Текст книги "Воины бури (ЛП)"

Автор книги: Бернард Корнуэлл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Твой бог раздает странные дары.

Он засмеялся.

– Боль – именно дар, лорд Утред. Она позволяет мне понять калек и хоть на малую толику разделить их муки. Это Божий урок. Но сегодня мне придется ехать верхом, иначе я не увижу твою победу.

Священник ехал впереди, прямо перед большим стягом с волчьей головой.

– С чего ты решил, что мы победим? – спросил я.

– Бог дарует тебе победу! Мы молились об этом утром, – улыбнулся он.

– Ты молился моему богу или своему?

Он засмеялся, а потом вдруг вздрогнул. Я заметил гримасу боли на его лице, когда он наклонился.

– Что? – спросил я.

– Ничего, – ответил он. – Иногда Бог дарует мне боль. Она приходит и уходит, – он выпрямился и улыбнулся. – Вперед! Поехали уже!

– Странный бог, – ядовито произнес я, – раз раздает своим почитателям боль.

– Он обрек сына своего на жестокую смерть, почему бы нам не перенести небольшую боль? – он снова засмеялся. – Епископ Вульфхед настраивал меня против тебя! Называл тебя выкормышем сатаны! Говорил, ты станешь противиться всему, что я попытаюсь сделать. Это так, лорд Утред?

– Оставь меня в покое, отец, – кисло произнес я, – а я оставлю в покое тебя.

– Я буду молиться за тебя! Ты не можешь возражать! – он посмотрел на меня, будто ожидая ответа, но я ничего не сказал. – Я тебе не враг, лорд Утред, – сказал он кротко.

– Считай, что в этом тебе повезло, – заявил я, зная, что это прозвучало грубо.

– Я так и считаю! – он не обиделся. – Моя миссия здесь будет как у Христа! Кормить голодных, одевать нагих, исцелять больных и быть отцом сиротам. А твоя задача, если я правильно понимаю, защищать нас! Бог возложил на нас разные миссии. У тебя своя, у меня своя. Я не епископ Вульфхед! – сказал он с удивившей меня хитринкой, – и не стану тебе мешать! Я ничего не понимаю в войне!

Я фыркнул, и он мог счесть, будто я благосклонно воспринял его слова.

– Ты думаешь, я хотел эту ношу? – спросил он. – Стать епископом?

– А разве нет?

– Боже, нет, конечно! Я был счастлив, лорд Утред! Трудился при короле Эдуарде как скромный священник. Моим долгом было составлять хартии и писать письма для короля, но моя истинная радость лежала в переводе книги «О граде Божьем» святого Августина. Это всё, что я когда-либо хотел от жизни. Чернильницу, пучок перьев и наставника, что направит мысли. Я ученый, а не епископ!

– Тогда почему... – начал было я.

– Меня призвал Господь, – ответил он на мой вопрос, прежде чем я успел его закончить. – Я ходил по улицам Винтанкестера и видел, как люди пинают нищих, видел тяжело работающих детей и опустившихся женщин, видел жестокость и умирающих в канавах калек. То был не град Божий! Для тех людей это был ад, а церковь ничего не делала! А если и делала, то недостаточно! Были монастыри, лечившие больных, но мало! Поэтому я начал проповедовать, попытался накормить голодных и помочь беспомощным. Я проповедовал, что церковь должна тратить меньше на серебро и злато, а больше на пищу для голодных и одежду для нагих.

– Не думаю, что это сделало тебя популярным, – я криво улыбнулся.

– Конечно же нет! С чего же, как думаешь, меня отправили сюда?

– Сделать епископом, это повышение!

– Нет, это наказание, – ответил он, смеясь. – Пусть этот глупец Леофстан справится с лордом Утредом!

– А это наказание? – спросил я заинтересованно.

– Боже, конечно. Все от тебя в ужасе.

– А ты нет? – удивился я.

– Моим наставником во Христе был отец Беокка.

– Ага, – произнес я. Беокка был и моим наставником. Бедный отец Беокка, хромой и уродливый, но лучший из тех, что ходили по этой земле.

– Ты ему нравился, – сказал Леофстан, – и он тобой гордился.

– Разве?

– И он часто говорил мне, что ты из тех, кто пытается скрыть свою доброту.

– Беокка, – пробурчал я, – был полон...

– Мудрости, – уверенно перебил меня Леофстан, – так что нет, я тебя не боюсь, и помолюсь за тебя.

– А я не позволю норманнам тебя выпотрошить.

– А как ты думаешь, почему я за тебя молюсь? – спросил он, смеясь. – А теперь езжай, уверен, у тебя есть дела поважнее, чем болтать со мной. Да пребудет с тобой Господь!

Я пришпорил коня, галопом направившись к голове колонны. Проклятье, подумал я, но сейчас Леофстан мне нравился. Он присоединится к той небольшой группе священников вроде Беокки, Уиллибальда, Кутберта и Пирлига, которыми я восхищался и любил. Их значительно превышали числом испорченные, продажные и честолюбивые священнослужители, столь ревниво управляющие церковью.

– Что бы ты ни делал, – сказал я Бергу, ведущему колонну, – никогда не верь христианам, когда они говорят «возлюбите врагов ваших».

Он выглядел озадаченным.

– С чего бы мне желать их любить?

– Не знаю! Всего лишь очередное христианское дерьмо. Видел врагов?

– Нет, – ответил он.

Я не выслал вперед ни одного лазутчика. Рагналл вскоре узнает, что мы приближаемся, и либо соберет воинов, чтобы противостоять нам, либо, если я прав, откажется от битвы. Я это достаточно скоро узнаю. Этельфлед, хотя и решилась довериться моему чутью, боялась, что я слишком горяч, а я не был настолько уверен, что она неправа, и потому попытался убедить её остаться в Честере.

– И что обо мне подумают воины, – спросила она , – если я спрячусь за каменными стенами, а они поедут сражаться с врагами Мерсии?

– Решат, что здраво рассуждаешь.

– Я правительница Мерсии. Воины не пойдут вперед, пока я их не поведу.

Мы ехали по римской дороге, которая в конечном счете приведет к перекрестку, где над глубокими шахтами, вырытыми в слоях соли, что когда-то сделала этот регион богатым, стояли разрушенные каменные строения. Старики вспоминали, как спускались по длинным лестницам, чтобы добраться до белой скалы, но шахты теперь находились на ничейных землях между саксами и датчанами, и потому римские строения приходили в упадок.

– Если мы поставим гарнизон в Эдс-Байриге, – сказал я Этельфлед, – то сможем заново открыть шахты. Бург на холме будет защищать местность на много миль вокруг. А соль из шахты гораздо дешевле, чем выпаренная из моря.

– Давай сначала захватим Эдс-Байриг, – мрачно предложила она.

К старым шахтам мы не поехали, свернув на север в нескольких милях от перекрестка и втянувшись в лес. Рагналл бы уже знал, что мы приближаемся, и мы не предприняли никаких попыток скрыть свои передвижения. Мы ехали по гребню холма, следуя по древней дороге, откуда я мог видеть зеленые склоны Эдс-Байрига, возвышающиеся над морем деревьев, и яркую свежую древесину заново построенного частокола. Потом дорога свернула влево, в чащу, и я потерял из виду холм, пока мы не выехали на открытое пространство, расчищенное Рагналлом вокруг древнего форта. Деревья срубили, оставив только пеньки, щепки и срезанные ветви. Наше появление на этом опустошенном поле побудило защитников форта прокричать в нашу сторону оскорбления, один даже бросил копье, на сто шагов не долетевшее до ближайшего всадника. Яркие стяги реяли над валами, самый большой – с изображением красного топора Рагналла.

– Меревал! – крикнул я.

– Господин?

– Оставь тут сто человек! Просто наблюдай за фортом! Не ввязывайся в драку. Если они покинут форт, преследуя нас, то опереди их и присоединяйся к нам!

– Господин? – вопрошающе воззрился он на меня.

– Просто наблюдай за ними! Не сражайся! – прокричал я и поехал вперед, огибая западный отрог холма, – Цинлэф!

Сакс нагнал меня, дорогие красные ножны с золотыми бляшками колотили его по боку.

– Господин?

– Удерживай леди Этельфлед позади!

– Она не...

– Делай, как велено! – прорычал я. – Держи ее кобылу под уздцы, если потребуется, но не позволяй ввязаться в сражение.
Я пришпорил коня и обнажил Вздох Змея, клинок подал знак моим людям обнажить свои мечи.

Рагналл не встретил нас у Эдс-Байрига. Правда, на валах форта стояли воины, но не вся его армия. Наконечники копий отстояли далеко друг от друга, а не густо, и это навело меня на мысль, что большая часть воинов Рагналла уже на севере. Он высадился на этом берегу Мерза, а потом укрепил Эдс-Байриг, только чтобы обмануть своего настоящего врага, убедить жалкого короля в Эофервике, что честолюбивые замыслы Рагналла направлены на Мерсию, хотя Нортумбрия была намного более легкой добычей. Десятки ярлов из Нортумбрии уже присоединились к Рагналлу, некоторые несомненно полагали, что он поведет их на юг, но теперь он уже зажег их желанием напасть на север. Их поманят обещаниями золота, земель, отобранных у короля Ингвера и его сторонников, и, несомненно, планами нового нападения на Мерсию, как только Нортумбрия будет в безопасности.

Так думал я, хотя мог и ошибаться. Возможно, я ошибался. Возможно, Рагналл шел на Честер или у реки нас ожидала стена из щитов. Его стяг реял над Эдс-Байригом, но я посчитал это уловкой, чтобы заставить нас решить, будто он скрывается за новым частоколом. Чутье шептало мне, что он пересекает реку. Почему же тогда он оставил часть воинов в Эдс-Байриге? Этот вопрос мог подождать, а потом я забыл о нём вовсе, потому что вдруг увидел впереди группу мужчин.

Не в кольчугах.

Мы ехали по недавно проложенной среди деревьев дороге, что должна вести от Эдс-Байрига к мосту из кораблей, а люди впереди несли мешки и бочки. Я подозревал, что это слуги, но кем бы они ни были, завидев нас, они бросились в чащу. Мы поскакали вперед, ныряя под ветвями, и все больше мужчин пытались от нас убежать, и вдруг зеленые тени под деревьями посветлели, и я увидел впереди чистое пространство, землю, усеянную шалашами и остатками костров, и понял, что мы добрались до того места на берегу реки, где Рагналл устроил временный лагерь.

Я послал Тинтрига в ту сторону. Река теперь находилась в ста шагах, и толпа ожидала очереди, чтобы пересечь ее по мосту из кораблей. Противоположный берег уже густо кишел людьми и лошадьми – целая орда, по большей части уже шагающая на север, но на этом берегу реки людей было больше: воины с лошадьми, скот, семьи, слуги. Чутье меня не обмануло. Рагналл собирался на север.

И тут мы атаковали.

Рагналла наверняка догадывался, что мы придем. Но видимо решил, что мы отправимся прямиком в Эдс-Байриг, где и останемся, привлеченные его огромным знаменем и посчитав, что Рагналл прячется за стенами. Наш внезапный и быстрый бросок на север застал его арьергард врасплох.

Назвать это арьергардом значило сильно ему польстить. На южном берегу Мерза осталась только пара сотен воинов, их слуги, женщины и дети, стада свиней, коз и овец. 
– Сюда! – прокричал я, сворачивая налево. Я не хотел врезаться прямо в запаниковавшую толпу, которая теперь пыталась добраться до моста, вместо этого я собирался ее отрезать, и потому обогнул толпу и пришпорил Тинтрига вдоль берега реки к мосту. Я вел за собой по меньшей мере дюжину воинов.

Заплакал ребенок. Кто-то попытался нас остановить, бросив тяжелое копьё, пролетевшее рядом с моим шлемом. Я не обратил на него внимания, но один из моих воинов, должно быть, атаковал, потому что я услышал срежет меча по кости. Тинтриг клацнул зубами, когда врезался в толпу у моста. Люди пытались бежать, некоторые карабкались на ближайший драккар, некоторые прыгали в реку, либо отчаянно мчались назад к лесу, а я резко натянул поводья и спрыгнул с седла.

– Нет! – женщина попыталась заслонить собой двух маленьких детей, но я не обратил на неё внимания, а пройдя к тому месту, где деревянный настил моста упирался в илистый берег, остановился. Один за другим воины присоединялись ко мне, мы сняли с плеч щиты и с грохотом сомкнули внахлест окованные железом края.

– Сложите оружие! – закричал я испуганной толпе. Теперь у них не было возможности спастись. Сотни моих всадников выехали из-за деревьев, и я выстроил стену из щитов, закрыв путь через Мерз. Я надеялся, что удастся отрезать больше этой жалкой горстки, но Рагналл, видимо, вышел очень рано, а мы выехали из Честера слишком поздно.

– Они сжигают корабли! – крикнул мне Финан. 
Он присоединился ко мне, но все еще сидел на коне. Женщины визжали, дети кричали, а мои воины орали, чтобы загнанный в ловушку враг сложил оружие. Я повернулся и увидел, что корабли из огромного флота Рагналла либо вытащены на берег, либо стоят прямо у противоположного берега Мерза, а люди Рагналла забрасывают в них факелы. Другие поджигали корабли, на которые опирался грубый мост. Драккары приготовили к сожжению, их корпуса заполнили горючими материалами и дегтем. Горстка кораблей, привязанных длинными канатами ко вбитым в отмели бревнам, осталась выше по течению, и я догадался, что эти несколько кораблей не собираются жечь.

– Бог и пресветлые небеса, – произнес Финан, спешившись, – горит целое состояние!

– Ради королевства стоит потерять флот, – произнес я.

– Ради Нортумбрии, – вымолвил Финан.

– Нортумбрия, Эофервик, Кумбраланд – он захватит всё, – сказал я. – Захватит весь север от нас и до скоттов. И всё это окажется под властью сильного короля.

Дым клубами взвивался к небу, так как яростное пламя перепрыгивало с корабля на корабль. Я подумывал спасти один из кораблей, но настил был крепко прибит к кораблям, а те, в свою очередь, соединены друг с другом. Не было времени перерезать веревки и отрывать прибитые доски. Мост скоро обратится в пепел, но глядя на него, я увидел, как из дыма показался всадник. С обнаженным торсом и длинноволосый – высокий всадник на огромном вороном жеребце. По горящему мосту проехал сам Рагналл. Он приблизился к нам на тридцать шагов, дым окутывал и его, и коня. Рагналл выхватил меч, и в длинном клинке блеснуло пламя.

– Я вернусь, лорд Утред! – прокричал он и помолчал, будто ожидая ответа. Мачта за его спиной рухнула, извергая искры и клубы темного дыма. Но он всё ждал, а когда я ничего не сказал, развернул коня и исчез в огне.

– Надеюсь, ты сгоришь, – прорычал я.

– Но почему он оставил часть воинов в Эдс-Байриге? – спросил Финан.

Жалкий арьергард у реки не стал сражаться. Они оказались в меньшинстве, и женщины кричали на своих мужчин, требуя сложить оружие. Мост за моей спиной рухнул, и горящие корабли поплыли вниз по течению. Я вложил Вздох Змея обратно в ножны, снова взобрался в седло и направил Тинтрига в гущу испуганных врагов. Большая часть моих воинов теперь спешилась, собирая мечи, копья и щиты, но юный Этельстан еще сидел в седле и подобно мне пробивал себе путь сквозь толпу побежденных.

– Как с ними поступим, господин? – окликнул он меня.

– Ты принц, – сказал я, – так что тебе и решать.

Он пожал плечами и оглядел испуганных женщин, плачущих детей и угрюмых мужчин, а я подумал, наблюдая за ним, что он вырос из озорного ребенка в сильного и красивого юношу. Он должен стать королем, подумал я. Он старший сын своего отца, короля Уэссекса, человека, что и сам не должен был стать королем.

– Убить мужчин, – предложил он, – обратить детей в рабство, женщинам найти работу?

– Как обычно, – сказал я, – но это земля твоей тётки. Ей решать.
Я увидел, что Этельстан смотрит на девушку, и толкнул коня вперед, чтобы рассмотреть её получше. Хорошенькое миниатюрное создание с копной белокурых непослушных волос, синими глазами и гладкой безупречной кожей. Она держалась за юбки женщины постарше, видимо, матери.

– Как тебя зовут? – спросил я девушку на датском.

Мать заплакала и начала умолять, а потом опустилась на колени и повернула заплаканное лицо ко мне.

– Кроме нее у меня ничего нет, господин, ничего!

– Успокойся, женщина, – рявкнул я, – ты даже не знаешь, как повезло твоей дочери. Как её зовут?

– Фригга, господин.

– Сколько ей лет?

Мать призадумалась, возможно, испытывая искушение соврать, но я рявкнул на нее, и она тут же ответила:

– На день Бальдра четырнадцать исполнится, господин.

Праздник Бальдра отмечали в середине лета, так что девчушке достаточно лет, чтобы выйти замуж.

– Приведи ее сюда, – велел я.

Этельстан нахмурился, решив, что я хочу забрать Фриггу себе, признаюсь, я был не прочь, но вместо этого я подозвал слугу Этельстана.

– Привяжи девчонку к хвосту своей лошади, – приказал я, – и чтоб ее никто не трогал! Не давай ее в обиду. Охраняй ее, понял?

– Да, господин.

– А ты, – я снова повернулся к ее матери, – ты умеешь готовить?

– Да, господин.

– Шить?

– Конечно, господин.

– Тогда останешься с дочерью, – я повернулся к Этельстану: – В твоем хозяйстве появятся еще двое, – сказал я ему и оглянулся на Фриггу, подумав о том, как же везет этому ублюдку, хотя ублюдком он как раз не был, будучи законным сыном короля.

Со стороны всадников, наблюдавших за южным горизонтом, послышался радостный возглас. Я послал Тинтрига вперед, сквозь пленников, и увидел, что отец Фраомар, исповедник Этельфлед, делает какое-то объявление. Он сидел на серой кобыле, чей цвет подходил к его седым волосам. Отец Фраомар стоял рядом с Этельфлед, и она улыбнулась, когда я подъехал поближе.

– Хорошие новости, – сообщила она.

– Какие?

– Хвала Господу, – радостно заявил отец Фраомар, – враги в Эдс-Байриге сдались.

Я ощутил разочарование, потому что предвкушал битву. Похоже, Рагналл оставил значительную часть своего войска за стенами Эдс-Байрига, вероятно, хотел удержать восстановленный форт, а я желал его гарнизону смерти в качестве предупреждения остальным приспешникам Рагналла.

– Сдались?

– Хвала Господу.

– И Меревал внутри форта?

– Пока нет.

– Что значит «пока нет»? Они же сдались!

Фраомар улыбнулся.

– Они христиане, лорд Утред. В гарнизоне христиане!

Я нахмурился.

– Да пусть они хоть долгоносикам поклоняются, мне плевать, – сказал я, – но если они сдались, то наше войско должно быть внутри. Это так?

– Так и будет, – заявил отец Фраомар. – Всё согласовано.

– Что согласовано? – поинтересовался я.

Этельфлед выглядела встревоженной.

– Они согласны сдаться, – сказала она, посмотрев на исповедника в поисках подтверждения. Фраомар кивнул. – А мы не деремся с христианами, – закончила Этельфлед.

– Я дерусь, – кровожадно заявил я и подозвал слугу. – Годрик! Труби в рог!
Годрик взглянул на Этельфлед в надежде на ее одобрение, а я пнул его по левой руке.
– Труби в рог! Давай!

Он поспешно протрубил, и мои воины, разоружающие врагов, подбежали к лошадям.

– Лорд Утред! – запротестовала Этельфлед.

– Если они сдались, – сказал я, – то форт наш. А если он не наш, то они не сдались, – я перевел взгляд на Фраомара. – Ну так что же?

Никто не ответил.

– Финан! Приведи людей! – крикнул я и, не обращая внимания на Этельфлед с Фраомаром, послал лошадь на юг.

Обратно в Эдс-Байриг.

Глава пятая

Мне следовало догадаться. Это все Хэстен. Своим красноречием он способен превратить дерьмо в золото, и он применил его на Меревале.

Я разыскал и Меревала, и Хэстена, каждый находился в окружении десятка спутников, в ста шагах от форта, на западной стороне, где склон становился более пологим. Обе стороны стояли в нескольких шагах под своими знаменами. Меревал, конечно же, нес знамя Этельфлед с изображением гуся Святой Вербурги, Хэстен вместо привычного черепа на шесте щеголял новым стягом – серым полотнищем с вышитым на нем белым крестом.

– Совести у него нет! – крикнул я Финану и пустил Тинтрига вверх по склону.

– Скользкий же ублюдок, господин. – рассмеялся Финан.

Скользкий ублюдок оживленно разговаривал, когда мы появились из леса, но стоило ему заметить меня, как он умолк и отступил под защиту своих воинов. Когда я приблизился, он приветствовал меня по имени, но я не обратил на него внимания, послав Тинтрига между двумя отрядами, и соскользнул с седла.

– Почему ты не занял форт? – набросился я на Меревала, кинув поводья Годрику.

– Я… – начал было он, но потом посмотрел куда-то в сторону. Этельфлед со свитой стремительно приближалась, и он определенно решил дождаться ее прибытия, прежде чем отвечать.

– Засранец сдался? – спросил я.

– Ярл Хэстен… – тут Меревал вновь запнулся и пожал плечами, словно не зная, что ответить, и не понимая, что происходит.

– Это легкий вопрос! – угрожающе сказал я. 
Меревал был порядочным человеком и стойким воином, но сейчас выглядел донельзя смущенным. Его взгляд бегал по группе окружающих его священников. Тут стояли отец Цеолнот со своим беззубым братцем Цеолбертом, а также Леофстан. Всех несказанно привело в замешательство мое внезапное появление.

– Он сдался? – медленно и громко повторил я вопрос.

От ответа Меревала спасло прибытие Этельфлед. Она протолкнулась сквозь священников.

– Если тебе есть, что сказать, лорд Утред, – ледяным тоном произнесла она с седла, – то поведай мне.

– Я хочу лишь знать, сдался ли этот кусок дерьма, – сказал я, указав на Хэстена.

Ответил отец Цеолнот.

– Госпожа, – заговорил священник, нарочито не обращая на меня внимания, – ярл Хэстен согласился присягнуть тебе на верность.

– Согласился на что? – поперхнулся я.

– Тишина! – крикнула Этельфлед.
Она оставалась в седле, возвышаясь над нами. Её свита, по меньшей мере сто пятьдесят воинов, последовала за ней от берега реки и остановилась ниже по склону.

– Расскажи, о чем вы условились, – потребовала она у отца Цеолнота.

Цеолнот встревоженно оглянулся на меня и посмотрел на Этельфлед.

– Ярл Хэстен – христианин, госпожа, и ищет твоего покровительства.

По меньшей мере трое из нас одновременно раскрыли рты, но Этельфлед хлопнула, призывая к тишине.

– Это правда? – спросила она у Хэстена.

Хэстен поклонился ей и коснулся серебряного распятия поверх кольчуги.

– Хвала Господу, это так, госпожа.

Ответил он чинно, смиренно с подкупающей искренностью.

– Лживое дерьмо, – пробурчал я.

Он не обратил на меня внимания.

– Я обрел искупление, госпожа, и пришел к тебе просителем.

– Он искупил свои грехи, госпожа, – твердо произнес высокий человек рядом с Хэстеном. – Мы готовы, госпожа, нет, даже жаждем присягнуть тебе в верности, и как христиане молим о покровительстве.

Он обратился к ней на английском и говорил учтиво, а под конец слегка поклонился Этельфлед. Она выглядела изумленной, что неудивительно, поскольку высокий человек казался священником, по крайней мере, носил длинную черную рясу, подпоясанную веревкой, а на груди у него висело деревянное распятие.

– Кто ты? – спросила Этельфлед.

– Отец Гарульд, госпожа.

– Датчанин?

– Я родился здесь, в Британии, – ответил он, – но мои родители прибыли из-за моря.

– И ты христианин?

– Милостью Господней, да.
Харульд был суровым, смуглолицым мужчиной с посеребренными сединой висками. На моем веку он не был первым обращенным датчанином, и не первым, кто стал священником.

– Я сызмальства христианин, – добавил он.

Говорил он веско и уверенно, но я заметил, что его пальцы непроизвольно сжимаются и разжимаются. Он волновался.

– Ты что, хочешь сказать, этот паршивый кусок дерьма тоже христианин? – я кивнул на Хэстена.

– Лорд Утред! – предостерегающе произнесла Этельфлед.

– Я саморучно его крестил, – с достоинством ответил мне Гарульд, – хвала Господу.

– Аминь, – громко поддакнул Цеолнот.

Я посмотрел в глаза Хэстену. Я знал его всю взрослую жизнь, и жизнью своей он был обязан мне, ведь я его спас. Тогда он поклялся мне в верности, и я верил ему, поскольку он обладал заслуживающим доверия лицом и искренними манерами. Но Хэстен нарушил каждую данную им клятву. Он был пронырой, коварным и смертоносным, как горностай. Его честолюбие превышало достижения, поскольку судьба позаботилась о том, чтобы я раз за разом разрушал его замыслы. В прошлый раз подобное произошло в Бемфлеоте, когда я уничтожил его армию и сжег флот, но по милости судьбы Хэстен всегда выходил сухим из воды. И сейчас он здесь, без надежды заперт в Эдс-Байриге, но улыбается мне, словно давнему другу.

– Он такой же христианин, что и я, – буркнул я.

– Госпожа, – Хэстен посмотрел на Этельфлед и вдруг, что совершенно поразительно, рухнул на колени, – клянусь жертвой Спасителя нашего, что я истинный христианин.

Он говорил смиренно, сотрясаясь от нахлынувших чувств. Даже слезы выступили на глазах. Внезапно он широко распростер руки и обратил лицо к небу.

– Да поразит меня сей же миг Всевышний, если я лгу!

Я выхватил Вздох Змея, клинок громко и отрывисто лязгнул по горловине ножен.

– Лорд Утред! – в тревоге воскликнула Этельфлед. – Нет!

– Я собирался выполнить работу за твоего бога, – сказал я, – и поразить его. Ты меня остановишь?

– Господь сам уладит свои дела, – едко заявила Этельфлед и повернулась к датскому священнику. – Отец Гарульд, ты уверен, что ярл Хэстен христианин?

– Да, госпожа. Он проникся раскаянием и радостью при крещении.

– Хвала Господу, – прошептал отец Цеолнот.

– Довольно! – оборвал их я. В руке я сжимал Вздох Змея. – Почему наши люди еще не в форте?

– Они там будут! – ядовито процедил Цеолнот. – Таков уговор!

– Уговор? – голос Этельфлед звучал настороженно, она, очевидно, подозревала, что священники превысили полномочия, когда заключили договор без её согласия.
– О чем вы договорились? – спросила она.

– Ярл Хэстен, – осторожно начал Цеолнот, – хочет присягнуть тебе на верность во время пасхальной мессы. Он желает, чтобы радость воскрешения Господа нашего освятила этот акт примирения.

– Плевать я хотел, что он собрался ждать праздника Эостры, – сказал я, – поскольку мы займем форт немедленно!

– Форт передадут на Пасху, в воскресенье, – ответил Цеолнот. – Таков уговор!

– На Пасху? – переспросила Этельфлед, и любой знакомый с ней мог уловить в голосе недовольство.

Она не была глупа, но оказалась не готова отмести надежду на то, что Хэстен в действительности христианин.

– Это послужит поводом к примирению, – уговаривал её Цеолнот.

– А кто ты таков, чтобы заключать подобное соглашение? – спросил я.

– Такое дело следует решать христианам, – упорствовал Цеолнот, поглядывая на Этельфлед в надежде на поддержку.

Этельфлед же посмотрела на меня, потом на Хэстена.

– Почему бы нам не занять форт немедленно? – спросила она.

– Я условился... – робко начал Цеолнот.

– Госпожа, – прервал его Хэстен, подползая ближе на коленях, – я искренне желаю крестить всех своих людей на Пасху. Но есть упорствующие. Мне нужно время, отцу Гарульду нужно время! Нам нужно время, чтобы убедить тех немногих упрямцев в спасительной милости Господа нашего Иисуса Христа.

– Лживый ублюдок, – процедил я.

Мгновение все молчали.

– Клянусь, это правда, – смиренно добавил Хэстен.

– Когда он произносит эти слова, – обратился я к Этельфлед, – можешь быть уверена, что он лжет.

– И если нас навестит отец Цеолнот, – продолжил Хэстен, – а лучше, отец Леофстан, и станет проповедовать нам, то снизойдет на нас милость и благословение, госпожа.

– С радостью... – начал Цеолнот, но умолк, когда Этельфлед подняла руку. Мгновение она молчала, не сводя взгляда с Хэстена.
– Ты предлагаешь массовое крещение? – спросила она.

– Всех моих людей, госпожа! – с жаром подхватил Хэстен, – все узрят Божью благодать и станут твоими слугами.

– Сколько человек, ты, дерьма кусок? – спросил я Хэстена.

– Лишь малое число, лорд Утред, упорно придерживается язычества. Человек двадцать, может, тридцать. Но с Божьей помощью мы и их обратим!

– Сколько человек в форте, жалкий ты ублюдок?

Хэстен замялся, но понял, что колебаться не стоит, и улыбнулся.

– Пятьсот восемьдесят, лорд Утред.

– Так много! – возликовал отец Цеолнот. – То будет свет, озаряющий язычников! – взмолил он Этельфлед. – Представь себе, госпожа, массовое крещение язычников! Мы сможем крестить их в реке!

– Лучше бы тебе их утопить, – пробормотал я.

– И госпожа, – Хэстен, не вставая с колен, сцепил руки и не сводил глаз с Этельфлед. Его лицо лучилось доверием, а голос звучал искренне. Хэстен был лучшим лгуном, что я встречал на своем веку. – Я бы пригласил тебя в форт! Помолился бы там вместе с тобой, госпожа, вознес бы хвалу Господу вместе с тобой! Но малая часть моих людей непреклонна. Они могут воспротивиться. Я прошу лишь немного времени, чтобы милость Господня коснулась этих закоснелых душ.

– Вероломный подонок, – прикрикнул я на Хэстена.

– И чтобы убедить тебя, – смиренно продолжил Хэстен, игнорируя меня, – я клянусь тебе в верности сейчас, госпожа, в это самое мгновение!

– Хвала Господу, – прошамкал отец Цеолберт.

– Есть одна небольшая загвоздка, – сказал я, и все взоры обратились ко мне. – Он не может присягнуть тебе на верность, госпожа.

Этельфлед испытующе посмотрела на меня.

– Почему?

– Потому что он уже присягнул на верность другому, госпожа, и тот лорд еще не освободил его от клятвы.

– Я освободился от клятвы ярлу Рагналлу, когда поклялся служить Всевышнему, – возразил Хэстен.

– Но не от клятвы, принесенной мне, – заметил я.

– Но ты ведь тоже язычник, лорд Утред, – с хитрецой ответил Хэстен, – а Иисус Христос освободил меня от всех клятв язычникам.

– Воистину, воистину! – захлебываясь поддакнул отец Цеолнот. – Он очистился от скверны, госпожа! Отверг дьявола и козни его! Новообращенный свободен от всех клятв, принесенных язычникам, так учит нас церковь.

Этельфлед еще колебалась. Наконец, она взглянула на Леофстана.

– Ты еще не высказался, отец.

Леофстан слегка улыбнулся.

– Я обещал лорду Утреду не вмешиваться в его дела, если он не станет вмешиваться в мои, – он примирительно улыбнулся отцу Цеолноту. – Я радуюсь обращению язычников, но что касается судьбы крепости, увы, то не в моей власти. Кесарю кесарево, госпожа, и судьба Эдс-Байрига – дело кесарево, а точнее – твое.

Этельфлед коротко кивнула и указала на Хэстена.

– Ты веришь этому человеку?

– Верю ли я ему? – нахмурился Леофстан. – Могу я задать ему вопрос?

– Спрашивай, – приказала Этельфлед.

Леофстан прохромал к Хэстену и встал перед ним на колени.

– Дай мне твои руки, – тихо сказал Леофстан и подождал, пока Хэстен послушно повиновался. – Теперь поведай мне, – мягко продолжал Леофстан, – во что ты веруешь?

Хэстен сморгнул слезы.

– Верую в Господа единого, отца Всевышнего, творца небес и земли, – едва слышно шептал он, – в единого отца Иисуса Христа, единородного Сына Божия, сына Отца, Бога Богов, Светоча Светочей! – голос его стал громче, когда он произносил последние слова, но потом Хэстен стал задыхаться. – Я верую, отец! – взмолился он, и слезы вновь оросили его лицо. Он мотнул головой. – Лорд Утред прав, прав! Я был грешником. Нарушал клятвы. Оскорблял небеса! Но отец Гарульд молился за меня, молился, и моя жена молилась, и хвала Господу, я уверовал!

– Воистину хвала Господу, – сказал Леофстан.

– Рагналл знает, что ты христианин? – сурово спросил я.

– Необходимо было держать его в неведении, – смиренно ответил Хэстен.

– Почему?

Леофстан по-прежнему держал Хэстена за руки.

– Меня изгнали, и я укрылся на острове Манн, – ответил на мой вопрос Хэстен, глядя при этом на Этельфлед, – и именно на том острове отец Гарульд меня обратил. А ведь нас окружали язычники, они убили бы нас, если б прознали. Я молился! – он взглянул на Леофстана. – Я молил наставить меня! Остаться ли мне и обратить в истинную веру язычников? И Господь ответил: приведи в Мерсию последователей своих и предоставь свои мечи в услужение Христа.