Текст книги "Правосудие Зельба"
Автор книги: Бернхард Шлинк
Соавторы: Вальтер Попп
Жанр:
Прочие детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)
8
Кровь на все случаи жизни
Пока она доставала вино из холодильника, я стоял в гостиной, испытывая неловкость первого свидания, когда еще остро чувствуешь все, что не отвечает твоим вкусам и представлениям: волнистые попугайчики в клетке, постер с сестрами Пинац [83]83
Сестры Пинац– японский эстрадный дуэт, популярный на рубеже I960-1970-х гг.
[Закрыть] на стене, Фромм [84]84
Эрих Фромм(1900–1980) – социальный психолог, философ, психоаналитик, представитель Франкфуртской школы, один из основателей неофрейдизма и фрейдомарксизма.
[Закрыть] и Зиммель [85]85
Йоханнес Марио Зиммель(1924–2009) – австрийский писатель.
[Закрыть] на книжной полке, Роджер Уиттакер [86]86
Роджер Уиттакер(р. 1936) – британский певец (на английском и немецком языках) и композитор.
[Закрыть] на диске проигрывателя. На все это Бригита имеет полное моральное право, но твоя «повышенная чувствительность» не поддается доводам разума. Может, все дело во мне самом?
– Можно мне позвонить? – крикнул я в сторону кухни.
– Звони, не стесняйся! Телефон в верхнем ящике комода.
Я выдвинул ящик и набрал номер Филиппа. Раздалось восемь гудков, прежде чем он взял трубку.
– Алло! – произнес он елейным голосом.
– Привет, Филипп. Это Герд. Надеюсь, я тебе помешал.
– Вот именно, помешал, ищейка несчастная! Да, это была кровь, нулевая группа, резус отрицательный – кровь, так сказать, на все случаи жизни. Возраст пробы – две-три недели. Еще что-нибудь? Извини, но я тут задействован по полной программе. Ты же ее видел вчера – маленькая индонезийка в лифте. Она привела с собой подружку. Тут такое веселье!
Бригита вошла в комнату с бутылкой и двумя бокалами, налила вина и поднесла мне мой бокал. Я протянул ей наушник, и она с улыбкой слушала последние фразы Филиппа.
– Филипп, ты знаешь кого-нибудь в Гейдельбергском институте судебно-медицинской экспертизы?
– Нет, она работает не в судебной медицине. Она работает в «Макдоналдсе» на Планкен. А зачем тебе это?
– Мне нужна группа крови не бигмака, а Мишке, труп которого обследовали гейдельбергские патологоанатомы. И меня интересует, можешь ли ты узнать ее для меня. Вот зачем.
– Ну не сейчас же! Лучше приезжай ко мне, а завтра утром обсудим это за завтраком. Только захвати с собой какую-нибудь бабенку. Я не для того тут кувыркался, чтобы ты пришел и поживился на халяву!
– А это обязательно должна быть азиатка?
Бригита рассмеялась. Я положил ей руку на плечо. Она смущенно прижалась ко мне.
– Нет, у меня тут как в борделе Момбасы – приветствуются любые расы, любые классы, любые цвета и специализации. Только если ты действительно надумаешь приехать, прихвати еще выпивки.
Я положил трубку и обнял Бригиту. Она, слегка отстранившись, спросила:
– Ну, что дальше?
– А дальше мы берем с собой бутылку и бокалы, сигареты и музыку, идем в спальню и ложимся в постель.
Она чмокнула меня и сказала, стыдливо улыбнувшись:
– Только ты иди первым, я сейчас приду.
Она отправилась в ванную. Я нашел среди ее пластинок Джорджа Уинстона, завел ее, включил ночную лампу, разделся и лег в кровать. Я немного стеснялся. Кровать была широкая, белье свежее. Если мы не выспимся, то только по собственной вине.
Вошла Бригита, голая, с сережкой в одном ухе и пластырем на другом, насвистывая мелодию вслед за Уинстоном. Она была тяжеловата в бедрах, ее полные груди клонились вниз, как спелые плоды. У нее были широкие плечи и выступающие ключицы, придававшие ей что-то трогательное. Она скользнула под одеяло и положила голову мне на руку.
– Что у тебя с ухом? – спросил я.
– Ах, да это… – Она смущенно рассмеялась. – Это я так удачно причесалась – случайно вырвала сережку расческой. Было, правда, не больно, но кровь хлестала как из ведра. На послезавтра я записалась к хирургу. Он еще раз разрежет рану и соединит края ровно.
– Можно я сниму вторую сережку? А то я боюсь, что нечаянно вырву и ее.
– Значит, ты такой страстный? – Она сама сняла серьгу. – Герхард, давай я сниму твои часы.
Это было необыкновенно приятно – как она, склонившись надо мной, возилась с ремешком моих часов. Я притянул ее к себе. У нее была гладкая и душистая кожа.
– Я так устала… – сказала она сонным голосом. – Расскажи мне на ночь сказку.
У меня в груди разливалось блаженное тепло.
– Жил-был маленький кукушонок. У него, как и у всех кукушат, была мать. – Бригита с шутливым возмущением ткнула меня в бок. – Она была пестрая и красивая. Она была такая пестрая, что все остальные кукушки казались рядом с ней серыми, и такая красивая, что все остальные казались уродливыми. Сама она этого не знала. А ее сын, маленький кукушонок, знал и видел это. Он знал даже больше: что лучше быть пестрым и красивым, чем серым и уродливым, что отцы-кукушки ничуть не лучше и не хуже матерей-кукушек и что хорошо может быть там, где должно быть плохо, и плохо там, где должно быть хорошо. И вот в один прекрасный день кукушонок после школы взял и полетел куда глаза глядят и скоро заблудился. Он сам себя утешал, говоря себе, что ничего с ним случиться не может. Что в одной стороне он рано или поздно наткнется на своего отца, а в другой – на мать. И все же ему было страшно. Он видел под собой широкую, бескрайнюю землю с маленькими деревушками и большими сверкающими озерами. Сверху это было так занятно, но ему все казалось таким устрашающе чужим. И он все летел и летел…
Дыхание Бригиты стало ровным. Она, уже во сне, еще раз поудобнее притерлась ко мне и тихонько засопела. Я осторожно вытащил руку у нее из-под головы и выключил свет. Она повернулась на бок, я тоже. Мы лежали с ней, как чайные ложки в футляре для столовых приборов.
Когда я проснулся, было начало восьмого. Она еще спала. Я тихо, на цыпочках, вышел из спальни, притворив за собой дверь, отыскал кофеварку, приготовил кофе, надел брюки и рубашку, взял с комода ключи от квартиры и купил на Ланге-Рёттерштрассе круассанов. Прежде чем она проснулась, я уже сидел у кровати с кофе и круассанами.
Это был замечательный завтрак. А потом нам было так хорошо вместе в постели. В конце концов ей все же пришлось поторопиться, чтобы не опоздать к своим субботним пациентам. Я предложил подвезти ее к Коллини-центру, где находился ее массажный кабинет, но ей захотелось пройтись пешком. Мы ни о чем не договаривались. Но, обнявшись на прощание у двери квартиры, мы долго не могли оторваться друг от друга.
9
В состоянии полной беспомощности
Я уже давно не проводил ночь у женщины. После этого возвращение в свою квартиру – как возвращение в свой город из отпуска. Краткое состояние невесомости, прежде чем ты вновь погружаешься в обыденность.
Я приготовил себе чай от ревматизма, с чисто профилактической целью, и еще раз углубился в чтение материалов папки Мишке. Сверху лежала копия газетной заметки, которую я нашел на письменном столе Мишке и сунул в папку. Я прочел юбилейную статью под названием «Двенадцать темных лет». В ней лишь кратко говорилось о принудительном труде еврейских химиков. Да, они были, но вместе с ними страдал от этой вынужденной ситуации и сам РХЗ. В отличие от других крупных немецких предприятий, те, кто был занят на принудительных работах, сразу же после войны получили щедрые компенсации. Автор говорил, ссылаясь на Южную Африку, что современному предприятию любого профиля в принципе глубоко чуждо использование принудительного труда. Кроме того, работая на РХЗ, упомянутые категории лиц избежали многих ужасов концентрационных лагерей. Доказано, что процент выживших существенно выше среди узников из числа работавших на заводе, чем среди обычных заключенных. Очень подробно автор писал об участии РХЗ в Сопротивлении, вспоминал осужденных на смертную казнь рабочих-коммунистов и обстоятельно описывал процесс против Тиберга, ставшего впоследствии генеральным директором, и его тогдашнего сотрудника Домке.
Я помнил этот процесс. Я сам вел расследование. Сторону обвинения представлял мой шеф, оберпрокурор Зёделькнехт. Химиков Тиберга и Домке обвинили в саботаже и в каком-то нарушении расового закона – в каком именно, я уже не помню, – и приговорили к смерти. Тибергу удалось бежать, а Домке казнили. Все это происходило в конце 1943 – в начале 1944 года. В начале 1950-х годов Тиберг вернулся из США, где очень успешно руководил собственным химическим заводом, опять вступил в концерн РХЗ и вскоре стал его генеральным директором.
Много газетных материалов было посвящено пожару в марте 1978 года. В прессе говорилось о сорока миллионах марок ущерба, ничего не сообщалось о погибших или раненых, зато печатались заявления руководства РХЗ о том, что яд, выделявшийся из горящих пестицидов, был совершенно безвреден для человеческого организма. Меня потрясают подобные заявления представителей химической промышленности – получается, что яд, уничтожающий тараканов, которые, по всем прогнозам, переживут даже атомный холокост, для нас, людей, не более вреден, чем дым от древесно-угольного барбекю-гриля. На эту тему я обнаружил в папке также взятые из журнала «Штадт-штрайхер» материалы группы «Хлорно-зеленые», согласно которым во время пожара выделялись «севезояды» ТХДД, [87]87
10 июля 1976 г. в итальянском городе Севезо из труб химического комбината «ICMESA» при взрыве рабочего котла произошел выброс ядовитого облака, вследствие чего произошло тотальное загрязнение 1500 га густо населенной местности; после аварии город в течение шестнадцати месяцев был необитаем. «Севезо-яд», или ТХДД (тетрахлордибензо-р-диоксин) в 67 тысяч раз ядовитее цианистого калия и в 500 – стрихнина.
[Закрыть] гексахлорофен и трихлорэтилен. Многочисленные пострадавшие, рабочие завода, были тайно доставлены в принадлежащий заводу лечебно-оздоровительный центр в Любероне, на юге Франции. Кроме того, несколько копий документов и вырезок были посвящены долевому участию в акционерном капитале РХЗ и критике со стороны федерального ведомства надзора за деятельностью картелей, оставшейся в конечном счете без последствий. Речь шла о роли завода на фармацевтическом рынке.
Перед компьютерными распечатками я долго сидел в состоянии полной беспомощности. Я видел данные, названия, числа, кривые графиков и непонятные сокращения вроде BAS, ВОЕ и HST. Может, это были распечатки личных файлов Мишке, которые он хранил в РВЦ? Я решил поговорить с Гремлихом.
В одиннадцать я начал звонить по номерам, указанным в ответах на газетное объявление Мишке. Я представлялся профессором Зельком из Гамбургского университета и говорил, что хочу продолжить контакт, установленный моим коллегой для реализации научного проекта по социальной и экономической истории. Мои собеседники недоумевали: «мой коллега» сказал им, что их устные свидетельства не имеют для данного проекта никакой ценности. Теперь уже недоумевал я – один звонок за другим с одним и тем же результатом. Некоторые, правда, успели сообщить, что Мишке потому не придал значения их свидетельствам, что они начали работать в РХЗ лишь с 1945 года. Они с досадой говорили, что «мой коллега» мог бы избавить их от этой мороки, если бы сразу правильно сориентировал их относительно интересующего его периода работы на заводе.
– «Возмещение затрат»! Как же, держи карман шире! Может, вы возместите нам наши затраты?
Не успел я положить трубку после очередного разговора, как телефон зазвонил.
– До тебя не дозвониться! С какой это дамой ты так долго беседовал?
Бабс хотела удостовериться, что я не забыл про концерт, на который мы вместе собирались отправиться сегодня вечером.
– Я возьму с собой Рёзхен и Георга. Им так понравилась «Дива», что они решили обязательно сходить на Вильгельмину Фернандес. [88]88
Вильгельмина Фернандес– американская оперная певица, сыгравшая главную роль в фильме французского режиссера Жан-Жака Бенекса «Дива» (1981).
[Закрыть]
Про концерт я, конечно, забыл. Во время изучения содержимого папки одна моя извилина параллельно обдумывала организацию досуга сегодняшним вечером с учетом возможного присутствия Бригиты. Интересно, можно ли еще будет купить билет?
– Без четверти восемь у «Розенгартена»? Возможно, я приду не один.
– Ага, значит, это все-таки была дама. Она хоть красивая?
– Мне нравится.
Чтобы уж довести начатое дело до конца, я решил написать еще некой Вере Мюллер в Сан-Франциско. Я не знал, о чем конкретно мог спросить ее. Может, Мишке уже задавал ей конкретные вопросы. Именно это я и попытался выяснить в своем письме. Я понес его на главный почтамт на Парадеплац. На обратном пути я купил пять дюжин улиток на после концерта, а для Турбо – свежую печенку. Меня мучили угрызения совести, поскольку я на всю ночь оставил его одного.
Вернувшись домой, я хотел сделать себе сэндвич с сардинами, оливками и луком. Осуществить это намерение мне помешала фрау Бухендорфф. Ей сегодня пришлось ненадолго выйти на работу, чтобы что-то напечатать для Фирнера, а, возвращаясь домой через Цолльхофштрассе и проезжая мимо погребка «Трабер», она увидела перед входом одного из тех типов, которые избили Мишке на Солдатском кладбище.
– Я звоню из телефонной будки. Он, по-моему, еще не вышел. Вы можете сейчас приехать сюда? Если он выйдет, я поеду за ним. А вы, если меня здесь уже не будет, езжайте домой, я позвоню вам, как только смогу. – Она говорила срывающимся от волнения голосом.
– Боже мой, девочка, не делай глупостей! Вполне достаточно будет, если ты просто запомнишь номер его машины! Я сейчас же выезжаю!
10
У Фреда день рождения
На лестнице я чуть не сбил с ног фрау Вайланд, а отъезжая, чуть не переехал ее мужа. Я помчался мимо вокзала, через мост Конрада Аденауэра, не обращая внимания на бледные лица испуганных пешеходов и красный свет светофоров. Когда я через пять минут остановился на Цолльхофштрассе перед погребком «Трабер», машина фрау Бухендорфф еще стояла напротив, в зоне действия знака «стоянка запрещена». Я выскочил из машины и вошел в погребок. Стойка, буквально два-три стола, музыкальный и игровой автоматы, с десяток посетителей и хозяйка. Фрау Бухендорфф стояла у стойки с кружкой пива в одной руке и рубленой котлетой в другой. Я подошел к ней.
– Привет, Юдит! Сколько лет, сколько зим!
– Привет, Герхард! Выпьешь со мной пива?
К пиву я заказал две котлеты. Какой-то тип справа от нее сказал:
– Эти котлеты хозяйке делает ее мамаша.
Юдит представила мне его:
– Это Фред. Настоящий ве́нец. Он говорит, что у него сегодня серьезный повод выпить. Фред, это Герхард.
Для середины дня он выпил уже больше чем достаточно. С пьяной непринужденностью он шагнул к музыкальному автомату, оперся на него, выбирая пластинку, и, вернувшись, встал между мной и Юдит.
– Хозяйка заведения Юлия тоже из Австрии. Поэтому я люблю отмечать здесь свой день рождения… А вот и мой подарок! – Он похлопал Юдит всей пятерней по заду.
– А чем ты занимаешься, Фред?
– Мрамором и красным вином, импорт-экспорт. А ты?
– Работаю в сфере безопасности. Охрана объектов, личная охрана, телохранитель, инструктор служебных собак и так далее. Кстати, мне как раз нужны такие парни, как ты. Только вот с алкоголем тебе бы надо быть поаккуратнее.
– Надо же, «сфера безопасности»!.. Самая лучшая сфера – это вот такая вот крутая жопа. Верно, киска? – Поставив бокал на стойку, он положил и вторую руку на зад фрау Бухендорфф. На попку Юдит.
Она повернулась и изо всех сил ударила рукой по пальцам Фреда, лукаво глядя ему в глаза. Ему было больно, он убрал руки, но не рассердился на нее.
– А что ты делаешь здесь со своей безопасностью?
– Ищу подходящих людей для одного заказа. Очень даже выгодное дельце. Для меня, для тех, кого я найду, и для заказчика…
На его лице я прочел явный интерес. Может, потому, что на попке Юдит его рукам больше пока нечего было делать, он ткнул меня толстым указательным пальцем в грудь.
– А пупок у тебя не развяжется, дедуся, а?
Я схватил его руку, опустил ее вниз и резко вывернул его указательный палец в сторону, приветливо глядя ему при этом в глаза.
– Сколько же тебе сегодня исполнилось, Фред? Похоже, для моего дела ты пока еще не годишься, а? Ну ничего, не расстраивайся, давай я хоть угощу тебя пивом!
Его лицо исказилось от боли. Когда я отпустил его руку, он покачнулся. Интересно, что он будет делать – бросится на меня или предпочтет выпить со мной пива? Его взгляд упал на Юдит, и я понял, что будет дальше. Его примирительное: «Ладно, давай выпьем» – было отвлекающим маневром, в ту же секунду я почувствовал удар в грудь. Но я успел пнуть его коленом в пах. Он скорчился, держась обеими руками за мошонку. Когда он выпрямился, я изо всех сил ударил его правым кулаком прямо в нос. Он вскинул руки, чтобы защитить лицо, потом опустил их и удивленно уставился на свои окровавленные ладони. Я вылил ему на голову пиво из его стакана.
– Твое здоровье, Фред!
Юдит отступила в сторону, остальные посетители притихли. Только хозяйка активно вмешалась в конфликт:
– А ну-ка марш отсюда! Драться – на улице! – Она уже готова была оттеснить меня к выходу.
– Ну что вы, драгоценнейшая! Мы же пошутили, разве вы не видите? Мы же друзья, верно, Фред?
Фред кивнул, вытирая кровь с губ, и поискал глазами Юдит. Хозяйка, окинув быстрым взглядом свои владения, убедилась, что в зале опять воцарились спокойствие и порядок.
– Ну ладно, тогда выпейте по рюмочке. Я угощаю, – примирительно сказала она. У нее все было под контролем.
Когда она вновь принялась хозяйничать за стойкой, а Фред потащился в туалет, подошла Юдит, с тревогой глядя на меня.
– Это он был тогда на Солдатском кладбище, – тихо произнесла она. – Вы как – в порядке?
– Он, кажется, сломал мне пару ребер, но если вы согласны с этой минуты называть меня просто Гердом, я это как-нибудь переживу. А я бы называл тебя просто Юдит…
Она улыбнулась:
– Это же чистый шантаж! Но так и быть, я согласна. Я сейчас представила тебя в плаще.
– Ну и как?
– Тебе не нужен никакой плащ.
Вернулся Фред. В туалете перед зеркалом он придал своему лицу выражение досады и раскаяния и даже извинился.
– Для своего возраста ты неплохо машешь руками! Мне очень жаль, что я сорвался. Понимаешь, жизнь – довольно грустная штука, когда у тебя никого нет, а в день рождения это особенно чувствуешь…
Под маской его фальшивого дружелюбия таились коварство и обманчивое обаяние венского сутенера.
– Ладно, Фред, меня тоже иногда заносит ни с того ни с сего. Вот с пивом вышло нехорошо – это было лишнее. Но так получилось… – У него все еще были мокрые, слипшиеся волосы. – Ты уж не сердись. Я редко срываюсь с цепи – только из-за женщин.
– Ну, что будем делать? – спросила Юдит, невинно хлопая ресницами.
– Сначала отвезем домой Фреда, а потом я отвезу тебя, – решил я.
– Вот правильно! – поддержала меня хозяйка. – Фредль, ты уж сегодня не садись за руль. А машину потом заберешь. Возьмешь такси.
Мы загрузили Фреда в мою машину. Юдит поехала за нами. Фред сказал, что живет в Юнгбуше, «на Верфтштрассе, рядом со старой полицией», и попросил высадить его на углу. Мне было плевать, где он не жил. Мы поехали через мост.
– А это твое «выгодное дельце» – может, и мне там что-нибудь отломится? Я тоже занимался всякой там безопасностью, даже для одного здешнего большого завода…
– Мы еще успеем обо всем поговорить. Если ты парень не промах, я с удовольствием тебя возьму. Позвони мне. – Я выудил из кармана куртки визитную карточку, настоящую, и протянул ему.
На углу я его высадил, и он, слегка пошатываясь, взял курс на ближайшую пивную. В зеркале я еще видел машину Юдит.
Проехав по кольцу и обогнув водонапорную башню, я повернул на Аугустен-анлаге. Я ожидал, что за Национальным театром она моргнет мне на прощание фарами и поедет домой. Но она продолжала ехать за мной на Рихард-Вагнер-штрассе и до самого моего дома. Не выключая мотора, она ждала, пока я припаркуюсь.
Я вышел из машины, запер дверцы и направился к ней. Меня отделяли от нее всего семь шагов, и в эти семь шагов я вложил все свое мужское обаяние, накопленное за время упомянутой второй весны. Я склонился к ее окну, презрев опасность ревматизма, и указал рукой на свободное парковочное место.
– Я надеюсь, ты поднимешься на чашку чая?
11
Спасибо за чай
Пока я делал чай, Юдит ходила по кухне взад-вперед и курила. Она все еще была взволнована.
– Ничтожество! Какое ничтожество! – сказал она. – А как мне было страшно тогда на кладбище!
– Тогда он был не один. И признаться, если бы я не успел вовремя осадить его, мне тоже было бы страшно. Я думаю, Мишке был далеко не первым, кого он в своей жизни избил.
Мы взяли чай и перешли в гостиную. Я вспомнил о завтраке с Бригитой и порадовался, что это было не у меня и что грязная посуда не стоит в моей кухне.
– Я все еще не знаю, возьмусь ли за твое дело. Подумай сама, должен ли я за него браться. Я уже вел расследование по делу Петера Мишке – против него. И уличил его в том, что он влез в информационную систему РХЗ, то есть в своего рода краже со взломом.
И я рассказал ей все. Она слушала не перебивая. В ее взгляде я читал боль и осуждение.
– Я не принимаю осуждение в твоем взгляде. Я выполнял свою работу, а она заключается и в том, чтобы использовать людей, выставлять их в неприглядном свете, разоблачать их, даже если они тебе симпатичны…
– Ну и что дальше? Зачем же тогда эта страстная исповедь? Ты ведь, кажется, желаешь получить от меня индульгенцию?
– Ты – мой заказчик, – заговорил я, глядя в ее оскорбленное, неприязненное лицо. – А я привык, чтобы между мной и моими заказчиками была полная ясность. Ты, наверное, хочешь спросить, почему я не рассказал тебе эту историю сразу же… Я…
– Да, мне хотелось бы спросить об этом. Но, честно говоря, у меня нет ни малейшего желания выслушивать твои гладкие, трусливые, лживые объяснения. Спасибо за чай. – Она взяла свою сумочку и встала. – Сколько я должна вам за ваши труды? Пришлите мне счет.
Я тоже встал. Когда она в прихожей хотела открыть дверь, я убрал ее руку с дверной ручки.
– Ты для меня очень много значишь. И твое желание узнать правду о гибели Мишке пока еще не исполнилось. Не уходи так!
Пока я говорил, она не отнимала руку, которую я держал в своей ладони. Теперь она высвободила ее и молча вышла.
Я запер дверь на ключ. Потом достал из холодильника банку с маслинами и отправился на балкон. Светило солнце; Турбо, вернувшийся из очередного рейда по крышам, устроился у меня на коленях, громко мурлыча. Причиной этого проявления нежности были маслины. Я дал ему несколько штук. Внизу Юдит завела двигатель. Мотор взревел, но тут же заглох. Может, она сейчас вернется? Через несколько секунд она опять завела машину и уехала.
Заставив себя не думать о том, правильно ли я себя вел, я сосредоточился на маслинах. Это были замечательные маслины, черные, греческие, со вкусом мускуса, дыма и земли.
Просидев около часа на балконе, я вернулся на кухню и приготовил масло с зеленым сыром для улиток на после концерта. Было уже пять часов. Я позвонил Бригите и отсчитал десять гудков, прежде чем положить трубку. Гладя рубашку, я слушал «Валли» [89]89
«Валли»(1892) – опера итальянского композитора Альфредо Каталани.
[Закрыть] в предвкушении Вильгельмины Фернандес. Потом я принес из подвала несколько бутылок эльзасского рислинга и поставил их в холодильник.
