Текст книги "Дикое животное и человек"

Автор книги: Бернхард Гржимек

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 23 страниц)

переселения из деревень в города, лесные местности значительно меньше заселены и реже посещаются людьми, чем пятьдесят лет тому назад. Поэтому и рысей там стало больше. Теперь их в Швеции 250 штук, около тысячи в Румынии, из Чехословакии недавно сообщили, что у них 400 голов. А финны вот начисто истребили у себя рысь как «вредного хищника». Теперь разве что изредка какая-нибудь из них забежит из Советского Союза в качестве нарушителя границ… Но другие оседлые хищники, такие, как волки, медведи и росомахи, продолжают обитать и в Финляндии.

В Европе каждая рысь «владеет» собственным охотничьим участком, иногда достигающим 1000 гектаров. Размер участка зависит от того, что в нем можно поймать и съесть. Биолог по имени Жак Саундерс между 1956 и 1961 годами отловил и поместил на Ньюфаундленде 50 канадских рысей. Тридцать одну из них он затем в общей сложности 52 раза отлавливал повторно и, кроме того, тщательно изучал их следы на снегу. Помеченные особи пробегали расстояния до 10,5 километров, но в среднем по 4,2 километра. Территории трех рысей, точно определенные по снежным тропам, составляли последовательно 15,6; 18,2 и 20,8 квадратных километров. Зимой рысь добывает в европейских лесах помимо больных и ослабевших косуль еще и белок, лис, молодых диких кабанов и с особым пристрастием преследует одичавших кошек. В бесснежные зимы ей с дикими копытными везет меньше. Тогда ей приходится переключаться на водяных крыс и рыб, оставшихся после половодья в бочажках, или на старых и ослабевших сурков, иногда на отбившихся от стада овец. В годы обильного выплода майских жуков рысь лакомится ими вовсю. На Ньюфаундленде Ж. Саундерс исследовал содержимое желудков у 206 убитых рысей, да еще в придачу 220 кучек экскрементов, в 116 случаях наверняка, а в 104 – предположительно принадлежащих рысям. За все пять лет, во время которых проводились исследования, во все сезоны 73 процента их содержимого составляли зайцы-беляки; 21 процент составляли птицы, в основном весной и летом; мыши составляли 14 процентов, причем чаще в бесснежное время; остатки от съеденного мяса крупной дичи встречались в 20 процентах, причем в основном осенью и зимой. Остатков от поедания домашних животных не было встречено ни разу.

Во время планомерных троплений, проведенных зимой в Швеции с 1956 по 1965 год под руководством опытного охотоведа Бертила Хаглунда, было выявлено, что там основной добычей рыси служат северные олени, косули и зайцы-беляки. В одной трети случаев, как удалось «прочесть» по следам, нападения рыси на косуль оказывались безрезультатными; на зайцев– даже две трети случаев кончались ничем.

Расстояние от одной дневной лежки рыси до другой составляло в среднем 7,6 километра. За одну ночь рысь редко ловит

больше одной жертвы. Подкрадывается она к ней с величайшей осторожностью, и бросок свой старается совершить с расстояния, не превышающего 20 метров. Наиболее успешной, согласно наблюдениям, бывала у шведских рысей охота на северных оленей. Даже взрослый олень не в состоянии стряхнуть с себя вцепившуюся ему в шею рысь; смертельная схватка обычно заканчивается быстро: жертва не в силах бывает пробежать и 50 метров.

По охотничьему участку каждой отдельной особи ведут раз и навсегда протоптанные тропинки, там всегда есть излюбленные, привычные места лежки и водопои. У старых, сильных самцов имеются специальные площадки для брачных игр. Самки прибегают туда даже издалека, чтобы спариться с самцом. Самцы послабей не решаются приблизиться к таким местам, ревниво и злобно охраняемым их владельцами, они обходят их на почтительном, зачастую километровом расстоянии. Но зато вокруг может скопиться сразу несколько молодых, еще не вошедших в полную силу самцов, которые уж постараются сообща позаботиться о любой самке, не добившейся успеха на главной «брачной площадке». А такое случается нередко, потому что господствующие там фаворитки гарема стараются прогнать прибежавшую невесть откуда «новенькую»… Личная жизнь у рысей, как мы видим, складывается в основном из встреч и расставаний. Так, на одной такой площадке для брачных игр в Восточных Карпатах зимой было поймано в капкан 14 рысей.

У этих кистеухих хищников «свадьбы» празднуются не в мае, а с января по март. А в мае у них уже котята. Свои логова для принесения потомства самки-рыси устраивают в заброшенных барсучьих норах или в естественных нишах, например под навесом скал. Видимо» боясь, как бы их «родильные дома» не были обнаружены, мамаши-рыси никогда вблизи них не охотятся, а промышляют на километровом расстоянии от логова. Даже забредшую в окрестности логова косулю в таком случае стараются не замечать и не трогают.

У рыси, достигающей в длину одного метра 30 сантиметров и весящей до 45 килограммов, практически нет врагов. Разве что филины или орлы способны при случае похитить детеныша рыси; впрочем, и волк может представлять опасность для рысенка (точно так же как рысь – для волчонка). Поэтому рысий род расселился бы довольно широко по свету, если бы его так упорно не истреблял его единственный и главный враг – человек. Северный вид рысей заселяет Европу, Азию и Канаду. Дальше к югу обитает так называемая пардовая рысь, несколько меньшего размера и более пятнистая. Встречается она на юге Испании и в Южной Азии. Еще дальше к югу живут совсем небольшие, стройные, однотонно-песочного цвета пустынные рыси, или каракалы. Родина этих элегантных созданий – Индия, южные районы Средней Азии, Передняя Азия и Африка.

До какого возраста способна дожить рысь/ пока удалось узнать лишь из сведений, полученных в зоопарках. Так, в Аугсбургском зоопарке семнадцатилетнюю рысь пришлось усыпить по причине старческой немощи.

В зоопарке Скансен в Швеции парочка рысей в течение нескольких лет подряд производила на свет потомство – по два-три детеныша в помете.

В одном отношении эти кошачьи нас определенно превосходят: они слышат гораздо лучше человека. Так, рыси Линдеманна улавливали звук полицейского свистка даже на расстоянии 4,5 километра, в то время как его сеттер слышал свисток лишь за 3,5 км, терьер и деревенские беспородные псы – за 3,2 км, а люди улавливали эту трель только на расстоянии 2,5 километра. Что же касается обоняния, то тут рыси заслуживают, пожалуй, не более высокой оценки, чем мы с вами.

Владелец Мурра и Линки проделывал и ряд других опытов. Он построил, например, длинный зигзагообразный проход, в который выпускал своих питомцев, предварительно заклеив им глаза лейкопластырем. Вслепую они наполовину меньше натыкались на стены, чем домашние кошки. Следовательно, осязание у рысей развито особенно хорошо.

С памятью дело у них обстояло следующим образом. Когда Линдеманн на виду у Мурра и Линки прятал под одну из опрокинутых на полу мисок кусок мяса, то Линка помнила, под которой из них лежало мясо еще в течение полутора часов, а Мурр даже в течение трех. Они направлялись прямиком к нужной миске и старались лапой ее перевернуть. Один из моих волков, живущий у меня дома, запоминал в подобной же ситуации только на пять минут, куда я прятал мясо, а моя собака – на 60 минут. Однако когда рыси сами что-нибудь прятали, то запоминали по крайней мере на четыре дня, куда они зарыли свои запасы.

Должен сказать, что сейчас рыси снова понемногу завоевывают свои старые позиции в Средней Европе. Даже в Дании, где последняя рысь была застрелена еще в 1689 году, один плотник, по фамилии Педерсен, зимой 1964 года в лесу возле Зюд-фалстера уложил наповал крупную рысь. Рысь, видимо, перебежала туда по льду из Польши. Увеличилось количество кистеухих кошек и в Норвегии, где они были уже почти полностью истреблены. В Польше в 1963 году было учтено 330 штук. В Саксонских лесах уже неоднократно были замечены следы рысей. А поскольку польские и советские специалисты отмечают, что за последние годы прослеживается явное распространение этого вида на запад, то можно ожидать, что скоро этих красивых крупных хищников снова можно будет увидеть в ГДР и в Западной Германии. Поскольку они не представляют опасности ни для домашнего скота, ни для людей, то они здесь уже заранее объявлены охраняемым видом. Так что добро пожаловать, дорогие рыси!

Глава V. Поездка в советский бобровый заповедник

Двести местностей названы в честь бобров

•

Три беды бобров

•

Дровосеки, не вредящие лесу

•

Бобровая струя и бобровые шапки

•

Бобры снова заселяют Советский Союз

Ей-богу, есть смысл сесть вечером в Москве в скорый поезд, отъезжающий на юг, провести десять часов в спальном вагоне (да еще в обществе молодой дамы), с тем чтобы наутро иметь возможность в самой непосредственной близи полюбоваться бобрами! За год перед этим я пробовал сделать то же самое в канадских Скалистых горах Роки Маунтин. Каждый день я выезжал на машине из городка Джаспер к берегам реки Гайки, с тем чтобы поснимать бобров. Но, увы, эти «чернецы» появлялись лишь к вечеру, перед самым заходом солнца, когда ни о какой съемке уже не могло быть и речи. Вот тогда-то они и принимались плавать по подпруженному ими же самими маленькому озерцу. Бобры рассекали своими массивными головами зеркальную поверхность вод, с громким всплеском заныривали, снова появлялись со дна с корневищами кувшинок в зубах и принимались их смачно жевать. А покрытые снегом зубцы прекрасных Скалистых гор бесстрастно отражались в прозрачной синей воде… И ничего тут не поделаешь: к сожалению, грызуны эти активны в основном с захода солнца до полуночи, а к утру их уже трудно увидеть, так что со съемкой дело было плохо.

А вот здесь, в Советском Союзе, обстоятельства как будто складывались для меня более обнадеживающе: рядом с сотнями диких бобров в Воронежском заповеднике живут и почти ручные, привыкшие к присутствию человека животные, а также несколько бобров-производителей, которых содержат в специально отгороженных вольерах.

Спальный вагон громыхает по рельсам, бегущим через бесконечные, ровные как стол равнины. А за окном – долгий и светлый июньский вечер. Мы с удовольствием пьем чай с сахаром и лимоном, заедая его печеньем. Мимо нас пролетают деревни, леса, фабрики, бескрайние пшеничные поля, а горизонт тем временем начинает затягивать блеклой дымкой поздних сумерек.

Такие светлые летние ночи, когда совершенно неохота спать, располагают к тихой неторопливой беседе.

Переводчица, будучи горожанкой, поначалу несколько удивлялась тому, что из-за животных можно вот так разъезжать по свету, как это делаю я. Бобра она видела всего один раз и то в зоопарке, а на воле – ни разу. Но это и неудивительно. Кто вообще может похвастаться тем, что встречал где-либо живого бобра в естественных условиях?

Прежде они, правда, обитали в Северной Америке, Европе и Азии, на всех ручьях и прудах, всюду, где только произрастали ива, береза и осина. В Ирландии их не было никогда, но зато Англия стала первой страной в Европе, где бобры уже к XII столетию оказались полностью истребленными. Погибели их способствовали три причины (из которых одна была основана на явном недоразумении). Но о них несколько позже. Последнего бобра в Швейцарии убили в 1705 году недалеко от Базеля; в Рейнланде и Саксонии бобров истребили к 1840 году, в Баварии– к 1850, в Вюртемберге – к 1854, в Нордрейне-Вестфалии последний погиб в 1877 году, в Нижней Саксонии – в 1856 году. Теперь одни лишь названия деревень и городов свидетельствуют, что когда-то там обитали эти старательные маленькие строители плотин: Биберах [7]7
  По-немецки бобр – «бибер» (Biber).. Прим. перев.


[Закрыть], Биберштайн, Бибрих, а поскольку по-русски, по-польски и чешски это животное именуется бобром, встречаются такие географические пункты и реки, как Бобер, Боберс-бах, Бобиц, Боберов. Только в ГДР и ФРГ можно насчитать более 200 географических названий, явно ведущих свое происхождение от этого самого крупного в северном полушарии грызуна.

Если повнимательнее всмотреться в герб города Висбаден-Бибрих, то легко можно понять причину, за что люди так безжалостно истребили этих маленьких «гидростроителей». На гербе изображен бобр, держащий в зубах рыбу. Потому что столетиями люди были уверены в том, что зверек, который так хорошо плавает и ныряет, непременно должен питаться рыбой, как это делает, например, выдра. А тот, кто питается тем же, чем и человек, тот по детски-наивному убеждению (и сегодня еще неполностью изжитому у некоторых охотников и фермеров) является самым что ни на есть злостным «вредителем», нежелательным конкурентом по добыче пропитания. При этом за прошедшие сотни лет никто ни разу не дал себе труда вскрыть желудок застреленного бобра и посмотреть, что же он все-таки ест? Тогда выяснилось бы, что ничего другого, кроме растительного корма, там’ найти невозможно. К несчастью, мясо самого бобра принято было причислять к «рыбным блюдам». Поэтому во время долгих постов его, как «постное», разрешалось подавать на стол в жареном и вареном виде, чем широко пользовались монастыри и зажиточные горожане. Мясо бобра можно было есть, не боясь «оскоромиться». Причислить бобра к рыбам оказалось возможным не только из-за его водного образа жизни, но еще и потому, что его уплощенный хвост по форме напоминает рыбий да к тому же еще покрыт чем-то вроде чешуи. Иезуитский патер Шар-левуа в 1754 году писал: «Судя по его хвосту, это самая настоящая рыба, и он официальным образом причислен к этим животным медицинским факультетом в Париже. А уже, согласно такому заключению, теологический факультет пришел к выводу, что мясо его можно есть и во время поста».

Вторая беда бобра заключается в том, что у него на брюхе имеются две железы, причем как у самцов, так и у самок; выделения этих желез, так называемая «бобровая струя», считалась лекарством практически от всех болезней. Так, врач Иоганнес Мариус опубликовал в 1685 году в Аугсбурге некий трактат под названием «Касторология» с 200 различными рецептами. Он тоже считал, что бобры поедают рыб, саламандр и лягушек. Считалось, что «бобровая струя» помимо всех своих других целебных качеств излечивает от ревматизма, ломоты в суставах, поднимает жизненный тонус больного и, более того, может оживить умирающего. Однако тщательнейшее химическое исследование этого вещества выявило, что из всех его составных частей разве что салициловой кислоте можно приписать целебные свойства, а больше ничему. Вырабатывается салициловая кислота из ивовой коры – основного продукта питания бобров. На сегодняшний день химическая промышленность свободно изготовляет производные салициловой кислоты, притом совсем дешевым способом, в частности, для широко распространенного аспирина. Таким образом, можно считать, что химия спасла бобрам жизнь. А в 1852 году за «бобровую струю» платили 720 марок, по тогдашним ценам огромные деньги! В сыром виде бобровая струя, изъятая из железы самца, весит от 50 до 170 граммов; В продажу она поступала в виде бурой, вязкой, сильно пахнущей пасты – смеси из различных масел, смол, жиров и салицила. Сегодня никто уже за этим снадобьем не гоняется и никто не согласится платить за него такие деньги. Однако в немецком официальном прейскуранте на фармацевтические изделия, где разного рода пережитки еще годами перетаскиваются из издания в издание, в томе, вышедшем уже в 1962 году, все еще указана цена на «бобровую струю»: один грамм – 55 пфеннигов. «Запах – едкий, напоминающий валериану, вкус – ароматный, горьковатый и острый», – можно прочесть в том же издании.

Сильно пахнущим веществом, которое выделяют бобры из расположенных сзади желез, они маркируют определенные пункты своего охотничьего и жилого участка, чтобы бобры из других семей могли распознать, что это чужая собственность.

Трапперы в Северной Америке очень быстро нашли способ, как приманить бобра к капкану: достаточно только обмазать его «бобровой струей», как начнут сбегаться со всей округи бобры и, возмущенные чужим запахом, постараются перебить его своим собственным. При этом они непременно попадут в капкан.

Уже по одному тому, что в средние века бобровые хвосты считались особым лакомством и есть их разрешалось только дворянскому сословию, можно судить о том, как со временем меняются вкусы. Думаю, что сегодня не много нашлось бы любителей, кто согласился бы их отведать… Но что касается бобровых мехов, то они, как и прежде, остались вожделенной мечтой всякого франта. И в этом заключается третья беда бобров.

Тело бобра сверху покрыто длинными остевыми волосами, намокающими в воде. Поэтому, выходя на берег, он выглядит всегда таким всклокоченным, словно мокрая щетка. Но зато подшерсток у него удивительно густой, теплый и мягкий, притом он красивого коричневого оттенка. Бобр тщательно натирает «руками» этот подшерсток маслянистым секретом из специальной железы, чтобы в воде он не намокал. Под водой длинные верхние волосы плотно прикрывают нежный подшерсток наподобие плаща. В шерсти задерживается воздух и, таким образом, ни она сама, ни кожа под ней не намокают. Выйдя из воды, бобр никогда не отряхивается, как это делают, например, собаки, а, проводя «руками» вдоль тела, как бы выжимает воду из своего «плаща», чтобы поменьше влаги занести в жилище.

Дабы беспрепятственно получить возможность добраться до бобровых шкур и «бобровой струи», в прежние времена бобрам помимо поедания рыб инкриминировали еще и то, что они, строя плотины, «умышленно» затопляют луга и пастбища, да к тому же еще валят лес. Так, например, Фридрих Великий в 1765 году отменил все и всякие запреты на истребление бобра, так что всем, кому не лень разрешалось отстреливать и отлавливать «этих вредителей». В XVIII веке в Пруссии в течение целого столетия на них была разрешена свободная охота. Вскоре они там исчезли полностью; в Литве они тоже стали столь редкими, что уже в 1566 году цена бобра равнялась цене лошади. «

Маленькие трудолюбивые «гидростроители» исчезли также из всей Франции. Сегодня еще какая-то сотня их обитает под тщательной охраной в дельте Роны и ее притоков. Источником вечных забот и опасений для всех, кто радеет о родной природе, служат последние бобры, чудом сохранившиеся на среднем течении Эльбы, между Торгау и Магдебургом. В 1913 году их было всего 188, затем поголовье бобровой колонии несколько выросло во время первой мировой войны, когда большинство браконьеров призвали в армию, и к 1919 году их было уже 272, но затем поголовье бобров снова пошло резко на убыль, и к 1925 г. их опять осталось всего 100 экземпляров; потом оно опять возросло до 210 к 1945 году и снова упало до 100 в 1948 году. Прямо-таки отчетливое отражение политической истории нашего государства! В 1964 году подсчет дал опять 174 экземпляра, 16 из которых обитало в Шорфхайде и происходило от родоначальников, выпущенных в этих местах до второй мировой войны. В Мекленбурге (ГДР), говорят, живут четыре – шесть бобров родом из Воронежа, привезенных туда специально для акклиматизации. Только в ФРГ не было ни одного. За последние два десятилетия нам удалось расселить бобров и в ФРГ [8]8
  В 70-х годах ФРГ получила несколько пар бобров из Воронежского заповедника и из ГДР. В некоторых районах ФРГ бобры образовали уже устойчивые популяции и расселяются по водоемам страны.


[Закрыть]. Раздобыть их было чрезвычайно трудно, потому что нам не хотелось использовать для этой цели канадских бобров, которые имеются во всех зоопарках Западной Европы. Шведы никак не могли изловить для нас у себя хоть несколько экземпляров, у ГДР и своих было мало. И наконец, мне удалось получить небольшую партию из Советского Союза. Так что у нас теперь обитают именно русские бобры. И вот теперь немецкий Союз охраны природы планирует завезти и поселить бобров на озере Шалзее, в Шлезвиг-Гольштейне или у Тирольской Ахе в Верхней Баварии.

В начале века был такой случай. Частный Аквариум в Берлине, демонстрировавший посетителям на Унтер ден Линден разных водных животных, тайно приобрел одного из обитавших на Эльбе бобров. Слух об этом дошел до властей, и бобра было предписано вернуть на место. Обиженный владелец ослушаться не посмел, однако предварительно обменял немецкого бобра на канадского. И вполне могло бы статься, что бобровая колония на Эльбе перемешалась бы с канадскими бобрами и перестала быть чистокровной популяцией, если бы не счастливая случайность. Полуручной «канадец» сразу же после отъезда государственной комиссии, водворившей его на новое местожительство, вылез из вод Эльбы и добровольно залез назад в ящик, в котором его привезли, не пожелав воспользоваться прелестями вольной жизни. Пришлось везти его назад в Берлин.

Аналогичные неудачи постигли людей, пытавшихся в 1830 году акклиматизировать бобров в Бранденбурге, близ Потсдама. Все их старания не увенчались успехом. Когда после второй попытки у выпущенной парочки годами не появлялось потомства, у энтузиастов опустились руки. Но потом, после смерти зверьков, их хорошенько осмотрели и выяснилось, что это два самца…

И в России бобрам тоже пришлось отступить перед натиском людей. К моменту падения царской власти в этом огромном государстве бобры сохранились лишь в нескольких местах: возле Воронежа, в Белоруссии, в Туве – на берегах Енисея; число их не превышало 900 голов. После установления Советской власти бобров начали строго охранять. И охраняют по сей день, несмотря на то что поголовье их выросло до 40 тысяч экземпляров. Основным пунктом, откуда их расселяют в новые места обитания, служит Воронежская область. Вот именно туда-то нас: сейчас и мчит скорый поезд.

Но прежде мне хочется рассказать еще о «бобровой трагедии», разыгравшейся в Северной Америке. Там приблизительно к 1600 году обитало еще от 60 до 100 миллионов бобров, за которыми охотились (но одновременно и охраняли и обожествляли их) индейцы. Согласно поверьям индейцев, Великий дух Мани-ту создал сначала бобров, а потом уж людей. Некоторые индейские племена считали себя потомками Большого бобра, называли бобров своими «маленькими» братьями, никогда не истребляли целых семей бобров, не убивали самок с детенышами, а косточки, оставшиеся от съеденного бобра, аккуратно собирали и относили назад, в воду, чтобы они ни в коем случае не достались собакам.

Европейцы же лихорадочно накинулись на бобров, как только попали в Новый Свет. Одна из старейших торговых компаний– «Компания Гудзонова залива», существующая и поныне, была основана в основном ради добычи бобровых шкур и их экспорта. Немало было войн с индейцами, восстававшими против истребления своих маленьких друзей-бобров. «Компания Гудзонова залива» до 1800 года вывозила ежегодно по 50 тысяч бобровых шкур, что по стоимости составляло порой половину всего американского экспорта. Ведь бобровая шкура уже в те времена в самых диких местностях стоила целый доллар, а трапперам и вообще всякому приезжему на диком Западе и Севере приходилось все, что им было необходимо, оплачивать втридорога мехами. На постоялых дворах «Торговой компании» продовольственные товары отпускались по баснословно высоким ценам: 25 фунтов муки – за пять долларов, фунт солонины – за доллар, фунт чаю – за три доллара, четыре свечки – один доллар. Тот, кто хотел купить ружье, должен был сложить кучу из бобровых шкур, равную по высоте вертикально поставленному на пол ружью.

В те времена многие знаменитые американские состояния были сколочены именно на бобровых шкурах, например состояние семейства Астор. Ценные бобровые шкуры привлекали торговцев, трапперов и миссионеров.

В моде тогда были широкополые, легкие как пушинка шляпы из бобрового фетра. Боясь, чтобы их не надули с шерстью, шляпники предпочитали скупать целиком шкурки, а потом уж сами их состригали. Из одной шкурки получалось полтора фунта шерсти, из чего изготовлялось больше дюжины шляп; такая шляпа весила подчас всего каких-нибудь 50 граммов! Шляпники тогда умели сортировать шерсть при помощи воздушной струи. Продавались «цельные», «половинчатые» и «четвертные» шляпы– в зависимости от того, какой слой из заячьей шерсти подкладывался под слой бобровой.

Уже в 1663 году за бобровую шкурку платили от 85 до 125 марок. Но своей кульминационной точки экспорт бобровых шкур, осуществлявшийся «Компанией Гудзонова залива», достиг к 1875 году, когда она продала 207 903 бобровые шкурки!

Но потом дела год от года становились хуже и хуже, пока к 1900 году бобры на территории всех Соединенных Штатов, а также на большей части Канады не оказались почти полностью истребленными…

Рано утром наш поезд останавливается на станции Графская. Это небольшое селение с базаром посреди лесной местности, вблизи Воронежа. Мы пережидаем на перроне, пока из встречного поезда местной линии выгрузятся все мужчины и женщины, спешащие на работу, а затем пересекаем железнодорожное полотно и входим в вокзальное помещение. Там нас уже ждет директор бобровой фермы и Воронежского заповедника В. Жарков. Он ведет нас через лес, прямиком к зданию церкви с луковичным куполом. Но не успеваю я удивиться, как узнаю, что именно здесь, в бывшем монастыре, разместилась администрация заповедника и краеведческий музей. Нельзя сказать, чтобы монастырское подворье оказалось самым удобным местом для размещения подобных учреждений, но здание еще вполне крепкое.

Сюда, в заповедник, стекаются студенты и ученые из всего Советского Союза, чтобы проводить здесь научные исследования. Потому что Воронежский заповедник прекрасно приспособлен для подобной работы. Он представляет собой как бы лесной остров посреди степи– размером в 31 тысячу гектаров и является частью Усманского бора. Охранять эти места начали уже с 1922 года силами местных учреждений, а с 1927 года здесь был основан Государственный Воронежский заповедник. В заповеднике теперь водится много видов животных. Рядом с чисто степными видами, такими, как суслики, сизоворонка, щурка, здесь можно встретить лесных обитателей: лесного хорька рядом со степным, зайца-беляка рядом с зайцем-русаком. Лоси, столь сильно размножившиеся повсюду в Советском Союзе, пришли и сюда. Причем сами, по своей воле. Их здесь не было более 150 лет! А вот косуль и оленей сюда завезли и акклиматизировали уже давно. Подобное же расселение ценных видов животных производится и во многих других районах страны. В заповеднике работает около ста штатных сотрудников.

Но основную славу заповеднику принесли его бобры. Воронежские бобры (Castor fiber) – черного или темно-коричневого цвета; их здесь около 500 голов и обитают они вдоль рек Усма-ни и Ивницы. Каждый год сотню или более отлавливают (обычно в возрасте одного года) и перевозят для расселения в другие области Советского Союза. Воронежские бобры прижились и размножились теперь во многих районах страны [9]9
  В настоящее время бобры расселены более чем в 75 областях, краях и республиках СССР, и численность их достигла примерно 250–300 тыс. голов. Ежегодно добывают около 10 тыс. бобров.


[Закрыть]. В ГДР тоже было отправлено 40 штук, где они живут на специальной ферме.

Здесь и в Северной Америке за последние десятилетия было разгадано много секретов, касающихся жизни этих удивительных созданий.

Ну, во-первых, конечно, об их способности валить и ошкуривать деревья. Бобр справляется с этим трудоемким процессом, имея для этой цели всего лишь четыре оранжево-желтых резца– два сверху и два снизу. Эти зубы – самое главное орудие бобра. Он способен просуществовать без хвоста, без ног, даже ослепнув, но если он, не дай бог, потеряет свои зубы, то через неделю его не станет. Передняя сторона этих длинных (так, что они даже высовываются изо рта) резцов покрыта слоем эмали (точно так же как и наши зубы). Но задняя сторона зуба эмалью не покрыта и состоит из менее твердого дентина. Когда бобр что-нибудь грызет, то дентин стачивается быстрее, чем эмаль, и, таким образом, передняя стенка зуба все время остается острой, словно лезвие. Следовательно, эти своеобразные «ножи» во рту бобра непрерывно самозатачиваются. Кроме того, бобр умрет выдвигать свою нижнюю челюсть с ее двумя резцами вперед и точить таким образом свои «ножи» друг о друга. Чтобы «спилить» дерево, бобр упирается верхними резцами в его кору, а нижней челюстью начинает быстро поводить из стороны в сторону. Эти своеобразные ножницы производят от пяти до шести движений в секунду. Между прочим, бобр умеет стянуть свои губы позади зубов так, чтобы иметь возможность грызть дерево и под водой во время ныряния: тогда вода не попадает ему в рот.

Про бобров часто сочиняли разные небылицы, вроде того что они якобы валят деревья всегда так, чтобы те падали своей кроной в воду, что они в состоянии «рассчитать» заранее, как и когда упадет дерево, и поэтому ни один бобр никогда не бывает убит падающим стволом; кроме того, они якобы умеют специально направлять падение дерева таким образом, чтобы оно не застряло своими ветвями в кронах соседних с ними деревьев, потому что не упавшая на землю зеленая крона теряет для маленьких дровосеков всякий смысл.

Но это все не соответствует действительности. Правда, деревья, стоящие у воды, действительно большей частью падают кроной в воду, но объясняется это совсем иными причинами: просто ветви дерева, растущие в сторону открытой воды, развиваются лучше и становятся толще и длиннее, а следовательно, и перевешивают дерево при его падении. А деревья, растущие подальше от воды и поваленные бобрами, обычно лежат кроной в самых различных направлениях. Бывало и так, что, рухнув, дерево убивало бобра. Правда, подобное случается, видимо, очень, очень редко. А однажды наблюдали, как бобры с великим трудом «подрубили» толстое дерево, но оно росло на склоне, зацепилось кроной за соседние деревья и сползло вниз всего лишь на какой-нибудь один метр. Тогда бобры еще раз «перерубили» ствол столь неудачно упавшего дерева. Но когда и после этого злополучный ствол, поддерживаемый соседями, сполз вниз всего на небольшой кусок, дровосеки отступились от него и ушли.

Охотнее всего бобры валят деревья, стволы которых имеют в поперечнике от восьми до 20 сантиметров. Выбирают для повала чаще всего осину, иву, тополь, менее охотно березу и ольху и совсем избегают хвойных деревьев, то есть самую расхожую нашу древесину. Не берутся они валить и твердые породы деревьев, например дубы.

«Работает» бобр довольно быстро и энергично. Восьмисантиметровую в поперечнике иву он перегрызает за пять минут, а если дерево толстое, то маленькому дровосеку приходится трудиться над ним несколько ночей подряд. Каждый бобр валит и ошкуривает ежегодно от 200 до 300 стволов: участок земли в 100 гектаров способен прокормить колонию бобров в течение 1–1,5 года. Над толстыми стволами бобры трудятся зачастую вдвоем, причем поочередно: пока один грызет, другой оглядывается по сторонам. Случается, что бобры принимаются перегрызать ствол толщиной больше человеческого торса. В качестве «бобрового рекорда» зафиксирован тополь высотой 27 метров и 1,5 метра в поперечнике, который эти отважные дровосеки спилили однажды в Британской Колумбии.