Текст книги "Оливер Кромвель"

Автор книги: Бэри Ковард

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)

Но сохранились два отчета о дебатах в. апреле и июле 1654 года, которые обнаруживают раскол в Совете по вопросу о том, союзничать или нет с Францией в войне против Испании. Как будет видно, Кромвель наконец стал на сторону антииспанского большинства, и в августе было принято решение (важное не только для политической сферы) послать смешанную военно-морскую экспедицию для нападения на испанские колонии на Карибах.

Несомненно, его влияние имело огромный вес, но ясно, что «внешняя политика Кромвеля» не была исключительно внешней политикой Оливера Кромвеля, как «внешняя политика Карла II» была внешней политикой Карла II.

Кроме того, положения «Орудия управления» для регулярных парламентов и выборов, основанных на исправленных избирательных округах, также отражали влияние стремлений политических индепендентов в 40-е годы, как и предложений, сделанных в свое время «охвостьем». Парламенты должны были избираться каждые три года и заседать по меньшей мере пять месяцев; и были созданы постановления для местных чиновников, чтобы они посылали повестки о созыве нового парламента, если центральное правительство не смогло этого сделать. Эти пункты означали неизменность обязательства Кромвеля перед делом парламентских свобод, во имя которого он сражался и рисковал жизнью в 1642 году. Нет оснований утверждать, что заявление Кромвеля парламенту в сентябре 1654 года было исключительно результатом циничного расчета. Когда он сказал, – «свободный парламент… это то, о чем я мечтал всю жизнь. Я хотел бы, чтобы он сохранился и после моей жизни», – он вновь заявлял о принципах, которых придерживался с первых дней своей карьеры в 1640 году [203]203
  Abbott, vol. III, p. 444.


[Закрыть].

Но в первые дни протектората цель Кромвеля была не просто отражением целей 1647 года. Произошло много драматических событий с тех пор, которые не могли не оказать влияния на его позиции. Помимо всего, хотя он был связан с ними, «свободные парламенты» в недавнем прошлом (был ли применим этот термин к Долгому парламенту до его чистки в 1648 году или после этого) показали, что они иногда враждебно относились к тому, чем дорожил Кромвель, особенно к армии и к религиозной реформации. Это объясняет главную особенность «Орудия управления», которая, в отличие от остальных, отмечает явный раскол с наследством Кромвеля, полученным от политических индепендентов. Знакомство с новой конституцией подтверждает недоверие к парламентам. Это отражено, прежде всего, двумя главными вмешательствами, сделанными составителями документа, в формулирование парламентских свобод: право, предоставленное Совету, исключать избранных членов парламента в начале каждой сессии, и право протектора и Совета издавать законы до начала следующей сессии парламента. Как и в других случаях в прошлом, снова ясен парадокс карьеры Кромвеля: человек, который рисковал жизнью ради парламентских свобод, теперь принял конституцию, обрубившую эти свободы так, как не делал ни один из монархов (возможно, за исключением Карла I). Стремления Кромвеля к «исцелению и урегулированию» и к конституционной порядочности режима занимали видное место при введении протектората, но это никоим образом не заслонило его решимость выполнить религиозную реформацию.

Что имел в виду Кромвель, произнося эту неясную фразу? Из всех вопросов, составляющих загадку всей политической деятельности Кромвеля, это самый трудноразрешимый, в основном, из-за того, что Кромвель никогда не давал четкого и исключительного определения тому, что он понимал под религиозной реформацией. Хотя, как было видно, надежда на реформу – повторяющаяся тема в его речах и письмах во время гражданской войны и после нее (и продолжала быть такой в 50-е годы); он чаще излагал свои желания общими словами. Его заявления о стремлении выполнить «хорошие дела» или «собрать плоды всей крови и сокровищ, вложенных в это дело» – типичные неясные рассуждения Кромвеля о своей цели.

Конечно, легче сказать о том, каким не было видение Кромвелем реформированного общества, чем каким оно было. Многозначительно то, что оно не было враждебно к удовольствиям и развлечениям или не совместимым с музыкой, искусством, литературой. Все слишком часто встречающиеся источники информации о жизни Кромвеля – это «общественные» и «официальные», которые совсем немного открывают его «личную жизнь». Но иногда они описывают человека довольно непохожего на его сложившийся образ сурового, чопорного и «пуританского» мужа. Там открывается Кромвель, который носил длинные волосы, имел чувство юмора, танцевал, не гнушался алкоголя и курил табак. Иногда его шутки были довольно грубыми, как, например, на свадьбе его дочери Френсис с Робертом лордом Ричем в ноябре 1657 года, когда он, как говорят, «плескал вино на платья приглашенных дам и перемазал все стулья, на которых они должны были сидеть, растаявшими сладостями»; празднование свадьбы на другой день после официальной церемонии включало музыку «48 скрипок, 450 труб и много веселья от шалостей, кроме того, вперемешку с танцами» до рассвета следующего утра [204]204
  Abbott, vol. IV, pp. 661-2.


[Закрыть]. Уайтлок увековечил момент – Кромвель на досуге со своими близкими советниками: «иногда был очень фамильярным с нами, сочинял с нами стихи, и каждый должен был принимать его капризы; он обычно требовал курительные трубки и свечу, и тогда и затем сам брал табак…» [205]205
  Abbott, vol. IV, p. 462.


[Закрыть]. Даже Джеймс Хит в своей враждебной биографии Реставрации признавал, что Кромвель был «большим любителем музыки и принимал наиболее умелых в этом деле на службу себе и семье… вообще он проявлял (или, по крайней мере, притворился) (Хит, очевидно, не смог устоять против злобного комментария) уважение ко всем оригинальным и изощренным в любом виде искусства личностям, за ними он посылал людей или ехал сам» [206]206
  Quoted in R. Sherwood, The Court of Oliver Cromwell (1977), pp. 135-6.


[Закрыть]. Он нанял музыканта Джеймса Хингстона к себе в дом в 50-е годы, и его покровительство художникам, поэтам и драматургам достаточно хорошо засвидетельствовано, чтобы отбросить образ Кромвеля как филистера от культуры в мусорный ящик истории, и религиозная реформация Кромвеля не рассматривала демонтаж старого социального порядка. Наоборот, ее сущность заключалась в том, что она должна была произойти в пределах этого порядка, и (как было показано) Кромвель всегда сохранял твердую оппозицию тем, кто угрожал сломом социального порядка.

В некотором смысле то, что Кромвель не смог быть точным в формулировке своих конструктивных намерений, не удивительно. В течение своей общественной карьеры с 1640 года он показал, что не был размышляющим философом, он скорее использовал идеологии других. В решающие моменты его карьеры до того, как он стал протектором, с ним рядом были наставники, которые подробно разрабатывали идеи, обеспечивавшие теоретическую структуру его действий: Сент-Джон и Сэйе и Селе сразу же после гражданской войны, его зять Генри Айртон на вершине кризиса в 1648–1649 гг., Сент-Джон после сражения при Ворчестере зимой 1651–1652 гг., Харрисон и Ламберт во время политической сумятицы 1653 года. Он часто действовал стремительно в моменты политического кризиса и точно разрабатывал последующие действия. Существует опасность создания последовательной модели реформистских стремлений Кромвеля, чего на самом деле не было. Однако, необходимо рискнуть, чтобы прояснить его приоритеты, когда он был протектором.

В речах и писаниях Кромвеля повторяются две основные темы; обе не были новыми в середине XVII века, но являлись желаниями, которые время от времени выражались в Англии меньшинством в течение десятилетий. Первая имеет корни в идеях, развитых писателями-«республиканцами» в 30-е годы, которые придерживались мнения, что народ (как и человек) состоит из частей, имеющих неравную значимость. Это была не просто консервативная идеология, разработанная для поддержания социального статус-кво; она также расписала обязанности и ответственности каждого члена общества. Бедняки имели обязанность работать и повиноваться тем, кто находился выше их по социальному статусу и благосостоянию, а те, кто имел привилегии, несли ответственность и заботу о тех, кто был менее удачлив. Как и «республиканцы» в 30-е годы, Кромвель также рассматривал социальную справедливость как неотделимую часть идеального общества, которое он хотел создать. Этот взгляд дал ему огромную поддержку в военных испытаниях. В ходе войны он пришел к убеждению, что после ее окончания обеспечит справедливое вознаграждение тем, кто сражался с ним на боевых полях Британии – земли, достойной того, чтобы на ней жили герои. Самое точное упоминание об этом «республиканском» стремлении Кромвеля выражено в его письме (уже цитированном), которое он написал сразу же после сражения при Данбаре в сентябре 1650 года. «Если в этом есть то, что делает многих бедными для создания нескольких богатых, это не подходит республике» – это не был призыв перевернуть мир вверх дном, а желание сделать так, чтобы богатое меньшинство не угнетало, а заботилось об огромном большинстве бедных.

Забота Кромвеля о социальной справедливости проявилась в его заинтересованности в реформах образования, управления и права. Он не отдавал приоритета образовательной реформе, но его поддержка тем, кто пытался организовать третий английский университет в Дурхеме в 50-е годы, справедливо получила большую гласность, как и его требование реформы местного управления. Он разделял убеждение Карла I и его министров в начале тридцатых в том, что существовала необходимость не в новых законах, а скорее в способах обеспечения того, чтобы существующие законы исполнялись. «Мы действительно имеем много хороших законов, – сказал он в марте 1656 года, – однако мы жили скорее по букве закона, чем в соответствии с его духом», так что «решили регулировать одинаковую (божью) помощь вопреки чьей-то воле» [207]207
  Abbott, vol. IV, p. 112.


[Закрыть].

Позже, в апреле 1657 года, он затронул подобный вопрос, подчеркивая, что неудача в достижении социальной справедливости произошла скорее из-за недостатка административной силы и плохой работы местных судей, чем из-за нехватки хороших законов. «Хотя у вас есть хорошие законы против повсеместных беспорядков в стране, кто их здесь исполняет?» – спрашивал он, выступая в апреле 1657 года. «Действительно, мировой судья будет удивлен, как сова, если хоть на один шаг отступит от обычного для него и его коллег направления в сторону реформации этого дела» [208]208
  Abbott, vol. IV, p. 494.


[Закрыть].

Кромвель придавал гораздо большее значение достижению социальной справедливости посредством реформы права, чем переменами в образовании и управлении. Терло, знавший Кромвеля как никто другой, написал Уайтлоку в 1654 году, что «реформация права и управления» была главной заботой Кромвеля [209]209
  Quoted in Nancy L. Matthews, William Sheppard: Cromwell's Law Reformer (Cambridge University Press, 1984), p. 37.


[Закрыть]. Несомненно, он разделял восторг тех товарищей по армии, которые (согласно Джону Куку, одному из судей, приговоривших к смерти Карла I), сказали в 1655 году, что «реформа права (была) великим делом, за которое они сражались» [210]210
  Quoted in D. Vcall, The Popular Movement for Law Reform 1640 – 60 (Oxford University Press, 1960), p. 73.


[Закрыть]. Как было сказано, спиралеобразное движение «охвостья» в реформе права являлось главной причиной, по которой Кромвель глубоко разочаровался в парламентском процессе к апрелю 1653 года. Когда он снова обратился к парламенту в сентябре 1654 года, то выказал большую заинтересованность ходом реформы права на протяжении девяти месяцев с тех пор, как он стал протектором. Он (как он сказал) «стремился к реформе законов… и собрал вместе всех выдающихся личностей… чтобы обсудить, как законы могут быть сделаны простыми и краткими, и менее тяжелыми для людей, как уменьшить издержки во благо народа» [211]211
  Abbott, vol. III, p. 439.


[Закрыть]. Для этой цели в первые месяцы протектората он вызвал в Лондон провинциального юриста из Глостершира, Вильяма Шеппарда, который уже заслужил имя в печати как юрист-реформатор и играл видную роль в разработке закона, изданного Кромвелем и его Советом в августе 1654 года, делавшего доступ в суд лорда-канцлера проще и дешевле. Это был лишь небольшой шаг вперед по сравнению с огромной программой правовой реформы, запланированных комиссией Хейла в 1652 году, но, вероятно, реформа, проводимая умеренными темпами, имела более надежный шанс на успех, чем поспешное и сеющее распри реформаторство, каким угрожала деятельность Бербонского парламента.

Если «республиканская» идея социальной справедливости являлась неотделимой частью того, что Кромвель подразумевал под «религиозной реформацией», другое – и несомненно более важное для него направление – это забота о расширении реформации, начавшейся в XVI веке, до реформации в сердце и душе каждого человека. Как было сказано, Кромвель отличался от подобных Харрисону, которые боялись, что религиозная реформация вызовет драматическую перемену в управлении, включая правление избранной элиты из религиозных людей до пришествия царствования лично Иисуса. В своей речи к парламенту 4 сентября 1654 года Кромвель изобразил это пророчество как «ошибочное мнение (членов) «Пятого монархиста», и предложил «мнение, которое, я надеюсь, мы все будем уважать, ожидать и уповать на то, что Иисус Христос уделит время, чтобы установить свое господство в наших сердцах, ослабляя испорченность и похоть и зло, которые здесь существуют, которые сейчас царствуют в мире больше, чем, я надеюсь, они будут в должное время» [212]212
  Abbott, vol. III, p. 437.


[Закрыть]. Почти так же, как он приблизился к «республиканским» идеям социальной справедливости, видение Кромвелем внутренней реформации – «реформации нравов» – исповедовалось религиозными людьми по крайней мере с 1580-х гг. Для них и для Кромвеля реформация не будет завершена до окончательного успеха кампании против индивидуальной безнравственности – пьянства, сквернословия, богохульства, супружеских измен и сексуальной распущенности. Только когда свершится эта подлинная реформация, страна получит божье благословение.

Как и его религиозные товарищи, Кромвель считал, что главным способом подлинной реформации был союз религиозных судей и реформированной службы, который должен привести к тому, чтобы духовенство было представлено образованными и глубоко верующими людьми, годными для роли проповедников, способных указать своим прихожанам путь к нравственной и духовной реформации. Поэтому неудивительно, что основные реформы Кромвеля и Совета в первые месяцы протектората были разработаны, чтобы обеспечить назначение подходящих церковных служителей и чтобы неподходящие были изгнаны. Это было целью двух законов, изданных в 1654 году. Один из них в марте учредил центральную комиссию из 38 человек (которые стали известны как «трайеры»), которые должны были оценивать по достоинству всех претендентов на церковные должности, что-бы они действительно (как позже сказал Кромвель) были «людьми известной честности и набожности, православными и правоверными» [213]213
  Abbott, vol. IV, p. 495 (речь от 21 апреля 1657).


[Закрыть]. В августе за этим последовал указ, учреждавший специальных уполномоченных в каждом графстве (прозванных «эжекторами»), которые должны были удалять служителей, обвиненных в «невежестве, непригодности, опозоренных в их жизни и в беседах или небрежных в их уважаемых профессиях и положениях».

Эта попытка сделать служение верховным звеном «реформации нравов» не была, однако, главной заботой Кромвеля. Это было средством для достижения его главной цели, которая (как уже многократно говорилось) должна была обеспечить «не принуждение (в религии), но свет и разум». Его главной целью было установление свободной структуры государственного управления, внутри которого каждый сможет найти Бога для себя. «Быть ищущим, – написал он в октябре 1646 года в письме своей дочери Бриджит, – значит находиться в лучшей секте рядом с нашедшим, и так будет в конце концов с каждым правоверным ищущим. Счастливый ищущий, счастливый нашедший» [214]214
  Abbott, vol. I, p. 416.


[Закрыть]. Был ли тогда Кромвель «человеком впереди своего времени», «сторонником современной религиозной терпимости?»

Важно отметить, что эта характеристика не подходит ему. Понимание религиозной свободы Кромвелем было ограниченным в двух важных отношениях с самых первых дней его общественной деятельности и оставалось таким до конца его жизни. Первое довольно очевидно: Кромвель прояснил в «Орудии управления» (и во многих других случаях), что терпимость не должна простираться до «папизма и прелатства таких, которые именем Христа проповедуют и практикуют распущенность», и тех, кто «злоупотребляет свободой для ущемления прав других и для нарушения общественного спокойствия». Как будет показано {особенно в случаях с Бидлем и Нейлером), Кромвель был склонен, как в практике, так и в теории, отлучить некоторых людей, как протестантов, так и католиков, от обладания религиозной свободой. Второе ограничение в определении религиозной свободы Кромвелем менее очевидно и не всегда поддавалось оценке. Религиозная реформация Кромвеля не предполагала религиозного плюрализма. Его идеалом было сохранение единства протестантов в рамках государственной церкви… Как будет видно, Кромвель поддерживал евреев в Англии в 1655 году не из-за обязательства всемирной религиозной терпимости, а так как он (вместе с многими протестантами) верил, что обращение евреев в другую веру было необходимой, основной подготовкой к установлению единства всех религиозных людей. Равно важно было и то, что он осуждал рост сектантского раскола протестантства. По иронии, будучи заклейменным своими врагами, например, графом Манчестером, как «любимец сектантов», он питал отвращение к сектантству, так как оно разрушало его идеал протестантского единства. Во время гражданской войны он сказал: «Все пресвитериане и индепенденты настроены одинаково». В своей речи к парламенту в сентябре 1654 года он подтвердил суть и обругал те секты, которые «говорят, О! Дай людям свободу. Но дай (им) ее, (они) не уступят ее никому» [215]215
  Abbott, vol. III, p. 459.


[Закрыть]. Кромвель не был человеком «опережающим время, с нетерпением ожидающим краха религиозной тоталитарщины и развития религиозного плюрализма, он скорее оглядывался назад, на церковь времен Елизаветы I и Якова I, чем на Англию, в которой расходящимся во мнениях религиозным группам, хотя и неохотно и под вечным страхом суровых наказаний, было обеспечено законное существование. В марте 1654 года он назначил день для поста и молитв, чтобы закончить «разногласие» и укрепить «братскую любовь» и «здоровый дух» [216]216
  Abbott, vol. III, pp. 225-8.


[Закрыть]. Как он делал в Шотландии в 1650–1651 гг., он спорил с нетерпимыми протестантскими религиозными группами в Англии, защищая дело всемирного братства верующих людей, выступая против религиозного сепаратизма.

Терпимость Кромвеля, с современной точки зрения, была ограниченной. Тем не менее, необходимо отметить, что он готов был допустить гораздо большее разнообразие религиозных форм, чем любое другое правительство Англии XVII века до или после него. Для пресвитерианцев, индепендентов и баптистов, которые жестоко преследовались с 1660 года, кромвелевская Англия была раем религиозной свободы. «Если люди признают баптизм, или придерживаются просто индепендентских взглядов или пресвитерианских мнений, именем Бога поддержите их… в использовании предоставленной им свободы и оставьте их с собственной совестью», – сказал он парламенту в сентябре 1656 года в речи, которая дает одно из самых четких его религиозных определений:

«Так как… несомненно это все представляет особый интерес, хотя и оспаривается. [Это люди], которые верят в Иисуса Христа… люди, которые верят в прощение грехов ценой крови Христа и в свободное оправдание ценой крови Христа, и живут божьей милостью, – это люди, которые уверены в том, что они также являются частью Иисуса Христа как зеница ока его».

Затем, подчеркивая, что его главной заботой была внутренняя вера, а не внешние формы церковного управления, он добавил, что это включает «всех, кто имеет такую веру, дайте его форме быть, какой она хочет, если это будет мирно идти без ущерба для других, имеющих иную форму» [217]217
  Abbott, vol. III, pp. 271-2.


[Закрыть].

Кроме того, желание Кромвеля расширить религиозную свободу не только отличало его от других правителей Британии в XVII веке, но также ставило его особняком среди многих современников. Еще с конца XVI века за дело религиозной реформации выступало меньшинство. Религиозные пуритане были крикливыми в конце XVI века и в начале XVII века в Англии, но всегда составляли крошечное меньшинство. Кроме того, вероятно, что в течение 40 —50-х годов, многие пуританские дворяне, которые когда-то разделяли надежды Кромвеля на возможность проведения религиозной реформации, отказались от этого дела, так как оно стало отождествляться с армейским мятежом, цареубийством и угрозами перевернуть мир вверх дном. Интересным Кромвеля делает то (и в то же время помогает объяснить будущий ход его карьеры и огромные политические трудности, с которыми он столкнулся будучи протектором), что он, в отличие от многих других, не отшатнулся от религиозной реформации. Наоборот, в 50-е годы его преданность ей, казалось, становилась все больше и больше.

То, что Кромвель не отказался от религиозной реформации, является сильнейшим аргументом против тех, кто обвиняет его в самовозвеличивании. Почему тогда он не взял курс, который позволил бы ему нестись по направлению к верховной власти при восторженной поддержке политически могущественными парламентскими классами страны? Частично это можно объяснить его военным опытом 1642–1646, 1648 и 1649–1651 годов, одним из главных результатов которого стало его отдаление от тех, кто не сражался и кто не разделял чувство братства по оружию, спаявшее армию «Нового образца» во время кампаний в Англии, Ирландии и Шотландии. Военные впечатления Кромвеля оказывали большое влияние на его мысли и действия всю жизнь. Это жизненно важное влияние усиливалось ощущением особой божественной миссии, возложенной на него и армию во имя религиозной реформации. Чтобы объяснить это, он проводил библейские параллели, которые часто использовались протестантами в Англии для сравнения их борьбы против католицизма, равнодушного и безнравственного, с борьбой израильтян против египетского рабства. Для религиозных протестантов, таких как Кромвель, история об израильтянах из Ветхого Завета имела мощную притягательную силу, и они наизусть знали ее подробности: как свершилось чудесное бегство, руководимое Моисеем; как Красное море расступилось, чтобы открыть им путь в пустынную, дикую местность, где они блуждали сорок лет до того, как они успешно преодолели своих врагов в битве при Иерихоне, и, наконец, поселились в Ханаане, на земле обетованной. Но, как указывается в библейской истории, это стало возможным после того, как израильтяне в пустыне искупили свои грехи и заслужили божье благословение. Кромвель открыто сослался на это в своей речи к парламенту в сентябре 1654 года, которая была произнесена после проповеди, в которой членам парламента рассказали о людях, вышедших из Египта на землю обетованную в Ханаан. Из-за неверия, роптания, жалоб и других прегрешений, которыми был рассержен Бог, они были вынуждены провести много лет в пустыне до того как они пришли к месту успокоения». Дальнейшие его слова показывают, что для него это было иносказанием того, что произошло с Англией и с ним самим: «Мы так продвинулись благодаря божьей милости, – сказал он. – Перед нами дело, достойное внимания, а мы впадаем в горе; но, как я сказал раньше, дверь для надежды открыта». Кромвель живописал, как Англия сбросила рабские цепи Карла I и архиепископа Лода, пересекла «Красное море» гражданской войны и цареубийства, и теперь англичане находились в пустыне. Бог помог им одержать великие победы над врагами. Самая главная проблема, с которой столкнулся Кромвель в первые дни протектората, заключалась в том, позволит ли им Бог идти дальше на обетованную землю? В 1654 году (и позже, как мы увидим) для Кромвеля ответ был очевиден: только если англичане, как израильтяне, искупят свои грехи, проявят себя нравственно безупречными и заслужат божье благословение. Когда он выступал на открытии первого парламента протектората в сентябре 1654 года, он предупредил: «Вы еще не вошли (в дверь надежды), но если благословение Господа и Его присутствие будут сопровождать управление делами на этом собрании, вам будет дана возможность закончить Его деяния и сделать народ счастливым» [218]218
  Abbott, vol. III, p. 442.


[Закрыть]. Этот оптимизм позволил Кромвелю, с позиции провиденческого толкования недавней истории Англии, считать, что парламент разделит его намерение установить республику с торжествующей социальной справедливостью, обновленную в религиозном и нравственном отношении.