Текст книги "Передача лампы"

Автор книги: Бхагаван Шри Раджниш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 45 страниц)

Глава 11
Следы в небе

Ошо, я не могу разграничить воображение и реальность. Могу ли я предположить, что еще не знаю реальности, поэтому почему бы не насладиться просмотром фильма в целом, не пытаясь разграничить? Или это необходимо – осознавать разницу между воображением и реальностью?

Дело не в том, чтобы делать различие между воображением и реальностью. Воображение – это то, что исчезает, когда вы осознаете его, готовы к нему.

Реальность – это то, что становится еще более реальным, когда вы осознаете ее, готовы к ней.

Вы не можете разграничить их, потому что они никогда не присутствуют одновременно.

И не нужно волноваться об этом. Все, что нужно делать, – быть наблюдательным. Что бы ни проходило через ваши переживания – мысли, чувства, – не оставляйте его без наблюдения, и тогда нереальное само по себе исчезнет. Оно не выдержит наблюдающих глаз; останется только реальное.

Поэтому для наблюдающего существует только реальное.

Для спящего – только нереальное.

И они никогда не встречаются, поэтому вопрос о разграничении не стоит. Вы не можете поставить реальность с одной стороны, а воображение с другой и сравнить, найти отличия.

Например, в комнате либо светло, либо темно. И то и другое сразу невозможно. Темнота кажется такой же реальной, как и свет, но она не реальность, потому что вы не можете ничего с ней сделать. Вы не можете включить ее, не можете выключить, не можете разделить на части; вы ничего не можете с ней сделать.

Внесите зажженную свечу – и темнота исчезнет. Она не выходит через дверь и не выскальзывает из окна. Вы можете держать все окна и двери открытыми или закрытыми; так или иначе, темноту не найти.

Свет реален, потому что вы можете сделать с ним все что угодно. Вы можете включить его, выключить. Вы можете зажечь свечу, вы можете задуть ее. Это реальность.

Темнота – всего лишь отсутствие, отсутствие света.

Свет – это присутствие, темнота – отсутствие. Воображение – даже не отсутствие; это только мысль в вашей голове; только росчерк на воде: вы еще не дописали, а его уже нет.

Поэтому не утруждайте себя поиском этих неуловимых отличий; лучше осознайте, что тени исчезнут – нереальные, воображаемые переживания исчезнут, и только то, что остается в вашей осознанности и становится все более и более ясным, в то время как вы становитесь более осознанным, – настоящее, реальное, сущность бытия.

Ошо, в Японии существует древний вид театра – я недолго изучала его, – называется Но. Там актер медленно движется вперед, по одному шагу; в то же время он концентрируется внутри – и своей энергией оставляет за собой дорожку. Если зрители по-настоящему настроены на него, они видят и его физическое перемещение, и дорожку, которую он оставляет за собой.

Ошо, ты всегда говоришь, что не знаешь, где окажешься в следующий момент, тебе все равно, где будет твой следующий шаг. Я хочу быть способной каждое мгновение ясно видеть ту дорожку, которую ты оставляешь за собой.

Какое увлекательное путешествие – быть рядом с тобой, Ошо! Мы идем туда, куда нас ведет существование.

В тот момент, когда вы доверитесь высвобождению, в тот момент, когда вы перестанете бороться с существованием, вам не нужно будет ни о чем беспокоиться; существование будет заботиться о вас.

Вся проблема человеческого ума в том, что он постоянно борется, пытается плыть против течения. Есть причина, почему он так поступает: только двигаясь против течения, он ощущает эго. Если отдаться течению жизни – без какой бы то ни было борьбы, позволяя жизни вести вас туда, куда хочется ей, то ваше эго исчезнет. Вы будете, и будете больше, чем сейчас, – более подлинным, более настоящим, но не будет ощущения «Я». И тогда вы сможете увидеть, куда направляетесь.

Даже дорожка, возникающая при вашем движении, может быть видна тем, у кого нет эго. Вы можете видеть даже след от летящей в небе птицы. Она не оставляет следов, но если ум свободен от эго, все существо становится таким чистым зеркалом, что даже такие следы отражаются в нем.

Японский вид театра, называемый Но, – это побочное явление опыта дзен. Дзен дал миру многое. Ни одно религиозное течение не было настолько созидательным и плодотворным. От него пошло искусство, ценное само по себе, – от него пошла поэзия, от него пошла литература, от него пошла драма, от него пошла скульптура. И на всем, что бы от него ни пошло, лежит легко узнаваемый отпечаток медитативности. Дзен обратил в медитацию то, что никто никогда даже не думал ассоциировать с медитацией.

Например, фехтование. Кто мог предположить, что фехтование может быть обучением медитации?

И театр. Все остальные религии осудили театр. Дзен же театр привлек. И если актер движется, сконцентрировав всю свою энергию под пупком – на два дюйма ниже пупка, где, согласно дзен, находится точка хара, источник нашей жизни, – если он внутренне концентрируется на харе и движется медленно, шаг за шагом, то те зрители, в которых достаточно тишины, увидят, как за ним остается след. Его энергия движется вперед, оставляя определенный отпечаток, который смогут прочитать только те, кто в состоянии отдаться молчаливой осознанности. Он невероятно прекрасен, весь этот спектакль. Он не похож ни на один спектакль в мире, они изменили всю его суть; они сделали его священным. Зрители находятся не в театре, а в храме, и актеры не просто играют – они медитируют.

Живопись дзен или поэзия дзен – в них то же свойство; дзен изменял само содержание того искусства, которого касался. Ни одна религия не способна на это; по сути, ни одна религия не была созидательной. Все они были разрушительными.

Дзен – сама суть созидания. Вы можете делать что угодно – ваши действия могут быть священными.

Вопрос не в том, что вы делаете; вопрос в том, делаете вы это осознанно или неосознанно.

Они сместили все акценты. Каждая религия считает: «Это неправильно, правильно то. Это делай, а то нет». Они указывают на конкретные действия, которые считают неправильными, конкретные действия, которые считают правильными, – это поистине несерьезно, потому что один и тот же поступок может быть правильным при одних обстоятельствах и неправильным при других.

Вы не можете наклеить на конкретный поступок ярлык неправильного или правильного. Тогда как определить, что морально, что аморально, что делать нужно, что не нужно? Дзен не определяет. Дзен просто говорит: «Будьте осознанным, что бы вы ни делали. Если ваша осознанность остается непоколебимой, пока вы действуете, значит, все правильно. Если вам нужно освободиться от осознанности – только тогда вы сможете сделать это, – значит, неправильно». Решающий момент уходит внутрь; не к объекту, а к вашей субъективности.

То же самое вы должны осознать здесь со мной: ни один из поступков сам по себе не является правильным или неправильным, ни один человек – плохим или хорошим. Все зависит от осознанности.

Мне вспомнился один известный мистик, Нагарджуна. Он предпочитал ходить голым. У него была только кружка для подаяния; это была его единственная вещь. Но, возможно, он был величайшим гением среди рожденных когда-либо на этой Земле: что касается умственных способностей, острота его ума бесподобна. Великие короли, королевы, известные философы были его учениками.

Некая королева была беззаветно предана ему и, когда он прибыл в столицу ее государства, велела изготовить ему в подарок золотую кружку для подаяния, украшенную бриллиантами. Когда он пришел ко дворцу просить милостыню, она сказала:

– Сначала ты должен мне кое-что пообещать.

– Ты просишь обещания у голого человека, который не имеет ничего, кроме кружки для подаяния.

– Этого вполне достаточно, – ответила она. – Я прошу твою кружку.

– Можешь взять ее.

– Но это не все. Вместо нее я дам тебе другую, и ты возьмешь ее.

– Не вопрос, любая кружка сгодится, – сказал Нагарджуна.

Он даже не осознавал, что она прячет. Золотая кружка, украшенная бесценными бриллиантами.

Он взял ее. Когда он возвращался к руинам монастыря, где остановился, его увидел вор и не мог поверить своим глазам. Кружка для подаяния сверкала, как звезды, а он был гол – без сомнения, очень красив, величествен; но зачем такая кружка голому человеку? Сколько он сможет хранить ее? Кто-нибудь украдет ее, почему не я?

Он последовал за Нагарджуной. Нагарджуна зашел в комнату, которая представляла собой небольшой сарай с кое-где оставшимися стенами. Весь монастырь был в руинах; сбоку было окно; вор спрятался снаружи, зная, что буддистские монахи едят только раз в день. Сейчас он поест, а потом ляжет немного поспать – вздремнуть. Это будет подходящий момент. В этом монастыре никто не живет уже тысячи лет.

Прежде чем предоставить ему возможность украсть кружку, Нагарджуна поел, а затем выбросил ее в окно, под которым сидел вор. Вор не мог в это поверить. Он был потрясен. В какой-то момент он даже не знал, что ему делать; что это за человек? Он поел и выбросил эту невероятно дорогую кружку, будто абсолютно бесполезную вещь, – и именно туда, где сижу я.

Он встал и спросил Нагарджуну: «Могу я зайти и задать один вопрос?» Нагарджуна ответил: «Чтобы ты сюда зашел, я должен был выбросить кружку. Входи. Кружка твоя, не волнуйся. Я тебе ее подарил, поэтому ты не будешь вором. Это подарок. Я бедный человек. У меня нет ничего, кроме этой кружки; и я знаю, что она долго у меня не задержится, потому что я буду спать, и кто-нибудь обязательно ее украдет; ты избавил меня от стольких проблем. От самой столицы ты шел за мной, я видел. А сегодня жаркий летний день. Пожалуйста, не отказывайся. Возьми ее».

Вор сказал:

– Странный ты человек. Ты что, не знаешь, какая это ценность?

– С тех пор как я познал себя, больше ничто не имеет ценности, – ответил Нагарджуна.

Вор посмотрел на Нагарджуну и попросил:

– Тогда сделай мне еще один подарок: как мне познать себя настолько, чтобы по сравнению с этим такая ценная кружка ничего не стоила?

– Это очень просто.

– Прежде чем ты что-нибудь скажешь, я хочу представиться. Я известный вор.

– Кто не вор? – ответил Нагарджуна. – Не волнуйся по пустякам. В этом мире все воры: все приходят сюда голые, не имея ничего, а потом у всех появляется то или другое. Все мы воры, поэтому не беспокойся. Вот почему я живу голый. Это вполне нормально. Все, что ты делаешь, нужно делать хорошо. Нужно только одно: когда воруешь, осознавай, будь бдительным, наблюдай. Если ты теряешь бдительность – не воруй. Вот тебе простое правило.

– Это очень просто, – сказал вор. – Когда я смогу снова тебя увидеть?

– Я буду здесь две недели. Ты можешь прийти в любой день, но сначала попробуй.

Две недели он пробовал и обнаружил, что это самое сложное в мире. Однажды он пробрался даже во дворец, отрыл дверь в сокровищницу, но когда попробовал что-то взять, потерял осознанность. А он был честным человеком. Поэтому он оставил эту вещь – ее нельзя было забрать. Но было сложно: когда он был осознанным, не было желания ничего брать; а когда он не осознавал, он хотел забрать все сокровища.

В конце концов он пришел к Нагарджуну с пустыми руками и сказал:

– Ты разрушил всю мою жизнь. Теперь я не могу воровать.

– Но это не мое дело. Теперь это твое дело. Если ты хочешь воровать, окончательно забудь об осознанности.

– Эти несколько моментов осознанности были настолько ценны. Я никогда не чувствовал себя так легко, так умиротворенно, так спокойно, так блаженно – все сокровища мира ничего не стоили по сравнению с этим, – ответил вор. – Теперь я понимаю, что ты имеешь в виду, когда говоришь, что по сравнению с познанием себя ничто не имеет ценности. Я не могу перестать практиковать осознанность. Я испил лишь несколько капель нектара, который ты, должно быть, пьешь каждую секунду. Не разрешишь ли ты мне стать твоим учеником и следовать за тобой?

– Я знал это еще в тот самый день, – сказал Нагарджуна. – Я приметил тебя еще тогда, когда ты пошел за мной. Ты думал о том, как украсть кружку для подаяния, а я думал, как украсть тебя. Мы оба занимаемся одним и тем же делом.

Никогда не переживайте ни о чем, кроме одного – это одно и есть вся религия, и это осознанность, и тогда вы сможете увидеть, куда течет ваша жизнь, куда течет все в жизни. И вы сможете почувствовать, что это единственный путь к достижению легкости, гармонии с существованием, единственный путь к растворению в целом.

Помните об одном, что бы вы ни делали – это может быть театр, это может быть приготовление пищи на кухне, это может быть мытье посуды.

У меня был ученик из Германии, Гунакар. Он слишком спешил стать просветленным, как и всякий немец! Пока он был со мной, он, конечно, не мог стать просветленным, потому что я был там и он не мог объявить, что он просветленный, он же знал, что он не просветленный; но когда он уезжал в Германию, там он объявлял себя просветленным. И он начинал писать длинные письма мировым лидерам, религиозным лидерам, представителям ООН, президентам, премьер-министрам, предлагая им способы переустройства мира. И кто-нибудь сообщал мне, что Гунакар стал просветленным. И я звал его обратно, и он возвращался ко мне. И я спрашивал: «Гунакар, это правда?»

Он отвечал: «Это неправда, но когда я приезжаю в Германию, искушение настолько велико – из-за того, что другим немцам, которые ничего не знают о просветлении, я могу это объявить, но здесь это трудно. Это странно. Люди приезжают сюда, чтобы стать просветленными, но, когда я приезжаю сюда, я становлюсь непросветленным. В Германии я остаюсь просветленным».

Три или четыре раза он становился просветленным, а потом непросветленным. Затем несколько лет – почти пять лет, которые я провел в Америке, – я о нем не слышал. Я волновался, что, возможно, он действительно стал просветленным и боится приехать. Но нет; на самом деле произошло нечто другое. Два дня тому назад кто-то сказал мне, что видел, как Гунакар в саньясинской коммуне в Германии мыл посуду.

И он знал, что этот человек много раз становился просветленным. Он спросил: «Что с твоим просветлением?» Он ответил: «Забудь об этом. Я простой посудомойщик. Не говори ерунды».

Такая осознанность может однажды сделать его просветленным – когда я мою посуду, я посудомойщик; когда я мою пол, я уборщик; когда я готовлю, я повар.

Каждый момент, что бы вы ни делали, делайте это с полной осознанностью, с тотальностью, глубиной, любовью; делайте это так, будто это самое лучшее в мире занятие. Сделайте это творчеством, чтобы каждое мгновение вашей жизни стало мгновением жизни творца.

Просветление придет само по себе, даже не постучав в вашу дверь. Однажды вдруг вы увидите, что ваша радость, ваш восторг никогда не покидают вас; спите вы или бодрствуете, они внутри вас. Уже долгое время вы не страдали, долгое время не мучились, долгое время не злились, не ревновали, не соперничали, долгое время не воспринимали себя как «Я».

В этом и заключается работа школы мистики: дать возможность вашему эго раствориться и помочь вам сдаться на милость существованию.

Ошо, подруга писала мне, что через два дня после смерти ее отца, когда она сидела возле тела, она почувствовала невероятный подъем энергии. Что происходит вокруг мертвого человека, и как нам позаботиться о его теле?

В тот момент, когда человек умирает, он высвобождает всю свою энергию. Если вы чувствительны, вы это почувствуете. Если вы доступны, открыты, вы почувствуете, как растет уровень вашей энергии. Это зависит от многого: каким был умерший человек, какой энергией он обладал. Если это был злой, жестокий человек, лучше с ним рядом не находиться, потому что высвобождаются вся его затаенная злость, вся его затаенная жестокость, и вы можете без надобности пострадать от проникновения в вас всей этой энергии.

Это вполне естественно, потому что, когда кто-то умирает или умер, вы автоматически погружаетесь в тишину рядом с ним: никто не шумит, никто не разговаривает. Смерть – настолько мистическое явление, что все испытывают настоящее потрясение.

Но первое, что нужно осознать, – какой умирает человек. Если это был человек любящий, сострадательный, добрый, всегда готовый прийти на помощь, всегда делившийся всем, что имел, тогда вам будет очень полезно побыть с ним рядом в тишине. Когда он уходит, он излучает эти энергии.

Но если он был сексуально закрепощен, насильник или преступник, лучше не приближаться к нему, потому что все, что он накопил за свою жизнь, будет высвобождаться. Он переезжает в новый дом, и вся его старая мебель должна остаться в старом доме. Он не может взять ее с собой; ее нужно бросить.

Из-за этого в Индии три основных религии – индуизм, джайнизм, буддизм – постановили, что тело умершего человека должно быть сожжено как можно быстрее, чтобы оно не излучало среди людей ненужное, вредоносное, ведь большинство людей подавляют неприглядные проявления. Поэтому в Индии не сжигаются только святые; это исключение. Их тела содержатся в самадхи – особого рода могиле, чтобы они могли излучать энергию еще много лет, иногда сотен лет. Но тела обычных людей немедленно сжигают – так быстро, как только возможно.

Другие религии мира приняли решение не сжигать тела, а класть их в могилы. Это опасно. Это значит, что вы погребаете накопленные зло, ненависть, сексуальность, желание убить – все виды энергии, которые будут излучать их могилы, и вы можете заразиться ими, они заразные.

На Востоке, когда умирает человек, познавший себя, он объявляет заранее, когда он будет умирать, чтобы все его ученики могли прийти и разделить его энергию – его последний дар. Он хочет умереть среди своих людей, своих учеников, которые могут понять его и быть восприимчивыми к нему. И он изливает на них сокровища всей своей жизни – прекрасные чувства.

Поскольку тот, кто умирает или умер, вовлечен, нужно быть очень наблюдательным.

Есть древняя притча. Как-то умирал один человек. У него было четыре сына. Они все были рядом. Он сказал старшему: «Подойди ближе, я хочу завещать тебе кое-что». Но сын не подошел. Хотя этот человек уже почти умирал, он сильно рассердился, он сказал: «Я всегда знал, что ты ни на что не годишься, ты даже не можешь выслушать, что тебе скажет умирающий человек, я, твой отец». Но молодой человек остался стоять на месте, как застывшая статуя, не шевельнувшись. Он попросил подойти второго – тот не шевельнулся. Он попросил третьего – и тот не шевельнулся. Но четвертый был еще очень юным, поэтому он подошел; и отец прошептал ему на ухо: «Эти три – предатели. Они меня предали. Хоть ты будь мне верен. Сделай одно дело. Когда я умру, разрежь мое тело на кусочки и брось по кусочку в каждый соседский дом, а потом извести полицию». Мальчик спросил: «Но зачем?» Он ответил: «Чтобы моя душа обрела покой. Увидев, как все они в наручниках идут в полицейский участок, моя душа почувствует такое умиротворение, как никогда раньше».

Три старших сына отлично знали своего отца. Всю свою жизнь он провел в борьбе. Целыми днями он просиживал в суде. Вся его жизнь была сплошной борьбой. Они побоялись выслушать последнюю волю, так как это могло оказаться опасным, а отказывать умирающему в последнем желании нельзя.

И вот он умер.

Все братья спросили юношу, что попросил отец. Юноша ответил: «Я и не думал, что наш отец был таким человеком. Я не могу это сделать. Но его душа будет очень сильно страдать».

Эта древняя притча говорит: то, каким был человек на протяжении всей своей жизни, накапливается к концу, к самому концу; сама эта энергия естественна, но какой она стала в человеке, зависит от этого человека, его личности, его поведения на протяжении жизни.

Беннет вспоминает в своей автобиографии, что после второй мировой войны он так устал – он участвовал в военных сражениях, – что почувствовал близость смерти. Но он хотел в последний раз увидеть Георгия Гурджиева, своего мастера, – по крайней мере, до того как умрет. Поэтому он поехал к нему в Париж. Он вошел, и Гурджиев спросил: «Что случилось с тобой, Беннет? Ты такой бледный, будто собрался умирать. Ты приехал как раз вовремя. Подойди ко мне поближе». Он взял его за руки, пристально посмотрел ему в глаза, и не более чем через две минуты Беннет почувствовал колоссальный прилив энергии. Но это только с одной стороны. В то же время он увидел, как Гурджиев бледнеет, и испугался того, что он делает. Он остановил его и сказал: «Остановись. Я в порядке».

Гурджиев сказал: «Обо мне не беспокойся». Он с трудом дошел до ванной и закрыл дверь, через десять минут он вышел. Он был в полном порядке.

Беннет вспоминает: «Я никогда не думал, что энергию можно передать таким простым способом».

Но она передается.

Это было настолько очевидно, что Беннет это осознал. Каждый мастер отдает свою энергию своим людям другими способами: каждое мгновение, когда он смотрит в ваши глаза; каждое мгновение, когда он подходит близко к вам. Что еще он может вам дать? Он достиг всего, чего только можно достичь в жизни. Теперь он просто делится своей энергией.

Но если умирает кто-то, с кем вы тесно связаны, – ваш отец, ваша мать, ваша жена, ваш муж, ваш ребенок, ваш друг… и вы хотите что-то сделать, чтобы принять в этом участие: человек умирает, вы живы – вы можете сесть рядом, положить свою руку на его сердце или взять его руки в свои и погрузиться в тишину и покой. И ваш покой, и ваша тишина переместятся, передадутся; и если вы сможете помочь человеку умереть в покое, в тишине, вы совершите прекрасный поступок, благородный поступок. Потом, возможно, вы почувствуете себя немного ослабевшим, усталым, опустошенным; но это нестрашно: немного отдыха – и вы в полном порядке.

Вы со своей стороны можете помочь умирающему человеку переместиться на лучший уровень жизни, но для этого вы должны оставаться в тишине, оставаться в покое. Тогда вы будете выше, и энергия сможет течь.

Энергия течет так же, как и вода – вниз. Она не может течь вверх.

Но помните, что обмен происходит в обе стороны. Если это человек с дурным характером, лучше посторониться его. Вы не сможете передать ему; наоборот, он сможет передать вам – часть своей злобы, – посеять ее семена в вашем сердце, в вашем существе. Лучше посторониться его. Но если это хороший человек, который не причинил никому никакого вреда… самое главное, если вы любите этого человека, испытываете к нему чувства, то вы сможете перелить в него свою энергию. Настал момент – и это последний шанс; у вас не будет другой возможности преподнести ему подарок.

И не может быть лучшего подарка, чем этот, потому что этот подарок может изменить все предстоящее ему путешествие. Если он умрет в тишине и покое, в следующий раз он родится на более высоком уровне.

Но вы должны быть очень осторожны. Не старайтесь сидеть, медитируя, и помогать Адольфу Гитлеру – не старайтесь. Это не в ваших силах. Вы не можете передать энергию ему; он передаст энергию вам – и тем это будет проще, если вы будете находиться в тишине и покое.

Надо быть очень осторожным, находясь рядом с умирающим человеком, потому что многое может случиться между вами. Это может повлиять на его будущую жизнь, это может повлиять на вашу будущую жизнь – разве что вы настолько осознанны, что ничто не может повлиять на вас. Тогда никаких проблем, тогда вы можете сидеть в полной осознанности даже рядом с Адольфом Гитлером, не в его силах будет навредить вам. Возможно даже, вы сможете ему немного помочь.

Ошо, возможно ли, что современные осмысленные люди, все более и более адаптируясь к изменениям как к неотъемлемой части своей повседневной жизни, станут также более открытыми твоему принципиально новому подходу к жизни?

Конечно. Чем больше они будут отрываться от своего неизменного прошлого и адаптироваться к изменениям во всех областях жизни, тем проще для них будет осознать то, что я говорю, понять то, что я говорю.

В неизменяемых обществах прошлого люди были абсолютно закрытыми.

Все было установлено раз и навсегда: даже религия присваивалась вам при рождении. Не было и речи о том, чтобы вы поменяли ее. Она была неотъемлемой составляющей вашей крови, ваших костей, вашей сущности.

Две старейшие мировые религии – это индуизм и иудаизм. Они обе не-преображающие религии, они никого не преображают.

Эти две религии самые старые, все другие религии – ответвления от них. Они не верят в преображение, потому что преображение означает возможность изменения.

В устоявшемся мире, где все неизменно, иудаист – это иудаист; он родился иудаистом, будет жить как иудаист и умрет как иудаист. И речи нет о том, что он может измениться.

В наши дни все более гибко. Возможно иметь взгляды, отличные от взглядов родителей; возможно иметь убеждения, отличные от убеждений ваших учителей. По сути, если вы осмысленны, у вас будутдругие убеждения, потому что их убеждения устарели.

Вы должны выбрать более свежие взгляды, более современные подходы к существованию.

Это абсолютно точно: из-за того, что все находится в движении и люди находятся в движении – меняют работу, жен, мужей, страну, – они более открыты для меня. Это можно видеть.

На Востоке трудно найти человека открытого и восприимчивого. В Индии особенно трудно.

На Западе проще. Это не совпадение, что большинство моих саньясинов с Запада. Причина ясна. Западный ум адаптировался к изменениям.

Восточный ум еще не адаптировался к изменениям. Он все еще живет в неизменяющемся мире.

По словам индуистов, звезды не движутся. Даже сегодня они продолжают утверждать это. Все знают, что они движутся с огромной скоростью. Но, по словам индуистов, они всего лишь декорация на земном потолке, они не движутся. Ничто не движется.

На самом деле, Индия пережила сильнейшее потрясение после Хиросимы и Нагасаки – не собственно из-за Хиросимы и Нагасаки, а из-за того, что после атомного взрыва поменялась погода, поменялся климат. До этого в Индии все было зафиксировано. Каждый год в определенные дни должны были идти дожди, каждый год в определенный момент наступало лето, каждый год в определенное время приходила зима; так было миллионы лет.

Вопрос перемен не стоял. Но атомный взрыв встряхнул всю атмосферу. Теперь нет ничего определенного. Даже это стало для индийского ума серьезным потрясением – что изменения возможны и нельзя считать само собой разумеющимся, что все всегда будет оставаться прежним.

Но Индия все еще очень далеко от восприимчивости в отношении системы убеждений. Они в этом смысле очень закрыты. Никто об этом не говорит. О разговорах не может быть и речи. У каждого есть свой бог, у каждого есть своя священная книга, каждый знает, где его храм, каждый знает свой ритуал с рождения – молитву, священника. Все установлено. К чему искать? Никто не отправляется на поиски мастера.

Поиск мастера начинается только тогда, когда вы начинаете сомневаться в своей системе убеждений.

Таково было объяснение папы, когда он сказал Галилео: «Ты должен изменить в своей книге то место, где ты написал, что Земля вращается вокруг Солнца. Это нужно изменить, потому что, согласно Библии, Солнце вращается вокруг Земли». Но Галилео ответил: «Такое незначительное утверждение – какая вам разница?» Но папа сказал: «Дело не в том, что это незначительное утверждение. Если будет доказано, что одно утверждение в Библии неправильное, у верующих зародится сомнение: если одно утверждение неверно, то где гарантия, что верны другие утверждения? И если Бог может неправильно записать положение, то он не является непогрешимым. Ты должен изменить это утверждение. Речь не о фактах, не о науке. Это вопрос всей репутации христианства». – И это что касается незначительного утверждения, никак не связанного с христианством, никак не связанного с Богом!

Но в некотором смысле рассуждения папы правильны. Если вытащить из основания храма один кирпич, то есть опасность, что начнут выпадать и другие кирпичи. И стоит раз возникнуть сомнению, как этому не будет конца; а сомнение возникло.

Западу повезло гораздо больше: сейчас он полон сомнений, скепсиса, недоверия.

Востоку не повезло: он до сих пор теряет время в прежнем непоколебимом мире, где ничто не меняется, все статично, и все известно заранее – нечего открывать, поэтому не встает вопрос ни о каких исканиях, ни о каких исследованиях, ни о каком изучении. Все уже давно сказано в религиозных книгах, и поэтому даже задавать вопросы об этом считалось греховным.

Наше время идеально для меня.

Это ясно показывает страх западных правительств. Почему они так боятся меня? У меня нет армии, у меня нет ядерного оружия. Что я могу сделать? Они знают, что я легко могу разрушить их систему убеждений, люди готовы к этому; лишь нужен кто-то, кто помог бы им осознать, что почвы, которая была у них под ногами, больше нет, им надо искать новую опору.

Этот всемирный заговор против меня кажется по меньшей мере странным, потому что никогда раньше все страны не приходили к общему мнению, что кто-то представляет собой опасность.

Не так давно немецкий суд вынес постановление, что немецкое правительство ошиблось, когда объявило меня опасным.

В судах шла борьба между саньясинами и немецким правительством, и немецкое правительство пыталось доказать, что я опасен. Но все, что они смогли доказать, – это то, что я мог бы оказаться опасным человеком. Мировой судья оказался честным и разумным человеком. Он сказал: «Так можно сказать о каждом – мог бы оказаться, но у вас нет никаких доказательств, что этот человек опасен. На каком основании вы предрекаете будущее? Только на своих предположениях?» И он запретил немецкому правительству использовать такие слова в мой адрес или в адрес моих последователей – что они опасны, что они секта.

Эти усилия правительства доказать, что я опасен, потому что я могу бытьопасен… но чем я могу быть опасен? Я могу производить ядерное оружие? Они даже не могут объяснить. Они знают, чего боятся, но сказать об этом значит раскрыть карты, что им не поможет.

Они боятся того, что я могу завладеть умами молодежи, а они никак не могут этому воспрепятствовать. Их философии и теологии мертвы, их церкви – это кладбища, их священники и их папы – лишь тени прошлого. У них нет доводов для настоящего, для нового времени, для нового человека.

Ошо, когда ты рядом, я люблю смотреть в твои глаза. Чтобы медитировать, ты посоветовал смотреть в зеркало. Можно ли для медитации смотреть на тебя?

В том, чтобы смотреть на меня, вреда нет, но у медитации на свои глаза в зеркале есть определенное воздействие, отличное от медитации на меня.

Глядя на меня, ты можешь чувствовать умиротворение, тишину, своего рода блаженство; но не это цель медитации. Цель той медитации абсолютно иная.