Текст книги "Меч Королей (ЛП)"

Автор книги: Бернард Корнуэлл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Эгиль развернул Банамадр, теперь его корабль больше не изображал неуклюжее бегство на запад, к нортумбрийскому побережью, а шёл на юг, бок о бок со Спирхафоком. Он, как и мы, поднял парус, команда как раз разворачивала его, когда мы поравнялись. Я сложил руки рупором и прокричал через бурлящую воду:

– Я нацелился на второй! – Я указал на корабль, ближайший к тому, что со змеем. Эгиль кивнул в знак того, что услышал. – Но сначала атакую змея! – Я опять указал на него. – Ты тоже!

– Я тоже! – прокричал он в ответ.

Он улыбался, из-под шлема струились белокурые волосы.

Противник выстроился в линию, чтобы два их корабля могли сблизиться с одним нашим. Если бы у них получилось, они бы одновременно атаковали нас с двух сторон. Битва получилась бы короткой, жестокой и кровавой. Я позволил им думать, что их план увенчается успехом, когда с попутным ветром двинулся с запада на второй корабль, и увидел, что два других больших корабля слегка изменили курс и сейчас направлялись туда, где, по их мнению, мы встретимся. Между ними пока оставался зазор шириной в четыре-пять кораблей, но он сужался. Меньший корабль, не такой быстрый, как остальные, тащился позади.

Корабль Эгиля проигрывал моему в скорости, потому что был короче, а потому отставал. Я приказал ослабить парус по левому борту, чтобы замедлить скорость, затем обернулся и помахал Эгилю, указывая на свой левый борт, тем самым обозначая, с какого борта он должен ударить. Он понял, и Банамадр медленно протиснулся правее. Мы вступим в битву вместе, но не там, где ожидает враг.

– Господи! – ахнул Финан. – На том здоровенном куча народу!

– На котором?

– На том, что посередине. Человек семьдесят или восемьдесят.

– А на том, что со змеем?

– Сорок, может быть, пятьдесят.

– Достаточно для устрашения торгового судна, – ответил я.

– Похоже, нас они не страшатся, – сдержанно произнёс Финан. Три больших корабля теперь направлялись прямо к нам, уверенные в численном превосходстве. – Будь осторожнее с тем здоровенным, – продолжил Финан, указывая на средний корабль, с самой многочисленной командой.

На носу корабля возвышался длинный, белёный известью крест.

– Неважно, сколько их там, – сказал я. – Они думают, нас всего сорок.

– Разве? – Финана, кажется, удивляла моя уверенность.

– Они пытали Хаггара. Что он мог рассказать? Должно быть, они спрашивали, как часто наши корабли выходят в море и сколько на них людей. Что он мог им ответить?

– Что ты держишь в гавани два боевых корабля, из них самый большой Спирхафок, и обычно на нём человек сорок, а иногда и меньше.

– Именно так.

– И что в море его обычно выводит Берг.

Бергу, младшему брату Эгиля, много лет назад на валлийском берегу я спас жизнь, и с тех пор он служил мне верой и правдой. Берг расстроился, что мы не взяли его в этот поход, но, когда мы с Финаном в море, для командования гарнизоном Беббанбурга нет никого лучше Берга. Обычно я оставлял командовать сына, но сейчас он в холмах центральной Нортумбрии, отправился улаживать спор между парой моих арендаторов.

– Они думают, что на борту у нас сорок человек, – сказал я, – и на Банамадре около тридцати. – Рассмеявшись, я тронул рукоять моего меча, Вздоха Змея, а потом прокричал Эгилю: – Давай, разворачивай! – Я навалился на рулевое весло в наветренную сторону, Спирхафок опустил нос и развернулся. – Закрепляй парус! – крикнул я.

Капкан захлопнулся, теперь змей узнает, как сражаются волк и орёл.

Я крепче натянул парус Спирхафока, чтобы снова ускорить ход. Мой корабль был быстрее вражеских. Каждый раз, когда обнажалось днище снеккара, я видел толстый слой водорослей. Это его замедляло. Мы просушивали свои корабли в отлив, начисто счищали водоросли с корпусов, чтобы быстрее ходили. Я обернулся к Банамадру.

– Я намерен потопить эту сволочь, – прокричал я, – а потом пойду на восток за вторым!

Эгиль махнул в ответ – полагаю, он меня расслышал. Но неважно. Спирхафок мчался вперёд так круто к ветру, как только я мог решиться, он рассекал волны, море пенилось за кормой. Корабль превратился в смертоносное воплощение своего имени. Эгиль скоро поймёт, что я задумал.

– Хочешь его протаранить? – спросил Финан.

– Если получится. Ты нужен мне на носу. Если не выйдет ударить как следует, ты перепрыгнешь на него и прикончишь кормчего, а потом выбросишь рулевое весло.

Финан пошел на нос, подзывая остальных. Мы уже сблизились со снеккаром, можно было разглядеть кучку воинов на носу, различить их копья. Солнце отражалось от их шлемов. Один держался за носовой канат, удерживающий мачту, другой покачивал копьем. Ниже стояла группа лучников со стрелами на тетивах.

– Беорнот! – крикнул я, – Фолькбалд! Сюда! Возьмите щиты! – Беорнот – надежный невозмутимый сакс, а Фолькбалд – фриз-гигант, один из самых моих сильных воинов. – Будете меня защищать. Видите лучников? Они будут целить в меня.

Место кормчего – самое уязвимое на корабле. Большая часть моих воинов, прикрывшись щитами, скрючилась в проходе между скамейками гребцов. Финан с шестью бойцами построил стену щитов на носу, но мне приходилось стоять у рулевого весла. Скоро полетят стрелы. Мы неслись по зеленым волнам и уже достаточно сблизились, я разглядел даже шляпки гвоздей снеккара. Я глянул влево. Три вражеских корабля виднелись там, куда мы раньше направлялись, теперь они повернули на выручку, но сейчас их курс лежал прямо против ветра, их паруса облепили мачты. Одни фигурки карабкались, чтобы опустить паруса, другие просовывали весла, но они потеряли скорость, ветер сносил их назад, а волны жестоко болтали.

– Давай! – Беорнот с ревом поднял щит, увидев, что лучники выпустили стрелы.

Полдюжины стрел впились в парус, остальные мелькнули мимо и ушли в воду. Я слышал рев волн, слышал песню ветра в снастях, и толкнул руль, изо всех сил навалившись на большое весло, и снеккар повернул к нам, то есть сделал то, что их кормчий должен был делать чуть раньше, а теперь он опоздал. Мы сближались, и сближались быстро.

– Копья! – предупредил Финан с носа.

– Держаться! – проревел я. Стрела скользнула по железному ободу щита Фолькбалда, наконечник копья процарапал палубу у моих ног, а затем Спирхафок дал крен в повороте, и порыв ветра погрузил нас в море по планширь. Я пошатнулся, рядом ударила стрела, потом Спирхафок выровнялся, парус затрещал, когда мы встали против ветра, и громче звуков моря и воя ветра я услышал тревожные крики противника.

– Держитесь крепче! – закричал я.

И мы ударили.

Мы дернулись вперед и остановились только после столкновения. Раздались громкий треск, испуганные крики, плеск воды, проклятия. Канат, удерживающий мачту, пугающе натянулся рядом со мной, на мгновение мне показалось, что мачта рухнет на нос, но скрученная тюленья шкура выдержала, хотя и дрожала, словно натянутая струна арфы. Беорнот и Фолькбалд упали. Спирхафок врезался в корпус снеккара и теперь со скрежетом сползал назад. Пришлось повернуть против ветра, чтобы протаранить врага, и я опасался, что мы потеряем скорость и ударим не так сильно, как если бы таранили его с подветренной стороны, но веса и скорости Спирхафока оказалось достаточно, чтобы разбить корпус снеккара.

Наш парус прижало к мачте, и нас тянуло назад, хотя казалось, что нос застрял в корпусе противника, потому что корабли оставались сцепленными, и Спирхафок медленно кренился на левый борт и начал опускаться на нос, сильно меня этим напугав. Затем я услышал резкий треск, Спирхафок вздрогнул, раздался хруст ломающихся досок, и он внезапно выпрямился. Его нос застрял в пробитом корпусе снеккара, но он сумел вырваться.

Снеккар тонул. Мы врезались в него носом, самой прочной частью корпуса Спирхафока, и раскололи его низкий борт словно яйцо. Вода устремилась внутрь, снеккар накренился, его нутро с балластными камнями быстро затопило. Облаченные в кольчуги вражеские воины были обречены, за исключением тех немногих, кто сумел уцепиться за наш корабль, а нас тем временем относило назад, к другим вражеским кораблям, которые, наконец-то опустив весла в воду, пытались добраться до нас. Спирхафок сильно качало. Я крикнул, чтобы парус по левому борту подтянули, а на правом ослабили. Снеккар лежал на боку в водовороте белой воды и обломков справа от меня, а потом исчез. Последним увидел маленькое треугольное знамя на вершине наклоненной мачты.

Я навалился на рулевое весло, молясь, чтобы Спирхафок набрал достаточную скорость и рулевое весло могло вгрызться своей большой лопастью в воду, но мы все еще еле тащились. Пленников, их оказалось пятеро, втянули на борт, Финан приказал снять с них кольчуги, шлемы и пояса с мечами.

– Оглянись, господин! – встревоженно крикнул Фолькбалд.

К нам приближался вражеский корабль с выбеленным известью крестом на высоком носу. Он не уступал по размерам Спирхафоку и выглядел намного тяжелее, а команда на нем была более многочисленная, чем на обреченном снеккаре, но его капитан приказал посадить на весла только двадцать четыре человека, по дюжине с каждой стороны, желая, чтобы остальные приготовились взять нас на абордаж. Воины в шлемах стояли на носу, и еще больше толпилось на палубе. По меньшей мере семьдесят человек, подумал я, а то и больше. Полетели первые стрелы, по большей части прошли высоко, задев парус, но одна просвистела рядом со мной. Я инстинктивно дотронулся до Вздоха Змея и подозвал Рорика.

– Господин? – откликнулся он.

– Держи мой щит наготове!

Корабль с крестом на носу неспешно приближался, ветер относил нас к нему. Шел он неспешно: против ветра, тяжелый корпус, гребцов явно не хватало, так что весьма маловероятно, что ему удастся потопить нас тем же способом, как мы потопили снеккар, но высокий нос позволит воинам спрыгнуть прямо в широкое брюхо Спирхафока.

И вдруг Банамадр пролетел у нас прямо перед носом. Он летел по ветру, Эгиль навалился на рулевое весло, поворачивая в сторону противника. Кормчий врага увидел приближающегося норвежца, и хотя Банамадр был вдвое меньше, тот, должно быть, испугался, что их протаранят, и велел гребцам по левому борту табанить, чтобы встретить Эгиля носом. Теперь враг находился совсем близко от нас, очень близко! Я толкнул рулевое весло, но корабль не слушался, а это значило, что Спирхафок все-таки потерял ход, и ветер по-прежнему несет его навстречу врагу. Я отпустил весло и взял у Рорика щит.

– Приготовиться! – крикнул я.

Я вытянул Осиное жало, свой сакс, короткий клинок со свистом выскользнул из выложенных шерстью ножен. Между кораблями вздымались неровные волны. Вражеский корабль повернул к Эгилю и теперь должен был врезаться в нас бортом, а его команда, вооруженная и облаченная в кольчуги, приготовилась к прыжку. Несколько лучников подняли луки, и вдруг на корабле с крестом на носу начался хаос – это Банамадр проскользнул у его левого борта, сломав все весла. Весельные вальки с силой вонзились в животы гребцов, корабль, казалось, задрожал, лучники зашатались, а стрелы полетели в разные стороны, Эгиль повернулся, нацелившись носом на корму врага, и отпустил парус, чтобы свободно идти по ветру. Его люди, вооруженные бородатыми секирами на длинных древках, приготовились зацепить вражеский корабль. Нос Банамадра от удара отскочил от вражеской кормы, корабли дернулись, секиры ухнули вниз, стягивая корабли вместе, и первые норвежцы с ревом прыгнули на корму корабля с крестом на носу.

И тут ударили мы, сначала врезавшись в весла по правому борту, которые трещали и ломались, на мгновение задержав нас. Какой-то громила с распахнутым в крике ртом прыгнул на Спирхафок, но в этот момент его собственный корабль дернулся, и грозный рев сменился отчаянным криком, когда воин упал между кораблями. Он размахивал руками, пытаясь схватиться за наш борт, но один из моих воинов стукнул его по рукам, и тот исчез, утянутый вниз кольчугой. Ветер гнал нашу корму навстречу врагу, и я вместе с Фолькбалдом и Беорнотом перепрыгнул на рулевую площадку противника. Кровожадные норвежцы Эгиля уже прикончили кормчего и теперь бились в чреве корабля, а я призывал своих людей за собой. Я спрыгнул с рулевой площадки, и какой-то юнец, совсем еще ребенок, закричал от ужаса. Я пнул его под скамью гребца и рявкнул, чтобы не высовывался.

– Еще один на подходе! – крикнул со Спирхафока Осви, который когда-то был моим слугой и превратился в неутомимого, яростного бойца.

Последний большой корабль противника шел на выручку драккару, на который мы напали. Торольф, брат Эгиля, остался на борту Банамадра всего с тремя воинами, поэтому они оттолкнулись, позволив ветру унести корабль с пути приближающегося врага. Еще несколько человек прыгнули на борт вслед за мной, но у нас было маловато места для боя. Корабль был набит воинами, норвежцы напирали вперед от скамьи к скамье, их стена щитов перегородила корабль поперек. Вражеская команда оказалась в ловушке между свирепыми воинами Эгиля и людьми Финана, которые сумели пробраться на носовую площадку и теперь сверху кололи врага копьями. Нам же предстояло разобраться с третьим кораблем, идущим на веслах прямо на нас. Я снова перебрался на рулевую площадку.

Приближающийся корабль, как и тот, на котором мы сражались, нес высоко на носу крест. Темный крест, вымазанный смолой, а за ним теснились вооруженные воины в шлемах. Корабль был тяжелым и медленным. Человек на носу выкрикивал указания кормчему, указывая на север, и большой корабль медленно повернулся. Воины на носу подняли щиты. Они планировали атаковать нас с кормы и напасть на людей Эгиля сзади. Гребцы по правому борту втянули длинные весла в отверстия в борту, подхватили щиты и обнажили мечи. Большой корабль медленно приближался к нам. Я заметил, что щиты не раскрашены, на них нет ни креста, ни каких-либо других символов. Если эти люди посланы Этельхельмом, а я все больше в этом убеждался, то им явно приказали ничем этого не показывать.

– Стена щитов! – крикнул я. – Приготовиться!

На рулевой площадке со мной стояли около десятка человек. Для большего числа уже не хватало места, хотя враги с корабля, чей нос возвышался над нашей кормой, планировали уместиться рядом. Выглядывая через узкую, шириной в палец, щель между моим щитом и Фолькбалда, я видел огромный и тёмный нос всего в нескольких футах от нас. Волна приподняла его и бросила вниз, прямо на нас, раскрошив верхний пояс обшивки. Потом он проскрежетал по корме, я покачнулся от удара, но успел заметить прыгнувшего на меня воина с занесенным топором. Я поднял щит и ощутил дрожь вонзающегося в ивовое дерево топора.

Почти любое сражение на борту корабля – свалка сгрудившихся воинов. В битве даже самая крепкая стена щитов будет разваливаться, потому что воинам нужно место для оружия, а на корабле негде развернуться. Есть только зловонное дыхание пытающегося убить тебя врага, чужие тела и сталь, крики пронзенных клинками жертв, тяжёлый дух крови убитых и смертельная давка на кренящейся палубе.

Вот почему я извлёк из ножен Осиное жало. У него короткий клинок, не длиннее моего предплечья, но в смертельной давке нет места размахивать длинным. Правда, здесь давки не получилось. Вражеский корабль нас ударил, пробил обшивку, но, когда остальные враги приготовились перепрыгнуть к нам, волна подняла и отбросила их корабль. Недалеко, всего на шаг, если по земле, но собравшиеся прыгать пошатнулись, когда корабль отнесло назад. Враг, чей топор застрял у меня в щите, растянулся на палубе, и стоявший справа Фолькбалд ткнул саксом. Клинок пробил кольчугу, сломал рёбра и вошел в лёгкие, упавший завизжал как дитя. Я пнул верещавшего в морду, ткнул Осиным жалом в густую бороду, и по светлым доскам настила растеклась кровь.

– Их все больше! – закричал Беорнот за моей спиной.

Я рванул вбок Осиное жало, вспарывая чье-то горло, а затем поднял щит и пригнулся. Я смотрел, как на нас опять надвигается тёмный нос корабля, он снова врезался в нас, а потом на мой щит обрушилось что-то тяжёлое. Я не видел, что это, но с железного обода щита закапала кровь.

– Получи! – закричал Беорнот.

Он стоял позади меня и, как многие во втором ряду, держал длинное ясеневое копьё, направленное на высокий нос вражеского корабля.

Прыгавшие на нас воины рисковали наткнуться на эти длинные острия. Волна снова разделила корабли, и когда Беорнот выдернул копьё, умирающий соскользнул с моего щита, но ещё шевелился, и я снова ударил Осиным жалом. Теперь палуба стала красной, красной и скользкой. Ещё один враг с перекошенным яростью лицом совершил огромный прыжок, выставив щит вперёд, чтобы сломать наш строй, но Беорнот навалился на меня сзади, щит врага ударился о мой, а его самого отбросило к борту. В беззвучном гневном вопле раззявив беззубый рот, он ткнул саксом, попав за мой щит, но кончик клинка скользнул по моей кольчуге, я ударил щитом в ответ, и вражеский воин разразился проклятиями, ему пришлось отступить. Я опять стукнул щитом, и враг с криком свалился в воду между кораблями.

Ветер нес нас прямо на большой вражеский корабль. Его нос на добрых три фута возвышался над кормой, где стояли мы. Пятеро попробовали атаковать нас, и все пятеро вскоре были уже мертвы, а теперь враги пытались убить нас, тыча сверху копьями, но лишь тщетно стучали по нашим щитам. Я слышал чьи-то призывные выкрики: «Это язычники! Исполните божью волю! Атакуйте их и убейте!»

Но им не хватало духа атаковать – ведь прыгать приходилось вниз, прямо на поджидающие копья. Вместо этого они собирались в центре своего корабля, где им было бы проще перебраться к нам, если бы люди Эгиля уже не прикончили своих противников, приготовившись к новой драке.

– Беорнот! – Я как-то сумел отступить, протиснувшись через вторую шеренгу стены. – Оставайся здесь, – приказал я, – не давай этим ублюдкам расслабиться. – Я оставил ему в помощь шестерых, а остальных повёл по заляпанной кровью палубе к центру корабля. – Осви, Фолькбалд! В атаку! Все за мной!

Ветер и море разворачивали нас так, что в любой момент два корабля могли соприкоснуться бортами. Враги выжидали, построив стену щитов, и я понял, что они не хотят лезть на абордаж, а предпочитают позволить нам перепрыгнуть на их корабль и умереть у них на щитах. Они не кричали и выглядели напуганными, а испуганный враг наполовину уже побеждён.

– Беббанбург! – взревел я, встал на гребную скамью, пробежал по ней и прыгнул. Тип, раньше кричавший, что мы язычники, продолжал вопить: «Убейте их! Убейте!». Он стоял на высокой площадке на носу, откуда с десяток воинов продолжали безрезультатно тыкать копьями в Беорнота и его товарищей. Остальная часть их команды – не более сорока человек – наблюдала за нами из тёмного чрева корабля. Едва я приземлился, от меня шарахнулся юнец в кожаном шлеме, с изрубленным щитом и испуганным взглядом.

– Помереть хочешь? – рявкнул я на него. – Брось щит, мальчишка, и живи себе.

Вместо этого он поднял щит и с воплем ударил им меня, хотя удар не причинил мне вреда. Его щит я встретил своим, повернул свой так, что и его щит развернулся, открыв его тело для смертельного укуса Осиного Жала, который пришёлся в живот. Я рванул клинок вверх и вспорол врага, как жирного лосося. Справа от меня дрался Фолькбалд, слева Осви, и втроём мы сломали их хилую стену щитов, ступая по мёртвым телам и скользя в крови. А потом раздался крик Финана:

– Я взял их корму!

Справа на меня кто-то бросился, Фолькбалд сбил его с ног, Осиное жало полоснуло врага по глазам, и Фолькбалд вышвырнул его, ещё кричащего, за борт. Обернувшись, я увидел Финана и его людей на рулевой площадке. Они выбрасывали за борт мёртвых, и, насколько я мог судить, заодно и живых. Теперь враги были разделены на две группы – несколько человек на носу, остальные между моими людьми и людьми Финана, к которым присоединились и разгоряченные воины Эгиля. Сам он, с алым по рукоять мечом, прорубал себе путь между гребными скамьями, и враги рассыпались перед норвежской яростью.

– Бросайте щиты! – крикнул я врагам. – Бросайте мечи!

– Убейте их! – вопил человек на носу. – Бог на нашей стороне! Мы не можем проиграть!

– Зато ты можешь сдохнуть, – рявкнул Осви.

Из двадцати своих людей половину я оставил в обороне, прикрывать спину, а остальных повел к носу. Мы встали в стену щитов и медленно, пробираясь через скамьи гребцов и брошенные весла, двинулись вперед. Стуча клинками по щитам, выкрикивая оскорбления, мы являли собой приближающуюся смерть, и враг это узрел. Они побросали щиты и оружие и покорно опустились на колени. Все больше моих людей карабкалось на борт, к ним присоединялись норвежцы Эгиля. Вопль подсказал мне, что позади кто-то умер – последний вопль побежденной команды, потому как враг уже повержен. Я мельком взглянул направо, увидев, что четвертый вражеский корабль, самый маленький, расправив парус, мчится на юг. Он удирал.

– Битва окончена! – крикнул я врагам, сгрудившимся у креста на носу корабля. – Не умирайте понапрасну! – Мы потопили один корабль, а два захватили. – Бросайте щиты! – крикнул я, выходя вперед, – всё кончено!

Щиты загрохотали по палубе, а с ними копья и мечи. Все было кончено, за исключением одного отчаянного воина, всего лишь одного. Он был молод, высок, с густой светлой бородой и яростным взглядом. Он стоял на носу с длинным мечом в руке и простым щитом.

– Бог на нашей стороне! – кричал он. – Бог нас не оставит! Бог никогда не проигрывает! – Он заколотил мечом по щиту. – Хватайте оружие и убейте их!

Никто не шевельнулся. Они знали, что побеждены, и надеялись только на то, что мы оставим их в живых. Юнец, у которого поверх кольчуги висело распятие на серебряной цепи, последний раз ударил мечом, понял, что остался в одиночестве, и, к моему удивлению, спрыгнул с носовой площадки и сделал два шага ко мне.

– Ты Утредэрв? – спросил он.

– Так меня называют, – спокойно признал я.

– Нас послали убить тебя.

– Вы не первые, кому дали такое поручение. Кто ты?

– Я избранный Богом.

Шлем, обрамляющий его лицо, являл собой образец изумительной работы, с серебряной чеканкой и крестом на остроконечном гребне. Юнец был красив, высок и горд.

– Есть ли у избранного богом имя? – спросил я, бросив Осви Осиное жало и вытащив Вздох змея из выстланных овечьей шерстью ножен. Похоже, избранный богом решил сражаться, причем в одиночку, значит, у Вздоха Змея будет возможность выплеснуть ярость.

– Мое имя ведает Бог, – надменно ответил юнец, повернулся и крикнул: – Отче!

– Да, сын мой? – отозвался хриплый голос. Среди воинов на носу стоял священник, я узнал по резкому голосу, что именно он вдохновлял бойню.

– Если умру здесь, отправлюсь ли я в рай? – горячо спросил юнец.

– Сегодня же ты будешь рядом с Богом, сын мой. Будешь среди благословенных святых! Так исполни же волю Божью!

Молодой человек на мгновение опустился на колени, закрыл глаза и неловко перекрестился рукой с мечом. Воины Эгиля, мои люди и выжившие враги наблюдали за ним, и я заметил, что христиане в моей команде тоже осенили себя крестом. Молились ли они за меня, или просили прощения за то, что захватили корабли с крестом на носу?

– Не будь дураком, парень, – сказал я.

– Я не дурак, – гордо сказал он. – Бог не выбирает дураков исполнять волю его.

– Это какую же?

– Избавить землю от твоей нечестивости.

– Мой опыт подсказывает, – сказал я, – что твой бог почти всегда выбирает дураков.

– Значит, я буду Божьим дураком, – с вызовом сказал он. Позади него раздался стук, он удивленно обернулся и увидел, что еще один из его соратников бросил меч и копье. – Тебе следовало бы иметь больше веры, – упрекнул его он, повернулся ко мне и бросился вперед.

Конечно, он был храбрым. Храбрым глупцом. Он знал, что умрет. Может, не от моей руки, но если бы ему удалось меня прикончить, мои люди безжалостно изрубили бы его на куски, а значит, глупец знал, что ему осталось жить всего несколько минут, и все же верил в другую жизнь в залитой светом скуке христианского рая. А верил ли он в то, что убьет меня? В битве ничто не определено. Он мог бы меня убить, если бы умел обращаться с мечом и щитом, как хороший воин, но я подозревал, что его вера основана не на мастерстве. Он считал, что победу дарует ему бог, его подстегивала именно эта дурацкая мысль.

Пока он молился, я вытащил руку из ремней щита и теперь держал его за край. Если противник это и заметил, то ни о чем не догадался. Я опустил и щит, и меч, дождался, пока враг окажется в шести или семи шагах, отвел левую руку назад и бросил щит. Бросил низко и со всей силы, прямо по ногам, и конечно же, юнец споткнулся о щит, а волна отбросила его вбок, и он растянулся на скамье для гребцов. А я шагнул вперед и взмахнул Вздохом змея, клинки гулко стукнулись, и его меч сломался. Две трети его меча с лязгом загромыхали по палубе, а юнец в отчаянии ткнул обрубком мне в бедро. Я крепко схватил его за руку.

–Ты и правда так торопишься умереть? – спросил я.

Он пытался вырваться, потом ударил меня окованной кромкой щита, и тот хлопнул меня по бедру, не причинив вреда.

– Дай мне другой меч! – потребовал он.

Я расхохотался.

– Отвечай, глупец. Ты правда так торопишься умереть?

– Бог велел мне убить тебя!

– Точнее, убить меня тебе велел священник, вливающий яд в твои уши.

Он снова ударил меня щитом, пришлось даже отвести его Вздохом змея.

– Бог мне велел, – повторил он.

– Значит, пригвожденный бог такой же глупец, как и ты, – бросил я. – Откуда ты, дурень?

Он молчал, но я стиснул его запястье и заломил руку за спину.

– Из Уэссекса, – пробормотал он.

– Это я и так сообразил по твоему акценту. Откуда именно?

– Из Андеферы, – неохотно признался он.

– Андефера в Вилтунскире, – сказал я, и он кивнул. – И тамошний олдермен – Этельхельм, – добавил я и заметил, как юнец съежился, когда я произнес это имя. – Брось меч, парень.

Он противился, но я снова вывернул ему запястье, и сломанный меч выпал из его рук. Судя по украшенной золотым плетением рукояти, это был дорогой меч, однако он раскололся от удара Вздоха Змея. Я кинул обломок Осви.

– Забирай этого праведного дурака, привяжи к мачте Спирхафока, – сказал я. – Пусть живет.

– А Спирхафок может и не выжить, – сухо произнёс Финан. – Он тонет.

Бросив взгляд через палубу захваченного корабля, я увидел, что Финан прав.

Спирхафок погружался в воду.

* * *

При таране первого вражеского корабля треснули две доски обшивки, и теперь вода заливала нос. К тому времени, как я добрался туда, он уже осел на нос. Гербрухт, великан-фриз, вырвал доски с палубы, и сейчас мои люди перетаскивали балластные камни на корму, чтобы уравновесить корабль.

– Мы можем закрыть пробоину, господин! – крикнул Гербрухт. – Течь только с одного бока.

– Тебе нужны люди? – крикнул я в ответ.

– Справимся!

Вслед за мной на корму Спирхафока последовал Эгиль.

– А последнего не поймаем, – сказал он, глядя на самый мелкий корабль, который сейчас почти достиг южного горизонта.

– Я надеюсь, этот мы спасем, – мрачно произнёс я. Гербрухт, может, и не сомневался, что справится с течью Спирхафока, но ветер усиливался, и поднимались волны. Десяток человек вычерпывали воду, некоторые использовали для этого шлемы. – В любом случае, – продолжал я, – мы можем вернуться домой на одном из тех, – я кивнул в сторону двух кораблей, – что мы захватили.

– Это полное дерьмо, – сказал Эгиль. – Слишком тяжёлые!

– Могут пригодиться для перевозки грузов, – предположил я.

– Скорее, пойдут на дрова.

Гербрухт возился в воде, запихивал тряпки в дыру между досками, другие продолжали вычерпывать воду. Один из двух захваченных вражеских кораблей, с выбеленным известью крестом на носу, тоже тёк, получил пробоину в схватке, когда в корму его ударил более крупный корабль, и обшивка треснула у ватерлинии. На него мы ссадили большую часть пленных, предварительно отобрав у них всё оружие, щиты, кольчуги и шлемы. Мы забрали их парус – он был новый, пригодится, а также припасы, довольно скудные: немного твердого сыра, мешок отсыревшего хлеба и два бочонка эля. Я оставил пленным шесть вёсел и велел всех развязать.

– Ты их что, отпускаешь? – удивился Эгиль.

– Не желаю кормить этих ублюдков в Беббанбурге, – ответил я. – Да и далеко ли они уйдут? У них нет ни еды, ни воды, нет и паруса, половина ранена, и они на протекающем корабле. Если есть у них хоть немного разума, будут грести к берегу.

– Против ветра.

Эта мысль позабавила Эгиля.

– А когда сойдут на берег, – продолжил я, – при них не будет оружия. И Нортумбрия гостеприимно их встретит.

Мы освободили одиннадцать рыбаков с Гидены и Свилви, налетчики заставляли их грести. Все пленные оказались либо западными саксами, либо восточными англами, подданными короля Эдуарда, если тот до сих пор ещё жив. Дюжину я оставил, чтобы взять с собой в Беббанбург, среди них и священника, что так яростно призывал своих людей уничтожить нас. Его привели ко мне на Спирхафок, который еще кренился на нос, но усилиями Гербрухта самую серьезную течь заткнули, а перемещение балласта назад уравновесило корпус.

Священник был молод и коренаст, черноволосый, с недовольным круглым лицом. Что-то в нем как будто казалось знакомым.

– Мы встречались? – спросил я.

– Слава Богу, нет.

Он стоял чуть ниже рулевой площадки, под охраной ухмыляющегося Беорнота. Мы подняли парус и направились на север, шли домой, ведомые устойчивым западным ветром. Большинство моих людей находилось на захваченном большом корабле, лишь немногие остались на Спирхафоке, и они продолжали вычерпывать воду. Юнец, что клялся убить меня, был привязан к мачте и оттуда зло на меня пялился.

– Тот юный глупец – из Уэссекса, – сказал я священнику, кивая в сторону юнца, – но ты говоришь как мерсиец.

– Царство христово не имеет границ, – сказал он.

– В отличие от моего снисхождения, – сказал я, на что он ничего не ответил.

– Я из Нортумбрии, – продолжал я, игнорируя его вызов, – и я олдермен. Называй меня господином. – Он по-прежнему не отвечал, только хмуро глядел на меня. Спирхафок был ещё неповоротлив и тяжело поднимал нос, но держался под парусом и шёл домой. А Банамадр и захваченный у врага корабль сопровождали нас, готовые поддержать, если Спирхафок начнёт тонуть, однако во мне с каждой минутой укреплялась уверенность, что он выживет, его вытянут на берег и починят. – Называй меня господином, – повторил я. – Откуда ты?

– Я из царства христова.

Беорнот занёс над священником тяжёлую руку, собираясь ударить, но я покачал головой.

– Видишь ли ты, что мы в опасности, можем затонуть? – спросил я, но священник продолжал упрямо молчать. Вряд ли он способен сообразить, что Спирхафок восстановил управляемость и далёк от гибели. – Если станем тонуть, – продолжал я, – я велю привязать тебя к мачте рядом с тем молодым идиотом. Если, конечно, ты не расскажешь мне то, что я хочу знать. Итак, откуда ты?