Текст книги "Дьявольски рисковый (ЛП)"

Автор книги: Беттина Белитц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц)

– Зачем я вам вообще нужен? Только для того, чтобы снимать? Это может сделать и кто-то другой.

Я должна была какое-то время подумать, прежде чем ответила. Да, для чего нам был нужен Билли? Я не могла спонтанно назвать причину.

Но суть была вовсе не в этом. Мы были кликой, друзьями. Для этого не нужна была специальная причина, чтобы быть с нами. Без Билли, чего-то не хватало. Даже на нашем дурацком заднем дворе я постоянно оглядывалась и искала его, сама по себе. Потому что он был один из нас. И это я ему и сказала.

– Мы друзья, Билли.

– Нее, это не так. Друзья не атакуют постоянно друг друга, как Сердан и Сеппо. У друзей нет друг от друга секретов. И между друзьями борьба за девушку табу. Но Сеппо и Сердан... Кроме того я знаю, что ты целовалась с Серданом, но собственно хотела что-то от Сеппо.

О Боже, снова эта тема. Нет, об этом я не хотела говорить с Билли.

– И всё равно мы друзья. У нас дружба и мы должны быть вместе, навсегда, – повторила я, потому что не могла придумать что-то получше.

Я не могла сказать ему, что боялась, что мы никогда больше не будем заниматься паркуром, если Билли окончательно отвернётся от нас. Тогда останутся только Сердан и Сеппо, которые только ругались между собой. Леандер тоже всё чаще отсутствовал, а его в любом случае никто не видел, кроме меня.

– Ах, что за дерьмо, Люси! – взорвался Билли. – Ничего не бывает навсегда! Чувства уходят. Просто так. С одного момента на другой. Дружба прекращается. Такова жизнь.

Что он там такое болтал? Я не могла справиться с этим разговором. Я ещё никогда не могла хорошо разговаривать о чувствах. А с Билли я до сих пор самое большее говорила о сортах жевательной резинки и функциях мобильного телефона. И о паркуре. Но Билли вовсе больше не обращал на меня внимания.

– Только сегодня утром мне пришлось выслушивать это. Чувства когда-нибудь уходят, Билли. Никто в этом не виноват. Такова жизнь. – Сердито он смял липкую салфетку. Его пухлые щёки покраснели, а возле корней волос блестели капельки пота. Мне что, состряпать сейчас лицо, будто в голове воздушный пузырь? Или произнести хм, так как делает Сердан.

Но когда я сама была сердита, то ненавидела «хм» и лица, будто в голове воздушный пузырь. Мне нельзя было делать вид, будто Билли ничего не сказал. Это было бы не честно. С другой стороны я не поняла не слова.

– Ты не можешь подсказать мне, о чём ты сейчас говоришь?

– Ну, о моих родителях, о чём же ещё! – Билли так повысил голос, что две женщины за столом рядом с нами, повернулись к нам с любопытством. – Они вдруг говорят, что больше не любят друг друга. И хотят развестись. Совершенно внезапно! Они даже не ругались! Никогда! Но теперь, теперь они ругаются постоянно, как Сеппо и Сердан, мне так это надоело ... это меня бесит ... – Билли вытер салфеткой пот со лба.

– Извини, я этого не знала, – сказала я тихо, хотя считала, что это были две совершенно разные проблемы, брак родителей Билли и наша паркур-тема. – Мои родители тоже иногда ругаются. Я знаю, что это раздражает.

Внезапно я испугалась, что у нас тоже может так произойти, как у Билли. Что мама однажды утром разбудит меня и скажет: Эй, Люси, папа и я не любим больше друг друга. Мы разводимся. Нет, такого я не могла себе представить, моё сердце говорило мне, что это неправильно. Совершенно неправильно. Но скорее всего Билли это тоже казалось неправильным. И потом это всё-таки случилось.

– Да именно, это раздражает, и я не хочу ещё и в моё свободное время попадать в стрессовые ситуации. Понимаешь?

– Да, но ...

– Что но? Никаких но! – прогремел Билли. – Да я вам вовсе не нужен! Кроме того, я хочу заняться чем-то другим, чем-то, где не буду всегда играть дурака. Шак сказал, что он и Ралле ...

– Тот Шак? – перебила я его. Чего ты хочешь от этого тюфяка?

Шак ходил в нашу школу, был в том же классе, что и Сеппо. Но так как он два раза остался на второй год, то был один из самых старших. У него были длинные локоны, которые в конце недели блестели от жира, курил скрученные вручную косяки и брал свою гитару даже на уроки. Когда он на кого-то смотрел, то выглядел так, будто вот-вот заснёт.

Предположительно, он так иногда и делал. Чаще всего на уроке религии и гражданском праве. Преподаватели позволяли это делать, потому что устали дискутировать с ним, так как он только тогда отвечал на вопросы, когда ему этого хотелось. Некоторые ученики восхищались им за это. Я считала его тупым.

– Почему тюфяк? – защищался Билли. – Он не тюфяк. И он хочет основать группу, они ещё ищут басиста. Может быть, я его спрошу, возьмёт ли он меня.

– Билли ... ты не можешь играть на инструментах. Ни на каком. Ты даже не можешь читать по нотам, – напомнила я ему. Наш учитель музыки регулярно отчаивался из-за этого.

– Ну и что? Я и паркуром больше не могу заниматься. И всё-таки ты хочешь, чтобы я был с вами. А на басе может играть любой, так сказал Шак.

Я бросила незаметный взгляд на часы. Вот дерьмо, у меня осталось всего лишь восемь минут, чтобы добежать до дома. Этот разговор всё равно ни к чему не приведёт. Насчёт группы было дурацкой идеей. Билли в музыкальной группе ... Что это вообще будет за группа, с Шаком, играющем на гитаре? На него ведь никто не хотел смотреть дольше, чем три минуты, не говоря уже о том, чтобы слушать.

– Мне пора, Билли ... Подумай ещё раз об этом, ладно? – Но Билли смотрел упрямо мимо меня. Ну, тогда нет. Теперь и я разозлилась. Всё это не могло быть правдой! Леандер оставлял меня одну в течение нескольких часов, Сердан и Сеппо теперь только ругались, а Билли хотел стать рок-музыкантом. Не говоря уже о моём домашнем аресте. И тройным прыжком, который должен был выполнить Леандер. Новым учебным годом ... который станет ещё более напряжённым, чем уже был последний. Ничего кроме неприятностей.

Но когда я злилась, то могла всегда особенно быстро бегать, и поэтому мне удалось, ровно в семь открыть одну из наших дверей и броситься наверх. Уже на лестнице я почувствовала пряный запах лука, который выходил из квартиры. Лук и ещё что-то, что я не могла определить. Неужели мама уже вернулась? О нет, пожалуйста не надо. Потому что тогда она точно поссорилась с папой, потому что тот отпустил меня, и может быть у нас впоследствии станет также, как у Билли ...

Задыхаясь, я распахнула кухонную дверь. Облако пара подуло мне в лицо, но это было ничто, по сравнению с оглушительным шумом, который загремел мне навстречу из небольшой стерео-установки на шкафу. Кричащее пение, пронзительные гитары, быстрые удары барабана – что к чёрту это было такое? Мне нравилась быстрая и тяжёлая музыка, но то, что звучало здесь, было пыткой. Голос певца звучал так, будто ему оторвали яйца. А потом этот хаос ... везде грязные кастрюли и горшки, стол покрыт шелухой от лука, доски и ножи, порванные бумажные кухонные полотенца, прямо рядом с горячей плитой.

Быстро я убрала их в сторону, прежде чем они загорятся. Может, это мама и папа так сильно поругались, что оставили кухню в таком состояние? Но если да, то где они тогда торчат? Я выключила компакт-диск и ища их огляделась. Тьфу, что это такое отвратительное?

– Фу, – пробормотала я и выловила из раковины кончиками пальцев скользкую, сырую шею курицы. Момент ...

Курица ... Это была вовсе не мама. Мамы действительно не было ещё дома. Это был Леандер! Не постучав – было бы ещё лучше, если бы мне приходилось стучать к самой себе, я распахнула дверь в свою комнату.

– Что это будет? – залаяла я требовательно. Но в ответ получила только тихий, расслабленный храп. Леандер лежал на животе на моей кровати, с обувью конечно, голову положил на руки, а на лице расслабленная улыбка. – Просыпайся, Леандер, и объясни мне, что всё это значит!

Он не пошевелился. Он только притворялся, что не слышит меня или находился в глубоком сне? Я встала возле него на колени и коротко потрясла за плечи. Всё ещё никакой реакции. Могвай, который оставался дома, потому что длинные прогулки стали для него слишком изнурительными, укоризненно забурчал и повернулся в своей корзинке вокруг себя.

Не только наша квартира пахла по-другому. Также и Леандер пах иначе, чем обычно. Я склонилась вперёд и понюхала. Его дыхание пахло мятой, луком и ... анисом? Во всяком случае, он пах как светлые рождественские пряники, которые раньше всегда пекла бабушка Анни, и их она всегда приправляла анисом. Они на вкус были почти такими же отвратительными, как и мамины рождественские пряники.

– Люси? Люси-мышонок! – О нет. Мама. Теперь она вернулась. – Что здесь пахнет так ... так интересно?

Быстро я бросилась на кухню, выловила вино из серванта и выбросила его с размаху из открытого окна. Сегодня видимо был день летающих чашек, куриц и бутылок с вином. Я только надеялась, что бутылка приземлиться не в нашем дворе, а в саду соседей. Не то самое позднее завтра, у меня появиться необходимость объяснять это. А необходимость объясняться у меня была уже сейчас. Ещё хуже это делать не обязательно.

– Да, что здесь происходит? – Уф, кое-как успела. Я нерешительно повернулась.

– Привет, мама.

Рот мамы дёргался в постоянном изменении между изумлением, радостью и недоверием. Рьяно, я начала сметать вместе лук руками и выкидывать его в мусор, как будто на протяжении часов не делала ничего другого, как только пахала.

– Я ... э ... готовила для тебя. Я имею в виду для вас, для папы и тебя.

– Ты – готовила? – Удивление мамы было обоснованно. Обычно я даже отказывалась помогать ей при выпечке пирогов. – И что ты вкусненького приготовила?

Мама взяла кухонную тряпку с крючка и приподняла осторожно крышку жаровни, которая блокировала сразу две конфорки. Что же. Что я там приготовила?

Звучная отрыжка позади, заставила меня обернуться. Ага. Монсеньор снова встал. Усмехаясь, Леандер смотрел на маму и меня, в то время как небрежным движением приглаживал волосы назад. О, как я это проклинала, что моё сердце всё ещё каждый раз взволнованно сжималось, когда я видела его двухцветные глаза и ямочки, хотя в этом действительно не было ничего нового. Он жил уже почти год в моей комнате. Моё сердце давно должно было к этому привыкнуть.

– Что это такое? – спросила я на языке жестов и показала на плиту, но вместо того, чтобы сказать мне нормально, что находилось в горшке, Леандер сделал из этого потеху и сформировал ответ губами. Ха-ха, очень смешно. Я попыталась это прочитать. Что-то с О и Э. И Г в начале. Гогговэ? Что такое Гогговэ? Или это имеет что-то общего с петухом (на немецком петух произносится Гокель)? Да, петух, это было логично, в конце концов Леандер «одолжил» курицу.

– Гокельвэ (больной петух), – перевела я в недоумении.

– Что? – Мама уставилась на меня критически.

– Ну, рецепт с курицей и вином ... – И? Я оглядела беспорядок в кухне ещё раз и увидела пустую банку помидор в мусоре. Помидоры ... они также подходили к красным брызгам на вытяжном колпаке, которые выглядели как кровь, и о которых вначале я подумала, что они происходят от бедной курицы. – И помидорами. Точно. Помидорами. Французский рецепт, – предположила я. Это должен был быть французский рецепт. Мания Леандера ко всему французскому не имела границ.

– Аааа. Coq au Vin! – вскрикнула мама в восторге.

– Точно. Кокковэ, – сказала я вяло.

Усмешка Леандера увеличилась, пока его ямочка не стала бросать тень. Потом он основательно зевнул, бросил ничего не подозревающей маме воздушный поцелуй и побрёл назад в мою комнату. Наверное вся ситуация здесь слишком пахла для него работой. Кроме того мой позор был предотвращён и таким образом в его зелёно-голубых глазах, вздремнуть ещё раз, было приятным вариантом побыть бесполезным. Это Леандер мог делать превосходно. Быть бесполезным. Даже наш сломанный пылесос вёл более осмысленно существование, чем он.

– Откуда у тебя рецепт, Люси? – Мама выудила шелуху от лука из горшка.

– Из интернета. Я хотела порадовать вас. Мне нужно ещё только чуть-чуть прибраться

Нет, вообще-то мне нужно было делать домашнее задание и подумать о том, что случилось с Билли. Но Леандер сорвал все мои планы. Пока кухня будет чистой, пройдут часы. Хотела ли я попробовать курицу, я ещё не знала. Я не доверяла кулинарному искусству Леандера. Как у него вообще появилась идея что-то приготовить? Почему вместо этого он не пошёл с мной и ребятами? Я этого не понимала.

– Роза? – Папины шаги поспешно приблизились. – Ты готовила? Я думал, мы полюбовно договорились, что ты снова начнёшь вносить свой вклад в семейной бюджет. – Теперь его серая полу-лысина просунулась к нам на кухню, и он критично огляделся. – Ах ты, Боже мой, – пробормотал он. – И мусор ты тоже не разделила, дорогая Роза.

– Не я, Хериберт. – Мама указала так энергично на меня, что я автоматически немного отступила. Её накрашенный указательный палец приблизился опасно к моему уху. – Люси приготовила для нас!

– Люси? – Папа выловил банку от помидор из органических отходов, чтобы ополоснуть её под краном с водой. – Но Люси ведь была ... Люси ... – Он откашлялся и сделал вид, будто занят банкой. – Люси ведь ... э ...

– Делала домашнее задание, – спасла я его. Он почти проговорился. В конце концов мама не должна узнать, что я ходила есть мороженое с ребятами. – Делала домашнее задание, а в промежутках готовила. Это ведь лёгкое блюдо, – добавила я смело. – Оно только должно было вариться на медленном огне.

Это оно и делало, в то время как мама и я убирали, мыли и тёрли, пока всё снова не стало совершенно чистым, а мама в это время, не спросив, тараторила мне все рецепты, которые любила готовить (мы оба знали, что результат чаще всего был несъедобным), и засыпала меня утомительными советами домохозяйки.

Но курица, к моему великому удивлению была вкусной – такой вкусной, что я решила взять вторую порцию, хотя была уже совершенно дёрганной, потому что хотела наконец допросить Леандера. Не только насчёт курицы. А насчёт тысячи разных вещей, из которых ни одна больше не могла ждать.

В то время как я жевала, я в уме составляла целый список упрёков. Прежде всего, он должен мне наконец сказать, как выглядел тройной прыжок. Я думала об этом уже даже тогда, когда сидела на туалете. Иногда мне также снились об этом сны. Это были не хорошие сны.

С другой стороны, гармонично поужинать с мамой и папой тоже было правильно, потому что такие моменты стали редкими. Может быть это даст мне преимущества или даже ослабит строгие тюремные правила, если я останусь ещё немного сидеть с ними.

Когда мне, примерно в десять, было позволено уйти в свою комнату – Кто готовит, тот должен и мыть посуду, – вбивала в меня мама, Леандер снова лежал поперёк моей кровати. Только в этот раз он снял свою обувь. Я даже не пыталась разбудить его или столкнуть с матраса.

Я боялась при этом нечаянно слишком долго до него дотрагиваться. Касаться Леандера было запрещено, это также было опасно. Потому что так, я могла стать невидимой – противные чары вуду Чёрной бригады, которые не смотря на защитные чары всё ещё действовали.

Поэтому я только быстро приняла душ, почистила зубы, закрыла мою комнату, на всякий случай и волей-неволей устроилась на диване Леандера.

Все здесь пахло Леандером. Подушки, одеяла, простыни. Дорогой гель для душа и мята. А с недавнего времени ещё и анис. Когда я наконец, заснула, то мне приснился сон о рождественских пряниках бабушки Анни.

Глава 3. Боязнь прикосновений

– Леандер! Проснись наконец! Пожалуйста!

Я редко говорила Леандеру пожалуйста, но сейчас это было срочно. Он должен был проснуться. Но он лежал на кровати, как мешок с мукой – мукой с запахом аниса, и храпел с Могваем дуэтом. Чёрт, как мне только разбудить его, не крича и не касаясь?

Сегодня вечером, когда пришла домой, я потрясла его, без последствий, но это ничего не принесло. Может быть пощекотать? Была ли щекотка не слишком милым прикосновением? Того, кого ты не можешь терпеть, не щекочешь. Тогда лучше не сильно шлёпнуть по затылку. Но что, если тогда он погрузиться в сон ещё глубже? Он итак спал уже, как мертвец!

Я, со стучащим сердцем, включила свет. Леандер продолжал беззаботно храпеть дальше, но в ярком свете лампы я заметила, что из кровати торчал гриф его гитары. Леандер должно быть уснул, пока бренчал. Кроме того у него в ушах торчали мои наушники. Он что, во время сна слушал музыку? Это бы объяснило, почему он не реагировал.

А наушники, были всё-таки наушниками, а не частями тела Леандера. До них мне можно было дотрагиваться. Я выловила двумя пальцами кабель и осторожно потянула за него – а потом всё произошло так быстро, что я с испугу завизжала и забыла, как правильно делать кувырок, когда падаешь. Грубо, моя голова ударилась о стену. Вторая шишка за этот день, почти как в старые времена.

– Ты совсем сошёл с ума? – зашипела я на Леандера угрожающе, как только смогла понять, что случилось и что к этому не приложила свои невидимые руки Чёрная бригада. Это был сам Леандер, который так сильно оттолкнул мою руку, что я потеряла равновесие. А должно было многое случится для того, чтобы я потеряла равновесие.

Но и Леандер выглядел испуганно. Широко раскрытыми глазами он уставился на меня и прижал свою левую руку к сердцу. Я взвизгнула ещё раз, когда наполовину пустая бутылка выкатилась из под одеяла и гремя упала на пол.

– Ну классно, Леандер. – Я поймала её, прежде чем она смогла разбиться о стену. – Сейчас мои родители ворвутся в комнату.

– Запомни одно, Люси, d’accord? Никогда – не – вытаскивай – мне -из ушей – мои – наушники , когда я лежу в постели и слушаю музыку. Никогда. Ясно?

Ой-ой, каким же тоном он снова со мной разговаривал. Я попыталась подавить дрожь, которая накатывала на меня рывками, с того времени, как я проснулась.

– Это мои наушники. И я не могла знать, что ты слушаешь музыку. Ты храпел, кроме твоего храпа почти больше ничего не было слышно. Во всяком случае ничего ... ничего нормального.

– Ничего нормального? – Леандер вытащил насадки из ушей и посмотрел на меня. – Скажи ... ты что дрожишь, шери?

О пожалуйста, не называй меня шери, подумала я сердито. Шери изжило себя. Нам нельзя было больше касаться друг друга, так что тебе не нужно теперь называть меня шери.

– Я в порядке, – ответила я ворчливо и натянула его одеяло вокруг своих плеч, хотя оно не могло ни согреть меня, ни остановить дрожь. Холод был под моей кожей. – Леандер, я ... я услышала что-то странное и это гарантированно была не музыка из твоих наушников. Это было ... это сидело глубоко у меня в ушах. И тут же меня разбудило.

– Это была музыка? Мелодия? – Леандер вцепился сильнее руками в наушники, как будто испугался, что я могла забрать их у него.

– Нет, не мелодия. Пронзительное жужжание. Такое будто ... будто ... – Я понизила голос, хотя из-за мамы и папы и так уже говорила шёпотом. – Я думаю, они поблизости. Леандер, я ... – Качая головой, я скрестила руки на груди.

Я хотела сказать, что боюсь. Чуть ранее это даже был панический страх. У меня не было сомнений, что они были здесь, что защитные чары Леандера разрушились, и они нашили его и что не только заберут его, но и накажут меня. Чёрная бригада любила наказывать и ябедничать.

– Значит не мелодия? – Голос Леандера прозвучал почти разочарованно.

– Нет, не мелодия, как часто мне ещё это повторять? Не мелодия, не аккорд, только действующая на нервы, пронзительное жужжание ангелов-хранителей ...

– Мы не жужжим! – воскликнул Леандер с негодованием и гордо выпрямился. – Мы не ангелы-хранители, и мы не жужжим.

–Ты всё равно больше не ангел-хранитель. Уже забыл? Ты перебежчик, и если скоро не сделаешь тройной прыжок, они заберут тебя ... – Когда я наконец перестану дрожать? Я вела себя как истеричная девица.

– Эй, Люси. – Леандер хотел поднять свою руку и погладить меня по щеке, но в последний момент отдёрнул её. – Так быстро они меня не заберут. Мои защитные чары ещё действуют. Во всяком случае, немножко.

– Немножко ... Блин, Леандер, тебе нужно поторопиться!

– Я так и делаю! Но я не могу колдовать! Это сложно, – защищался он, размахивая руками. Его голубой глаз ослепительно вспыхнул.

– Нет, ты этого не делаешь! Ты проводишь полдня за тем, чтобы украсть какую-то птицу, сварить её и разгромить нашу кухню, а мне приходится врать моим родителям, чтобы всё объяснить. Ты ничего не делаешь! Ты только всё портишь, и больше абсолютно ничего! Что вообще всё это значит, зачем ты готовил? И что это такое?

Я подняла бутылку в тусклый свет ночного светильника.

– Пернод, – прочитала я этикетку.

– Пернооо, – исправил меня Леандер напыщенно. – Д не говорят.

Я открутила крышку и понюхала. Чихнув, я отпрянула. Источник найден! Вонь аниса исходил из этой бутылки. Аниса и алкоголя.

– Ты пил, – установила я и прозвучала так, как папа, когда он обращал моё внимание на проступок.

– Только аперитив. Аперитив для приготовления пищи, так, как это делают французы. Это культурное достояние.

Культурное достояние. Когда Леандер в последний раз предавался этому культурному достоянию, то упал со стены замка и чуть не сломал себе шею. Кроме того бутылка была наполовину пустой. Значит, Леандер позволял себе культурное достояние и тогда, когда не готовил. Я не знала, что мне сказать насчёт этого. О, я могла бы сказать тысячу вещей.

То, что он не переносил алкоголь, лучше оставил бы кухню в покое и, являясь ангелом-хранителем, должен был бы знать, что бумажные полотенца не кладут рядом с горячей плитой. Я бы могла также сказать, что ему следует быть со мной немного чаще, чтобы он – да, чтобы что? Защищал меня?

Это он никогда не делал особенно хорошо. Скорее всего я жила бы в большей безопасности, если бы его не было рядом со мной. Сегодня он сбросил мне на голову чашку. Благодаря ему, я в течение нескольких часов заработала себе две шишки.

Но мне его не хватало. И я боялась. Две вещи, которые мне совсем не подходили и которые прежде всего не подходили ко мне. Такой я не хотела быть. Такой – такой неуверенной и трусливой. Обычно я никогда такой не была.

– Люси ... я ... хм ... – Леандер начал играть с наушниками, в то время как размышлял. Я не могла по-другому, я должна была смотреть на него. Уголки его губ были опущены, и ямочки на щеках не было, а прядь волос упала мягкой волной на зелёный, как трава, глаз. На одну секунду я должна была бороться с желанием, убрать её с его лица. – Вы ведь съели курицу, не так ли?

Я устало кивнула. Постепенно дрожь уходила. Может быть, этот пронзительный звук в голове я себе только вообразила. Может быть, они действительно были далеко и не могли найти его. Да, наверное, это был только один из этих дурацких, ненужных кошмаров.

– Вуаля. Вы её съели. Я приготовил, а вы её съели. Так что я здесь, не так ли?

Что мне на это ответить? Больше быть здесь, чем Леандер было невозможно. Он был настолько настоящий, что я совсем не могла себе представить, как было раньше без него (строго говоря, он собственно сопровождал меня с моего дня рождения, только я ни видела его и ни чувствовала). С другой стороны только я знала об этом.

– Как ты понимаешь, что ты здесь, Люси? – Голос Леандера звучал темнее, чем обычно. – Как ты понимаешь, что существуешь?

– То, что воздух пахнет, когда я пукаю, – ответила я сварливо.

– Оооо, Люси ... – Леандер в ужасе замахал руками, как будто я только что действительно пукнула. – Не будь такой ординарной!

– Ты спросил. Во всяком случае, мне не нужно громить кухню, чтобы знать, что я здесь. И противную анисовую водку мне тоже не нужно пить.

– Анисовый ликёр, – старательно исправил меня Леандер. – Это ликёр.

Я воздержалась от комментария, а также от размышлений о том, чтобы случилось, если бы мама нашла бутылку в моей комнате. Вместо этого я подумала, была ли достаточно спокойна, чтобы снова заснуть. В этот раз в своей кровати. Я легонько толкнула Леандера, показывая ему, что он должен убраться на свой диван.

– Значит, ты уверен, что бригады нет поблизости? – Я с трудом решилась выговорить слово бригада чётко.

Меня чуть не сводило с ума то, что я не могла видеть бригаду. Семью Леандера я могла видеть, хотя они были лишь прозрачными; Во Франции, я даже могла слышать их язык – но только во время тех часов, когда для всех других людей была невидима. Как и сами они. Об этом позаботились чары вуду бригады.

Они применили их, потому что Леандер лёг ко мне в постель, а это охранникам было запрещено делать – слишком приближаться к своим подзащитным. Это было одно из самых скверных проступков, которые существовали. Я вздрогнула, когда подумала об этом. Я говорила с мамой, а она смотрела в пустоту и горько плакала ... потому что не могла меня видеть. Такому никогда больше нельзя случиться.

Поэтому лучше вообще не вспоминать об этом, что Леандер и я уже поцеловались и спали несколько ночей рядом друг с другом в кровати. Я хотя и делала это не добровольно, но ... нет, стоп. Не вспоминать. А думать о будущем.

О будущем без прикосновений. И оно будет оставаться таким, пока Леандер не сделает этот чёртов тройной прыжок. Был ли он вообще способен на это? И почему он мне не отвечал?

– Эй, я у тебя кое-что спросила. – Леандер предупреждающе поднял руку, чтобы заставить меня замолчать. Он внимательно прислушался в ночь. Мой пульс начал сильно замирать. Неужели он тоже что-то услышал? Но он неторопливо покачал головой.

– Нет. Никакой бригады. Совершенно точно. – Я от облегчения громко выдохнула.

– Собственно они знают, что мы ... друзья?

– Не думаю. Если бы они это знали, то предполагаю, наказали бы меня ещё строже.

– Они наказали меня, а не тебя, – напомнила я Леандеру злопамятно, хотя он объяснил мне, что это одно и тоже. Потому что невидимые люди были совершенно беззащитны, а это для любого охранника наказание, особенно потому, что те должны удалиться от своего клиента, чтобы тот после какого-то времени мог снова стать видимым. Как я уже сказала: всё сложно!

– Я всё-таки этого не понимаю, – ворчала я. – Ты потащил меня на улицу, после того, как понял, что я стала невидимой и спрятал. Как это тогда делают охранники без тела, которые не являются друзьями своих клиентов, и чьи клиенты ничего о них не знают? – Я представляла себе это очень странным.

Охранник, который тайно прижимался ночью к своему клиенту. Можно ли было это заметить, являясь человеком? Может быть, Леандер даже проделывал со мной такое, когда у него ещё не было тела ...

– О, у нас есть наши способы. Мы можем сделать так, чтобы нас поняли. В такой ситуации нужно побудить своего клиента к тому, чтобы тот вышел на улицу, прежде чем заметит, что стал невидимым или прежде чем кто-то заметит, что он официально пропал без вести. Он тогда будет считать, что это правильно сейчас уйти и немного погулять ...

– Как вы это делаете? – спросила я зачарованно. У меня тоже уже часто было такое чувство, что мне нужно выйти из дома. Особенно в течение последних недель.

– Вы называете это интуицией. Мы вкладываем в головы наших клиентов мысли и желания, которые спасают их в чрезвычайных ситуациях. Например, желание, не садится в самолёт, хотя путешествие уже давно забронировано ... Интуиция. Фу. – Леандер задумчиво склонил голову на бок. – Самый тяжёлый предмет обучения, можешь мне поверить.

Я верила ему на слово – и то, что Леандер был в нём не особенно хорош. Но то, что бригада, по его мнению, не узнала о нашей дружбе, немного меня успокоило. Тем не менее, я хотела знать, что меня ранее вспугнуло из сна.

– Может такое быть, что я услышала тон из-за того, что здесь была твоя семья? Что они хотели проведать тебя? – Немного тон напоминал мне аккорды Клариссы, которые звучали так, будто царапаешь ногтями по школьной доске. Мне чуть не стало от этого плохо.

– Что за семья, Люси? – Леандер повернулся к окну и смотрел мимо меня на улицу. – У меня есть труппа, а не семья, как у вас людей, и она хочет видеть меня больше мёртвым, чем живым.

Я не могла возразить ему, потому что так оно и было. Но я спрашивала себя, может его маленькая сестра Клотильда скучала по нему. Но наверное телохранители не знали, что это за чувство, когда тебе кого-то не хватает.

Поэтому Леандер и не понимал, как тяжело это иногда для меня было, не иметь возможности касаться парня, которого я уже поцеловала. Я сама не знала, как тяжело это будет. Я думала, что с каждым днём будет становиться легче. А получалось всё совсем наоборот. В тоже время, я злилась на него, потому что он постоянно оставлял меня одну. Как глупо с моей стороны! Он мне был не нужен. И раньше он мне тоже был не нужен. Кроме того он постоянно доставлял проблемы.

– Такое ведь может быть, что твоя семья ищет тебя ...

– Если и ищет, то только для того, чтобы увезти меня, а этого ей больше нельзя делать, – сказал Леандер пренебрежительно. – Люси, подумай сама. Мой отец хотел проклясть меня – не удалось. Моя труппа попыталась удалить моё тело – не удалось. Отец и мать хотели откомандировать меня в Гваделупу – не удалось.

– Двое практикантов обнаружили это, – вставила я.

– Ну и что? Они передадут дальше, и руководство позаботится об этом. Мой проступок не был пустяком, Люси. Ни то, что я сменил мою частоту и тем более ни то, что благодаря защитным чарам Бабтисте сбежал от моей труппы! Ты действительно серьёзно думаешь, что штаб-квартира позволит Натану и Клариссе ещё раз попытаться наказать меня? Три попытки это предел. Отныне это дело Чёрной бригады и больше никого. Потому что они обнаружили мой проступок.

Я сглотнула. Это в свою очередь не успокаивало.

– Ты совсем ничего не можешь мне рассказать о том, что такое тройной прыжок и как он работает?

– Нет, – отказался Леандер упрямо. – Не могу. Если я это сделаю, то тогда он не сработает. По крайней мере первая его часть.

– А другие части? – До сих пор мне было не известно, что тройной прыжок состоит из нескольких частей, хотя это звучало во всех отношениях логично, потому что в конце концов это ведь был тройной прыжок, и я почувствовала, как мой желудок опустился вниз.

– Ничего об этом не могу сказать.

– Может быть, твой дядюшка Гуннер может что-то рассказать? – попыталась я в последний раз. – Твои родители упомянули, что он ...

– Дааа, что он стал отступником, – закончил Леандер раздражённо моё предложение. – И что случается с отступниками, а? – Я вопрошающе пожала плечами.

– Не знаю. Они ведь тогда больше не принадлежат к вам.

– Браво, Люси! Ставлю тебе оценку отлично! – Леандер похлопал иронично в ладоши. – И поэтому о них больше не говорят. Они умерли для Sky Patrol. Люси, я не могу его спросить, потому что не знаю, где он живёт, а мир большой! У меня нет времени искать его. А теперь оставь меня наконец в покое. – Его рот так скривился от горечи, что я больше не могла на него смотреть.