Текст книги "Опасно — Истина! Смелость принять непознаваемое"

Автор книги: Бхагаван Шри Раджниш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)

– Чья это девочка? Странно, она одета как мальчик – и так много карманов, и все набиты камнями?

Отец сказал:

– Что поделаешь? Это мальчик, а не девочка. Но сегодня я остригу ему волосы, хватит!

И он принес ножницы и остриг мне волосы. Я не произнес ни слова. Я пошел в парикмахерскую, которая была прямо напротив нашего дома, и попросил парикмахера... Он был опиумным наркоманом – очень хороший чело-век, но иногда он мог сбрить половину твоих усов, а про другую половину забыть. Можно было сидеть в его кресле, с салфеткой, повязанной вокруг шеи, а он все не приходил. И приходилось идти его искать. Куда он ушел? Это было нелегко, никто не знал, куда он ушел. Да и куда ты пойдешь с половиной усов? Но я любил ходить только к нему, потому что это занимало много часов.

Он рассказывал тысячу разных вещей, совершенно не связанных и ни к чему не относящихся. Я получал большое удовольствие. Именно благодаря этому человеку, Натуру – его звали Натур, – я узнал, каков человеческий ум. Впервые я познакомился с человеческим умом благодаря ему, поскольку он не был лицемером. Он говорил все, что приходило ему на ум. В сущности, между его умом и его языком не было никакой разницы! Он просто произносил все, что происходило в его уме. Если он спорил с кем-то в уме, он начинал спорить вслух – а рядом никого не было. Один я никогда не спрашивал его: «С кем ты споришь?»

Поэтому он был всегда рад мне, так рад, что никогда не брал с меня денег, если я приходил подстричь ногти или за чем-то еще.

В тот день я пришел к нему и сказал – мы обычно называли его кака, что означает дядя:

– Кака, если ты в порядке, побрей мою голову наголо.

– Хорошо, – ответил он. Он не был в порядке – иначе бы он отказался, потому что в Индии голову бреют только в том случае, если у тебя умер отец, иначе наголо никто не стрижется. Видимо, он принял изрядную дозу опиума, и он побрил меня наголо.

– Отлично, – сказал я.

Я пришел домой. Отец посмотрел на меня и спросил:

– В чем дело?

Я сказал:

– Какой смысл – ты остриг мои волосы ножницами, и они вырастут снова. Я решил покончить с этим. И кака согласился. Я попросил его, и он сказал, что согласен: «В любое время, когда нет клиентов, можешь приходить и я тебя побрею наголо, и денег не надо». Так что не беспокойся. Он обслуживает меня бесплатно, так как его никто не слушает, кроме меня.

Отец сказал:

– Но ты прекрасно понимаешь, что проблем теперь будет еще больше.

И тут же подошел какой-то человек и спросил:

– Что случилось? У этого мальчика умер отец?

Без этого никто...

– Видишь! – воскликнул отец. – Было лучше, когда ты был девочкой. А теперь я умер! Отращивай волосы как можно скорее. Иди к своему каке, этому наркоману, пусть что-нибудь сделает, иначе у меня будут большие проблемы. Весь город, все начнут приходить. Ты ходишь по всему городу, и все будут думать, что твой отец умер. Все начнут приходить.

И все действительно стали приходить. Это был последний раз, когда он что-то со мной сделал. После этого случая он сказал:

– Я больше ничего не буду делать, ведь это приводит к еще большим проблемам.

– Я ни о чем не просил, – ответил я, – я просто делаю свое дело. Тебе не нужно было вмешиваться.

Я никогда не позволял ему давать мне советы. Вскоре всей моей семье стало понятно, что я терпеть не могу советов – что бы мне ни говорили, я все делал наоборот, чтобы отучить их давать мне советы.

Я говорил им:

– Если вы посоветуете мне что-нибудь, я сделаю полностью наоборот, так что лучше не давайте мне советов. Я не хочу всю жизнь носить в себе ваши голоса, – пожалуйста, не засоряйте мой ум. Я хочу слушать свой собственный голос, если он есть. А если его нет, то мне хорошо и так. Меня вполне устраивает мое естество.

Постепенно они поняли, что в мои дела лучше не вмешиваться, да в этом и не было смысла, поскольку это приводило к еще большим проблемам – я начинал делать что-то такое, что доставляло им еще больше беспокойства.

В конце концов дошло до того, что, бывало, когда я сидел в комнате, моя мама оглядывалась вокруг и говорила:

– Никого нет. А я хотела, чтобы кто-нибудь сходил на рынок за овощами.

Я отзывался:

– Я тоже никого не вижу. Здесь никого нет, только я сижу – никого нет.

Меня не брали в расчет, не считали кем бы то ни было – я был никем. Она могла смотреть на меня и говорить:

– Я никого не вижу.

И она соглашалась со мной:

– И я никого не вижу, комната пуста.

И она уходила, чтобы найти кого-нибудь, чтобы отправить его на рынок.

С того момента как они признали меня никем... я заметил, что именно с того момента перестал слышать голоса. А это произошло где-то в возрасте девяти или десяти лет. Им пришлось признать меня никем – ни в чем не рассчитывать на меня, не поручать мне никаких дел, даже самых мелких.

Потому что, бывало, мама говорила мне:

– Сходи принеси дюжину бананов, – и я шел. Рынок был недалеко, всего в четверти мили – наш город был небольшим. Но пока я туда шел, я встречал так много людей, завязывалось так много разговоров, что к тому времени, когда я попадал на рынок, я забывал, зачем пришел. Кроме того, рынок уже закрывался. Нужно было скорее что-то покупать, потому что солнце уже садилось или давно село.

Тогда я возвращался домой и спрашивал:

– За чем ты меня посылала?

– Тебе ничего нельзя поручить, – отвечала мать. – Я просила сделать простую вещь: купить дюжину бананов – а ты приходишь через пять часов с пустыми руками и снова спрашиваешь.

Я отвечал:

– Что поделать? Мне повстречалось столько людей, нужно было решить столько проблем, столько вопросов, было столько споров. Когда я пришел на рынок, я уже обо всем забыл, поэтому мне пришлось вернуться и спросить.

Все перестали надеяться, что я могу быть чем-то полезен, – но это мне невероятно помогло. Мало-помалу в своем собственном доме я стал отсутствующим. Все проходили мимо меня, как будто никого не было. Со мной не здоровались. Меня ни о чем не спрашивали.

И, насколько я помню, с тех пор я не слышу никаких голосов. Но до десяти лет они меня очень одолевали, и когда я начал работать над собой, мне пришлось встретиться со всеми этими голосами и сознательно их отбросить. Это не сложно, нужно просто осознать, что это не твой голос, а голос твоего отца, матери или раввина, – и с благодарностью сказать ему: «Спасибо, что был со мной все это время, но теперь все, хватит. Теперь мы расстаемся».

И как только ты освободишься от всех голосов, только тогда... потому что среди толпы на рыночной площади, в которую ты превратился внутри себя, практически невозможно услышать свой собственный голос. Это будет началом того, чтобы быть собой; дальше случится гораздо большее – но это естественно, тебе не нужно ничего для этого делать.

Все, что тебе нужно, – это избавиться от голосов, которые заглушают твой собственный голос. И как только это произойдет, начнет расти твое собственное видение, твое собственное понимание. Понемногу, понемногу ты начнешь осознавать проблемы, которые никогда раньше не осознавал – у тебя были готовые ответы. Впервые ты начнешь слышать чрезвычайно важные вопросы – раньше ты даже не подозревал, что они у тебя есть.

А свой собственный вопрос всегда очень важен, именно потому, что это твой собственный вопрос, и в самом этом вопросе заключен ответ.

Только если вопрос твой собственный, в нем заключен ответ. Но все так называемые доброжелатели постоянно дают тебе свои собственные вопросы и ответы. Никого не интересует, твой ли это вопрос, твой ли это ответ. В действительности они боятся, что однажды ты можешь найти свой собственный вопрос. А как только ты найдешь свой вопрос, все их ответы окажутся недействительными, все их писания окажутся чепухой. И они опасаются, что, как только ты обретешь свое собственное существо, ты станешь индивидуальностью.

Обществу не нужны индивидуальности. Оно хочет, чтобы ты был христианином, хорошим христианином, хорошим иудеем, хорошим индусом, респектабельным. Оно не хочет, чтобы ты был индивидуальностью, потому что индивидуальности живут и действуют свободно. Индивидуальность лучше умрет, чем позволит сделать себя психологическим рабом.

А как только ты индивидуальность, познать себя становится очень просто, потому что тогда ты являешься собой. Тогда тебе достаточно только закрыть глаза и посмотреть, кто ты есть.

Так что не разделяй свой вопрос на две части. Не спрашивай меня, что важнее – быть собой или познать себя. Я понимаю, почему возник этот вопрос. Есть известный афоризм Сократа: «Познай себя», а современная психология пришла к пониманию, что необходимо «быть собой». Отсюда возникает вопрос: что важнее? Сократа нельзя отнести к прошлому. Есть люди, которые всегда будут оставаться современниками. Сократ один из тех, кто всегда будет современным. Когда он говорит: «Познай себя», он подразумевает, что, не будучи собой, познать себя невозможно. Чтобы познать себя, необходимо быть собой, – это две стороны одной медали.

Но для начала будь собой, ведь так многое в тебе было нарушено, так многое было у тебя отнято, так многое отделено. Твое существо покрыто столькими слоями личности, что тебе придется делать в точности то же, что делают с луковицей: счищать слой за слоем. Когда ты снимаешь с луковицы один слой, под ним обнаруживается другой, более свежий. Ты удаляешь его, а там еще один, еще более свежий, более живой. Точно так же и с тобой: ты покрыт слоями личности.

Слово личность (по-английски personality) заслуживает внимания. Оно происходит от корня персона. В Древней Греции в театре актеры играли в масках, и они говорили через маску. Сона означает «звук». Персона означает «звук, исходящий из маски». Ты не видишь самого человека, ты только слышишь звук, который исходит от маски. От этого слова персона и произошло английское слово personality, личность. И это в буквальном смысле так: твоя личность – не что иное, как множество масок. И все, что ты говоришь или делаешь, исходит от маски; это никогда не является подлинно твоим, на этом нет твоей подписи. Так что сначала отбрось все свои личности.

И запомни, личность у тебя не одна. Обычно люди думают, что у них одна личность, – вовсе нет. У тебя их много. У тебя в запасе имеется множество личностей, и когда тебе нужна другая личность, ты тут же меняешь маску. Ты мгновенно становишься другим человеком, не проходит даже секунды. Это стало почти автоматическим – смена одной личности на другую. И этих личностей так много, что ты даже не сможешь их сосчитать. Чем больше у человека личностей, тем более он искушен и тем большим уважением пользуется в обществе. Конечно, его личности дают ему больше возможностей. Они позволяют ему делать много такого, что не могут делать другие.

Гурджиев часто подшучивал над своими учениками. Он сидел в центре, один ученик с одной стороны, другой – с другой. А он очень много работал над личностями. Он работал так целенаправленно, что научился, как многие актеры, изображать... Сидевший с одной стороны ученик видел, что он в очень хорошем настроении, а ученик с другой стороны видел, что он так зол, что с ним лучше не заговаривать, – он может ударить или сделать еще что-нибудь. Он мог одной половиной лица улыбаться, в то время как другая половина оставалась мрачной и серьезной. Этому трудно научиться, но возможно. В этом нет ничего исключительного – актеры, великие актеры, постоянно это делают.

Ты смотришь фильм и не задумываешься над тем, что в один момент актер должен смеяться, а в другой – плакать. Когда снимается кино, он постоянно меняет личности. Ты видишь только историю, которую тебе показывают, но что происходит с актером? Он влюбляется в женщину, которую ненавидит, и демонстрирует все то, что, возможно, даже настоящий влюбленный не сможет показать: взгляд, выражение лица, слова, объятия – все. На мгновение он становится любовником. Он полностью облекается в личность возлюбленного стоящей перед ним женщины.

А в следующем эпизоде, возможно, ему придется плакать – актеры способны плакать, вызывать у себя слезы. Вначале, чтобы вызвать слезы, они используют химические вещества, но это делают только начинающие актеры. Когда актер становится по-настоящему опытным, это уже не требуется, он просто меняет личность. Он делает печальное лицо, и из его глаз начинают течь слезы. Он обманывает не только зрителей, он обманывает химические процессы собственного организма.

Все эти личности постоянно с тобой. Ты – целая толпа разномастных людей, многие из которых враждебны друг другу, постоянно конфликтуют, дерутся, борются. Вот почему все люди так страдают. А иначе нет никакой причины страдать – если внутри тебя нет множества голосов, конфликтующих, борющихся, пытающихся контролировать все остальные, когда каждый голос пытается стать монополистом. Гурджиев называет их «я», что то же самое. Можно называть их личностями, «я» или эго, можно начать за ними наблюдать – это очень занятная игра, наблюдать за ними. Вечером ты решаешь, что завтра утром встанешь в пять часов. Ты принимаешь такое решение на протяжении многих лет, и ты знаешь, что каждый вечер ты принимаешь такое решение. Но в этот вечер все будет по-другому – и это ты тоже знаешь. Каждый вечер ты говоришь: «На этот раз все будет по-другому, завтра я встану. Всему есть предел!»

Но все это ты говоришь каждый вечер – ты не сказал совершенно ничего нового, но не осознаешь этого. А утром, когда в пять часов звенит будильник, ты просто нажимаешь кнопку и злишься на будильник. Ты можешь швырнуть его, повернуться на другой бок и сказать: «Такое холодное утро, а этот глупый будильник...» – и продолжить спать. Ты собираешься поспать только несколько минут... И это продолжается на протяжении многих лет. Каждое утро ты снова засыпаешь «всего на несколько минут». А потом ты проснешься в девять и снова будешь раскаиваться, расстраиваться и недоумевать: «Как это произошло? Я же решил встать». И все это будет повторяться снова и снова; и ты никак не поймешь, что личность, принимающая решение вечером, – это одна личность, а та, что бросает потом будильник, – совсем другая. Это разные личности, они не могут быть одной личностью.

Личность, которая говорила: «Завтра я встану», ушла с главенствующего положения, оставила свое руководство. Ее место занял кто-то другой, кто говорит: «Забудь все эти глупости». Он бросает будильник и говорит: «Продолжай спать. Такой холод – ты что, дурак?» И так приятно закутаться в одеяло, так тепло, – после вмешательства будильника спать еще приятнее. А в девять часов, когда ты опять просыпаешься, ты огорчаешься. Это уже другая личность – она не бросала будильник; это не та личность, которая говорила: «Еще пару минут...» И эта личность решает: «Все, завтра утром, что бы ни случилось, я встану».

Это может продолжаться всю твою жизнь, и ты никак не можешь увидеть очевидный факт: у тебя много личностей, и каждый раз говорят разные личности, у них разные идеи; они говорят разные вещи.

Понаблюдай. Если ты просто понаблюдаешь за этим, ты получишь такое удовольствие, это так тебя развлечет, что не нужно будет ходить ни в какое кино. Можно просто закрыть глаза и смотреть фильм, постоянно прокручивающийся внутри, с множеством актеров и актрис, со всем, что необходимо, – полнометражный фильм, без всякого монтажа.

Но прежде чем ты сможешь узнать себя, тебе нужно стать собой. Ты должен сбросить все эти личности, как одежду, и остаться полностью обнаженным.

Именно с этого нужно начать, и тогда следующий шаг будет очень простым. Вся сложность в этом первом шаге, второй шаг очень простой. Когда все личности будут отброшены, толпа покинет тебя и ты останешься один, просто закрой глаза – и ты увидишь, кто ты, потому что больше никого не останется. Будет только осознание невероятной тишины, полного отсутствия объекта.

Ты не найдешь там никакого Бога, никакой души, никакого ангела – все это выдумки. А если ты что-то найдешь, имей в виду, что у тебя опять галлюцинации. Если ты встретишь Иисуса, оттолкни его! Если встретишь Кришну, скажи ему: «Уходи прочь. Для тебя здесь нет места, оставь меня одного». Только Будда имел смелость сказать: «Если встретите меня на пути, немедленно отрубите мне голову».

Ты должен отрубить Будде голову, иначе ты не останешься в одиночестве, – а если ты не один, как ты сможешь узнать себя? Когда ты один, внезапно, из ниоткуда, возникает аромат, называемый просветлением. Внутри тебя вдруг все озаряется, впервые ты наполняешься светом, и вся темнота рассеивается.

Ночь кончилась, взошло солнце, и это солнце больше уже никогда не зайдет.

Глава 14
ОБЩЕСТВО ПРЕВРАЩАЕТ ВАС В ТОЛПУ, МЕДИТАЦИЯ ВЫВОДИТ ВАС ИЗ ТОЛПЫ

Почему изначально люди были уведены в сторону от своей истинной сущности?

Человек рождается с неизвестным, непознаваемым потенциалом. Когда он приходит в этот мир, его истинное лицо еще не видно. Он должен его найти, ему предстоит исследование, и это очень красиво. В этом и состоит разница между существом и вещью.

Вещь не обладает потенциалом; она – это то, что она собой представляет. Стол – это стол, стул – это стул. Стул никогда не превратится во что-то другое; у него нет потенциала, он обладает только своей данностью. Он не является ничьим семенем. Человек – это не вещь, и это влечет за собой все страдание и всю радость, все вызовы и все беспокойства.

Ребенок приходит чистым, на нем ничего не написано; нет никаких указаний на то, кем он должен быть, – ему открыты все измерения. И это первое, что необходимо понять: ребенок – это не вещь, ребенок – существо.

Он еще не состоялся, ему еще предстоит случиться. Он – это процесс, и невозможно предугадать, где он закончится, каков будет конечный результат его жизненных опытов, переживаний, беспокойств, экстазов, что получится в конечном счете. Суммарный итог его жизни вначале неизвестен. Ребенок не приносит с собой карты. Астрологи и хироманты обманывают тебя, и им это удается, поскольку для этого у них есть все возможности. Родители хотят знать, что произойдет с их ребенком, они делают это из любви, поэтому их и эксплуатируют всевозможные мошенники. И эти мошенники предсказывают: «С ним случится то-то или то-то», но это не причиняет большого вреда; они эксплуатируют тебя чуть-чуть. Их предсказания никогда не исполняются.

Настоящую проблему представляют собой священники, политики и педагоги. Политика не интересует истинный потенциал ребенка; он заинтересован в том, чтобы этот ребенок стал частью его игры во власть. Он вкладывается в каждого ребенка, ибо каждый ребенок – его потенциальный сторонник или противник. Предвыборную кампанию нужно начинать как можно раньше, потому еще до того, как ребенок встанет на ноги, его направляют на путь, который будет исполнять желания политика, но уничтожит внутреннее семя в ребенке.

Священник также заинтересован; он тоже инвестирует в детей. Папа тем более значителен, чем больше в мире католиков. Если католиков не станет, какой смысл будет в Папе, кого он будет интересовать? Каждый новорожденный обладает определенной силой, которая может быть использована политиками и священниками.

Вскоре, когда ребенок станет вполне оперившимся гражданином мира, его нужно будет захватить. Если он родился в католической семье, то он должен стать католиком; или если, по счастью, он сирота, тогда о нем позаботится Мать Тереза и обратит его в католичество. Это великая удача. Чем больше в мире сирот, тем больше Нобелевских премий сможет получить Мать Тереза и тем больше будет католиков. Чем больше в мире нищих... Их легко можно обратить в католичество.

Иисус говорит, что не хлебом единым жив человек. Это верно в отношении подлинного человека, но не в отношении масс. А что касается масс, я утверждаю, что человек жив хлебом, и одним только хлебом. И вокруг одни только массы. Где ты встречал настоящего человека? Эти политики, священники и педагоги не предоставляют ни одного ребенка самому себе, чтобы тот мог стать подлинным, обрел свое истинное лицо и нашел себя. Повсюду люди, которые имеют корыстные интересы в отношении каждого ребенка. А ребенок – это чистый лист, на нем ничего не написано, и каждый испытывает искушение написать на нем что-нибудь. Родители, естественно, хотят записать туда свою религию, касту, свою философию, политическую позицию – ведь ребенок должен представлять их самих. Он должен нести их наследие.

Если на протяжении веков они были индусами, ребенок должен быть индусом и нести наследие индуизма будущим поколениям. Их не интересует собственный потенциал ребенка – он никого не волнует, – их интересуют личные вложения, и естественно, каждый родитель вкладывается.

Родители так много отдают детям: дают им жизнь, растят, дают им образование – и все это делается с определенными условиями – не важно, высказано оно вслух или нет. Однажды они скажут: «Мы столько для тебя сделали – сейчас настало время тебе сделать что-то для нас». Возможно, они и сами не осознают, что делают, – просто именно так их воспитали собственные родители; поколение за поколением происходит одно и то же.

Учитель заинтересован в том, чтобы ученик представлял его самого. Религиозный учитель заинтересован в том, чтобы ученик был моделью его учения. Я хочу, чтобы ты запомнил: каждый заинтересован в ребенке с теми целями, которые абсолютно не интересны ребенку.

А ребенок очень беспомощен, он не может бороться против всех этих людей. Они сильны; он зависит от них. Если они захотят что-то из него сделать, ему придется этим стать. Ребенку абсолютно ясно: если он выступает против своих родителей, он проявляет непослушание, он их предает. Эти идеи тоже внедрены родителями, священниками, учителями – и он чувствует вину.

Любое самоутверждение с его стороны превращается в проступок, а удовлетворение малейшего требования родителей, учителей, священников, политиков, – которое не более чем прихоть, – высоко вознаграждается. Ребенок с самого детства начинает учиться политике, становится лицемером – ведь, если он говорит правду, его наказывают. Теперь в его распоряжении простой расчет, и мы не можем осуждать его за это.

Когда я был ребенком – а из собственного опыта я могу говорить более авторитетно, так как не знаю, каково было твое детство, а знаю только свое – это была ежедневная проблема. Меня постоянно просили быть честным. Я сказал отцу: «Когда ты просишь меня быть честным, помни об одном: честность должна быть вознаграждена, а иначе ты толкаешь меня на нечестность. Я готов».

Очень быстро я вычислил, что правду говорить невыгодно – потому что за это наказывают. А ложь приветствуется – ты вознагражден. Это был решающий, очень важный момент. И я четко дал понять своим родителям: «Если вы хотите, чтобы я был честен, честность должна быть вознаграждена – и не когда-то в следующей жизни, а здесь и сейчас, потому что честен я здесь и сейчас. А если честность не приветствуется и вы меня за это наказываете, тогда вы заставляете меня лгать. Так что пусть это будет четко определено, и тогда для меня это не проблема – я всегда буду честен».

Не думаю, что любой ребенок способен это вычислить и заключить четкий контракт со своими родителями, но со своим отцом я сделал это. И как бы это ни было против него, против его морали, его общества, его репутации – каковы бы ни были последствия, я всегда говорил правду. И за это я должен был быть немедленно вознагражден. «Иначе, – говорил я, – как ты знаешь, в следующий раз я скажу то, что ты хочешь услышать, – но помни, что это будет ложь».

Когда я впервые сказал это своему отцу, он ответил: «Мне нужно подумать. Кажется, ты хитришь. Ты накидываешь на меня неуловимую сеть... Сначала ты совершаешь какую-нибудь шалость, потом ты честен – и я должен вознаградить тебя за эту шалость!» Я сказал: «Тебе решать, хочешь ли ты, чтобы я был честен. Я буду делать то, что хочу, в любом случае. Шалость будет в любом случае. Она уже случилась, и только после встает вопрос: быть мне честным или нет. Так зачем впутывать сюда шалость? Она уже произошла. Теперь уже ничего не поделаешь, ее невозможно отменить.

Но ты можешь заставить меня солгать – и я солгу. И я сделаю это с таким лицом, что ты будешь полностью уверен, что я говорю правду. Я научусь. Если все развернется именно так, то пусть так и будет, но помни, что это ты ответствен за то, что отвлек меня от правды, так как поощрял ложь и наказывал правду. Можешь подумать. Я не тороплюсь. Обращайся, если что».

И случилось вот что... За два-три квартала от нашего дома жила семья очень ортодоксальных браминов. Брамины полностью сбривают волосы, оставляя над седьмой чакрой лишь небольшой островок волос, которые продолжают расти. Они зачесывают их вверх и убирают под шапку или тюрбан. И то, что я сделал... Я взял и отрезал волосы их отца. В Индии летом люди спят на улице. Кровати и кушетки выносят из домов, и весь город ночью спит на улице – в домах слишком жарко.

Он спал, и я в этом не виноват... У него была такая длинная чоти – этот пучок волос называется ноты. Я никогда ее раньше не видел, потому что он прятал ее под своим тюрбаном. Во время сна она свесилась и коснулась земли. И она была настолько длинной, что я не смог устоять. Я побежал домой, схватил ножницы, отрезал ее и отнес к себе в комнату.

Утром, должно быть, он обнаружил, что произошло. Он не мог поверить: ведь в ней содержалась вся его чистота, вся религиозность – и теперь его духовность была разрушена. Все вокруг знали, что, если что-то идет не так, первым делом нужно идти ко мне. И он пришел незамедлительно. Я сидел снаружи, так как знал, что он придет. Он посмотрел на меня. Я тоже на него посмотрел.

– На что ты смотришь? – спросил он.

Я ответил:

– А на что смотрите вы? На то же самое.

– На то же самое?

– Да, на то же самое. Назовите это.

Он сказал:

– Где твой отец? С тобой я вообще не хочу разговаривать.

Он вошел в дом и привел моего отца. Отец спросил:

– Ты сделал что-то этому человеку?

– Этому человеку я не сделал ничего, но я срезал чоти, которая, без сомнения, не может ему принадлежать – ведь пока я срезал ее, чем был занят он? Он не смог этого предотвратить.

– Я спал, – ответил он.

– А если бы я отрезал вам во сне палец, вы бы тоже продолжали спать?

– Как я могу спать, если кто-то отрезает мой палец? – сказал он.

Я ответил:

– Это доказывает, что волосы – это мертвая вещь. Их можно срезать, и человек не будет ранен, не пойдет никакой крови. Так вокруг чего столько шума? Мертвая вещь свисала до земли, и я подумал, что вы всю жизнь без надобности носите ее внутри своего тюрбана – почему бы не освободить вас от нее? И я заключил контракт со своим отцом, что всегда буду искренним.

Я вынес его чоти и сказал:

– Если вы так в ней заинтересованы, можете забрать ее обратно. Если в ней содержится ваша духовность, ваше браминство, можете связать ее и положить в свой тюрбан. В любом случае она мертва; она была мертва, когда была соединена с вами, и осталась мертвой, когда я ее отсоединил от вас. Можете вложить ее в свой тюрбан.

Я повернулся к своему отцу.

– Мое вознаграждение? – сказал я прямо на глазах у этого брамина.

– О каком вознаграждении он говорит? – спросил тот.

– В этом трудность... – ответил отец. – Вчера он предложил заключить контракт о том, что если он искренен и говорит правду... Но он не только сказал правду, но и предоставил объяснения. Он изложил всю историю, которая действительно логична, в том смысле, что это была мертвая вещь. Так зачем о ней беспокоиться? И он ничего не скрыл.

И он наградил меня пятью рупиями. В те дни в этой маленькой деревушке пять рупий были огромной суммой.

Брамин разозлился на моего отца:

– Ты испортишь этого ребенка. Ты должен не рупии ему давать, а выпороть его. Теперь он будет отрезать чоти и у других. И если за каждую чоти он получит по пять рупий, тогда со всеми браминами в городе будет покончено – ведь все они по ночам спят на улице, а во время сна невозможно держать чоти в руках. Что ты делаешь? Это станет прецедентом.

Отец ответил:

– Но это мой договор. Если ты хочешь наказать его, это твое дело – я не буду вмешиваться. Я награждаю его не за шалость, а за правду – и я буду награждать его за это всю жизнь. А что касается самого поступка, ты можешь сделать с этим что хочешь.

– Ты ставишь меня в еще более затруднительное положение. Если я сделаю что-нибудь этому мальчику, думаешь, все останется на своих местах? Я семейный человек, у меня жена, дети, дом – завтра мой дом будет сожжен.

Он был очень зол:

– Особенно сейчас это создает мне сложности. Завтра я должен ехать на церемонию в другую деревню, и если люди увидят меня без чоти...

Я сказал:

– Не переживайте. Я отдам вам вашу чоти обратно. Можете тоже вознаградить меня за это. Просто не снимайте тюрбан – и все. Даже ночью пусть он будет на вас. Это не такая уж и проблема – всего лишь вопрос одной ночи. Да и кто посреди ночи пойдет искать вашу чоти? Все будут спать.

– Не надо мне давать советов, – ответил он. – Я с удовольствием поколотил бы тебя, но знаю, что это создаст целую цепь событий.

– Цепь уже создана. Сначала вы приходите жаловаться; затем вы не вознаграждаете меня за абсолютную искренность и честность – говорю вам, что не смог устоять перед искушением. И я никому не причинил вреда; не было никакого насилия – из вашей чоти не пролилось ни капли крови. Пожаловавшись моему отцу, вы уже создали цепь реакций.

Он сказал отцу:

– Ты только послушай!

– Меня это не касается, – ответил тот.

Я сказал отцу:

– Вот в чем состоит все учение браминов: в цепочке реакций.

– Держи свою философию при себе, – ответил отец. – И прекрати ходить на эти лекции садху, монахов и махатм, после которых ты приходишь к таким странным выводам.

– Но это мои слова, и они ничуть не странны. Они в точности иллюстрируют теорию кармы: ты совершаешь поступок, за ним следует реакция. Он совершил поступок, пожаловавшись на меня; теперь последует реакция.

И она последовала. Ведь он рассказал мне про другую деревню... Он был очень зол на меня, а когда ты зол, ты зол – он был полностью вне себя. Поэтому он срывался на жене, на детях... Я наблюдал за всем этим; он вынес свои вещи и погрузил их на коляску.

И в момент, когда он вышел, я сказал жене:

– Вы понимаете, куда он едет? Он уезжает навсегда, а вы даже не подозреваете. Он приходил к моему отцу и сказал, что уезжает навсегда и никогда не вернется.

Жена тут же заголосила:

– Остановите его!

Люди побежали и остановили повозку.

– Почему ты меня задерживаешь! Я должен успеть к поезду!

Ему отвечали:

– Только не сегодня. Твоя жена рыдает и бьет себя в сердце – она может умереть!