Текст книги "Рулевой"

Автор книги: Билл Болдуин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц)

Глава 4

Прошло больше двух недель стандартного времени прежде чем ослабевшее тело Брима свыклось с новыми своими частями, но в конце концов настал день, когда Флинн выписал его из лазарета «Свирепого» – строго-настрого приказав беречь себя до тех пор, пока силы не восстановятся окончательно. Спустя несколько циклов после того, как он с благодарностью пожал руку доктора, он наконец сидел в своей маленькой каюте на краю койки и набирал на клавиатуре код корабельной системы связи. Он трижды просмотрел скудный список почты, пришедшей на его имя: всего-навсего восемь посланий, из них только одно с кодом «Эффервик@Гиммас».

Он немедленно вызвал его на дисплей, заполнившийся распущенными золотыми кудрями и такой знакомой улыбкой с нахмуренными бровями. Марго! Он зачарованно смотрел на дисплей, пока девушка мягким, выразительным голосом читала бессмертные строки Лацерты. Вот это голос, подумал он, – и как это он не обратил на него внимание раньше?

Впрочем, послание закончилось возмутительно быстро. Он проиграл его еще раз – и еще. Он поворачивал дисплей и смотрел на него со всех сторон. Пусть она в недосягаемой дали от него, мечтать это ему не мешало!

В конце концов он со вздохом отправил послание в свою персональную ячейку памяти корабельного компьютера, потом высветил на дисплее послание от капитана Коллингсвуд. Отправленный только в аудио-форме приказ предлагал ему «заглянуть» в ее кабинет для устного доклада об операции – когда он придет в форму. Он решил не откладывать этого и тут же занес свое имя в список ждущих аудиенции капитана сразу по окончании очередной вахты.

Все остальные послания за исключением одного и впрямь оказались счетами.

Это единственное исключение составляла короткая записка от Бородова, в которой тот советовал ему заглянуть в очередной выпуск солидного «Бюллетеня Имперского Флота».

«Весьма ценная заметка. Можешь подшить ее к самым важным для тебя документам. Ценна как кредитки в кармане, возможно, даже ценнее».

А. А. Бородов

Бюллетень? Нахмурившись, Брим вызвал его, на дисплей – тот заполнился знакомыми солидными иероглифами; галочка, судя по всему поставленная Бородовым, выделяла крошечную заметку в самом конце номера. Собственно, это была и не заметка даже, а несколько строк из хроники текущих событий на космических фронтах, и все же:

Гиммас-Хефдон (Эорейская блокадная группировка); 118/51995: Мл. л-т Вилф Брим (Карескрия), рулевой, недавний выпускник академии, приписанный к К.И.Ф. «Свирепый» (Т-83, кап, л-т/комм. Регула Коллингсвуд, см, выше в этом же номере), отличился во время абордажной операции в зоне Альтнаггина, завершившейся уничтожением неприятельского корвета под командованием Кирша Валентина, известного префекта космофлота Лиги, которому приписывается уничтожение пяти имперских кораблей.

Послушавшись Бородова, он сохранил эту заметку в своей ячейке тоже, невольно улыбаясь при этом. Странное дело, подумал он про себя, как много для него значит это крошечное признание его заслуг. Ведь с того момента, как он поступил на флот по указу лорда Вайрода, он постоянно чувствовал себя аутсайдером. Теперь он начинал ощущать себя кем-то.

Вслед за этим он приступил к сочинению ответа на послание Марго. К его удивлению, это оказалось не таким простым делом. Он перелистал свои книги в поисках подходящей строки, но ни одна не показалась ему подходящей, хотя, лежа в одиночестве на койке лазарета, он не раз перебирал их про себя. Он сделал вторую попытку, потом третью – потом стал перечитывать все с первой страницы. К моменту, когда настало время собираться к Коллингсвуд, он перечитал два томика стихов и четверть третьего, не найдя ничего отдаленно удовлетворяющего его требованиям. В конце концов он отказался от мысли потратить несколько лет на поиски нужных слов. Сокрушенно покачав головой, он наскоро выбрал несколько строчек, по крайней мере не противоречащих его настроению, черкнул пару сопровождающих их слов и, отослал их прежде, чем успел передумать.

Покончив с этим, он одернул мундир, протер ботинки краем покрывала и направился в расположенный уровнем выше кабинет капитана.

* * *

– Садитесь, Вилф, – пригласила Коллингсвуд, повернувшись к нему в кресле. – Из глубины кабинета до него доносились мелодичные аккорды, сплетение мягких голосов каких-то инструментов, то один, то другой из которых время от времени вырывался из общего хора, чтобы через пару мгновений снова слиться с ним в неожиданной гармонии. Кажется, он слышал что-то похожее и в первый свой визит сюда, только тогда он слишком волновался, чтобы вслушиваться в мелодию.

– Последний раз, когда я вас видела, – сообщила Коллингсвуд, хитро прищурившись, – вы спали как полено.

Брим улыбнулся.

– Последнее время я довольно одного этим занимался, капитан, – ответил он, – Если верить доктору Флинну, это ваше почти постоянное состояние, – заявила Коллингсвуд, и лицо ее посерьезнело. – Я видела, в каком; виде Урсис и Барбюс принесли вас с корвета. Валентин и его братия как следует потрудились над вами – за свое, недолгое пребывание на их корабле вы, судя по всему, успели наделать там дел.

– Старался, капитан, – скромно ответил Брим.

Коллингсвуд негромко рассмеялась:

– Я в этом не сомневаюсь, лейтенант. Но мне нужно знать все подробно. Вы же понимаете, я должна отправить официальный рапорт.

Брим почувствовал, что краснеет.

– Простите, капитан, – сказал он. – Я забыл. – Он уставился на свои ботинки, потом потер подбородок. – Насколько я помню, – начал он, – с момента, когда мы заметили этот корвет, мы… – И на протяжении следующего метацикла описал все, что видел на борту неприятельского корабля, включая те свои действия, которые считал мало-мальски интересными для начальства.

На протяжении всего рассказа Коллингсвуд сидела, откинувшись в кресле, время от времени переспрашивая интересующие ее детали. Когда он закончил, она закинула ногу на ногу, задумчиво нахмурилась и в упор, посмотрела на него.

– Забавно, – сказала она, – как вы все похожи друг на друга. До сих пор ни один из вас не упомянул лейтенанта Амхерста – и ту роль, что он сыграл в ваших приключениях. Интересно почему?

Брим нахмурился. Лежа в одиночестве в напоминающей гроб камере интенсивной терапии, он полагал, что готов к такого рода вопросам. Теперь же его уверенность развеялась как дым. Он покрутил пальцем бегунок молнии мундира.

– Ну, – пробормотал он, подыскивая слова, – я, конечно, не могу говорить за других. Видите ли, почти все время на борту неприятельского корвета я был один, капитан.

– Ясно, – вздохнула Коллингсвуд, отбрасывая с лица прядь волос, потом принялась изучать ногти на правой руке. – Может, тогда, – начала она, – вы сможете прояснить мне некоторые моменты, связанные с некомпетентными действиями лейтенанта Урсиса?

– В каком смысле, капитан? – вспыхнул Брим, стараясь не встречаться с ней взглядом.

– В том смысле, что он пытался переделать приборы управления грузового корабля облачников «Рыггец», разумеется, – ответила Коллингсвуд, лицо которой сделалось вдруг холодным, как безвоздушное пространство космоса.

Брим набрал воздуху в легкие и поднял глаза.

– В таком случае, капитан, – ровным голосом произнес он, – у меня есть что заявить – и довольно много.

– Вы готовы в этом поклясться, лейтенант? – спросила она, выпрямившись в кресле.

– Если до этого дойдет, капитан, не сомневайтесь, готов, – ответил он, ожидая неминуемого взрыва: в конце концов, и она, и Амхерст принадлежат к авалонской элите, против которой голос карескрийца – тьфу, вне зависимости от того, прав он или виноват.

Как бы обдумывая следующие слова, Коллингсвуд посидела молча, глядя прямо ему в глаза. Потом вдруг откинулась на спинку кресла, широко улыбаясь.

– Вы теперь настоящий член экипажа «Свирепого», Брим, верно? – произнесла она. – Мне показалось, поначалу у вас были с этим некоторые затруднения.

Брим зажмурился.

– Извините? – переспросил он.

– Ну, то, как вы выгораживали Амхерста, – объяснила Коллингсвуд. – В общем, вы теперь член моего экипажа во всем, – Она негромко засмеялась. – Причем в рекордно короткое время.

Брим молчал, не понимая, куда она клонит.

– Вам, наверно, интересно, лейтенант, что я собираюсь делать с ним? – продолжала она, протягивая изящную руку. – Мне нетрудно было вычислить его вину в том, что мы потеряли грузовик, – и в том, что доставило вам столько боли и неприятностей. Вы имеете право требовать от меня ответа на этот вопрос.

Брим отрицательно покачал головой.

– Спасибо, капитан, – только и сказал он.

– Я не выгоню его с корабля, – продолжала она, – поскольку Амхерст – влиятельное имя на флоте, да и в силу ряда других причин, не имеющих к вам никакого Отношения. Дадим ему по крайней мере еще один шанс. – Она улыбнулась и тоже покачала головой. – Жизнь никогда не бывает простой, лейтенант. При всем том, чего Амхерст, несомненно, заслужил, я не могу позволить себе совершать политическое самоубийство, подавая на него рапорт; единственное, что я постараюсь сделать, – это лишить его возможности навредить так же сильно в случае, если он осрамится еще раз, Брим снова молча кивнул. По крайней мере она с ним откровенна.

– И, разумеется ничего из его рапорта не попадет в личное дело вашего друга Урсиса. – Она бросила взгляд на пустой шар дисплея и неприязненно скривила губы.

Брим встал, чтобы уходить.

– Ваш доклад заслуживает самой высокой оценки – равно как и ваши действия, лейтенант, – добавила она. – Вам не хотелось бы приступить к выполнению своих прямых обязанностей на мостике, а, лейтенант?

– В ближайшие два дня – нет, капитан, – ответил Брим.

– Что ж, доктору Флинну виднее, – вздохнула Коллингсвуд, когда ее дисплей начал заполняться информацией.

Брим покидал ее кабинет в гораздо лучшем настроении, чем ожидал. Нет, пока во флоте есть хоть несколько таких Коллингсвуд, у карескрийцев есть шанс.

* * *

Дни, что последовали за этим, мало чем отличались друг от друга, и в конце концов опасность и скука сделались для «Свирепого» и его экипажа единственно привычным образом жизни. А вокруг бушевала огромная война. Победы и поражения – последних пока больше, хотя в суровых сводках новостей, что разносили по всей Галактике мощные имперские КА'ППА-передатчики, все чаще проскальзывали нотки надежды.

К удивлению Брима, его нескладный ответ на послание Марго положил начало оживленной, хотя и совершенно ни к чему не обязывающей, переписке. В часы вынужденного безделья, сменившись с вахты, он часто раздумывал об этом. В конце концов, даже такие ничтожные знаки внимания были куда больше того, на что он мог рассчитывать. Ведь он имел дело с особой (Загородных – очень благородных – кровей, не говоря уж о том, что ее рука и сердце уготованы другому. И она выше его по званию… Так на что он, собственно, надеется?

Иногда такие логические рассуждения помогали, иногда нет, причем второе – чаще.

Вдобавок он почему-то никак не мог заставить себя спокойно думать о том, что рядом с ней находится Роган Ла-Карн. Это сделалось особенно очевидным, когда очередной выпуск новостей передал изображение этой пары во время отдыха на Авалоне:

«Принцесса Марго Эффервик и Почетный коммандер барон Роган Ла-Карн проводят давно заслуженный отпуск вместе в авалонском отеле „Кортленд-Плаза“ поблизости от дворца императора. Как известно, они уже два года как обручены, хотя бракосочетание по обоюдному согласию откладывается до победы империи над ее недругами».

Непонятно почему, но вид их, держащихся за руки в до отвращения ухоженном парке, был его сердцу совершенно невыносим. Стиснув зубы, он ощущал, как пылают его щеки, и надеялся только, что никто в кают-компании этого не заметил. Надо же, карескриец, ревнующий Эффервик. Смех, да и только.

Вернувшись в каюту, он ругал себя последними словами. Он не имеет права вмешиваться в ее жизнь. Не его дело, как она проводит свой отпуск. Он ничего для нее не значит – и она для него тоже.

Впрочем, в последнее ему не особенно верилось.

В эту ночь ему, несмотря на усталость, плохо спалось – его мучили дикие, полные эротики сны. Ему снилось, будто она манит его к себе сквозь мягкий, горячий туман, но стоит ему протянуть к ней руки, как между ними возникает Роган Ла-Карн. И каждый раз, проснувшись, Брим обнаруживал себя на одинокой койке в своей маленькой каюте – и даже рев генераторор не ласкал его слух.

В конце концов он не выдержал, оделся и отправился на мостик, где провел оставшиеся до своей вахты часы, натаскивая бедного Джубала Теаду на тренажере. Даже это само по себе не такое уж приятное занятие было лучше, чем борьба с собственным распаленным воображением!

* * *

За следующие три месяца агрессивная блокадная тактика Коллингсвуд до предела истощила силы «Свирепого» и его команды. Космическое пространство в районе Альтнаггина и всей системы Трах всегда было важным перекрестком межзвездных путей Лиги; в результате «Свирепому» что ни день приходилось преследовать очередной грузовик – или самому уходить от преследования боевых эскадр Лиги, пытавшихся очистить регион от имперских кораблей. Бородов с Урсисом выбились из сил, то и дело латая корпус «Свирепого» от полученных в язычках пробоин или пытаясь починить механизмы, вышедшие из строя от постоянного использования в предельных режимах.

Точно так же и Флинну приходилось почти непрерывно латать обожженные или изорванные в клочья тела – травматизм от постоянного переутомления оказался не менее опасен, чем враги-облачники. Однако никакого облегчения не предвиделось, и все знали почему. Силы Имперского Флота были распылены так, что каждому кораблю и каждому члену команды приходилось действовать на пределе своих сил. Альтернатива этому просто отсутствовала – все хорошо помнили угрозы Негрола Трианского «покарать Имперский Флот до последнего человека», Только неизменно сопутствующая «Свирепому» удача позволяла им выносить все это. Коллингсвуд была выдающимся тактиком, так что трофейные корабли шли от них на Авалон почти сплошным потоком, вследствие чего экипажу «Свирепого» не хватало порой половины личного состава. Зато их счета в Авалонском банке росли, и даже Брим в один прекрасный день обнаружил, что расплатился со всеми своими долгами – насколько он помнил, в первый раз в жизни.

Так, в непрерывных стычках, прошел еще один месяц. Количество заплат и шрамов на корпусе «Свирепого» заметно увеличилось. Значительная часть не столь важных для жизни корабля механизмов окончательно вышла из строя – при возможности их пытались чинить, но чаще просто обходились без них. Увы, многие жизненно важные системы находились в ненамного лучшем виде и работали на пределе – если вообще работали. Часто Брим, созерцая разгромленные палубы с высоты мостика, гадал, представляет ли кто-нибудь в столице, какую цену флоту приходится платить за идею отрезать Облачников от основных источников сырья. Часть его сознания (меньшая) надеялась, что представляет. Оставшаяся часть сомневалась, что кто-нибудь там вообще понимает, что же творится на самом деле.

* * *

Только когда Бородову удалось убедить свое содескийское начальство в Адмиралтействе в том, что «Свирепый» не в состоянии больше не то что побеждать, но хотя бы драться. Отдел летных операций принял решение прислать им замену – чуть не опоздав с этим. По пути домой, на Гиммас-Хефдон, кристаллы главного хода отказывали трижды, а половина модулей жизнеобеспечения перегорела уже на второй день полета, в результате чего оставшуюся его часть команде пришлось Провести в ухудшенном подобии удушливых джунглей Креннелского Нарра.

Так или иначе, они одолели и это. Гиммас-Хефдон уже виднелся вполне различимым диском на гиперэкранах, когда Брим услышал, как грохот кристаллов наконец начинает стихать. Корабль заводили на посадку Голсуорси с Фурье, так что ему с Теадой оставалось только занять зрительские места у стены ходовой рубки.

– Можете готовиться к приземлению, Голсуорси, – неожиданно громко прозвучал в притихшей рубке голос Коллингсвуд.

– Есть, капитан! – рявкнул Голсуорси. Почти сразу же Ярим услышал, как по всему кораблю бьют колокола громкого боя, вызывая швартовую команду.

– Фурье дала сигнал Урсису, и спустя несколько тиков на нижней палубе ожили генераторы.

– К черту главный ход! – не по уставу, но вполне ясно скомандовал Голсуорси.

– Давно пора, пока он к черту с нами не покончил, – язвительно согласилась Коллингсвуд.

– Кристаллы дезактивированы, – доложил Бородов. Зеленый хвост за кормой корабля исчез.

– Защитные створки закрыты, – доложил Урсис.

– Скорость один точка ноль световой, – объявила Фурье, и гиперэкраны вспыхнули светом Гэндомова V-эффекта, лишив, корабль обзора с мостика, и сделались прозрачными снова, когда скорость корабля упала ниже критической. Эпплвуд связался с планетой, и спустя несколько метациклов они уже заходили в зону ожидания посадки у Лохсэндз, только на этот раз в Зеленой зоне. Движение было не особенно оживленным, и очень скоро «Свирепый» лег на курс, прорываясь сквозь завихрения верхних слоев атмосферы Гиммас-Хефдона.

Смертельно усталый, но все равно возбужденный, Брим нетерпеливо ждал, когда «Свирепый» пробьется сквозь слой плотных облаков. Все, что он видел пока, – это отсветы вспыхивающих с равными интервалами сигнальных огней и – периодически – свечение колец КА'ППА-связи при переговорах Эпплвуда с наземным центром. Шум генераторов понизился, и стали слышны команды и топот членов экипажа, готовившихся к приземлению. Голсуорси заложил правый вираж, и в бортовых иллюминаторах показались сквозь разрывы в низких тучах волны и отдельные льдины – берег был уже близко.

Когда корабль, выровнявшись, перешел в горизонтальный полет, Брим увидел Далеко справа две цепочки огней – словно две светящиеся спицы огромного невидимого колеса, сходившиеся к ступице-базе, однако они скрылись в тумане прежде, чем он успел разглядеть их как следует. Как обычно на Гиммас-Хефдоне, невозможно было увидеть границу между землей и небом – только туман, тучи да черное, недружелюбное море внизу.

Еще один правый вираж – генераторы на мгновение взвыли, и корабль пошел над льдинами, тускло блестевшими в свете посадочных огней в двадцати пяти иралах под килем. В очередной просвет Брим увидел, что они летят теперь параллельно еще одной дорожке, обозначенной цепочкой огней. Исполинские волны разбивались о скалистый берег. Мелькнул и пропал маяк. Прямо по курсу синее и красное светящиеся пятна в тумане обозначали вход в эорейский сектор. Брим улыбнулся про себя. Последний раз, когда он пролетал здесь, он был куда более занят, чем теперь, сидя в удобном кресле наблюдателя. На гиперэкранах показался лес мачт КА'ППА-связи – родная база.

Повинуясь командам Фурье, «Свирепый» плавно повернул, скользнул в бухту и через несколько мгновений уже завис над неярко светящимся гравибассейном. Из линз в бетонных бортах протянулись силовые лучи, и Брим на мгновение ощутил легкую тошноту – отключилась система внутренней гравитации корабля. Голсуорси молча поднял руку, и генераторы стихли. Наступила непривычная, почти гнетущая тишина, прерванная громким «Ура!», грянувшим на мостике. Этим крикам вторили другие, палубой ниже – и скоро весь корабль захлестнула волна буйного веселья. Даже обыкновенно сдержанная Коллингсвуд хлопнула Голсуорси по спине.

Теада схватил Брима за руку.

– Дошли! – захлебываясь от радости, крикнул он. – Ей-богу дошли!

– Ага, – кивнул Брим, испытывавший странное чувство облегчения. По меньшей мере еще несколько недель он будет жив. Непривычное ощущение. Он не испытывал такого с момента их отлета.

«Свирепый» вернулся домой.

* * *

Поскольку никаких дел у него все равно не было, Брим остался на мостике ждать, пока ликующая компания не разбредется по каютам. Как обычно по возвращении с боевого задания, была намечена небольшая пирушка в кают-компании, но прежде в соответствии с требованиями военного времени каждому члену экипажа предстояла беседа с офицерами из ведомства по сбору информации – и при своем звании Брим мог рассчитывать на прохождение этого собеседования в числе последних из офицерского состава. Он еще раз глянул сквозь гиперэкраны наружу – долгий вечер на Гиммас-Хефдоне начинался, как и положено, снегопадом. К гравибассейну спешила причудливая машина дежурного диспетчера. На бетонном пирсе уже столпилось несколько служебных глайдеров разного размера, и как раз напротив мостика Брим увидел цепочку фигур, поднимавшихся по трапу, согнувшись под ударами ледяного ветра. Один особенно сильный порыв его взметнул из-под пушистой парки прядь золотых волос, но ее обладательница тут же скрылась из виду. Брим мрачно усмехнулся сам над собой. Надо же, какой пустяк напоминает ему теперь о Марго Эффервик! Он тряхнул головой. Вздор, конечно же, вздор!

Прошло почти три метацикла, пока его наконец пригласили на собеседование. Ко всему прочему оказалось, что оно будет проходить в кабинете Амхерста. И тут не повезло, подумал он с мрачной иронией и постучал в дверь.

– Войдите, – послышался голос изнутри. Брим нахмурился, поворачивая ручку. Где же он слышал этот голос? И тут же его сердце отчаянно подпрыгнуло в груди.

– Вилф Брим! – воскликнула Марго, отбрасывая с лица золотую прядь. – Похоже, самое лучшее я приберегла напоследок.

Почувствовав, что краснеет, он остановился в дверях. Почему-то ему не хватало воздуха, уши пылали, и вообще он ощущал себя бестолковым школьником на первом свидании. Она оказалась еще прекраснее, чем ему вспоминалось. Куда там до нее какому-то видеоизображению, что она прислала!

– М-Марго, – пробормотал он, потом его глаза уперлись в лейтенантский значок на левом плече куртки. – То есть я имел в виду, леи…

Она тепло улыбнулась.

– «Марго» вполне сойдет, Вилф, – сказала она. – И мы никогда не попадем в кают-компанию, если вы не войдете и не позволите мне опросить вас.

Каким-то образом эти слова привели его в чувство.

– Простите, – сказал он, по крайней мере отчасти овладев собой и расплываясь в улыбке неподдельного удовольствия, потом покачал головой – Я хотел сказать, я не ожидал встретить вас здесь.

– Некоторые корабли заслуживают особого обращения, Вилф, – ответила она. – Я имею в виду те, на которых летают особые люди.

Брим смотрел на ее руки – изящные, с безупречным маникюром, – порхавшие по клавишам записывающего устройства Амхерста. Корпус корабля потрескивал, остывая; со стороны кают-компании слышались крики начавшей уже гулять компании. В голову ему не приходило никакого ответа, кроме банального «спасибо». Она была оглушительно красива Потом он потерял счет времени – она допрашивала его с профессионализмом, перед которым он слегка растерялся. Сначала это поразило его, потом восхитило – она блестяще разбиралась в военной технике, особенно в механизмах для полета в сверхсветовом режиме. Одни ее вопросы вели к следующим, а те, в свою очередь, – к новым, и все это заставляло его вспоминать детали, которые он забывал или опускал как несущественные, но имевшие для нее какую-то ценность.

– Пульты управления огнем, что вы видели в центральной сфере корвета, Вилф, – находились ли они только в верхней боевой рубке или в обеих?

– Кажется, в обеих, – ответил он.

– Они были одинаковыми? – спросила она, глядя своими голубыми глазами, казалось, прямо ему в душу. – Можно ли руководить огнем обеих башен из одной рубки при попадании в другую?

Он подумал немного.

– Можно, – твердо ответил он. – Силовые кабели вели в обе рубки.

Каждое произнесенное им слово, казалось, имело какую-то ценность. Никогда еще ему не приходилось встречать женщину одновременно столь красивую и столь одаренную. Когда она закончила допрос, он почувствовал себя совершенно измочаленным – они работали без перерыва почти три метацикла.

– У вас замечательная память, Вилф Брим, – сказала она; в ее голосе тоже слышалась усталость. – Вы дали мне кучу материала для обработки. – Она довольно улыбнулась. – Впрочем, я предвкушаю удовольствие от вина из запасов вашей кают-компании. Вы не против?

– Я буду счастлив. – Брим не сводил с нее глаз. – Правда, счастлив. – Он улыбнулся, так как на память ему пришли другие слова:

 
– Молю вас, пригубите, леди Джеральдина,
Кристального вина из этого графина, —
 

произнес он, сделав рукой драматический жест.

Марго нахмурилась и на мгновение прикрыла глаза. Потом рассмеялась, и на лице ее заиграла довольная улыбка. Она уставила в него палец.

 
– В нем мощь и сила диких трав лесных,
Своей рукой в горах собрал я их.
 

– Верно? Что-то из «Серебряной лампады» Леолина, кажется. Нет, вы, право, поражаете меня, Вилф Брим. Даже при том, что выбираете самые чудовищные стихи во Вселенной!

Они оба рассмеялись, потом она выключила записывающее устройство, и они отправились в кают-компанию.

* * *

Они опоздали к началу вечеринки – часть народу уже разошлась по другим кораблям и помещениям базы, отложив опустошение и без того изрядно поредевших запасов винных погребов «Свирепого» на другой раз. Все же в кают-компании было еще довольно людно, хотя первоначальное буйное веселье сменилось негромким гулом разговоров и мелодичным звоном бокалов. Большую часть ламп погасили, и там и, здесь за столами в тени уединялись парочки. Компания медведей уютно устроилась в дальнем углу кают-компании, и Урсис, сидевший рядом с хорошенькой медведицей, не сводившей с его морды восхищенных глаз, махнул им рукой. В воздухе стоял тяжелый аромат духов и хоггапойи. Две другие медведицы оживленно беседовали о чем-то с Бородовым, в то время как остальные мохнатые парочки чокались на содескийский манер – поднимая после каждого тоста пустой бокал кверху дном со совами древней застольной присказки: «Мы под снегом, под дождем на Содеску все пойдем!» Марго кивнула в сторону Бородова.

– Он такой душка, – сказала она со своим хрипловатым смешком. – Хитрый старый медведь.

Брим улыбнулся.

– А я и не знал, что на флоте служит столько медведиц, – признался он.

– С Содески постоянно прилетают все новые, – ответила Марго, когда он помог ей усесться за темный столик в углу. – Медведям так же трудно без них, как людям без женщин, – мягко рассмеялась она. – С профессиональной точки зрения, конечно.

– Логийское вино, что вы заказали, лейтенант, – доложил незаметно материализовавшийся из мрака Гримсби.

Брим, остолбенев от неожиданности, смотрел, как старый стюард ставит перед ними два бокала.

– Но я не… – Его глаза встретили взгляд Марго – смеющийся и чуть сонный одновременно.

– Отличный выбор, Вилф, – произнесла она, когда Гримсби наполовину наполнил ее бокал.

– Благодарю вас, лейтенант, мэм, – отозвался Гримсби. Бокал Брима он наполнил с тем же почтением. – Мои комплименты, лейтенант Брим, – произнес он. – Я могу лишь согласиться с принцессой Эффервик. Это действительно отличный выбор. Храню для особых случаев – И исчез так же быстро, как появился.

Марго пожала плечами и подняла свой бокал.

– За вас, Вилф, – сказала она, – и за старый добрый «Свирепый», и за то, чтобы Негрол Трианский поскользнулся на кожуре каомбы.

Он поднял свой бокал и коснулся ее – стекло мелодично зазвенело.

– Я готов сразиться с дюжиной Негролов Трианских – с сырыми каомбами или без, – если вы пообещаете допрашивать меня каждый раз, когда мы будем возвращаться на базу. – Вино разлилось по его жилам серебряным огнем. Ему никогда еще не доводилось пить ничего подобного.

– Одного Негрола Трианского вполне достаточно, – подмигнула Марго, – хотя я не подозревала о ваших способностях по части швыряния сырыми каомбами.

Проходили циклы, и они говорили о поэзии, о Гиммасе, о бесконечных дежурствах. Она гораздо лучше, чем он, представляла себе картину военных действий, и к моменту, когда Гримсби появился со второй бутылкой того же редкого логийского вина, Брим имел уже некоторое представление о том, что ее таинственный технологический отдел начинает понемногу разбираться в кое-каких тайнах облачников, что барон Роган Ла-Карн выбирается на Гиммас-Хефдон реже, чем ему – с ее точки зрения – стоило бы, и что, даже когда он делает это, ее собственный рабочий график не слишком способствует и без того урезанной личной жизни. Почему-то Брим не нашел в последнем замечании ничего особо необычного. Просто такая вот она девушка. Помни, убеждал он себя, это просто разговор двух профессионалов. Но… о, как хотелось бы ему удовлетворить лично эти ее потребности!

Он любовался правильным овалом ее лица, ее золотыми кудрями, бархатистыми глазами – ставшими теперь еще бархатистее от усталости и вина. И он все больше узнавал о ней – о ее жизни, ее семье, ее привязанностях, – всю ее жизнь с самого детства. Она говорила свободно, с удовольствием вспоминая жизнь такой, какой она была до войны. Брим улыбался вместе с ней, хотя рассказ ее оставлял у него привкус легкой горечи.

Потом она неожиданно окинула взглядом кают-компанию. Если не считать Гримсби, остававшегося в буфетной в силу своих служебных обязанностей, они оказались одни. Марго посмотрела на свой хроноиндикатор и зажмурилась.

– Вселенная, Вилф! – ужаснулась она. – Мне меньше чем через пять метациклов заступать на дежурство! Мне пора, прямо сейчас. – Она дотронулась до его руки, и взгляды их встретились. – Спасибо за приятное разнообразие в унылой службе, – прошептала она.

 
Как возмутительно редки Вы, радости мгновенья!
О, много ль ждет меня еще Тепла и наслажденья?
 

Помогая ей накинуть парку, Брим почему-то забыл все известные ему стихи.

– Ничего не идет на ум, – признался он. – Но я вот что вам скажу: благодаря этому вечеру приобрели смысл даже самые тяжелые моменты моей жизни. – Несколько мгновений он стоял так близко от нее, что почти касался ее лица – замечая при этом, что его чисто Профессиональный подход тает с каждым проходящим циклом.

Тут, по обыкновению как бы ниоткуда, возник Гримсби, на этот раз с собственной курткой Брима. Это разрушило чары.

– Б-большое спасибо, Гримсби, – пробормотал карескриец, ошалело глядя на коротышку-стюарда.

– Не за что, – улыбнулся Гримсби. – Она прекрасна, правда, сэр? – Он отдал честь и снова исчез в буфетной. Марго посмотрела ему вслед и сонно улыбнулась.

– На вашем месте я бы не приставала к нему с вопросами, Вилф, – хихикнула она. – Если в этой старой Вселенной и есть место волшебству, то Гримсби точно его часть.

– Вы тоже. Марго, – прошептал Брим, провожая ее к выходу.

– Что-что? – спросила она.

– Так, ерунда, – ответил он. – Просто пожелал Гримсби доброй ночи.

Ветер на улице немного стих, но все равно у Брима перехватило дух от холода, пока они спускались по трапу и шагали по заснеженному причалу к ее маленькому глайдеру.