Текст книги "Воины бури (ЛП)"

Автор книги: Бернард Корнуэлл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Услужение Рагналла, – отрезал я.

– Ярл Рагналл потребовал служить ему, – Хэстен вновь обратился к Этельфлед, – но я узрел в этом Божью волю! Господь открыл перед нами дорогу с острова! У меня не осталось кораблей, лишь вера в Иисуса Христа и Святую Вербургу.

– Святую Вербургу! – воскликнула Этельфлед.

– Моя дорогая жена молится ей, госпожа, – невинной овечкой ответил Хэстен. 
Каким-то образом льстивому выродку удалось прознать, что Этельфлед поклоняется гусиному пугалу.

– Лживая сволочь, – рявкнул я.

– Он искренне раскаивается, – настаивал Цеолнот.

– Отец Леофстан? – спросила Этельфлед.

– Мне хочется верить ему, госпожа! – искренне ответил Леофстан. – Хочется верить, что моему рукоположению будет сопутствовать чудо! Что на Пасху мы узрим радость обращения языческих орд в услужение Иисусу Христу!

– Это чудо Христово! – прошамкал беззубыми деснами отец Цеолберт.

Этельфлед все еще колебалась, не сводя глаз со стоящих на коленях мужчин. Отчасти она наверняка понимала мою правоту, но ею руководило унаследованное от отца благочестие. И готовность Леофстана поверить. Леофстан был её ставленником. Этельфлед убедила архиепископа из Контварабурга рукоположить Леофстана, писала епископам и аббатам, восхваляя его искренность и горячую веру, жертвовала серебро храмам и церквям, чтобы склонить их в пользу Леофстана. Церковь предпочла бы более красноречивого человека, способного увеличить земли епархии и вытянуть больше денег из знати северной Мерсии, но Этельфлед желала святого.

И этот святой теперь выставлял обращение Хэстена как знак того, что небеса одобряют выбор Этельфлед.

– Только представь себе, госпожа, – Леофстан наконец отпустил руки Хэстена, и по-прежнему стоя на коленях, повернулся к Этельфлед, – представь, какое ликование начнется, когда язычник поведет своих воинов к Христовому престолу! 
Эта идея прельщала и Этельфлед. Её отец всегда прощал обращенных датчан, даже позволял им селиться в Уэссексе. Альфред часто заявлял, что борьба идет не за создание Инглаланда, а за обращение язычников. Этельфлед узрела в этом массовом крещении язычников-датчан проявление Господней силы.

Она подвела Гасту на шаг вперед.

– Ты клянешься мне в верности?

– С радостью, госпожа, – воскликнул Хэстен, – с радостью!

Я смачно плюнул в сторону вероломного мерзавца, вогнал Вздох Змея в ножны и взобрался в седло Тинтрига.

– Лорд Утред! – резко окликнула меня Этельфлед. – Куда ты направился?

– Назад к реке, – коротко ответил я. – Финан! Ситрик! Все за мной!

Мы поспешили прочь от фарса, что вот-вот разыграется под стенами Эдс-Байрига.

За мной последовало сто двадцать три человека. Мы миновали свиту Этельфлед, повернули на север и поскакали к реке.

Но стоило нам войти в лес и скрыться с глаз окружающих Этельфлед глупцов, как я повернул своих людей на восток.

Потому что намеревался сделать работу христианского бога.

И прибить Хэстена.

Мы скакали быстро, лошади петляли между деревьями. Со мной поравнялся Финан.

– Что мы делаем?

– Берем Эдс-Байриг, – ответил я, – что же еще.

– Иисусе.

Я помолчал, поскольку Тинтриг провалился в небольшой овраг, поросший папоротником, и рысью поднялся по невысокому склону. Так скольких людей вел Хэстен? Он заявил, что пятьсот восемьдесят, но я ему не верил. Он лишился своей армии вместе с репутацией при Бемфлеоте. В той битве он не участвовал, но я удивился бы, окажись при нем сотня воинов. Впрочем, несомненно, и Рагналл оставил часть людей в крепости.

– Велика ли крепость? – спросил я Финана.

– Эдс-Байриг? Велика.

– Сколько выйдет шагов, если обойти стены?

Финан задумался. Я слегка свернул на север, пустив Тинтрига по длинному склону, заросшему дубами и кленами.

– Девятьсот? – предположил Финан. – Может, тысяча?

– Так я и думал.

– Большая крепость, не сомневайся.

Король Альфред пытался втиснуть жизнь в правила. В основном эти правила, конечно же, проистекали из священного писания, но были и другие. Построенные им города тщательно вымеряли, исследовали каждый клочок земли. Измеряли городские стены, чтобы узнать их высоту, ширину и протяженность. Именно эта последняя цифра, длина стен, определяла количество воинов, необходимое для защиты города. Число это вычислили заумные священники, что пощелкали деревянными шариками на ниточках и решили, что в каждом бурге требуется по четыре защитника на пять шагов стены. В руках Альфреда Уэссекс превратился в сплошной гарнизон – его границы усеивали новопостроенные бурги, чьи стены защищал фирд.

Каждый крупный город окружили стенами, чтобы датчан, вторгавшихся вглубь Уэссекса, отпугивали укрепления. Эти укрепления защищало точное число людей в соответствии с общей протяженностью стен. Это сработало, и теперь Мерсия следовала по тому же пути. Отвоевывая исконные земли Мерсии, Этельфлед укрепляла их бургами, вроде Честера и Брунанбурга, следя за тем, чтобы каждый гарнизон мог выставить четырех человек на каждые пять шагов укрепления. При первом же признаке угрозы жители отступали в ближайший бург, прихватив с собой скот. Для захвата бурга требовалась целая армия, и датчанам это никогда не удавалось. Они предпочитали вторгнуться вглубь, захватить скот и рабов. А если армия стояла на месте, стояла лагерем за стенами бурга, то её вскоре поражали болезни. Кроме того, вражеская армия никогда не оказывалась достаточно большой, чтобы обложить бург и взять его измором. Стратегия бургов работала.

Но работала она, если хватало защитников. Каждый мужчина с двенадцати лет считался годным к сражению. Может, это и не были обученные воины, вроде ведомого мною по лесистому склону отряда, но могли держать копье, бросать камни или размахивать топором. То был фирд – армия крестьян, мясников и ремесленников. Фирд не носил кольчуг или щитов из липы, но мог удержать стены бурга и разбить врага, попытайся тот взобраться на укрепления. Топор дровосека в руках крепкого крестьянина – грозное оружие, как и заостренная мотыга, если замахнуться как следует. Четыре человека на каждые пять шагов, Эдс-Байриг был в тысячу шагов, следовательно, Хэстену требовалось по меньшей мере семьсот человек, чтобы защитить всю линию укреплений.

– Меня удивит, – сказал я Финану, – если у него две сотни наберется.

– Тогда почему он здесь остался?

Хороший вопрос. С чего Рагналл оставил гарнизон в Эдс-Байриге? Я ни на мгновение не поверил, что Хэстен решил остаться к югу от Мерза ради покровительства Этельфлед. Он остался там, потому что так велел Рагналл. Теперь мы замедлили темп, лошади шли шагом вверх по склону, копыта гулко стучали по палой листве. Так почему Рагналл оставил Хэстена? Хэстен был не лучшим воином в армии Рагналла, возможно, даже худшим, но лжеца искусней него не сыскать. И тут меня осенило. Я решил, что Эдс-Байриг должен был усыпить бдительность слабого короля Эофервика, но нет. Он был нацелен против нас. Против меня.

– Он остался, – сказал я Финану, – потому что Рагналл вернется.

– Ему прежде надо занять Эофервик, – сухо ответил Финан.

Я осадил Тинтрига и поднял руку, призывая остальных остановиться.

– Оставайтесь в седле, – наказал я, а сам соскользнул с седла и бросил поводья Годрику. – Держи коня здесь, – велел я ему.

Мы с Финаном медленно поднялись по склону.

– Сторонники Ингвера разлетятся, – сказал я Финану. – Ингвер – слабак. Рагналл без труда станет королем Эофервика. Ярлы уже, должно быть, стекаются к нему, приводят людей, присягают на верность. Ему даже нет нужды самому идти в Эофервик! Он может послать три сотни, чтобы отбить город у Ингвера и вернуться к нам. Он хочет, чтобы мы думали, будто он направляется туда.

Лес редел, и я заметил свежие бревна восточной стены Эдс-Байрига. Мы пригнулись и осторожно двинулись вперед, остерегаясь дозорных на высоких деревянных укреплениях.

– Рагналл должен наградить своих сторонников, – продолжил я, – а что лучше земель северной Мерсии?

– Но при чем тут Эдс-Байриг? – с сомнением протянул Финан.

– Это оплот в Мерсии, – пояснил я, – позиция для атаки на Честер. Рагналлу нужна громкая победа, способная возвестить всем, что он победитель. Он хочет, чтобы больше людей прибыло из-за моря, а дабы привлечь их, он обязан нанести сокрушительный удар. Захват Эофервика не в счет. Двенадцать королей сменилось там за столько же лет, но что если он захватит Честер?

– Если, – заметил все еще сомневающийся Финан.

– Захвати он Честер, – продолжил я, – и уничтожит репутацию Этельфлед. Получит земли, контроль над Мерзом и Ди, бурги, чтобы нам насолить. При штурме Рагналл потеряет людей, воинов у него достаточно. Но для этого ему нужен Эдс-Байриг. Его оплот. Если мы впустим Рагналла в Эдс-Байриг, нам ни за что не выкурить его оттуда. Зато если Эдс-Байриг окажется в наших руках, ему будет на редкость сложно осадить Честер.

К этому времени мы добрались до кромки леса, где, притаившись в подлеске, разглядывали свежепостроенные стены над нами. Они были выше человеческого роста и находились под защитой внешнего рва.

– Скольких ты там видишь? – спросил я.

– Ни одного.

И точно. Над восточной стеной Эдс-Байрига не виднелось ни одной головы или острия копья.

– Вдоль стен нет помостов для защитников, – сказал я.

Финан нахмурился. Он задумался. В ста шагах от нас возвышалась стена, но без защитников. Там должны были стоять дозорные, но если там нет площадок для защитников стены, то воины смотрели сквозь щели в свежесрубленных бревнах. И эти бревна были разной длины, еще не выровнены. Стена строилась в спешке.

– Это обман, – сказал я. – Сплошной обман! Обращение Хэстена – обман. Он тянет время до возвращения Рагналла. Четыре дня? Пять?

– Так скоро?

– Он уже наверное на пути к нам, – сказал я. 
Теперь всё стало очевидным. Рагналл сжег свой мост из кораблей, дабы внушить нам, будто он покинул Мерсию. Но чтобы вернуться, ему лишь требовалось прошагать пару миль на восток и проследовать по римской дороге на юг, где через Мерз перекинут мост. Он идет к нам, в этом я не сомневался.

– Но сколько ублюдков внутри стен? – спросил Финан.

– Есть лишь один способ узнать.

Финан хохотнул.

– И ты еще втолковываешь юному Этельстану про осторожность перед битвой?

– Есть время осторожничать, – сказал я, – и время просто убивать засранцев.

Финан кивнул.

– Но как мы переберемся через стену? У нас нет лестниц.

И я объяснил ему как.

Возглавили нападение двенадцать самых юных воинов. Среди них и мой сын.

Вся хитрость состояла в том, чтобы быстро добраться до стены и быстро же через нее перемахнуть. Стена доходила до восьми-девяти футов в высоту, и у нас не было лестниц, зато имелись лошади.

Так мы захватили Честер. Мой сын встал в седле и перебрался через ворота, то же самое я и приказал двенадцати юношам. Скакать как вихрь к стене, встать на коня и добраться до верхушки стены. Остальные поскачут вслед. Я бы не отказался возглавить эту дюжину, но был не столь проворен, как прежде. Это задание для юношей.

– А что если с другой стороны нас поджидает две сотни мерзавцев? – спросил Финан.

– Тогда они не переберутся через стену, – ответил я.

– А если леди Этельфлед уже заключила перемирие?

Этот вопрос я пропустил мимо ушей. Я подозревал, что блаженные христиане согласились оставить Хэстена на холме до Пасхи, но меня их договор не касался, поскольку Хэстен оставался моим человеком. Он присягнул мне на верность. Возможно, клятва и приносилась давным-давно, и Хэстен нарушал её не раз, но клятва оставалась клятвой, и он задолжал мне послушание. Христиане могут утверждать, что клятва, принесенная язычнику, не имеет силы, но такие слова не имели силы для меня. Как ни крути, Хэстен оставался моим человеком и не имел права заключать перемирие с Этельфлед без моего согласия. Я желал ублюдку смерти.

– Вперед, – велел я сыну, – вперед!

Двенадцать всадников пришпорили лошадей и сквозь густой подлесок вырвались на открытую местность. Я отпустил их на двадцать-тридцать шагов вперед и послал Тинтрига вслед.

– Все за мной! – прокричал я.

Впереди был мой сын, его жеребец тяжело скакал по холму. Я заметил, как его конь влетел в ров и выбрался на дальней стороне, где сын обеими руками ухватился за стену. Вскарабкавшись, он перекинул ногу через стену, за ним подтянулись на стену и остальные. Один упал и скатился в ров. Брошенные лошади стояли у стены, прямо на нашем пути.

И тут стена рухнула.

Я только что добрался до рва. Он оказался мелким, поскольку людям Хэстена не хватило времени его углубить. Здесь не было ни кольев, ни иных препятствий, лишь крутой берег, взбирающийся к верхушке земляного вала, куда вбили бревна. Однако врыли их недостаточно глубоко, и под тяжестью моих людей на верхушке стена рухнула. Тинтриг шарахнулся от грохота, и я его осадил. Мимо промчались всадники, даже не соизволившие спешиться, и прямиком направили скакунов на вал с поваленными бревнами.

– Спешиться! – закричал Финан.

Лошадь поскользнулась и упала на бревна. Она брыкалась и ржала, оттеснив остальных всадников к краям бреши, что оказалась недостаточно широка для лавины перепуганных лошадей и суетящихся всадников.

– Спешиться! – повторил приказ Финан.

– Наступаем в пешем строю! Щиты! Щиты! Мне нужны щиты!

То был приказ строиться в стену из щитов. Воины соскользнули с седел и хлынули за поваленную стену. Тинтрига я вел в поводу.

– Держи при себе коня! – наказал я Бергу.
Передо мной лежали поваленные бревна, скатившиеся во внутренний ров, за которым расположился второй земляной вал. Но и он не представлял серьезного препятствия. Мои воины, обнажив мечи, карабкались за поваленную стену. Перед нами же виднелись три больших свежесрубленных дома с грубыми бревенчатыми стенами и соломенными крышами. Подле них стояли люди, но находились они на почтительном расстоянии, в самом конце форта. И насколько мне удалось разглядеть, с нашей стороны форта не было дозорных.

– Стена из щитов! – прокричал я.

– Ко мне!

Финан стоял как раз у самых домов и рукой указывал место, где следовало строиться в стену из щитов.

– Берг! Помоги! – попросил я, и Берг, сцепив руки, забросил меня в седло Тинтрига. Я обнажил Вздох Змея.

– В седло и следуй за мной, – бросил я Бергу.

Я поскакал к краю спешно строившейся стены из щитов. Отсюда я мог разглядеть весь форт. Две сотни? Сомневаюсь, что там было больше. Они собрались у дальней стороны форта, очевидно, ожидая объявления исхода переговоров с Этельфлед, а теперь мы оказались у них в тылу. Но ближе к нам, даже превосходя воинов числом, столпились женщины и дети. Они бежали. Среди них находилось и с десяток мужчин, все спасались от нашего неожиданного вторжения с восточной стороны.

– Нужно остановить беглецов, – крикнул я Бергу. – За мной!
Я пришпорил коня.

Я был Утредом, лордом Беббанбургским, во всем блеске воинской славы. На руках поблескивали браслеты поверженных врагов, на свежевыкрашенном щите оскалил пасть волк – герб моей семьи, а другой волк, уже серебряный, приготовился к броску на гребне отполированного шлема. Кольчуга, начищенная до блеска песком, сидела влитую, пояс, ножны, уздечка и седло инкрустированы серебром, на шее сверкала золотая цепь, сапоги отделаны серебром, на клинке меча струились завитки, от рукояти до жаждущего крови острия. Я был воином и лордом верхом на вороном жеребце, и мы навевали ужас.

Я промчался сквозь толпу беглецов, осадив Тинтрига перед бегущей с ребенком на руках женщиной. Какой-то воин услышал стук копыт и повернулся, чтобы замахнуться топором. Слишком поздно. Вздох Змея утолил первую жажду крови, и женщина закричала. Берг пробирался сквозь толпу, низко опустив меч, а мой сын, вернувшись в седло, вел трех всадников в самую гущу неразберихи.

– Отрежь им путь! – прокричал я ему и направил Тинтрига к ближайшим беглецам.

Я хотел удержать толпу между моей стеной из щитов и большой группой врагов, что торопливо строились в свою стену у дальней стороны крепости.

– Гони их назад! – приказал я сыну. – Назад, к Финану!

Потом я прогарцевал перед толпой, угрожающе выставив меч. Я вносил панику, но панику намеренную. Мы сгоняли женщин и детей к нашей стене из щитов. Лаяли собаки, ревели дети, а толпа подалась назад, отчаянно спасаясь от стучащих копыт и сверкающих мечей, пока наши лошади проносились мимо.

– А теперь гони вперед! – крикнул я Финану. – Но не спеши!

Я держался подле толпы, испугавшись наших свирепых скакунов, она подалась назад, к наступающей стене из щитов Финана. Наказав Бергу прикрывать мне спину, я стал рассматривать форт. Вдоль южной стены протянулось еще больше домов, но большую часть внутри крепости занимала примятая трава со сваленными на нее внушительными штабелями бревен. У дальнего конца Хэстен начал строительство большого дома, там-то и выстроились в стену его люди. Они образовали стену в три ряда, которая к тому же оказалась шире нашей. Шире и глубже, а над ней высилось прежнее знамя Хэстена – выцветший череп на длинном шесте.

Стена выглядела грозной, но люди Хэстена перепугались не меньше своих жен и детей. Кое-кто кричал и указывал на нас, очевидно, призывая выступить и сразиться, но остальные поглядывали на дальние укрепления, которые, если меня не обманывало зрение, оказались единственным участком стены, где построили боевые площадки. Воины на тех площадках наблюдали за войском Этельфлед. Один из них что-то кричал стоящим в стене, но он находился слишком далеко, чтобы я мог расслышать.

– Финан! – крикнул я.

– Господин?

– Спали эти лачуги! 
Я хотел, чтобы войско Этельфлед угрожало дальнему укреплению, и таким образом врагу пришлось бы оглядываться в обе стороны. Дым же мог возвестить о том, что крепость Хэстена в беде.

– И поживей! – Я указал Вздохом Змея в сторону вражеских рядов. – Убьем их!

Финан отдал приказ, и его стена ускорила шаг. Воины принялись колотить мечами по щитам и гнали беглецов вперед.

– Дай им сбежать, – крикнул я сыну, – но держи в центре крепости!
Он мгновенно понял и повернул коня, увлекая своих людей к северной стороне крепости.

– Берг? – позвал я. – Мы с тобой расправимся с южным флангом.

– Что мы затеяли, господин?

– Гоним женщин и детей на воинов, – пояснил я, – но гони их прямо вперед.

Проломить стену из щитов – дело весьма кропотливое и кровавое. Два ряда воинов должны схлестнуться и постараться смять стену врага топорами, копьями и мечами. Но на место каждого павшего в цепи врага готов заступить другой. Кто бы ни командовал людьми Хэстена в крепости, у него было три ряда поджидающих нас воинов, а у Финана лишь два. Наша стена была тоньше и меньше, но если нам удастся сломить их стену, то мы щедро оросим вражеской кровью вершину холма. Вот почему я и гнал женщин с детьми прямиком на вражескую стену из щитов. Эти беглецы, что отчаянно спасались от мрачного стука мечей по крашеным щитам, врежутся в стену Хэстена, их паника передастся его воинам, отчаянные попытки беглецов спастись от наших клинков вскроют бреши в стене Хэстена. Мы же воспользуемся этими брешами, чтобы разбить стену на небольшие группы и вырежем их.

Горстка наших всадников носилась по пространству между двумя стенами, и женщины с детьми в поисках спасения бросились под защиту щитов своих родичей. Мы с Бергом следили за тем, чтобы они не смогли обогнуть вражескую стену из щитов, а врезались прямиком в воинов Хэстена. Финан, смекнув в чем дело, еще пуще ускорил шаг. Мои воины выкрикивали песнь, стучали мечами по щитам, улюлюкали.

И я знал, что нас ждет легкая победа.

Я чуял страх и панику врага. Рагналл оставил их здесь, наказав беречь Эдс-Байриг до своего возвращения. Хэстен же положился на свое коварство и ложь, чтобы удержать форт. Новая стена хоть и выглядела грозной, на деле оказалась фарсом – бревна вбили недостаточно глубоко, и она завалилась. Теперь мы очутились внутри форта, снаружи стояло войско Этельфлед, и воины Хэстена понимали, что их ждет разгром. Семьи же сбились перед ними, стараясь разомкнуть сцепленные щиты и спрятаться за ними. Финан заметил открывшиеся бреши и приказал наступать.

– Убейте их! – прокричал он.

Мы жестоки. Теперь, когда я стар и даже ярчайший солнечный свет кажется тусклым, а рокот волн, разбивающихся о скалы – приглушенным, я часто думаю о тех, кого отправил в Вальхаллу. Целые ряды храбрецов, копейщиков-датчан, стойких воинов, отцов и мужей, чью кровь я пролил, чьи кости оставил гнить. Когда я вспоминаю ту битву на вершине Эдс-Байрига, то понимаю, что мог потребовать у них сдаться, и знамя с черепом пало бы, а мечи полетели бы наземь, но мы сражались с Рагналлом Жестоким. То было прозвище, к которому он стремился. Рагналл Жестокий, а вернее его воины должны узнать, что мы грозней самого Рагналла. Я понимал, что нам предстоит с ним сразиться, что наша стена из щитов схлестнется с его стеной, и желал, чтобы в сердцах его воинов таился страх, когда они с нами столкнутся.

И мы убивали. Паника в рядах врага смяла собственную стену из щитов. Мужчины, женщины и дети бросились к воротам, но их оказалось слишком много, чтобы выбраться сквозь узкий проход. Они столпились у ворот, где их рубили мои люди. Мы жестоки, мы свирепы, мы – воины.

Я позволил Тинтригу самому выбирать дорогу. Несколько человек попытались бежать, перебравшись через стену, но я снял их со стены Вздохом Змея, скорее ранив, нежели убив. Я хотел убивать, но также хотел, чтобы на север с вестью для Рагналла прохромали изувеченные враги. Пронзительные вопли отдавались у меня в ушах. Некоторые враги пытались укрыться в недостроенном доме, но воинов Финана охватила жажда резни. Копья разили людей в спину.

На глазах у детей умирали отцы, жены оплакивали мужей, но мои безжалостные воины продолжали сеять смерть, рубя топорами и мечами, пронзая копьями. Наш строй распался, в нем уже не было нужды, поскольку враг не сражался, а бежал. Некоторые пытались сражаться. Я заметил, как двое подскочили к Финану. Ирландец, наказав своим воинам посторониться, на моих глазах бросил щит, подначивая врагов. Отбив неловкие выпады противников, Финан, метнулся и проткнул живот одного из них, глубоко вогнав клинок. Потом, пригнувшись под свирепым ударом второго, выдернул меч, перехватил его обеими руками и вогнал в глотку нападавшему. Все это ирландец проделал непринужденно.

Ко мне подскочил копейщик с перекошенным лицом. Обозвав меня дерьмом, он нацелил копье в брюхо Тинтригу, понимая, что если свалит наземь коня, то я стану легкой добычей его меча. По моему шлему, по золоту и серебру, украшающим пояс, уздечку, сапоги и ножны, он догадался, что перед ним прославленный воин. Убив меня перед собственной смертью, он навеки прославит свое имя.

Скальды могли воспеть его подвиг, могли сложить песнь о смерти Утреда. Я подпустил датчанина, а затем легонько сжал бока Тинтрига. Тот метнулся вперед, копейщику пришлось дернуть копье, и вместо того, чтобы вспороть брюхо жеребцу, оно прочертило кровавую полосу на боку. Махнув Вздохом Змея, я перерубил ясеневое древко, но датчанин бросился за мной, схватил за правую ногу и попытался стащить с седла. Вздох Змея вновь опустился, скользнул по краю шлема датчанина и, угодив тому в лицо, отсек нос с подбородком. Кровь брызнула на мой правый сапог, когда противник отпрянул от внезапной боли и выпустил меня. Тут я опять его ударил, на этот раз разрубив шлем. Датчанин издал сдавленный всхлип, прижав руки к изувеченному лицу. Я же пришпорил Тинтрига и поскакал дальше.

Воины сдавались. Они бросали щиты, оружие и вставали на колени на траву. Женщины защищали их, крича на убийц, умоляя остановить безумие, и я решил, что женщины правы. Мы убили уже достаточно.

– Финан, – прокричал я, – бери в плен!

И тут за воротами протрубил рог.

Битва, начавшаяся столь стремительно, внезапно прекратилась, будто бы рог протрубил для обеих сторон. Он прозвучал снова, нетерпеливо, и я увидел, что толпа у ворот стала пробиваться обратно в форт.

Показался епископ Леофстан верхом на своем мерине, болтая ногами почти у самой земли. Вслед за священником въехала Этельфлед в окружении внушительного отряда воинов под предводительством Меревала. Замыкали шествие Хэстен со своими людьми и отряд мерсийцев Этельфлед.

– Ты нарушил перемирие! – обвинил меня отец Цеолнот, скорее грустно, нежели со злостью. – Лорд Утред, ты нарушил наше священное обещание!
Он не отрывал взгляда от распластанных на земле тел. Выпотрошенные тела превратились в мешанину внутренностей и разбитых кольчуг, из разрубленных шлемов вытекали мозги, на покрасневшие от крови трупы уже слетались мухи.

– Мы дали обещание перед Богом, – печально добавил он.

Отец Гарульд с искаженным от гнева лицом встал на колени и взял за руку умирающего.

– У тебя нет чести, – выплюнул он.

Я пришпорил Тинтрига и опустил кровавое острие Вздоха Змея, так что оно коснулось шеи датского священника.

– Знаешь, как меня прозвали? – спросил я его. – Убийцей священников. Только заикнись еще раз о чести, и заставлю тебя сожрать свое дерьмо.

– Ты… – начал он, но я с силой стукнул его Вздохом Змея плашмя по голове, свалив наземь.

– Ты лгал, монах, лгал, так что не говори мне о чести.

Священник затих.

– Финан, – проревел я, – разоружить всех!

Этельфлед подтолкнула кобылу к строю потерпевших поражение норманнов.

– Почему? – горько спросила она, – почему?

– Они враги.

– Крепость и так бы сдалась на Пасху.

– Госпожа, – устало сказал я, – Хэстен в жизни не говорил правды.

– Он принес мне клятву!

– А я еще не освободил его от клятвы, принесенной мне, – рявкнул я в ответ, внезапно разозлившись. – Хэстен мой, он мне поклялся! И никакие священники или богомольцы этого не изменят!

– А ты, – возразила она, – присягнул мне. Твои люди служат мне, и я заключила договор с Хэстеном.

Я повернул лошадь. Епископ Леофстан приблизился, но тут же отпрянул. Мы с Тинтригом были покрыты кровью, воняли ею, мой меч блестел от крови. Я привстал в стременах и закричал выжившим воинам Хэстена.

– Все христиане, шаг вперед! – я подождал. – Живей! – крикнул я. – Я хочу, чтобы все христиане встали тут! – я указал мечом в сторону пустующего лужка между двумя кучами бревен.

Хэстен открыл было рот, но Вздох Змея, метнувшись, уткнулся в него.

– Скажешь слово, вырежу тебе язык!

Хэстен закрыл рот.

– Христиане, – повторил я, – сюда, немедленно!

Вышли четверо мужчин. Четверо мужчин и около тридцати женщин. И всё.

– Теперь посмотри на остальных, – сказал я Этельфлед, указывая на людей, которые остались на месте. – Посмотри, что висит на шеях, госпожа. Ты видишь кресты или молоты?

– Молоты, – тихо произнесла она.

– Он солгал, – сказал я. – Заявил тебе, что все его люди, кроме нескольких – христиане, что они ждут праздника Эостры, дабы крестить остальных, но взгляни на них! Они, как и я, язычники, а Хэстен – лгун. Он всегда лгал.

Я пробирался сквозь толпу, говоря на ходу.

– Ему приказали удержать Эдс-Байриг до возвращения Рагналла, что вскоре произойдет. Хэстен лгал, потому что не мог говорить правду. Его язык изворотлив. Он нарушает клятвы, госпожа, и клянется, что черное – это белое, а белое – черное, и люди ему верят, потому что мед так и сочится с его языка. Но я его знаю, госпожа, потому что он мой человек, он принес мне клятву.

Сказав это я, наклонился, схватил Хэстена за кольчугу, рубаху и плащ и приподнял его. Он был намного тяжелее, чем я ожидал, но я перекинул его через седло и развернул Тинтрига.

– Я знаю его всю жизнь, госпожа, – сказал я, – и за все это время он ни разу не сказал ни слова правды. Он изворотлив, как змея, лжив, как ласка, и обладает храбростью мыши.

В задних рядах толпы завопила Бруна, жена Хэстена, и начала пробираться вперед, работая увесистыми кулаками. Она обзывала меня убийцей, язычником, дьявольским отродьем. Я знал, что она христианка. Хэстен даже поощрял её обращение, поскольку таким образом снискал расположение Альфреда. Он дернулся в седле и схлопотал удар в зад увесистой рукоятью Вздоха Змея.

– Утред, – крикнул я сыну, – если эта толстая сука хоть пальцем коснется меня или коня, сломай ей никчемную шею!

– Лорд Утред, – Леофстан решил было меня остановить, но бросив взгляд на кровь на Вздохе Змея и боку Тинтрига, отступил.

– В чем дело, отец?

– Он знает символ веры, – неуверенно произнес священник.

– Так и я его знаю, отец. Делает ли это меня христианином?

– Он не уверовал? – Леофстану будто бы разбили сердце.

– Нет, – сказал я, – и я это докажу. Смотри. 
Я сбросил Хэстена с седла, спешился, передал поводья Годрику и кивнул Хэстену:
– Меч при тебе, обнажи его.

– Нет, господин, – произнес он.

– Ты не станешь сражаться?

Ублюдок обратился к Этельфлед:

– Разве Господь не учит нас возлюбить врагов наших? Подставить другую щеку? Если я умру, госпожа, то умру христианином. Умру, как Христос, охотно. Я умру как свидетель...

Чему бы он там ни был свидетелем, ему сообщить не удалось, потому что я ударил его мечом плашмя по шлему. От удара Хэстен повалился на землю.

– Вставай, – сказал я.

– Госпожа, – произнес он, глядя на Этельфлед.

– Вставай, – крикнул я.

– Вставай, – приказала Этельфлед, пристально глядя на него.

Хэстен встал.

– А теперь дерись, скользкий кусок дерьма, – велел я.

– Я не стану сражаться. Я тебя прощаю.

Хэстен перекрестился и дерзнул пасть на колени, сжав обеими руками крест и выставив его перед лицом, словно молился.

– Святая Вербурга, – воззвал он, – помолись за меня сейчас и в час моей смерти!

Я замахнулся Вздохом Змея с такой силой, что Этельфлед охнула. Клинок просвистел в воздухе, метя Хэстену в шею. Замах был свиреп и быстр, но в последний миг я сдержал удар, так что окровавленный меч застыл на волоске от Хэстена. И он поступил так, как я и предвидел. Его правая рука, до того сжимавшая крест, метнулась к рукояти меча. Он сжал ее, однако не предпринял попытки обнажить меч.

Я прикоснулся клинком к его шее.

– Испугался, – спросил я его, – что не попадёшь в Вальхаллу? Поэтому схватился за меч?

– Пощади, – взмолился он, – и я выдам тебе все замыслы Рагналла.

– Мне известно, что замышляет Рагналл. – Я надавил острием на шею Хэстена, и тот вздрогнул.

– Ты недостоин того, чтобы с тобой сражаться, – сказал я и посмотрел мимо Этельфлед на её племянника. – Принц Этельстан! Подойди!

Этельстан глянул на тетку, но та лишь кивнула, и он соскользнул с седла.

– Сразишься с Хэстеном, – сказал я ему. – Настало время тебе убить ярла, пусть и жалкого ярла вроде него.

Я убрал меч от шеи Хэстена.

– Вставай, – приказал я ему.

Хэстен поднялся и бросил взгляд на Этельстана.

– Ты выставишь против меня мальчишку?

– Побьешь мальчишку и останешься в живых, – пообещал я ему.

Стройный и юный Этельстан едва вышел из мальчишеского возраста, а Хэстен был закаленным воином. Однако Хэстен смекнул, что я не стал бы рисковать жизнью принца, не будучи уверенным, что юноша победит. Понимая это, Хэстен прибегнул к уловке. Он обнажил меч и понесся на Этельстана, который ожидал моей отмашки на начало поединка.