Текст книги "Большой риск. Путешествие на "Таити-Нуи""

Автор книги: Бенгт Даниельссон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц)

Глава третья. Начинаем сначала

Проснулся я на следующий день в удобной и со вкусом убранной каюте крейсера «Бакедано». Это был самый глубокий, самый сладкий сон в моей жизни. Я почувствовал себя бодрым и веселым. Так чувствует себя человек, выздоравливающий после тяжелой болезни. Видимо, последние дни на плоту были куда утомительнее и напряженнее, чем нам казалось. Франсиско, с которым я столкнулся в коридоре, тоже выглядел бодрым и отдохнувшим. Мы вместе пошли проведать Эрика и застали его в постели, он лежал, весь скорчившись, и вид у него был неважный. Измятые простыни свидетельствовали о том, что он плохо спал.

– Обидно, что пришлось сдаться у самой цели, – сказал он, и в голосе его прозвучало отчаяние. – Плохо, что мне не удалось доказать свою теорию. А хуже всего, что погиб "Таити-Нуи", На постройку нового плота, уйдет много времени, если мне вообще это удастся. Я не стану вас упрекать. Вам, наверное, надоело так называемое "путешествие на плоту", и вы хотите, по прибытии в Вальпараисо, вернуться домой пароходом или самолетом. Что ж, возвращайтесь. Вы свободны от обещания, которое дали перед отплытием в Папеэте, не покидать меня до окончания плавания.

– Постой, Эрик, – сказал Франсиско с горячностью. – Во-первых, я совершенно не согласен с тобой, что экспедиция не удалась. Ведь нашей целью было показать, что проплыть на бамбуковом плоту из Полинезии в Южную Америку южным маршрутом возможно, и разве мы не доказали это, пройдя более 4 тысяч морских миль? Ни один разумный человек не станет сомневаться в том, что мы одолели бы и то небольшое расстояние до Вальпараисо, какое нам еще осталось, если бы не разразился шторм, а такого шторма не бывало в этих водах уже пятьдесят лет.

– А во-вторых, нам вовсе не надоело то, что называется путешествием на плоту, – добавил я. – Мы всегда готовы вернуться с тобой на Таити.

Франсиско кивнул в знак согласия. Эрик долго молчал и испытующе смотрел на нас. Казалось, он не был уверен, говорим мы серьезно или просто неуклюже пытаемся его утешить. Наконец его лицо озарилось улыбкой, он коротко и решительно сказал:

– Хорошо, тогда мы вместе начнем все сначала.

Таким образом, этот вопрос был решен, и разговоры о путешествии на плоту больше не поднимались, пока мы находились на борту крейсера "Бакедано", который очень быстро – за двое суток – доставил нас в Вальпараисо. Мы прибыли туда 28 мая в полдень. Первое приветствие с берега несколько смутило нас. С самолета, пролетевшего над нами, когда мы входили в порт, был сброшен на парашюте большой пакет. К сожалению, он упал в воду в нескольких стах метрах от "Бакедано". Мы, неистово жестикулируя, подавали знаки пассажирам большого моторного бота, который отошел от пристани, чтобы они выловили пакет. Но бот шел прямо к "Бакедано", и не успели мы объяснить, что нам нужно, как пассажиры уже поднимались по трапу, спущенному с крейсера. А через секунду нас окружила толпа галдящих мужчин и женщин с блокнотами и фотокамерами. Первым моим желанием было убежать подальше и спрятаться, и лишь спустя некоторое время я сообразил, что это журналисты и репортеры. Вопросы посыпались на нас градом, и только Хуанито, владевший испанским языком, что-то понимал, но он, как и мы все, так растерялся от непривычной толкотни и неразберихи, что не мог произнести ни слова. Журналисты, очевидно, были недовольны нашим молчанием и стали еще напористее. В самый критический момент нас выручил секретарь экспедиции Карлос Гарсия Паласиос; он прибыл на этом же моторном боте вместе с французским консулом и несколькими французами, жившими в Чили. С их помощью Карлос выпроводил всех журналистов в салон и взял на себя обязанности переводчика.

– Ух, какое тяжелое испытание, – сказал Мишель утомленно, когда наконец перекрестный допрос был закончен.

– Хорошо, что вся эта сутолока уже прекратилась и мы можем спокойно сойти на берег и погулять, – добавил я.

Услышав это, Карлос широко улыбнулся. Пока я раздумывал, что же такое показалось ему смешным, за нами пришел моторный катер командующего военно-морскими силами Чили. Мы вовсе не считали себя достойными такой чести, тем более что рядом со статными, хорошо одетыми офицерами выглядели весьма неважно в измятых и заплесневелых костюмах. Но мы горели желанием поскорее выбраться на берег и попрыгали в катер.

Издали пристань казалась высокой и неровной. Однако, когда катер подошел поближе, мы поняли, чем вызвано такое впечатление: вся пристань была запружена людьми, стоявшими плотными рядами. Я с любопытством и удивлением смотрел на эту огромную толпу, а тысячи пар глаз смотрели на меня и моих товарищей. Не успели мы причалить, как многотысячная толпа начала скандировать: "Да здравствует "Таити-Нуи"! Да здравствует Франция!" И только тут я понял, что все они собрались сюда приветствовать нас. Едва мы сошли на берег, как огромный военный оркестр заиграл Марсельезу и люди сомкнулись вокруг нас. Можно ли было сопротивляться веселой и буйствующей толпе, увлекавшей нас к красивому зданию с балконом во всю длину фасада! Это была городская ратуша. Там, во главе с мэром города, собрался комитет по организации официального приема. Несколько человек в форме проводили нас до самого входа в ратушу и тут же заперли дверь на двойной запор. Площадь, заполненная восторженными людьми, казалась с балкона черной. Я с облегчением подумал, что нахожусь вне пределов досягаемости. Мы весело махали толпе, но, странно, люди, казалось, были чем-то недовольны. Скоро гул перешел в ритмические выкрики. Смущенные, мы стали внимательно прислушиваться. Толпа все настойчивее и раздражительнее вызывала Хуанито. Не было ничего удивительного в том, что соотечественники Хуанито хотели прежде всего чествовать его. Но почему возгласы были такими нетерпеливыми и вызывающими? Мы вопросительно посмотрели на чилийца и все поняли. Оказалось, за высокими перилами балкона Хуанито совсем не видно, – рост его был всего 150 сантиметров. Но чрезмерно восторженные соотечественники Хуанито, очевидно, сделали мало лестный для нас вывод, что мы его где-то оставили. Мы поспешно подняли его на плечи. Запоздалое появление Хуанито было встречено ревом, похожим на взрыв, и оставшаяся часть официальных церемоний потонула в то повышавшемся, то стихавшем гуле приветствий, доносившихся с площади.

Утомленные больше, чем после любого из многочисленных штормов, перенесенных нами на плоту, мы отправились наконец в гостиницу. Здесь нас ждал еще один сюрприз. На столе лежал тот самый пакет, который был сброшен с самолета, когда крейсер входил в порт Вальпараисо. Он был адресован Хуанито. В свертке оказалось теплое пальто. Это был очень ценный подарок, так как стояла поздняя осень и было довольно холодно. Но кто был его доброжелатель, Хуанито так и не узнал. Отправитель не указал ни имени, ни адреса, не напомнил он о себе и в дальнейшем. На следующий день мы снова испытали на себе необыкновенную любезность чилийцев и их интерес к экспедиции. Председатель одного из крупнейших яхт-клубов в Чили пришел в гостиницу и предложил нам любую помощь, если мы согласимся строить новый плот на верфи клуба в соседней гавани Кинтеро. Таким образом, все складывалось лучше, чем можно было ожидать. В прекрасном настроении мы уселись в такси и поехали в столицу Чили Сант-Яго. Нужно было выяснить, имеется ли там все необходимое для постройки и оснащения плота, на котором мы могли бы в скором времени снова отправиться в Южные моря.

Однако не успели мы как следует войти в необычную для нас роль народных героев и любимцев, как на наши головы посыпались разные несчастья. Началось с того, что у Эрика внезапно поднялась высокая температура. Мы вынуждены были положить его в больницу, а там врачи определили двустороннее воспаление легких. Даже когда Эрик стал поправляться, общее состояние его здоровья было еще настолько неважным, что врачи предписали ему полный покой не менее чем на два месяца.

В связи с болезнью Эрика появились новые непредвиденные трудности. Мы намеревались построить точную копию нашего первого плота, а для этого нам нужно было, прежде всего, около 1000 бамбуковых стволов. Но бамбук – тропическое растение, которого нет в прохладном Чили, и мы предполагали, что нам доставят его из Перу или Эквадора. Это стоило больших денег. Эрик рассчитывал заработать на статьях, заказанных ему несколькими американскими и французскими иллюстрированными журналами. Но через несколько недель, когда Эрик был вполне здоров, чтобы взяться за статьи, журналы отказались от них. Таким образом, мы остались и без денег и без плота.

Как всегда, Эрик был совершенно невозмутим, и он же нашел средство утешить нас. Он сказал, что за книгу, которую ему давно заказало одно французское издательство, он получит денег больше, чем нам нужно. Мы ни минуты не сомневались, что он может написать стоящую и ходкую книгу. Но сколько на это потребуется времени? По правде говоря, все мы были в этом вопросе более нетерпеливы и более мрачно настроены, чем Эрик. Особенно резко выражал свое недовольство Мишель. Снова вспомнились старые обиды. Мишелю было гораздо труднее ладить с Эриком, чем остальным, просто потому, что у них были разные характеры. К тому же у Мишеля был диплом капитана, и поэтому он считал себя вправе иногда давать Эрику советы по части мореплавания. А когда на одном судне два капитана, то естественно, что один из них лишний. Мишель не терпел никаких проволочек, и это можно было понять, если вспомнить, что он перед самым отплытием с Таити женился и ему уже давно надоело совершать свадебное путешествие в одиночку. Во всяком случае, никто из нас не был особенно ни удивлен, ни возмущен, когда через несколько недель после нашего прибытия в Вальпараисо он самолетом отправился на Таити. Вслед за ним нас покинул Хуанито. Он отправился к своей матери в Пуэрто Монт, уединенную рыбачью гавань возле мыса Горн. Его предательство вполне объяснимо, так как, строго говоря, он был всего лишь простым пассажиром, который предпочел наш не совсем обычный маршрут, чтобы вернуться к себе на родину. И хотя он до самой последней минуты говорил, что будет продолжать плавание, все же я чувствовал, что рано или поздно нам придется искать замену и ему. Несмотря на неудачи, я не сомневался, что в конце концов все уладится. Возможно, что такой твердой уверенностью и оптимизмом я был обязан долгому плаванию на "Таити-Нуи". Ведь даже сильный встречный ветер не вечен – вот один из главных уроков, который я извлек из последнего плавания. Теперь оставалось только ждать, когда нам повезет.

В начале июля мы с Франсиско неожиданно получили приглашение осмотреть судостроительную верфь в Конститусьоне. Это небольшой провинциальный город с населением около 4 тысяч жителей. Он расположен у устья реки Мауле, впадающей в Тихий океан примерно в 200 километрах южнее Сант-Яго. Восемь владельцев верфи не только показали нам во всех деталях строительство одномачтовых судов, что было их специальностью, но, к нашему удивлению, даже пригласили нас на торжественный обед. За обедом подавалось великолепное чилийское виноградное вино, провозглашались тосты, произносились речи. Вино оказалось таким крепким, а испанский язык мы знали так плохо, что сначала не сразу поняли суть этих речей. Смысл их оказался таков: наши добрые хозяева хотели подарить нам одномачтовый парусник. Постепенно мы сообразили, что их щедрость в какой-то степени была продиктована тонким расчетом. Они надеялись, что как только выявятся превосходные качества их одномачтового судна, с островов Южных морей к ним начнут поступать многочисленные заказы. Несмотря на это, предложение показалось нам заманчивым. Мы вернулись в Сайт-Яго, возбужденные чилийским вином и приятными перспективами стать судовладельцами. Но когда мы рассказали об этом Эрику, он вовсе не пришел в восторг, только спросил:

– А зачем вам этот парусник? Почему же вместо него вы не попросили плот?

Как ни жаль было расставаться с мечтой стать судовладельцами, мы не могли не согласиться с Эриком. Ведь, в конце концов, пребывание в Чили было всего лишь случайным перерывом в нашем путешествии на плоту, и теперь самое главное – как можно скорее продолжить его. Только благодаря Эрику мы смогли добраться на плоту до Чили и получить приглашение в Конститусьон. Прежде всего мы должны подумать об Эрике и экспедиции. Мы написали владельцам верфи письмо и все объяснили им. Они немедленно прислали приглашение Эрику. Посвежевший, уверенный в своих силах, обаятельный Эрик отправился в Конститусьон, а я и Франсиско остались в столице и заранее праздновали победу. Мы знали, что когда Эрик в таком прекрасном настроении, устоять перед ним невозможно. Вернувшись через несколько дней домой, он торжественно заявил, что ему ничего не стоило уговорить владельцев верфи построить для нас плот. Постройка, конечно, не будет нам стоить ни песо, ибо, по восторженным заверениям Эрика, все население города поголовно будет бесплатно помогать нам в подготовке новой экспедиции. Мы решили, что ничего невероятного в этом нет, так как теперь хорошо знали и Эрика и чилийцев.

Будущее снова прояснялось. Мы уже было собрались отправиться в Конститусьон и начать постройку плота, как Франсиско получил с Таити печальные вести. Его жена заболела, ей должны были делать операцию, и все родственники убедительно просили его вернуться домой. Опечаленный Франсиско сразу же решил лететь на Таити вместе с неутомимым секретарем экспедиции Карлосом, который, оказав нам помощь в Чили, торопился подготовить наше возвращение на Таити. Я с сожалением проводил своего последнего товарища по путешествию и впервые за все время пребывания в Чили почувствовал себя угнетенным. К счастью, все случившееся никак не отразилось на Эрике, который по-прежнему был полон энергии и верил в успех.

– Значит, мы остались с тобой вдвоем, – трезво подвел он итоги. – Давай поделим между собой работу. Я буду писать книгу, а ты займешься постройкой плота. По сути дела, ты будешь только наблюдать за постройкой. Владельцы верфи предоставляют в наше распоряжение рабочих и материалы. С удовольствием поменялся бы с тобой, если бы было возможно, потому что твоя работа гораздо легче и интереснее.

Я не совсем был уверен, что на мою долю выпала более легкая работа, но мне ничего не оставалось, как согласиться. Впрочем, я всегда мог попросить у Эрика указаний и совета.

Прежде всего нужно было решить, из какого дерева строить плот. Владельцы верфи дали Эрику на выбор несколько образцов дерева. Строить плот из бальсы, по примеру путешественников на "Кон-Тики", было невозможно, так как эти деревья в Чили не росли, а на доставку из Эквадора такого большого количества материала, какое требовалось, не было ни денег, ни времени. Большинство торговцев лесоматериалами, а также и кораблестроители, рассмотрев наши образцы, решили, что самое подходящее – кипарисовое дерево. Однако нашлись люди, которые начали заверять нас, что кипарис идет только на гробы и поэтому лучше выбрать что-нибудь другое. Вскоре мы узнали, что утверждение это было несостоятельным. Из кипариса были построены многие суда. Делались из него и гробы, но это ничего не значило, если, конечно, не быть слишком суеверным. Но на всякий случай мы все же решили отложить окончательный выбор до тех пор, пока не услышим мнение судостроителей из Конститусьона. В первый же день нашего приезда в Конститусьон, 8 сентября 1957 года, мы изложили им наши соображения. После минутного тягостного молчания один из судостроителей сказал:

– Muy estimado seiiores!  [4]4
  4 – Уважаемые сеньоры! (исп.)


[Закрыть]. Единственный плот, по строенный здесь несколько лет назад по заказу правительства, был из дуба. Он предназначался для перевозки автомобилей через реку Мауле выше по течению, где нет моста. Плот был большой и красивый. Некоторые министры, префекты провинций, бургомистры и многие другие важные персоны были приглашены на спуск плота на воду. Играл военный оркестр из 50 человек и было произнесено много речей. Наконец настал торжественный момент. Роскошный и дорогой плот быстро соскользнул с эллинга, погрузился в воду и сразу утонул. А через несколько минут на поверхности воды осталась лишь легкая рябь. Плот был так тяжел, что поднять его невозможно. Он и сейчас покоится на том же самом месте. И это все, что нам известно о плотах. Должен добавить, что те одномачтовые парусники, которые создали славу Конститусьону, мы строили из кипарисового дерева. Я уверен, что лучших судов, чем наши, нет во всем мире.

Это решило исход дела. Кипарисовое дерево вполне удовлетворяло и нас, тем более что кипарисовые леса находились совсем недалеко от города. Вместе с доном Энрике Муньосом, на верфи которого предполагалось построить наш плот, Эрик и я прогулялись в лес и выбрали 50 деревьев толщиной в 50 сантиметров. Дон Энрике метил деревья, и лесорубы тут же валили их.

Когда мы возвратились в гостиницу, довольный Эрик сказал:

– Я рад, что постройка плота находится в таких надежных руках. У меня здесь нет больше никаких дел. Я поеду в Лонтю, там у меня друзья. Их красивая гасиенда находится высоко в горах, это прекрасное место. Там я спокойно могу закончить книгу. Будь здоров. – И он начал собирать свои вещи.

– Погоди, Эрик, – остановил я его. – Ты мне не дал ни одного чертежа плота.

Эрик удивленно посмотрел на меня.

– Зачем тебе чертежи? Ты же хорошо знаешь, как выглядит плот. Строй как можно более точную копию "Таити-Нуи I". Главное, чтобы он был тех же размеров. Желаю удачи.

И он тут же исчез.

Я очень хорошо помнил, как мы строили бамбуковый плот на военно-морской верфи в Папеэте. Но, к сожалению, этот приобретенный дорогой ценой опыт – небольшая помощь в данном деле. В связи с новым строительным материалом возникали различные проблемы. Например, толстые стволы кипариса нельзя было связывать, как бамбуковые. После долгих раздумий пришлось отказаться от канатных креплений вообще. Твердые сучковатые стволы легко могли их перетереть. Вместо этого я решил применить старую технику – деревянные гвозди. Каждый слой бревен, а их было всего три, сшивался при помощи деревянных гвоздей из твердой древесины, которые вгонялись с боков под косым углом. Таким образом, все три слоя были соединены между собой гвоздями по вертикали. Приподнятую палубу, каюту и мачты скопировать было гораздо легче, и я внес лишь небольшое, но, как потом выяснилось, очень удачное изменение: вместо остроконечной, как это было на "Таити-Нуи I", я сделал крышу каюты плоской. В виде талисмана и напоминания о том, что наша цель, несмотря на все перемены, остается прежней, на корме нового плота я укрепил полинезийского божка, спасенного с "Таити-Нуи I".

Несколько раз приезжал с гор Эрик, одобрительно кивал головой, говорил несколько приветливых слов и быстро исчезал. Однажды ко мне пришел один молодой француз и заявил, что Эрик принял его в члены нашей экспедиции. Он показался мне очень знакомым, и вдруг я вспомнил, где мы с ним встречались, Это был один из тех пяти-шести французов, которые вместе с журналистами брали на абордаж "Бакедано" во время нашего прибытия в Вальпараисо Жан Пелисье, так звали моего нового товарища, был по профессии океанографом, а следовательно, весьма подходящим человеком для нашей экспедиции. Еще будучи студентом геофизического института в Бергене, он неоднократно участвовал в арктических экспедициях, а по окончании учебного заведения получил место на морской биологической станции в Чили. Он занимался исследованиями в Антарктике и в водах, омывающих остров Пасхи. Я считал, что его можно отнести к числу закаленных людей, а это не менее важно в долгом плавании, чем хорошие теоретические знания. Жан рассказал о своем сверстнике, чилийском друге с нечилийским именем, Гансе Фишере, горном инженере – тот тоже надеялся, что Эрик возьмет его с собой. К сожалению, Жан и Ганс могли мне помочь в постройке плота лишь в конце года, сейчас они были заняты важными научными исследованиями и хотели их закончить.

Меня немного разозлило, что Жан так же быстро исчез, как и появился. В то время я действительно нуждался во всякой помощи. Нужно было как можно скорее построить плот с тем, чтобы успеть завершить плавание до начала сезона циклонов в Южных морях. Но помощь вскоре пришла нежданно-негаданно. В один прекрасный день возвратился Хуанито и, весело улыбаясь, сразу же, с обычной услужливостью принялся мне помогать. Я не был уверен, что власти на Таити на этот раз окажутся более мягкосердечными, но не стал его разочаровывать, когда узнал, что он собирается вернуться вместе с нами и навсегда поселиться на этом райском острове. Мне было удобно иметь товарищем урожденного чилийца, который не только бегло говорил по-испански, но и знал подход к своим соотечественникам. Теперь работа куда больше спорилась.

Дела шли бы еще лучше, но мешала наша популярность. С самого начала жители Конститусьона проявили необычайный интерес к постройке плота. Все они, по существу, были нашими хозяевами, и многие из них самым различным образом оказывали нам помощь, поэтому было бы невежливо и неумно их отталкивать. Мы держались спокойно, хотя нам иногда казалось, что на нас смотрят, как на необыкновенных зверей в зоопарке.

Со временем толпа наблюдателей не только возросла, но и стала непонятно требовательной и беспокойной. Такая перемена настроения, разумеется нежелательная для нас, была вызвана, прежде всего, постепенным потеплением. Конститусьон принадлежит к числу излюбленных курортов, и каждое лето тысячи отдыхающих из Сант-Яго и Вальпараисо проводят здесь свой отпуск. В это лето гостившие здесь жители больших городов казались особенно оживленными и веселыми. Если бы они только потешались над нашими планами, было бы еще ничего, но многие считали их плохой, очень плохой шуткой. Я устал отвечать на сотни глупых вопросов, например таких: а уверены ли мы, что плот поплывет, собираемся ли мы на Таити или на Гаити и почему бы нам вместо плота не построить судно? Я хотел было соорудить вывеску, подобную той, какую сделал Эрик в Гонолулу, когда строил свое спаренное каноэ "Каимилоа" в 1936 году. На одном из деревьев возле своей временной верфи он повесил объявление с обезоруживающим призывом: НЕ СТОИТ ПЫТАТЬСЯ УБЕЖДАТЬ НАС В ТОМ, ЧТО МЫ СУМАСШЕДШИЕ, – МЫ УЖЕ ЭТО ЗНАЕМ. Но я не обладал бесцеремонной иронией Эрика. Кроме того, многие из наших простодушных доброжелателей наверняка были бы обижены.

Одного из посетителей мы всегда встречали с радостью. Это был начальник железнодорожной станции в Конститусьоне Горасио Бланко. Он был человек действия и в то же время бескорыстный идеалист, а это весьма редкое сочетание. Как потом выяснилось, это он уговорил владельцев верфи проявить интерес к нашей экспедиции и сделать нам великодушное предложение. Горячие патриотические чувства, вернее местный патриотизм, побудили Горасио Бланко помочь нам. Он хотел вернуть Конститусьону то величие и ту славу, какие были у него в XVI-XVII столетиях, когда отсюда регулярно отправлялись корабли в дальние плавания, в Панаму и Европу. (Хуан-Фернандес, открывший во время своих многочисленных и смелых плаваний острова, которые теперь носят его имя, был великим сыном этого города.) Горасио Бланко был убежден, что постройка плота не только откроет новую славную эпоху в истории города, но и оживит его деловую жизнь, в которой чувствовался некоторый застой. Он много нам помогал, так как ему приходилось встречать всего лишь четыре поезда в день. Казалось, он обладал шестым чувством, догадываясь о наших желаниях и нуждах, и умел найти наилучший способ все устроить. И если иной раз случалось, что у него не было времени прийти помочь, он присылал кого-нибудь из своих одиннадцати детей, которые все до одного унаследовали энергию и изобретательность отца.

Со временем я привык к тому, что Бланко может наладить любое дело, и принимал это как должное. Когда Эрик однажды неожиданно заявился к нам и поручил мне не только быть его заместителем, но и радистом экспедиции, Бланко посвятил меня в тайны азбуки Морзе. В дальнейшем я на час раньше начинал свой рабочий день уроком этой азбуки на вокзале Конститусьона. К счастью, вокзал находился всего лишь в нескольких стах метрах от верфи. Не помню, просил ли кто-нибудь Бланко, но он взял на себя обязанность доставить нам провизию, медикаменты, паруса, якоря я другое необходимое снаряжение, которое предусматривается для плавания не менее полугода. Не знаю, каким образом он этого добился, но к рождеству из магазинов и с фабрик непрерывным потоком стали прибывать огромные ящики. Нам оставалось только принимать их и благодарить. Думаю, что нисколько не преувеличу, если скажу, что без его бескорыстной помощи постройка плота и все приготовления заняли бы вдвое больше времени и потребовали бы огромных средств.

В начале января 1958 года, как обычно без предупреждения, приехал Эрик и с довольной миной объявил, что почти закончил свою книгу. Он заверил меня, что книга острая и, наверное, многих заденет. (Позднее выяснилось, что он, к сожалению, был прав.) Не без некоторой гордости мы с Хуанито сообщили ему, что и наша работа подходит к концу. Собственно говоря, плот можно было уже спускать на воду. Оставалось лишь закончить внутреннее оборудование каюты. Мы обещали Эрику управиться заблаговременно, лишь бы он сказал, когда намечается отплытие.

– В столичных газетах уже давно сообщалось, что наше отплытие состоится 15 февраля, – сказал Эрик, озорно сверкнув глазами. – Не имею ни малейшего представления, откуда пошли слухи. Но давайте поможем газетам хотя бы раз сказать правду и назначим наше отплытие на этот день.

Понятно, что ни у меня, ни у Хуанито возражений не было.

Обычно любое новое судно, перед тем как отправиться в дальнее плавание, проходит испытание. Мы последовали этому мудрому правилу, когда построили первый плот. Но теперь нам, к сожалению, пришлось отказаться от предварительных испытаний. Мы не обратили внимания на то, что наша верфь, как и все остальные, находилась на берегу широкой и бурной реки Мауле, чуть дальше километра от ее впадения в океан. Веками воды реки несли массы гравия и песка, постепенно поперек всей дельты образовался широкий подводный барьер. Потоки речной воды и огромные волны с Тихого океана, сливаясь на этом барьере, выступавшем нередко над водной поверхностью, создавали непрерывную линию бурунов. Попытка преодолеть это препятствие была связана с серьезным риском. Возвращаться против течения было невозможно. Именно по этой причине мы с самого начала вынуждены были отказаться от пробного плавания. Эрик разрешил проблему с присущей ему смелостью. Он коротко сказал:

– Давайте считать, что рейс отсюда до Кальяо будет пробный. Это, конечно, довольно долгий путь для испытаний – от Конститусьона до Кальяо 1500 миль, – но таким образом мы сумеем лучше изучить мореходные качества плота, чем за те несколько дней, которые мы кружились бы возле Конститусьона Кроме того, в Кальяо больше возможностей для реконструкции или ремонта плота, если это понадобится.

Мы согласились с ним.

Приблизительно через неделю после необычно короткого визита Эрика приехали Жан и его друг Ганс Фишер, (которого Эрик незадолго до этого принял в состав экспедиции) с целым грузовиком оборудования по метеорологии и для исследований вод океана. Ганс Фишер ничуть не напоминал чилийца. Это был блондин с голубыми глазами и розовой кожей, и я ни капельки не удивился, когда узнал, что его родители немецкие переселенцы. Он был веселого нрава, добрый, но очень непрактичный и к тому же настоящий "сухопутный" моряк. В общем выбор Эрика меня не обрадовал. Затем я долго прикидывал, как разместить все их причудливые приборы и инструменты, – сначала мне это казалось неразрешимой проблемой. Жан спешно уехал в Сант-Яго за оставшимся оборудованием.

За неделю до спуска на воду, назначенного на 12 февраля, мы закончили последние работы.

Все шло, как говорится, по расписанию. Вот только Жан все еще не возвратился из Сант-Яго, и Хуанито куда-то исчез. Эрик, поселившийся теперь в Конститусьоне, серьезно забеспокоился. Мне его беспокойство было не совсем понятно – ведь к нам приходили сотни знающих людей и умоляли взять их в путешествие. Через несколько дней вернулся Хуанито очень утомленный, но с блаженным видом, говорившим, что он основательно попрощался со всеми прелестями жизни на берегу. Хуанито заявил, что не желает больше быть коком. Тогда Эрик, не без умысла, назначил его заведующим продовольственным снабжением. Ничего не подозревавший Хуанито был очень доволен и благодарен. Вслед за Хуанито появился Жан с десятью ящиками порожних бутылок для проб воды и планктона. Он с серьезным видом объяснил свое опоздание только тем, что трудно было найти пробки для пробирок. Я почти поверил ему.

Спуск на воду состоялся, конечно, в присутствии Горасио Бланко. На верфи собрались чуть ли не все жители Конститусьона и все отдыхающие, чтобы торжественно отметить это важное событие. По-видимому, у многих были плохие предчувствия. И когда наш "величественный" плот легко скользнул на воду, послышались удивленные возгласы многотысячной толпы: "Плывет! Плывет!!" Конечно, он плавал не как пробка, но погрузился в воду не выше третьего настила бревен. Палуба возвышалась над поверхностью воды на полметра. Остаток дня и большую часть следующего мы занимались погрузкой оборудования и съестных припасов. Лишь поздно вечером 14 февраля мы вызвали моторное судно, которое, по договоренности, должно было отбуксировать нас в устье реки к набережной в Ла Поса, откуда на следующий день нам предстояло отплыть. В мгновенье ока на плоту оказалось с полсотни искренних доброжелателей. Мы не стали даже возражать против такого удобного случая лишний раз проверить прочность плота. Результат обрадовал нас – несмотря на большую нагрузку, плот опустился всего лишь на несколько сантиметров. В необычайно приподнятом настроении мы пришвартовали плот к бетонному причалу в Ла Поса и направились в один из многочисленных городских ресторанов, где чилийские друзья устроили в нашу честь праздничный обед. В нем не участвовал только Горасио Бланко, который со свойственной ему услужливостью и самоотверженностью предпочел остаться на плоту, чтобы присмотреть за ним и наполнить питьевой водой шесть 200-литровых бочек.

Возвратившись в Ла Поса на рассвете 15 февраля прямо с прощального банкета, мы увидели, что Бланко все еще возится со шлангами. С озабоченным видом он сообщил нам, что, к несчастью, где-то в водопроводной системе города оказалась течь и поэтому он смог наполнить всего лишь две бочки. С обычной находчивостью он посоветовал нам обратиться в пожарную команду, где всегда имеется в запасе несколько резервуаров с водой. Мы послушались его доброго совета, но на наш телефонный звонок дежурный заспанным голосом ответил, что начальник пожарной команды вместе со своими подчиненными уехал в Ла Поса посмотреть, как сумасшедшие французы будут перебираться на своем неуклюжем плоту через буруны.