Текст книги "Оливер Кромвель"

Автор книги: Бэри Ковард

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)

Глава 6
ПАРЛАМЕНТ И ЛИЧНОЕ ПРАВЛЕНИЕ
(сентябрь 1654 – сентябрь 1656)

В. Эббот характеризовал установление протектората как «новой и полновластной диктатуры» [219]219
  Abbot, vol. III, p. 184.


[Закрыть]. Любая подобная этой попытка подогнать Кромвеля под стереотип военного диктатора в конечном счете оказывалась неубедительной. «Хотя разрыв Кромвеля с конституционно правоверными политическими индепендентами в 1648 году был окончательным, он тем не менее остался привязанным ко многим аспектам их политической программы и, казалось, никогда не отказывался от надежды на возврат однажды на дорогу конституционной порядочности, обеспечив избрание регулярных свободных парламентов. Его оптимизм по поводу того, что парламент протектората, собравшийся в сентябре 1654 года, будет одним из многих, по крайней мере частично основан на чувстве веры, ощущаемой им, как человеком, который сражался в 40-х годах за парламентские свободы. Ему должно быть показалось, что «Орудие управления» нашло способ исключить не только возможность произвольного и неограченного правления одного человека, но также исключительной власти парламента, избранного ли как «охвостье», или назначенного как Бербонский парламент. Новая конституция, как он доказывал в январе 1655 года при роспуске первого парламента протектората, была «наиболее подходящей, чтобы избежать крайностей монархии, с одной стороны, и демократии, с другой стороны, и все же «dominium in gratia» еще не найден», то есть тип конституции «Пятого монархиста», по которой несколько избранных объявляются правителями в качестве временного правительства, до тех пор пока царь Иисус не вернется на землю [220]220
  Abbott, vol. III, p. 587.


[Закрыть]. Вероятно, Кромвель приветствовал свой первый избранный парламент в 1654 году как средство воскрешения «средней группы», политических индепендентских стратегий, сочетающих реформацию и согласие. Первая часть этой главы исследует основные причины, из-за которых это оказалось невозможным и почему первый парламент протектората Кромвеля стал для него полным бедствием.

Вторая часть связана с реакциями Кромвеля на этот провал. Бесплодные отчеты его первого парламента проясняют дилемму, с которой столкнулся Кромвель как правитель Британии. Он не смог дать людям то, «что им понравится», конституционными средствами. Его реакцией было принятие авторитарного курса, чтобы «дать людям то, что для них хорошо». Действительно, многие аспекты правления Кромвеля в 1655–1656 гг. показывают недостаток заботы о конституционной законности, что дает козыри тем, кто будет изображать Кромвеля как диктатора. Кроме того, в тот период он подвергся личному душевному кризису, который настроил его более решительно, чем когда-либо, провести Англию через правление генерал-майоров, к «Новому Иерусалиму, если необходимо, взяв ее за шиворот». Еще удивительнее в Кромвеле то, что даже когда его авторитарный «железный кулак» обрел всеобщую известность, он демонстрировал, что не полностью отказался ни от своих политических индепендентских инстинктов «исцеления и урегулирования», ни от стремлений обеспечить широкую поддержку своего режима парламентскими классами страны.

Первый парламент протектората

(сентябрь 1654 – январь 1655)

Когда Кромвель распустил свой первый парламент в январе 1655 года, он сказал его членам: «Когда я впервые встретился с вами в этой комнате (4 сентября 1654 года), это, в моем понимании, был самый многообещающий день из всех когда-либо посвященных мною обсуждению мира» [221]221
  Abbott, vol. II, p. 579.


[Закрыть]. Задание, которое он им дал, было гигантским. «Вы несете на своих плечах, – сказал он им, когда они собрались, – интересы трех великих народов с принадлежащей им территорией… на своих плечах вы несете интересы всех христиан мира… в ваших руках большая работа» [222]222
  Abbott, vol. III, pp. 434, 442.


[Закрыть]. Когда он распустил их (меньше чем через пять месяцев), его высокие надежды обернулись в озлобленный гнев. 22 января 1655 года он ругал их за то, что они много времени проводили, нападая на «Орудие управления», вместо перехода «к изданию тех хороших и благотворных законов, которых ожидали от вас люди». Вместо проведения дела реформации они предавались долго продолжавшимся дебатам и дискуссиям. «Если у меня будет свобода, чтобы гулять по просторам или путешествовать, все же было бы глупо делать это, когда горит мой дом», – сказал он, когда распускал их [223]223
  Abbott, vol. III, pp. 580, 593.


[Закрыть].

Почему же первый парламент Кромвеля так разочаровал его? Ответ проясняет многое из концепции Кромвеля о его роли как протектора, а также выявляет устрашающую оппозицию, с которой он столкнулся, включавшую не только его бывших союзников, но также широкие круги влиятельных политических сил в Англии. Частично Кромвель должен был обвинять себя за неудачи парламента в деле продвижения реформации, так как он, казалось, уделял мало внимания управлению парламентской работой. Возможно, некоторого рода вмешательство в этот парламент было более необходимым, чем когда-либо, так как распределение парламентских мест по «Орудию управления» создало более независимо мыслящую Палату Общин, чем обычно. Новая конституция включала главную перестановку парламентских избирателей, пытаясь более точно соотнести представительство в парламенте с богатством, как рассматривалось в первых, безуспешных проектах, обсуждаемых армейскими офицерами и членами парламента с 1647 года. В результате количество членов парламента, избранных графствами, в противоположность избранным городами, имеющими самоуправление, увеличилось, сокращая возможности каждого влиять на исход выборов. Кроме того, было ограничено право голоса тех, кто имел 200 фунтов стерлингов в движимом или недвижимом имуществе, и парламент, собравшийся в сентябре 1654 года, возможно, более полно, чем когда-либо, отражал мнения крупного землевладельческого дворянства графств, которое, как было видно, имело сильные столкновения с армией. На эти мнения оказывали влияние опасения социального и религиозного радикализма. Однако Кромвель, казалось, проявил заметное отсутствие интереса, пытаясь расположить к себе вновь избранных членов парламента. Приготовления, сделанные за недели до собрания нового парламента, были предприняты скорее Советом, чем протектором. Именно Совет, пытаясь приобрести поддержку режиму, урезал ежемесячные обложения с 120000 фунтов стерлингов до 90000 и, используя власть, предоставленную ему «Орудием управления», исключил около восьми членов парламента из заседаний. Кроме того, когда парламент собрался, его членам не дали какого-либо представителя от руководства протектора. На открытии сессии Кромвель не смог членораздельно огласить членам парламента программу мер, которые он хотел, чтобы они привели к исполнению. Как было видно, его упоминание о реформах было, действительно, общим. Кроме того, советники Кромвеля в Палате Общин, казалось, не предпринимали попыток вести членов парламента к особым реформистским мерам. Трудно поверить, что причиной всего этого служит политическая неопытность Кромвеля. По крайней мере с 1644 года было много случаев, когда он проявил себя более чем сведущим в политических манипуляциях и закулисных интригах и делах. Причина может скрываться в роли, принятой им в качестве протектора, как «хорошего констебля для сохранения спокойствия в церковном приходе» [224]224
  Он использовал эту фразу для характеристики своей политической роли в речи от 13 апреля 1657 г. Abbott, т. IV, стр. 470.


[Закрыть], в политических делах, а также в религиозной жизни страны: только охранять спокойствие, чтобы позволить другим проложить путь к религиозной реформации. Казалось, он принял здравое решение не вмешиваться в работу парламента. Позже он даже хвастался тем, что после 12 сентября члены парламента «не мешали и не препятствовали мне» [225]225
  Abbott, vol. III, p. 581.


[Закрыть].

Но быстрота и ярость, с которой парламент напал на позицию Кромвеля как протектора, позволяют предположить, что даже если бы Кромвель не принял позицию «невмешательства» и «хорошего констебля» по отношению к управлению парламентом, он бы все еще сталкивался с разъединенным парламентом. Нетрудно увидеть главную причину, объясняющую тот факт, что некоторые положения «Орудия управления» представляли собой основную угрозу парламентским свободам и что некоторые члены парламента, особенно придерживающиеся республиканских взглядов, такие как Томас Скот и сэр Артур Хазелриг, до сих пор находились под впечатлением возмутительного роспуска «охвостья» армией всего 17 месяцев назад. Первая неделя сессии почти полностью была занята дебатами, в которых докладчик за докладчиком, под руководством членов парламента – республиканцев, нападали на одну из ключевых характеристик «Акта об управлении» (разделение власти между личностью и парламентом) и многие предлагали вместо этого отдать всю верховную власть исключительно членам парламента. Заявление Кромвеля о том, что он правил с божьего благословения, были опровергнуты одним из докладчиков резким замечанием, что «божье провидение – это палка о двух концах, которая может быть использована двумя способами»: военная победа может прекрасно доказать, что «турецкий султан может получить титул выше, чем любой из христианских принцев» [226]226
  Abbott, vol. III, p. 449.


[Закрыть].

Одной из особенностей политической карьеры Кромвеля была сопровождавшая его злоба бывших политических союзников, которые считали, что им руководили эгоистичные амбиции и из-за них парламентское дело оказалось заброшенным. Конечно, теперь это было так, и взрыв гнева, направленный на него республиканскими членами парламента, был таким сильным и продолжительным, что уязвленный Кромвель предпринял 12 сентября драматическое вмешательство, принуждая членов парламента подписать «признание» приверженности принципам управления одним человеком и парламентом или удалиться из Вестминстера.

В результате около ста членов парламента, включая неисправимых республиканцев, избрали последний вариант. Эта мера политической изоляции Кромвеля, тем не менее, показала, что парламент не стал более объединенным после чистки 12 сентября. В тот день в своей речи, объясняя вмешательство, он стал описывать четыре «основы» управления: страной должны управлять один человек и парламент; парламент не должен быть постоянным, а должен часто избираться; должна существовать свобода совести в религии; контроль за военными должны разделить протектор и парламент. В течение работы первого парламента протектората последние две «основы» стали мишенью для нападок. Часто отчеты об этом периоде политики в Долгом парламенте в конце сороковых, «охвостье» в 1649–1653 гг. и в парламентах протектората представлены как отдельные и разъединенные эпизоды. Они могут ввести в заблуждение из-за смены кадров и отношений, проходящих через политику парламента в конце 40-х и в 50-х гг. Многие члены парламента заседали в Долгом парламенте до и после «Прайдовой чистки», а также в парламентах протектората. Кроме того, недоверие к религиозной свободе и к армии в кромвелевских парламентах было так же заметно, как и в парламентах до 1653 года.

Единственная главная перемена состояла в усилении опасений социального взрыва, который может последовать за смягчением законов, обязывающих к религиозному единообразию. Организованная прессой кампания очернения неортодоксальных религиозных групп, которая использовала «Рэнтеров» как осведомителей, чтобы укрепить религиозную ортодоксию, не ослабевала и поддерживалась в парламенте и за его пределами. В конце 1654 года петиция парламенту от Лондон-Сити потребовала введения религиозного единообразия, и в декабре парламент единогласно проголосовал за сдерживание «атеизма, гнусности, еретиков, папства, распущенности и богохульства». Парламент также проголосовал большинством за организацию комиссии для невыполнимого задания перечислить тех «отвратительных» еретиков, которые должны быть наказаны. Кроме того, 13 декабря парламент отправил Джона Бидла в тюрьму Гейтхауз и приказал общественному палачу сжечь его книги, в которых он оспаривал божественность Христа.

Последующие события показали, что Кромвель испытывал некоторое сочувствие к религиозным взглядам Бидла. В сентябре 1655 года Бидл был заключен на островах Силли, и Кромвель оставил попытки объявить о его неприкосновенности по «Орудию управления», сказав, «что свобода совести, обеспеченная всеми этими статьями, никогда не должна распространяться, пока он хоть как-нибудь участвует в управлении, настолько далеко, чтобы поддерживать тех, кто отрицал божественность нашего Спасителя» [227]227
  Abbott, vol. III, p. 834.


[Закрыть]. Однако есть основания считать, что Кромвель воздержался от полного одобрения парламентского приговора Бидлу в 1654 году. Как и гораздо более известный (так как он был лучше записан) случай с квакером Джеймсом Нейлером в 1656 году, этот случай показал, что нетерпимость, направленная на Бидла, довольно легко могла обернуться против тех религиозных групп, которым сочувствовал Кромвель: индепендентов и баптистов. «Где мы найдем людей с Всеобщим Духом?», – ответил он, как записано, в ответ на петицию Сити о религиозном единообразии. «Каждый хочет иметь свободу, но никто не даст ее» [228]228
  Clark Papers, vol. II, pp. xxxiv – xxxvii.


[Закрыть]. В своей речи, распуская парламент 22 января 1655 года, Кромвель критиковал его членов, так как они «не предоставили должной свободы религиозным людям с различными взглядами», включая многих баптистов, которые исправны в Вере, только (они) могут, вероятно, иметь другое мнение по некоторым мелким вопросам… ничто не удовлетворит их, если они не могут влезть носами в совесть их братьев, чтобы их там прищемили… Что является еще большим лицемерием, чем если бы те, кто был угнетен епископством, сами стали еще большими угнетателями, как только было снято с них ярмо?» [229]229
  Abbott, vol. III, p. 586.


[Закрыть]

Возможно, испуг Кромвеля, вызванный религиозной нетерпимостью парламента, усугубило дальнейшее доказательство, предоставленное раздутым случаем с Бидлом, того, что его надежды на религиозное согласие не оправдываются. В письме к старому армейскому другу подполковнику Тимоти Уилксу, написанном за несколько дней до роспуска, он был полон жалости к себе по поводу критики, брошенной в него за то, что он пытался объединить различные религиозные группы. Кто бы ни находился даже в «футе от интересов божьих людей при примирении их разногласий, может быть уверен, что получит упреки и злобу от каждой из спорящих групп… в настоящее время это основное мое убеждение – настолько не хотят люди быть исцеленными и объединенными» [230]230
  Abbott, vol. III, p. 572. Both S.R. Gardiner and C.H. Firth date this letter at the third week of January 1655.


[Закрыть].

Такими же огорчительными для Кромвеля были парламентские атаки на армию. Однако ему не следовало бы удивляться этому. Еще с окончания гражданской войны армия была мишенью для тех, кто хотел отменить высокие налоги, необходимые для ее содержания, и тех, кто отождествлял ее с политической революцией и угрозой социального разлада. Последние месяцы 1654 года подтверждают парламентские нападки на армию, которые были так же враждебны, как и предпринятые Дензилом Холлисом и политическими пресвитерианцами в начале 1647 года, приведшие к политизации армии «Нового образца» с такими драматическими последствиями. В конце сентября 1654 года парламент потребовал большего права голоса при выборе советников, ответственных за армию, в межсессионный период, а за этим в ноябре и в начале декабря последовал ряд антиармейских голосований в поддержку этого требования и отдельно за то, чтобы после смерти Кромвеля армией управлял Совет до созыва парламента и затем только парламент, «как они посчитают нужным». Так же опасными (вторя парламентским мерам в апреле – мае 1647 года) были требования о сокращении ежемесячного обложения для содержания армии с 90000 до 30000 фунтов стерлингов и призывы к жесткому ее уменьшению, замене ее местными народными ополченцами. Кромвель и Совет предприняли некоторые усилия, чтобы обезвредить эти атаки, согласившись сократить ежемесячное обложение до 60000 фунтов стерлингов, но они не могли уступить управление армией парламенту, не допустив провала религиозного дела. В своей речи во время роспуска Кромвель очень четко обозначил вопрос: «Если оно (управление армией) будет отдано в такое время как сейчас, когда существует такое стремление нанести таким путем ущерб делу (которое, по очевидности, в это время оспаривалось всеми его врагами), что станет со всем этим?.. Это определяет его (протектора) власть, совершай ли он нечто хорошее или препятствуй парламенту увековечиться или навязать на совесть людей ту религию и ту форму правления, которая ему нравится» [231]231
  Abbott, vol. Ill, p. 588.


[Закрыть].

Нетрудно преувеличить политическую изоляцию Кромвеля к январю 1655 года. Несмотря на недостаток его поддержки не все члены парламента были охвачены желанием отомстить армии, как можно это видеть в количестве проголосовавших против парламентских атак на армию. Однако большинство членов парламента были против армии, и неудача Кромвеля в приобретении консервативной поддержки режима выражена уходом из его Совета Энтони Эшли Купера (будущего графа Шефтсбери), вероятно, потому, что Кромвель не соглашался с предложением о переходе права протектората по наследству, а не выборным путем, как было определено в «Орудии управления». Кроме того, имели место не только парламентские атаки на религиозную свободу совести, но также признаки (особенно «петиция трех полковников», разработанная полковниками Мэтью Элюредом, Томасом Сандерсом и Джоном Окейем в октябре 1654 года, и волнение в армии в Шотландии и Йоркшире в декабре) того, что некоторые солдаты разделяли интерес «республиканцев» к власти, данной протектору «Орудием управления». Кроме того, зимой 1654 – 55 гг. Кромвеля преследовали личные неприятности. Большую часть октября он был недееспособен из-за серьезного несчастного случая, произошедшего во время верховой езды в Гайд-Парке, когда пистолет выстрелил у него в кармане после того, как он упал с лошади, и ему пришлось три недели пролежать в постели. (Даже после этого в течение некоторого времени его обычные прогулки в парке св. Якова были заменены выездами на носилках). Вскоре за этим 16 ноября умерла его мать, что явилось пиком всех бед этих месяцев. Однако этим частным личным событиям не следует придавать общественно-политическую значимость. Несомненно, именно первостепенные политические соображения привели его к стремительному роспуску парламента 22 января 1655 года. Он считал, что парламент, как и в 1648 и 1653 годах, отверг «драгоценные возможности» выполнить религиозное дело.

Однако так же, как и в 1648 и 1653 годах, стремительное вмешательство Кромвеля объясняется не только холодным политическим расчетом. Как и раньше, вера Кромвеля в провидение сыграла свою роль. Когда он поведал о своих политических трудностях подполковнику Уилксу за неделю до этого, он писал: «Бог не позволит этому так оставаться. Если у меня есть наивность и честность, у Господа есть милость и правда, и он допустит это. Если в этих делах я сам выполнил свою цель и привел их к такому исходу, Господь сделает так, чтобы от меня отреклись; но если это будет деяние Господа… Он установит своих советников, и, следовательно, позволит людям остерегаться того, чтобы не оказаться бойцами против него» [232]232
  Abbott, vol. Ill, p. 572.


[Закрыть].

Как мы увидим, Кромвель вскоре обеспокоится тем, как бы Бог не почувствовал его личной корысти (т. е., что его главной целью было личное самопродвижение), но пока его это не особенно тревожило. «Благодаря Богу я приучился переносить трудности, – сказал он членам парламента, распуская его 22 января 1655 года, – и мне всегда хватало Бога, когда я полагался на него. Я могу смеяться от счастья и петь в своем сердце, когда говорю вам об этом» [233]233
  Abbott, vol. Ill, p. 590.


[Закрыть]. Он, вероятно, распустил в 1655 году парламент в стремительном порыве провиденческого, относящегося к тысячелетнему царству Христа оптимизма, сходного с тем, который заставил его поддержать казнь короля в январе 1649 года и использовать армию против парламентского «охвостья» в апреле 1653 года.

Личное правление:

«западный проект» и генерал-майоры

Однако несмотря на существование удивительных сходств между поведением Кромвеля в январе 1655 года и более ранними эпизодами, в которых периоды самоанализа и нерешительности достигали высшей точки в неожиданных стремительных действиях, реакция Кромвеля на то, что произошло в январе 1655 года, в определенном смысле отличается от его позиции в предыдущие и последующие кризисы. Главное различие заключается в том, что если до того Кромвель пытался очень быстро вернуться к тактике примирения и конституционной порядочности, в январе 1655 года он так не делал; прошло много времени, прежде чем он вернул себе желание «исцеления и урегулирования». Хотя стремление Кромвеля к конституционному урегулированию, санкционированному парламентом, угасло не совсем, существенно важным для понимания деятельности Кромвеля в средний период протектората является признание того, что его авторитаризм стал более определяющим, чем в любой другой момент его жизни.

Почему так случилось – один из самых интригующих вопросов в политической карьере Кромвеля. Хотя, частично, довольно прямое объяснение этому состоит в том, что тогда для него было труднее, чем когда-либо, получить широкую политическую поддержку религиозного дела. Количество его политических противников было больше, чем когда-либо, пополнившись теми, кто когда-то были его друзьями: Лилберн и левеллеры, Сэйе и Селе и могущественные политические индепенденты, Харрисон и члены «Пятой монархии», а теперь и Хазелриг, Скот и республиканские члены парламента. Горький опыт недавнего парламента, кроме того, должен был привести его к поискам способов достижения своих целей непарламентскими средствами. Многозначительно то, что всего через три недели после роспуска, 15 февраля 1655 года он сделал заявление о религии, которое С. Р. Гардинер назвал «право религиозной свободы при протекторате» [234]234
  S.R. Gardiner, History of the Commonwealth and Protectorate 1649 – 46 (Windrush reprint, 1987, 4 vols), vol. III, P– 260


[Закрыть], пытаясь продолжить реформацию указом протектора. Кроме того, в течение следующих нескольких месяцев в 1655 и 1656 гг. доминирующая особенность его правления стала безжалостной, без каких-либо оглядок на совесть в делах с теми, кто ставил под вопрос конституционную законность его правления и решимость достигнуть своих целей, не считаясь с законными и конституционными тонкостями. На дебатах в Патни в 1647 году он предался, что было редко, политическому теоретизированию, объявив, что силу можно оправдать только как последнее средство «в случаях, когда мы не можем достигнуть того, что хорошо для королевства без силы». В течение нескольких месяцев после роспуска первого парламента протектората он, казалось, решил, что теперь был именно тот случай. Существуют случаи, когда «Верховный магистрат» не должен быть «связан обычными правилами», – сказал он в Декларации, опубликованной 31 октября 1655 года [235]235
  Quoted in ibid., vol. III, p. 329.


[Закрыть], и в сентябре 1656 года даже принял этот курс на авторитаризм, рассматривая крайние меры и заявляя, что «если ничего не будет сделано без согласия закона, горло народа может быть перерезано, пока мы пошлем за кем-нибудь, чтобы составить закон» [236]236
  Abbott, vol. IV, p. 275.


[Закрыть].

Возможно, к авторитарным действиям и к прекращению парламентского правления (по крайней мере временно) привела именно боязнь того, что «горло народа» может быть вот-вот перерезанным. В начале года правительственные агенты сообщили об увеличении признаков активности среди роялистов, составляющих заговор против режима. Сейчас для историков довольно легко, благодаря работе Дэвида Андердауна, позабавиться профессионально несостоятельными планами групп роялистов-эмигрантов на континенте, например, группы «Силд Нот» (основанной в 1653 году), стремящихся к организации восстания вместе с недовольными элементами в Англии, такими как политические пресвитериане, солдаты и левеллеры. Сейчас можно увидеть, насколько не расположены были могущественные английские землевладельцы оказывать военную поддержку роялистским заговорщикам. Однако взгляд из будущего часто обманывает историков, что можно отнести и к данному вопросу. Кромвель и его советники, не имея возможности взглянуть на события из будущего, возможно, опасались худшего. Ясно то, что запланированное общенародное роялистское восстание в начале 1655 года было слабой, сырой петардой и имело хоть какую-нибудь важность только в Уилтшире в марте, когда появились роялистские силы под командованием Джона Пенраддока. Восстание Пенраддока было легко подавлено правительственными войсками под руководством Джона Десборо, который для этой цели был назначен «генерал-майором западной области». Большинство других заговоров так никогда и не вышли за пределы стадии планирования, и их подробности были известны правительству, в основном, через агентов, нанятых Джоном Турло, который утвердился не только в качестве основного секретаря протектора, но также и как сборщик умов для протектората. 16 марта 1655 года, на пике пенраддокского кризиса, он почувствовал себя достаточно уверенным, чтобы написать, что «они так сильно ошибаются, кто мечтают о том, что любовь людей направлена на династию Стюартов» [237]237
  Abbott, vol. Ill, p. 655.


[Закрыть]. Было бы глупо уменьшать опасность угроз роялистов, с которой, как чувствовали Кромвель и советники, столкнулся режим, но у них в руках было достаточно информации, чтобы определить ее масштабы.

Как и раньше в критические моменты политической карьеры Кромвеля несмотря на то, что «разумные» политические соображения важны при объяснении его действий, они не дают полного объяснения. Как и до этого, в 1648–1649 и в 1653, так и в 1655–1656 гг. Кромвелем руководило «провидение», а также «неизбежность». Как мы видели, веру Кромвеля в провидение намного увеличили громкие военные победы в 40-х годах и в кампаниях в Ирландии и Шотландии. Когда он вернулся с поля боя в сложный мир политики Вестминстера, ему, однако, было все тяжелее различать признаки провидения, и его захватило изводящее сомнение в том (что обычно тревожило религиозных людей), что он действительно имел господнее благословение. Существуют намеки на отчаяние в способе, которым он воспользовался в событиях в начале 1655 года, чтобы убедить себя в том, что это так. 24 марта 1655 года он истолковал поражение жалкой армии Пенраддока как знак «руки божьей, ведущей нас», и было отнесено им к еще одному звену в «цепи провидения», что убедило его в том, что на нем господнее благословение [238]238
  Abbott, vol. Ill, p. 671.


[Закрыть]. Вскоре после этого в письме от 25 марта 1655 года Кромвель, узнав о победе Блейка в Средиземноморье над военно-морским флотом правителя Туниса, с благодарностью приветствовал ее как «добрую руку Бога, направляющую нас в этой акции, который соблаговолил появиться рядом с вами, что очень много значит» [239]239
  Abbott, vol. Ill, p. 745.


[Закрыть].

Кроме того, почти через месяц он узнал о событии, которое оказало главное влияние на выдвижение Кромвелем провидения на передний план и которое убедило его, что религиозное дело подвергалось угрозе за границей так же, как и внутри страны, и необходимо было сопротивляться этому решительной акцией. В начале мая 1655 года в Лондон пришли известия о резне, устроенной войсками их католического сюзерена герцога Савойского, около 200–300 протестантов, известных как вальденсы, которые жили в примыкающих изолированных долинах Альп в Пьемонте западнее Турина. Это было ужасным ударом для Кромвеля и его единомышленников в религии, сравнимым, например, с тем, что чувствовали английские протестанты времен Елизаветы, когда они узнали в день Св. Варфоломея о резне французских протестантов-гугенотов, устроенной католиками в Париже в 1572 году. Сонет Мильтона требует отмщения и служит типичным примером реакции религиозных людей в Англии в 1655 году на события в северной Италии [240]240
  Quoted in Gardiner, Commonwealth, vol. tv, p. 193.


[Закрыть]:

 
Отомсти, о Господь, за твоих убитых святых, чьи кости
Разбросаны по холодным альпийским горам,
Еще за тех, кто придерживался твоей истины,
Такой чистой, с давних времен,
Когда все наши отцы поклонялись идолам,
Не забудь, в Библии записаны их стоны,
Тех, кто были твоими овцами в этой древней пастве.
Умерщвленные кровожадным пьемонтцем,
Который сбросил со скалы мать с младенцем.
Долины разнесли их стоны по холмам,
А те передали их небесам. Кровь и пепел мучеников
Разбросаны по всем полям Италии,
Где до сих пор правит деспот,
Его злодейство может возрасти во сто крат
И стать воистине вавилонским бедствием.
 

Однако другие призывали не только Бога, но и Кромвеля спасать протестантское дело. «Глаза всего христианского мира были обращены на его Высочество, – писал Жан-Батист Струппе, служитель французской протестантской конгрегации в Лондоне, – и все добрые люди надеялись, что он отомстит, или, «скорее всего, Бог отомстит его рукой, такому адскому варварству… Бог наделил его огромной властью для его (Бога) прославления» [241]241
  Quoted in C.P. Korr, Cromwell's New Model Foreign Policy: England's Policy Towards France 1649 – 58 (University of California Press, 1975), pp. 151-2.


[Закрыть]. Письма Кромвеля в иностранные государства в то время отражают его чувство возмущения тем, что случилось. В конце мая он и Совет отменили 14 июля как национальный день поста и смирения, когда был устроен общественный сбор денег в помощь вальденским протестантам. Сам Кромвель дал 2000 фунтов стерлингов, и полная сумма достигла 38232 фунтов стерлингов.

Удар для Кромвеля от этих событий усилила тесная связь между ними и тем, что случилось в Ирландии в 1641 году. Отчет, полученный им от г-на Леджера, пастора в Женеве, в июне 1655 года, мог бы стать прекрасным, сделанным протестантами описанием ирландской «резни» за 14 лет до этого, которая (как было видно) была таким ужасным ударом для Кромвеля: «Те изверги распарывали животы беременных женщин и накалывали младенцев на острие своих алебард и (что) они поносили разных людей… чтобы они сменили религию» [242]242
  TSP, vol. III, p. 460.


[Закрыть]. Кроме того, связь между двумя событиями не оставляла сомнений, благодаря корреспондентам Кромвеля, которые сообщали о пребывании ирландских солдат в армии герцога Савойского, совершавшей зверства. Одно из сообщений написано, чтобы вновь разбудить в Кромвеле (если это было необходимо) чувство опасности и необходимости действовать безотлагательно, которое он испытывал в 1641 году. Пусть свежая кровь ирландцев стоит перед вашими глазами, и пусть предательские крики звучат в ваших ушах…» [243]243
  TSP, vol. III, p. 467.


[Закрыть].

Растущее убеждение Кромвеля в том, что религиозное дело подвергалось нападкам в Англии и за границей, а также тот факт, что путь конституционной порядочности был закрыт, помогает объяснить отсутствие угрызений совести в делах с теми, кто подвергал сомнению законность его правления, что является характерной чертой первых месяцев 1655 года. До начала эксперимента с генерал-майорами в конце лета ряд взаимосвязанных действий правительства протектората поясняет этот период железного правления Кромвеля. Первым является случай с Джорджем Кони, который в начале мая предстал перед Судом верхней скамьи (так в 1649 году назывался Суд королевской скамьи). В ноябре предыдущего года Кони был арестован за отказ платить таможенные пошлины за импортируемый им шелк, он силой препятствовал таможенным чиновникам в захвате его имущества, за которое был оштрафован. Когда Кони отказался платить штраф, он был арестован, и его адвокаты полностью основывали свое дело в его интересах, исходя из того, что законы, «регулирующие сборы таможенных пошлин, не имели силы после того, как их не одобрил парламент», и, таким образом, эффективно нападая на «Орудие управления». 12 мая Совет ответил на это, арестовав адвокатов Кони за то, что они имели наглость подвергнуть сомнению прерогативу протектората, и их освободили только после того, как они отказались от дела. Кроме того, в проявлении авторитарной власти, перекликающейся с пренебрежением законом Карла I в деле «пяти рыцарей» в 1627 году, на следующей неделе председатель отделения королевской скамьи Высокого суда Ролл отчитывался перед Советом за разрешения продолжения дела и под его давлением ушел в отставку. Другие верховные судьи уже были изведены такими же – способами, как и Ролл, когда они бросали законный вызов устройству протектората. В апреле 1655 года были уволены двое судей за то, что опрометчиво поставили под сомнение указ, выпущенный протекторатом и Советом до собрания парламента в 1654 году; и когда двое из трех специальных уполномоченных по государственной печати, Балстроуд Уайтлок и Томас Уидрингтон, отказались исполнять указ 1654 года о реформировании суда лорда-канцлера, протектор и Совет подвергли этих двух людей огромному давлению за то, что они оспаривали «Орудие управления», принудив их уйти в отставку 6 июня.