Текст книги "Лебединое лето"

Автор книги: Бетси Байерс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

На поиски самой себя

А где прощение грехов,

там не нужно приношение за них.

Послание к Евреям, 10:18

Бетси Байерс родилась 7 августа 1928 года, по ее собственным словам, в тот самый год, когда на свет появились жевательная резинка и Микки-Маус, и тоже добилась немалых успехов. Она написала 62 детские книги, получила множество наград за свое творчество, а в 1971 году за книгу "Лебединое лето" ей присудили самую почетную американскую премию, которую только может получить произведение для детей, – медаль Ньюбери.

Как и многие другие мамы, она начала писать детские книги после рождения трех дочек и сына. Есть у нее и еще одно увлечение. Бетси и ее муж-профессор оба летчики-любители, и их маленький самолетик стоит прямо рядом с домом в Южной Калифорнии, где никогда не бывает зимы. Вернее, дом стоит прямо рядом с маленькой взлетной полосой. Сейчас Бетси давно уже бабушка, но она продолжает писать и летать, а две ее дочери тоже пишут детские книги.

"Лебединое лето" – история грустная, но вместе с тем и счастливая. Как и сами лебеди – прекрасные, величественные птицы с невыносимо печальной песней. Это история девочки-подростка, переживающей самое трудное время в жизни – период взросления. Еще вчера ты – веселый, всем довольный ребенок, а сегодня проснулась, и весь мир (включая тебя саму и твои обожаемые кеды) – ужасен. И скажем прямо, жизнь и правда не мила, если у тебя еще вдобавок умерла мама, папа живет далеко, приезжает редко, и ты его почти не знаешь, а маленький братишка после тяжелой болезни сильно отстал в развитии и совсем не умеет разговаривать.

Вот и приходится Саре отправляться на поиски – не только пропавшего, заблудившегося в лесу брата, но и на поиски самой себя и новых отношений с миром. Ей предстоит убедиться, что не весь мир против нее и ее братика. Что, когда слабый нуждается в помощи – а он в ней всегда нуждается – на помощь приходит весь городок. Чарли – отсталый, бессловесный и бесполезный – оказывается той драгоценностью, найти которую мечтают все.

И тут происходит еще одно чудо, чудо прощения. Сара искренне верит, что именно Джо, парень из ее класса, украл у маленького, беззащитного Чарли его любимые часики – в сущности, все, что у него есть. Но когда девочка узнает правду, у нее хватает мужества попросить прощения. Хоть и стоит ей это немалого труда.

Попроси прощение, и оно тебе будет даровано. Получи прощение, и сам научишься прощать. Может быть, Саре когда-нибудь удастся простить отца за то, что, как ей кажется, он бросил своих детей. Покаяние и прощение – сила куда более действенная, чем вечная фигура умолчания, за которую ратует мама подружки, считая, что "такие вещи лучше как можно скорее предавать забвению".

Хочется надеяться, что скоро Сара, как гадкий утенок, действительно превратится в прекрасного лебедя, и дело тут не во внешности, а в том, что ее чувства, умение любить и сострадать, претерпевают самые серьезные изменения, взрослеют, становятся настоящими. "Господи, я же за лето ревела раз сто, – говорит сама себе девочка. – Я ревела над своими большими ногами, над тем, что я тощая, что у меня кривой нос – я даже из-за идиотских кедов плакала! А теперь случилась настоящая беда – и слез больше не осталось".

А как же Чарли? Чарли нашелся, и хочется верить, что те девочки и мальчики, дяди и тети, которые, бросив все свои дела, искали его так долго, больше не станут дразнить малыша или отворачиваться от него при встрече. И не страшно, если Чарли не умеет говорить, в глазах младшего братишки не только Сара, но и всякий другой (только захоти) может прочесть всю гамму обычных человеческих чувств – удивление, страх, восторг, печаль и радость. А еще там скрывается надежда, надежда на понимание. Ведь именно этого ребенку сильнее всего не хватает.

Ольга Бухина

Глава 1

Сара Годфри валялась на кровати и примеряла шарфик на голову пса Бойси.

– Бойси, подбородочек повыше, трудно тебе, что ли? – уговаривала она, приподнимаясь на локте. Пес был старенький, все время спал – и теперь он лежал на боку, с закрытыми глазами, пока девочка приподнимала ему голову и повязывала шарф.

Ванда, ее сестра, сидела у туалетного столика и причесывалась.

– Оставь Бойси в покое, – посоветовала она.

– А мне больше делать нечего, – отозвалась Сара, не оборачиваясь. – Хочешь посмотреть шоу?

– Да не особенно.

– Шоу называется "Многоликий Бойси".

– Теперь я точно знаю, что не хочу.

Сара подняла псу голову, аккуратно завязав концы шарфа у него на шее:

– Итак, мы с гордостью представляем на суд прихотливой публики первое лицо Бойси – "русская крестьянка"! Ту-ду-ду-дум!

– Отстань ты от него.

– Но он обожает участвовать в шоу, правда же, Бойси? – Сара развязала шарф, расправила его и аккуратно приладила псу на лоб. – А сейчас нам предстоит увлекательное путешествие далеко на восток, где Бойси явит нам свое второе лицо – образ "таинственного индуса"! Ту-ду-ду-дум!

Ванда со вздохом обернулась и взглянула на собаку.

– Жалостное зрелище. На человеческий счет бедному псу восемьдесят четыре года, не меньше. – Она встряхнула баллончик со спреем и побрызгала волосы. – И вообще, это мой шарфик, я иногда его ношу.

– Ладно, ладно, – Сара яростно откинулась на подушку. – Больше я ничего не делаю. Даже не пытаюсь.

– Слушай, если ты решила впасть в депрессию, давай я лучше посмотрю твое шоу.

– А я больше не хочу его показывать. Уже не смешно. В комнате воняет, как на парфюмерной фабрике. – Набросив шарф себе на лицо, девочка уставилась в потолок через прозрачную голубую ткань. Бойси у нее под боком завозился и свернулся клубком. Несколько секунд полежав неподвижно, Сара резко села на кровати, глядя на свои длинные худые ноги.

– У меня самые здоровенные ступни в школе.

– Слушай, Сара, я надеюсь, ты не собираешься перечислять все свои многочисленные недостатки? Просто мне неохота снова выслушивать эту тягомотину.

– Ну, по крайней мере с ногами так оно и есть. Один раз на физре парни начали бросаться девчоночьей обувью, и Бык Дерхем поймал мои кеды и напялил себе на ноги – и они ему оказались в самый раз! Думаешь, приятно носить такой же размер обуви, как Бык Дерхем?

– На подобные мелочи никто не обращает внимания.

– Да ну!

– Ни малейшего внимания. У меня вот, например, просто ужасные руки – глянь на мои пальцы! – просто я не тычу их в лицо всем и каждому, чтобы они заметили, не кричу: "Смотрите все, какие у меня кривые пальцы, народ, у меня не пальцы, а просто кошмар!" Тут волей-неволей кто угодно заметил бы. И тебе нужно просто научиться не заостряться на своих недостатках. На самом деле людям куда важнее их собственные проблемы, чем...

– Очень трудно, знаешь ли, не заостряться на том, что у тебя огромные ступни, когда Бык Дерхем скачет по спортзалу в твоих кедах. Они даже ни капельки не растянулись, когда он их снял наконец.

– Джеки Кеннеди Онассис носит тот же размер, что и ты, если тебя это утешит.

– Откуда ты знаешь?

– Однажды она вошла в индуистский храм и оставила обувь снаружи, и репортеры быстренько подглядели, какой у туфель был размер. – Ванда наклонилась к зеркалу, чтобы как следует рассмотреть свои зубы.

– Но ее ноги выглядят меньше.

– Потому что она не носит оранжевых кедов.

– А я люблю свои оранжевые кеды. – Сара села на край кровати, натянула кеды и высоко задрала ноги. – И что же, по-твоему, с ними не так?

– Все так. Просто если ты хочешь скрыть что-нибудь, не стоит красить это в оранжевый цвет. Мне пора, Фрэнк вот-вот приедет.

Она вышла, и Сара услышала шаги сестры, удалявшиеся по направлению к кухне. Сара снова повалилась на кровать, рядом с посапывающим Бойси. Несколько секунд она смотрела на спящего пса, потом закрыла лицо руками и шумно заплакала.

– Ох, Бойси, Бойси, я плачу, – подвывала она.

Много лет назад, в пору своей собачьей молодости, Бойси не мог вынести чьего-либо плача. Стоило Саре притвориться, что она рыдает – и Бойси немедленно прибегал ее утешать. Он скулил и подпрыгивал, царапал хозяйку лапами и лизал ей руки, пока она не умолкала. А теперь он даже не шелохнулся, лежа с закрытыми глазами.

– Бойси, я плачу, – повторила девочка. – Сейчас я плачу взаправду. А Бойси меня не любит.

Пес беспокойно завозился во сне.

– Бойси, Бойси, я же плачу, мне так плохо, Бойси, – простонала Сара еще раз, после чего резко оборвала плач и села. – Тебе на всех плевать, так, Бойси? Можно обрыдаться до смерти, а ты даже и не заметишь.

Она вскочила и вышла прочь из комнаты. В коридоре она услышала цокот собачьих лап по полу – это Бойси увязался за ней. Не оборачиваясь, Сара бросила:

– Теперь ты мне уже не нужен, Бойси. Иди обратно в спальню. Убирайся. – Но пес продолжал следовать за ней, и через несколько шагов девочка оглянулась. – На случай, если ты что-то недопонял, Бойси: от собаки обычно ждут, что она будет утешать хозяев, прибегать к ним и ласкаться, и всячески повышать им настроение. А все, что ты хочешь делать – это валяться на мягкой кровати. Даже косточки в доме прячешь, потому что тебе лень выйти во двор. Давай, убирайся обратно в спальню.

Она двинулась в кухню, а Бойси по-прежнему плелся за ней, потому что терпеть не мог оставаться в одиночестве. На полпути Сара расслышала, как в кухне Ванда препирается с тетей, раздумала туда идти и вышла на крыльцо.

Позади Бойси стал скрестись в закрытую перед носом дверь, и Сара его выпустила.

– Иди и отстань от меня наконец.

Ее брат Чарли сидел на верхней ступеньке, и девочка присела рядом с ним. Она снова вытянула ноги, критически осмотрела их и заявила:

– Я люблю свои оранжевые кеды. А ты, Чарли?

Брат не ответил. Он сосал красный леденец, из которого вывалилась палочка, и мальчик тщетно пытался вставить ее обратно. Он так долго старался, что палочка погнулась.

– Дай сюда, – сказала Сара, – я тебе помогу. – Она вставила палочку в леденец и вернула конфету брату. – Теперь будь аккуратнее.

Некоторое время она сидела молча, потом взглянула на свои ноги и сообщила:

– Отвратительные оранжевые кеды. Терпеть их не могу.

Она откинулась на перила так, чтобы не видеть ненавистных башмаков, и продолжила:

– Чарли, я хочу тебе кое-что сказать. Это лето – худшее в моей жизни.

Сара сама не знала, почему дела обстоят подобным образом. Вроде бы она делала то же самое, что и в прошлом году – ходила с подружкой Мэри в "Дэйри Куин"[1]

[Закрыть], сидела с малышами миссис Ходжес, смотрела телевизор – однако же все изменилось. Как будто большой калейдоскоп ее жизни кто-то перевернул, и картинка стала совершенно другой. Те же цветные стеклышки после встряски больше не складывались в знакомый узор.

Изменений в узоре обнаружилось не одно, не два – сотни. Этим летом Сара ни в чем не могла быть уверена. То она чувствовала себя счастливой, то – через мгновение – абсолютно несчастной, то и другое безо всякой видимой причины. Час назад ей нравились оранжевые кеды – а теперь смотреть на них стало противно.

– Чарли, я тебе скажу, на что похоже это ужасное лето. Помнишь, когда подлюка Джим Уилсон тебя посадил на качели – помнишь, как оно было? Он тебя раскачивал изо всех сил, а потом долго-долго держал качели в воздухе, и вдруг неожиданно отпустил, и ты никак не мог слезть и думал, что это никогда не кончится? Вверх-вниз, вверх-вниз, до конца твоей жизни? Вот на что у меня похоже это лето.

Чарли протянул ей леденец и палочку.

– Что, опять? Сказать по правде, твой огрызок конфеты такой противный, что его и трогать-то не хочется. – Сара вставила палочку на место и вернула леденец брату. -Смотри, если он опять соскочит – я не шучу, Чарли Годфри! – я выброшу его в помойку, так и знай.

Глава 2

Чарли посмотрел на пустую палочку от леденца, пошарил пальцами во рту и вытащил саму красную конфету, вместе с палочкой зажав ее в руке. Сара сказала, что выбросит леденец в помойку, если он опять соскочит, так что мальчик крепко сжал кулак и стал смотреть в другую сторону.

Потом он начал медленно шаркать ногами взад-вперед по ступеньке. За много лет он так часто предавался этому занятию, что на досках протерлись две полоски от его ног. Это нервное движение всегда означало одно и то же – Чарли о чем-то тревожится, и Сара сразу распознала симптом.

– Ладно, Чарли, – устало сказала она. – Где твоя сосулька?

Чарли зажмурился и принялся качать головой из стороны в сторону.

– Я не собираюсь ее у тебя отнимать. Я просто опять ее насажу.

Он не торопился поверить сестре и продолжал мотать головой. Движение выглядело ритмичным и механическим, будто могло продолжаться вечно. Сара некоторое время смотрела на мальчика, потом со вздохом взяла его кулачок и попыталась разогнуть сжатые пальцы.

– Честное слово, Чарли, ты вцепился в противный липкий кусок карамельки, как в королевский алмаз какой-нибудь. Ну же, дай мне.

Он открыл глаза и смотрел, как сестра завладевает леденцом и снова втыкает в него палочку, которая теперь была согнута почти вдвое, так что конфету приходилось держать осторожно.

– Вот, пожалуйста.

Чарли взял леденец, но не подносил ко рту: его все еще тревожила кривизна гнутой палочки. Сара взглянула на свои руки и начала чистить сломанный ноготь. В эту минуту они с братом были до странности похожи – тот же овал лица, те же круглые карие глаза, веснушки на носу, русые волосы, падающие на лоб. Потом Чарли поднял голову, и иллюзия исчезла.

Все еще держа свой леденец в руке, он смотрел на самодельную палатку, которую соорудил во дворе сегодня утром, вытащив из дома старую простыню и перекинув ее через низко натянутую бельевую веревку. Сперва он просто набросил простыню на веревку и сидел под ней, и белое полотнище развевалось вокруг него, а потом пришла Сара и сказала:

– Чарли, тебе нужно как-нибудь закрепить концы. Настоящая палатка не должна трепыхаться от ветра.

Чарли так и думал, что палатке чего-то не хватает. Он подождал под простыней, пока Сара не вернулась с прищепками, которые она вбила в жесткую землю, зацепив ими края ткани.

– Ну вот, это я понимаю – палатка так палатка.

Палатка понравилась мальчику. Солнечный свет, проникавший сквозь тонкое полотно, и тени деревьев, колыхавшиеся над головой, навевали на него уютную дрему, и теперь Чарли хотелось обратно в палатку.

Сара снова принялась говорить об ужасном лете, но он уже не слушал. По тону сестры мальчик понимал, что на самом деле она говорит вовсе не с ним. Он медленно встал и потихоньку двинулся через двор к своей палатке.

Сара смотрела, как он идет – такой маленький для своих десяти лет, одетый в выцветшие голубые джинсы и полосатый растянутый свитер. Конфету на палочке Чарли нес перед собой, будто свечу, которая в любой момент может погаснуть.

– Не урони свой леденец в траву, – вслед ему посоветовала сестра. – Вот тогда он точно пропадет.

Она смотрела, как мальчик, согнувшись, заползает в палатку и устраивается там. Против солнца был ясно виден его силуэт, видно, как Чарли осторожно кладет леденец в рот.

Потом Сара улеглась на жесткие деревянные ступеньки и запрокинула голову.

Глава З

А в доме все еще спорили Ванда с тетей Вилли. Даже на крыльце Саре было слышно каждое слово. Тетя Вилли, на чьем попечении они все находились уже шесть лет, после смерти мамы, громко повторяла:

– Нет, никаких мотоциклов. Никаких мотоциклов, ни за что на свете!

Сара скривилась. В тетушке ее раздражал не только громкий голос – вообще все: и ее манера командовать, и неумение слушать, и нежелание думать, что и когда стоит говорить. Как-то она заявила на всю аптеку Картера, что хочет купить для Сары хорошую дозу магнезии.

– Это не мотоцикл, а мотороллер, – терпеливо, как будто обращаясь к ребенку, говорила Ванда. – Почти то же самое, что велосипед.

– Нет.

– Все, что я собираюсь сделать – это отъехать на полмили от дома на совершенно безопасном мотороллере...

– Нет. Ни за что и ни при каких условиях. Нет!

– Фрэнк водит очень осторожно. За всю жизнь ни одного крохотного несчастного случая.

Никакого ответа.

– Тетя Вилли, это совершенно безопасно. Он свою маму возит в магазин на мотороллере. Кроме того, я достаточно взрослая, чтобы уехать безо всякого разрешения, и надеюсь, ты это понимаешь. Мне девятнадцать лет.

Нет ответа. Сара знала, что тетя Вилли наверняка стоит у раковины и энергично мотает головой.

– Тетя Вилли, Фрэнк будет здесь с минуты на минуту. Он проделал весь этот путь только ради того, чтобы съездить со мной на озеро посмотреть лебедей.

– Только не говори, что тебя тут лебеди волнуют.

– В том числе и лебеди. Я люблю птиц,

– Прекрасно, лебеди уже дня три как живут на озере, и до сих пор ты не очень-то рвалась их увидеть. И вот теперь тебе вдруг приспичило, ни минуты терпеть не можешь, вот-вот вскочишь на этот чертов мотоцикл и помчишься смотреть лебедей.

– К твоему сведению, я все время мечтала их увидеть, но сегодня у меня впервые появилась такая возможность. – Ванда вышла из кухни и взялась за дверную ручку, бросив через плечо: – Ну, я пошла.

Девушка громко захлопнула входную дверь, перешагнула через Бойси и уселась рядом с Сарой на верхнюю ступеньку.

– Она не выносит, когда другие развлекаются.

– Знаю.

– Она меня с ума сводит. Все, что я собираюсь сделать – это съездить с Фрэнком на мотороллере посмотреть на лебедей. – Сестра взглянула на Сару, потом резко оборвала себя: – А куда Чарли подевался?

– Вон он, в своей палатке.

– А, теперь вижу. Хоть бы Фрэнк поторопился и приехал раньше, чем тетя Вилли выйдет. – Ванда встала посмотреть на улицу – и опустилась обратно на крыльцо. – Я тебе рассказывала, что мне сказал про Чарли в прошлом году тот парень на психологии?

Сара выпрямилась.

– Какой парень?

– Ну, Арнольд Хэмптон из моей группы. Мы как раз обсуждали детей с дефектами...

– Хочешь сказать, что ты обсуждаешь Чарли с кем попало? Со своими одногруппниками? Ужас какой. – Сара поставила ноги в протертые ботинками Чарли дорожки на ступени. – И что же ты им говоришь? "Давайте-ка я вам расскажу о моем умственно отсталом братишке, это жуть как интересно"? – Она впервые в жизни употребила по отношению к брату термин "умственно отсталый", невольно отводя взгляд от фигурки в белой палатке. Лицо ее неожиданно запылало, Сара сорвала лист с куста рододендрона у крыльца и прижала его к горящему лбу.

– Нет, ничего подобного. Сказать по правде, Сара, ты что-то...

– А потом ты, небось, говоришь им: "Ну вот, об отсталом брате послушали, теперь давайте я расскажу о своей сестренке-психопатке? " – она приложила лист к губам и начала яростно дуть.

– Нет, о тебе я не рассказываю, потому что, если хочешь знать, не такая уж это увлекательная тема. Между прочим, отец Арнольда Хэмптона по профессии педиатр, а сам Арнольд собирается работать с такими детьми, как наш Чарли. Он даже помогает в организации лагеря, куда, возможно, Чарли удастся отправить следующим летом – и все потому, что я поговорила с Арнольдом на психологии. – Ванда перевела дух. – Знаешь, ты становишься невыносимой. Не понимаю, зачем я вообще хоть что-нибудь тебе рассказываю.

– Затем, что Чарли – наша общая проблема.

– И не только наша. Нет никого, кто... О, а вот наконец и Фрэнк. – Она умолкла на полуслове и встала. – Передай тете Вилли, что вернусь поздно.

И она бросилась к калитке, замахав рукой парню, который медленно катил по улице на зеленом мотороллере.

Глава 4

– Стоп, стоп, подожди!

На крыльцо выскочила тетушка Вилли, на ходу вытирая руки посудным полотенцем. Она стояла на верхней ступеньке, ожидая, когда Фрэнк, худой рыжеволосый паренек, остановит свой мотороллер. Когда он, наконец, спрыгнул на землю, тетя воззвала:

– Послушай-ка, Фрэнк, побереги силы и оставайся там, где ты есть. Ванда никуда не поедет на этом мотоцикле.

– Да что вы, тетя Вилли, – отозвался Фрэнк, одновременно открывая калитку, и медленно двинулся вперед по дорожке. – Мы всего-то собираемся скататься к озеру. Для этого даже на шоссе выезжать не надо.

– Никаких мотоциклов, – отрезала та. – Если хочешь, можешь ломать себе шею, это меня не касается. Но Ванда находится на моем попечении, и она не собирается ломать шею ни на каком мотоцикле.

– Никто не собирается ломать шею. Мы просто потихоньку, совершенно без приключений скатаемся по дороге до озера. А потом развернемся – и так же без приключений вернемся назад.

– Нет.

– Вот что я скажу, – внезапно решил Фрэнк. – У меня к вам есть дело.

– Какое еще дело?

– Вы когда-нибудь ездили на мотороллере?

– Я? Да я даже на велосипед никогда не садилась!

– Тогда попробуйте. Давайте! Я вас довезу до дома Теннентов – и сразу обратно. И если, прокатившись, вы все равно решите, что ездить на мотороллере опасно, вы так и скажете: "Фрэнк, это очень опасно", и тогда я сяду на свой мотороллер и укачу отсюда подальше.

Тетушка помедлила. В идее поездки было что-то весьма привлекательное.

Сара изрекла сквозь лист рододендрона:

– Не соглашайся, теть. Ты уже не молоденькая, чтобы носиться по улицам на мотороллерах.

И тут же поняла, что сделала неверный ход: тетя Вилли яростно развернулась.

– Не молоденькая? – Она подарила Саре глубоко презрительный взгляд. – Да мне едва-едва сорок исполнилось! Пусть у меня борода вырастет, если я вру! – Тетушка шагнула вперед, и голос ее зазвенел. – Кто это тут считает меня старухой?

Она держала посудное полотенце перед собой, как тореадор – красное полотнище. Полотенце трепетало по ветру.

– Никто ничего не считает, – устало отозвалась Сара. Она наконец уронила лист и ногой отбросила его со ступеней.

– Тогда хотела бы я знать, откуда берутся разговорчики о моем возрасте?

– Во всяком случае, – вмешался Фрэнк, – вы достаточно молодая, чтобы прокатиться на мотороллере.

– И я это сделаю! – тетя Вилли отшвырнула полотенце, которое спланировало на спинку стула, и затопала по ступенькам. – Пусть я сломаю шею, но я это сделаю.

– Только держись покрепче, тетушка, – крикнула Ванда ей вслед.

– Держаться покрепче? Знаешь ли, я ни за что в своей жизни так не держалась, как собираюсь ухватиться за этот мотоцикл! – Она расхохоталась и заявила Фрэнку: – Заметь, я никогда еще не садилась на подобную машину.

– Тетя Вилли, мотороллер – это не более чем детская коляска с мотором.

– Ну-ну!

– Кажется, дела пошли на лад, – усмехнулась Ванда и позвала: – Эй, Чарли!

Дождавшись, пока брат выглянет из своей палатки, девушка сообщила:

– Посмотри-ка на тетю Вилли. Она собирается покататься на мотороллере.

Чарли наблюдал, как тетя взгромоздилась на седло за спиной Фрэнка.

– Вы готовы? – спросил парень.

– Готова, как всегда, ты уж мне поверь! Давай-ка, поехали!

Слова ее перешли в неистовый вопль, когда Фрэнк надавил на газ, и мотороллер рывком тронулся вперед и покатил под гору, где вскоре исчез за поворотом. Но пронзительный, как птичий крик, визг тетушки еще некоторое время раздавался в неподвижном воздухе: "Фрэнк, Фрэнк, Фрэнк, Фрэнки-и-и-и-и-и!!!"

При первом тетушкином вопле Чарли неуверенно поднялся на ноги, тревожно глядя вслед родственнице, исчезающей под холмом. Вставая, он ухватился за ткань своей палатки с одной стороны и натянул ее, так что с другой импровизированные колышки вырвались из земли, и палатка несколько перекосилась и обвисла. Мальчик пошатнулся, потом восстановил равновесие.

– Все в порядке, Чарли, – Ванда поспешила на помощь брату, взяла его за руку и повела к крыльцу. – Тетушка просто развлекается. Ей это нравится. Все хорошо. В чем это ты так измазался?

– Это здоровенный красный леденец, – объяснила Сара. – Я тоже вся в нем извозилась.

– Пойдем-ка, я помою тебе руки под краном. Смотри, тетя Вилли уже возвращается.

Из-за угла дома Теннентов вывернул на мотороллере Фрэнк, одной ногой отталкиваясь от земли; тетушка на миг перестала визжать, чтобы крикнуть Теннентам:

– Берни, Мидж, смотрите, кто едет на мотоцикле!

После чего она снова начала верещать, и не умолкала всю дорогу вверх по склону холма. Наконец Фрэнк остановил мотороллер, и визг тети Вилли сменился смехом.

– Старуха! Тоже мне нашли старуху!

Все еще смеясь, она слезла с седла.

– Вы просто класс, тетя Вилли, – сообщил Фрэнк.

Пользуясь моментом, Ванда быстро подошла к калитке, стряхивая с рук капли воды.

– Ну так что, тетушка, можно мне поехать?

– Ох, да езжай, езжай куда хочешь, – махнула рукой та, смеясь и хмурясь одновременно. – Это твоя собственная шея, ломай ее, если хочешь.

– Вам не о ее шее надо волноваться, а о моих руках, – усмехнулся Фрэнк. – Честно сказать, тетя Вилли, у меня в руках кровообращение вообще остановилось.

– Ладно вам, ладно, езжайте уже.

– Поехали, крошка, – обратился Фрэнк к Ванде.

Тетя Вилли с Сарой, стоя бок о бок, смотрели, как Ванда садится на мотороллер позади Фрэнка, как они выезжают на улицу. Тетя Вилли снова засмеялась и сказала:

– Еще немного – и ты начнешь кататься с каким-нибудь мальчишкой на мотоцикле.

Улыбка мгновенно исчезла с лица Сары. Девочка опустила голову и внимательно рассматривала свои руки.

– Вот об этом можешь не тревожиться.

– Ну, ну, вот увидишь – так и будет. Вы с Вандой очень похожи. Ты непременно будешь...

– Неужели не видно, что у нас с Вандой нет ничего общего? – Сара резко села, уткнувшись лбом в колени. – Мы очень, очень разные. Ванда меня в сто раз красивее.

– Вы очень похожи, две сестрички. Иногда я с кухни слышу твой голос – и думаю, что это Ванда говорит. Вот до чего вы одинаковые. Пусть у меня уши отвалятся, если я могу расслышать разницу.

– Может, голоса у нас и похожи, но больше ничего. Я могу менять голос как угодно, всем подряд подражать. Вот послушай-ка и догадайся, чей это голос. "Говорит радиокомпания Эн-Би-Си! Прекрасный город Бербанк..."

– У меня нет настроения играть в угадайку. Мне хотелось бы вернуться к изначальной теме разговора. Хочу сказать тебе, что внешность не так уж важна в человеке. Моя сестра была такой красавицей, что ты и представить не можешь...

– Какая сестра?

– Фрэнсис, кто же еще.

– Никакая она не красавица. Я ее видела, ничего особенного.

– В молодости она была красавицей. И такой, что ты и представить не можешь – но притом настолько несносной девчонкой, что...

– Внешность важна, и еще как важна, даже слишком. Родители всегда говорят, что внешний вид ничего не значит. Я всю жизнь слушала эту чушь. "Внешность не имеет значения. Внешность не играет роли". Ха! Если хотите узнать, какую роль она играет, просто перестаньте стричься или накрасьте глаза пострашнее, а потом идите и слушайте, как вопит разбегающийся народ. – Сара резко оборвала свою речь и закончила: – Что-то мне тоже захотелось пойти к озеру и посмотреть лебедей.

– Однако наш разговор еще не закончен, юная леди.

Сара обернулась и долго смотрела на тетушку, засунув руки в задние карманы джинсов.

– Ладно, – вздохнула наконец та, поднимая со стула полотенце и встряхивая его. – Когда у тебя такое выражение лица, я понимаю, что с тем же успехом могла бы читать проповеди этой тряпке. Иди к своим лебедям. – Она развернулась. – Чарли, малыш, хочешь пойти с Сарой посмотреть на лебедей?

– Он устанет по дороге, – воспротивилась девочка.

– Тогда идите помедленней.

– Я ничем не могу заняться для своего удовольствия, везде должна таскать его с собой! Я с ним и так каждый день вожусь, а Ванда – каждый вечер. Во всем доме у меня только и есть своего, что единственный ящик комода! Один-единственный ящик.

– Вставай, Чарли. Сара берет тебя к озеру, смотреть на лебедей.

Сара посмотрела брату в глаза – и сказала, помогая ему подняться:

– Ну хорошо, пошли.

– Погоди, я вам дам хлеба, что остался от ужина. – Тетя Вилли сбегала на кухню и принесла четыре булочки. – Возьмите с собой. Вот, держи. Пускай Чарли покормит лебедей.

– Пошли уже, Чарли, или мы дотемна не обернемся.

– Только не торопи его, идите медленно, слышишь, Сара?

– Угу.

Держа сестру за руку, Чарли неспешно двинулся в путь. Он помедлил у калитки – но наконец вышел на улицу вместе с Сарой. Спускаясь по склону холма, он длинно шаркал ногами об асфальт.