Текст книги "Искатель. 1981. Выпуск №5"

Автор книги: Борис Руденко

Соавторы: Владимир Щербаков,Димитр Пеев,Борис Пармузин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 11 страниц)

– Ну и слава богу! – твердил Горбыль.

Он пригласил Силина в большую комнату к столу, куда таскал бесконечные тарелки,

Силин заметил икону, занавешенную чистым полотенцем, и перекрестился. Хозяин торопливо поставил тарелку и последовал примеру гостя.

– Прикрыл лик божий, – оправдался он. – Нехристи заглядывают.

Наконец они уселись. Но Горбыль ахнул: забыл солоницу поставить.

Вот и солоница на столе, и горчица, и бутылка с поблекшей наклейкой,

– Не казенная, – объяснил Горбыль. – Свою держу – чище, крепче.

Они выпили, закусили. Горбыль не спешил начинать деловые разговоры. Он расспрашивал гостя о жизни в чужой стране.

– Везде худо нашему брату, – вздохнул хозяин.

– Не скажите, – засмеялся Силин. – Вон какое у вас застолье.

– Не жалуюсь, – серьезно согласился Горбыль. – Берегу копейку, имею хозяйство свое, небольшое.

“Бережешь, сволочь…” – Силин за время работы в ГПУ научился скрывать свои мысли. Но про себя выражался. Не сдержаться.

Чтоб снять медальон с шеи и не порвать цепочку, Горбыль отрезал голову женщине. Это свидетельствовал один из бывших воинов “крестьянской армии” Монстрова.

– Как вас величать? – спросил хозяин.

– Геннадий Арсентьевич, – ответил Силин. – Васильев моя фамилия. И человек я технический. Шофер, механик.

– Из офицеров будете?

– Из офицеров. Но об этом, Иван Константинович, не спрашивают.

– Это я к слову. – Он осушил еще стаканчик. – К слову. Озверел в одиночестве.

– Но я тоже… не очень желанный гость. Боитесь?

– Боюсь, – сознался Горбыль и, спохватившись, предупредил: – Но в ваше дело я ввязываться не буду. Поздно. Годы. Меня даже новая власть не принуждает к работе. По собственной воле сторожем работаю. Топливо всякое на складе охраняю. А в дела ваши не ввязываюсь.

Силин старательно хрустел огурцом. Еще одна новость! Этот человек ничего не знает,

– У меня поживешь, – рассудительно продолжал Горбыль, – обвыкнешь. – И вдруг спохватился: – Как с документами у тебя, Геннадий Арсентьевич?

– Чистые, – успокоил Силин.

– Поживешь. А там с Турсуном встретитесь.

– Когда… с Турсуном? – спросил Силин.

– Поживи, – неопределенно ответил Горбыль. – Занимайся своим делом. А за жизнь, за столование не беспокойся. Заплатите же.

– Хорошо, Иван Константинович. Поживу, займусь делом.

На первое время было чем заняться: нужно подготовить тайник и сообщить о нем туда, опять по адресу туркестанского эмигранта. Сообщать-то, наверное, и будет неведомый, осторожный Турсун. А пока Турсун начнет следить за каждым шагом гостя.

– Мне письмо отправить надо. Наверное, это Турсун сделает. Поэтому хотел бы встретиться раньше.

Горбыль выбрал аппетитный кусок сала, розоватый, с темными полосками мяса, густо намазал горчицей и ловко откусил. Он даже помотал головой от удовольствия и вытер выступившие слезы.

– Турсуна я не знаю, – наконец сообщил хозяин дома. – Может, его и по-другому зовут.

– Как же я увижу его? – спросил Силин.

– Они сами узнают о вашем приезде. Сами. Как устроитесь на работу, так и подойдут. Разыщут.

Этого Силин не ожидал. Наверное, англичане не слишком надеялись на Васильева.

ОСНОВНОЕ ЗАДАНИЕ

На какую же работу должен устроиться Силин?

Последующие допросы Васильева вновь не дали результатов.

“По автоделу… На любое предприятие…” – твердил бывший поручик.

Однако Гусейн Аманов знает, чем должен заняться его племянник Керим со своими друзьями. И еще одно: Аманов ни о каком Турсуне не упоминал, даже в те минуты, когда он. взорвался и забыл об осторожности.

Гусейн Аманов. Гусейн Аманов может вывести из лабиринта, куда их завело упорное нежелание Васильева высказаться до конца.

Силин даже не может отправить письмо…

Но ведь Гусейн не знает о Турсуне. Не может он знать, с какими агентами еще должен встречаться Васильев. Не может знать…

За окном мелькали телеграфные столбы. Силин не мог сосредоточиться. Столбы отвлекали. Рядом с одним из них можно устроить тайник. И одна задумка уже не давала покоя Силину.

Гусейн Аманов – горячий человек. Он еле сдерживается, он рвется с крепкой цепи, он хочет действовать и только действовать. “Надо разрешить ему. Надо разрешить. Надо…”

Эти споаа укладывались в ритм поезда.

“На-до! На-до!” – стучали колеса.

В который раз мотается Силин в дачном, или как еще называют, рабочем поезде до Янгиюля и обратно. Он бродит по маленькому городку, заходит на базар, а то и в кино. Останавливается у ворот хлопкоочистительного, маслобойного, консервного заводов. Конечно, Силин знает, как за последние годы стали расти даже такие маленькие города. Но сейчас он сталкивался с новыми промышленными предприятиями, улицами, домами и по-настоящему, зримо ощущал масштабность роста.

Пожалуй, Васильев, изучив все города по старым путеводителям, был бы удивлен тем, что происходит на самом деле.

На базаре, возле жаровни с шашлыком, Силин наконец встретился с сотрудником ГПУ. Шашлычник, розовощекий, толстоватый парень щурился, раздувая огонь дощечкой, отгонял дым. И Силин, положив два шампура шашлыка на свежую лепешку, отошел в сторону, прислонился к стене мелочной лавки.

Рядом, устроившись вначале на корточках, потом убедившись, что так неудобно, поднялся парень. Он ловко, не обжигаясь, стаскивал с шампуров дымящееся мясо, отламывал кусочки лепешки.

– Мое мнение, – сказал, не поворачивая головы, Силин, – надо ехать к Гусейну, от меня, со старым паролем. Разрешить его племяннику действовать. И все. Дескать, гость разрешает. И потом проследить за племянником.

Парень расправился с шашлыком быстрее Силина.

– Не нужно снимать мясо руками, – по-узбекски сказал он Силину. – Так невкусно. Зубами берите.

Силин смущенно улыбнулся и пожал плечами: ничего не понял.

Парень махнул рукой и, доедая оставшийся кусок лепешки, отнес пустые шампуры шашлычнику.

Он был уже одет по-летнему, этот парень: в рубашке куйлак – из белой хлопчатобумажной фабричной ткани с черными полосками. Новая тюбетейка озорно держалась на голове. О состоятельности парня свидетельствовали хорошие хромовые сапоги. Задорная улыбка. И шашлычнику он сказал что-то доброе, веселое. Шашлычник, откинув голову, засмеялся. Короче говоря, этот парень, приехавший, вероятно, из кишлака, отдыхал, наслаждался городской жизнью. Из кишлака…

Силин ходил по городу, снова рассматривал вывески фабрик, заводов, учреждений. Ничего не могло серьезно заинтересовать английскую разведку. Такие предприятия попадаются сейчас везде, в каждом городке. Из кишлака…

Теперь, когда Силин возвращался из Янгиюля в Ташкент, колеса поезда отстукивали по слогам: “Из киш-ла-ка!”

Янгиюль располагался в центре крупного сельскохозяйственного района. Развитое хлопководство, садоводство, виноградарство, бахчеводство, огородничество. Крупный сельскохозяйственный район. Что может интересовать англичан? Только хлопок. Еще памятна борьба за каждый гектар хлопка. Да она и продолжается, борьба. С какой ненавистью говорил об освоении новых земель Гусейн Аманов!

Эти рассуждения немного успокоили Силина. Ему казалось, что он подобрался к цели своих беспорядочных поисков, сделал вывод из всех, порой сумбурных рассуждений.

Теперь его волновало решение руководства. Пошлют ли они кого-нибудь к Гусейну Аманову?

Горбыль не интересовался делами Силина. Он готовил сытные обеды. Иногда постоялец заставал в доме юркую средних лет женщину с повязанным по-старушечьи платком. Из-под надвинутого на брови платка сверкали любопытные карие глаза удалой украинки. Горбыль, видимо, побаивался окончательно вводить в дом эту женщину, делать ее полноправной хозяйкой. Она по-иному и другого цвета стала бы носить платочки и крепко бы взяла в свои тонкие ручки неуклюжего, прижимистого Горбыля.

Бутылка с самогоном выставлялась только по воскресеньям. В будние дни хозяин и постоялец вели разговоры о прошлом. Горбыль все пытался выяснить, как же они, офицеры, в том числе и его дорогой гость, проморгали нарастающие события и допустили большевиков к власти.

– Ведь армия была! – надвинувшись на стол грудью, доказывал он. – А мы, хозяева земельные, кормили армию.

– Армия из тех же мужиков и рабочих состояла, – устало объяснял Силин.

– Her, нет, дорогой. Плохо вы держали этих мужичков. Мало их лупили шомполами.

“Ну, поручик Васильев, положим, хлестал подчиненных. Но тоже не удержал”.

– Лупили… – сказал Силин. – И вот что из этого вышло.

– Пропустили где-то, проморгали, – настаивал хозяин.

Рассказывал Иван Константинович Горбыль о своих земляках, русских поселенцах в Туркестане, какими землями одарил царь-батюшка заслуженных людей. Как жили в поселках Богородском и Садовом рядом со станцией Кауфманской, в Солдатском, в русском Чиназе, Врезской.

Знает Силин, как изменились эти места, может, только некоторые названия остались. И работают на полях и в садах бывшие русские батраки рядом с бывшими узбекскими батраками. Вот они – хозяева земельные.

Вечерние разговоры, к счастью, были непродолжительными. Ложились спать рано. А день Силин проводил или в городе, или в Янгиюле, или снова отыскивал нужное место для тайника. Иногда Силин спрыгивал на короткой остановке с поезда и шагал вдоль железнодорожного полотна.

Наконец ему удалось найти нужный телеграфный столб. Под № 125. За столбом можно было вести наблюдение, скрываясь за грядой холмов. И все подходы к столбу великолепно просматривались.

Силин подошел к столбу: послушал, как он гудит от ветра, лениво перебирающего провода. В детстве они, мальчишки, любили слушать этот непонятный, необъяснимый гул, который, казалось, шел из далеких сказочных стран. Потом Силин, уже бойцом Красной Армии, восстанавливал как-то связь.

Телеграфному столбу № 125 на тихом, безлюдном перегоне предстояло стать местом для передачи дезинформации, которую будут готовить советские чекисты. И придет за этими бумагами чужой человек, с той, чужой стороны, от английского консула Тиррела. Силин пробовал смотреть на столб, на тропинки, ведущие вдоль железного полотна и с холмов, из соседнего сада и с дальней полевой дороги.

Каждый день Силин с тревогой думал о событиях, которые разворачивались в Ашхабаде. Сумел ли молодой чекист Кадыров в своих праздничных сапогах подойти к Гусейну Аманову, понравиться ему. Сам Силин не имел права искать встреч с сотрудниками ГПУ. В нужную минуту они сами его найдут. И однажды, в полупустом вагоне поезда, к нему подсел человек в синей рабочей спецовке.

– Добрый день, Геннадий Арсентьевич, – спокойно произнес рабочий, – Не устал вести праздную жизнь со своим подкулачником?

– Устал, – вздохнул Силин. – Не тяни, докладывай.

– Все в порядке. Кадыров съездил удачно. Передал твое приказание: пусть приступают к новой работе.

– Ну?

Спутник взглянул в окно, на хлопковые поля. Уже раскрывались первые коробочки. Август был жарким. И каждый день сотни, тысячи коробочек, не выдержав накала, с легким треском распускали створки. И выглядывали, радуясь теплу и свету, сверкающие волокна.

– Хлопок? – спросил Силин.

Он самый. А точнее – техника. Подопечные уважаемого Гусейна-ага перешли и переходят со строительства канала на другую работу.

– В МТС?! – выдохнул Силин.

– Туда. Именно туда. И надлежит тебе сегодня же устроиться на работу в Янгиюльскую МТС. Возьмут механиком. И ждет тебя там молодой директор Сабир Рахманов, человек горячий, энергичный. Терпеть не может лентяев и… вредителей.

– Сойдемся, – устало сказал Силин.

Странно, но он как-то обмяк, расслабился, откинулся на спинку сиденья.

– Потом ваг вызовут в Наркомзем республики. Федор Никифорович Позднее, бывший комэск – человек, не только разбирающийся в хлопке, но знаток политических интриг и авантюр, которые рождаются вокруг хлопка. Вон какие поля!

– Поля красивые, – согласился Силин.

На работу в Янгиюльскую МТС Силин устроился в течение недели. Ему дали место в тесном общежитии трактористов. Теперь оставалось ждать посыльного от неведомого Турсуна. А может, и самого Турсуна.

Зашифрованный текст письма был подготовлен. В письме за подписью № 143 сообщалось об устройстве на постоянное местожительство, данные о тайнике. Первые сведения автор письма обещал передать после ноябрьских праздников, когда он побывает на военном параде и демонстрации в Ташкенте.

И еще сообщалось, что № 143 приступил к выполнению задания и в Туркмении, и в Узбекистане.

РАЗНЫЕ ВСТРЕЧИ

Поездку в Наркомзем республики пришлось отложить. До сих пор Силина никто не разыскивал. Доброе отношение к новому механику, вызовы в столицу могли только насторожить врагов. По просьбе ГПУ в Янгиюльскую МТС приехал один из заместителей наркома – Федор Никифорович Позднев.

Огромный, строгий, он шагал по двору, подходил к машинам и отчитывал присмиревшего директора за пыль на тракторах. Проводил пальцами по металлу (так в свое время определяли в кавалерии степень ухоженности за лошадьми), хмурился, покачивал головой.

А куда от нее, пыли, денешься в августе! Она ползла облаками с соседней дороги. Да и во дворе ее хватало. Это пыль-то вызывает возмущение! А что будет, когда замнаркома дойдет до “раскуроченных”, мертвых тракторов?

Были гром и молния! Было общее собрание механизаторов, созванное по тревоге, словно это происходило где-нибудь в воинской части. Позднее даже взглянул на часы и покачал головой: долго собираются.

Собрались под навесом, где стояло несколько грубых скамеек, стол, где висели плакаты, посвященные севу и обработке хлопчатника, самодельная, на очень художественно выполненная диаграмма, показывающая рост Янгиюльской МТС, ее короткую историю. С этой диаграммы, уже примелькавшейся всем механизаторам, и начал свою речь заместитель наркома.

– Эти цифры многие из вас хорошо знают. Здесь есть люди, которые пришли в МТС в тридцатом году. Помните, как боялись подступиться к “шайтан-арбе”. Да и не всех подпускали, только верных, преданных сынов народа. Трактор стал менять жизнь кишлака. Трактор помогал освоить новые земли, добиться новых урожаев.

Заместитель наркома напомнил о недавних событиях, которые стремительно развивались на огромных просторах Средней Азии, как и всей страны. В декабре 1929 года было создано отделение Средазтрактороцентра. В марте следующего года были созданы Янгиюльская МТС – 55 тракторов, Кувинская – 50, Ассакинская – 80, Курапаткинская – 56, Новобухарская – 58, Сара-Ассийская – 75…

– Вот с этого мы начали свое наступление. И его не остановить! Было, что одурманенные люди бросались перед трактором, не давали ему двигаться дальше. А теперь дети этих обманутых дехкан сами водят трактора.

Федор Никифорович Позднее напомнил, что по решению Совнаркома республики в мае 1930 года началось создание еще 47 МТС и республиканского отделения Трактороцентра. Трактору мешали… Конечно, глупо вставлять палки в такие мощные колеса, но вставляли. Трескались, разлетались на щепки эти палки… Постановление ЦК ВКП(б) от 16 октября 1930 года о партийно-массовой работе в районах деятельности МТС помогло определить решающую роль машинно-тракторных станций в деле социалистической реконструкции сельского хозяйства.

– В этом году у нас в республике действует девяносто шесть МТС, а в будущем уже станет более ста двадцати.

Подробно остановился заместитель наркома на примерах бесхозяйственности, а то и явного вредительства, которые происходят на некоторых машинно-тракторных станциях.

– Представьте себе, вы люди, связанные с машинами, что значит, если один трактор простоит один день! Я знаю вашу МТС как передовую и надеюсь, что подобных случаев здесь не произойдет.

Силин сидел на краю скамьи, внимательно слушал замнаркома, поглядывал на соседей. А здесь ведь, наверное, есть враг.

– Я вижу среди вас новых людей, – сказал замминистра, – мне хотелось бы с ними познакомиться.

Директор Сабир Рахманов назвал несколько фамилий. Люди, смущаясь как школьники, вставали. Поднялся и новый механик Силин. Геннадий Арсентьевич Васильев.

– Механик – нужный человек. Спасибо, что пришли к нам.

А после этого совещания нового механика попросили в директорский кабинет, если так можно назвать маленькую клетушку с одним столом, скамьей, такой же, какие были под навесом во дворе МТС, с таким же плакатом. Только здесь была еще табуретка для директора

Сейчас за столом сидел замнаркома.

– Мы имеем право поговорить по служебным делам… – улыбнулся Федор Никифорович. – Это не вызовет подозрения.

Но говорили они о подрывной работе в МТС. Многие факты были известны Силину. Однажды “пропал” вагон с запасными частями. Выяснилось, что загон загнали совсем на другую дорогу. Взрыв цистерны с горючим. “Случайные” задержки трактористов…

– Как это? – спросил Силин.

– Утащат на свадьбу. Дня три гуляют. Причем в самое горячее время, – ответил замнаркома.

– Но это расхлябанность! Отсутствие дисциплины.

– Кап сказать… – Позднев задумался. – Недавно к нам пришел коммунист и рассказал об одном типе, который вот так таскал за собой молодых парней. Заинтересовались этим типом уже ваши товарищи. И оказалось, не просто нарушение дисциплины. Обдуманное, запланированное…

– Да… – Силин не знал об этом факте. – А что они еще могут придумать, кроме задержки деталей и других уже знакомых нам приемов? Что вот мне, например, человеку с той стороны, бывшему белому офицеру, надлежит сделать?

– Мне кажется, что все “случайные” ЧП начнут происходить в одно время. Например, в период посевной. – Позднев улыбнулся. – Конечно, это чушь. Что они могут сделать, единицы…

– Кое-что, – ответил улыбкой Силин.

Вообще-то да, – согласился замнаркома. – И еще: дискредитировать роль МТС, когда они не справятся с порученными заданиями. Об этом я говорил и вашим руководителям. Механизаторы, разумеется, получают больше, а вот работу сорвали… Как на это смотреть?

– Спасибо за инструктаж. Буду работать, – поднялся Силин.

– Но мы тоже не будем сидеть сложа руки, – весело предупредил замнаркома.

– Иногда давайте послабление.

– Иногда можно, – пообещал Позднев. – Советуйтесь с Сабиром Рахмановым. Он хороший человек. С ним мы и вместе воевали, и хлопок покупали в чужой стране. Так что он знаком с повадками врагов.

– Ясно.

– Верим, – заместитель наркома задержал ладонь Силина в своей крупной, крепкой руке. – Вы действительно неплохой механик?

– Хвалили, – скромно ответил Силин.

– Так помогайте Сабиру! – обрадовался Позднев. – Это же здорово! Вы же, я думаю, должны задержаться у нас?

– Должен, – согласился Силин. – Сроки не от меня зависят.

– Вот повезло Сабиру! – искренне воскликнул заместитель наркома, уже по-своему, по-хозяйски оценив создавшуюся обстановку.

После совещания и памятной речи замнаркома директор МТС, что говорится, “свирепствовал”, наводил порядок в ремонтных мастерских, на стоянке машин, в общежитии трактористов. К каждому механизатору Сабир Рахманов обращался, непременно подчеркивая, что тот будет его ближайшим помощником а выполнении “значительных планов”. В МТС работали молодые веселые парни. И Силин даже подумал, что здесь-то навряд пи ужился кто-нибудь из врагов.

Но все чаще и чаще он ловил на себе взгляд одного из трактористов, ничем не приметного парня Ахмада. Вот именно таких кишлаки посылали на курсы, а остальные ребята завидовали новой, необыкновенной профессии этого Ахмада. Кое-кто поговаривал о “бешеных” заработках, девушки, замерев, смотрели вслед джигиту, подчинившему себе машину, а мальчишки на почтительном расстоянии провожали тракториста.

На работе, как и многие, Ахмад ходил в промасленном комбинезоне, в тюбетейке с масляными пятнами. К этим пятнам очень льнула пыль.

Неделю спустя после отъезда замнаркома Ахмад, сверкая зубами, подошел к новому механику.

– Нужна помощь, Геннадий-ака. Товарищ Васильев…

Он хорошо, подчеркнуто произнес имя и фамилию.

– Пожалуйста. Срочная помощь?

– Один совет. Подойди к трактору, товарищ Васильев.

У трактора Ахмад, наклонившись к двигателю, тихо сказал:

– Там все в порядке, Геннадий-ака. Посмотри просто так. Сегодня я приглашу тебя в чайхану, Плов готовят мои друзья… А в пятницу вечером поедем в Зангиата. Это недалеко. Вечером поедем.

За пловом в чайхане были еще два тракториста. Но никто из присутствующих ни одного слова не сказал, что могло бы насторожить Силина. Все хвалили директора, обижались на Ахмада, что тот постеснялся пригласить Сабира Рахманова на плов.

– Он свой человек, – сказал один из трактористов.

– Деловой, – подтвердил Силин.

– Вы тоже, Геннадий-ака, деловой человек, – повернул разговор Ахмад. – Даже замнаркома сразу вас за руку взял и повел… Как самого нужного!

Заметили, однако.

– Просил помочь вывести нашу МТС на первое место.

– Он любит Сабира Рахманова как сына. Воевали вместе, – объяснил тракторист.

– Это я почувствовал, – согласился Силин. – Много вспоминал.

Потом пили чай, говорили об урожае, о заработках, о том, что пора откладывать деньги на свадьбы.

– С нашим Сабиром женишься! – засверкал зубами Ахмад. – Планы! Обязательства! Соревнование!

Он вымылся, переоделся, но лицо по-прежнему оставалось темным. И зубы, крепкие, красивые, ослепительно сверкали при свете керосиновой лампы.

– А Сабир сделает все, чтобы выйти первым, – сказал тракторист.

– Это от нас зависит, – поправил Силин.

Еще двух парней Ахмад представил очень скромно: только назвал имена. И они особенно в разговор не вмешивались.

Вечер был спокойным, беседа неторопливая, незначительная. Так люди отдыхают, устав от напряженной ежедневной работы.

Совсем иная встреча состоялась в крошечной, уютной чайхане на окраине кишлака Зангиата. Ахмад с Силиным присели в углу, попросили чай, сладости.

– Сейчас придет дядя Турсун… – сказал Ахмад.

Сколько? Уже пятый месяц движется ощупью, в кромешной тьме, выставив ладони, осторожно касаясь каждого встречного, Силин.

– Здесь недалеко мечеть. Дядя Турсун придет оттуда.

Должен ли поручик Васильев подчиняться этому человеку, Турсуну?

Но Васильев бывает грубоват, срывался даже в спокойных беседах со следователем.

Так надо и вести себя. Надо диктовать свою волю, свои условия и требовать выполнения этих условий.

Турсун оказался медлительным, пожилым человеком. Глаза умные, внимательные. Турсун, по-видимому, зная их силу, долго не задерживал свой взгляд на собеседнике. Глаза могут выдать настоящее настроение своего хозяина, на вид такого спокойного, уставшего от мирских дел человека.

Дядя Турсун поинтересовался здоровьем уважаемого гостя и спросил:

– Чем вам помочь?

– Надо немедленно отослать письмо за границу по известному вам адресу.

Турсун-ака пил чай мелкими глотками. При каждом глотке вздрагивал выпирающий на морщинистой шее кадык.

– Вот письмо… – Силин пододвинул сложенный листок бумаги.

– Хорошо, – кивнул Турсун. – А дальше?

– У меня много дел, – сказал Силин. – Но нужна помощь в одном – мы должны сорвать посевную будущего года. Сорвать работу МТС.

– Хорошо, – опять кивнул Турсун-ака.

– Люди есть?

– Есть и в Бухаре, и в Куве, и в Самарканде. Есть…

– Спасибо вам, Турсун, – поклонился Силин.

– За что спасибо? – Он положил ладонь на листок. – Здесь попроси больше денег. Пусть не жадничают. В прошлом году один тракторист два месяца в поле простоял. Хорошо стоял. Все ругали дьявольскую машину и его, дурака, тракториста. А он умный. Надо было за это платить ему, умному и смелому. И таких будет больше… Проси деньги. Допиши в письме и через Ахмада передашь.

– Ладно, – согласился Силин.

Листок снова перекочевал в его карман.

– Ахмаду ты все доверяй, – продолжал Турсун. – Он парень с головой.

Ахмад опустил хваленую голову, разлил чай по пиалам. Подал пиалы дяде Турсуну и Силину.

– Вы хотите знать людей? – спросил Турсун.

– Конечно.

– Ахмад поможет. Я старею. Опасно держать все в одной моей голове, – объяснил старик.

Силин понял, что Турсун и другие обязаны подчиняться посланцу английского консула. Такое указание они получили оттуда, из чужой страны.

ТРОПИНКИ СВЯЗНОГО

Седьмого ноября несколько механизаторов Янгиюльской МТС были направлены в Ташкент. Это расценивалось как поощрение. И каким-то образом в число удостоенных такой чести попал Ахмад. А может, он примкнул к группе передовиков по собственной воле?

Ахмад протиснулся в плотной толпе к Силину и, не мешая ему вопросами, репликами, тоже смотрел на ровные ряды бойцов Красной Армии, курсантов военной школы имени В.И.Ленина. Протарахтели танкетки. Их было пятнадцать, легких, поворотливых танкеток. Соблюдая дистанцию, с приглушенным рокотом проехала автомобильная часть. Задрав стволы, проехали девять орудий.

И вдруг, вызывая радость детворы, пролетели над площадью семь самолетов.

Возбужденные, радостные люди кричали “ура!”, кое-кто подкинул вверх кепки, словно путаясь обратить на себя внимание летчиков.

Шли связисты, пехотинцы…

– Ахмад, мне нужно поехать на Куйлюк, в один дом. Надо… Тот понимающе кивнул.

– Я, наверное, вернусь поздно…

– Хорошо, – согласился Ахмад.

– Будут разыскивать, скажи, что заехал к родственникам.

Горбыль не удивился приходу Силина. Он хотел уже шмыгнуть в кухню, но Силин остановил гостеприимного хозяина.

– Я с часок поработаю? Кое-что надо написать.

– Конечно, конечно, – торопливо разрешил Горбыль.

Силин больше часа сидел над своим вариантом первого донесения о дислокации воинских частей в Ташкенте.

“При помощи своих новых знакомых, – писал Силин, – и личных наблюдений парада на Октябрьском празднике выяснил, что в Ташкенте расположены…” Силин указывал точные данные о боевой технике, которую видел сам, высказывал предположения о численности личного состава частей и подразделений Теперь эту бумагу он передаст в вагоне дачного поезда, ее еще раз обработают, зашифруют, и уже настоящий Васильев своей рукой перепишет.

Через несколько дней дезинформация о Ташкентском гарнизоне, как и сведения о подготовке диверсий на машинно-тракторных станциях, будут спрятаны в тайнике у телеграфного столба № 125. Связной должен, как было оговорено, прийти после праздника в конце ноября, в декабре.

Участникам всей операции было ясно, что связного, только ради сведений Васильева, не будут посылать через границу. Переход сопряжен с большими трудностями. И вероятно, связной получит не одно задание. И двинется к другим тайникам или по другим явкам.

Пока Силин работал в светлой, убранной гостиной, Горбыль продолжал приглушенно, на цыпочках, бродить по дому и при этом умудрялся грохотать. Когда стараешься делать все тише, что-нибудь трахнется, даже разобьется. И Горбыль, видимо, грохнул тарелку, а потом, матерясь, собирал осколки в железный совок.

Даже эти мелочи действовали на нервы Силина.

Он понял, как устал за последние дни. Надо было все запоминать: имена, фамилии, города, районы.

Сейчас в донесении о параде должны быть точные цифры. После действительных, конкретных цифр, которые могли сообщить другие агенты, следовали комментарии и предположения, добытые якобы по слухам.

“Входят ли эти танкетки в какую-нибудь танковую часть, пока не выяснил. Говорят, есть артполк, но на параде участвовали только… Недели через три постараюсь собрать данные об автомобильной и других частях”.

Обстоятельно, с указанием фамилий и названий районов, где располагались МТС, Силин описал все, что услышал в последнее время от Ахмада.

Эта бумага была в первую очередь донесением для ГПУ. Теперь начнется огромная работа по проверке указанных людей, по пресечению диверсий на машинно-тракторных станциях в Узбекистане и Туркмении. Продуманно, постепенно входили в доверие к местным властям, к руководителям, к крестьянам тихие, незаметные, как Ахмад, люди.

Ползут приказы, указания, советы от главарей туркестанской эмиграции, от белогвардейских организаций, которые все, несмотря на разницу в национальности, религии, берут вежливо, с поклоном корм из рук английской и других разведок.

Щедры хозяева. Не каждая копейка на учете. Выдали 5 тысяч рублей. Вначале Силин не знал, что с ними делать. А уже дважды Ахмад обращался за деньгами. Сверкает зубами, смотрит дружески, безвинными очами.

– Решили за пловом посидеть…

Кроме плова, покупает анашу. Сам затяжку–вторую, больше для видимости… А двух молодых трактористов, которых таскает за собой, приучает к этому страшному зелью. Потом свяжет парней по рукам-ногам, втянет в любую авантюру.

Как медленно, но уверенно расползается ржавчина по металлу. Достаточно не обратить внимания на маленькое пятнышко, не пройтись по нему крепким наждаком…

Силин окончил работу, свернул бумаги и, наконец, вышел из гостиной.

– Ну, Геннадий Арсентьевич, совсем засиделись…

Горбыль быстро стащил скатерть со столе, расстелил другую, сероватую, для пиршества. И начал носить тарелки с закусками.

– А какой холодец! – сообщил он на ходу.

– Иван Константинович, – рассмеялся Силин, – сегодня же праздник вроде. Ну, не наш… семнадцатая годовщина Великого Октября! А вы… Ишь, как разошлись.

– А-а, – отмахнулся Горбыль. – Пусть семнадцатая. Вы же не верите в их силу! Вы же против них работаете. Боретесь, можно сказать. Вот за это надо и выпить…

От Горбыля Силин уехал поздно. Была договоренность, что Силина встретят в последнем вечернем поезде. Там он и передал бумаги.

…Теперь оставалось ждать связного и продолжать ремонт машин, готовиться к весенней пахоте.

За это время была еще одна встреча в чайхане Зангиета с дядей Турсуном. Этот человек не сидел без дела. Он старался оправдать доверие господ англичан. Турсун выдавал себя за идейного борца. Но подопечных, на кого он возлагал надежды, одними идеями не прокормишь… Турсун еще раз напомнил о деньгах. Прежде чем идти на диверсию, на преступление, нужно знать – за какую цену.

Виктор Андреевич Силин, продолжая работать механиком, пока не знал о событиях, которые происходили в начале декабря. В ненастную погоду, когда кружил мокрый, противный снег, дул пронизывающий сырой ветер, впервые к столбу № 125 со стороны полустанка подошел неизвестный человек. Погода была явно не для прогулок. И человек, осмотревшись, все же решил пройти мимо столба.

Так повторилось на второй день. И только в третий раз неизвестный снял дерн, вытащил металлическую коробку и вложил сверток в крепкой, промасленной обертке.

На все ушли считанные минуты, и на влажный дерн посыпался мокрый снег, заметая следы.

Снег заметал и следы на тропинке, по которой неизвестный дошел до станции. Через тридцать две минуты на станции остановился поезд Ташкент–Красноводск,

Неизвестный в общем вагоне доехал до Самарканда.

Четыре дня связной вел себя как турист, осматривал памятники старины и только к вечеру возвращался на квартиру, снятую за небольшую плату. Хозяин квартиры не имел к связному никакого отношения, принимая его за туриста; которые все чаще стали появляться в Самарканде, На четвертый вечер неизвестный направился на улицу Регистан и разыскал нужный дом, где встретился с двумя бывшими белогвардейскими офицерами, занимающими скромные должности в учреждениях.