Текст книги "Меч Королей (ЛП)"

Автор книги: Бернард Корнуэлл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Мы миновали Канингу, болотистый остров у берега Истсекса, за которым лежал Бемфлеот, где во время правления Альфреда мы атаковали укрепления данов и прикончили целую армию. Я припомнил Скади, хоть и не хотел вспоминать. Там её убил тот, кого она предала, там вопили женщины, лилась кровь. Финан тоже смотрел в ту сторону, думая о колдунье.

– Скади, – произнёс он.

– Помню, – ответил я.

– Как звали её любовника?

– Харальд. Он её убил.

Финан кивнул.

– И мы захватили тридцать кораблей.

Я всё ещё думал о Скади.

– Война тогда казалась проще.

– Не, это мы с тобой были моложе, вот и всё.

Мы вдвоём стояли на носу корабля. Я видел холмы, поднимавшиеся за Бемфлеотом и вспомнил, как местный крестьянин говорил, что Тор прошёлся по тому гребню. Местный был христианином, но гордился тем, что сам Тор прошёл по его полям.

Мы сняли с носа голову ястреба, так что при беглом взгляде теперь должны казаться обычным кораблём, идущим вверх по реке к причалам Лундена. За топкими берегами тянулись невысокие, засаженные пшеницей холмы. Натужно скрипели весла. Какой-то человек, ставивший сеть на речных птиц, бросил свое занятие, чтобы понаблюдать за нами. Он понял, что на борту воины, перекрестился и снова вернулся к сетям.

Когда пойма сузилась, по реке мимо нас, совсем близко, стали проходить направляющиеся вниз по течению корабли. Их паруса надувал юго-западный ветер, и мы, как обычно, перекрикивались с ними, обмениваясь новостями. Там ли король Этельстан? Никто не мог нам ответить, поэтому к висевшему над городом огромному пятну тёмного дыма мы подходили, совершенно не зная о том, что происходит в Лундене, не говоря уже об Уэссексе. Когда начался прилив, мы оставили только по шесть гребцов с каждой стороны. Рулевым веслом теперь завладел Берг, а Эдгива, её дети и компаньонки спрятались под носовой площадкой, где стояли мы с Финаном.

– Значит, всё кончено, – сказал мне Финан.

Я понимал, как тяготит его моё внезапное решение идти на запад в Лунден вместо возвращения в Беббанбург, на север.

– Кончено? – переспросил я.

–Люди Этельстана сейчас в Лундене. Мы присоединяемся к ним. Выигрываем сражение. Убиваем Этельхельма. Идём домой.

Я кивнул.

– Надеюсь.

– Люди тревожатся.

– Насчёт сражения?

– Насчёт чумы, – он перекрестился. – У них есть жёны и дети, я и сам беспокоюсь.

– Нет в Беббанбурге чумы.

– Чума на севере. Кто знает, как далеко она распространится.

– Болтали, что чума была в Линдкольне, – ответил я, – а это далеко от Беббанбурга.

– Это слабое утешение для воинов, беспокоящихся за свои семьи.

Я пытался не обращать внимания на слухи о чуме. Это просто слухи, они часто врут, а когда король умирает, возникает множество слухов. Однако Сигтрюгр предупреждал, что в Линдкольне зараза, а другие говорили, что на севере мор. Финан прав, что напомнил об этом. Мои люди хотят вернуться к семьям. Да, они пойдут за мной в бой и драться будут как демоны, но беда, грозящая жёнам и детям, для них важнее любой моей клятвы.

– Передай им, что скоро они будут дома, – сказал я.

– Как скоро? – Финан требовал уточнения.

– Дай мне сначала узнать новости в Лундене, – ответил я.

– А если Этельстан там? А если он захочет, чтобы ты выступил вместе с ним?

– Тогда я пойду с ним, – невесело ответил я. – А ты поведёшь Спирхафок домой.

– Я?! – В голосе Финана прозвучала тревога. – Нет! Им и Берг может править.

– Берг может им править, – согласился я, но ты будешь командовать Бергом.

Я знал, что моряк из Финана никудышный.

– Никем я не буду командовать! – возмутился он. – Я останусь с тобой.

– Ты не должен...

– Я давал клятву тебя защищать! – перебил он.

– Ты? Я никогда не просил у тебя никаких клятв!

– Не просил, – признал он. – Но всё же я поклялся тебя защищать.

– Когда? – спросил я. – Не помню никакой такой клятвы.

– Я дал её пару мгновений назад и теперь, как и ты, тоже связан дурацкой клятвой.

– Я освобождаю тебя от любых клятв...

– Кто-то же должен позаботиться, чтобы ты остался в живых, – перебил он меня. – Похоже, Господь велит мне уберечь тебя от того ячменного поля.

Я коснулся молота, пытаясь убедить себя, что принял правильное решение.

– Нет в Лундене ячменных полей, – сказал я Финану.

– Это верно.

– А значит, дружище, – я тронул его плечо, – мы выживем и вернемся домой.

Я прошёл на корму, где заходящее солнце отбрасывало в воду длинную тень корабля, и уселся на ступеньку низенькой лестницы, ведущей на рулевую платформу. На север пролетел лебедь, и я лениво подумал, что это знамение, и нам тоже нужно на север. Но были и другие птицы, другие знаки. Иногда непросто понять, чего хотят боги, но даже зная это нельзя быть уверенным, что они с тобой не играют. Я снова тронул свой молот.

– Веришь, что это имеет силу? – спросил чей-то голос.

Оглянувшись, я увидел Бенедетту, её лицо укрывал надвинутый капюшон.

– Верю, что боги имеют силу, – ответил я.

– Бог один, – настаивала она.

Я пожал плечами, слишком устав для спора. Бенедетта смотрела на медленно проплывающий мимо берег Истсекса.

– Мы плывем в Лунден? – спросила она.

– Да.

– Ненавижу Лунден, – с горечью произнесла Бенедетта.

– Его есть за что ненавидеть.

– Когда явились работорговцы... – начала она и умолкла.

– Ты говорила, тебе было тогда двенадцать?

Она кивнула.

– Я должна была выйти замуж тем летом. За хорошего человека, за рыбака.

– Его они тоже убили?

– Они всех убили! Сарацины! – Она с отвращением выплюнула это слово. – Они убивали всех, кто оказывал сопротивление, и тех, кого не хотели брать в рабство. Меня хотели. – В её последних словах звучала страшная ненависть.

– А кто это – сарацины? – Я с трудом выговорил незнакомое слово.

– Люди из-за моря. Некоторые даже живут на моей земле. Они не христиане. Они дикари!

Я похлопал по ступеньке рядом с собой. Она поколебалась, но села.

– И ты попала в Британию? – мне было интересно.

Некоторое время Бенедетта молчала, потом пожала плечами.

– Меня продали, – просто сказала она, – и повезли на север, я не знала куда. Мне говорили, что это ценится, – она коснулась пальцем своей кожи, чуть отливающей золотом в сумерках. – На севере, где кожа у людей бледная, как молоко, это стоит денег. На севере меня продали во второй раз. Мне всё ещё было двенадцать, – она сделала паузу, чтобы взглянуть на меня, – но я уже была женщиной, не ребёнком.

В её голосе слышалась горечь. Я кивнул в знак понимания.

– Спустя год меня продали снова, – продолжила она. – Одному саксу в Лундене. Работорговцу. Он заплатил кучу денег. – Она говорила так тихо, что я едва слышал. – Его звали Гуннальд

– Гуннальд, – повторил я.

– Гуннальд Гуннальдсон.

Она смотрела на северный берег, где к самой воде спускалась деревушка. Ребёнок махал с разрушающейся пристани. Я наблюдал, как вёсла ныряют в воду, толкают и медленно поднимаются из воды, роняя с длинных лопастей капли.

– Они привезли меня в Лунден, где продали рабов, – продолжила Бенедетта, – и оба меня насиловали. Оба, отец и сын, но сын был хуже. Они бы меня не продали, они хотели мной пользоваться, и я попыталась убить себя. Лучше смерть, чем эти свиньи.

Последние слова она проговорила тихо, как будто боялась, что нас услышат гребцы на ближних скамьях.

– Пыталась убить себя? – переспросил я, так же тихо.

Она обернулась ко мне, и, ни слова не говоря, откинула капюшон и размотала серый шарф, который всегда носила на шее. И я увидел шрам, глубокий шрам поперёк нежной шеи. Она позволила мне взглянуть и вновь накинула шарф.

– Я порезала недостаточно глубоко, – ровно проговорила она, но этого оказалось достаточно, чтобы они меня продали.

– Эдуарду?

– Его управляющему. Мне приходилось работать на его кухне и в его постели, но королева Эдгива меня спасла, и теперь я служу ей.

– Как доверенная служанка.

– Как доверенная раба, – сказала она всё так же горько. – Я не свободна, господин. – Она снова накинула капюшон на чёрные, как вороново крыло, волосы. – Ты держишь рабов? – гневно спросила она.

– Нет, – сказал я, что было не совсем правдой.

Многие мои воины имели усадьбы рядом с крепостью, занимались хозяйством, и я знал, что многие держат рабов. У отца в крепости рабов было десятка два – они готовили, мыли, чистили, стирали бельё. Некоторые до сих пор там, они состарились и получают плату как слуги. Сам я новых рабов не брал – меня отвратил собственный опыт рабства, когда я был прикован к веслу в стылом море. И к тому же я в рабах не нуждался. Мне хватало и мужчин, и женщин, чтобы содержать крепость в безопасности, сытости и тепле, и хватало серебра, чтобы им платить.

– Мне случалось убивать работорговцев, – заметил я, понимая, что говорю это только ради одобрения Бенедетты.

– Если мы придём в Лунден, – сказала она, – может, ты убьёшь одного для меня?

– Гуннальда? Он всё ещё там?

– Пару лет назад был, – безрадостно отозвалась она. – Я его видела. Он меня тоже увидел и улыбнулся. Нехорошая это была улыбка.

– Ты его видела? В Лундене?

Она кивнула.

– Королю Эдуарду нравилось его посещать. Королеве тоже. Она делала покупки.

– Королю Эдуарду следовало приговорить Гуннальда к смерти за то, что он делал с тобой, – сказал я.

Она усмехнулась в ответ.

– Эдуард брал деньги у Гуннальда. Так зачем королю его убивать? Я ничего не значила для Эдуарда, царство ему небесное. – Она перекрестилась. – Что мы станем делать в Лундене?

– Встретимся с Этельстаном, если он там.

– А если нет?

– Пойдём дальше и встретимся с ним.

– И что он с нами сделает? С госпожой? С её детьми?

– Ничего, – просто сказал я. – Я скажу ему, что вы под моей защитой.

– Для него этого достаточно? – её голос звучал скептически.

– Я знаю короля Этельстана с детства, и он честный человек. Он отправит тебя под защитой в мой дом в Беббанбург, а мы тем временем будем воевать.

– Беббанбург! – она произнесла это слово со своим странным акцентом. – Что там, в Беббанбурге?

– Безопасность. Там ты будешь под моей защитой.

– Авирган говорит, что неправильно принимать помощь от язычников, – категорически заявила она.

– Авиргану не нужно ехать с королевой, – ответил я.

Мне на мгновение показалось, что она улыбнется, но порыв иссяк, и она просто кивнула.

– Он поедет с ней, – произнесла она с неодобрением и взглянула на меня большими серо-зелёными глазами. – Ты в самом деле язычник?

– Да, в самом деле.

– Это нехорошо, – серьезно сказала она.

– Скажи, а Гуннальд Гуннальдсон язычник?

Она долго не отвечала, потом резко помотала головой.

– Он носит крест.

– И это делает его лучше меня?

Она на секунду задумалась и затем признала:

– Нет.

– Тогда, быть может, если он всё ещё в Лундене, я его убью.

– Нет, – твердо ответила она.

– Нет?

– Позволь мне его убить, – сказала она, и, кажется, впервые с тех пор как мы встретились, Бенедетта выглядела довольной.

Мы плыли дальше.

В Лунден мы прибыли в сумерках, еще более темных из-за висящего над городом дыма. Не меньше пары десятков кораблей тяжело шли вверх по реке, большинство из них с провизией и припасами для целой орды людей и лошадей. Один корабль был так перегружен, что выглядел, как плавучий стог сена, оседлавший приливную волну на петляющей реке. Мы миновали небольшие поселения к востоку от Лундена, кораблестроителей с кучами древесины и дымящимися ямами, в которых они жгли сосну, добывая вонючую смолу, и смердящих кожевников, дубящих шкуры дерьмом. Поверх всего этого стояла густая вонь самого Лундена, запах дыма и нечистот.

– Не река, а выгребная яма, – посетовал Финан.

– К этому привыкаешь.

– Кому это нужно? – Он посмотрел на воду, обтекающую нос Спирхафока.– Да тут же повсюду одно дерьмо!

Мы оставили заболоченные берега, направившись к двум пологим холмам Лундена. Темнело, но света хватало, чтобы заметить трёх копейщиков, стоящих на высокой каменной стене небольшого римского бастиона, защищающего восточную часть города. Ни один из троих не носил темно-красный плащ, и флаг с прыгающим оленем не реял над стеной. Они не проявили к нам никакого интереса. Забитые кораблями причалы начинались сразу после бастиона, и прямо посреди них, ниже по течению от большого моста, тянулась каменная стена, которую я очень хорошо знал. Построенная римлянами стена закрывала каменную площадку, на которой стоял роскошный дом. Я жил в нём с Гизелой.

К каменной стене не было привязано ни одного корабля, поэтому я поднажал на рулевое весло, а уставшие гребцы сделали последний рывок.

– Суши весла! – крикнул я, и Спирхафок осторожно скользнул к массивным камням.

Гербрухт протянул носовой швартов через огромное железное кольцо в стене и дождался, пока Спирхафок пройдет последние несколько ярдов. Корабль ударился кормой о камень, и Берг схватился за другое кольцо. Я бросил ему кормовой швартов, и корабль подтянули вплотную к стене. Когда раньше я держал здесь корабль, то прикрывал корпус холщовыми мешками с соломой, но эту задачу можно перенести на утро.

В каменную стену врезалась узкая лестница, чтобы взбираться наверх при отливе.

– Стой, – приказал я своей команде и пассажирам.

Мы с Финаном запрыгнули на лестницу и забрались на широкую террасу – я любил там сидеть вечерами, когда северный ветер уносил прочь вонь Темеза. Мы с Гизелой любили. Ночь теперь опускалась быстро, дом был тёмен, только тусклый свет горел за ставнями одного окна, да мерцал огонь во внутреннем дворике.

– Кто-то там живёт, – сказал Финан.

– Этот дом принадлежит королю, – отозвался я. – Альфред всегда отдавал его командующему гарнизоном, хотя многие им не пользовались. А я – да.

– Но которому королю?

– Теперь – Этельстану, но западные саксы захотят его отобрать.

Лунден – ценность, поскольку на одни только его пошлины можно содержать маленькое королевство. Я задумался, определил ли Эдуард в завещании, кому из своих сыновей, Этельвирду или Этельстану, править этим городом. Но в итоге, конечно, правителем станет тот из единокровных братьев, кто сумеет собрать больше копий.

Дверь дома открылась.

Вышел Вармунд.

Сначала я его не узнал, и он меня не узнал. За его спиной освещённый факелами проход вел во внутренний двор, и лицо оказалось в тени. Ну а я, должно быть, последний, кого он ожидал встретить в Лундене. Поначалу меня озадачили лишь его габариты —огромный, на голову выше меня, широкоплечий, косматый, а ноги в сапогах напоминали стволы деревьев. Свет от факелов скользнул по звеньям кольчуги, потом опустился к бёдрам. Вармунд ел мясо, отрывая зубами куски от кости.

– Ты не смеешь ставить здесь свой паршивый корабль, – рявкнул он и внезапно затих. – Господи! – произнёс он, отшвырнул кость, выхватил сакс и налетел на меня с неожиданной для такого громилы прытью.

Я оставил Вздох змея на корабле, но на поясе у меня висел мой сакс, Осиное жало. Я поспешно шагнул вправо, в сторону от Финана, чтобы у Вармунда оказались враги с обеих сторон. Первый удар не достал меня всего на ширину пальца. Я нырнул вниз, уклоняясь от второго свирепого замаха, нацеленного мне в голову, и отбил третий Осиным жалом, перехватив его основанием. Удар сотряс мою руку. Его сила была чудовищной.

У Финана, как и у меня, был только сакс, но он зашёл Вармунду за спину, а тот, каким-то образом почувствовав приближение ирландца, обернулся и взмахнул коротким мечом, отгоняя Финана. Я попытался перерезать противнику сухожилия под коленями, но сакс предназначен, чтобы колоть, а не резать, и клинок едва продырявил кожу высокого сапога. Вармунд с ревом обернулся ко мне, я отступил и сделал выпад Осиным жалом, воткнув его в бедро, и увалился вбок, уклоняясь от свирепого ответного выпада. Я почувствовал, как вонзилось острие Осиного жала, но Вармунд словно и не заметил раны. Сердито ворча он обернулся – Финан снова атаковал его, чтобы отвлечь, но мы были как терьеры, нападающие на кабана, и я знал, что скоро одного из нас заденут его клыки.

Вармунд заставил Финана отступить и теперь приближался ко мне. От его мощного удара ногой у меня, должно быть, треснули рёбра. Ещё пытаясь встать на ноги, я поднял Осиное жало, и милостью богов оно отбило клинок бросившегося на меня Вармунда. Руку снова отсушило от его удара. Финан ткнул Вармуна сзади, и гиганту опять пришлось от меня отвернуться, обратив меч назад, но Финан, быстрый как молния, уже отступил.

– Сюда! – закричал он мне.

Я поднялся на ноги. Финан все еще кричал мне бежать к Спирхафоку, но мне мешал Вармунд, надвигаясь на меня. Он ревел. Без слов, просто яростно ревел, сшибая вонью эля. Я шагнул вправо, к Финану, Вармунд вытянул свободную руку, схватил меня за шиворот кольчуги и потащил к себе. Я увидел его беззубую улыбку и понял, что вот-вот погибну, ощутил его силищу, когда он без усилий прижимал меня к себе, заметил его сакс, летящий справа мне под ребра. Я пытался высвободиться и не мог.

Но Финан действовал столь же молниеносно, и его выпад в спину Вармунда, видимо, ранил гиганта, потому что он снова взревел и развернулся, пытаясь оттеснить Финана. Он все еще держал меня за кольчугу, и я рубанул его по руке Осиным жалом: кольчугу не пробил, но от удара он меня выпустил, и возвратным ударом я вонзил меч ему в шею. Острие угодило в основание черепа, но Вармунд всё еще двигался, и удар потерял почти всю силу, с таким же успехом я мог бы погладить его перышком. Он развернулся обратно, шрамы на его лице исказились гримасой ярости, но тут перед моими глазами промелькнуло копье, острие сверкнуло, отразив пламя, ударило по клинку Вармунда и отскочило. Со Спирхафока подоспели мои воины. С десяток бежали к нам, и еще больше поднимались по узким каменным ступеням.

Вармунд был в ярости и выпил чересчур много эля, но он не делал ошибок, когда дело доходило до драки. Слишком много раз стоял он в стене щитов, слишком часто чуял тень поражения и дыхание смерти и знал, когда отступить. Он бросился к дому, и как раз когда появились мои люди, из дверей выскочили трое его товарищей с длинными мечами наперевес.

– Назад! – взревел Вармунд. Он вдруг оказались в меньшинстве, а потому укрылся в доме вместе со своими людьми и захлопнул дверь. Я услышал, как лязгнул засов.

– Боже! – воскликнул Финан. – Вот это зверюга. Ты ранен?

– Только синяки, – ответил я. Глупо было идти в дом с таким лёгким оружием. – Я не ранен, а ты? – спросил я, когда Берг передал мне Вздох змея.

– Я жив, – сурово ответил он.

Жив, но в замешательстве. Каждый, с кем мы говорили, был уверен, что Лунден занят войсками Этельстана, а мы наткнулись на самого грозного бойца Этельхельма прямо в сердце города. Я подошел к двери дома, зная, что она не откроется, и она не открылась. Где-то внутри закричала женщина.

– Подай топор, – приказал я.

Я отлично знал этот дом и знал, что с террасы у реки нет другого входа, кроме этой двери. Стены окружали каменную площадку, так что по стене дома не спустишься, да и на окнах железные решётки.

Беорнот взял огромный топор и нанёс могучий удар, от которого тяжёлая дверь содрогнулась. Опять закричала женщина. Изнутри дома доносились шорохи, шаги и невнятная речь, но слов разобрать я не мог. Топор снова с силой опустился на дверь, и звуки за ней затихли.

– Они ушли, – сказал Финан.

– Или ждут нас в засаде, – ответил я.

Топор Беорнота проломил толстую доску. Я заглянул в дыру и увидел, что коридор за ней пуст. Во дворе с той стороны прохода мерцал свет факела.

– Продолжай, – сказал я Беорноту, и ещё пары ударов оказалось достаточно, чтобы он дотянулся сквозь пролом в двери и поднял засов.

Дом оказался пуст. В больших комнатах, что ближе к реке, осталось шесть соломенных матрасов, несколько плащей, осколки кувшинов из-под эля, недоеденный хлеб и пустые ножны. Вармунд или кто-то из его людей опрокинул ведро с дерьмом и мочой, и теперь его содержимое размазалось по плиткам пола комнаты, где когда-то спали мы с Гизелой. В комнате слуг за внутренним двориком ещё булькала в котле тушёная баранина с фасолью, у стены лежала куча дров, но не было ни одного слуги. Я подошёл к главной двери, осторожно открыл ее и со Вздохом змея в руке вышел. Никого.

Финан затащил меня назад, в дом.

– Ты останешься здесь, – сказал он. – А я пойду поговорю с часовыми на бастионе. – Я попробовал возразить, но Финан отрезал: – Останься здесь!

Я позволил ему уйти в темноту улицы с полудюжиной воинов, а сам запер дверь и вернулся в большие комнаты, где Эдгива уже раскинула плащ на матрасе. Эдмунд, её старший сын, заглянул в соседнюю комнату с вонючим полом, но я вытолкал его обратно к матери. Отец Аарт, которого на Спирхафоке мутило почти всю дорогу, уже оправился и теперь открыл рот, чтобы возмутиться моим обращением с принцем, но один лишь взгляд на моё лицо убедил его промолчать. Он меня боялся.

– В этой соломе блохи, – пожаловался Авирган.

– Вши, наверное, тоже, – успокоил я. – И не слишком спешите устраивать ложе.

– Я не устраиваюсь на ночлег, мне нужно только место, чтобы присесть, – сказала Эдгива. – Ведь мы же пойдём во дворец? В Лундене я всегда останавливаюсь во дворце!

– Мы пойдем во дворец, моя королева, – уверил её Авирган.

– Не будь таким глупцом, – рявкнул я на него. – Это были люди Этельхельма. Если мы ошибаемся, и они до сих пор занимают город, то мы уйдём. Этой же ночью. Финан пошёл разузнать, что там творится.

Авирган растерянно смотрел на меня.

– Уходить ночью?

Это было бы нелегко. Темез широк, и, хотя течение помогало бы нам идти вниз по реке, там скрывались отмели, которые в темноте могли оказаться опасными. Но если люди Этельхельма до сих пор удерживают город, у нас не останется другого выхода.

– Как думаешь, долго ли мы протянем, если здесь воины Этельхельма? – спросил я у Авиргана, стараясь быть терпеливым.

– Может, всё же их нет? – спросила Эдгива.

– Финан это как раз выясняет, госпожа, – ответил я. – Так что будь готова быстро уйти.

Один из младенцев заплакал, и служанка королевы вынесла его из комнаты.

– Но если здесь люди Этельстана, – продолжала канючить Эдгива, – мы же можем пойти во дворец? У меня там платья! Мне нужно переодеться!

– Может, мы и пойдём во дворец.

Я слишком устал, чтобы с ней спорить. Если в городе безопасно, я позволю ей найти место, где можно жить в роскоши, но до тех пор пусть чешет блошиные укусы.

Я вернулся на речную террасу, чтобы избежать зловония в доме, сел на обращенную к Темезу низкую стену и смотрел вниз, пока Берг и еще двое воинов разворачивали Спирхафок, чтобы его нос смотрел вниз по течению. Они сделали это расторопно, снова закрепили корабль и были готовы поспешно покинуть город, если Финан принесет плохие новости, потом все трое обосновались в широком чреве корабля. Они будут охранять корабль от ночных воров, которые могут украсть канаты и весла.

Я смотрел на речные водовороты и пытался разобраться в происходящем. Видимо, Вармунд отплыл обратно в Лунден, когда увидел, как наши корабли уничтожают его небольшой флот у побережья Нортумбрии, но если Этельстан контролирует город, как нам сказали, то почему Вармунд все еще здесь? Почему громила не ушел с остальными людьми Этельхельма? И почему с ним только шесть воинов? Я видел четырех, но там шесть соломенных матрасов, и это тоже странно. Почему шесть человек поселились в доме на берегу, если остальные люди Этельхельма, предположительно,

засели в старом форте или охраняют дворец в северо-западной части Лундена?

Настала ночь. На южном берегу Темеза мерцало пламя факелов у входа в церковь, отражаясь в реке. Луна в три четверти скатилась за облако. Корабли, пришвартованные у соседних причалов, стонали на ветру, их фалы лениво хлопали по мачтам. Из таверны «Мертвый дан», стоящей неподалеку, доносился смех.

Дверь дома распахнулась, и я обернулся, ожидая увидеть Финана, но мой слуга Рорик вынес пылающий факел и приладил его у двери. Он посмотрел на меня, как будто собираясь что-то сказать, но затем передумал и вернулся в дом, сначала придержав открытую дверь для человека в капюшоне, который медленно и осторожно подошел ко мне с двумя кубками. Один кубок протянули мне.

– Это вино. – Бенедетта предложила мне выпить. – Паршивое вино, но лучше эля.

– Ты не любишь эль?

– Эль кислый. Как и это вино.

Я сделал глоток. Она права. Кислое. Но я привык к кислому вкусу вина.

– А ты любишь сладкое вино?

– Я люблю хорошее вино. – Она села рядом. – А этот уксус нашли в доме, на кухне. Может, его используют при готовке? Воняет!

– Вино?

– Река.

– Это город, – ответил я. – В городах реки всегда воняют.

– Помню этот запах, – сказала она.

– Его трудно забыть.

Бенедетта сидела слева от меня, и я вспомнил, как мы с Гизелой сидели на тяжёлой деревянной скамье, и Гизела всегда была слева.

– Королева страдает, – произнесла Бенедетта, – ей нужны удобства.

Я поморщился.

– Она желает матрас, набитый перьями?

– Да, она предпочла бы такой.

– Она попросила у меня помощи, – резко произнёс я. – И я ей помог. Когда я доставлю её в безопасное место, она получит столько проклятых перьев, сколько пожелает, но до тех пор ей придётся страдать от блох, как и всем остальным.

– Я ей передам. – Слова Бенедетты прозвучали так, словно ей не терпелось сообщить королеве эту плохую весть. – Ты считаешь, в Лундене небезопасно?

– Да, пока не узнаю, кто контролирует город. Финан скоро вернётся.

Я не слышал ни криков в ночи, ни топота бегущих ног, ни звона мечей. Тишина означала, что Финан и его люди не повстречали врагов.

Бенедетта откинула капюшон, и я смотрел на неё в ночной темноте. У нее были высокие скулы, а большие миндалевидные глаза казались особенно яркими на фоне смуглой бронзовой кожи.

– Ты меня разглядываешь, – спокойно сказала она.

– Да.

– Сначала мужчины смотрят на женщин, – продолжала она, – а потом берут то, что хотят. – Она пожала плечами. – Но я рабыня, чего мне ещё ожидать?

– Ты служишь королеве, требуй уважения.

– Я требую! Но это не прибавляет ни любви, ни безопасности. – Она запнулась. – Эдуард тоже на меня смотрел.

Я промолчал, но, видимо, невысказанный вопрос отразился на моём лице. Она снова пожала плечами.

– Он был добрее, чем некоторые.

– Сколько человек я должен для тебя убить?

Она улыбнулась.

– Одного я убила сама.

– Хорошо.

– Он был свиньей, a porco! Он лежал на мне, и я всадила нож ему меж ребер, когда он хрюкал как свинья. – Она повернулась и посмотрела на меня. – Ты в самом деле дашь мне убить Гуннальда Гуннальдсона?

– Ты этого хочешь?

– Это было бы приятно, – задумчиво произнесла она. – Но как я убью эту свинью, если ты увезёшь нас к себе, на север?

– Мы пока не решили, что делать.

– Если Гуннальд Гуннальдсон жив, – продолжила Бенедетта, – то думаю, он где-то неподалёку. Где-то возле реки, я знаю, потому что там всегда стоял этот запах. Большой и тёмный дом. И там есть свое место, где привязаны корабли.

– Пристань.

– Пристань, – повторила она, – с деревянной стеной. Там стояли два корабля. Ещё там был внутренний двор с оградой, другой стеной. Там он показывал рабов, или его отец нас показывал. Надеюсь, что он в аду. Мужчины смеялись, лапая нас. – Она резко смолкла, глядя в сторону дома, и я увидел, как в ее глазах блеснули слезы. – Я была всего лишь ребёнком.

– Но этот ребёнок попал во дворец, – осторожно добавил я.

– Да. – Она остановилась, произнеся одно это слово, и я уже думал, что больше она ничего не скажет, но она снова заговорила: – Где я была игрушкой, пока королева не пожелала, чтобы я ей служила. Три года назад.

– А долго ли... – начал я, но она перебила.

– Двадцать два года, господин. У меня каждый год на счету. Двадцать два года прошло с тех пор, как сарацины забрали меня из дома. – Она смотрела вверх по реке, туда, где за верфями высились мрачные склады. – Я с удовольствием его убью.

Дверь дома опять отворилась, и появился Финан. Бенедетта хотела подняться, но я положил руку ей на предплечье и удержал на месте.

– Люди Этельстана здесь, – сказал Финан.

– Благодарение богам за это.

– Но самого Этельстана нет. Считают, что он до сих пор в Глевекестре, но это не точно. Это у тебя эль?

– Вино.

– Проклятая моча, – сказал Финан. – Но я выпью, – он взял мой кубок и сел на угол стены. – Командует здесь твой старый друг Меревал.

И эта новость принесла облегчение. Меревал и в самом деле был моим старым другом. Он командовал стражей Этельфлед и много раз сражался бок о бок со мной. Я уважал его как человека трезвого, разумного и надёжного.

– Но только его здесь тоже нет, – продолжал Финан. – Уехал вчера. Повёл большую часть своих воинов на Верламикестр.

– На Верламикестр? Зачем? – это было возмущение в той же мере, что и вопрос.

– Одному Богу известно, зачем, – сказал Финан. – Тот тип, которого я расспрашивал, знал только, что Меревал ушёл! Неизвестно зачем, но уходил он поспешно. А здесь командовать оставил человека по имени Бедвин.

– Бедвин, – повторил я. – Никогда про такого не слышал. А сколько воинов привел Этельстан?

– Больше пяти сотен.

Я выругался, коротко и бессмысленно.

– И сколько оставил?

– Две сотни.

Которых не хватит, чтобы отстоять Лунден.

– И большая часть из них, – с горечью продолжил я, – должно быть, самые старые и больные. – Я поднял взгляд и увидел звезду, блеснувшую меж двумя спешащими по небу облаками. – А Вармунд?

– Бог знает, где этот ублюдок. Пропал бесследно.

– Вармунд? – испуганно переспросила Бенедетта.

– Он был в этом доме, когда мы пришли, – пояснил я.

– Он дьявол, – гневно произнесла она и перекрестилась. – Чудовище!

Я догадывался, почему она говорила так яростно, и не стал расспрашивать. Вместо этого постарался её успокоить:

– Он отсюда ушёл.

– Он исчез, – угрюмо поправил Финан, – но этот мерзавец наверняка где-то скрывается.

И у Вармунда только пять человек, а значит, нам точно нечего его опасаться. Кроме того, он забрал из дома служанок, видимо, у него есть на ночь другие планы. Но зачем вообще Вармунд в городе? И почему Меревал забрал большую часть своего гарнизона на север?

– Началась война? – спросил я.

– Возможно, – ответил Финан, осушил кубок и добавил: – Господи, что за пойло.

– Где это место? – спросила Бенедетта, и попыталась произнести: – Верла...

– Верламикестр?

– Где это?

– Отсюда один день пути на север, – сказал я. – Это старый римский город.

– Мерсийский город?

– Да.

– Может, они его атакуют? – предположила она.

– Возможно, – ответил я, но думал, что Меревал, скорее, ведёт людей, чтобы стать в Верламикестре гарнизоном, поскольку город с крепкими римскими стенами находится на перекрёстке путей из Восточной Англии, а союз лордов этого королевства с Уэссексом не слишком крепок.

Должно быть, так же думал и Финан.

– Так, может быть, он мешает силам Восточной Англии воссоединиться с Этельхельмом? – предположил он.

– Я думаю, такое возможно. Но надо выяснить.

– Как? – спросил Бенедетта.