Текст книги "Дьявольски рисковый (ЛП)"

Автор книги: Беттина Белитц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)

И в этот раз она не была готова сказать, прощает ли она меня и верит или нет. Её полный понимания период «мать и дочь украшают вместе комнату» окончательно закончился. Она молча встала, шатаясь прошла с поднятой коробкой бумажных салфеток к двери и, не пожелав спокойной ночи, закрыла её за собой. Она всю ночь не сомкнёт глаз и будет мучить себя упрёками, также как и папа, который скорее всего слышал всё – я это знала. Их разочарование клубилось как неспокойный призрак через нашу квартиру.

И я тоже не могла спать. Как только я думала о том, что Сеппо уедет, у меня из уголков глаз катились слёзы, без того, чтобы я могла против этого что-то сделать. И всякий раз, как я смотрела на окно и надеялась, что там появится тень Леандера, моя грусть превращалась в горячий, едкий гнев.

Он оставил меня одну. Не по необходимости, не из-за того, что хотел держать меня подальше от опасностей, не из-за принуждения и давления со стороны Sky Patrol. Также не из-за любви к свободе, как Сеппо. И тем более не из-за того, что ему была нужна от меня пауза. Нет. Просто он стал ко мне равнодушным.

Глава 10. Прекрасные перспективы

– Шери ...? – Это было скорее хныканье, чем слово, что дрожаще пронеслось по комнате, слабое и страдальческое, но я и дальше притворялась, будто нахожусь в коме. – Ты проснулась?

Конечно же я проснулась. Как вообще можно спать, если кто-то, на расстояние двух метров по прямой, каждую секунду ворочается туда-сюда и подкрепляет это драматичными стонами и вздохами, жалобные причитания, которые прерывались только французскими молитвами. Но я упрямо оставалась лежать спиной к Леандеру.

– Люси ... мне плохо. – Ах. Ему плохо? Мне тоже было плохо. Мне даже редко бывало так плохо, как в это утро. Я чувствовала себя так, будто по моей голове проехал грузовик, после того, как тысяча крошечных гномов танцевали на моём животе Пого. Я спала не больше одного двух часов. В это время Леандер должно быть вернулся.

Каждый раз, когда он поворачивался и крутился, по комнате разносился запах затхлого сигаретного дыма, смешанный с лёгким пивным запахом. Это тоже не давало мне спать. Это и мой гнев.

При том, что сон собственно был бы сейчас решением номер один. Сон и забвение. Но мой будильник уже прозвенел и если я в скором времени не прокрадусь по коридору в ванную, то мама почувствует необходимость, взять на себя обязанность разбудить меня.

Но как мне в таком состояние идти в школу? Занятия начинались сегодня с двойного урока физкультуры, чему я как правило радовалась. Не сегодня. Я не смогу взять в руки даже мяч.

Когда я проснулась от стонов Леандера – это должно было быть случилось под утро, вся моя правая сторона тела болела, потому что я задремала совершенно напряжённая, голова повёрнута к окну, чтобы ни в коем случае не пропустить, если в нём снова появится тень. Сеппо, который передумал и признается мне, что всё было только сумасшедшей идеей. Или Леандер, которого я буду ожесточённо упрекать, прежде чем допущу, чтобы он покаянно попросил у меня прощение.

Но ничего такого не случилось. Я ждала напрасно, пока все мои мускулы не затвердели. Если я не хотела, чтобы тоже самое случилось с моей левой стороной – я уже не чувствовала кончики моих пальцев, то должна была пошевелиться, даже если эта реакция подарит Леандеру то внимание, которое он требовал в своей преувеличенной страстной игре.

Когда я, как будто во сне, повернулась на другую сторону, начал пульсировать мой висок, тихая, тянущая боль. Теперь ещё это. Я прислушалась, что происходило снаружи, где мягкий, равномерный шум накладывался на шум дорожного движения просыпающегося города. Погода изменилась. Шёл проливной дождь. Бабье лето окончательно закончилось. Я почти не могла поверить в то, что только сегодня ночью, вместе с Сеппо, сидела на хафпайп в парке Мира. Что он хотел уехать, на всегда ...

– Люси! Ты проснулась!? Уже время! Вставай! – Я так и думала. Сейчас она постучит в дверь, что у мамы было похоже на то, будто двухметровый мастер стучит по ней своей кувалдой. Она не звучала так, будто за ночь решила поверить мне и простить. Совсем наоборот: Она звучала так, будто готова ко всему и к тому же глубоко обиженно. Я осторожно открыла мой левый глаз на миллиметр и увидела, как ручка двери опустилась вниз. В какой-то момент ночью я ещё раз встала и заперла дверь. На тот случай, если Сеппо появится ещё раз. Но как я уже говорила – тщетные надежды.

– Ты что заперла дверь? Люси? Люси, поговори со мной! Ты там? О Боже, она снова сбежала ... Хериберт!

– Я здесь, мама! – закричала я и тихо заскулила, потому что мою правую икру свело судорогой, когда я пошевелилась. Я схватила себя за пальцы ног и потянула их в сторону груди. – Ты не могла бы написать мне извинение для двух первых уроков?

– Извинение? – ахнула мама возмущённо. – Люси, ты ...

– Пожалуйста, мама. У нас физкультура, а у меня начались месячные. Я действительно очень плохо себя чувствую. У меня так болит голова. И спазмы в животе.

Молчание за дверью. Она размышляла. Моё оправдание было лучшим, что у меня было в запасе, даже если оно было выдумано. Не считая головной боли и живота.

– Говоришь физкультура? – переспросила мама немного мягче после нескольких тихих секунд.

– Да, – ответила я страдальчески. – Вольные упражнения.

Я задержала воздух. Вольные упражнения было хорошим выбором. В настоящее время мы занимались баскетболом, но мне показалось, что вольные упражнения был более жалобный вариант для девушки с менструальными недомоганиями.

– К третьему уроку ты пойдёшь в школу, это ясно? А потом отдашь мне свой ключ от квартиры.

– Хорошо. – Я с облегчением вздохнула и снова натянула одеяло на плечи. Я могла ещё немного полежать, в тёплой, мягкой постели. Ведь в моей комнате стало так холодно в утренние часы. У нас было «только» начало октября. Отопление не включалось, даже если снаружи бушевала бы метель. Сезон отопления для папы начинался только в середине октября и ни на день раньше.

– Тебе что-нибудь нужно? – переспросила мама спустя какое-то время. – Может мне, э ...

– У меня всё есть! – сообщила я коротко. – Я хочу только ещё немного полежать. Больше ничего. – Да это прозвучало так, будто я действительно страдала. Когда маму мучила боль или даже приступ мигрени, она не хотела спать, а просто «полежать».

Покупать ей тоже ничего было для меня не нужно. Сейчас и вероятно никогда. У меня всё было, по меньшей мере для следующих пяти лет. Потому что Леандер сделал это своим личным заданием, заботится для меня о предметах гигиены, когда шёл в галантерейный магазин и что-то для себя «одалживал». Упаковка прокладок или тампонов всегда помещалось у него под жилетом. Теперь у меня в шкафу они лежали всех размеров и марок, которые можно было найти в торговле. Особенно очарован Леандер был прокладками с крыльями. Я же напротив, не могла терпеть, когда он вмешивался в женские дела. Но это его не заботило.

– Маленькая лгунья ..., – пробормотал он с упрёком, после того, как за дверью стало тихо, прежде чем разразиться новой арией стонов. – Ай, ай, ай ... merde ... Знаешь, как говорят французы? Аи, не ай. Они говорят аи! Почему собственно? Ай подходит больше ... о ... или о ... о mon Dieu …

«Mon Dieu» прозвучало искренне страдальчески. Я решила одарить Леандера мимолётным взглядом. Он выглядел неряшливо и не выспавшимся. Волосы падали ему, спутавшимися прядями, на бледный лоб, а глаза были окружены голубоватыми тенями. Его кожа была такой бледной и серой, что он напоминал мне вампира. Больного вампира. Мой мимолётный взгляд стал пристальным. Леандер ответил на него устало. Никакого искры или снежного блеска в его голубом глазе. Он выглядел мутно, а зелёный напоминал гороховый суп, а не свежую траву.

– Ты опять пил?

– Я не пью, Люси, я ...

– Нет, пьёшь! И ты оставляешь везде лежать свои бутылки, так что мама может их найти и в следующее время сделает мою жизнь как в аду, потому что думает, что они мои! В будущем, убирай по возможности свои вещи! Они хотят установить решётку на моё окно. Решётку! Как в тюрьме!

– Тише, Люси, немного потише, пожалуйста ... – Леандер парируя, поднял свои руки вверх. Его пальцы слегка дрожали.

– Я говорила шёпотом! – Я действительно так и делала. Не было гарантии, что мама уже ушла от моей двери. В случае сомнений всегда говоришь шёпотом.

– Дааа, но ты шепталась агрессивно, с множеством шипящих звуков, а моей голове шипящие звуки не нравятся. Не сегодня утром. Я думаю, она сейчас взорвётся ... ай ... – Леандер прижал смятую диванную подушку к своему виску.

– У тебя похмелье, – установила я безжалостно. – Тебя это удивляет? Блин, Леандер, ты ведь уже на школьной поездке заметил, что не переносишь алкоголь!

– Bien sûr. Но тогда я пил пиво и водку. А не Перно. И меня всё снова вырвало. Никакой головной боли следующем утром. – Что же. Может, он просто её не заметил, потому что его главной проблемой было вывихнутое плечо, в то время как он лежал в полубессознательном состояние во дворе замка. – Теперь ничего не вырвало ... хотя меня тошнит, так тошнит ...

Я надеялась, что при тошноте и останется. На всякий случай я вытащила моё комнатное растение из горшка и придвинула его рядом с Леандером, поставив перед диваном.

– Где ты вообще был всю ночь? – От него воняло, как будто он вывалился в пепельнице. Но на дискотеках и в барах больше нельзя было курить. Он что, сам начал с этим делом?

– Я не могу тебе сказать. Тебя это не касается.

– Нет, касается! – горячо возразила я. Леандер снова поднял свои руки вверх, чтобы я приглушила свои шипящие звуки. – Кроме того, я хочу знать, почему ты пьёшь!

– Ты много чего хочешь знать, Люси. – Голос Леандера был хриплым от боли. – Я не могу тебе этого сказать. Не сейчас.

– Но я хочу знать сейчас, потому что ты сейчас лежишь в похмелье в моей комнате, и возможно сейчас тебя вырвет в мой цветочный горшок!

– Если ты перестанешь кричать, может и нет. Ты не можешь принести мне таблетку? Что-нибудь против головной боли, пожалуйста, Люси.

– Нет, – отклонила я решительно его просьбу. – Никогда. Это слишком рискованно. Кто знает, как она на тебя подействует!?

Леандер зарыл своё лицо глубоко в подушку и дышал там громко и мучительно. Слабость распространилась у меня в желудке, в то время как я наблюдала за ним. Это больше не было представлением. Может это даже с самого начало не было им. Ему действительно было плохо, ещё хуже, чем тогда в замке. Тогда его только тошнило. Теперь же он казался больным. Алкоголь был для него отравой. Он мог его убить.

– Леандер, зачем ты это делаешь? Пожалуйста, объясни мне это. У тебя ведь есть другие, более важные вещи, которые нужно сделать! Тебе нужно бы было работать над тройным прыжком, вместо того, чтобы напиваться!

Леандер протянул руку вперёд и оттолкнулся, используя край дивана, насколько можно вверх, что смог сесть. Но он оставил свои глаза закрытыми.

– Люси, я ... во-первых, я не могу всего тебе сказать, как бы тебе этого не хотелось. Я не могу! И я этого не хочу. Это было бы не умно.

– Напиваться тоже не умно.

– О нет, это умно. – Леандер открыл глаза. Я отвернулась, когда он посмотрел на меня. Куда пропала его нахальная, озорная улыбка? Его чувство юмора? Он состроил такое лицо, будто собирался завтра умереть. – Они разлетелись, Люси. Я могу их чувствовать. – Он понизил свой голос до шёпота. – Их сотни.

– Кого их? – спросила я шёпотом, хотя точно знала, о чём он говорил. Он имел в виду бригаду. Они искали его. Мне стало так холодно, что я встала, вытащила Могвая из его корзинки и прижала к животу. Но его тёплое, усталое, собачье тело не могло отогнать ужас, который парализуя, забрался мне под кожу. – Но я ... я думала, что ты не можешь их слышать и что – что твои чары ещё хорошо действуют ...

– Ах, Люси. – Леандер слабо улыбнулся. – Да, я так сказал. Я также на это надеялся. Но прежде всего, я сказал это, чтобы ты не боялась. Я ведь знаю, что тебе сняться кошмары о бригаде ...

– Да? – Я изумлённо подняла голову. Леандер снисходительно кивнул. Я никогда ему об этом не рассказывала. Он что просыпался, когда когда мне снились плохие сны? Я говорила во сне?

– Тебе не нужно бояться, шери, не бригаду. Не тогда, если мы будем продолжать оставаться на расстояние друг от друга. Тогда с тобой ничего не случится. – Вздыхая, он убрал свои не расчёсанные волосы со лба. У него снова были наушники моего MP3-плеера в ушах. Как он мог слушать музыку, если у него действительно была такая сильная головная боль?

– Но что с твоими чарами? И как они собственно выглядят, эти проклятые члены бригады? – Я содрогалась от мысли, что воздух был полон алчных, амбициозных охранников, которые летали толпой вокруг и пытались найти Леандера. – Они здесь? У меня в комнате? Тогда они заметят, что мы разговариваем друг с другом! – С беспокойством я огляделась. Может они уже были тут!

– Нет. Они вылетают ночью, когда их клиенты спят. Поэтому я пью, Люси. Я начинаю вечером и заканчиваю утром. Ты помнишь то, что я сказал тебе в замке? Что я почувствовал себя намного больше как человек, после того, как выпил водку? – Я обеспокоенно кивнула. – Bon. Это я и пытаюсь сделать сейчас. Может это меня защитит.

– Но это также делает тебя слабым! Это разрушает тебя, Леандер, от этих вещей становишься зависимым, ты скорее всего даже ещё быстрее, чем мы люди, ты должен прекратить это! Немедленно! Тебе ведь нужно сосредоточиться на твоём тройном прыжке. Перестань пить, Леандер, пожалуйста.

Но Леандер только с ужасным стоном, который проник в меня до мозга костей, отвернулся к окну и прижал ладони к ушам и вискам. Он упрямился. Как делал это часто. Да, было легче напиться, чем выполнить сложное задание. Это снова был один из тех моментов, в которые я прекрасно понимала, почему его отец проклял и изгнал его. Лень Леандера не знала границ. Он станет лучше алкоголиком, чем использует оставшееся время и сосредоточиться на тройном прыжке.

Но если он сам этого не осознаёт, то придётся побеспокоиться мне. Я не могла стоять и смотреть, как он превращал себя в развалину, чтобы в конце концов всё же позволить бригаде забрать себя. Было невозможно подчиниться его просьбе. Как он мог только этого ожидать? Он жил в моей комнате! Ну, во всяком случае он делал это ещё до недавнего времени. Теперь же он только отсыпался у меня от похмелья. Мне нельзя позволить ему продолжать так делать. У нас заканчивалось время.

Добро пожаловать в клуб, подумала я покорно, когда тоже отвернулась и закрыла горящие глаза, чтобы подумать над тем, что делать дальше. Потому что каким-то образом всё было связано. Если я освобожу Билли от мысли стать музыкантом, то он возможно вернётся назад в нашу паркур-группу и у Сеппо будет хорошая причина не сбегать в Италию. Мы начнём снова заниматься паркуром, все вместе. А это в свою очередь была бы веская причина для Леандера присматривать за мной и для этого, пропади всё пропадом, выполнить тройной прыжок, даже если впоследствии он больше не будет настоящим Sky Patrol. Для меня в любом случае этого будет достаточно.

Теперь у меня значит было трое подопечных, о который я должна была позаботиться, при домашнем аресте и при постоянном недостатке времени Билли. Сеппо. И Леандер.

Глава 11. Дым с завода

После гнетущего завтрака, который я должна была провести с моим молчащим отцом – он пока ещё не проронил ни слова о моей ночной вылазке, что было намного хуже, если бы он ругал меня – я даже успела как раз вовремя на электричку в школу. Я чувствовала себя едва ли более живой, чем когда проснулась, но по крайней мере Леандер погрузился в неспокойный сон, после того, как я окунула его бандану в холодную воду и плюхнула её ему на голову.

Он только посмотрел на меня с упрёком и поправил платок, чтобы ни в коем случае вода не могла стекать ему в уши. Потому что там всё ещё торчали наушники моего MP3-плеера, который я в этой жизни, судя по всему, больше не получу назад. Когда я заговорила с ним об этом, он только сердито прорычал, что уже сказал мне, чтобы я не прикасалась к ним.

Он одолжит для меня новый, если я хочу. Я вежливо отказалась. На данный момент мне всё равно не хотелось слушать музыку. Тем не менее, я не могла объяснить, почему он по отношению к наушникам вёл себя так фанатично. Наверное, с помощью музыки он убегал от реальности, удалялся в мечтах, чтобы забыть, что действительно было важно. Я всё больше боялась того, что его родители были правы, и Леандер был не способен к тройному прыжку.

Эти тревожные мысли всё ещё преследовали меня, когда я прошла во двор школы и сразу же поняла, что должна была пройти сквозь строй. Два человека стояли по бокам главного входа, которые бывали ко мне и более дружелюбнее.

Спереди, возле лестницы стояла Софи, ещё потная от физкультуры, и в её красном лице был только упрёк. За ней, прямо возле двери, притаился господин Рюбзам. Конечно, он ещё не знал, почему я только сейчас появилась в школе. В качестве меры предосторожности, я вытащила извинение из рюкзака, чтобы могла сразу сунуть его ему в руки и исчезнуть.

Выражение лица Софи сразу же просияло.

– Значит, ты всё-таки принесла её? – спросила она, когда я, коротко поприветствовав её, хотела пройти мимо. – Давай сюда!

– Это моё извинение для физкультуры. А не запись Леандера. Запись ты не получишь, это я говорила тебе уже бесчисленное количество раз.

Сразу же в выражение лица Софи вернулась ночь. Уже в течение нескольких дней она обременяла меня записью Леандера в её дневнике дружбы. Я должна отдать ей её назад. Это её дневник дружбы и, следовательно, её запись, её личная собственность, которую я украла. У неё имеются на неё права. Но пусть ждёт этого права, пока рак на горе свистнет, хотя это доставило бы мне подсознательное удовлетворение, представить себе, как она читает последние предложения.

– Я не могу вернуть тебе её.

– Почему нет? – Глаза Софи сузились. – Мне она нужна! Она делает мой дневник более интересным, разве ты этого не понимаешь?

Ага. Вот откуда дует ветер. Она хотела, чтобы в её дневнике стоял человек, который знал Джонни Деппа. И было бы всё прекрасно, если бы эту запись писал человек – человек, а не имеющий алкогольную зависимость охранник с одержимостью к наушникам.

– Записи больше не существует. Я её выбросила. Могу я теперь, пожалуйста ...? – Я незаметно показала на господина Рюбзама, который всё ещё стоял, облокотившись на дверь, и с надутыми ноздрями затягивался своей истлевающей сигаретой.

– Ты её выбросила? Ты что, сошла с ума? Почему это? – заругалась Софи.

Я пожала плечами. Я не только выбросила её. Я разорвала и сожгла её в кухонной раковине. Потом пепел смыла в сток. Мне причинило боль, сделать это, но я не хотела оставлять в своей комнате никаких доказательств, которые могли бы быть полезны для бригады. Они ни в коем случае не должны были узнать, что мы с Леандерм подружились.

– Для чего мне оставлять эту мазню? Я ничего общего с ним больше не имею. Он меня не волнует.

– Но меня волнует! – Софи начала потеть от возбуждения. – Знаешь что, Люси? Это именно это меня в тебе раздражает! Ты всё хочешь иметь только для себя! На школьной поездке Сердан поцеловал меня ночью, а что делаешь ты? Ты уже на следующий вечер ловко прибираешь его себе к рукам. Хотя собственно ничего от него не хочешь! А теперь ты также не хочешь разделить этого Леандера, при том, что вы больше ничего общего не имеете друг с другом! Но хочешь, я тебе ещё кое-что скажу? – Она наклонилась вперёд и уставилась на меня как змея, которая хотела в следующий момент укусить. – Я знаю о нём больше, чем ты. Ты не имеешь не малейшего понятия ... Совершенно ничего не знаешь!

Было много чего, что я могла бы ответить Софи. Например, что вовсе не Сердан поцеловал её, а Леандер. Что я с удовольствием разделила бы Леандера с другими людьми, хотя и необязательно с Софи. Что я никогда не имела больше дела с каким-либо человеком, как с этим самым Леандером. И что совершенно не могло быть так, что она знала о нём больше, чем я. Это была пустая, детская угроза. Я, молча, протиснулась мимо неё и хотела только коротко остановиться в облаке дыма господина Рюбзама, чтобы отдать ему извинение, но он проворно схватил меня за рукав и задержал.

– Тсссс, – прошипела Софи, в то время как с задранным вверх носом, прошествовала мимо нас, чтобы взять под руку Лену и сразу же рассказать ей, что злая Люси снова сделала. Ладно. Её я теперь тоже могла вычеркнуть из списка своих друзей. Скоро у меня останется только мама, чтобы обо всём ей рассказывать. Не очень хорошие перспективы.

Господин Рюбзам не отпускал мой рукав, в то время как одной рукой открыл и пробежал глазами письмо. Я на всякий случай прочитала его в электричке – никогда не знаешь, какие неловкие подробности моя мама захочет рассказать моему классному руководителю. Но она ограничилась главным и переняла мою ложь почти дословно. «Я прошу отстранить мою дочь от физкультуры. У неё болит голова и спазмы в животе».

– Хм, хм, хм, – сказал господин Рюбзам сочувствующе и засунул письмо в свой покрытый пятнами пиджак. – Ты выглядишь бледной, Люси. Всё ещё не стало лучше?

– Пойдёт, – ответила я смущённо.

– Люси, мне нужно напомнить тебе о нашем проекте. Ты пока не внесла ничего заслуживающего внимания. Или ты забыла доложить мне об этом?

Нет, я не забыла. Просто не было ничего, что можно было доложить. У меня на уме были другие вещи, чем приглядывать за Билли. Честно говоря, я не имела представления, что он вообще делал. Я всю прошедшую неделю была занята мыслями о тройном прыжке Леандера, а после того, как Сеппо рассказал мне сегодня ночью, что он сбежит, в мой голове больше не было места для Билли.

– Я ... ну. Не. Не забыла. – Я откровенно признала это. Мне не хватало энергии для лжи и оправданий.

– Ты знаешь, что сегодня после обеда на очереди снова проектный блок. Там вы сможете поговорить о вашем опыте и задать мне вопросы, которые не дают вам покоя. Было бы неплохо, если бы ты участвовала также оживлённо, как твои одноклассники. Ты оставляешь Билли одного, Люси.

Я пристыжено смотрела на мои ноги. Чёрт, он был прав. Это было самое худшее в господине Рюбзам. Восемьдесят процентов времени он делал вещи, о которых можно было только посмеяться. Но когда он разговаривал со мной, то я не могла убежать от его слов. Никто из нас не мог этого сделать. Мы почти всегда слушали его. В отличие от его коллег-женщин, которые почти никогда его не слушали. Прежде всего, госпожа Дангель.

– Я ещё позабочусь о нём, – пообещала я неохотно.

– Тебе следует это сделать. Он не пришёл сегодня в школу, и извинения не было. Может быть, его родители забыли об этом, у них ведь сейчас другие заботы, не так ли? – Призывающая нотка в голосе Рюбзама ещё больше усилила мою нечистую совесть. Я совершенно выбросила из головы, что родители Билли хотели разойтись. – Может быть, он также чувствует себя плохо. Я имею в виду эмоционально. Я позвонил к нему домой, но никто не взял трубку. И по мобильному он тоже не доступен. У тебя есть какая-нибудь идея, где бы он мог находиться?

– Петер!? – Мы испуганно развернулись, при этом сигарета господина Рюбзама чуть не задела мою щёку. Госпожа Дангель стояла позади нас на лестнице и шелестела властно пачкой бумаг с тестами. О нет. Будет проверка слов. Вчера я даже не открыла книгу. Без Леандера я никогда не напишу на хорошую оценку. – Я жду. Может моя ученица посетить мой урок?

Вздохнув, господин Рюбзам повернулся ко мне.

– Увидимся сегодня после обеда, Люси. Подумай о том, где он может быть, ладно?

Я последовала его просьбе уже во время контрольной по проверке слов, потому что это всё равно было бессмысленно, отвечать на вопросы госпожи Дангель. Но правда была в том, что я ничего не знала о Билли, во всяком случае, немного и поэтому также не могла сказать, было ли у него любимое место укрытия. Я не думала, что он сидел в парке Мира. Там мы вместе занимались паркуром, а с этим он ведь покончил. Никакой другой причины, как только заняться паркуром, пойти в парк Мира не было. Мы только потому выбрали его для нашей тренировки, потому что наши родители никогда бы не подумали, что мы там. Так как центр парка Мира занимала огромная детская площадка. Клёвым наш участок не был. Зато безопасным.

Отвечу ли я на звонок, если кто-то позвонит мне со школы? Скорее всего, нет. Но это ещё далеко не значило, что Билли был дома. Тихий навязчивый голос, который шёл из глубины моего живота, присоединился к озабоченному карканью господина Рюбзама. Что-то там было не так.

Когда прозвенел звонок к обеду, Билли всё ещё не появился на занятиях, и я всё ещё не знала, где мне его искать. Чем ближе я подходила к столовой, тем медленнее становились мои шаги, пока я не стала только шаркать и иногда останавливаться. Пахло чечевичным супом с сосисками. Я не знала, что ненавидела больше: кашеобразный суп, который выглядел так, будто его уже пожевали или лопнувшие сосиски с их мясной розовой внутренностью. Также перспектива ванильного пудинга с красным киселём на десерт не могла исправить это ужасающее видение.

Не подняв глаз, я развернулась и спустилась вниз по лестнице в школьный двор, чтобы сесть там под каштанами и подремать. Если на обеде кого-то не хватало, это не сильно бросалось в глаза. Господин Рюбзам всё равно почти никогда не присутствовал, потому что скорее использовал время, чтобы попить кофе и покурить. А Софи сделала целью своей жизни избегать меня.

– Эй, асцярожна, дзіця![1]

– О ... извини ... – Я быстро встала на колени на землю, чтобы поднять мой рюкзак, который при столкновении со старшеклассником передо мной свалился вниз. Когда я взглянула на кончики его ботинок, то замерла. Это был не просто какой-то старшеклассник. Эти ботинки можно было встретить только один раз в нашей школе. Они наградили его именем. Порванные, красочно исписанные, чёрные, кожаные кеды. Он носил их с седьмого класса. Каждый день. Также, когда шёл снег, и всё покрывалось льдом.

Я выпрямилась и закинула рюкзак снова на правое плечо.

– Что-то не так? Могу я пройти? – спросила я в плохом настроении и мне ничего другого не оставалось, как посмотреть Шаку в лицо, потому что он делал тоже самое, скучающе и в тоже время с любопытством.

– Прывiтанне, – пробормотал он на глубоком пфальцском диалекте. – Ты Люсi, цi не так? Я Шак. – Он протянул мне свою руку. Серебряное кольцо на каждом пальце, чьи ногти сделали бы папу невротиком. Длинные и грязные. Я засунула мои руки глубоко в карманы штанов.

– Я знаю, – ответила я холодно.

– Ну, добра, – сказал он добродушно и широко улыбнулся. Посетить стоматолога ему бы тоже не помешало. – Люсi, добра. – Его улыбка превратилась в булькающий смех. – Як у цябе дела, Люсi?

Он говорил Ю в моём имени растянуто и полнозвучно, так что оно звучало как Лоуууси. Он что, был пьян? И почему он вообще хотел это знать? Точно, обо мне снова ходили какие-нибудь дурацкие слухи, и он хотел узнать об этом побольше, если уж я наскочила прямо на него.

– Я работаю над проектом господина Рюбзама, – поэтому ответила я сдержанно. Что же, хорошо было бы, если бы это было так. Но потом меня вдруг осенило, ярко и ясно. Конечно! Музыкальная группа Билли. Шак. Это был Шак, о ком он мне рассказал, да он хотел наняться басистом к Шаку! – И я ищу Билли, – добавила я быстро, прежде чем Шак мог от меня отвернуться.

Хммм. – Шак начал обильно чесать себе жирный затылок. – Ну добра, Билли. Сядзiць у пакоі для рэпетыцый, я думаю. Ведаеш дзе яна знаходзицца?

Ой-ой. Мне срочно нужен переводчик! Мама была родом из Берлина, а папа с севера. Мы все трое не говорили на пфальцском, и мне повезло, что мои ребята разговаривали со мной на верхненемецком, даже если между собой они иногда переходили на грубый жаргон, который порой мог быть очень скабрезным. К нормальному пфальцскому я никогда не могла привыкнуть.

– Не. Не знаю. Комната для репетиции? Тогда это правда, насчёт группы? – Вместо того чтобы ответить, Шак так широко мне улыбнулся, что на его бледных щеках образовались морщины.

– Давай, я падвязу цябе туды. Ну давай, Лоусi! Вперёд! Варушыся!

Я подозрительно огляделась. На мой вкус это получилось слишком просто. Я никогда до этого не разговаривала с Шаком, я даже не смотрела на него. А теперь он спрашивал, как у меня дела и предлагал подвезти к комнате для репетиций, чтобы я могла встретиться с Билли. Но зачем мне этому сопротивляться? У меня было и так достаточно проблем, которые я должна была решить в одиночку. В такой запутанной ситуации мне следует принять любую помощь.

– Ладно. Но к блоку, который начнётся после обеда, я должна буду вернуться в школу!

Я пожалела о моём решении уже спустя две минуты.

«Я падвязу цябе туды», означало, что я должна была втиснуть мою голову в затхлый шлем и сесть позади Шака на его ржавую Веспу, чтобы потом непрерывно молиться, пока мы не доехали.

На светофоры он обращал такое же внимание, как на знаки дорожного движения, включение указателя поворота или прочувствованных тормозов. При его первой остановке был такой резкий рывок, что меня прижало к его сальным волосам. Они пахли как наша церковь на Рождество, к сожалению, запах смешанный с холодной золой. Мне сразу же захотелось чихнуть, именно в тот момент, когда Шак разгонялся с ревущем мотором, чтобы обогнать стоящий фургон, конечно же без указателя поворота.

К счастью поездка длилась недолго. Местность, где он наконец замедлил скорость и остановил машину после двух срезанных углов, сразу же показалась мне знакомой и таковой она и была. Тоскливым взглядом я посмотрела на мусоросжигательный завод, после того как высвободилась из вонючего шлема. Как часто Сеппо, Сердан, Билли и я говорили раньше о том, какие гениальные забеги мы смогли бы там выполнить, если бы он не работал круглосуточно и таким образом постоянно охранялся!

Мы могли провести только десять недель с тем, что выдумывали бы новые дистанции и тренировали их, без того, чтобы хоть раз покинуть территорию. Столько много разной высоты крыш, пожарных лестниц, выступов – Эльдорадо для любого трейсера. Башню я даже видела из нашей квартиры. Её слабое, красное мигание принадлежало к моей личной отличительной черты ночи Людвигсхафена. Оно сопровождало Сеппо и меня при нашем забеге по крышам домов. Оно освещало темноту, когда Леандер и я, в канун Нового года, сидели на подоконнике нашего окна. Во Франции мне его не хватало.

Но сейчас преобладал тусклый полуденный свет. Дождь прекратился, и солнце нерешительно пробивалось сквозь тёмные, тяжёлые тучи. Я оторвала свой взгляд от мусоросжигательного завода и пошла за Шаком, который уже направлялся к мрачному заднему двору. Слева за нами находился Лофт; тот клуб, о котором всегда говорили старшие школьники. Но в остальном маленькая улица производила заброшенное, негостеприимное впечатление. По сравнению с задним двором, в который провёл меня Шак, она была однако почти идиллическая.