Текст книги "Воины бури (ЛП)"

Автор книги: Бернард Корнуэлл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Я перевел взгляд на пустую реку. Рагналл привел в Британию армию, но что он станет с ней делать? Ему нужно место для высадки, нужна крепость для защиты армии. Он прошел мимо Брунанбурга, но не замыслил ли он, сделав крюк, напасть на Честер? Римские стены делали город не только прекрасным пристанищем, но и грозным препятствием. Так куда он направился?

– Но ты ведь сам так поступил! – прервал мои размышления Этельстан.

– Как поступил?

– Бросился на врага! – вспылил принц. – Только что! Бросился в атаку с холма, хоть враг и превосходил тебя числом.

– Я нуждался в пленниках, шут ты гороховый.

Я хотел узнать, ради чего Рагналл поднялся вверх по реке посреди ночи. Одно то, что его громадный флот прошел отмели Мерза, не посадив ни один корабль на мель, говорило либо об исключительной удаче, либо он оказался более искусным кормчим, чем на то намекала его репутация. Впечатляющий образчик мореходного искусства, но излишний. Его флот был огромен, наш же насчитывал с десяток кораблей. Он мог, даже не замедлив ход, смести нас с пути, но решил напасть. К чему так рисковать?

– Он не хотел, чтобы мы перекрыли фарватер, – предположил мой сын, и это, пожалуй, было правдой.
Будь у нас лишь пара часов в запасе, мы могли бы затопить свои корабли в главном фарватере реки. Да, Рагналл, скорее всего, прорвался бы, но ему пришлось бы дожидаться прилива, да и провести тяжелые корабли оказалось бы непросто. Тем временем мы бы разослали гонцов вверх по реке, дабы убедиться, что его корабли встретит больше заслонов и воинов. Теперь же он проскользнул мимо, нанес нам ущерб и уже продвигался вглубь страны.

– Это всё фризы, – удрученно протянул Этельстан.

– Фризы?

– Прошлой ночью прибыли три торговых корабля, господин. Они остановились на реке. Везли с собой шкуры из Дифлина.

– Ты осмотрел корабли?

Он покачал головой.

– Они сказали, что на кораблях чума, господин.

– Так ты не поднялся на борт?

– Не при чуме же, господин. 
Гарнизон в Брунанбурге должен был проверять каждый входящий в реку корабль, в основном, чтобы обложить пошлиной груз, но никто бы не взошел на борт зараженного корабля.

– Они сказали, что везут шкуры, господин, – пояснил Этельстан, – и заплатили пошлину.

– И ты оставил их в покое?

Он жалко кивнул. Остальное поведали пленники. Три торговых корабля бросили якорь в самой узкой части фарватера, где флоту грозила наибольшая опасность сесть на мель, и зажгли фонари, проведя флот Рагналла мимо этого препятствия. Остальное довершил прилив. Если пустить корабль дрейфовать, то обычно его подхватывает быстрое течение в глубокой части фарватера. Так что, пройдя мимо торговцев, Рагналл просто позволил приливу донести его до пристани. Там он сжег и пристань, и корабли, обезопасив для своих кораблей реку. Теперь из его морского королевства хлынет подкрепление. Рагналл прорвал наши укрепления на Мерзе, и со своей армией отправился опустошать Британию.

Судьбу пленников я предоставил решать Этельстану. Их было четырнадцать, и Этельстан приговорил их к казни.

– Дождись отлива, – наказал он Рэдвальду, – и привяжи их к сваям.
Он кивнул на обугленные сваи, что покосившись торчали в бурлящем течении.

– Пусть захлебнутся в прилив.

Я уже послал Бедвульфа на восток, но сегодня не ждал от него вестей. Ситрику же я приказал выслать людей на юг.

– Скачите, как молния, – сказал я, – и расскажите леди Этельфлед о случившемся. Передайте, что мне нужны воины, много воинов, все её воины!

– В Честере? – спросил Ситрик.

Я задумчиво покачал головой.

– Передай, чтобы она послала людей в Ликкелфилд. И добавь, что я направляюсь туда, – я повернулся и указал на Этельстана. – Ты едешь со мной, принц. Прихвати с собой гарнизон Брунанбурга. А ты, – взглянул я на Рэдвальда, – останешься здесь. Защищать, что осталось. Можешь взять пятьдесят человек.

– Пятьдесят! Но этого недостаточно...

– Сорок, – отрезал я, – а сдашь форт, почки тебе вырежу и слопаю.

Война началась.

Финан сидел у реки на прибитом к берегу приливом большом стволе. Я присел рядом.

– Расскажи мне о нем, – попросил я, кивнув в сторону пригвожденного копьем трупа.

– Что ты хочешь знать?

– Все, что решишь рассказать.

Мы сидели молча. Над головой пролетели гуси, прохлопав крыльями в утренней тиши. Промчался стороной ливень. Один из трупов пустил газы.

– Поедем в Ликкелфилд, сказал я.

Финан кивнул.

– Почему в Ликкелфилд? – спросил он спустя мгновение. 
Но задал он вопрос лишь из чувства долга. Он не думал ни о Рагналле, ни о норманнах, ни о чем другом, кроме пронзенного копьем тела у кромки реки.

– Потому что я не знаю, куда направился Рагналл, – ответил я, – а из Ликкелфилда можно легко выступить как на север, так и на юг.

– Север или юг, – покорно повторил он.

– Выродок нуждается в землях, – продолжил я, – он попытается отхватить кус или на севере Мерсии, или на юге Нортумбрии. Нужно как можно скорей его остановить.

– Он пойдет на север, – беспечно бросил Финан и пожал плечами. – С чего ему сражаться с мерсийцами?

Я подозревал, что он прав. Мерсия стала силой, её границы оберегали бурги, укрепленные города, тогда как к северу лежали беспокойные земли Нортумбрии. То были земли датчан, но ярлы грызлись и враждовали между собой. Сильный человек вроде Рагналла мог их объединить. Я беспрестанно повторял Этельфлед, что нам следует отправиться на север и отбить земли разобщенных датчан, но та не желала вторгаться в Нортумбрию, пока её брат Эдуард не приведет на подмогу войско западных саксов.

– Пойдет ли Рагналл на север или юг, – сказал я, – но сразиться с ним следует сейчас. Он только что высадился. Незнаком с землями. Конечно, Хэстен с ними знаком, но насколько Рагналл доверяет этому проныре? А со слов пленников, воины Рагналла еще не сражались вместе, так что бить его надо сейчас, прежде чем у него появится возможность найти пристанище и почувствовать себя в безопасности. Мы поступим, как ирландцы – дадим понять, что ему здесь не место.

Вновь последовало молчание. Я смотрел на гусей в поисках предзнаменования, но их оказалось невозможно счесть. А гусь был эмблемой Этельфлед, так служило ли их присутствие добрым знаком? Я коснулся молота Тора на шее. Финан заметил жест и нахмурился. Потом схватил распятие на своей шее и, скривившись, с силой дернул, порвав кожаный шнур. Мгновение он смотрел на серебряную безделицу и швырнул её в воду.

– Гореть мне в аду, – выпалил он.

На миг я не нашелся, что сказать.

– Так мы хотя бы будем вместе, – наконец произнес я.

– Да, – без улыбки ответил он. – Тот, кто убивает свою плоть и кровь – проклят.

– Тебе про это христианские священники наплели?

– Нет.

– Тогда откуда тебе знать?

– Знаю. Поэтому брат и не убил меня много лет назад. А взамен продал тому выродку-работорговцу.

Так мы познакомились с Финаном – рабами, прикованными к скамье корабля и ворочающими длинные весла. Мы по-прежнему носили на теле клеймо работорговца, хотя тот был давно мертв, зарезан Финаном в порыве мести.

– С чего твоему брату понадобилось тебя убивать? – спросил я, понимая, что вступил на зыбкую почву. За долгие годы нашей дружбы я так и не узнал, за что Финана изгнали из родной Ирландии.

– Из-за женщины, – поморщился он.

– Удивил, – усмехнулся я.

– Я был женат, – продолжил он, пропустив мои слова мимо ушей. – На славной женщине, принцессе из рода Уи Нейллов, я же был принцем своего народа. Как и мой брат. Принц Коналл.

– Коналл, – повторил я после недолгого молчания.

– В Ирландии маленькие королевства, – уныло продолжил он, глядя на реку. – Маленькие королевства, но великие короли, и мы сражаемся. Иисусе, как же мы любим сражаться! Род Уи Нейллов, конечно же, самый великий, на севере уж точно. Мы были их вассалами. Платили дань. Сражались за них, когда те требовали, пировали с ними и брали в жены их славных женщин.

– И ты женился на женщине из клана Уи Нейллов? – спросил я.

– Коналл младше меня, – продолжил Финан, пропустив вопрос. – Я должен был стать следующим королем, но Коналл повстречался с девушкой из клана О'Доналлов. Господи, как же она была прекрасна! Без роду-племени! Не дочь вождя, простая девушка. Чудесная, – с тоской сказал он, его глаза влажно блеснули. – У нее были темные как ночь волосы, глаза как звезды, и тело стройное, как у ангела.

– А как её звали? – спросил я.

Финан отрывисто мотнул головой, словно отмахнулся от вопроса.

– Господи, мы влюбились. Сбежали. Взяли лошадей и поскакали на юг. Лишь жена Коналла и я. Нам казалось, что мы ускачем прочь, спрячемся, и нас никогда не найдут.

– И Коналл погнался за вами? – предположил я.

– За нами погнались Уи Нейллы. Господи, вот это была охота. Каждая крещенная душа в Ирландии знала о нас, знала, какое богатство получит, если поможет нас найти. И да, Коналл ехал вместе с воинами Уи Нейллов.

Я промолчал. И ждал.

– В Ирландии ничто не утаить, – рассказывал Финан. – Не спрятаться. Тебя видят дети. Народ. Найдешь остров посреди озера, так все уже знают, что ты там. Заберешься на вершину горы, и там тебя отыщут, укроешься в пещере, и оттуда выкурят. Нам следовало сесть на корабль, но мы были такими юными. Мы не знали.

– Они вас нашли.

– Они нас нашли, и Коналл пообещал, что моя жизнь станет хуже смерти.

– Продав тебя Сверри? 
Сверри был работорговцем, что нас заклеймил.

Он кивнул.

– У меня отняли золото, отхлестали кнутом, заставили ползать в дерьме Уи Нейллов и продали Сверри. Я так и не стал королем.

– А девушка?

– Коналл забрал себе и мою жену из клана Уи Нейллов. Священники ему разрешили, даже поощрили, он растил моих сыновей, как своих. Они проклинали меня, господин. Родные сыновья меня проклинали. Этот, – он кивнул на труп, – только что меня проклял. Я отступник, проклятый.

– Он твой сын? – мягко спросил я.

– Он не сказал. Может, и мой. Может, Коналла. Как бы то ни было, он моей крови.

Я подошел к мертвецу, поставил ногу ему на живот и взялся за копье. Когда после некоторого усилия я выдернул копье, труп издал чавкающий звук. На груди мертвеца покоился окровавленный крест.

– Священники его похоронят, – сказал я, – и помолятся за него.

Я бросил копье на мелководье и повернулся к Финану.

– Что стало с девушкой?

Он смотрел невидящим взглядом на реку, что потемнела от пепла наших кораблей.

– На один день, – сказал он, – ее отдали на забаву воинам Уи Нейллов. И заставили меня смотреть. А потом сжалились, господин. Они её убили.

– И твой брат послал людей на помощь Рагналлу?

– Уи Нейллы послали людей Рагналлу. И да, их ведет мой брат.

– С чего им это понадобилось? – спросил я.

– Потому что Уи Нейллы станут королями севера. Ирландии и Шотландии, всего севера. Рагналлу достанутся земли саксов. Таков уговор. Он помогает им, они ему.

– И начнет он с Нортумбрии?

– Или с Мерсии, – пожал плечами Финан. – Но на этом они не успокоятся, потому что хотят всё.

То была давняя мечта, что преследовала меня всю жизнь. Мечта норманнов завоевать Британию. Не раз они пытались, и не раз были близки к успеху, но мы, саксы, еще живы, еще сражаемся и вернули себе половину острова. А должны были проиграть! Норманны свирепы, пришли с яростью и гневом, от их полчищ потемнела земля, но у них есть смертельная слабость. Они грызутся как собаки. И только когда среди них появлялась та, что рычанием и клыками заставляла остальных покориться, лишь тогда их вторжения представляли опасность. Но одно поражение рассеивало их армии. Они следовали за предводителем, пока тот добивался успеха, но стоило ему выказать слабость, как они толпами сбегали в поисках другой, более легкой поживы.

И Рагналл привел армию сюда. Полчище норвежцев, датчан и ирландцев, а значит, он объединил наших врагов. Это делало его опасным.

Вот только не всех псов ему удалось сделать покорными.

Про это я узнал от одного из пленников. Сигтрюгр, мой зять, отказался отплыть с братом. Он остался в Ирландии. Бедвульф мог подумать иначе, поскольку заметил знамя с красным топором и решил, что оно принадлежит Сигтрюгру, но два пленника поведали, что знамя у братьев общее. То было знамя их усопшего отца, красный топор Ивара, но топор Сигтрюгра, по-крайней мере сейчас, отдыхал. Хоть топор Рагналла и прорубил кровавую брешь в наших укреплениях, мой зять оставался в Ирландии. Я коснулся молота и взмолился, чтобы там он и остался.

– Пора идти, – сказал я Финану.

Нам предстояло разбить Рагналла.

И я решил идти на восток.

Глава вторая

Священники явились ко мне утром следующего дня. Четверо под предводительством Цеолнота и Цеолберта – близнецов из Мерсии, что меня ненавидели. Я знал их с самого детства и питал к ним симпатии не больше, чем они ко мне, но теперь хотя бы мог их различить. Многие годы я не понимал, к какому близнецу обращаюсь, ведь те были на одно лицо. Но когда одна из наших ссор закончилась тем, что я выбил зубы Цеолберту, я уже знал – он тот, кто шепелявит. К тому же он и слюни пускал.

– Ты вернешься к Пасхе, господин? – спросил он.
Держался он подобострастно, пожалуй, оттого, что у него осталось лишь два зуба, и ему хотелось их сохранить.

– Нет, – ответил я и пустил лошадь шагом. – Годвин! Набей мешки рыбой!

– Да, господин! – отозвался Годвин.
Годвин был моим слугой и вместе с тремя другими выкатывал бочонки из амбаров Честера. Бочонки были набиты копченой рыбой, и люди пытались соорудить постромки, что позволят каждой вьючной лошади нести по два бочонка. 
– Господин, а у нас есть мешки? – нахмурился Годвин.

– В моей кладовой лежат двадцать два мешка с шерстью, – ответил я. – Передай моему управляющему, чтобы их освободил! – я оглянулся на отца Цеолберта. – Всей шерсти из мешков не выбить, – продолжил я, – так что она кое-где налипнет к рыбе, а потом и застрянет в зубах, – я улыбнулся священнику. – Если только у нас есть зубы.

– Сколько людей останется для защиты Честера? – сурово спросил второй близнец.

– Восемьдесят.

– Восемьдесят!

– И то половина увечных, – добавил я. – Так что у вас сорок здоровых мужчин, остальные – калеки.

– Этого недостаточно! – запротестовал он.

– Конечно, недостаточно, – рявкнул я, – но мне нужна армия, чтобы разделаться с Рагналлом. Придется рискнуть Честером.

– Но если нагрянут язычники... – в тревоге высказался отец Виссиан.

– Язычникам нипочем не узнать, велик ли гарнизон, – прервал его я, – но крепки ли стены, они узнают. Оставлять здесь так мало людей – большой риск, но я на него пойду. И к вам добавится фирд. Годвин! Используй мешки и под хлеб!

Я брал с собой немногим более трех сотен воинов, оставив лишь скудное число для защиты укреплений Честера и Брунанбурга. Возможно, на словах и выглядит легко, что я повел за собой триста человек, словно нам оставалось лишь вскочить на коней, покинуть Честер и поскакать на восток, но на сбор войска уходит время. Нам нужно везти провизию. Хоть поход и предстоял по местности, где её можно купить, на всех бы её не хватило. Норманны крали все, что хотели, мы же платили, поскольку ехали по своей стране, ради чего я держал вьючную лошадь с поклажей серебра под охраной двух воинов. Да и набиралось нас гораздо больше трех сотен. Многие брали с собой слуг, некоторые – женщин, с которыми не могли расстаться. Шли с нами и мальчишки, что вели запасных лошадей и вереницу вьючных лошадей с доспехами, оружием, мешками с солониной, копченой рыбой, черствым хлебом и сыром с толстой коркой.

– Тебе ведь известно, что творится на Пасху! – сурово сказал Цеолнот.

– Еще как известно, – ответил я, – мы детей плодим.

– Что за несусветный вздор, – возмутился было Цеолберт, но тут же смолк под взглядом брата.

– Да, это мой любимый праздник, – весело продолжил я. – На Пасху мы деток плодим!

– Это самый священный и торжественный праздник в календаре, – просветил меня Цеолнот, – священный, потому что мы вспоминаем муки Спасителя и радуемся по случаю Его воскрешения.

– Аминь, – прогундосил отец Виссиан.

Виссиан тоже был мерсийцем, юношей с преждевременно поседевшей шевелюрой. Я благоволил Виссиану, но его застращали близнецы. Рядом с ним стоял отец Кутберт, слепой и улыбающийся. Он и прежде слышал эту перепалку и наслаждался.

– А почему праздник зовется Пасхой? – сурово глянул я на священников.

– Потому что Господь наш умер и воскрес на востоке. – ответил Цеолнот.

– Чушь собачья, – возразил я, – Пасхой он зовется потому, что это праздник Эостры [1]1
  Эостра (др.-англ. Ēastre) богиня, связанная с приходом весны и пробуждением природы. Ее имя созвучно с английским словом Пасха – Easter, а также со словом «восток» – east. Предполагают, что эти слова имеют общие корни.


[Закрыть], и тебе это известно.

– Это не... – возмутился было Цеолберт.

– Эостра! – перебил я его. – Богиня весны! Богиня зачатия! А вы христиане, присвоили себе как её имя, так и праздник!

– Не обращай внимания, – сказал Цеолнот, зная, что я прав.

Эостра – богиня весны, да и веселья ей не занимать, отчего множество детей рождалось в январе. Христиане, конечно, стараются положить веселью конец и заявляют, что название Пасха связано с востоком, но как всегда плетут чепуху. Пасха – праздник Эостры, и несмотря на все молебны, где настаивают, что праздник свят и торжественен, многие не забывают о своих обязательствах Эостре, так что к каждой зиме исправно рождаются малыши. За три года, что я провел в Честере, по моему настоянию отмечали праздник Эостры с прыжками через костер, с жонглерами, музыкантами и акробатами, борьбой и скачками. На лотках продавали всё, от глиняной посуды до драгоценностей, устраивали танцы. Священники не одобряли танцы, но народ это не останавливало. Танцы же гарантировали, что детки появятся своевременно.

Но этот год обещал стать исключением. Христиане решили избрать епископа Честера, а день его рукоположения назначили на Пасху. Нового епископа звали Леофстан. Я никогда с ним не встречался и знал только, что он из Уэссекса и страдает избытком набожности. Он был ученым человеком и к тому же женатым, как мне поведали, но после избрания епископом публично поклялся поститься три дня в неделю и соблюдать целибат. Слепой отец Кутберт, смаковавший подобные нелепицы, поведал мне об обете нового епископа, чтобы позабавить.

– Что он сделал? – переспросил я.

– Поклялся, что перестанет услаждать свою женушку, господин.

– Может, она стара и уродлива?

– Говорят, в самом соку, – неуверенно протянул Кутберт, – но наш будущий епископ заявил, что Господь пожертвовал ради нас своей жизнью, и меньшее, что мы можем сделать – пожертвовать ради него плотскими утехами.

– Вот осел, – ответил я.

– Нельзя мне с вами соглашаться, – хитро скривился Кутберт, – но так и есть, господин, Леофстан – осел.

Именно посвящение в сан этого осла и привело Цеолнота с Цеолбертом в Честер. Они устраивали эту церемонию и пригласили аббатов, епископов и священников со всей Мерсии, Уэссекса и даже из заморской Франкии.

– Мы должны обеспечить им безопасность, – настаивал Цеолнот. – Мы обещали, что город будет защищен от любого нападения. Восьмидесяти недостаточно! – презрительно заявил он.

Я прикинулся озабоченным.

– Хочешь сказать, что всех ваших церковников могут перебить, если явятся датчане?

– Именно!

Но тут он заметил мою ухмылку, что еще сильней распалило его гнев.

– Нам нужно пятьсот воинов! Может прибыть король Эдуард! А леди Этельфлед уж точно будет!

– Не будет, – ответил я. – Она будет сражаться с Рагналлом вместе со мной. Если придут норманны, то лучше помолитесь. Разве ваш бог не творит чудеса?

Я знал, что как только мои гонцы достигнут Глевекестра, Этельфлед незамедлительно отправится на север. Те же самые гонцы закажут новые корабли корабелам на Сэферне. Я бы предпочел купить корабли в Лундене, на верфях которого работали искусные фризские корабелы, но пока мы ограничимся тремя кораблями сэфернских верфей.

– Передайте, что мне нужны малые корабли, – наказал я гонцам, – не больше тридцати весел на борт!

Сэфернцы строили и большие корабли, широкие, с глубокой осадкой, что бороздили суровые моря до самой Ирландии, но такие корабли в мелких реках станут неповоротливыми. Спешить некуда. Команды будущих кораблей теперь скакали со мной на восток, а в наше отсутствие я приказал Рэдвальду начать строительство верфи. Свое дело он выполнит отлично, хоть и медленно.

Я выслал вперед сына вместе с отрядом из пятидесяти человек на легких и резвых скакунах. Они выехали днем ранее и должны были преследовать врага, нападать на фуражиров и подстерегать разведчиков. Бедвульф уже следовал за врагом, но его задачей было просто доложить мне о месте высадки армии, что вскорости произойдет, поскольку через несколько миль река становилась несудоходной. Сойдя на берег, армия Рагналла разбредется в поисках лошадей, еды и рабов, и я послал сына, чтобы задерживал и нападал на норманнов, и если он не потеряет головы, уклоняться от серьезной битвы.

– Что если Рагналл пойдет на север? – спросил меня Финан.

– Я велел Утреду не покидать саксонских земель, – ответил я. 
Я понимал, о чем спрашивает Финан. Если Рагналл решит повести людей на север, он войдет в Нортумбрию, земли датчан, и если мой сын со своим отрядом последует за ними, то окажется на вражеской территории в окружении превосходящих сил врага.

– И ты думаешь, он тебя послушается? – спросил Финан.

– Он не глупец.

– Он похож на тебя, – усмехнулся Финан.

– В смысле?

– В том смысле, что как и ты, последует за Рагналлом до самой Шотландии, прежде чем очухается, – он склонился поправить подпругу. – Да и как понять, где кончается Мерсия и начинается Нортумбрия?

– Он будет осторожен, – сказал я.

– Ему лучше поостеречься, господин.
Финан вложил ногу в стремя, вскочил в седло, устроился поудобней, подобрал поводья и повернулся, чтобы взглянуть на четверых священников. Склонив головы, те беседовали между собой и жестикулировали.

– Чего им понадобилось?

– Чтобы я оставил тут войско для защиты их проклятых епископов.

Финан фыркнул и, повернувшись, посмотрел на север.

– Жизнь – как горшок с дерьмом, да? – горько спросил он.
Я промолчал, просто смотрел, как Финан извлек из ножен свой меч, Душегуб. Тело своего сына или племянника он похоронил у реки, собственными руками вырыв могилу и отметив ее камнем.

– Дела семейные, – горько сказал он. – А теперь пойдем-ка и убьем еще ублюдков.

Я запрыгнул в седло. Солнце уже поднялось, но по-прежнему стояло низко в завесе серых облаков. С Ирландского моря дул пронизывающий ветер. Воины седлали коней и привязывали к вьючным лошадям последние копья, как вдруг у северных ворот протрубил рог. В рог трубили лишь когда дозорные замечали что-то достойное моего внимания, и я поскакал по главной улице, а мои люди, решив, что мы выступаем, поспешили следом. Рог вновь протрубил, когда я рысью проскакал мимо Большого зала Честера, а потом и в третий раз, когда я соскользнул с седла и вскарабкался по каменным ступеням на укрепления над аркой ворот.

С десяток всадников во весь опор гнали своих лошадей вдоль римского кладбища. Я узнал серого скакуна своего сына, а потом заметил, что с ним и Бедвульф. Они остановились у самого рва, и сын поднял голову.

– Они у Эдс-Байрига, – крикнул он.

– Тьма ублюдков, – добавил Бедвульф.

Я невольно глянул на восток, хоть и знал, что с ворот Эдс-Байриг не разглядеть. Но он находился неподалеку. Не дальше, чем Брунанбург к западу.

– Они устраивают лагерь! – прокричал мой сын.

– В чем дело? 
Финан присоединился ко мне на надвратных укреплениях.

– Рагналл не идет на север, – ответил я, – не идет он и на юг.

– Так куда же?

– Он здесь, – сказал я, смотря на восток. – К нам он идет.

В Честер.

Эдс-Байриг – часть низкой гряды, что тянется с севера на юг. Холм – высшая точка этой гряды, зеленый горб, как остров среди моря дубов и кленов, что густо растут у его подножия. Склоны большей частью пологи, взобраться на него легко, вот только древние люди, что населяли Британию до того, как прибыли из-за моря мои предки, и даже до прибытия римлян, опоясали холм рвом и стенами. Стены те не были каменными, вроде тех, что римляне возвели в Лундене или Честере, или деревянными, которые возводим мы, а земляными.

Они вырыли глубокий ров вокруг длинной вершины холма, набросали земли, создав крутую насыпь за рвом, прокопали второй ров и возвели вторую стену внутри первой. Со временем от безжалостных дождей двойные стены обвалились, и оба рва наполовину осыпались, но укрепления по-прежнему оставались грозными. Название холма переводилось как крепость Эда. Несомненно, кое-кто из саксов верил, что здесь когда-то жил Эд, и стены эти защищали его дом и скот, но крепость была намного старше своего названия. По всей Британии стояли такие земляные форты на высоких холмах – доказательство тому, что сколько люди населяли эту землю, столько и сражались за нее. Временами я задаюсь вопросом – будет ли через сотню лет британский народ по-прежнему возводить стены и выставлять дозорных по ночам, чтобы остерегаться врагов на рассвете?

К крепости Эда было трудно подойти. Вокруг стояли густые леса, и устроить засаду в такой чащобе ничего не стоило. Отряду моего сына удалось подобраться к гряде, прежде чем их отогнали полчища Рагналла. Они отошли на пастбищу к западу, где я и обнаружил их наблюдающими за густым лесом.

– Они углубляют рвы, – приветствовал меня один из воинов Бедвульфа. – Нам удалось разглядеть, как засранцы машут лопатами, господин.

– И лес валят, господин, – добавил Бедвульф.

Я услышал стук топоров. Приглушенный весенней листвой, он казался отдаленным.

– Он строит бург, – сказал я. 
Войско Рагналла углубит старые рвы, поднимет земляные стены, поверх которых установят деревянный частокол.

– Куда пристали корабли? – спросил я Бедвульфа.

– У вершей, господин.
Он кивнул на север, показывая, что имел в виду, и обернулся на отдаленный треск, раздавшийся при падении дерева.

– Они высадились перед ними. Ушло немало времени, чтобы вытянуть корабли из ила.

– Корабли все еще там?

Он пожал плечами.

– Были там на рассвете.

– Их будут стеречь, – предупредил меня Финан. 
Он решил, что я намереваюсь напасть на корабли Рагналла и сжечь их, но я и в мыслях не держал подобного.

– Мне предпочтительней выпроводить его в Ирландию, – возразил я. – Так что оставим его корабли в покое. Я не желаю запирать ублюдка здесь, – скривился я. – Похоже, что святоши все же добились своего.

– Чего? – спросил мой сын.

– Если Рагналл остается здесь, – ответил я, – то и нам придется.

Я подумывал отвести свои три сотни на восток, к Ликкелфилду, где мог объединиться с силами Этельфлед из Глевекестра, но если Рагналл остается в Эдс-Байриге, то и я обязан остаться и защитить Честер. Весь обоз я вернул в город и отправил еще больше гонцов на юг, чтобы приказать подкреплению идти не к Ликкелфилду, а к Честеру. И стал ждать.

Я ожидал Этельфлед и её мерсийское войско. У меня было три сотни воинов, а у Рагналла – больше тысячи, и с каждым днем подходило еще больше. Это раздражало и сводило с ума. Гарнизону в Брунанбурге оставалось только смотреть, как корабли с чудищами на носу плывут по Мерзу. В первый день приплыли два корабля, на второй день – три, и с каждым днем появлялось все больше кораблей, кишащих воинами с дальних островов Рагналла. Другие воины добирались сушей из датских владений в Нортумбрии, привлеченные в Эдс-Байриг обещанным саксонским серебром, землями и рабами. Войско Рагналла росло, а я ничего не мог поделать.

Оно превосходило мое по меньшей мере раза в три, и чтобы напасть на него, я должен был провести воинов через окружающий Эдс-Байриг лес – гиблое место. К югу от холма пролегала старая римская дорога, но её заполонили деревья, и оказавшись среди их густой листвы, мы сможем видеть не дальше тридцати-сорока шагов. Я направил к тем деревьям лазутчиков, но из четырех вернулись лишь трое. Четвертому отрубили голову и бросили нагое тело на пастбище. Мой сын хотел взять всех наших воинов и ворваться в лес, чтобы устроить битву.

– Что это даст? – поинтересовался я.

– Кто-то из воинов должен охранять корабли, – ответил он, – а другие – возводить новую стену.

– И?

– И нам не придется сражаться со всеми его людьми. Может, только с половиной?

– Ты идиот, – сказал я, – потому что именно этого он от нас и добивается.

– Он хочет напасть на Честер, – настаивал сын.

– Нет, этого от него хочу я.

То была ловушка, которую мы с Рагналлом приготовили друг для друга. Возможно, он и превосходил меня числом, но даже в таком случае ему вряд ли захочется напасть на Честер. Его младший брат попытался захватить город и лишился правого глаза и лучшей части своего войска. Стены Честера внушительны. Воинам Рагналла пришлось бы пересечь глубокий, полноводный и утыканный вязовыми кольями ров и взобраться на стену вдвое выше человеческого роста под дождем из копий, топоров, булыжников и ведер с дерьмом. Он проиграет. Его воины умрут под нашими стенами. Я хотел, чтобы он подошел к городу и атаковал стены, я хотел убить его людей во время обороны Честера, и Рагналл знал о моем желании и потому не приходил.

Но и мы не могли на него напасть. Даже если бы я благополучно провел каждого годного воина через лес, все равно пришлось бы взбираться на Эдс-Байриг, переходить глубокий ров и лезть на земляной вал, где возводили новую стену, а норманны и ирландцы Рагналла превзойдут нас числом и устроят великую резню, которую их певцы превратят в песнь торжествующей битвы. Как они ее назовут? Песнь Рагналла Могучего? Она поведает о падающих клинках, умирающих врагах, о полном крови рве и об Утреде, великом Утреде, павшем в славной битве. Рагналл жаждал этой песни, он хотел, чтобы я на него напал. И я об этом знал и потому не оказывал ему такой услуги. Я выжидал.

Мы не бездействовали. Я заставил людей вбить новые заостренные колья в ров вокруг Честера, других отправил на юго-восток поднять фирд – войско из крестьян и свободных мужчин, что могли занять позиции на стенах бурга, даже если не могли сразиться с норманнами в стене из щитов в открытой битве. И каждый день я отправлял сотню всадников в дозор вокруг Эдс-Байрига, они уезжали далеко на юг от большого леса, а потом сворачивали на север. Я возглавил этот дозор на третий день, тот самый день, когда по Мерзу приплыли еще четыре корабля, по меньшей мере, с четырьмя десятками воинов на каждом.

Мы надели кольчуги и вооружились, но не взяли тяжелые щиты. На мне была ржавая кольчуга и старый, ничем не украшенный шлем. Я взял Вздох Змея, но оставил знаменосца в Честере. Я не был в полном боевом облачении, поскольку не искал сражения. Мы разведывали, искали отряды снабжения Рагналла и его лазутчиков. Он не отправлял воинов к Честеру, и это озадачивало. Чем же он занимался?

Мы преодолели гряду в четырех-пяти милях к югу от холма Рагналла. Едва оказавшись на низком гребне, я направил скакуна к вершине холма и уставился на север, хотя почти не мог разглядеть, что происходит на дальнем холме. Я знал, что там строят частокол, вбивают дубовые стволы в вершину земляного вала, и Рагналл тоже знал, что я не стану терять воинов, штурмуя эту стену. На что он надеялся? Что я окажусь глупцом, не выдержу и в любом случае нападу?