Текст книги "В поисках заклятия"

Автор книги: Бернард Найт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 21 страниц)

Вновь прибывшие вызвали у шерифа подозрения, однако стало очевидно, что судно такого типа не может быть пиратским, и вскоре капитан его пояснил, что это «Брендан» из Бристоля, который направляется в Фолмут. Капитан также сказал, что получил указания зайти в Линмут и забрать там десять бочек вина и доставить их в Фолмут.

– Наверняка это часть награбленной добычи, – рявкнул шериф. – Откуда еще могло взяться такое количество вина в подобном месте?

Капитан пожал плечами, давая понять, что происхождение груза его не интересует.

– Я лишь делаю то, что мне говорят, – заметил он. – Я не владею этим судном, я только им управляю.

– Ну что ж, вам все равно придется здесь торчать до завтрашнего прилива, это уж точно, – сказал Гвин. – Если, конечно, вы не хотите отправляться в плавание на ночь глядя. – Философски настроенный капитан отправился на свое судно, чтобы поесть и лечь спать до утра, а Джон решил, что ему пора уже идти на свидание с писарем.

Прежде чем он ушел, ему пришлось вступить с шурином в очередной спор по поводу юрисдикции. Шериф объявил, что намеревается судить пленников специальным судом графства, который он устроит сегодня же, и сразу же их повесит, однако де Вулф немедленно воспротивился такому повороту событий.

– Пиратство и убийство являются уголовными преступлениями, которые подлежат рассмотрению на следующей выездной сессии королевских судей.

– Это невозможно! Мы находимся на расстоянии пятидесяти миль от Эксетера, и чтобы доставить их туда, потребуется почти неделя. Потом пленников придется содержать в тюрьме – до тех пор, пока эти судьи не соизволят приехать в Девон. Одному Богу известно, когда это еще будет!

– Выездная сессия назначена на следующий месяц, и вам об этом хорошо известно.

– Они сказали это еще месяц назад, хотя сами не были в городе с прошлого октября. Мы не можем до скончания веков охранять и кормить всю ту сволочь, что обитает на западе Англии, тем более что результат будет точно такой же. Они будут повешены.

Они еще какое-то время продолжали препираться, но де Ревелль твердо стоял на своем. На этот раз его поддержал даже Ральф Морин, который в данном случае исходил из практических соображений: пленники находились слишком далеко от города, где должно было проходить заседание королевского суда. Хотя суд графства, в котором председательствовал шериф, обычно проходил в зале суда в Ружмоне, не было никаких юридических оснований, которые препятствовали бы провести его в любом другом месте графства, если там присутствовал сам шериф.

Хоть и с неохотой, но де Вулфу пришлось согласиться. Правда, он поставил условие, чтобы все сведения об обвиняемых и их имуществе были записаны им для проведения последующей конфискации. Эта была еще одна причина, требовавшая приезда Томаса, так как коронер не мог сообщить о том, что его писарь уже находится в окрестностях деревни.

Коронер провел больше часа, изучая содержимое сарая. Это было настоящее хранилище сокровищ, при том, что большую часть уже, наверное, увезли на телегах– для последующей незаконной продажи в больших городах Сомерсета. Тюки с шелком, свертки с шерстяными тканями, более дешевой грубой домотканой материей и мешковиной лежали навалом на бочках с вином. Были там и бочонки с изюмом и другими сушеными фруктами с юга Франции и даже груда зеленых сыров из Мендипа. Де Вулф не был уверен, входит ли в обязанности коронера составление полного списка награбленных товаров, но надеялся, что у них останется достаточно времени для того, чтобы Томас успел это сделать. Это было необходимо для того, чтобы жители деревни или даже их феодал не растащили все по своим домам. Если же составить такой список они не успеют, то следовало оставить нескольких солдат, которые бы охраняли товары, пока из Барнстейпла не прибудут достойные доверия бейлифы и не отвезут конфискованное в безопасное место. Де Вулф сомневался, что законные владельцы когда-либо увидят снова свое имущество, но, по крайней мере, эти товары можно было бы продать в пользу королевской казны, если не подпускать близко таких людей, как шериф.

Он вернулся к таверне, решив, что время уже близится к полудню. У таверны без какой-либо охраны сидели четверо связанных рыбаков-буканьеров – воины Морина обыскивали дома и рыбацкие сараи в поисках других награбленных товаров.

Де Вулф отвязал Одина и повел его за собой, поручив Гвину приглядывать за тамплиерами. Коронер не знал, собираются ли они следить за ним, охваченные подозрениями, что он прячет Бланшфора где-то поблизости. Что касается Козимо, то, учитывая, что его телохранители практически оказались выведенными из строя, маленький итальянец вряд ли представлял какую-либо угрозу.

Улицы были пусты, если не считать троих солдат, которые хоронили убитого беглеца на краю деревни. Обыск домов, который, возможно, следовало провести позднее, был единственным способом выяснить, где прячутся люди, сбежавшие с берега. Де Вулф подумал, что, возможно, они подались в леса или спрятались в вересковых пустошах, где собираются пересидеть, пока люди шерифа не покинут окрестности деревни. Поблизости нигде не было видно помещичьего дома, и коронер не мог определить, кому принадлежит эта деревня и известно ли этому человеку, что его подданные подрабатывают пиратскими набегами.

Джон остановил Одина в центре деревни, чтобы оглядеться и решить, что делать дальше. Церковь находилась слева от него. Это было маленькое бревенчатое здание в саксонском стиле. На церкви не было колокольни, и она мало чем отличалась от обыкновенного амбара, если не считать простого деревянного креста, прибитого к коньку крыши.

Какое-то мгновение коронер прислушивался к тишине, опустившейся над деревней, и собирался уже тронуть коня, когда заметил уголком глаза какое-то движение в дальнем конце улицы, на самом краю Линтона. Из-за большого куста вышел пони. Верхом на нем, на дамском седле, сидел маленький Томас де Пейн в протертом до дыр плаще, который делал писаря похожим на священника.

Испуганно оглядываясь по сторонам, писарь подъехал к Джону.

– Я ведь сказал тебе, что мы встречаемся в церкви! – сердито сказал коронер. – И где тамплиер?

Томас бросил опасливый взгляд на стоявшее неподалеку здание.

– Там сейчас какие-то люди… Я только что туда заглянул, а они все закричали, чтобы я убирался.

Де Вулф начал догадываться, в чем дело. Теперь он знал, что случилось с теми, кто убежал из Линмута.

– Они что, требуют предоставить им убежище? – спросил он.

Томас от неожиданности чуть не проглотил язык.

– Я не стал там задерживаться и задавать им вопросы, но могу точно сказать, что это грубые люди, одетые в лохмотья. Я сомневаюсь, чтобы они пришли туда помолиться.

Коронер снова уставился на дорогу.

– А куда ты дел де Бланшфора?

– Я спрятал его в лесочке рядом с дорогой – тут, на окраине деревни. Когда я наткнулся на этих людей, я решил, что лучше оставить его там, пока не увижусь с вами.

Джон кивнул, подтверждая правильность решения, избранного Томасом.

– Возможно, нам удастся обратить эту ситуацию себе на пользу, но он должен будет держаться подальше отсюда, по крайней мере, сегодня вечером. У него есть с собой какая-нибудь еда?

– Немного, но на сегодня хватит.

– Ему, как бывшему тамплиеру, должна быть привычна жизнь в суровых условиях. Теперь поезжай к нему и скажи, что он должен оставаться в лесу до наступления темноты, а потом мы его заберем. После этого возвращайся назад. Там, на берегу, для тебя найдется работа.

Когда писарь ринулся выполнять приказания, де Вулф спешился и привязал Одина к грубо сколоченной калитке, вделанной в колючую изгородь, которая окружала церковь. Он прошел под сенью тисовых деревьев и толкнул дверь. В дальнем конце помещения сразу же раздался топот ног, и пять человек, толкая друг друга, положили руки на алтарь – простой стол с оловянным крестом и двумя свечами в подсвечниках. Остальная часть здания была пуста и освещалась лишь тусклым светом, падавшим на земляной пол из узких оконных проемов. Беглецы с опаской наблюдали, как к ним приближается грозная фигура – высокая, мрачная в доспехах и шлеме, с огромным мечом на перевязи.

– Мы просим убежища! – дрожащим голосом закричал один из них, и этот крик подхватили остальные, в ужасе отшатываясь от приближающегося призрака: – Убежища! Убежища!

Коронер остановился в нескольких ярдах от беглецов, чтобы рассмотреть их получше. Трое из них были еще достаточно молоды, еще один мужчина средних лет, а последний – маленькая уродливая фигурка с большой головой и коротенькими руками и ногами. Де Вулф вспомнил, что пленник, захваченный на Ланди, упоминал имя Эддиды Короткорукого, которое отлично подходило этому человеку.

– Я сэр Джон де Вулф, королевский коронер, – произнес он таким громовым голосом, что беглецы сразу же прекратили кричать. – Я уважаю ваше убежище и, если вы будете настаивать, я понадоблюсь вам, чтобы спасти ваши шеи, учитывая, что ваших сообщников, судя по всему, повесят прямо сегодня.

Он обвел взглядом лица пятерых мужчин, одетых в одинаковые дырявые и вылинявшие рыбацкие туники и короткие штаны. У всех, кроме карлика, были спутанные лохматые волосы и кустистые бороды.

Что же касается Эддиды, то он был круглолиц, с высоким лбом и маленькими глазками, в которых поблескивал хитрый огонек. Де Вулф отметил про себя, что этот человек явно может быть опасным.

– Что нам теперь делать, коронер? Мы ведь получим отсрочку на сорок дней, верно? – спросил Эддида.

Коронер сложил руки на груди, в его глазах сверкнуло возмущение.

– Во-первых, вы подонки и убийцы, и если бы вы не укрылись в этом святом месте, вас бы повесили так же, как и остальных. Но теперь у вас есть выбор. Вы можете отдать себя в руки шерифа и сегодня же предстать перед его судом в Линмуте. Или же вы можете оставаться здесь в течение сорока дней, и все это время ваши соплеменники будут вас кормить и охранять, потому что в случае вашего побега их ожидают суровые денежные штрафы. По истечении сорока дней, если вы не признаете свою вину и не согласитесь покинуть пределы Англии и никогда сюда не возвращаться, вас запрут в этом здании без воды и пищи и будут держать здесь, пока вы не умрете. Если вы попытаетесь бежать, вас объявят вне закона, и любой сможет безнаказанно отрубить вам голову. И наконец, в любое время, начиная с этого момента, вы можете признаться мне в своих преступлениях и покинуть пределы Англии, чтобы никогда больше сюда не вернуться.

Произнеся эту долгую речь, коронер отступил на шаг назад и стал ждать, пока они посовещаются между собой. Пока они это делали, в дверь вошел Томас и, довольно робко приблизившись к коронеру, преклонил колени перед алтарем и начал мелко креститься.

– Бернар будет оставаться там, где я его спрятал, до наступления темноты, – пробормотал писарь, с опаской косясь на группу подозрительного вида людей, которые шептались о чем-то, сгрудившись вокруг алтаря. Их предводитель, Эддида, отделился от группы и подошел к единственной ступеньке, отделявшей примитивный алтарь от остального помещения.

– Коронер, все мы признаемся и покинем пределы Англии, чтобы никогда сюда не возвращаться, – сообщил он.

– В таком случае, я вернусь сюда сегодня несколько позже. И здесь, и во дворе церкви вы находитесь в безопасности – вам нет необходимости держаться возле алтаря. Но, чтобы вы не попытались сбежать, возле калитки будут стоять солдаты. – Де Вулф повернулся и пошел к двери, бросив через плечо. – Выйдите во двор и срежьте с тисов по паре веток. Всем вам нужно будет нести некое подобие креста, а я попробую достать где-нибудь власяницы. – Пропустив Томаса вперед, коронер вышел, с силой захлопнув за собой дверь.

Глава шестнадцатая,
в которой коронер Джон выслушивает признания

Ричард де Ревелль был отнюдь не в восторге, когда де Вулф сообщил ему о том, что часть пиратов нашли убежище в линтонской церкви. Когда коронер прибыл в нижнюю деревню, шериф как раз заканчивал подготовку к судебному разбирательству, которое он собирался провести в местной таверне. При виде Томаса, понуро плетущегося за коронером, у троих тамплиеров, похоже, снова возникли подозрения. Джон заметил, как они начали о чем-то перешептываться с аббатом Козимо. Вскоре после этого Годфри Капра сел на коня и куда-то уехал. Де Вулф был уверен, что храмовник направился в Линтон, чтобы осмотреть деревню и проверить личности пятерых беглецов, нашедших убежище в церкви.

Пленники уже находились в большом сарае позади таверны, где их стерегли солдаты. Снаружи собрались деревенские женщины, которые стенали и плакали, или же призывали Бога помочь своим обреченным на смерть мужчинам.

Шериф расположился в таверне, представлявшей собой одну огромную комнату. Он велел притащить туда длинный, грубо сколоченный стол и несколько скамеек. Из утреннего улова было конфисковано достаточное количество свежей рыбы, и несколько солдат из отряда Габриэля сейчас готовили ее над огнем очага. Из ближайших домов, несмотря на протесты хозяев, принесли хлеб, и вскоре для предводителей был накрыт скромный обед, солдаты же ели, сидя у костра.

У всех был отменный аппетит, на который никак не повлияла предстоящая массовая казнь. Во время трапезы Ричард де Ревелль принялся сокрушаться по поводу беглецов, оставшихся в церкви.

– Неужели они должны избежать петли только лишь потому, что оказались достаточно трусливы, чтобы покинуть сражавшихся товарищей, и потому, что бежали быстрее, чем наши люди?

Де Вулф, орудуя ножом, срезал мясо с жареной сельди и облокотился о стол, дожидаясь, пока оно остынет.

– Меня об этом не спрашивайте. Не я устанавливал законы.

Аббат Козимо, держа в руке кусок хлеба с положенной на него рыбой, нахмурился и поднял глаза.

– Убежище – это одна из священных традиций христианства. Собственно говоря, она существовала еще задолго до нашего Спасителя – у иудеев было шесть левитских городов-убежищ, греки и римляне также придерживались этой традиции.

В ответ шериф высказал свое недовольство тем, что кто-то сможет избежать петли и в результате возложить на общество бремя по своему содержанию в тюрьме.

– Я считаю, что нужно пойти в церковь и вытащить оттуда этих мерзавцев! – пробормотал он, но аббат услышал его слова и был просто шокирован.

– Я запрещаю вам это делать, шериф! Таким святотатством вы навлечете на себя проклятие – я могу даже отлучить вас от церкви. – Как и у многих людей, религиозные верования де Ревелля были скорее делом привычки, нежели твердым убеждением, и перспектива отлучения от церкви оказала на него не слишком сильное впечатление.

Де Вулфу это было хорошо известно, поэтому он решил привести более веский аргумент.

– Законы Генриха I предусматривают штраф за насилие над беглецами, скрывающимися в убежище, – сто шиллингов, если они прячутся в кафедральном соборе или аббатстве, и двадцать, если они спрятались в приходской церкви. – Де Ревелль какое-то время продолжал что-то бормотать себе под нос, но больше эту тему не поднимал, и де Вулф был впервые благодарен Козимо за его присутствие, поскольку любое нарушение неприкосновенности убежища нарушило бы его планы.

Когда трапеза была закончена, комната таверны быстро превратилась в зал заседаний суда графства, в котором все еще здорово отдавало запахом жареной рыбы. Шериф занял место в центре стола; по одну сторону от него сидел де Вулф, по другую – Ральф Морин. Тамплиеры и аббат расположились на паре скамеек, стоявших вдоль стены, и с интересом приготовились слушать.

В отсутствии секретаря суда его обязанности исполнял Томас. Писаря с его пергаментами, перьями и чернилами посадили в конце стола, дабы он вел протокол заседания, копию которого де Вулф намеревался представить королевским судьям, когда те наконец прибудут в Девон.

Солдаты ввели первых двоих из двенадцати захваченных пленников. Руки их были связаны сзади веревками. Де Ревелль потребовал, чтобы они назвали свои имена и сообщили, являются ли они саксами, нормандцами или людьми неопределенного происхождения. За сто лет, прошедших после нормандского завоевания, было так много браков между саксами и нормандцами, что людей смешанной крови было очень много, особенно учитывая, что в этом процессе участвовали кельты из Корнуолла или даже из Уэльса.

Затем шериф предъявил пленникам обвинения в пиратстве и убийстве, виновными в которых они себя не признали. В ответ на это он наорал на пленников, назвав их лжецами, и отметил, что каждый из них сначала скрылся, увидев представителей закона, после чего, взяв оружие, напал на них. Более того, были обнаружены две галеры и сарай, полный товаров, которые могли быть либо награблены во время пиратских набегов, либо являлись предметом контрабанды, а оба этих деяния являются серьезными уголовными преступлениями.

Пленники по-разному реагировали на обвинения шерифа: некоторые с вызовом признавали их, другие отрицали, кто-то просто молчал, а несколько человек, рыдая, пали на колени и стали умолять о пощаде. Какова бы ни была степень их вины, решение де Ревелля было одинаковым для всех: он объявил их виновными в пиратстве и убийствах и приговорил их к смерти через повешение. Казнь должна была состояться в тот же день. Весь процесс занял от силы полчаса, и вскоре осужденные снова оказались в хижине, служившей им тюрьмой, под охраной солдат.

Де Вулфу было не по себе от такого упрощенного судопроизводства, и если бы они находились в Эксетере или где-то поблизости, он бы насел на шерифа и сделал так, чтобы пленников судили на следующей сессии королевского суда. Но в данном случае этому мешали объективные обстоятельства. Кроме того, коронер должен был признать, что осужденных все равно бы признали виновными. Единственный вклад де Вулфа в судебное разбирательство заключался в том, что он спрашивал у каждого из обвиняемых, не помнят ли они о нападении на судно «Святой Изан», которое произошло пару недель назад, и признают ли убийство большей части его команды. Двое из наиболее закоренелых злодеев признали, что это был последний корабль, на который они напали, и также признались в убийстве моряков. Однако они не могли точно сказать, кто именно кого убивал, вполне обоснованно указав, что в пылу схватки никто не сможет запомнить, как выглядели его жертвы. Впрочем, для де Вулфа и этого было достаточно, поскольку теперь он мог поручить Томасу закрыть расследование по трупу из Илфракума и сделать соответствующую запись, с тем, чтобы затем представить раскрытое дело сессии королевского суда.

День подходил к концу, и когда солнце наконец выскользнуло из-за облаков, прежде чем спрятаться за высокий западный край ущелья, приговоренных повели на казнь. Отсутствие приходского священника особенно бросалось в глаза, тем более что его не было и в церкви, где скрывались беглецы. Когда де Вулф поинтересовался его местонахождением, мужчины постарше отвечали уклончиво, но в конце концов один из них ответил, что последние три месяца у них нет пастыря, хотя никто не уведомлял архидьякона Барнстейплского о том, что приход лишен пастырской заботы. Еще сложнее оказалось узнать о том, что же случилось со священником, и только по отдельным намекам можно было сделать вывод, что его обнаружили мертвым у подножья утеса.

Гвин предложил объяснение, которое было ничем не хуже любого другого.

– Или он напился и свалился с утеса, или они сами сбросили его вниз за то, что он угрожал донести об их преступлениях.

У Джона же возникла мысль, что приходской священник поссорился с жителями деревни из-за своей доли в добыче, но, похоже, строить предположения в данном случае было пустой тратой времени. В любом случае он уже не мог отпустить грехи осужденным перед смертью, и аббат Козимо согласился произнести над ними подобающие слова на латыни. Томас, хотя уже давно не носил сутану, с радостью предложил бы свои услуги, и поэтому испытал величайшее разочарование, когда итальянец лишил его возможности поучаствовать даже в таком невеселом деле.

Когда солнце зашло за горизонт, осужденных вывели из сарая. Солдаты явно испытывали некоторое сочувствие к этим бедным людям, пытавшимся сделать свою жизнь не такой тяжелой, грабя проходящие корабли. Однако долг есть долг, и пленников по очереди поднимали на лестницу, приставленную к ветке одного из деревьев, что росли у подножья утеса. На ветке была закреплена веревка с петлей на конце, которую накидывали на шею приговоренного. Аббат бормотал какие-то слова, осеняя несчастного крестом, после чего последнего сталкивали с лестницы.

От петли до земли было примерно два человеческих роста, и некоторые умирали сразу, ломая шейные позвонки, или от резкого прекращения кровотока в артериях, хотя их тела в течение нескольких минут продолжали дергаться и извиваться перед глазами тех, кто дожидался своей очереди. У других синели лица, вылезали языки и глаза, и они в течение долгих минут исполняли некое непристойное подобие танца, пока один из солдат не цеплялся за их ноги, прекращая агонию.

Все время, пока продолжалась эта гротескная церемония, жены и семьи приговоренных к смерти, наблюдая за казнью, рыдали и издавали жалобные вопли. Некоторые из них теряли сознание, а многие осыпали непристойными проклятиями шерифа и его людей. Цепь солдат не давала им приблизиться к дереву. Когда эмоции доходили до края, стражники пускали в ход палки.

Однако казнь продолжалась без проволочек и так же, как и суд, заняла не более получаса. Тела казненных уложили на берегу реки рядом с трупами тех, кто погиб в бою, и семьям позволили забрать своих мужчин для того, чтобы предать их земле.

Де Вулф разыскал шурина, чтобы снова поговорить с ним о тех, кто нашел убежище в церкви. Эксетерцы решили провести ночь в таверне и сейчас подкреплялись все той же рыбой и хлебом, хотя на этот раз трапезу дополнили несколько тощих кур, «добытых» каким-то предприимчивым солдатом.

Тамплиеры и аббат также находились в таверне, и так же, как раньше, косились на коронера с подозрением, хотя Джон знал, что им не могло быть известно о том, что де Бланшфор прячется меньше чем в миле от них.

Де Ревелль снова пустился в рассуждения, высказывая несогласие с тем, что людям, находящимся в церкви, позволили избежать наказания, но Джон предусмотрительно оборвал шерифа, остановив его жестом руки.

– Ричард, говорить об этом бесполезно. Они имеют право покинуть страну, и чем скорее, тем лучше. Я не намерен оставаться в этой Богом забытой деревне дольше, чем понадобится, чтобы отправить их восвояси.

Он рассказал, что поговорил с капитаном «Брендана», который должен был отплыть утром, во время прилива – разумеется, без бочек с вином, которые он собирался забрать в Линмуте. Хотя судно направлялось в Фолмут, капитан согласился за определенную мзду продлить свое путешествие на один день и пересечь море, чтобы высадить изгнанников.

– А откуда деньги за их переправку? – встрепенулся шериф.

– Беглецы говорят, что, если это позволит им спасти свою жизнь, они, с помощью семей, наскребут несколько марок, – солгал де Вулф, который предполагал, что за поездку заплатит де Бланшфор – судя по всему, тамплиер располагал достаточными средствами, чтобы оплачивать свое путешествие.

Шериф быстро потерял интерес к этому делу, хотя аббат, похоже, одобрял эту наиболее христианскую из традиций, а тамплиеры, будучи благочестивыми монахами, согласно закивали головами.

– Как только закончу ужин, я поднимусь в верхнюю деревню и с помощью моего писаря запишу их признания со всеми необходимыми подробностями, – сообщил де Вулф. Он заметил, как Роланд де Вер обменялся взглядами с Годфри Капрой и Брианом де Фалэзом.

– Интересный это процесс – предоставление неприкосновенности преступникам, – как бы между прочим заметил де Вер. – Мы бы хотели поприсутствовать при этом – любопытно, какие действия производит при этом коронер.

Де Вулф чертыхнулся себе под нос. Тамплиеры явно намеревались осложнить его задачу. Еще более трудной ее сделал Козимо, навязав свое общество под тем предлогом, что ему хочется «взглянуть, как воплощается на практике милосердие Святой церкви».

Прежде чем уйти, коронер ухитрился шепнуть пару слов Гвину, приказав ему найти Бернара в лесу за деревней и в полночь привести его в церковь.

С трудом разбирая дорогу в наступивших сумерках, они взяли лошадей под уздцы и начали подниматься в верхнюю деревню. Днем, когда коронер изучал содержимое сарая на берегу, он заметил сверток мешковины и конфисковал его именем короля. Он захватил его с собой и, войдя в церковь, швырнул на ступеньку алтаря. Пятеро беглецов уже успели зажечь огарки алтарных свечей, которые освещали тусклым светом часть помещения. Увидев сверток с мешковиной, они озадаченно уставились на коронера.

– Разорвите ткань на пять частей, потом сделайте в центре дырку для головы и наденьте. Вы сделали кресты, как я вам велел?

Они молча показали связанные между собой ветки, которые наломали во дворе церкви.

Джон потянул Томаса за рукав и, отодвинув подсвечник, подтолкнул его к алтарю.

– Вот тебе письменный стол – даже со свечой.

Похоже, писарю не очень хотелось использовать сей освященный предмет для таких земных целей, но выбора у него не было. Неоднократно преклоняя колена и крестясь, маленький писарь наконец развернул пергамент и приготовил перо.

Де Вулф чувствовал, что тамплиеры и итальянец внимательно наблюдают за происходящим, пристально всматриваясь в лицо каждого из пятерых человек, пытаясь найти знакомые черты. Странная фигура карлика с его удивительными конечностями привлекла особое внимание аббата, который уставился на него, словно завороженный, нервно облизывая губы. Впрочем, что касается Эддиды Короткорукого, то он никак не мог оказаться де Бланшфором, и коронер заметил, как тамплиеры продолжают пристально рассматривать остальных.

– Господа, когда я начну приводить этих людей к присяге и выслушивать их признания, вы, согласно требованиям закона, можете действовать в качестве понятых.

Де Вулф велел беглецам преклонить колена на ступеньке алтаря, и каждый из них по очереди повторил за ним слова клятвы. Каждый назвал свое имя и деревню, затем признался в том, что был пиратом и убийцей, нарушая мир в королевстве.

Когда дело дошло до клятвы, которую должны были дать беглецы, отрекаясь от своей страны и обещая никогда в нее не возвращаться, возникло затруднение. Ее следовало давать на Евангелии, которого не было ни у де Вулфа, ни в церкви, лишенной своего священника. Впрочем, здесь на помощь пришел Козимо, который достал из складок своей широкой сутаны маленький католический требник. Каждый из беглецов должен был, держа его в руках, произнести следующие слова: «Я клянусь на этой святой книге, что покину пределы Англии и никогда в нее не вернусь без дозволения короля. Я поспешу прямым путем в указанный мне порт и не сверну с королевской дороги под страхом ареста или казни. Я не буду останавливаться в одном месте больше чем на одну ночь, и как только прибуду в этот порт, стараясь не задерживаться долее, чем на время до следующего прилива, буду усердно искать подходящий корабль, который сможет перевезти меня через море. Если же я не смогу найти такое судно, то каждый день буду заходить в море по колено, показывая мое желание покинуть страну. И если я не сделаю так, как сказано, то пусть печальна будет моя участь».

После того как все они произнесли эту клятву, Джон предупредил будущих изгнанников о процедуре, которая должна была состояться на следующее утро.

– Вы должны снять с себя всю одежду, которая впоследствии должна быть продана, – импровизировал на ходу коронер, – но поскольку времени мало и вы не успеете изготовить из этой мешковины подобающие одеяния, накиньте ее поверх вашей одежды. Вы будете идти с непокрытой головой, и с вас состригут волосы и бороды. Перед собой вы будете нести кресты и двигаться по дороге, не сворачивая, и вы никогда больше не должны ступать на землю Англии, или будете объявлены вне закона, и тогда каждый, кто способен поднять меч, может отсечь вам голову. Вы поняли то, что я сказал?

Пленники закивали головами и забормотали.

– Тогда я снова приду сюда перед рассветом и отведу вас на судно, которое сейчас стоит на берегу, и которое, как я вам уже говорил, отправится в Уэльс, как только начнется прилив.

Он удостоверился, что Томас записал краткое изложение основных фактов, после чего проверил, имеется ли у беглецов достаточно острый нож, с помощью которого они могли бы срезать волосы с головы и бороды, а также попытаться обскоблить подбородки.

После этого можно было закончить процедуру, и коронер со своими спутниками покинул церковь, оставив двух солдат охранять пленников. По дороге Козимо подверг сомнению один из моментов церемонии, свидетелем которой он только что стал.

– Процедура получения неприкосновенности встречается во всех христианских странах, хотя я больше знаю ее по Италии и Франции. Однако мне никогда не приходилось слышать о том, что при этом требуется состригать волосы на голове и лице.

Поскольку де Вулф придумал это только что, слова аббата не очень его удивили. Впрочем, он чувствовал, что итальянцем в данном случае движет скорее любопытство, чем подозрительность.

– Это часть процесса отречения от страны, а не получения неприкосновенности, – с мрачным видом сообщил коронер. – Англия отличается от ваших континентальных стран тем, что мы живем на острове, и поэтому отречение от страны подразумевает переезд через море. Формальности, которые сопровождают эту церемонию, отличаются от тех, что применяются в других странах, и состригание волос должно способствовать тому, чтобы еще более выделить изгнанников среди обычных людей.

Это объяснение было высосано из пальца, но, похоже, Козимо принял его в качестве еще одной странности обитателей этого сырого острова.

Позднее все, завернувшись в плащи, расселись на полу таверны, где солдаты заранее расстелили сено и сухие листья папоротника, позаимствованные в одном из амбаров. Джон тешил себя надеждой, что тамплиеры и аббат наконец успокоились, решив, что Бернара поблизости нет, поскольку, тщательно рассмотрев пятерых беглецов, они убедились, что это в самом деле местные жители.

Теперь предстояло осуществить наиболее деликатную часть плана. Когда внутреннее чувство времени подсказало коронеру, что до полуночи осталось совсем немного, он тихо поднялся и вышел на улицу – якобы по малой нужде. Подождав десять минут, он удостоверился, что его никто не хватился, и пошел вдоль берега реки в направлении Линтона. Луна ненадолго показалась в просветах между облаками, и, подходя к церкви, Джон увидел в ее свете две темные фигуры, стоявшие поддеревом. Сообщив Бланшфору шепотом, как ему следует себя вести, коронер, вместе с рыцарем и Гвином, направился к калитке, где обнаружил спавших крепким сном стражников. Гвин ткнул одного из них носком сапога, и тот вскочил на ноги, пряча виноватое лицо.