Текст книги "Воины бури (ЛП)"

Автор книги: Бернард Корнуэлл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Я плюнул в его сторону.

– Скажите уже кто-нибудь этому слюнявому идиоту, что мы не будем сражаться с Рагналлом.

Молчание в конце концов прервал Ситрик:

– Потому что его защищают стены Эдс-Байрига.

– Но не людей у реки! – напомнил Цеолнот. – Они беззащитны!

– Этого мы не знаем, – сказал я, – потому я и послал в лес лазутчика. Но даже если у них нет частокола, у них есть лес. Вести армию в лес – это значит нарваться на засаду.

– Ты можешь пересечь реку на востоке, – решил предложить совет по воинской тактике отец Цеолнот, – и напасть на мост с севера.

– И с какой стати мне так поступать, дубина ты стоеросовая? – поинтересовался я. – Мне нужен там этот мост! Если я разрушу мост, то загоню три тысячи норманнов в ловушку в Мерсии! А я хочу, чтобы выродки убрались отсюда, убрались за реку, – я помедлил, а потом решил сказать то, что подсказывало чутье, я верил, что это подтвердит и Бедвульф. – Именно этого они и сами хотят.

Этельфлед озадаченно нахмурилась.

– Хотят убраться на другой берег реки?

Цеолнот пробубнил что-то о том, что это чепуха, но Цинлэф понял, о чем я.

– Лорд Утред, – сказал он, уважительно подчеркнув мое имя, – считает, что Рагналл на самом деле хочет вторгнуться в Нортумбрию. Хочет стать там королем.

– Тогда почему он здесь? – уныло спросил Цеолберт.

– Чтобы заставить жителей Нортумбрии поверить, что он грезит о Мерсии, – объяснил Цинлэф. – Пытается сбить врагов с толку. Рагналл не собирается нападать на Мерсию...

– Пока не собирается, – подчеркнул я.

– Он хочет стать королем севера, – закончил Цинлэф.

Этельфлед посмотрела на меня.

– Он прав?

– Думаю, да, – ответил я.

– Так Рагналл не двинется на Честер?

– Он знает, как я поступил здесь с его братом.

– С его братом? – удивился Леофстан.

– Сигтрюгр напал на Честер, – объяснил я священнику, – и мы перебили его людей, а я лишил его правого глаза.

– А он взял в жены твою дочь! – не мог не вставить отец Цеолнот.

– Покувыркался с ней, это уж точно, – сказал я, глядя на Леофстана, а потом повернулся к Этельфлед. – Рагналл не собирается нападать на Честер, – заверил я ее, – по крайней мере еще пару лет. Когда-нибудь – да, если сможет, но не сейчас. Так что да, – твердо произнес я, – он сюда не придет.

А на следующее утро он пришел.

Норманны показались из-за края леса шестью огромными потоками. Им по-прежнему не хватало лошадей, поэтому многие шли пешком, но все в кольчугах и шлемам, со щитами и оружием, появляясь из-за далеких деревьев под своими знаменами с изображениями орлов и топоров, драконов и воронов, кораблей и молний. Некоторые флаги несли христианский крест, и эти, предположил я, относились к ирландцам Коналла, а стяг Хэстена – просто человеческий череп, насаженный на шест. Самый большой флаг – кроваво-красный топор Рагналла, трепетал на сильном ветру над группой всадников, которые выдвинулись впереди гигантской орды, медленно выстраивающейся в мощный боевой строй, обращенный к восточным валам Честера. Во вражеских рядах трижды проревел рог, будто они думали, что мы как-то не заметили их прихода.

Финан вернулся, опережая врага, предупредив меня, что видел движение в лесу, и теперь присоединился к нам с сыном на крепостном валу и смотрел на огромную армию, появившуюся из-за дальнего леса и развернувшуюся перед нами, заняв полмили открытого пространства.

– Нет лестниц, – произнес он.

– Нет, насколько я вижу.

– Язычники могущественны, – отец Леофстан тоже поднялся на стену и окликнул нас. – Но мы победим! Разве не так, лорд Утред?

Я не обратил на него внимания.

– Никаких лестниц, – сказал я Финану, – значит, они не атакуют.

– Довольно впечатляюще, – произнес мой сын, глядя на огромную армию. Он обернулся, когда тихий голос пропищал с ведущей на стену лестницы. Это была жена отца Леофстана, по крайней мере, эта кучка тряпья, плащей, накидок и капюшонов напоминала ту кучку, с которой он прибыл в город.

– Гомерь, любимая! – воскликнул отец Леофстан и поспешил на помощь этой кучке тряпья по крутой лестнице. – Осторожно, мой херувимчик, осторожней!

– Он женат на гноме, – произнес мой сын.

Я засмеялся. Отец Леофстан был столь высок, а кучка тряпья так мала и закутана в тряпье, что напоминала маленького пухлого гнома. Она протянула руку, и муж помог ей на последних истертых ступенях. Она пискнула с облегчением, когда добралась до вершины, и ахнула, увидев армию Рагналла, что сейчас продвигалась по римскому кладбищу. Она стояла рядом с мужем, ее голова едва достигала ему до талии, Гомерь вцепилась в его рясу, будто опасаясь, что может навернуться со стены. Я попытался разглядеть её лицо, но оно скрывалось в глубине просторного капюшона.

– Они язычники? – спросила она слабым голосом.

– Поверь, дорогая, – весело сказал отец Леофстан, – Бог послал нам лорда Утреда, и Бог дарует нам победу. – Он обратил широкое лицо к небу и поднял руки. – Излей же гнев свой на язычников, Господи! – взмолился он, – приведи их в смятение яростью своей и порази их гневом своим!

– Аминь, – пискнула его жена.

– Бедняжка, – тихо произнес Финан, взглянув на нее. – Как пить дать под этим тряпьем прячется уродливая жаба. Епископ, пожалуй, рад, что не обязан засевать её чрево.

– А может, это она рада, – возразил я.

– А может, она красавица, – задумчиво предположил мой сын.

– Ставлю два шиллинга, что жаба, – предложил Финан.

– Идет, – сын протянул руку, чтобы скрепить сделку.

– Не будьте глупцами, – прорычал я, – проклятая церковь и так у меня в печенках сидит, не хватало еще ваших шуточек над женой епископа.

– Ты хочешь сказать, над его гномом, – произнес сын.

– Просто не распускайте руки, – сказал я и повернулся взглянуть на одиннадцать всадников, отделившихся от широкой стены щитов. Они под тремя знаменами скакали к нашим крепостным валам. – Пора ехать, – сказал я.

Время встретиться с врагом.

Глава четвертая

Наши лошади ожидали на улице, а мой слуга Годрик держал превосходный шлем, увенчанный фигуркой волка, свежевыкрашенный щит и плащ из медвежьей шкуры. Когда я грузно взобрался в седло, знаменосец встряхнул огромный стяг с волчьей головой. Я ехал на Тинтриге, новом черном как ночь жеребце, огромном и диком. Его имя означало Буря, и то был подарок от моего старого друга Стеапы, который возглавлял придворную гвардию короля Эдуарда, пока не покинул свой пост, удалившись в свои владения в Уилтуншире. Тинтриг, как и Стеапа, был натренирован для битвы и обладал злобным нравом. Мне он нравился.

Этельфлед уже ждала у северных ворот. Облаченная в отполированную до блеска кольчугу под белоснежным плащом, она сидела верхом на Гасте, своей белой кобыле. Ее сопровождали Меревал, Осферт и Цинлэф, как и отец Фраомар, ее духовник и капеллан. 
– Сколько приближается язычников? – спросила меня Этельфлед.

– Одиннадцать.

– Пусть к нам присоединится еще один человек, – приказала она Меревалу. 
Этот человек, учитывая наших с ней знаменосцев, моего сына и Финана в качестве сопровождающих, уравняет нас в числе с теми, кого взял с собой Рагналл.

– Возьми принца Этельстана! – велел я Меревалу.

Меревал посмотрел на Этельфлед, она кивнула.

– Но скажи ему, чтобы поторопился! – уточнила она.

– Пусть ублюдки подождут, – проворчал я, игнорируя замечание Этельфлед.

Этельстан уже облачился для битвы – в кольчугу и шлем, так что заминка возникла, только чтобы оседлать лошадь. Сев в седло, он улыбнулся мне, а потом почтительно поклонился тетке.

– Благодарю тебя, госпожа!

– Просто сохраняй молчание, – приказала ему Этельфлед, а потом повысила голос: – Открыть ворота!

Огромные ворота заскрипели, завизжали и заскрежетали, пока их толкали наружу. Воины еще топали по каменным ступеням, поднимаясь на валы крепости, когда наши знаменосцы уже проезжали сквозь длинную арку ворот. Держащий крест гусь Этельфлед и моя волчья голова были единственными знаменами, что поднялись навстречу слабому весеннему солнцу, когда мы прогрохотали по мосту, что пересекал заполненный водой ров. А затем мы пришпорили лошадей навстречу Рагналлу и его людям, осадившим своих коней ярдах в трехстах от нас.

– Ты не должна здесь находиться, – сказал я Этельфлед.

– Почему же?

– Потому что мы не услышим ничего кроме оскорблений.

– Думаешь, я боюсь слов?

– Думаю, он постарается оскорбить и задеть тебя, и разгневав, добьется своей цели.

– Писание учит нас, что глупец обычно словоохотлив! – произнес отец Фраомар, весьма приятный молодой человек, крайне преданный Этельфлед. – Так пусть поганец говорит и явит свою глупость.

Я повернулся в седле, чтобы взглянуть на стены Честера, густо усеянные воинами: солнце сверкало на наконечниках копий по всей длине вала. Ров очистили и заново утыкали заостренными кольями, а стены увешали знаменами, большинство из которых изображали христианских святых. «Оборонительные сооружения, – подумал я, – выглядят внушительно». А вслух произнес:

– Если он попытается напасть на город, то он просто глупец.

– Тогда почему он здесь? – спросила Этельфлед.

– Этим утром? Запугать нас, обругать и бросить вызов.

– Я хочу на него посмотреть. Хочу увидеть, что он за человек.

– Он опасен, – произнес я и задался вопросом, сколько же раз я встречался с врагом перед битвой во всем блеске своей воинской славы. Это ритуал. На мой взгляд, ритуал этот ничего не значил, ничего не менял и ничего не решал, но, видимо, Этельфлед было любопытно взглянуть на врага, и поэтому мы сделали Рагналлу одолжение и приехали выслушать оскорбления.

Мы остановились в нескольких шагах от северян, стоящих под тремя знаменами. Красный топор Рагналла был самым большим, а по бокам – стяг с изображением корабля, плывущего по кровавому морю, и череп на высоком шесте – символ Хэстена. Сам Хэстен восседал под этим черепом на коне и улыбнулся мне, будто мы старые друзья. Он выглядел старым, но, думаю, я тоже. Его шлем украшало серебро и крылья ворона. Он был явно доволен собой, в отличие от человека, чьё знамя изображало корабль в кровавом море – тоже пожилого мужчины, узколицего и седобородого, со шрамом на щеке.

Он носил превосходный шлем с длинным лошадиным хвостом черного цвета, каскадом ниспадающим на спину. Шлем также венчал золотой обруч – шлем короля. Поверх кольчуги висел крест, золотой крест, усеянный янтарем, показывающий, что это единственный христианин среди врагов, что нам противостоят. Но что действительно выделяло его в это утро, так это убийственный взгляд, брошенный на Финана. Я сам взглянул на Финана и увидел, что его лицо тоже преисполнено гневом. Так человек в шлеме с золотой короной и лошадиным хвостом, должно быть, Коналл, брат Финана. Взаимная ненависть была прямо-таки осязаемой. Одно лишнее слово, и мечи вылетят из ножен.

– Гномы! – тишину нарушил громадный мужчина под знаменем с изображением красного топора и пнул большого жеребца, заставив того сделать шаг вперед.

Значит, это и есть Рагналл Иварсон, Король Моря, правитель островов и будущий король Британии. Он носил кожаные штаны, заправленные в высокие, покрытые золотыми бляшками сапоги. Такие же золотые бляшки усеивали перевязь, откуда свисал чудовищных размеров меч. Он не носил ни кольчуги, ни шлема, вместо этого его голую грудь пересекали два кожаных ремня, под которыми вздымались мышцы. На волосатой груди виднелись татуировки: орлы, змеи, драконы и топоры, извивающиеся от живота к шее, которую обвивала золотая цепь. На руках Рагналла красовались многочисленные серебряные и золотые браслеты – знак доблести, а в длинных тёмно-каштановых волосах сверкали золотые кольца. Лицо было широким, жестким и мрачным, а на лбу виднелось изображение орла с распростертыми крыльями, чьи когти опускались до скул.

– Гномы, – снова усмехнулся он, – вы пришли, чтобы сдать свой город?

– У тебя есть, что нам сказать? – спросила Этельфлед на датском.

– Это что, женщина в кольчуге? – Рагналл обратился ко мне, пожалуй, оттого, что я выделялся ростом или искусно украшенными доспехами. – Я видел многое, – сказал он мне добродушно, – видел странные огни, что сверкают в северном небе, проглоченные водоворотами корабли, видел льдины размером с гору, плавающие в море. Я наблюдал, как киты ломают корабль пополам, видел огонь, изрыгающийся из холма словно блевотина, но я никогда не видел женщину в кольчуге. Это то существо, что, по слухам, правит Мерсией?

– Леди Этельфлед задала тебе вопрос, – произнес я.

Рагналл посмотрел на нее, привстал в седле и громко пустил газы. 
– Вот ей ответ, – сказал он, с явным удовольствием усевшись обратно. На лице Этельфлед, должно быть, отразилось отвращение, потому что он рассмеялся. – Говорили, – он посмотрел на меня, – что правительница Мерсии смазлива. Это её бабуля?

– Она та, кто отмерит тебе земли как раз на могилку, – ответил я. Слабый ответ, но я не хотел отвечать оскорблением на оскорбление. Я прекрасно помнил о ненависти между Финаном и Коналлом и боялся, что дело может окончиться схваткой.

– Так эта женщина – правитель! – усмехнулся Рагналл и вздрогнул, якобы в ужасе. – Какая уродливая!

– Я слышал, что ты охоч до свиней, коз и собак, – сказал я, разозлившись, – так что ты можешь знать о красоте?

Он пропустил мои слова мимо ушей.

– Уродливая! – повторил он. – Но я командую воинами, которым всё равно, как женщина выглядит, и они говорят, что старый изношенный сапог удобнее нового. – Он кивнул на Этельфлед. – Она выглядит старой и изношенной, так что думаю, они попользуются ею с удовольствием! Может, и ей тоже понравится? – он посмотрел на меня, будто ожидая ответа.

– В твоем пердеже и то смысла больше, – сказал я.

– А ты, значит, лорд Утред, легендарный лорд Утред! – он внезапно вздрогнул. – Ты убил одного из моих людей, лорд Утред.

– Он стал первым из многих.

– Отере Хардгерсона, – медленно произнес Рагналл. – Я отомщу за него.

– Ты последуешь за ним в могилу.

Рагналл покачал головой, и золотые кольца в его волосах тихо звякнули.

– Мне нравился Отере Хардгерсон. Он хорошо играл в кости и был хорошим собутыльником.

– Но не умел держать в руках меч. Часом не ты ли его учил?

– Через месяц, лорд Утред, я буду пить мерсийский эль из чаши, сделанной из твоего черепа. Мои жены станут мешать варево твоими бедренными костями, а дети играть в бабки фалангами пальцев.

– Твой брат был столь же хвастлив, – ответил я, – и кровь его воинов еще окрашивает наши улицы. Я скормил его правый глаз своим собакам, и от его вкуса они блевали.

– Но твоя дочь по-прежнему у него, – хитро произнес Рагналл.

– Даже свиньи не станут жрать твою протухшую тушу, – сказал я.

– И прехорошенькая дочь, – произнес он мечтательно, – слишком хороша для Сигтрюгра!

– Мы сожжем твоё тело, – заявил я, – то, что от него останется, и от его смрада боги с омерзением скривятся.

Он рассмеялся. 
– Богам по душе мой смрад, они им наслаждаются! Боги любят меня! И боги дали мне эту землю. Итак, – он кивнул в сторону стен Честера, – кто здесь командует?

– Леди Этельфлед, – ответил я.

Рагналл посмотрел налево и направо – на своих приспешников.

– Лорд Утред решил нас позабавить! Он утверждает, что женщина командует воинами!

Его люди с готовностью рассмеялись. Все, кроме Коналла, который по-прежнему злобно смотрел на своего брата. Рагналл взглянул на меня.

– Так вы все садитесь на корточки, когда отливаете?

– Если ему нечего сказать, – голос Этельфлед был полон гнева, – мы возвращаемся в город. Она резко дернула поводья Гасты.

– Убегаешь? – усмехнулся Рагналл. – А я привез тебе подарок, госпожа. Подарок и обещание.

– Обещание? – спросил я. 
Этельфлед развернула кобылу и стала слушать.

– Оставьте город завтра к закату, – предложил Рагналл, – и я буду милостив и пощажу ваши жалкие жизни.

– А если нет? – задал вопрос Этельстан. Его голос звучал вызывающе, и Этельфлед бросила на него сердитый взгляд.

– Щенок затявкал, – сказал Рагналл. – Если вы не покинете город, малец, мои воины как смерчь захлестнут ваши стены. Ваши девки будут меня услаждать, дети станут моими рабами, а ваше оружие – моими игрушками. Ваши трупы сгниют, церкви сгорят, а вдовы обрыдаются, – он помолчал и указал на своё знамя. – Можешь его взять, – сказал он мне, – и водрузить над городом. Тогда я узнаю, что вы уходите.

– Я все равно захвачу твоё знамя, – заявил я, – и подотру им задницу.

– Будет проще, – он говорил со мной, будто обращался к маленькому ребенку, – если вы просто оставите город. Уйдите в другой! Я все равно найду тебя, не волнуйся, но ты проживешь чуть дольше.

– Ждем вас завтра к себе в гости, – в тон ему отвечал я, – отведайте наших стен, и ваша жизнь немного укоротится.

– С наслаждением тебя убью, лорд Утред, – усмехнулся Рагнал. Мои поэты это воспоют! Как Рагналл, властитель моря и король всей Британии, заставил великого лорда Утреда хныкать, как младенца! Как Утред умер, моля о пощаде. Как он рыдал, когда я его потрошил, – последние несколько слов он произнес с внезапной яростью, но потом Рагналл снова улыбнулся. – Я почти забыл о подарке! – он махнул одному из своих людей, и указал на траву между нашими лошадьми. – Положите там.

Воин спешился, принес деревянный сундук и положил на траву. Украшенный резьбой квадратный сундук размером с котел для супа. На крышке нарисовано распятие, а по бокам – мужчины с нимбами вокруг головы, и я узнал сундучок – в нем, вероятно, хранился христианский молитвенник или одна из мощей, столь почитаемых христианами.

– Это мой подарок тебе, – сказал Рагналл, – а с ним и моё обещание, что если не уйдете до завтрашнего заката, то поляжете здесь прахом, костьми – пищей для воронья..
Внезапно Рагналл развернул лошадь и пришпорил её. Я почувствовал облегчение, когда Коналл, седобородый, черноглазый король Коналл, повернулся и последовал за ним.

Хэстен на мгновение замешкался. Он молчал. Мне он показался старым, но он и был старым – седые волосы и борода, хотя лицо хранило прежнее лукавство. Я знавал его еще юношей и поначалу доверял, пока не обнаружил, что Хэстен с той же легкостью нарушает клятвы, что ребенок бьёт яйца. Когда-то Хэстен пытался стать королем Британии. Но я раз за разом срывал его замыслы, пока наконец не разгромил его армию в Бэмфлеоте. Хэстен, казалось, процветал – весь в золоте, сверкающей кольчуге, уздечка отделана золотом, коричневый плащ подбит густым мехом. Но теперь он стал вассалом Рагналла, и если когда-то вел за собой тысячи, теперь лишь парой десятков. Ему следовало меня ненавидеть. Хэстен же улыбнулся мне так, словно считал, что я рад встрече. Я смерил его презрительным взглядом, и его это, похоже, удивило. На мгновение мне показалось, что он заговорит, но Хэстен натянул поводья и поскакал вслед за Рагналлом.

– Открой, – приказала Этельфлед Цинлэфу, тот спрыгнул с лошади и подошел к сундуку, наклонился, поднял крышку и отшатнулся.

Там лежала голова Бедвульфа. Я посмотрел на неё: глаза выколоты, язык вырван, уши отрезаны.

– Ублюдок, – прошипел мой сын.

Рагналл добрался до своей стены из щитов. Должно быть, он выкрикнул приказ, потому что тесные ряды расступились, и копейщики отошли обратно к лесу.

– Завтра, – громко произнес я, – мы едем к Эдс-Байригу.

– И погибнем в лесу? – озабоченно спросил Меревал.

– Но ты сказал... – начала было Этельфлед.

– Завтра, – резко оборвал её я, – мы едем к Эдс-Байригу.

Завтра.

Ночь выдалась спокойной и лунной. По земле разлилось серебро. Дождливая погода ушла на восток, и небо усеяли яркие звезды. Слабый ветер задул с далекого моря, но в нем не было угрозы.

Я стоял на валу Честера, глядя на северо-восток, моля богов поведать, что делает Рагналл. Я думал, что знаю, но сомнения всегда закрадываются в душу, и потому я искал знамений. Часовые отошли в сторону, чтобы освободить мне место. В городе за моей спиной стояла тишина, хотя чуть раньше я слышал, как на улице произошла стычка. Долго она не продлилась. Несомненно, дрались двое пьяных, а потом их растащили, прежде чем они поубивали друг друга, и теперь Честер затих, я не слышал ничего, кроме шелеста слабого ветра над крышами, крика ребенка во сне, собачьего поскуливания, шороха ног часовых и стука копий о камень. И ничто из этого не похоже на знак от богов. Я хотел увидеть падающую звезду, пылающую в яркой смерти во мраке высоко над головой, но звезды упорно держались на своих местах.

Наверное, и Рагналл, подумалось мне, тоже прислушивается и высматривает знамения. Я взмолился, чтобы сова проухала ему в ночи, чтобы познал он страх этого звука, предвещающего смерть. Я слушал и не слышал ничего, кроме тихих ночных шорохов.

Вдруг послышались хлопки. Отрывистые и тихие. Звук начался и стих. Его принесло с полей к северу, с пастбищ, что лежат между рвом Честера и римским кладбищем. Некоторые воины хотели раскопать кладбище и бросить мертвых в огонь, но я запретил. Они боялись мертвых, считая, что древние призраки в бронзовых доспехах придут тревожить их сон, но этот город и защищающие нас крепкие стены построены призраками, теперь мы должны их защитить.

Вновь послышались хлопки.

Жаль, я не рассказал Рагналлу о призраках. Его оскорбления вышли почище моих. Этот поединок он оставил за собой. Но вспомнись мне римское кладбище с загадочными надгробными камнями, я бы наплел ему про призрачную армию мертвецов, что восстает в ночи с острыми мечами и зловещими копьями. Рагналл, конечно, посмеялся бы, но в глубине его души засел бы страх. Утром, решил я, следует окропить могилы вином в знак благодарности охраняющим нас мертвецам.

Снова раздалось хлопанье, а затем урчание. Не резкое, но и не мелодичное.

– Рановато для козодоя, – произнес Финан за моей спиной.

– Не слышал, как ты подкрался! – удивился я.

– Я двигаюсь, как призрак, – насмешливо ответил он, подошел, встал рядом и прислушался. Этот шум производили в темноте длинные крылья птицы. – Он хочет найти подругу.

– Самое подходящее время года. Праздник Эостры.

Какое-то время мы стояли молча.

– Так мы действительно собираемся завтра к Эдс-Байригу? – спросил наконец Финан.

– Точно.

– Через лес?

– Через лес к Эдс-Байригу, – ответил я, – потом на север – к реке.

Финан кивнул. Какое-то время он молчал, просто смотрел на далекий отблеск лунного света на Мерзе.

– Никто другой не должен его убивать, – внезапно нарушил молчание он.

– Коналла?

– Он мой.

– Твой, – согласился я и запнулся, прислушиваясь к козодою. – Я думал, ты собирался убить его сегодня утром.

– Я бы так и сделал. Если бы мог. И сделаю, – он коснулся груди, где висело распятие. – Я молился об этом, молил Бога послать ко мне Коналла, – он помолчал и улыбнулся. Крайне неприятной улыбкой. – Завтра, значит.

– Завтра, – повторил я.

Он хлопнул по стене перед собой и рассмеялся.

– Ребятам нужно подраться, Христом-богом клянусь. Они уже пытались поубивать друг друга.

– Слышал. Что произошло?

– Молодой Годрик затеял драку с Херголом.

– Годрик? Мой слуга? Он просто идиот!

– Хергол был слишком пьян и месил воздух.

– Даже если и так, – произнес я, – один из его ударов мог убить юного Годрика. 
Хергол был одним из воинов Этельфлед, большой грубой скотиной, из тех, что упиваются битвой в стене из щитов.

– Я оттащил ублюдка, пока тот никого не покалечил, и врезал Годрику. Сказал, что ему нужно подрасти, – он пожал плечами. – Ничего страшного не случилось..

– Из-за чего же они дрались?

– В «Ночном горшке» появилась новенькая.

«Ночной горшок» – таверна. На самом деле звалась она «Ржанкой» поскольку на вывеске красовалась именно эта птичка, только иначе как «Ночным горшком» её никто и не называл. Тут всегда продавались добрый эль и падшие женщины. Святые близнецы, Цеолнот и Цеолберт, пытались закрыть таверну, назвав её вертепом (и так оно и было), поэтому я хотел, чтобы она продолжала работать. Я командовал гарнизоном из молодых воинов, и они нуждались в том, что обеспечивал «Ночной горшок».

– Мус, – сказал Финан.

– Мус?

– Так её зовут.

– То есть Мышь?

– Тебе следует на неё взглянуть, – ухмыльнулся Финан. – Боже святый и его угодники, господин, на неё стоит посмотреть.

– Мус, – повторил я.

– Ты не пожалеешь!

– О чём он не пожалеет? – спросил женский голос, я обернулся и увидел, что на стену поднялась Этельфлед.

– Он не пожалеет, что срубит большие ивы ниже Брунанбурга, госпожа, – сказал Финан. – Нам нужна свежая древесина для щитов.
И почтительно поклонился.

– А тебе нужно поспать, – произнесла Этельфлед, – если ты поедешь завтра к Эдс-Байригу, – она подчеркнула слово «если».

Финан знал, когда следует уйти. Он снова поклонился.

– Желаю вам обоим спокойной ночи, – сказал он.

– Следи за мышами, – велел я.

– Собираемся на рассвете? – усмехнулся Финан.

– Да, все. Кольчуги, щиты, оружие.

– Пора прибить парочку ублюдков, – согласился Финан. Он колебался, желая остаться, но никто не предложил, и он ушел.

Этельфлед заняла его место и посмотрела на посеребренную луной землю.

– Ты действительно собираешься к Эдс-Байригу?

– Да. И ты должна послать со мной Меревала и шестьсот человек.

– Чтобы их перебили в лесу?

– Не перебьют, – сказал я, надеясь, что не солгал. Был ли козодой тем предзнаменованием, что я ждал? Не знаю, как истолковать хлопки. Направление, в котором улетела птица, могло послужить знамением, как бросок сокола или уханье совы, но странный рокот во тьме? Потом я услышал его снова, и что-то в этом звуке навело меня на мысль о грохоте щитов, когда воины строятся в стену. Это то предзнаменование, что я искал.

– Ты сам сказал! – настаивала Этельфлед. – Сказал, что когда вы окажетесь в лесу, то не сможете увидеть, где враги. Что они могут оказаться сзади. Что вы попадете в засаду! Так что же изменилось? – она остановилась, и когда я не ответил, рассердилась. – Или это глупость? Ты проглотил оскорбления Рагналла, поэтому теперь должен напасть?

– Его там не будет, – сказал я.

– Его там не будет? – повторила она, нахмурившись.

– Почему он дает нам целый день, чтобы оставить город? – спросил я. – Почему не приказал уйти на рассвете? Почему не велел уйти немедленно?

Она подумала над вопросами, но не нашла ответа.

– Так скажи мне, – потребовала она.

– Он знает, что мы не собираемся уходить, – ответил я, – но хочет, чтобы мы думали, будто у нас есть целый день, прежде чем он нападет. Ему нужен этот день, потому что Рагналл уходит. Он направляется на север по мосту из кораблей и не хочет, чтобы ему помешали. Он не намерен нападать на Честер. Он собрал новую армию и не хочет терять две-три сотни человек, пытаясь взобраться на эти стены. Он хочет привести армию в Эофервик, потому что должен стать королем Нортумбрии, прежде чем напасть на Мерсию.

– Откуда ты знаешь?

– Козодой напел.

– Ты не можешь быть в этом уверен!

– А я не уверен, – признался я, – возможно, это уловка, чтобы завлечь нас завтра в лес и убить. Но я так не думаю. Он хочет, чтобы мы оставили его в покое, чтобы он мог отступить, и если это так, он не хочет, чтобы ему помешали.

Этельфлед обвила мою руку своей, этот жест сообщил, что она согласна как с моими выводами, так и замыслами. Она долго молчала.

– Наверное, – тихо произнесла она наконец, – мы должны напасть на него в Нортумбрии?

– Да я уже месяцами твержу, что нам следует вторгнуться в Нортумбрию.

– Чтобы ты смог захватить Беббанбург?

– Чтобы мы смогли выкинуть датчан вон.

– Брат говорит, не стоит этого делать.

– Твой брат, – сказал я, – не хочет, чтобы ты стала у саксов героем. Он сам хочет им стать.

– Он славный воин.

– Он осторожен, – произнес я. 
Такой он и есть. Эдуард Уэссекский хотел стать и королем Мерсии, но покорился пожеланию мерсийцев, когда те выбрали его сестру Этельфлед. Возможно, он ожидал, что она не справится, но оказался разочарован. Теперь его армии заняты в Восточной Англии, выдавливая датчан на север, и он настоял, чтобы сестра ограничилась отвоеванием исконных мерсийских земель.

«Чтобы покорить север, – говорил он, – нам потребуются армии как Уэссекса, так и Мерсии». И возможно, он прав. Я считал, что мы должны вторгнуться в любом случае и забрать парочку городов на юге Нортумбрии, но Этельфлед уступила требованиям брата. По её словам, она нуждалась в его поддержке. Нуждалась в золоте, что Уэссекс давал Мерсии, и западно-саксонских воинах, что несли дозор в бургах восточной Мерсии.

– За год-другой, – сказал я, – Эдуард обезопасит Восточную Англию, а потом придет сюда с армией.

– Это хорошо, – ответила она. Её голос звучал настороженно, но не потому, что она не хотела, чтобы её брат соединил с ней войско, а потому, что знала – я считаю, что она должна ударить на север, прежде чем ее брат будет готов.

– И он поведет и свою, и твою армии в Нортумбрию.

– Хорошо, – настаивала она.

И это вторжение воплотит мечту в реальность. Еще отец Этельфлед, король Альфред, мечтал, что все говорящие на английском будут жить в одном королевстве под властью одного короля. Появится новое королевство, Англия, и Эдуард хотел быть первым, кто получит титул короля Англии.

– Только есть одна проблема, – сказал я мрачно, – именно сейчас Нортумбрия слаба. Там нет сильного короля, и её можно захватить по частям. Но что будет через год? Рагналл станет королем, а он силен. Покорить Нортумбрию станет намного труднее, когда там будет править Рагналл.

– Мы недостаточно сильны, чтобы вторгнуться в Нортумбрию самостоятельно, – настаивала Этельфлед. – Нам нужна армия моего брата.

– Дай мне Меревала и шестьсот воинов, – сказал я, – и я буду в Эофервике через три недели, а через месяц ты станешь королевой Нортумбрии, и я принесу тебе голову Рагналла в сундуке для Евангелия.

Она рассмеялась, решив, что я пошутил. А я не шутил. Этельфлед сжала мою руку.

– Мне бы понравилась его голова в качестве подарка, но сейчас тебе нужно поспать. И мне тоже.

А я надеялся, что послание козодоя правдиво.

Узнаю это завтра.

Когда мы выехали из Честера, за рваными облаками уже взошло солнце, дул порывистый ветер. Семь сотен воинов направлялись к Эдс-Байригу.

Всадники потоком выливались через северные ворота Честера: змея в кольчугах и с оружием гремела копытами по каменным плитам, сияющие наконечники копий подняты к закрытому облаками солнцу, это мы следовали по римской дороге на северо-восток.

Этельфлед настояла на своем присутствии. Она была верхом на Гасте, своей белой кобыле, за ней следовал знаменосец, десяток отборных воинов и пять священников, один из них – епископ Леофстан. Его еще не возвели в сан официально, но скоро возведут. Он ехал на чалом, очень спокойном мерине.

– Не люблю передвигаться верхом, когда можно идти пешком, – сообщил он мне.

– Ты можешь идти пешком, если хочешь, отец, – предложил я.

– Я хромаю.

– Я заметил.

– Лягнул копытом годовалый жеребенок, когда мне было десять, – пояснил он. – Божий дар.