Текст книги "Операция «андраши»"
Автор книги: Бэзил Дэвидсон
Жанр:
Военная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)
Глава 16
Неожиданно Корнуэлл начал отдавать распоряжения.
Он стоял среди них, расставив ноги, покачиваясь, еще ошеломленный сном. Руки были судорожно прижаты к груди, лицо дергалось от нервного тика. Они чувствовали, что между ними и им легла непроходимая пропасть – в сером предрассветном сумраке он выглядел буйно помешанным: его золотистое лицо, все в засохшей грязи, нелепо гримасничало, пальцы впивались в локти, разгибались, снова скрючивались, темные глаза помутнели от мучительного презрения к себе.
Девушка не стала тратить время на отпирательства и сразу сама бросилась в нападение:
– Вы собирались их убить, и я их развязала.
Он прижал ладонь ко рту, пропуская мимо ушей слова и решения Корнуэлла, и рассудительно думал о том, что они ни разу не брились с тех пор, как ушли из виноградников над Нешковацем. Он упрямо цеплялся за эту бессмысленную мысль, выискивая в ней все оттенки смысла. Если бы у него была сигарета! Корнуэлл бормотал:
– Мы их догоним.
Девушка жестко нанесла ответный удар:
– Ну так чего же вы ждете?
– Мы их догоним. Они не могли уйти далеко. Он услышал, как Андраши сказал спокойно:
– Зачем, собственно, искать их? Ведь таким образом вы освободились от ответственности за них.
– Но не за вас. – Лицо Корнуэлла побелело от напряжения. Наступило короткое молчание. Затем Корнуэлл сказал:
– Даже предательство ничего не меняет.
– Мы вас не предавали, – возразил Андраши. – Вы бы сами предали себя. Или это сделали бы за вас вот они.
Но теперь на Корнуэлла этот довод уже не действовал. Он нетерпеливо отмахнулся от него.
– Том, мы догоним их еще в лесу. Вы остаетесь с этими двумя.
Он привскочил.
– Я пойду с вами. Пусть Митя останется. Корнуэлл сказал лихорадочно:
– Лейтенант Малиновский, прошу вас…
– Нет, – угрюмо перебил Митя. – Я иду с вами. А этих свяжем до нашего возвращения.
Из своего угла вышел Бора, про которого они забыли.
– Изловить их надо. До того, как они спустятся к Венацкой каменоломне, или после.
Том размотал веревки. И он же связал профессора Андраши и его дочь.
Усталость их не прошла, но они про нее забыли и спускались в долину бегом. Старый лес сменился кустарником и порослью лиственниц, а впереди все шире раскидывалась клубящаяся туманом равнина. Тут они перешли на быстрый шаг, и Бора уверенно повел их вперед, а потом там, где венацкий пост мог и должен был устроить засаду, резко повернул влево к лесу. Том слышал клокочущее дыхание Боры, заглушавшее даже хрип в его собственном горле. Они решились на неимоверный риск. Они отбросили золотую заповедь, Дэвидсон запрещавшую без разведки проходить там, где может быть засада. Но Бора торопливо шагал вниз по тропе, и они без колебаний следовали за ним.
Затем кустарник остался позади, и уже ничто не заслоняло равнины. Чуть ниже них легкая дымка висела над пологими лугами, которые переливались всеми зелеными и золотыми оттенками. Они находились на уровне Венацкой каменоломни, но ее загораживал от них лесистый гребень, который, как помнил Том с зимы, уходил вниз почти отвесной стеной из красного камня с путаницей дрока и вывороченных камней по верхнему краю. Немного в стороне, пока тоже невидимая, стояла контора каменоломни, где находились солдаты. Он остановился, потому что остановился Корнуэлл. Митя спросил:
– А мы их не упустили?
Бора покачал головой.
– Они останутся с постом и вызовут подкрепление. Там есть телефон.
Они молча ждали, что решит Корнуэлл. Он сказал глухо, глядя в землю:
– Я не имею права просить вас…
Митя торопливо перебил:
– Ясно. Куда нам идти, Бора?
Бора рванулся вперед, словно это движение подводило итог и давало оценку всей его жизни. Они побежали за ним вниз по круче, продираясь через заросли ежевики и терновника, и оказались прямо перед зданием конторы. Митя сразу же бросился в атаку.
Они начали заходить справа и слева, но Митя бежал прямо к окну, выходящему на склон, и все кончилось за две-три минуты. Том еще не успел осознать толком, что Митя благополучно добрался до окна, а первая граната уже разорвалась внутри конторы. Когда разорвалась вторая, они были рядом с Митей и вместе прыгнули в развороченное окно.
Внутри трое солдат стояли, подняв руки. От солдат они узнали, что двое из леса пришли сюда с полчаса назад и десять минут как уехали на грузовике. А они звонили в Емельянов Двор? Да, конечно, офицер сразу же позвонил.
Они вышли на крыльцо и увидели дорогу, которая, змеясь между деревьями, уходила к акварельно-зеленым и золотым лугам внизу. Оттуда утренний ветер неожиданно донес рев мотора. Затем шофер, очевидно, переключил передачу, и рев сменился ровным рокотом – грузовик теперь катил вниз по пологому склону, где кончались деревья. В Емельяновом Дворе он будет через четверть часа, а еще через четверть часа вернется с двадцатью солдатами. Том присел на каменное крыльцо, у нижней ступеньки которого начиналась дорога. Ему вдруг пришло в голову, что он даже не ищет выхода из положения. Выхода не было. Из двери выглянул Митя.
– Я их связал и перерезал телефонные провода. Мы идем обратно.
Том уже поднялся на ноги, когда из-за деревьев донесся щелчок выстрела. За ним последовал залп и наступила тишина. Они больше не слышали даже шума грузовика.
Бора словно восстал из мертвых.
– Наши! – закричал он, рубя воздух кулаком. – Да вы понимаете? Это же наши!
– Ну, так…
– Да-да, черт побери!
И он снова бежал за Корнуэллом, который бежал за Митей, который бежал за Борой. Но теперь у него на ногах выросли крылья. Ему казалось, что он вдруг вырвался из тьмы на яркий солнечный свет.
Потом они обогнули сосновую поросль и увидели грузовик. Рядом с ним в небрежных позах стояли пять-шесть человек. Один из них пошел к ним навстречу и приветственно взмахнул рукой.
Том догнал остальных и увидел тощего долговязого крестьянина в старой партизанской шапке, сдвинутой на затылок, с винтовкой, перекинутой через руку.
– Здравствуйте, товарищи, – церемонно сказал Станко.
Они толпились вокруг Станко, точно люди, вдруг обретшие свободу, хлопали его по спине, что-то выкрикивали.
Станко принимал все это невозмутимо – вздергивал брови, добродушно кивал.
– Ну, у нас кое-что для вас есть, товарищи.
Они наперебой трясли протянутую руку Станко, но молча, выжидая, чтобы первым заговорил Бора, и Том был этому рад. Однако Бора не торопился, тщательно следуя старинному обычаю, соблюдая достоинство. Наконец он задал вопрос:
– Откуда вы тут взялись?
Станко помедлил по-птичьи, в особой, присущей только ему манере. А потом сказал с безмятежным спокойствием, которое вселяло уверенность и бодрость:
– Оттуда.
И он ткнул большим пальцем в сторону равнины.
– А сколько вас?
– Нас трое.
– Всего трое? Мы ведь тут попали в переделку.
– Знаю.
И только теперь Бора спросил:
– Так вы их изловили?
– Он, черт его дери, не захотел остановиться. Пришлось стрелять, – сообщил Станко.
– Мы слышали.
– Вот и спустились?
– Да, мы спустились.
И ни одного лишнего слова, думал Том. Он готов был слушать их весь день.
Теперь они подошли к тем, кто стоял у грузовика: два молодых партизана, которых он видел на Главице, – Милай, так ведь? И Милован. И неизвестный человек в коричневой кожаной кепке и кожаной куртке – шофер грузовика, а у заднего борта, словно окаменелые, оба их пленных.
Бора говорил, словно человек, в которого вдохнули жизнь:
– Ну вот, капитан. Ну вот! Станко из отряда. Из нашего отряда, понимаете? Из отряда Плавы Горы. Они вернулись.
– Да нет, – сухо заметил Станко. – Нас всего трое. Я и два бойца.
Но это не охладило Бору:
– Связь восстанавливаете, верно?
– И связь, черт побери. И это тоже. А мы не знали, что с вами сталось. Думали, вы там, за Дунаем.
– Мы там и были, Станко. То есть не я, а они. Только они вернулись. И плохим был этот день.
– Плохим, говоришь?
– Хуже некуда. Марко погиб.
Станко замер на месте, посмотрел на Бору, пожевал губами, но ничего не сказал. Потом покачал головой и отвернулся. После некоторого молчания он заговорил:
– А эти двое? Что вы с ними будете делать?
Том подошел к Корнуэллу почти вплотную. Мгновение Корнуэлл и офицер смотрели друг другу в глаза, но за этим ничего не последовало.
Станко и Бора собирались действовать по всем правилам. Сначала они допросят шофера.
Тут явно не все было просто. Поманив его за собой, они отошли шагов на двадцать в сторону. Том спросил у Милована:
– Ну, как свиньи? Еще попадаются? Паренек расплылся до ушей.
– Да вот, всего две! – Он со смехом указал на пленных и затараторил: – Знаешь, Никола, мы ведь издалека пришли. Вчера ночью обходили Емельянов Двор. А Станко шагает себе в темноте и говорит, что хорошо дорогу знает, да только черта с два он ее знал, потому что мы… – Он оборвал фразу и дернул Корнуэлла за рукав. – Они вас зовут, капитан.
Том пошел за Корнуэлом туда, где Станко и Бора стояли с шофером грузовика. С ними пошел и Митя. Станко начал объяснять им про шофера, дюжего детину, который глядел на них с полным спокойствием, словно ему нечего было опасаться. Выяснилось, что он человек неплохой. Не то чтобы хороший, но, во всяком случае, не фашист. Наоборот, он иногда оказывал им кое-какую помощь.
– Это правда, – вставил Бора. – Мы его врагом не считаем.
– Так почему же он не остановился, когда вы подали знак?
– Тут, товарищ, такое дело вышло. Он говорит, что они держали его под прицелом. Ну а ведь мы хотели его остановить, только чтобы получить сведения…
– И правильно сделали, Станко! Это очень удачно вышло.
– И тут видим, что с ним еще эти двое. Корнуэлл спросил холодно:
– Куда он их вез?
– Он вам сам скажет, – ответил Станко. – Ну-ка давай говори.
Шофер повернул к Корнуэллу круглое загорелое лицо и сказал внушительно, со снисходительным сознанием собственной безупречности:
– Я их вез в Емельянов Двор, а то куда же? Они позвонили по телефону, что сбежали из Бешенова, понимаете? А я как раз там был, Ночевал там, понимаете?
– Они позвонили по телефону, вы говорите?
– Помощь вызывали, а то как же? Да вы что, мне не верите?
– Он врать не будет, капитан.
Шофер был возмущен:
– Конечно, не буду. Чего мне врать-то? – Он говорил, как человек, который при любых обстоятельствах всегда окажется на правильной стороне, просто потому, что такой уж он человек.
Но Бора пробасил:
– А если мы тебя отпустим, ты поедешь туда и все выложишь, так ведь? Станко, друг, по-моему, лучше бы взорвать грузовик.
Тут шофер заговорил быстро и с большой убедительностью:
– Да зачем это? Разве что вы хотите вовсе прикрыть каменоломню. Тут ведь других грузовиков нет. Ни в Илоке, ни в Руме. Уж я-то, – добавил он, словно предлагая полезные сведения коллеге, достойному его внимания, – уж я-то знаю.
Том открыл капот и крикнул Боре:
– Одну гранату вот сюда, и дело с концом!
Но Бора уже обрел свою обычную рассудительность.
– Ладно, Никола. Он человек неплохой. От него есть польза, а если взорвать грузовик, он останется без работы.
Совсем успокоившись, шофер одернул кожаную куртку.
– Верно. Зря портить и ломать никакого смысла нет.
– Так уж и нет? А мне сейчас хороший взрыв не помешал бы. Легче на душе стало бы. – Он покосился на Корнуэлла. – А у вас?
Но Корнуэлл читал какую-то записку. Несколько секунд она трепетала в его пальцах, а потом он поднял голову и повернулся к нему:
– Вот прочтите. Ее принес Станко.
Этот смятый листок содержал известия с базы. Четкие наклонные буквы слагались в слова и строчки, смысл которых был предельно ясен: «Лондон настоятельно требует, чтобы вы доставили профессора без дальнейших задержек. Согласно инструкциям базы, передав его мне, вы немедленно возвращаетесь в Италию. Они отказываются понять ваши долгие проволочки и отсутствие радиограмм. Очень сожалею, но я тут ни при чем. С приветом…» И подпись: «Майор Р. С. Шарп-Карсуэлл».
Он отдал листок Корнуэллу.
– Идиоты! Думают, наверное, что мы тут пьем и веселимся.
– Нет, Они просто хотят избавиться от меня.
– А, бросьте! И ведь передатчик в реке утопил я. Все равно он не работал бы.
Корнуэлл ответил, не повернув головы:
– Когда вернетесь туда, можете рассказать все это им, если хотите.
В тот момент он ничего не заметил. И ответил только:
– Само собой! И уж я найду, что им сказать!
Корнуэлл пристально вглядывался в изгиб дороги на горе, хотя серая петля там, где она исчезала среди деревьев на склоне, была пуста.
Шофер забрался в кабину, и грузовик тронулся, слегка задев пленных. Они растерянно оглянулись. Бора оттащил их к обочине. Из-за плеча Боры офицер закричал по-английски:
– Если вы намерены убить нас, так имейте мужество сделать это сами!
Корнуэлл словно не услышал. Шаркая по щебню, он медленно пересек полотно дороги, которое отделяло его от Боры.
– Мы поведем их с собой назад, Бора. Бора покачал головой.
– Я с вами не пойду. – Он пожал плечами. – Вы уж простите. Я пойду со Станко. Я останусь на нашей Плаве Горе.
Он стоял перед ними, виновато разводя руками, – могучий и в чем-то беспомощный великан.
– Я пойду со Станко, – повторил он. Корнуэлл засмеялся сухим неприятным смехом:
– Значит, даже ты, Бора…
Он умолк и нелепо прижал кулаки к груди. Офицер снова прокричал по-английски:
– Так убейте же нас, только сами. Да, сами!
И тут Корнуэлл сделал то, чего никто не ждал. Он ударил офицера по лицу – грязному, но все-таки холеному и наглому. Том увидел, как на воспаленные глаза офицера навернулись слезы боли. Несмотря на всю свою самоуверенность, он явно был уже на пределе. Как и они все.
– Ради бога! – Том повернулся к Станко. – Нет ли у вас чего-нибудь поесть?
Станко даже растерялся. Он энергично взмахнул длинной рукой.
– Милован! – крикнул он. – Тащи сюда припасы! Милован побежал к кустам у обочины и вернулся с сумкой.
Он попробовал уговорить Станко пойти с ними. Но тот твердо стоял на своем: у них приказ восстановить связь с восточным краем лесов, с Юрицей на том берегу, со всеми, кто уцелел. И все-таки он продолжал убеждать Станко. Да, конечно, это не так уж много – Станко и два его молодых бойца, но в эту минуту они были для них всем: единственным надежным контактом с системой коммуникаций, которая вела к горам и дальше, к остальному миру. Однако Станко твердо стоял на своем.
– Если хотите, вы можете пойти с нами, Никола. Ты и капитан.
– Нас пятеро.
– Пятеро? Куда мне пятерых? Это, Никола, слишком много.
Бора спросил:
– Отряд сейчас за железной дорогой, Станко? В предгорьях?
– Да, мы пришли оттуда. И Николе с капитаном лучше всего найти отряд. За железной дорогой. И сегодня же ночью.
Корнуэлл резко перебил их:
– Вы правы. Переход надо начать сегодня же. Станко вздернул подбородок, так что солнце озарило его багровые щеки.
– Вот это дело. Ну, раз вы решили…
Он перешел к необходимым частностям, и Том заметил, что слушает его с напряженным вниманием.
– До Емельянова Двора, – говорил Станко, отсчитывая мили изящным взлетом пальцев правой руки, – зам нужно будет ползти между Сушацем и Сишацем. Ползти по старому рву. Ты его знаешь, Митя. Ползти, только ползти, потому что на правом склоне и на левом склоне стоят часовые с ракетницами. И на обоих склонах по пулемету. – Станко раскинул руки. – Но если вы будете ползти совсем тихо, без единого звука, они вас не увидят и не услышат, понимаете? Ну а когда вы проберетесь между Сушацем и Сишацем, тогда бегите к каналу, понимаете? Вы должны бежать, потому что за каналом, – теперь он рубил воздух ребром ладони, быстро, яростно, – вам нужно перейти железную дорогу до трех часов. Потому что в три часа в обе стороны проходят патрули. – Он неожиданно обернулся к Боре. – Так сколько их, говоришь? Пятеро? Слишком много. Пройти могут трое. Ну, четверо.
Корнуэлл молчал,
– Значит, они смогут сами пробраться, Станко? – спросил Бора. – Одни?
– А что же? Раз у нас, троих, получилось, так получится и у других троих. Или четверых. Если они все надежные люди. И умеют двигаться быстро и без шума.
Бора сказал медленно:
– Но их семеро. Считая двух пленных.
В наступившей тишине Станко опустил глаза и сказал зло:
– Ты думаешь, я не провел бы семерых, если бы там могли пройти семеро?
Бора произнес вслух то, что думали они все:
– То есть семеро наших…
На этом они кончили. Корнуэлл уже даже не слушал. Они торопливо попрощались со Станко и его бойцами. И с Борой.
Он сжал руку Боры обеими руками:
– Дурак ты старый, Бора. Ну, чего ты от нас уходишь?
Но Бора покачал головой, глядя на их руки, сплетенные в пожатии.
– У тебя нет больше сил терпеть, Бора, так, что ли?
Бора отнял руку, шагнул вперед и стиснул его в неуклюжих объятиях. Маленький крючковатый нос Боры тыкался в его щеку, голос Боры бормотал бессмысленные слова.
Когда они начали подниматься в гору, он оглянулся. Те четверо уже вдалеке смотрели им вслед. Он увидел, как они помахали ему и скрылись за деревьями справа.
Корнуэлл повел их назад, в Бешеново. Они вновь поднялись по дороге к каменоломне и вскарабкались по склону среди молодых лиственниц. Тесной кучкой они вошли в лес на гребне. Он, Митя, Корнуэлл. И двое пленных.
Глава 17
В монастыре Корнуэлл развязал Андраши и девушку – без объяснений, молча, и так же молча связал пленных. Связал и вытолкнул в соседнюю комнату. Потом вернулся и сел, привалившись к стене, ни на кого не глядя.
Но Андраши тут же принялся снова доказывать, что им следует вернуться к реке, перебраться на другой берег, найти безопасное убежище. Они не мешали ему говорить. Том перехватил взгляд Мити и отвернулся. Он знал, о чем думает Митя. Он сам думал о том же.
Наверное, и Андраши об этом думает. Андраши просто тянет время. В надежде, что вдруг найдется какой-нибудь другой выход.
Но другого выхода не найдется.
Андраши и Митя заспорили, хотя спорить было не о чем. Митя говорил:
– Да, это правда. Спасая себя, мы вынуждены будем спасать и вас, таких людей, как вы. Это очевидно.
– Интересно, – говорил в ответ Андраши. – Ведь то, что им требуется от меня, – это, так сказать, вклад в будущее. Наука об атомах еще очень, очень молода.
Том сказал – просто чтобы сказать что-нибудь:
– То есть уже не для этой войны?
– О, возможно, я, кроме того, требуюсь им и для этой войны. – Андраши даже сумел усмехнуться. – У них есть выбор.
И тут вдруг он ясно понял, что ему хочется сказать, что ему хотелось сказать все это время.
– Правильно, – сказал он. – Выбор есть. Сейчас, верно? Вот здесь. – Он указал на соседнюю комнату. – В том, что касается этой войны, вопрос стоит так: вы или они, верно? Выигрыш или проигрыш. Спасем мы вас или спасем их?
– Вы можете взять их с собой.
– Нет. Теперь уже не можем. Андраши испробовал другую тактику:
– Тогда я обличу вас в убийстве. Сообщу вашим правительствам, что вы убийцы.
– Мы теперь все убийцы.
– Так, значит, можно спасти мир с помощью убийств?
– А как-нибудь иначе можно? Андраши зло посмотрел на него.
– Ах, так, значит, кровь за кровь? Вы, конечно, думаете о тех двух женщинах?
– Если хотите. Но это неважно.
Он не заметил, что Корнуэлл встал. Он даже не подобрал ноги, когда Корнуэлл, пошатываясь, прошел мимо. В трех шагах перед ним Андраши наклонялся вперед и размахивал руками. Ему почудилось, что Корнуэлл как будто вошел в соседнюю комнату.
– Это чудовищно!.. – кричал Андраши.
Но конец фразы утонул в ошеломляющем грохоте автоматной очереди.
Одна очередь. Еще одна. И тишина.
Они вскочили на ноги, но они не успели. Корнуэлл, спотыкаясь, прошел по двору мимо двери. Они увидели, как рука в хаки подняла автомат. Они увидели, как дернулось и вскинулось его тело, отброшенное назад пулями. Они увидели, как он упал навзничь на груду досок. Когда они подбежали к нему, у них недостало сил посмотреть на размозженную голову без лица.
Они стояли посреди двора, как смятые глиняные фигурки, А жизнь уходила от них, лишая их последних остатков достоинства, и самое их присутствие тут было грязным кощунством. Ничто не вторгалось в их тупое молчание, только где-то вдали с окутанных туманом деревьев падали капли росы – где-то там, в мире, который закрылся для них, живой частью которого они перестали быть. Минуты втаптывали их в землю, слагаясь в мертвую тяжесть пустых часов.
* * *
Они ушли оттуда.
Но они не могли оставить трупы валяться там. Им необходимо было потрогать их, осознать факт смерти. И перед тем, как уйти, они принудили себя стащить трупы в темный подвал – по очереди, за ноги, так что головы подпрыгивали и стучали на каменных ступеньках.
Андраши им не помогал. Но когда они кончили и поднялись наверх, он ждал их у лестницы, он кричал на них. И они тоже начали кричать, размахивая кулаками. Они бросились на него, оттеснили к стене, а он язвил их:
– Вы, вы двое, вы его заставили… – Слова звенели и впивались им в уши.
Том чувствовал судорожную боль при каждом вздохе. Его душила ненависть к этому человеку у стены. И ненависть выхлестнулась наружу.
– Вы, болтуны, печальники за человечество, свиньи, которые всегда выходят сухими из воды, меня тошнит от вас. – Митя ухватил его за локоть. Он вырвался. – Мы вас отсюда вытащим, не бойтесь. Мы с Митей. Мы вас вытащим. – Боль в груди не давала ему говорить. – И вы сможете снова болтать. Лить слюни по поводу ваших чертовых принципов. Принципы… А сделали вы хоть что-нибудь ради принципов? Ухнули ради них в дерьмо? Дрались за них? Взять бы да пристрелить вас на месте!
Митя тряс его за плечи. Он отступил от Андраши и опустил кулак, но Андраши все еще прижимался к стене – измученный старик с грязными седыми волосами. Он почувствовал, как ненависть иссякает в нем.
– Не тревожьтесь, вы еще поживете. Мы вас отсюда вытащим. Любой ценой. Хотите вы того или нет.
Потом они с Митей опять спустились к двери подвала и завалили ее обломками и щебнем.
А потом они пошли на юг – тупо, без надежды: двое сумасшедших, которые вели с собой еще двоих.
* * *
Они без оглядки бежали среди лиственниц вниз по южному склону. Когда начало смеркаться, последние деревья остались позади, и перед ними распростерлась бесконечная равнина Сриема.
Они вступили на эту равнину в последних отблесках угасшего дня и пошли через заброшенные пашни среди зеленоватых теней, сгущавшихся в серые, синие, фиолетовые сумерки. Они пытались найти старый длинный ров, по которому, говорил Станко, можно незаметно проскользнуть между Сушацем и Сишацем – двумя деревнями, стоящими над ним.
Теперь они шли так: впереди он, а позади Митя. Тут у них не было никакого укрытия, кроме вечерней тьмы. Они высматривали начало рва и не могли его найти. Где-то неподалеку в небе распустился цветок осветительной ракеты и закачался на своем парашюте. Они бросились на землю, но ничего больше не произошло. Он помнил наставления Станко: «Между Сушацем и Сишацем можно пройти только по рву. В любом другом месте вас увидят». Но он не мог отыскать ров, и им пришлось рискнуть. Вторая ракета вспыхнула гораздо ближе. Пригибаясь к земле, они бежали вперед, а ракеты висели справа и слеза.
Но почти уже у самого пустыря между деревнями он увидел роз, нырнул в него и услышал, как остальные трое спрыгнули за ним. В небе расцвела еще одна ракета – на этот раз почти прямо у них над головой. Они вжались в жидкую грязь, а пулеметы в Сушаце и Сишаце строчили по опушке леса, по склону, с которого они только что сбежали, по краям рва позади них. Он приподнялся и совсем близко увидел Сушац – плоские крыши рублеными ступенями уходили в черное небо. В Сушаце раскатилась еще одна очередь и оборвалась.
Они начали пробираться вперед по рву, обдирая ноги об ивовые корни, кровавя пальцы о жесткую траву и прутья, увязая в чавкающих болотцах. Андраши пробовал их уговаривать, девушка плакала, но они не слушали и заставляли их ползти на юг. Через час они достигли конца рва и вновь оказались среди полей, но уже за Сушацем и Сишацем. Тьма вокруг стала теперь прозрачней, предвещая полную луну в звездном небе. Близилась полночь. Шесть миль за два часа. Это было мало.
Они остановились, чтобы обсудить, как идти дальше.
Митя сказал:
– Ник, объясни им про Емельянов Двор.
Он стиснул руку Андраши и заставил его слушать. Он положил ладонь на плечо девушки и ощутил холодный пот, пропитавший ее блузку. В звездном свете их лица были как два темных круга.
– Слушайте! – шептал он. – Мы должны пробраться мимо этого места, и теперь же. Другого пути нет. И пойдем по мосту, потому что иначе надо будет перебираться через канал вплавь. А плыть бесшумно мы не сможем. Да и в мокрой одежде быстро не пойдешь, Вы поняли? Все поняли?
По телу девушки под его ладонью пробежала дрожь.
– Мне на вас плевать. Но вы пойдете тихо, как привидения, поняли? И на мосту – ни единого звука. Не то вас убьют. А нам этого не нужно. Во всяком случае, пока. – Он задохнулся, глядя на их безмолвные лица.
Они пошли дальше. У них не было никаких ориентиров, кроме звезд. Но хватит и звезд. Он много раз находил дорогу по звездам. Найдет и теперь.
Эти двое между ним и Митей были как глухонемые. Как мертвецы, но только они хрипло дышали и спотыкались. Он оглянулся и прикрикнул на девушку:
– Вы что, не можете идти по-человечески?
Но она опять споткнулась и упала на него. Он подхватил ее и почувствовал мягкую упругость ее тела.
– Черт бы вас побрал! – прошептал он. – Мы ведь вашу жизнь спасаем, не чью-нибудь, так чего вам еще надо?
Поле осталось позади, вокруг тянулись кусты, темные и колючие. Над плоской тарелкой земли поднималась луна. Она плыла по небосводу, как нелепый кошмар, стирая звезды. Они заблудились. Они заблудились около двух часов ночи. И выхода не было.
– Иди на юг, Ник, – сказал сзади Митя. – Иди прямо на юг.
Он пошел на юг, если и не прямо, то достаточно точно. Их терзали сомнение и неуверенность. Но они все-таки вышли к каналу – широкому и полноводному, как и говорил Станко.
– Поплывем, – решил он. Но Митя не согласился.
– Нам нужно найти Емельянов Двор, чтобы ориентироваться, Ник, не то мы проплутаем по равнине до света.
– Уже поздно искать мост.
– Может быть, – поколебавшись, согласился Митя. И он собрался соскользнуть с берега в воду, но Митя схватил его. На той стороне канала из мрака возникли люди. Распростершись на земле, они следили за патрулем: шесть-семь солдат, горбясь, прошли напротив них и скрылись в ночи. И они не рискнули плыть через канал, а повернули по берегу вправо, выглядывая Емельянов Двор. Было уже почти три, когда впереди вырисовались его бесформенные очертания. Они опять остановились.
– А если на мосту часовой? – спросил Андраши, который давно уже ничего не говорил. – Лучше вернуться.
Они словно не услышали его.
– Подожди меня здесь, Ник, – хрипло сказал Митя.
Он скрылся среди теней. И не возвращался очень долго – так по крайней мере им казалось. В конце концов он вынырнул из темноты.
– Так был там…
– Идите, и побыстрее, – коротко распорядился Митя.
Шагая за Андраши, Том почувствовал под ногами ровную поверхность плотно утоптанной дороги. Высоко в стене желтым прямоугольником светилось единственное окно. Где-то вдалеке словно бы слышалась музыка. Они пошли за Митей по доскам моста, и чернота под их ногами ненадолго растворилась в смутных отблесках. Они торопливо, на цыпочках обошли тело часового. Потом мост остался позади, и следом за Митей они пошли через равнину, простиравшуюся за каналом.
До железной дороги оставалось не больше десяти миль. И еще можно было успеть. Как они ни задержались, они еще могли перебраться через нее до зари. Но примерно через час Том понял, что они снова сбились с пути. Он прошел вперед, огляделся, сделал еще несколько шагов и остановился. Они застыли как статуи в настороженной мгле. Вокруг не было ничего – только немая равнина, чуть озаренная светом луны, уже заходящей за южный горизонт.
– Мы не можем идти дальше, – сказал Андраши, собрав остатки прежнего достоинства.
Он пропустил его слова мимо ушей. В Емельяновом Дворе, конечно, уже знают, что по мосту кто-то прошел. На заре их начнут разыскивать конные патрули.
– Наверное, мне надо было прикончить часового, – словно продолжая его мысль, сказал Митя. – Но надежда все-таки есть. Они ведь не могут установить, с севера мы шли или с юга. И наверное, решат, что мы шли с юга. Ведь они считают, что Плаву Гору они от нас полностью очистили. И если мы сумеем уйти подальше…
– Милован сказал, – перебил он, – что, пройдя Емельянов Двор, надо держаться чуть западнее. Свернуть с дороги.
– Мы и свернули.
– Да, но Милован сказал, что западнее мы выйдем на тропу, которая ведет за железнодорожное полотно в леса Грка. – Он повернулся к Марте. – Ну, как вы?
Страх бывает источником силы.
– Если идти еще далеко, нельзя ли мне попить? – спросила она.
– Мы поищем воды. А пока идемте.
Еще через полчаса, шагая по плоской равнине примерно на юг, но чуть западнее, они заметили над темной землей силуэт колодезного журавля. И устроили свой первый настоящий привал за все это время. Том нащупал деревянную бадейку, опустил ее в колодец и тянул веревку вниз, пока бадейка не погрузилась со всплеском в неподвижную воду. Вытягивая веревку, он видел, как далеко внизу лунный свет разбегается мелкой рябью. Из колодца тянуло запахом мха и гнили, но влажный воздух из недр земли омывал его лицо чистой свежестью. Вдруг ощутив необычайную бодрость, он выпрямился, продолжая тянуть веревку. Когда бадейка поравнялась с верхним краем сруба, он подхватил ее под разбухшее днище и накренил навстречу наклоняющемуся лицу девушки. После нее он напился сам. Вода отдавала застойной затхлостью равнин.
– Но в общем, годится.
Она снова наклонилась, но он положил руку ей на плечо.
– Смотрите не опейтесь.
Она погрузила лицо в бадейку, и ее темные волосы веером разошлись по серебряной лунной воде. Подняв голову, она повернула к нему белое лицо, поблескивающее в смутном свете. Он отпустил бадейку и задел рукой ее бедро. Митя оттолкнул его.
– Дай-ка мне, Ник.
Они сидели у колодца и отдыхали. До железной дороги оставалось не больше четырех миль. Но и это было слишком далеко.
– Мы должны переждать тут.
Андраши сказал то, что они знали и без него.
– Да, нам надо было не идти, а бежать. Так почему же вы не бежали?
Они пошли дальше, выглядывая место, где можно было бы укрыться до новой ночи. Луна уже закатилась, одна за другой гасли звезды, а небо на востоке, рассеченное и обагренное языками неведомого пламени, уже розовело, встречая день. Они перекидывались замечаниями об этих огненных вспышках на востоке. Где-то в стороне Белграда, милях в тридцати отсюда, не больше, бушевала ожесточенная битва. Но к ним она словно бы не имела никакого отношения.
В конце концов им пришлось опять остановиться, а до железной дороги по-прежнему было далеко. И тут его вдруг охватило отчаяние. Он уже не сомневался, что все их усилия сведутся к жалкой неудаче. Он шел, опустив голову, еле передвигая ноги, от недавнего прилива бодрости не осталось и следа. Теперь вперед их гнал Митя. Словно у него с Митей на двоих был один общий запас ожесточенной решимости, который оставался неизменным и только переходил то к одному, то к другому. Теперь была очередь Мити. Теперь Митя безжалостно гнал их вперед, толкал кулаками в спину, осыпал бранью, ни на секунду не позволял остановиться.