Текст книги "В стране литературных героев"
Автор книги: Бенедикт Сарнов
Соавторы: Станислав Рассадин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц)
Станислав Борисович Рассадин, Бенедикт Михайлович Сарнов
В стране литературных героев
На скамейке маленького московского скверика, слегка понурившись, сидит наш герой – Гена. Это самый обыкновенный современный школьник лет четырнадцати. У ног его лежит небрежно брошенный портфель с учебниками. Рядом с Геной – человек, которому предстоит стать вторым нашим героем. Мы не станем описывать его внешность. Скажем только, что весь его облик пробуждает невольное желание почтительно именовать его «профессором». Зовут его, как это сейчас выяснится, Архип Архипович.
А.А.: Итак, если я вас правильно понял, вы получили двойку за то, что не знали, кто такой Тарас Скотинин… Что ж, ситуация довольно заурядная… Не расстраивайтесь!
Гена: (презрительно). Кто? Я?.. Очень надо мне из-за такой ерунды расстраиваться! Да кому она вообще нужна, вся эта литература!
А.А.: Вы серьезно так думаете?
Гена: Да все так думают, только сказать боятся. Притворяются: «Ах, Фонвизин! Ах, Пушкин!..» Просто противно! В космос летаем, а они сто лет-все одно и то же: «Тятя, тятя, наши сети притащили мертвеца…» В гробу я видал этого мертвеца, в белых тапочках… Вы думаете, меня зло берет, что я двойку получил? Еще чего! Мне одно обидно: меня теперь тренер в секцию не пустит, пока не исправлю…
А.А.: А разве это так трудно-исправить двойку? Если хотите, я могу вам помочь. Я мог бы устроить вам встречу…
Гена: С каким-нибудь учителем?
А.А.: Да нет, вовсе не с учителем! Я могу устроить вам встречу непосредственно с самим Тарасом Скотининым.
Гена: То есть как? Взаправду?
А.А.: Самым натуральным образом. Я, изволите ли видеть, изобрел один аппарат… Вернее сказать, машину…
Гена: (с облегчением), А-а, вы изобретатель! А я уж подумал, что вы тоже имеете какое-то отношение к литературе!
А.А.: (уклончиво). Только косвенное… Позвольте представиться: меня зовут Архип Архипович…
Гена: А меня Гена. Очень приятно.
А.А.: Итак, прямо к делу. С помощью моей машины мы с вами можем мгновенно перенестись в любую из областей Страны Литературии…
Гена: (подозрительно). Как вы сказали? Какой страны? Я про такую даже и не слышал.
А.А.: Немудрено. Там еще не ступала нога человека. Мы будем первыми.
Гена: Значит, эта страна необитаемая? Да?
А.А.: Ну нет! Необитаемой ее назвать никак нельзя. Я бы даже сказал, что плотность населения там выше, чем в самых населенных странах Европы.
Гена: А это далеко?
А.А.: Да нет, совсем рядом.
Гена: Совсем рядом и еще не ступала нога человека? Вы меня, наверно, разыгрываете!.. Где же она все-таки находится, эта ваша страна? Как же мы с вами туда попадем?
А.А.: Я уже говорил: с помощью машины, которую я сконструировал. Кстати, мы уже почти пришли. Сюда… Вот так… Осторожно, тут ступенька… Ну, вот мы и дома. Милости прошу!
Комната Архипа Архиповича представляет собой традиционное профессорское жилье: письменный стол, кресло, полки с книгами. Только вот стена напротив стола выглядит странно. Согласно всем правилам, вдоль этой стены тоже должны располагаться книжные полки, уходящие под самый потолок. Но вместо полок тут разместилось нечто совсем другое. Больше всего это «нечто» похоже на пульт управления космического корабля. Во всяком случае, так показалось Гене. А уж ему ли не знать, как выглядит пульт управления космического корабля: это ведь во всех научно-фантастических романах подробно описано. Научная фантастика – это вам не Фонвизин! Научную фантастику наш Гена любит без памяти.
Гена: (восторженно). Вот это да-а!.. Это, значит, и есть ваша машина? А как она включается?
А.А.: Осторожно! Аппарат еще не вполне отрегулирован… Вот стартер… А это-переключатель жанров…
Гена: А это что? Похоже на спидометр.
А.А.: Совершенно верно. Только стрелка этого спидометра указывает не километры, а века. Видишь?.. Семнадцатый, восемнадцатый…
Гена: А почему тут надписи такие странные?
(Читает чуть не по складам.)
Клас-си-цизм… Сен-ти-мен-тализм… Ро-ман-тизм…
А.А.: Это табулятор литературных школ и направлений. Итак, за что ты получил двойку?
Гена: (мрачно). За «Недоросль». Этого… Фонвизина.
А.А.: Великолепно!
(Щелкает рычагами и кнопками, бормочет себе под нос.)
Век – восемнадцатый… Место действия – Россия, литературное направление – классицизм, жанр – комедия… Настройка закончена. Включаю старт!
Гена и профессор продолжают сидеть у пульта, но комната вдруг словно куда-то исчезает. Какая-то туманная пелена окружила наших героев, раздались какие-то таинственные космические звуки, похожие на «бип-бип» спутника. А потом сквозь эти звуки стали прорываться голоса.
Первый голос: Пойду искать по свету, где оскорбленному есть чувству уголок!.. Карету мне! Карету!..
А.А.: Узнаешь?.. Это Чацкий!.. Девятнадцатый век, двадцатые годы. Значит, курс взят правильный… Углубляемся дальше.
Гена: А почему так трясет?
А.А.: Ничего удивительного! Двадцатые годы девятнадцатого века – это была пора бурных литературных битв, споров, дискуссий. А кроме того, я ведь предупреждал тебя: аппарат еще не вполне отрегулирован.
Второй голос: Быть или не быть? Вот в чем вопрос!..
А.А.: (удивленно). Что такое? Это ведь Гамлет!.. Как он сюда попал?.. Гамлет – это начало семнадцатого века, Англия… Кажется, мы с тобой слегка заблудились. Ну не беда! Попробую на ходу выправить курс! (Снова щелкает тумблерами и рычагами.) Ну вот! Как будто все в порядке. Прибыли!..
К ней не отыщешь ты пути
В метро или в автобусе.
И как ты глобус ни верти,
Не сыщешь и на глобусе.
Ее загадочный народ
Делами занят странными.
Не уставая, Дон Кихот
Там бьется с великанами.
Там спор покуда не решен
Меж Золушкой и сестрами,
А горемыка Робинзон
Все мается на острове.
Там смерти нет. Там нет конца.
Там продолженье следует.
Там Гамлет с призраком отца
Который век беседует,
И песнь Офелии звучит
По-прежнему звучит она…
И все нам только предстоит,
Как в книге недочитанной.
Путешествие первое. Королевство Плаща и Шпаги
Туманная пелена, окружавшая Архипа Архиповича и Гену, рассеялась, и наши герои не без удивления обнаружили, что находятся на узкой улочке какого-то старинного города. Навстречу им, обнявшись, занимая всю ширину улицы, шагает четверка удивительно знакомых людей в шляпах с перьями, в ботфортах и мушкетерских плашках. Они во все горло распевают песню.
Мушкетеры:
Мы не забыли свою присягу.
Идем в сраженье, как на парад.
Назад ни шагу! На плащ и шпагу
Пусть трусы с трепетом глядят!
А коль найдется у вас отвага,
Мы спор решаем в один момент.
Держись, бедняга! Нам служит шпага,
Как самый веский аргумент!
Гена: Ой, я, кажется, знаю, кто это! Это мушкетеры!
А.А.: (снисходительно). Чудак! Какие же мушкетеры могут быть в русской литературе восемнадцатого века?
Гена: Ну как же! Смотрите сами: плащи, шпаги, ботфорты, камзолы!
А.А.: Ничего удивительного в этом нет. Ты должен знать… А впрочем, прости, я забыл, что ты не в ладах с литературой. Видишь ли, дело в том, что русские дворяне восемнадцатого века и в одежде и в манерах подражали французскому двору.
Гена: Да нет же! Посмотрите вот на этого, здоровенного! Это же Портос! Я узнаю его золоченую перевязь!
А.А.: Ну что ты, Геночка! Чтобы я ошибся на целое столетие? Да еще вместо России угодил во Францию? Ха-ха-ха…
Портос (ибо это действительно он). Эй, сударь! Над чем вы там смеетесь? Скажите вслух, и мы посмеемся вместе!
А.А.: Простите, господа, но мой юный друг по неопытности решил, что вы-мушкетеры короля.
Д'Артаньян: А по-вашему, сударь, мы больше похожи на гвардейцев кардинала? Защищайтесь! А не то я проткну вас насквозь!
Портос: Клянусь эфесом моей Бализарды, д'Артаньян, я буду драться с этим наглецом после вас.
Арамис: Друзья мои, но у этого господина нет шпаги!
Атос: Вы правы, Арамис. (Профессору.) Позвольте я предложу вам свою. Этот славный клинок подарил моему отцу король Франциск Первый в битве при Падуе.
А.А.: Боюсь, что я не смогу воспользоваться вашей любезностью. Я не владею искусством фехтования. Кроме того, я совсем не хотел вас обидеть.
Портос: Господа! Он даже не умеет фехтовать! Он не дворянин!
А.А.: (вполголоса, Гене). Ты оказался прав. На зтот раз мой-аппарат подвел нас. Но ничего. я сумею с ними поладить. Главное, не бойся!
Гена: Я и не боюсь! Чего мне бояться? Я их всех очень хорошо знаю. Ведь вы д'Артаньян? А вы-Портос?..
Д'Артаньян: Верно, мой мальчик! Я вижу, ты знаешь нас лучше, чем твой спутник.
Гена: Д'Артаньян! Портос! Как я рад, что вас вижу!! Здравствуйте, господин Атос… то есть граф де ла Фер! Я-то ведь знаю, как вас зовут на самом деле!
Атос: Что-о? Повторите, сударь, что вы сказали!
Гена: (несколько растерянно). А что я такого сказал? Я сказал, что вас зовут граф де ла Фер. И что я очень рад с вами встретиться.
Атос: Вот как! А я – так очень огорчен нашей встречей.
А.А.: Но отчего же, господин Атос?
Атос: Оттого, сударь, что ваш спутник, столь хорошо осведомленный о моем настоящем имени, еще слишком юн для того, чтобы отправиться на небо.
Гена: (потрясен). Я?! На небо?
А.А.: Но почему вы так суровы с моим другом Геной?
Атос: Потому, что меня считают умершим. Потому, что у меня есть причины желать, чтобы никто не знал о том, что я жив. Потому, что теперь я вынужден буду убить вашего спутника, чтобы моя тайна не разнеслась по свету.
Портос: Атос, друг мой, опомнитесь! Неужели вы будете драться на дуэли с этим ребенком?
Арамис: Полноте, Портос! Не унижайте этого смелого юношу! Я уверен, что он отлично владеет шпагой и будет достойным соперником для нашего друга Атоса.
Гена: Да что вы, Арамис! Не буду я с ним драться! Я слишком его люблю!
Атос: Однако я теперь не знаю, как мне быть. Убивать мальчугана и вправду жаль. А между тем я уже привык к мысли, что на земле не осталось в живых ни одного человека, которому было бы известно мое настоящее имя.
А.А.: Успокойтесь, господин Атос! Весьма поверхностные познания моего юного друга Гены не должны вас огорчать.
Атос: Вот как? Почему?
А.А.: Да потому, что ведь мы-то с вами знаем: настоящее ваше имя вовсе не граф де ла Фер.
Атос (в изумлении): Да? И как же меня зовут на самом деле?
А.А.: Арман де Селлек. Вы происходите из получившей дворянство купеческой семьи, которая прибыла во Францию из Греции…
Атос: Я?!.. Из купеческой?!.. Из Греции?!.. Господа! Я убил на дуэлях сто тридцать восемь человек, из них одного принца крови, за неизмеримо меньшие оскорбления, чем это! Защищайтесь, сударь! Защищайтесь!
А.А.: Я готов защищаться! Если хотите знать, я защищал кандидатскую диссертацию как раз на эту тему. Все, что я говорю, подтверждено историческими документами. А господин Дюма, которому всецело доверяет этот легковерный подросток, как раз обращался с фактами весьма вольно. Скажем, вы, господин Атос, и вы, господин Портос, – а точнее, Исаак де Порто, так правильнее было бы вас называть – на самом деле вы даже не могли быть знакомы.
Портос: Что я слышу? У меня хотят отнять моего лучшего друга!
Арамис: Успокойтесь, Портос. Разве вы не видите? Это чужестранец, не догадывающийся о том, куда он попал.
А.А.: (обиженно). Я действительно чужестранец. Но я отлично знаю, куда я попал. Поверьте мне, я располагаю самыми точными сведениями. Дело в том, что господин Атос умер в тысяча шестьсот сорок третьем году, то есть в том самом году, когда вы, господин Портос, поступили в роту мушкетеров.
Атос: Как вы сказали? Умер? Я умер? Забавно…
Д'Артаньян: Да уж, забавнее не придумаешь! Оказывается, наш благородный Атос, который знатен почти так же, как сам король, – оказывается, он вовсе даже и не дворянин! Он, видите ли, потомок каких-то купцов!.. Ну а я? Что скажете вы обо мне? Не располагаете ли вы сведениями, бросающими тень и на мое дворянство? Может быть, и я веду свой род от каких-нибудь торговцев?
А.А.: Я не хотел бы вас огорчать, но это действительно так. Ваш отец происходил из очень уважаемой семьи, но дворянином он не был.
Д'Артаньян: Вот как? Чем же он занимался?
А.А.: Торговал. Торговал с Испанией. Кстати, весьма успешно. Был богат…
Д'Артаньян: Вот в этом уж позвольте решительно усомниться. Слыханное ли это дело, чтобы гасконец был богат?
Портос: Клянусь честью, он прав! Всей Франции известна поговорка: «Беден, как гасконец»!
Д'Артаньян: Вы отказали мне в праве называться дворянином. Как видите, я это стерпел. Однако если вы усомнитесь в моем праве называть себя гасконцем…
Трудно сказать, какой угрозой закончил бы свою речь пылкий мушкетер, если бы не появление новой – довольно многочисленной-группы действующих лиц. Это отряд вооруженных шпагами дворян. Среди них особенно выделяется человек с непомерно огромным носом, похожим на клюв хищной птицы. Впрочем, нос этот, несмотря на свои необычные размеры, не портит его живого, умного, привлекательного лица. Человек этот подходит к д'Артаньяну и дружески кладет руку ему на плечо.
Человек с огромным носом: Вы правы, д'Артаньян! Тут станем мы стеной! Не зря мы славимся завидным постоянством. Мы верностью Гасконии родной Всегда гордились больше, чем дворянством!
Гена: (тихо). Архип Архипыч, а это кто? Я его не знаю. Про него у Дюма ничего не написано.
А.А.: О, Геночка! Это человек необыкновенный!.. Жил во Франции в одно время с д'Артаньяном такой поэт – Сирано де Бержерак. Так вот, это он самый и есть.
Гена: (удивленно). Поэт? А почему он в ботфортах, со шпагой? Как будто он не поэт вовсе, а тоже мушкетер! И кто все эти люди, которые с ним пришли?
А.А.: Сирано не только поэт. Он-гвардеец. А это его отряд, именующий себя гасконской гвардией. Они все до одного считают себя гасконцами…
Сирано: Вот как? Себя считают? А на деле?
Один из гасконцев: Теперь не обойдется без дуэли!
Другой: Да, тут уж ты ему не прекословь. Смыть оскорбленье может только кровь!
А.А.: (упрямо). Нет, господа! Мне совершенно точно известно, что один из вас лишь именует себя гасконцем, в то время как на самом деле он чистокровный парижанин…
Первый гасконец: Какая дерзость!
Второй: Наглый чужестранец!
Третий: Проткнуть его насквозь за эту ложь!
Четвертый: Не все гасконцы тут? Вот это новость: кто ж Из нас на парижанина похож?
Сирано (с угрозой): Пусть скажет, кто из нас тут самозванец?
А.А.: Поверьте, господа, я не предполагал, что мое сообщение вызовет у вас такой гнев, И все же отказываться от своих слов я не собираюсь. Не скрою, я говорил о вас, дорогой Сирано! Если по каким-либо причинам вам важно было выдавать себя за гасконца, простите, что я невольно разоблачил вашу тайну. Но, по-моему, это давно уже не секрет! Об этом говорится во всех ваших биографиях. Никакой вы не гасконец! Вы родились и выросли в Париже. В результате многочисленных дуэлей, попоек, а также чрезмерного увлечения азартными играми здоровье ваше оказалось расшатано, и вы целиком отдались литературе…
Д'Артаньян: Смелось этого чужестранца просто поразительна! Откуда у него такая уверенность в полнейшей своей безнаказанности? Что питает эту его удивительную дерзость?
Арамис: Вероятно, у него есть какой-нибудь высокий покровитель.
Сирано: Кто б ни был покровитель у него, Он все же не сильнее моего!
Арамис (не без иронии): Что я слышу? Наш Сирано наконец тоже решил обзавестись покровителем?
Сирано (хладнокровно): Решил.
Арамис: Кому ж досталась эта роль?
Д'Артаньян: Кто оценил ваш ум и ваше сердце?
Арамис: Быть может, граф де Гиш?
Сирано: Не он.
Арамис: Так, значит, герцог?
Сирано: Нет.
Арамис: Кардинал?
Сирано (презрительно): О нет!
Д'Артаньян: Неужто сам король? Вот, значит, кто ваш тайный покровитель!
Сирано:Три раза я сказал. В четвертый не хотите ль Услышать мой ответ? Благодарю за честь И тайну вам охотно открываю: Нет покровителя. Его я не желаю! (Кладет руку на эфес шпаги.) Но покровительница есть!
Д'Артаньян (в восторге): Друг мой! Иного ответа я от вас и не ждал! Знайте, что и моя шпага всегда к вашим услугам!
Арамис (осторожно): Однако что, если этому чужестранцу покровительствует сам Ришелье? Берегитесь, друзья! У кардинала рука длинная!
Сирано: Благодарю за предостереженье. Но все ж она, надеюсь, не длинней Моей руки, когда у ней Такое продолженье? (Вынимает из ножен шпагу.)
А.А.: Успокойтесь, господа! Кардинал Ришелье вовсе мне не покровительствует! Мы с ним даже не знакомы!
Гена: Вы не думайте! Мы не за Ришелье! Мы за вас!
А.А.: Совершенно верно! Мы за вас. Я хочу лишь внести некоторую ясность, пролить свет на некоторые ошибки, заблуждения… Вот, например, вы, господин Сирано, только что заявили, что у вас нет и никогда не было никакого покровителя, что вы всегда во всем полагались лишь на себя и свою шпагу. А между тем исторические документы свидетельствуют, что, устав терпеть постоянную нужду, вы прибегали к покровительству некоего герцога д'Арпажона, Впрочем, вскоре этот ваш покровитель к вам охладел и…
Профессору не дают договорить. Его прерывают возмущенные голоса гасконских гвардейцев.
А.А.: Это поэт де Бержерак, Савиньен Сирано Эркюль. Автор известного сочинения о государствах Луны… Мольер заимствовал у него сцену для своей известной комедии «Проделки Скапена». Господин де Бержерак родился в 1619 году. Умер в 1655-м…
Едва только профессор произносит это злополучное слово «умер», как снова раздается взрыв еще более оглушительного хохота.
(В полной растерянности.)
В чем дело, господа? Над чем вы так весело смеетесь? Уверяю вас, все эти сведения совершенно точны, я заимствовал их из весьма авторитетных источников…
Атос: Теперь вы поняли, господа? Он спутал нас с теми!
А.А.: Я? Спутал вас? С кем?
Атос: Сейчас я вам все объясню. Арман де Селлек, Исаак де Порто, Шарль де Батц Кастельмор д'Артаньян – все они действительно жили во Франции при Людовике Тринадцатом. И все они действительно умерли. Но мы с этими людьми не имеем ничего общего.
А.А.: Как? Значит, вы не Арман де Селлек?
Атос: Нет. Я-Атос, граф де ла Фер, герой романов Александра Дюма «Три мушкетера», «Двадцать лет спустя» и «Виконт де Бражелон».
А.А.: (обращаясь к Сирано). А вы? Вы, значит, не Савиньен Сирано Эркюль де Бержерак, талантом которого восхищался сам Мольер?
Сирано: Тот жил и умер давнею порой, Нас с ним отождествляют беспрестанно. Нет, я другой де Бержерак – герой Известного писателя Ростана!
Атос: Тот Сирано действительно умер в 1655 году. А этот Сирано – бессмертен! Он не умрет до тех пор, пока будет жить героическая комедия французского поэта Эдмонда Ростана «Сирано де Бержерак».
Д'Артаньян: И мы тоже бессмертны! Мы тоже не умрем до тех пор, пока будут жить книги нашего создателя, славного Александра Дюма! Вот почему мы так весело смеялись, когда вы пытались уверить нас в том, что все мы давным-давно умерли!
А.А.: Д-да, вы правы. Конечно! Как я мог про это забыть? Ради бога, извините меня, господа! Во всем виновата эта проклятая традиционная профессорская рассеянность!
Гена: Значит, вы правда все напутали, Архип Архипыч?
А.А.: Ну разумеется! Я все еще никак не могу привыкнуть к мысли, что мы с тобой вовсе не во Франции времен кардинала Ришелье и Людовика Тринадцатого…
Гена: А где же мы?
А.А.: Как-где? Разумеется, в Стране Литературии. Или, выражаясь официальное, в Стране Литературных Героев.
Д'Артаньян: Совершенно справедливо! И в одном из самых славных ее краев – в Королевстве Плаща и Шпаги! Оно создано воображением людей, избравших своим девизом Доблесть, Благородство, Честь! Под нашими плащами бьются сердца, открытые для дружбы, но наши шпаги всегда наготове, чтобы поразить Подлость, Низость, Предательство!
А.А.: Я рад, что это недоразумение наконец выяснилось. Только, по-моему, вы все-таки были не совсем правы, господин Атос, пытаясь уверить меня, что между литературным героем и его реальным жизненным прототипом так-таки совсем нет ничего общего! Поверьте, вопрос этот вовсе не так прост, как кажется. Впрочем, я не хочу омрачать нашу встречу, и без того уже омраченную моей досадной рассеянностью. Лучше поговорим об этом как-нибудь в другой раз…
Атос (дружелюбно): Мы будем рады продолжить наше знакомство.
Гена: Мы обязательно к вам еще придем! Ведь правда, Архип Архипыч?
А.А.: Ну разумеется, Геночка! И не раз!
Путешествие второе. Встреча с Тарасом Скотининым
Комната профессора. Архип Архипович возится у пульта управления своей машины. Входит Гена.
А.А.: А, Геночка! Входи, входи! Ты как раз вовремя. Машину я отрегулировал, и уж теперь можешь быть уверен: мы с пути не собьемся, попадем туда, куда наметили.
Гена: А куда вы наметили?
А.А.: Вот тебе и раз! Я ж тебе обещал устроить встречу с Тарасом Скотининым!
Гена: (без особого энтузиазма). А-а! Я про это и думать забыл! (С надеждой.) Архип Архипыч, а может, в вашей машине опять что-то испортится, а? Вот бы она нас по ошибке к Шерлоку Холмсу занесла!
А.А.: Нет, брат, на этот раз никакой ошибки не произойдет. Но ты не огорчайся! Обязательно побываем как-нибудь и у Шерлока Холмса. Я тебе это твердо обещаю.
Гена: А сейчас, значит, к Скотинину?
А.А.: К нему.
Гена: (вздохнув). Ну ладно! Так уж и быть! К Скотинину так к Скотинину!
Усадьба господ Простаковых. Гена и Архип Архипович появляются тут в тот момент, когда госпожа Простакова грозно распекает кого-то из своих слуг.
Простакова: Я кому сказала! Сей же час кликнуть ее ко мне!.. Что?! Захворала?.. Бредит?!.. Ах она бестия! Бредит!.. Как будто благородная!..
Гена: (он не удержался, чтобы сразу же не вмешаться). Что ж, по-вашему, бредить могут только благородные? А остальным у вас тут даже и болеть не разрешается?
Простакова (изумленно): Да ты сам-то кто таков? Ты-то как в доме моем объявился? Сейчас велю гнать тебя отсюда взашей!
А.А.: (тихо). Ох, Гена! Ну надо ж было тебе прямо с места в карьер! (Пытаясь спасти положение.) Вот, значит, как, сударыня, вы принимаете гостей?
Простакова: Какой он мне гость! Пожаловал неведомо к кому, неведомо кто…
А.А.: Видите ли, мы…
Но госпожа Простакова, не дослушав объяснений Архипа Архиповича, вдруг обомлела от собственной догадки.
Простакова: Ах, мой батюшка! Да не будешь ли ты дядюшкой нашей Софьюшки, которого мы заждались?
А.А.: Я, собственно, сударыня, прибыл сюда затем, чтобы…
Простакова (не слушая): Гость наш бесценный! Ах, я дура бессчетная! Да так ли надо встретить отца родного, который у нас один, как порох в глазе! Батюшка! Прости меня! Я дура!
А.А.: (не удержавшись, чтобы не съязвить). Охотно вам верю, сударыня, но, право, не стоит так…
Простакова: Где муж? Где сын? Как в пустой дом приехал!.. (Льстиво) А что я на недоросля твоего накричала, так ты уж за то на меня не серчай, мой батюшка!
Гена(оскорбленно): Какой я вам еще недоросль?.. Архип Архипыч, это что такое? Это вы ей, что ли, наябедничали? Один раз за всю жизнь человек двойку схватил, так его уже сразу недорослем обзывать!
А.А.: Пожалуй, и в самом деле, сударыня, не стоит называть его недорослем. У нас это слово приобрело несколько иной смысл…
Простакова: А-а, так это, стало быть, твой казачок? Так я сейчас велю его на кухню проводить. Там его и покормят. Девка! Палашка!
Гена: На кухню? Это с какой стати? Чего я там не видал?
А.А.: (тихо). Ты уж, Геночка, пожалуйста, с ней не спорь.
Простакова: Митрофанушка! Где ты там? Поди, свет мой, обними дядюшку!
Появляется Митрофан. В руках у него самодельный змей, склеенный из географической карты.
Митрофан: Я на голубятне был, матушка!
Простакова (профессору): Ты уж не обессудь, мой батюшка! Дитя ведь еще совсем неразумное! Когда ж и голубей погонять, если не сейчас… А что это у тебя в руках, мой друг? Не бойся, покажи дядюшке!
Митрофан: Это, вишь, змей.
А.А.: Ого! Знатная штука!
Простакова: Он у меня с самых малых лет такой затейник! Всегда чего-нибудь эдакое удумает…
А.А.: А где ж это он такой бумаги славной достал? Ба, да никак это карта Африки! Вот уж не думал, что в эдакой глуши смогу я увидеть столь высокоученый предмет.
Простакова: Мы, батюшка, люди простые, науки не больно жалуем. Но для родного дитяти нам ничего не жаль. Уж коли надо, так надо! За деньги ее для нашего Митрофанушки из самой Москвы выписали!
А.А.: А он ее, значит, сразу в дело употребил?
Митрофан (сокрушенно): Одна беда: не летает!
Гена: Да как же он у тебя полетит, если он без хвоста? Хвост надо приладить! Понял? Хвост!
Митрофан: Поди ж ты… А мне и невдомек! Стало быть, хвост?
Простакова (умиленно): Видали? С полунамека все понял! Он у меня разумом скор. Все науки превзошел, мой батюшка!
А.А.: Да уж вижу. (С сожалением разглядывает географическую карту.) Особенно, видать, он силен в географии.
Простакова (тихо): Слышь, Митрофанушка! Это что за наука такая?
Митрофан (огрызнулся): А я почем знаю.
Простакова: Как, батюшка, назвал ты науку-то? Еоргафия?
Гена (не вытерпев): Да не еоргафия, а ге-о-гра-фия! Это наука о разных странах, о горах, реках… О Земле, в общем. Неужели не знаете? Эх вы!
Простакова: Батюшка, прикажи своему казачку, чтобы не грубил! У меня таких-то на конюшне секут… Да скажи, сударь мой, к чему бы эта еоргафия служила на первый случай?
А.А.: Ну, скажем, если надо куда-то ехать, так по крайней мере будете знать, как и куда.
Простакова (недоумевающе): Батюшка! Да извозчики-то на что ж? Это их дело. Это-таки и наука-то не дворянская! Нет, сударь мой, все вздор, чего не знает Митрофанушка! Дай я тебя обниму, разумник ты мой!..
Пока она нежно обнимает и обчмокивает своего оболтуса, профессор весело и тихо обращается к Гене.
А.А.: Ну как? Познакомился? Теперь, я думаю, ты бы двойку уж не получил.
Гена: Да я ж вам говорил: я на Тарасе Скотинине срезался! А про этих я и так все знаю.
А.А.: Прямо-таки все? Ну-ка, интересно, что ты знаешь про госпожу Простакову?
Гена: Пожалуйста! (И, задумавшись лишь на мгновение, Гена начинает быстро бубнить.) Госпожа Простакова – образ огромной обобщающей силы она – главное лицо комедии…
Госпожа Простакова сперва с опаской прислушивается к тому, как Гена бормочет бессмысленно зазубренные им фразы. Но чем дальше, тем больше проясняется ее лицо. Она явно польщена.
Простакова (самодовольно): Ишь ты, главное лицо… Это верно. Как не главное-весь дом на мне держится. И силы мне тоже не занимать стать… Я вижу, мой батюшка, казачок-то у тебя выучен старших почитать. А я уж было, когда он мне давеча согрубил, посечь его сбиралась…
Гена: Так я вам и дался!
А.А.: Гена, я же тебя просил не спорить с ней больше. Ты лучше продолжай.
Гена (неохотно): Пожалуйста… (Бубнит) Госпожа Простакова убежденная закоренелая крепостница, она враждебно относится к просвещению, степень ее умственного развития выразительно и ярко отражается в ее речи…
Простакова (еще более довольна): Вестимо так, ярко!
А.А.(с иронией, которой Гена, впрочем, пока что не замечает): А я и не думал, Геночка, что ты так хорошо все это знаешь. Ну, а что тебе известно про господина Простакова?
Гена (все в том же тоне): Тупой-робкий-безвольный-муж-госпожи Простаковой…
Простакова (со вздохом): Ох, опять верно. Как есть тупой! Бьюсь с ним, бьюсь, а все без толку… Одно у меня утешение – Митрофанушка!
Гена(с готовностью): Митрофанушка?.. Митрофан тоже образ огромной обобщающей силы… Яркий тип маменькиного сынка выросшего и сложившегося в среде крепостнического поместного дворянства… (Переведя дух, с еще большей частотой.) В буквальном переводе с греческого имя Митрофан означает являющий свою мать имя это недаром стало нарицательным…
Простакова (она совсем разнежилась): «Являющий свою мать!» Истинно! Поди ко мне, друг мой Митрофанушка! Дай я тебя расцелую, нарицательный ты мой… А казачку твоему, мой батюшка, жалую я кафтанчик с Митрофанушкиного плеча. Он совсем новый, только один рукавчик оторван…
А.А.(весело): Ну, Гена, ты просто молодец! Я даже и не подозревал в тебе таких обширных познаний. Скажи, а содержание комедии ты знаешь так же… гм… глубоко, как и ее действующих лиц?
Гена (ему уже море по колено): А как же! Идейное содержание комедии делится на четыре темы…
А.А.: Делится, говоришь?
Гена: Ну да! Делится!.. Первое – тема крепостного права и его растлевающего влияния на помещиков и дворовых… Второе – тема отечества и службы ему… Третье – тема воспитания… И четвертое… Сейчас вспомню… Ага! Четвертое – тема нравов придворного дворянства… (С торжеством.) Вот!
А.А.(лицемерно): Просто ума не приложу, как это при таких познаниях ты ухитрился получить двойку?
Гена: Так я ж вам говорил, я бы нипочем не срезался, если б не этот… Тарас Скотинин…
Все это Гена проговорил отчасти самодовольно, а отчасти тоном оскорбленного праведника, как вдруг над ухом его раздается такой громовой рык, что Гена, вскрикнув, зажимает уши.
Рык: Я!!!
Гена: Ой! Прямо уши заложило! Вы чего орете?
Он видит перед собой приземистого, низколобого человека в кафтане и парике, который взирает на испуганного Гену.
Низколобый: У меня такой обычай: кто вскрикнет – Скотинин! А я ему – я!.. Я служивал в гвардии и отставлен капралом. Бывало, в перекличке как закричат: Тарас Скотинин! А я во все горло: я!!!
Гена (опять зажимает уши): Да не надо так громко! Вы мне что-нибудь сказать хотите?
Скотинин: Так точно! (Укоризненно.) Для каждого ты доброе слово сыскал, один я обойден!
А.А.: Видите ли, мы как раз затем сюда и явились, чтобы с вами познакомиться. Мой молодой друг попал в затруднительное положение как раз потому, что ничего не смог про вас сказать…
Гена (он окрылен своим успехом): Как это так – ничего? Я много чего могу про него сказать!
А.А.: Вот оно что? Ну так скажи, сделай милость!
Гена (начинает бубнить): Тарас-Скотинин-типичный-представитель…
Скотинин (польщен): Это так! Мы, Скотинины, все как есть представительные.
Гена: Погодите, я не кончил… Типичный-представитель-мелких-помещиков-крепостников…
Скотинин: Ме-елких? Это кто ж на меня поклеп эдакий взвел?
Гена: Это в учебнике так написано. Можете сами проверить: учебник Флоринского для восьмого класса.
Скотинин (гордо): Я грамоте, слава богу, не учен. Дядя мой, Вавила Фалалеевич, о грамоте и слышать не хотел, а какова была головушка!
Гена (с невольным уважением): Что, головастый был?
Скотинин: Еще б те не головастый! Верхом на борзом иноходце разбежался он хмельной в каменны ворота. Как хватит себя лбом о притолоку – индо навзничь. Я хотел бы знать, есть ли на свете ученый лоб, который бы от такого тумака не развалился; а дядя, протрезвясь, спросил только, целы ли ворота… Вот те и мелкий! Нет, у нас в роду мелких не бывало!
А.А.: (тихо, Гене). Ну как, Геночка? Видал, каков он собой, Тарас Скотинин? Для первого знакомства, пожалуй, хватит.
Он включает машину, и наши герои вновь оказываются там, откуда они отправились в свое путешествие: в кабинете профессора.
Гена: Ну, Архип Архипыч, теперь-то уж, после того как я с ними со всеми лично познакомился, меньше пятерки у меня не будет!
