Текст книги "Полюс капитана Скотта"

Автор книги: Богдан Сушинский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

20

Среди британцев воцарилось угрюмое молчание, даже неукротимый в своем черном юморе драгун-ротмистр Отс немного отдалился от группы, точно так же, как это сделал сам Роберт Скотт, и смотрел куда-то в безликую серую даль.

Поднявшись на пригорок, возвышавшийся рядом с юртой, Скотт окинул взглядом все то, что между собой полярники называли «метками бытия». В эти минуты лагерь, созданный из двух палаток, юрты и ледового склада, казался Скотту затерянным посреди безжизненной ледовой планеты, представая чем-то чужим, инородным и неотвратимо обреченным. Он невольно задал себе вопрос: зачем он здесь? Что он здесь ищет, на что надеется, к чему стремится? У него уже была успешная экспедиция в Антарктиду, засвидетельствованная его книгой «Путешествие на „Дискавери“», многочисленными публикациями в прессе, научными и правительственными наградами.

Все, что он мог сделать для Британии в этой стране ледового безумия, он уже сделал. Тогда чего он добивается сейчас? Какая иная цель кроме цели во что бы то ни стало выжить и довести эту экспедицию до какого-то более или менее логического завершения достойна его внимания?

Капитан уже не сомневался, что в гонке на опережение он проиграет. Какие бы слова он ни произнес через несколько минут людям, доверившимся ему, какими бы аргументами ни приободрял их, самому себе лгать уже не имело смысла: Амундсен оказался более опытным, более предусмотрительным, а значит, и более подготовленным. Нацеленный исключительно на «бросок к полюсу», он не стал метаться по окрестным глетчерам и ледовым барьерам, не стал зря морозить и калечить людей и животных. О, нет, подобно барсу, Норвежец собирает сейчас воедино свои силы, волю, опыт и возможности, чтобы совершить этот судьбоносный полярный бросок и, водрузив норвежский флаг на полюсе, тут же триумфально отплыть в Европу.

– Что будем предпринимать? – поинтересовался лейтенант Эванс, когда Скотт вернулся к лагерю.

Все это время полярники напряженно следили за каждым его шагом, каждым движением. Они понимали, что командиру сейчас нелегко, что теперь он пребывает в стадии мучительных сомнений, но в то же время осознавали, что зашли в своих планах слишком далеко – причем далеко не только в фигуральном, но и в совершенно конкретном смысле. И выбора у них теперь нет, нужно идти до конца.

– Как я понимаю, известие, которое мы только что получили, ошеломило не только меня, но и вас, – мрачно произнес Скотт. – Понятно, что мы оказались в очень сложном положении. План Амундсена кажется мне продуманным, взвешенным и целеустремленным. Ясно, что теперь он уже представляет собой реальную угрозу нашим намерениям первыми достичь полюса и водрузить там знамя Великой Британии. Из сведений Кемпбелла вытекает, что базовый лагерь Норвежца расположен как минимум на шестьдесят миль ближе к полюсу, чем наш. Он сделал ставку на эскимосских ездовых собак, на полученный эскимосами в течение многих веков опыт путешествия и самого выживания в ледовых пустынях; он игнорирует какие-либо научные изыскания и локальные экспедиции, сохраняя силы только на путь к полюсу.

– Разве мы уже не в состоянии откорректировать свой собственный план броска на полюс? – как можно вежливее, осторожнее поинтересовался лейтенант.

– Теперь уже слишком поздно, – мгновенно отреагировал полковник флота. Но произнес таким резким тоном, что Эванс понял: даже если бы у Скотта была реальная возможность изменить свой план, он не стал бы прибегать к этому, хотя бы из самолюбия. И что из того, что он, Эванс, решительно не поощряет подобные проявления командира экспедиции?

– Кстати, мне никогда бы не пришло в голову, – как бы про себя проговорил Скотт, отрешенно глядя при этом в сторону ледового хребта, – что на антарктические льды можно доставить такое количество собак, план использования которых Амундсеном кажется мне вполне приемлемым, а может, и отличным. Но самое важное, что со своими собачьими упряжками Амундсен способен выступить в поход уже ранней весной, то есть в начале сезона, в то время, как с нашими пони это невозможно.

– Если только к весне у нас останется, хотя бы один способный к длительному рейду пони, – обронил драгун-ротмистр Отс. – Уже сейчас мы значительную часть этих лошадок потеряли, изранили или истощили.

– Увы, с собаками дела обстоят не лучше, – решительно дополнил его реплику лейтенант Мирз.

– Согласен, джентльмены: нам есть, над чем задуматься, и есть, что высказать друг другу в назидание, – не стушевался Скотт, интуитивно чувствуя, что «на борту» назревает бунт. В эти минуты он вел себя как опытный капитан пиратской шхуны, прекрасно понимавший, что или он удержит инициативу и власть на судне в своих руках, или уже на рассвете окажется вздернутым на рее.

– Мы, конечно, можем созвать на совет всю команду, – молвил Мирз, – и устроить здесь нечто подобное заседанию палаты лордов. Однако будет ли это способствовать сплоченности экспедиции, в которой все построено исключительно на армейской дисциплине, а значит, на единоначалии?

– А на чем еще может зиждиться дисциплина в коллективе, в котором большая часть людей являются военнослужащими Королевских вооруженных сил, в том числе офицерами? – устало огрызнулся Скотт.

– Я не оспаривал принцип единоначалия, а всего лишь напоминал о нем, – объяснил офицер британской военной разведки.

– В то же время мне ясно одно, – постарался не упустить инициативы полковник флота, – в эти дни будет правильнее и мудрее вести себя так, будто ничего особенного не произошло. У нас нет иного пути, кроме как неустанно идти вперед, чтобы без страха, сомнений и паники сделать все, что в наших силах, во имя чести Британии, чести нашей родины[30]30
  Здесь литературно интерпретируются мысли, высказанные капитаном Скоттом в его походном дневнике.


[Закрыть].

– Я согласен с мнением капитана Скотта, джентльмены, – тут же поддержал его лейтенант Бауэрс, поскольку не сомневался, что первая фраза любого из офицеров очень многое значит сейчас и для капитана Скотта, и для всей его команды. – У нас есть цель, к которой мы должны идти твердо и мужественно, не обращая внимания на то, что к такой же цели движется еще кто-либо, тем более – иностранцы.

Скотт обвел свою команду тяжелым, пронизывающим взглядом, а затем решительно поинтересовался:

– Так что, джентльмены, кто-то из вас хочет высказать свое собственное мнение, отличное от моего и лейтенанта Бауэрса? Давайте, выкладывайте. Как видите, я не пытаюсь скрыть от вас реальное положение вещей.

– У нас не может быть иного решения, поскольку в данной ситуации его попросту не может быть, – ответил за всех командир «Терра Новы» лейтенант Эванс. – И давайте не будем больше возвращаться ни к планам Норвежца, ни вообще к этой теме.

– Будем считать речь командира барка блестящим завершением нашего офицерского совета, – поспешно согласился Скотт, вызвав этим явное удовольствие Эванса.

…Но значительно позже, уже в своих мемуарах, Эдвард Эванс[31]31
  В дальнейшем судьба лейтенанта Эдварда Эванса сложилась удивительным образом. Получив, по представлению Скотта, чин капитана второго ранга, он со временем прославился в нескольких битвах Первой мировой войны и дослужился до адмиральского чина, но уже почему-то под фамилией Маунтэванс. Умер естественной смертью в 1957 году, в весьма почтенном возрасте.


[Закрыть]признавался: «Несмотря на все попытки сохранить бодрость, мы провели очень тревожную ночь. Нам, очевидно, не оставалось ничего другого, как пренебречь наукой и отправиться к полюсу, как только закончится зима и начнется санный сезон. Вопрос теперь стоял так: кто победит – собаки или пони? Ибо мы знали, что большую часть наших грузов придется, по необходимости, везти на пони, и никто не рассчитывал, что их удастся заменить моторными санями.

Но никакие споры по этому поводу не могли вытеснить Амундсена и его собак из Антарктиды, а потому нам оставалось только сделать хорошую мину при плохой игре».

Как бы там ни было, к утру капитан Скотт окончательно взял себя в руки и, привычным взором моряка окинув огромное пространство ледовой пустыни, словно поверхность покоренного штилем океана, скомандовал:

– Всем подняться! Лагерь свернуть! Через тридцать минут выступаем в направлении Старого Дома.

Несмотря на все метели и ураганные ветры, их старый дом, которого, по аналогии с названием судна, они еще называли «Дискавери», выстоял и встретил их, пусть даже иллюзорным, теплом. Вот только уюта в нем явно не хватало. Размышляя на страницах походного дневника над условиями своего пребывания в Старом Доме, Скотт писал: «Вчера утром мы с Уилсоном прошли к маленькой бухте, расположенной неподалеку, чуть севернее нашего дома, и выяснили, что лед оставался там целым, а на нем обнаружили стадо тюленей. Одного молодого мы убили, забрав с собой немалое количество мяса и немного жира.

Тем временем остальные мои спутники придавали дому более удобный для жилья вид. После обеда мы все старательно взялись за дело и творили чудеса. Пустыми ящиками отгородили в середине дома комнату в виде литеры „Z“, забивая щели войлоком. Из пустой керосиновой банки и нескольких штук огнеустойчивого кирпича соорудили чудесную маленькую печь и соединили её со старой печью трубой. На этой печи мы варим и жарим самые солидные блюда, а чай и какао готовим на примусе.

Температура в доме низкая. Но во всем остальном дела обстоят неплохо. Сухарей у нас много, и после нашего недавнего открытия (тюленьего лежбища) мяса теперь вдоволь. Чая, кофе и какао у нас немало, есть также солидный запас сахара и соли. К этому следует добавить небольшой запас лакомств, как например: шоколада, изюма, чечевицы, овсяных круп, сардинок и варенья, что позволяло разнообразить нашу пищу. Так или иначе, а мы умудрялись устраиваться очень уютно на время нашего пребывания здесь, и чувствуем себя, хоть и временно, „как дома“».

Но, как бы уютно ни чувствовали себя полярные странники в доме, доставшемся им от экспедиции на «Дискавери», нужно было думать о том, как поскорее добраться до мыса Эванса, чтобы готовиться к длинной зимней ночи. А сделать это было непросто. Поскольку по прибрежной суше от мыса, а значит, и от экспедиционной базы, их отделяло большое разводье, капитан и доктор Уилсон специально провели разведывательную вылазку на приморский утес Кастль-Рок, чтобы с его высоты и с помощью подзорной трубы определить, можно ли дойти до мыса по прибрежному льду.

Результат оказался неутешительным: ни по льду, ни по берегу преодолеть те пятнадцать миль, которые отделяли их от базы, было невозможно. Или по крайней мере очень рискованно, тем более что идти нужно было с собачьими и лошадиными упряжками и тяжелыми, основательно нагруженными санями. Единственный путь, который все еще оставался открытым для них – это был путь в обход, через труднопроходимые отроги вулкана Эребус. Переход этот обещал быть долгим и трудным, но иного решения Скотт не видел.

Поскольку льдина, облюбованная тюленями для лежки, все еще оставалась у берегов Хат-Пойнта, капитан решил основательно пополнить свои запасы мясом. Сформировав группу охотников, вооруженных пистолетами, ружьями и топорами, капитан приказал в течение одного утра забить одиннадцать тюленей, туши которых позволили полярникам добыть более полутоны жира и отличного мяса. Причем жир необходим был полярникам не только для употребления в пищу, но и для печного топлива и освещения, а также для смазки лыж и полозьев санок.

Перебросив всю эту живительную массу на склад Старого Дома, капитан тут же снарядил последнюю санную экспедицию в район «Углового» лагеря. С одной, груженной мясом и прочим провиантом, упряжкой туда двинулись: лейтенант Эванс, Райт, Крин и Форд; с другой, под началом лейтенанта Бауэрса, – Отс, Черри-Гаррард и Аткинсон. Пополнение запасов «Углового» лагеря, от которого Южный тракт резко поворачивал на юг, было очень важным для основной экспедиции, которая следующим летом должна отправиться к полюсу. А тем временем Уилсон, Мирз, Тейлор вновь возобновили охоту, чтобы пополнить запасы мяса не только для зимовки полярников, но и для кормежки собак, поскольку зимой, на десятки миль от экспедиционного дома, ни одного тюленя или пингвина им уже не встретить.

Эти охотничьи вылазки оказались очень своевременными, поскольку в течение нескольких последующих дней над мысом Хат-Пойнт царили метели и ураганные ветры. Все было бы ничего, но капитан с тревогой отмечал, что белый пес, который несколько дней назад упал в трещину, но был спасен, все равно издох; еще четверо псов пребывали в совершенно безнадежном состоянии, а семеро, хотя и выглядели немного лучше, оказались нездоровы и непригодными к работе. Если так пойдет и дальше, рассуждал он, вскоре о собачьих упряжках вообще придется забыть. О лошадиных, впрочем, тоже.

Как бы там ни было, а понадобилось еще немало дней, чтобы, уже после возвращения экспедиции лейтенанта Эванса из «Углового», капитан решился вести часть людей к базовому лагерю. Десятого апреля, сразу после завтрака, Скотт сформировал два санных отряда с двумя палатками. В первый, возглавляемый самим капитаном, вошли Бауэрс, унтер-офицер, выступавший на судне в качестве матроса, Эдгар Эванс и Тейлор. Во второй, под командованием лейтенанта Эванса, – Гран, Дебенхейм, Крин и Райт.

В то же время в Старом Доме по-прежнему базировался отряд под командованием лейтенанта Мирза, вместе с которым остались ротмистр Отс, доктор Аткинсон, лейтенант Черри-Гаррард, матросы Форд и Кеохэйн. Но пока «переселенцы» готовились к выступлению, все пространство вокруг лагеря заволокло морозным туманом, под прикрытием которого повалил густой снег. Идти в такую погоду по сложнейшему маршруту Старый Дом – экспедиционная база было сущим безумием.

На следующий день погода улучшилась не намного, однако Скотт решил, что откладывать дальше не стоит и приказал выступать.

Скалу Кастль-Рок полярники вполне благополучно обогнули с восточной стороны, но когда они вышли на открытое пространство, то увидели, что лед по обе стороны глетчера Ледовый Язык кажется твердым, однако покрытое им пространство очень невелико. Более семи миль полярники двигались по прибрежной равнине, но когда, представ перед скальной грядой, Скотт спустился на лед, оказалось, что все пространство, вплоть до предгорий вулкана Эребус, испещрено трещинами, широкими расколами и ледяными грядами.

Еще какое-то время они продолжали петлять по узенькой прибрежной тропе, но когда настала пора спускаться вниз, обнаружилось, что самый «удобный» спуск представляет собой крутой обрыв, высотой в двадцать четыре фута. Пока полярники совещались, налетел ветер, закружилась метель, и стало ясно, что нужно срочно принимать какое-то решение. После недолгих раздумий Скотт повел себя несколько странноватым образом: никак не объясняя свои действия, он пробрался к самому краешку обрыва, присел на нем и стал вырубать топором сначала площадку, а затем углубление для ног.

Только благодаря этому углублению, он, поддерживаемый другими полярниками, смог спустить на веревке самого крепкого из отряда, унтер-офицера Эванса, а затем Бауэрса и Тейлора. После этого, закрепив багаж, они с трудом спустили сани, и только тогда капитан забил в лед альпинистский крюк, благодаря которому стоявшие внизу полярники принялись подстраховывать еще троих своих товарищей, а также командира, который спускался последним.

– Мы должны отработать всевозможные приемы подъема и спуска людей и груза, особенно санок, до высокого альпинистского мастерства, – назидательно проговорил капитан, когда оба санных отряда вновь готовы были двигаться дальше. – Мы ведь даже общего представления не имеем о том, какая поверхность ждет нас на всем пространстве от восьмидесятой параллели до полюса. Поэтому, если хотим выжить и победить, нужно пройти основательную альпинистскую подготовку; уже сейчас здесь, в беспощадных условиях Антарктиды.

Словно бы подтверждая его слова, уже через несколько миль прибрежная Антарктика заставила полярных скитальцев совершить не менее сложный «саночный» подъем на шестифутовую ледяную стену. После чего им пришлось еще дважды совершать спуски и подъемы, пока, уже в сумерках, перед ними не открылись строения экспедиционного лагеря, охваченные довольно высоким снежно-ледовым ограждением. А еще спустя несколько минут навстречу им вышла вся базовая группа, представавшая в глазах капитана Скотта чем-то вроде гарнизона полярного блокгауза: лейтенанты Симпсон и Нельсон, кинооператор Понтинг, моторный механик Дэй, а также старший кочегар Лешли, повар Клиссольд, буфетчик Хупер; русские каюры Антон и Дмитрий.

– Сначала я осмотрю все сам, – упредил их доклады Роберт Скотт, – а затем вы сообщите о том, чего мне не дано было видеть и слышать.

* * *

Полярники считали, что капитан наконец угомонится и их бесконечные метания по различным маршрутам, физически и морально изматывавшие людей, прекратятся до следующего сезона. Но Скотт словно бы боялся хоть на день оставить своих основательно измотанных людей в покое. Совсем недавно, тринадцатого апреля, он с большим трудом привел два санных отряда от Старого Дома. Но уже семнадцатого апреля заставил часть своего отряда вновь впрячься в пару больших десятифутовых саней, причем упряжка первых состояла из самого Скотта, а также Лешли, Дмитрия и Дэя; а тащить вторые сани выпало Бауэрсу, Нельсону, Крину и Хуперу.

«Выступили в восемь утра, – сообщал в своем дневнике капитан, – взяв кроме легкого личного багажа недельный запас провизии и запасов для хижины: коровьего масла, овсяных круп, муки, свиного сала, шоколаду и так далее.

Холодный ветер с юго-запада. Мрачно, плохо видно. Ледовый Язык преодолели почти по прямой линии, но было много трещин. Следуя впереди, я не раз неожиданно исчезал с глаз товарищей, которые очень пугались, пока не подходили настолько быстро, чтобы увидеть, что произошло. Очень трудно было идти морским льдом, и тянуть при этом сани против сильного ветра, который разносил снег. Все настолько замерзли, что я решил сделать привал, напиться чая и переобуться. Пока готовили чай, Бауэрс и я пошли на юг, потом на север вдоль береговых скал в поисках места, в котором можно было бы подняться и, наконец, нашли нависший карниз, доступный с помощью веревки».

До Старого Дома они добрались в полдень восемнадцатого апреля, обнаружив при этом, что все обитатели его живы и здоровы, и, как заметил потом Скотт: «Не видно было, чтобы по нам очень скучали». На следующий день он устроил охоту на тюленей, а двадцатого апреля приказал выступить в обратный путь, «оставив, – как он уведомлял читателей своего дневника, – Мирза заведовать станцией и при нем Дмитрия – для ухода за собаками, Лешли и Кеохэйна – ухаживать за лошадьми. Нельсон, Дей и Форд остались, чтобы составить себе представление о местной жизни. Со мной пошли Уилсон, Аткинсон, Крин, Бауэрс, Отс, Черри-Гаррард и Хупер».

Путь вновь оказался предельно трудным и опасным. Люди настолько устали, что, когда добрались до базы, то обнаружили, что их нижнее белье покрылось льдинками от замерзшего пота.

– Все эти передвижения, – ворчал драгун-ротмистр Отс, видя, что люди, как и сам он, буквально валятся с ног от усталости, – имели бы смысл, если бы мы не знали, что через несколько дней вся группа Старого Дома должна прибыть сюда и зимовать вместе с нами.

– Мне тоже кажется, что «дискаверцы» вполне могли продержаться эти несколько дней без нашего визита, – признал Бауэрс, к которому Отс обращался. – Кстати, в течение двух дней море в районе Хат-Пойнта уже промерзло на четыре с половиной дюйма. А разводье, отделяющее Хат-Пойнт от мыса Эванса, промерзло значительно глубже, так что через несколько дней добраться от Старого Дома до нашей базы по хорошо накатанному маршруту будет так же просто, как и раньше. Но ничего не поделаешь, решение принимает командир, – тут же напомнил он ротмистру.

– Только странные у него порой решения получаются, не находите?

– По-моему, это уже настолько очевидно, что не подлежит ни обсуждению, ни, тем более, осуждению.

Но когда через несколько дней в разговоре с ними Скотт возмутился по поводу того, что обитатели Старого Дома почему-то задерживаются с перебазированием на место зимовки, офицеры лишь многозначительно, как опытные заговорщики, переглянулись.

– Они берегут свои силы и здоровье животных для выхода на «Южный тракт» в следующем сезоне, – молвил Отс. – Хотя я уверен, что, если бы мы не распыляли свои силы на десятки ничего не дающих нам боковых экспедиций, то уже в этом сезоне побывали бы на полюсе. Для этого у нас были все предпосылки.

– Но мы со своими складами, – все в том же возмущенном тоне напомнил ему полковник флота, – не продвинулись достаточно далеко на юг, дальше восьмидесятой широты.

– А что нам мешало сделать это? – пожал плечами Отс. – Нужно было только отказаться от лошадок и довериться собачьим упряжкам, как это делает Норвежец.

– У меня создается впечатление, что вы жалеете, ротмистр, что вложили свои деньги в мою экспедицию, а не в экспедицию Амундсена.

Бауэрс впервые присутствовал при подобной стычке офицера с командиром экспедиции. Он знал, что капитан был крут характером и старался поддерживать дисциплину самым жестким образом, как знал и то, что в отряде нарастало недовольство его бесконечными рейдами по окрестностям базового лагеря вместо того, чтобы сосредоточить все усилия людей и животных на полюсном направлении. Но никто не смел перечить полковнику флота столь откровенно, да еще с саркастической ухмылкой на лице, как это делал сейчас ротмистр-миллионер Отс, один из финансистов данной экспедиции.

– Пока особой досады по этому поводу не ощущаю, – все с той же саркастической ухмылкой парировал Отс, – но не исключено, что со временем действительно пожалею.

Скотт смерил ротмистра своим суровым проницательным взглядом, однако бравый драгунский офицер спокойно выдержал его.

– …А в самом деле, – спросил Бауэрс, когда Скотт ушел к себе в «капитанскую каюту», – что вас, как поговаривают, весьма и весьма состоятельного человека, привело в эту экспедицию, на этот континент?

– Желание убедиться, что я вполне в состоянии был снарядить свою собственную экспедицию на полюс, – лишь теперь магнат Лоуренс Отс стер со своего лица остатки сарказма и посмотрел в глаза собеседнику трезвым, решительным взглядом. – Да, собственную, только значительно мудрее, рациональнее организовав её. Например, назначив начальником экспедиции вас, лейтенант Бауэрс.