет прочь, да есть лишен орания. Такоже и пастырь, иже пасет стадо". Весьма вероятно, что здесь мы имеем пашню исполу. Ратай, ушедший до срока, лишается своей доли урожая, подобно изорнику Псковской Судной Грамоты. Может быть, и пастух в аналогичном случае лишается части приплода.

Здесь уместно вспомнить и другую аналогичную фигуру, о которой говорит одна из статей "Кормчей", по всей видимости, русского происхождения: "Аще ся даст человек или женщина у тошна времени, дернь ему не надобе. А пойдет прочь, да даст 3 гривны, а служил даром". Та же статья попала в устав Владимира Всеволодовича.4

1 В. В. Хвойка. Древние обитатели среднего Приднепровья и их культура (по раскопкам), стр. 50-94. Киев. 1913.

2 "Правда Русская", Акад. сп., ст. 2 и 43.

3 Новгородская I летопись, стр. 481. 1888.

4 Там же, стр. 487;

Редкость применения личного найма в Киевской Руси вполне понятна. Мы ведь имеем дело не с обществом наемного труда, а с обществом, где на смену первичной форме эксплоатации человека человеком в форме освоения самого человека (рабство) развивается эксплоатация, основанная на присвоении господствующим классом одного из важнейших условий труда – земли, с вытекающим отсюда крепостничеством. Население Киевской Руси так привыкло к тому, что его эксплоатируют сильные люди внеэкономическим феодальным путем, что не верило в возможность оплаты их труда даже тогда, когда она, несомненно, предполагалась. Очень интересное сообщение по этому предмету приводит С. М. Соловьев в своей "Истории России с древнейших времен". Дело шло о постройке храма св. Георгия в Киеве. Рабочий народ не шел на работу из опасения, что ему не будут платить за труд. Князь Ярослав спросил тиуна, отчего мало работников у церкви. Тиун ответил: "дело властельское (т. е. делается по инициативе людей, облеченных властью, феодалов), и боятся людье труд подымше найма лишени будут". Тогда князь приказал возить куны на телегах под своды Золотых ворот и объявить на торгу, чтобы каждый брал за труд по ногате на день, т. е. по 35 коп. серебром на деньги довоенного времени.1 Эта плата считалась в XI в. выгодной, и киевляне явились на работу в большом количестве.2

Церковь, очевидно, наблюдая эту практику внеэкономического принуждения, нашла даже нужным в своих правилах рекомендовать духовенству воздерживаться от насилия в поисках рабочей силы. В святительском поучении новопоставленному священнику середины XIII в. дается такой совет: "Дом свой с правдою строй, не томительно; нищих на свою работу без любве не нуди".3 В постановлении Владимирского собора 1274 г. тоже имеется очень интересная в этом отношении статья: "Аще ли кто... от нищих насилье деюще или на жатву или на сеносечи или провоз деяти или иная некая". Под нищими здесь нужно разуметь людей, способных к труду, но лишенных возможности вести свое хозяйство и вынужденных искать прибежища, между прочим, и у церкви. Характерно, что собор называет применение труда этих людей насильем, очевидно, имея в виду факты наиболее обычные для данного вре-мени.

Нас интересует в данном случае не только юридическая сущность продающего свою рабочую силу, но также условия, при которых мог появляться на рынке этого рода товар. Мы хорошо знаем, что природа не производит ни владельцев денег и товаров, ни владельцев одной только рабочей силы. Это своеобразные общественные отношения, свойственные далеко не всем историческим периодам.

Однако нас не должны смущать факты наличия наемного труда в обществе, производственная база которого, как мы видели, строилась главным образом на труде крепостном и на остатках умирающего рабства. Несомненно, наемный труд – зародыш капиталистических отношений. Спорадические факты, говорящие о нем в глубокой древности, нисколько не колеблют нашего представления о господстве в это время других, не капиталистических общественных отношений. В рассматриваемый здесь период нашего общества наемный труд не имел никаких условий для своего сколько-нибудь заметного развития, и мы отмечаем его лишь постольку, поскольку его знают хотя и в очень ограниченных дозах наши источники.

1 По расчету Аристова. Промышленность древней Руси, стр. 281.

2 С. М. Соловьев. История России с древнейших времен, изд. "Общ. Польза", т. I, стр. 246, прим. 4. Иной вариант того же рассказа в применении к св. Софии в Киеве. См. Макарий. История русской церкви, т. I, стр. 45.

3 РИБ, VI, стр. 105.

4. НЕКОТОРЫЕ ИТОГИ

Если мы попытаемся обобщить наши наблюдения над хозяйством и общественными отношениями Киевской Руси, то нам придется отметить следующие основные оложения:

1. Наша страна знает земледелие в качестве господствующего занятия населения очень давно, и этот факт самым непосредствен ным образом отразился на истории происхождения в нашем обще стве классов и на истории взаимных их отношений.

2. Поскольку земля играла в истории нашей страны с давних пор крупнейшую роль, вопрос о землевладении, его возникновении, организации вотчины, категориях зависимого от вотчинника населения, являются важнейшими вопросами, без изучения которых немыслимо понять не только нашу древность, но и весь ход нашей истории до последних дней.

3. Время появления частной собственности на землю точно датировано быть не может. Во всяком случае, в IX в. Частная собственность в бассейне Волхова, Днепра несомненна.

4. Для X-XI вв. имеется уже вполне доброкачественный материал, позволяющий нам составить достаточно цельное представление о характере древнерусской вотчины и внутривотчинных отношений.

5. Рабство в хозяйстве в X-XI вв. еще играет значительную роль, но оно очень заметно уступает место более прогрессивному феодальному способу производства (крепостной труд).

Эти положения доказывались в соответствующих главах книги. Мне думается, что если иногда, за отсутствием бесспорных аргументов, приходилось прибегать к гипотезам, то и они, эти гипотезы, построены не произвольно, не на песке и почти всегда вытекают в качестве косвенных выводов из фактов, достаточно проверенных.

Мне хотелось бы здесь отметить еще несколько штрихов в истории рассмотренного нами отрезка времени.

Бросается в глаза факт, что наш летописец сам подчеркивает несколько периодов в своей истории Русской земли ("Откуда пошла русская земля"). Он говорит, правда очень сбивчиво и туманно, о родо-племенном строе восточного славянства, затем отмечает период образования Киевского "варварского" государства и, наконец, трактует о его распаде. При этом летописец имеет в виду не только политические события, которыми он совершенно естественно интересуется в первую очередь, но и общественные отношения.

Составитель "Начального свода" писал уже в то время, когда феодальные отношения настолько созрели, что древнейший период, успевший для него стать далеким прошлым, вызывал у летописца сочувственные идеализированные воспоминания. Вот как автор "Начального свода" говорит об этом прошлом: "Вас молю, стадо христово, с любовию приклоните уши ваши, разумна: како быша древний князи и мужие их, и како отбараху Русская земли и ины с страны придаху под ся: тии бо князи не збираху многа имения, ни творимых вир, ни продаж вскладаху на люди; но оже будяше правая вира, а ту возмя, дааше дружине на оружие. А дружина его кормляхуся воююще ины страны и бьющеся и ркуще: "братие! потягнем по своем князе и по Русской земле". (Не жадаху) глаго-люще: "мало есть нам, княже, двусот гривен. Они бо не складаху на своя жены златых обручей, но хожаху жены их в серебряных и расплодили были землю Руськую". Вслед за этим летописец обращается уже к своему времени и продолжает: "За наше ненасытьство навел бог на ны поганыя; а и скоты наша и села наша и имения за теми суть, а мы своих злых дел не останем. Пишет бо ся: богатество, неправдою сбираемо извеется; и паки: сбирает, и не весть, кому сбирает я,'и паки: луче малое праведнику, паче богатьства грешных многа". Отсюда он выводит мораль: "Да отселе, братия моя воз-любленая, останемся от несытьства своего, нь довольни будете урокы вашими, яко и Павел пишет: ему же дань, то дань; ему же урок, то урок; никому же насилья творяще..." 1

Составитель "Начального свода" совершенно четко противопоставляет один более ранний период второму, более позднему, отдавая явное предпочтение первому за то, что князья и их мужи тогда воевали иные страны, богатели за счет этих иных стран, свою же землю не обременяли тяжелыми поборами. Автору "Свода" определенно не нравится новый порядок вещей. Он, несомненно, предпочитает военную добычу и дань с завоеванных народов новым видам феодальной экшлоатации.

Летописные факты говорят о том, что летописец действительно имел основание отделять один период от другого. Первый период, сложения большого государства характеризуется завоеваниями, беспрерывным и систематическим расширением территории за счет соседних племен и народов, облагаемых в итоге завоевания данью. Политические события этого периода главным образом сводятся к большим внешним военным предприятиям и к усмирению восстававших покоренных народов против своих завоевателей.

Общественные отношения этого периода отразились в древнейшей "Правде Русской", где показаны те самые мужи, которые вызывали восхищение у летописца. Но и эти воинственные мужи живут в самой непосредственной связи с крестьянскими мирами, имеют землю, хоромы, челядь. Этот период исполнен силы, блеска и славы. Не только летописец, как мы видели, увлекался воспоминаниями о нем: увлечение это не чуждо было и народным массам, прекрасно умевшим разбираться в том, что добро и что зло.

Второй период еще сложнее. Завоевания закончены. Покорять больше некого. Идет интенсивный процесс внутреннего освоения завоеванного. Если говорить об объекте, на который устремлено главное внимание господствующих классов, то это прежде всего крестьянская община. Мысли "мужей" направлены на расширение своего хозяйства. Этот переходный период падает на конец X и начало XI в., когда продолжалось, но значительно интенсивнее, освоение земли и сидящего на ней населения. Этот сдвиг нашел себе отражение в тематике "Правды" Ярославичей, против которой, насколько мы можем судить, не нашел бы возражений и сам

Ярослав.

Несомненно, что самое появление "Правды" Ярославичей вызвано потребностью господствующих классов в защите завоеванных ими позиций, и не трудно видеть в "Правде" Ярославичей, против кого и чего направлено острие этого закона.

Управляющий княжеским доменом (огнищанин), сборщик княжеских доходов (подъездной), заведующий княжескими конюшнями могут быть убиты умышленно, с явным намерением расправиться с ними. Может быть произведено нападение на княжеское имущество, ограблено княжеское имение, убиты его слуги, уничтожен сельскохозяйственный живой и мертвый инвентарь, запахана княжеская земля, разрушены приспособления для ловли птиц и пр... . Княжеское имение (конечно, и не только княжеское) существует словно во вражеском стане и вынуждено принимать постоянные меры защиты.

Мы знаем также, что, с другой стороны, и крестьянин-общинник не мог быть спокоен: ему непосредственно угрожали "буйные и гордые", "славы хотящие" и "имения ненасыщающиеся" богачи-землевладельцы. Об этом совершенно недвусмысленно говорят наши источники. На наших глазах, так сказать, идет борьба основных двух классов энергично феодализирующегося общества.

В процессе феодализации наступающей и побеждающей силой является землевладелец (князь, дружинник, церковь), осваивающий землю, подчиняющий себе путем экономического и внеэкономического принуждения свободного общинника-смерда. Жертвы и итоги этого процесса мы видели. Это – закупы, изгои, рядовичи, сироты, попавшие в непосредственную зависимость от феодалов смерды, нищие, бедные люди, привлекаемые на работу к хозяевам через выдачу им вперед хлеба и денег. Все эти категории зависимого населения выхвачены из рядов свободного крестьянства или рекрутируются из вольноотпущенников.

Совершенно понятно, почему именно на это время, время усиления феодализирующего процесса, падают сведения о крестьянских движениях, часто сочетающихся с выступлениями и городских масс.

Рабских восстаний, характерных для античных обществ, мы в Киевском государстве не видим. Единственный и мало правдоподобный намек на восстание рабов, приводимый Герберштейном в его "Записках" 1 и отвергнутый в свое время Татищевым,2 едва ли может быть серьезно учитываем. Во всяком случае, без предварительного специального изучения происхождения этого предания, в данном случае считаться с ним сейчас нет никаких оснований.

Значительное количество рабов в этот период истории Руси не должно нас смущать. Рабство обнаруживает здесь явную тенденцию к исчезновению. Церковь первая выбросила его из своего хозяйственного обихода, в боярских и княжеских вотчинах оно доживает приблизительно до конца XV в., когда и эти архаически организованные хозяйства стремятся освободиться от рабов, былого источника своей силы и могущества, теперь превратившегося в свою противоположность и ставшего несомненной причиной их слабости. На наших глазах рабство, таким образом, завершает полный цикл своего диалектического развития.3 Но в IX-XII вв. оно еще не дошло до своего естественного конца, оно еще продолжает существовать в качестве уклада в недрах успешно развивающегося феодального общества.

1 Герберштейн. Записки о Московитских делах, стр. 119. 1908.

2 Татищев. История Российская, т. I, стр. 377-378.

3 Рабы XVII в. в подавляющем своем большинстве иного, вторичного происхождения и не тождественны с патриархальными рабами киевского и докиевского периода нашей истории.

VI. ВАЖНЕЙШИЕ ЧЕРТЫ ПОЛИТИЧЕСКОГО СТРОЯ КИЕВСКОЙ РУСИ

1. ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫЕ ЗАМЕЧАНИЯ

Можно было бы обойтись и без этой вводной главы, если бы не особые обстоятельства, оправдывающие ее появление.

Дело в том, что как у старых, так и у современных нам историков нет определенного мнения о политической сущности Киевской Руси. Нет сколько-нибудь устойчивого решения вопроса даже о том, имеем ли мы право называть Киевскую Русь государством, далеко не ясны даты существования этого государства, весьма спорен и характер этого государства даже в среде тех историков, которые склонны считать Киевскую Русь государством.

Не буду приводить историографию вопроса, а ограничусь лишь несколькими примерами.

С. М. Соловьев в основу деления истории России на периоды кладет междукняжеские отношения, которые, по его мнению, обнаруживают "естественное развитие общества из самого себя". Первый период – от призвания Рюрика до Андрея Боголюбского, когда "княжеские отношения носят характер чисто родовой". Второй период – от Андрея до Калиты: "здесь обнаруживается стремление сменить родовые отношения, вследствие чего начинается борьба между князьями северной и южной Руси, преследующими противоположные цели; эта борьба после раздробления рода сменяется борьбою отдельных княжеств с целью усиления одного за счет другого, окончательная победа остается на стороне княжества Московского". Третий период – от Калиты до Ивана III. Здесь "Московские владетели все более и более дают силы государственным отношениям над родовыми" и, наконец, период четвертый – от Ивана III до пресечения династии Рюриковичей есть период, когда окончательно торжествуют государственные отношения над родовыми, "торжество, купленное страшною кровавою борьбою с издыхающим порядком вещей".1

1 С. М. Соловьев. История отношений между русскими князьями Рюрикова дома, стр. IX-X. М. 1847.

Но несмотря на господство "родового быта", в первый же устанавливаемый С. М. Соловьевым период нашей истории происходит событие, которое сам С. М. Соловьев называет началом русского государства. Это пресловутое "призвание варягов". "Призвание первых князей, – пишет С. М. Соловьев, – имеет великое значение в нашей истории, есть событие всероссийское, и с него справедливо начинают русскую историю. Главное, начальное явление в основании государства..."1 Стало быть, С. М. Соловьев различает несколько периодов в истории восточнославянского государства, среди которых первый, хотя и с большими оговорками, он тоже как будто склонен считать государственным (в начальной стадии его развития).

В. И. Сергеевич, собственно говоря, никаких периодов в историю древней России не вводит. Для него X или XVI вв. часто являются носителями одних и тех же принципов общественной и политической жизни. "...Древнейшие владетельные князья, известные нашей истории, родные братья Святославичи (Святослава Игоревича), улаживают свои отношения либо ратью, либо миром. Это было во второй половине X века. Совершенно то же наблюдаем и во все последующее время до полного исчезновения удельных князей" (до XVI в.).2 В другом месте он пишет: "Наша древность :не знает единого "государства Российского"; она имеет дело со множеством единовременно существующих небольших государств. Эти небольшие государства называются волостями, землями, княжениями, уделами, отчинами князей, уездами".3

Эти государства в лице своих князей находятся в известных отношениях, устойчивых, по мнению Сергеевича, на протяжении нескольких веков. Отношения эти определяются двумя принципами: либо договорами, либо семейным правом. Договоры действуют во взаимных отношениях князей-родственников боковых во всех возможных степенях родства. Семейное право определяет отношения князей-родственников в нисходящей линии, так как в этом последнем случае мы видим отношения детей и родителей. "Подчинение детей родителям выражалось в том, что при жизни отца сыновья никогда не были самостоятельными владетельными князьями. Если бы им и была дана в управление самостоятельная волость, они' управляли бы ею в качестве наследников князя-отца, а не самостоятельных владельцев".4

Сергеевич, стало быть, не выделяет особого периода, предшествующего периоду уделов, или периоду феодальной раздробленности. Некоторая разница в политическом строе доудельной Руси и Руси удельной заключается, по мысли Сергеевича, в том, что в доудельный период нет боковых родственников князя, а имеются лишь сыновья одного отца, киевского князя.

1 С. М. Соловьев. История России с древн. врем., изд. "Обществ. Польза", т. I, стр. 103.

2 В. И. Сергеевич. Русск. юрид. древн., т. II, стр. 121.

3 Там же, т. I, стр. 1.

4 Там же, т. И, стр. 121 – 122. 160

Иначе к вопросу подходит Владимирский-Буданов. Он считает, отдельные земли в качестве союза волостей и пригородов под властью старшего города являлись уже государствами и до "призвания варягов". Князья-варяги застали везде готовый государственный строй".1 Владимирский-Вуданов не отрицает того, что династия Рюриковичей положила основание сближению между раздельными землями. Это выражалось в обязанности земель платить дань Киеву и в том, что они находились "под рукою" князя Киевского, но он до того далек от мысли признавать единство Киевского государства, что даже период уделов считает временем большего слития земель по сравнению с предшествующим их состоянием.

М. А. Дьяконов в этом отношении очень близко примыкает к Владимирскому-Буданову. Он прямо говорит, что быт русских славян еще до призвания варяжских князей заключал элементы, необходимые для признания наличия государства. В древней Руси "наблюдается значительное число небольших государств, границы которых подвергались постоянным колебаниям". "Эти древнерусские государства" носят названия "земель", "княжений", "волостей", "уездов", "вотчин".2

В. О. Ключевский – "первой местной политической формой, образовавшейся на Руси около половины IX в." считает "городовую область", т. е. торговый округ, управляемый укрепленным городом, который вместе с тем "служил и промышленным средоточием для этого округа". "Вторичной местной формой" были, по мнению того же автора, "варяжские княжества": "княжества Рюрика в Новгороде, Синеусово на Белом озере, Труворово в Изборске, Асколь-дово в Киеве... Рогволодово в Полоцке и Турово в Турове". Ключевский полагает, что этот перечень не полон, что "такие княжества появлялись и в других местах Руси, но исчезали бесследно". "Из соединения варяжских княжеств и сохранивших самостоятельность городовых областей вышла третья политическая форма, завязавшаяся на Руси: то было великое княжество Киевское", сделавшееся центром торговым и политическим и объединившее вокруг себя славян и неславян. Киевское княжество "стало зерном того союза славянских и соседних с ними финских племен, который можно признать" первоначальной формой русского государства. "Русское государство основалось деятельностью Аскольда и потом Олега в Киеве: из Киева, а не из Новгорода пошло политическое объединение русского славянства".3

1 М. Ф. Владимирский-Буданов. Обзор ист. русск. права, изд. 5-е, стр. 14-15.

2 М. А. Дьяконов. Очерки обществ, и госуд. строя древней Руси, изд. 3-е, стр. 68, 70.

3 В. О. Ключевский, Курс русской истории, ч. 1, стр. 131 -144,

Мнение А. Е. Преснякова по этому предмету нам известно из его диссертации "Княжое право" и из только что вышедших его лекций по истории Киевской Руси, читанных в 190?-1908 и 1915– 1916 гг. Он говорит о процессе сложения Киевского государства, отмечая, при этом различные этапы в истории его созидания и укрепления. "Киевский центр,-пишет А. Е. Пресняков,-уже при Игоре – прочный опорный пункт княжеской власти, укрепленный центр в "горах Киевских", связанный с другими городскими пунктами, где сидели другие князья "под рукою киевского князя". Тут же А. Е. Пресняков говорит об основном интересе княжеской власти, который он формулирует так: "господство над славянским" элементами, сбор с них дани и вербовка из них новой военной силы,, ее организация вокруг варяжского дружинного ядра для больших походов на печенегов, на Византию".1 По смерти Игоря тот же автор отмечает "стремление к прочной организации Киевского государства и усвоению новой культуры".2 "Киевский центр закончил подчинение остальных земель южной Руси ко времени Владимира", "завершителя работы прежних князей над созданием и утверждением киевской власти" 3 (курсив мой. – Б. Г.).

Владимир очертил границы своего государства – "и бе живя с князи окольными миром: с Болеславом Лядьским и Стефаном Угреким и с Андрихом Чешским".4 .

Те же мысли мы можем найти и в книге А. Е. Преснякова "Княжое право". Там он говорит, что Киевское государство создавалось в период до Ярослава: "Иначе было во времена до Ярослава, когда все восточное славянство подчинялось нераздельной, хотя и внешней власти Киевского князя и Киев можно было рассматривать как центр создававшегося государства".5

1 А. Е. Пресняков. Лекции, стр. 78-79. Ср. стр. 81. Подчеркиваю здесь только то, что характеризует отношение автора к политической организации Руси. Опускаю его мнение о южной торговле, осуществлению которой якобы и служила эта организация.

2 Там же, стр. 80.

3 Там же, стр. 96. В предисловии к "Лекциям" Преснякова Н. Л. Рубинштейн едва ли удачно выбрал цитату для показа, как А. Е. Пресняков определяет политический строй Киевской Руси ("господство одного князя над рядом волостей без внутренней органической их связи в единое государство"). Н. Л. Рубинштейн, повидимому, хочет отсюда сделать вывод, что А. Е. Пресняков (ср. "Историк-марксист", 1938 г., кн.1, стр. 130 и др.) склоне" только с большими ограничениями признавать Киевскую Русь государством, Но, как мы могли убедиться, это не так: то место, которое он процитировал, во-первых, говорит не совсем о том, а, во-вторых, это текст А. Е. Преснякова, наиболее устаревший. Ведь сам Н. Л. Рубинштейн в своем предисловии к "Лекциям" отметил, что, начиная со 143 страницы, печатается текст лекций, читанных в 1907-1908 гг., между тем как процитированные мною места относятся к лекциям 1915-1916 гг.

4 Лаврентьевская летопись, под 996 годом.