Текст книги "Невероятные приключения Фанфана-Тюльпана. Том 1"

Автор книги: Бенджамин Рошфор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 29 страниц)

5.

Это было самое удивительное плавание всех времен! На борту брига, чей корпус скрипел, рассекая волны, под парусами, трепетавшими на свежем ветру, такелаж дрожал, гудел и пел как струны, по искрящейся глади моря, за которым была Франция! И официальное обещание Картуша позаботиться о них и как он сам сказал – куда-нибудь Фанфана пристроить, но, разумеется, не в армию! Нет, только не в армию! Ею Фанфан-Тюльпан был сыт по горло! Нет, нужно было что-нибудь получше! Но, как бы там ни было, время для этого ещё не пришло и главное было, что он жив, поправлялся, смеялся, мог есть и пить!

И все это сопровождалось множеством воспоминаний о детстве, о рю Сен-Дени, о кварталах вокруг Бастилии и даже о мерзавце Пастенаке. Картуш до того, как стать тайным агентом, оттрубил два года на каторге в Тулоне. Да, сорока восьми часов им не хватило, чтобы как следует отметить эту историческую встречу.

А бриг, между, тем плыл навстречу их будущему, которого никто из них не знал, к невидимой черной звезде, осенявшей их судьбу... Но они пока только смеялись!

На борту брига было десять человек: Тюльпан, Картуш, Лепик, капитан Туан, боцман Яннак и пять человек экипажа. И ещё Летиция! Тюльпан, с каждым часом чувствуя себя все лучше, расхаживал по палубе, опершись на Летицию, и Летиция мечтательно говорила:

– Франция... Франция...

А Фанфан у неё спрашивал: – Будешь ли ты во Франции счастлива?

– Где угодно, лишь бы с тобой!

А вот и Картуш появляется с бутылкой вина лучших сортов, поскольку Картуш им нелегально приторговывает! И так в открытом море они наслаждаются дружбой, любовью, счастьем и морским бризом. Наслаждаются жизнью! И при этом приближаются к черной звезде своих судеб! Но кто бы думал о судьбе в объятиях Летиции? Кто бы мог подумать, что судьба их уже отмечена этой черной звездой? А Тюльпан не выпускал Летицию из объятий все ночи и большую часть дня!

– Я хочу быть твоей, любовь моя!

– Но я хочу, чтоб мы с тобой вначале поженились!

– Ласкай меня! Люби меня!

Безумная и болезненная роскошь ласк, которые никогда не доходили до конца, мучительное наслаждение из уважения к обожаемой им женщине. Фанфан не хотел от неё всего, она была иной, совсем не такой, как те, с кем он привык заниматься любовью – те были уже далеко в прошлом! Летиция иная, его героиня божественна и безупречна!

Фанфан готов был разрыдаться при мысли, как его любит Летиция! Да, скоро он действительно будет плакать, и как ещё плакать, но совсем по другому поводу! Ведь уже совсем скоро суждено ему погрузиться в ледяную тьму и лишиться возможности срывать цветы жизни – но он не видит, как близится несчастье! Их бриг несется прямо навстречу беде, и никто не знает, что ждет их за стеной тумана!

Плывут они уже третий день, когда в шесть вечера в лучах заходящего солнца, золотящего его пушки, появляется английский фрегат, и до него не больше двух кабельтовых!

* * *

Над морем, как отзвук далекой грозы, разнесся предупредительный выстрел. Минутой позже Тюльпан и Летиция, покинув каюту, были уже на палубе.

– Что происходит? – спросил Тюльпан боцмана Яннака.

– Вот что! – бросил тот, ткнув чубуком своей трубки в сторону фрегата, от которого как раз отчалила шлюпка, направляясь к ним. На носу шлюпки стоял вооруженный офицер.

– Что это значит? Что им нужно? – спрашивала Летиция, уцепившись за здоровую руку Фанфана.

– Это англичане! Не бойся, милая!

Фанфан при этом сам был неспокоен и оглянулся, ища Картуша. Увидел того на юте, отчаянно жестикулировавшего перед носом капитана Туана, который только разводил руками. Слышно было, что оба кричат, но в чем дело – непонятно.

– Возможно захотят забрать наш груз, или весь корабль, а может и всех нас, – заявил Яннак на вопрос Летиции.

Команда брига уже лезла по вантам и реям и спускала паруса. Именно это было причиной столь резкого обмена мнениями между Картушем и капитаном Туаном – Тюльпан с Летицией поняли это, когда прошли на корму.

– Как вам только в голову пришло их послушаться! – орал Картуш, побагровев от ярости. – Можно же было развернуться и скрыться в тумане! Прежде чем они нас догнали, уже стемнело бы и мы вполне могли скрыться!

– У них тридцать орудий, – возразил Туан, чувствуя, что задета его честь. – Вы думаете, можно уйти с тридцатью пробоинами в корме?

– Не бойтесь, ваш зад бы никто не тронул!

– Это все только слова, – отвел капитан доводы Картуша. – Англичане никогда не бьют по корме – они бьют по мачтам – как бы мы могли уйти без мачт? И тут командуете вы, или я?

Картуш фыркал от злости, как кот. Оставив капитана в покое, он сбежал вниз, ухватив по дороге Тюльпана:

– Пойдем со мной! Быстро! Англичане будут на борту через десять минут!

Картуш и Тюльпан спустились на нижнюю палубу, Летиция с перехваченным от испуга горлом последовала за ними. Там они встретили Лепика, который до того спал и только от них услышал новость.

– Лепик! – Картуш торжественно положил ему руку на плечо. – Мне нужно выиграть немного времени, сам знаешь почему!

– Да, начальник!

– Вооружись, вооружи Галлуа и Вибера. Постарайся задержать англичан на палубе так долго, как получится. Говори с ними, спорь, уговаривай. Если попытаются сразу проникнуть на палубу – всыпь им!

– Да, начальник! – ответил Лепик, убегая.

– Ну ты и псих! – воскликнул Тюльпан. – Они всех нас перебьют! Что это значит?

– Перебьют всех? Почему, не всех. Некоторым придется погибнуть, – на войне как на войне, – но резни не будет. Это же не берберийские пираты, а цивилизованные воины! Если кто и будет принесен в жертву, так Вибер, Галлуа и Лепик!

– Лепик – возможно, но почему ты думаешь, что матросы ему подчинятся? Ради его прекрасных глаз?

– Они не матросы, – ответил Картуш. – Это мои люди. Пошли, пошли со мной, жених и невеста!

Картуш пинком распахнул дверь каюты, пропустил их внутрь, закрыл за собой дверь на ключ – а потом проделал нечто непонятное: открыл иллюминатор и выбросил ключ в море!

– Вот так-то! Тюльпан и я – два французских офицера, которые дезертировали и которых везут теперь во Францию, где должны будут предстать перед военным трибуналом. А Летиция должна быть на суде коронной свидетельницей! Понимаете? Вот потому нас здесь заперли!

Рассказывая все это, Картуш открыл железный сундук, до краев наполненный бумагами. Их было там не меньше десяти килограммов!

– Это донесения шпионов, – сказал он, – планы тайных перемещений наших частей, проект атаки на английские базы. Я должен был доставить это на Корсику графу де Марбо! И прежде всего – вот это!

Порывшись на дне сундука, достал оттуда несколько связок банкнотов это были английские фунты стерлингов. И огромная сумма...

– Это фальшивые фунты, тайно отпечатанные секретности ради на Корсике. Их нужно было доставить во Францию. Теперь придется разорвать все на мелкие кусочки и поскорее выбросить все в воду. Я говорю – на мелкие клочки, иначе все останется на поверхности достаточно долго, чтобы заметил офицер со шлюпки! Счастье еще, что мы на левом борту, а они направляются к правому иначе оставалось бы только ждать, пока нас доставят в Лондон на допрос! В Лондоне меня сразу разоблачат – и конец!

Картуш уже начал рвать донесения шпионов и Летиция молча начала ему помогать, но Тюльпан сухо заявил:

– Это твоя проблема, Картуш! Не знаю, почему ты хочешь затащить и нас в это дерьмо!

– Потому, мой милый, что тут мало и троих, а у меня нет выбора!

– Я помогу тебе, раз ты мне спас жизнь, но, честно говоря, то, чем ты занимаешься – большое свинство!

– Знаю, – коротко бросил Картуш. – Ну, ладно, ты меня прости и ради Бога начинай рвать!

– Позволь уйти отсюда Летиции! Нечего ей делать в этой западне!

– У меня уже нет ключа! – возразил Картуш, остервенело раздирая на куски фунты, которые кидал в иллюминатор. – А если Летиция как следует сыграет свою роль, как я велел, то нечего бояться. Англичанам нравятся французы-дезертиры и те, кто помогает французам дезертировать!

– Да я вообще не хочу уходить отсюда! – улыбнулась Летиция. – Ведь я твоя жена, Тюльпан, и я должна повсюду следовать за тобой. И я хочу помочь Картушу, потому что без Картуша я уже была бы твоей вдовой!

Ну тут уж все трое расхохотались и заработали ещё отчаяннее, чтобы успеть изорвать в клочья все содержимое сундука. Они уже почти успели, когда на палубе загремели выстрелы. Донесся отдаленный крик, но удивительно, англичане на стрельбу не отвечали! Минутой позже в коридоре раздался топот и кто-то стал ломиться в дверь.

– Начальник! Начальник!

Это был Лепик.

– Они развернулись и гребут назад, к своему кораблю.

– Отлично! – воскликнул Картуш и сильным ударом ноги высадил дверь, которая едва не зашибла Лепика. Выскочив в коридор, Картуш столкнулся с капитаном Туаном, который мчался к ним, вне себя от ярости:

– Ах ты мерзавец, как тебе в голову пришло отдать приказ стрелять! Теперь никаких предупредительных выстрелов не будет! Они сейчас начнут огонь и все пойдем на дно!

– Заткни пасть! – ещё громче взревел Картуш. – И чем болтать, командуй поднимать паруса, мы сматываемся! Через полчаса стемнеет!

– Невозможно! Мы не успеем!

– Посмотрим, – заметил на это Картуш и вырвал из-за пояса пистолет.

И матросы увидели своего капитана с поднятыми руками.

– Галлуа! Вибер! – кричал Картуш. – Отправьте на корму это морское чучело! – И морякам: – Вы, шимпанзе, живо на реи! Поднять все паруса! Тот, кто не будет шевелиться как следует, живо пойдет рыб кормить, можете мне поверить!

И матросы помчались, несомненно расценив "шимпанзе" как комплимент и собираясь своей ловкостью дать сто очков вперед этим животным.

Тюльпан с Летицией, прижавшись друг к другу, испуганно глядели на фрегат. Шлюпка уже вернулась к нему, отплыла вокруг и исчезла из виду. Ночь приближалась это правда, но хватит ли им хода, чтобы успеть вновь спрятаться в тумане, маневрировать как надо и скрыться под покровом тьмы?

Тюльпан вежливо забрал подзорную трубу у капитана Туана, который теперь стоял, опершись спиной о фальшборт и, похоже, уже вверил свою душу Господу. Внимательно оглядев фрегат, Тюльпан сообщил:

– Орудийные порты открываются! Сколько у нас времени, пока они приготовятся к стрельбе?

– Только чтобы перевести дух! – ответил капитан. – Английские канониры – самые быстрые в мире! – И потом добавил: Но прежде должны подойти ближе. С такой дистанции все ядра угодят мимо.

– Так им придется маневрировать! А у нас будет время передохнуть! осклабился Картуш, все ещё приглядывая за матросами, метавшимися по реям.

Капитан взглянул на карманные часы. Тюльпан, Летиция, Лепик, Галлуа, Вибер – все не отрывали глаз от английского корабля, который уже начинал свой маневр, только пока очень медленно, как слепой мастодонт, который начинал разгон, чтоб растоптать их.

– Ветер, по счастью, слишком слабый! – обрадовался Картуш.

– Для нас тоже! – процедил сквозь зубы капитан Туан.

– Что? Что вы там бормочете?

– Что для англичан и для французов ветер один и тот же, как бы не задевало это вашего патриотизма!

Капитан снова взглянул на часы.

В убийственном напряжении прошла четверть часа, и все испытывающе поглядывали на паруса брига, постепенно ловившие ветер, и на фрегат, который уже приблизился на расстояние прямого выстрела и мог начать маневр, чтоб развернуться против них бортом с пятнадцатью орудиями.

– "Внидиктив" – "Мстительный"! – прочла Летиция, которой Фанфан одолжил подзорную трубу. – Да, его мы запомним! – Прижавшись к Фанфану, доверчиво обняла его за пояс и сказала: – Но ты меня хоть раз по-настоящему поцелуешь?

– Хоть десять! – заявил он и так и сделал, ведь сердце у него разрывалось от любви и ужасной тревоги.

– Летиция!

– Да?

– Тебе не страшно?

Она улыбнулась.

– Но ты же рядом. А тебе не страшно?

– Но ты же со мной! – ответил Фанфан, и глаза его вдруг наполнились слезами – он представил прелестный маленький домик среди деревьев – такой, какой он видел когда-то под Бордо, – вот он возвращается из города, где работает на Баттендье, на пороге появляется Летиция, озаренная золотистыми лучами заката, вот она бежит к нему, он подсаживает её к себе на коня, и целует, сколько хватает дыхания, а потом они со всех ног спешат в дом, чтоб там любить друг друга. Боже, неужели этого не будет? Эта мирная жизнь с обожаемой женой – прекраснейшей, отважной, сладчайшей и милейшей – неужели это только сон, которому суждено погибнуть под копытами четырех всадн иков Апокалипсиса?

Тут Фанфан впервые заметил, как хрупка Летиция и как она юна, и сердце его ещё сильнее сжалось в тревоге. От Картуша он узнал, какой ценой хотела спасти его Летиция, и сказал себе, – всей его жизни мало, чтобы доказать ей свою благодарность и восхищение, но теперь, задумавшись о будущем, он прекрасно понимал – все пропало, если им не удастся спастись.

– Фанфан, если я умру...

– Молчи! – оборвал он.

– Фанфан, если я умру, забудь меня! – повторила она и расплакалась, бросилась ему на шею, осыпала поцелуями и рыдала: – О нет, не забывай меня, не забывай!

– Если умрешь, – сказал он тихо, – умру и я!

– О да! – в её расплаканных глазах вдруг появилась чистая детская улыбка. – Умри, и я умру с тобой! И от твоей Летиции останется лишь дым!

– Нет, только аромат роз, который вечно будет плавать над землей!

– А от тебя?

– Аромат гвоздики.

– Да – и каждым летом до конца света мы будем сливаться воедино!

Их трогательный диалог, который мог довести до слез и самую бесчувственную душу, и который уже довел до слез их самих – вдруг был грубо прерван напомнившей о себе действительностью.

Произошло все быстро, как во сне. Матросы ещё не успели спуститься на палубу, а боцман Яннак – докончить свой доклад, что паруса поставлены – как капитан Туан, подскочив к штурвалу, уже разворачивал бриг, через пару минут подставив англичанам лишь корму. А те ещё не завершили свой маневр. Солнце заходило, вдруг поднялся сильный ветер. Паруса брига наполнились ветром, наполняя надеждой сердца пассажиров. Картуш, имевший привычку в такие моменты истово благодарить Господа Бога, закусил угол своей треуголки...

И тут над их головами просвистело ядро, поднявшее фонтан воды в трех десятках метров перед носом брига.

– Поберегись! – заорал капитан Туан в свой рупор. – Они начали пристрелку. Будут бить по мачтам, чтобы лишить нас хода – понимают, что стреляя по корме, толку не добьются. Всем лечь на палубу! А те, кому нечего делать наверху – все вниз! И мсье Картуш – первый, его советы мне здесь больше не нужны!

Да, Картушу он отплатил той же монетой, но недолго пришлось капитану тешиться своей местью и своим вновь обретенным авторитетом: вторым ядром ему оторвало голову в тот самый миг, когда все на палубе, не исключая и Картуша, только успели прокричать "Ура!".

И вот настал тот страшный суд – нет! раздался гром небесный, сотрясавший и море, и небо: все паруса брига моментально были изодраны в клочья, грот-мачта перебита пополам, а в борт ядра ударили с такой силой, что тела лежавших на палубе аж подпрыгнули! Вот это истинно королевский подарок! Первый! Потом в адском грохоте последовал второй, который снес надстройки, причем ядра разнесли в щепки все, что находилось на нижней палубе и в каютах. Там погибли те, кто послушался капитана и по его приказу спустился вниз, – и первым был убит агент Лепик. И боцман Яннак тоже третьим залпом, успев сбежать вниз с разбитой кормы.

Отовсюду повалил белый дым, выгоняя Тюльпана и Летицию из каюты, куда они успели спрятаться.

Под грудами обломков стонали раненные. На палубе царил хаос из обломков мачт и рей, обрывков парусов, канатов и снастей, охваченных пламенем! И над всем этим в вечернем небе поднимался черный дым, гонимый ветром. Впереди, на правом борту какая-то гигантская фигура, словно сражаясь со всеми дьяволами ада, отчаянно махала топором.

– Сюда! Живее! – Тюльпан, схватив Летицию за руку, тащил её в сторону этой фигуры, то и дело скрывавшейся в дыму. Это, конечно, был Картуш. Размахивая топором, он пытался спустить на воду спасательную шлюпку, засыпанную грудой обломков рей и обрывками такелажа. Похоже было, что его силы на исходе. Тюльпан, забрав у него топор, продолжил дело – но тут случилось нечто странное: вновь наступила тишина, канонада стихла! Тюльпан заметил это, когда вместо грохота орудий услыхал вдруг удары своего топора.

Остановившись, он ошеломленно стал озираться, где Летиция. Та в нескольких шагах от него стояла у фальшборта, упорно вглядываясь в что-то, звучно рассекавшее волны.

– Смотри, Фанфан!

– Картуш, ты видишь?

Да, он уже видел – знакомую им шлюпку, подгоняемую сильными ударами весел! Небо уже потемнело, и все стало казаться нереальным – и небо фиолетового цвета, и тишина, в которой раздавался лишь треск огня, и три обессиленные фигуры на палубе расстрелянного брига, и эта шлюпка, приближавшаяся к ним!

Лишившись сил, они стояли неподвижно, оглушенные пальбой, когда на борт полетели абардажные крючья и на палубе появились первые англичане. Потом матросы помогли подняться на палубу офицеру, одетому в красный мундир. Маленький, толстый, с глазами хронического пьяницы, он был огненно-рыж – не иначе для того, чтобы подчеркнуть, какой он чистокровный англичанин. Кто-то подал ему трость, на которую толстячок тяжело опирался при ходьбе, заметно хромая. А, судя по красноте лица, в подогреве его ярости участвовала ещё и изрядная доля виски.

– Ах вы, грязные, мерзкие французишки! – заорал он хриплым голосом. Как вы посмели в нас стрелять, ведь мы собрались только проверить ваш груз и судовые документы! У меня на шлюпке двое убитых!

– Но вы изрядно отплатили нам, мсье! – холодно заметил Тюльпан. – В живых здесь остались только мы втроем! И мы не стреляли, даю вам честное слово!

– Честное слово! – насмешливо поморщился офицер. – Откуда у французов взяться чести? На это я отвечу вот как! – и он плюнул Фанфану в лицо.

Тюльпан, задержанный крепкой рукой Картуша как раз в тот момент, когда собирался кинуться на обидчика, все равно бы не успел: Летиция его опередила, как фурия налетев на англичанина, сбив с головы его треуголку и осыпав пощечинами. Это произошло настолько неожиданно, что хромой толстячок навзничь рухнул на палубу. Началась жуткая свалка.

– Летиция! Оставь его! Ты с ума сошла! – кричал Тюльпан, схватив её за талию, а та, пока офицер поднимался, продолжала кричать:

– Трус! Жалкий трус! Грязное рыжее дерьмо! И трус, трус, трус!

Англичане, вырвав её из объятий Тюльпана, как куль швырнули на палубу. Взбешенный офицер выкрикивал приказы. Один из матросов перебросил её через плечо и кричащую Летицию уже спустили в шлюпку. Тюльпан пытался кинуться за ней, но от удара прикладом в лицо рухнул на палубу, где и остался лежать с открытыми глазами. Он ещё слышал, как удаляются отчаянные вопли Летиции – и потерял сознание. Рана на его плече опять открылась и начала кровоточить!

* * *

– Капитан Олифант Рурк, – первое, что услышал Тюльпан, придя в себя. Говорил Картуш.

– Как же, дворянин! – продолжал Картуш. – Видишь, он даже представился! Капитан Олифант Рурк, нужно как следует запомнить!

– Летиция, пить! – просил Фанфан.

– Летиция теперь в безопасности! – горько заметил Картуш. – На мстительном фрегате "Виндиктив" капитана Рурка. А вот с нами дело хуже...

И только тут Фанфан заметил, что Картуш гребет, что гребет из последних сил – и что они в спасательной шлюпке посреди ночного моря.

Часть пятая.
Дома свиданий и секретные службы.

1.

Как Фанфан поживает? Терпимо. Что касается состояния, по крайней мере рана уже закрылась, челюсть в порядке. Но на душе погано.

– Ах как бы я была счастлива, если б меня так любили, чтобы мужчина чах на глазах в разлуке со мною! Нужно с ним что-то делать. Может быть, привести сюда, вниз, пусть среди моих пташек кого-нибудь выберет, чтобы хоть чуть развлечься!

– Попробую...

Такой вот разговор состоялся в один прекрасный день – через несколько недель после событий на "Виндиктив" – в просторном салоне, украшенном висевшими на стенах гравюрами с пасторальными сюжетами. Обставленный множеством ломберных и прочих столиков, сей презентабельный салон был средоточием жизни большого трехэтажного дома на рю де Рамо в Марселе, неподалеку от пристани, чей шум долетал и сюда. Разговор этот касался Фанфана, и вели его Картуш и высокая, длинноногая молодая дама, очень красивая, белокожая, с подкрашенными глазами и роскошной копной золотистых волос.

Женщина эта была Цинтия Эллис, по рождению англичанка, сердцем марсельянка, та самая, которую несколько лет назад мы встречали в парижском борделе у мадам Бриссо, где она утешала своими прелестями герцога Шартрского вместо прихворнувшей Розали Дюти.

Итак, Цинтия Эллис осуществила свою мечту – продавая свое тело самым щедрым кавалерам, она смогла вернуться в Марсель настолько материально обеспеченной, что почти год назад открыла там собственный бордель.

Это был роскошный бордель, содержащийся в идеальном порядке. Был в нем и игорный зал, где ставки порой достигали безумных размеров, и даже маленький оркестр – флейта, гобой и скрипки. У Картуша тут была своя комната – не для того, чтобы не ходить далеко при желании заняться любовью, сыграть или выпить, но по гораздо более серьезным причинам, если не сказать больше... но об этом позднее.

В этот мир неги и музыки и привел Картуш Тюльпана, когда ночь, проведенная в море, завершилась для них спасительным появлением рыбацкого баркаса. Цинтия Эллис, тронутая охватившей Тюльпана меланхолией, его погасшим взглядом, которым он словно все ещё пытался узреть исчезнувший английский фрегат, поместила его в мансарде, стены которой велела обтянуть золотой парчой, снабдила роскошной зеленой кроватью, украшенной неприличными скульптурами и двусмысленными картинками – так что Фанфан проводил время в будуаре, достойном дорогой проститутки.

Временами Фанфан-Тюльпан шел прогуляться по Марселю, разумеется, украдкой – ведь он был дезертиром, – но сердцем, как сказал Картуш Цинтии Эллис – он был не здесь. Непрестанно думал только о Летиции и о том, как её найти.

Возвращаясь из порта, на крыльце он столкнулся с Картушем, который как раз покинул Цинтию после того разговора, с которого мы начали эту сцену.

Нужно сказать, что тогда Картуш сам на себя не походил, в нем не было ничего от тайного агента – что и правильно, иначе его быстро бы разоблачили. Одет он был в длинный редингот цвета зеленого яблока, в белых чулках, туфлях с пряжками, в пудреном парике и с кружевным носовым платком. На почтенного господина все-таки не тянул, но на владельца борделя вполне, тем более что и в самом деле держал пай в заведении Цинтии Эллис. И для полноты картины надо ещё добавить эбеновую трость с серебряным набалдашником!

– Как-нибудь вечером спустился бы вниз, – сказал он Фанфану, с болью взглянув на его бледное и потухшее лицо. – Сидеть так взаперти тебе не по летам! Смотри, да от тебя одна тень осталась!

Фанфан-Тюльпан отвечал хмуро:

– В порту – турецкий парусник, который плывет в Англию, но экипаж на нем полон!

– Турецкий парусник! – Картуш воздел к небу руки, унизанные перстнями. – И плыть в Англию! Французу, в Англию, в такое время! Лучше приходи вечером к нам! – решительно сменил он тему. – Там будет музыка, шампанского хоть залейся, отпразднуем – ведь в гости к нам придет мсье Лангре!

Похоже, Тюльпана это не вдохновило, поэтому Картуш счел нужным добавить, старательно подчеркнув, что мсье Лангре ужасно богат и что он здорово помог Цинтии с финансами.

– Ты прав, – согласился Фанфан, – немного шампанского мне не помешает.

– А как насчет Дианы! А Дафны? А Хлои? Или Труди? Они бы тоже пошли тебе на пользу, – не отставал Картуш с настойчивостью истинного друга. – Ты уже видел, каков у Труди зад? Во Франции такого не водится! – добавил он с истинно хозяйской гордостью.

– Если не возражаешь, я ограничусь шампанским! – ответил Тюльпан, похлопав его по плечу и шагнул было дальше, но Картуш придержал его, укорив:

– Не усложняй ты себе жизнь! Зад Труди – это одно, а чувства и душа совсем другое!

– Тогда я ещё подумаю, – не выдержав, рассмеялся Тюльпан.

Но, переступив всего пару ступеней, вдруг посерьезнел и сокрушенно спросил:

– Скажи, ты думаешь, он ничего ей не сделал? Не истязал... Не изнасиловал?

– Я не могу представить британского офицера, который стал бы на глазах своего экипажа насиловать пленную! У тебя видно что-то с головой! Так что прощай! Я за тобой зайду часов в девять.

"– Нет, этот Ромео когда-нибудь выкинет номер, – думал Картуш, спеша по лестнице вниз. – Такой способен и Ла-Манш преодолеть, если взбредет в голову!"

В тот же день в девять вечера он пришел за Тюльпаном, чему тот был несказанно удивлен, ибо забыл о приглашении. Тюльпан сидел под прекрасным канделябром, состоявшим из пяти довольно бесстыдных нимф, и при свете пяти свечей читал – или, точнее, выписывал в тетрадку слова из словаря! Разумеется, английские – словарь этот подарила ему Цинтия Эллис вместе с толстым романом, вышедшим за несколько лет до этого в Лондоне. Уже несколько дней Фанфан-Тюльпан сражался с этим томом.

– Это "Приключения Родерика Рэндома" какого-то Тобиаса Смоллета, сообщил он Картушу, захлопнув книгу. – Довольно занимательное чтение, насколько я могу понять, этот Родерик Рэндом пережил уйму приключений вроде как я – и на суше, и на море, и...

– Одевайся, – поторопил Картуш, который был уже в темносинем рединготе и черных чулках, и уже смахивал не на владельца борделя, а скорее на рантье.

– Мсье Лангре уже здесь и, похоже, вечер удастся на славу!

Фанфан-Тюльпан без особого восторга натянул нанковые брюки и каштановый камзол, обул туфли с пряжками – все это получил он от приятеля Картуша.

Войдя в большой салон, они заметили, что, судя по всему, шампанского было выпито уже немало. И шуму, и визгу хватало. Там восседало, болтало и расхаживало взад-вперед десятка три людей – господа клиенты и дамы, предоставленные им заведением – элегантная, но пестрая компания, которая шумно резвилась, веселилась и пила. И напрасно было искать среди них человека без бокала в руке.

Два лакея в турецких ливреях разносили на больших подносах напитки и закуски, предлагая серебряные шкатулки с лучшим нюхательным табаком.

У Картуша все мысли занимал только зад Труди, который он никому не собирался уступать на этот вечер, а потому, оставив в покое Тюльпана, он устремился к сей красотке, которую уже атаковал некий марсельский нотариус.

Тюльпан, слегка обиженный таким пренебрежением и не имевший ни малейшего желания заняться куртуазностями, подсел к стоявшему чуть в стороне столику с бутылкой шампанского, которая словно сама предлагала разделить его одиночество. Сев, он меланхолически выпил сам с собой и чуть не собрался было заняться вновь английским языком, если бы Цинтия Эллис, ошеломившая всех своим насквозь прозрачным кружевным туалетом, не подошла, чтобы взять его за руку и отвести к мсье Лангре, восседавшем на большом канапе в окружении самых соблазнительных здешних обитательниц. На первый взгляд мсье Лангре было лет тридцать, красивый, хоть и толстеющий уже мужчина, выглядел весьма импозантно.

– Это мой юный протеже, мсье Лангре, – представила Цинтия Эллис Фанфана-Тюльпана. – Позвольте мне представить его вашей светлости. Ему пришлось немало пережить, и теперь не знает, что делать дальше.

Мсье Лангре приветливо покивал головой, но Тюльпан заметил, как испытующе тот его оглядел.

– Что вы умеете, мсье?

– Можете мсье Лангре все рассказать без утайки! – вмешалась в разговор Цинтия Эллис. – Он все способен понять, ничто его не удивит и не покоробит!

– Понимаю, – Тюльпан поколебался, стоит ли рисковать, но наконец решился сказать правду. – Я был солдатом, мсье. Участвовал в компании на Корсике, только к несчастью не сошелся характером с нашим полковником.

– Кто это был?

– Мсье де Рампоно.

И мсье Лангре залился протяжным смехом, так что затряслось даже пухлое брюшко, после чего обратился к своему любезно внимающему окружению:

– Мои милые дамы, скажи мне этот юноша, что они с полковником нашли общий язык, у меня сразу возникли бы подозрения, – он повернулся к Фанфану, – и я бы воздержался от симпатий к вам! Это ничтожество полковник не знает ничего, кроме уставов и артикулов. А вы, как я понимаю, сказали ему "адью"?

– Да, мсье, признаю. Но только после гибели моего лучшего друга после ужасной гибели, в которой виновен мсье де Рампоно.

Настала тишина. Мсье Лангре, казалось, оценив откровенность Тюльпана, продолжал в упор глядеть ему в глаза – то ли это был его способ постижения людей, то ли... Тюльпан вдруг заподозрил, не взирает ли на него мсье Лангре влюбленными очами? Боже! Ну нет! Если такова цена протекции мсье Лангре, то для Фанфана это было б слишком!

– Я обещал ему, что помогу устроиться, – вмешался в разговор Картуш, проходя мимо и обнимая при этом величественную фигуру роскошной Труди. Только мои предложения его не привлекли, а зря, – добавил Картуш по пути к ведерку со льдом и шампанским.

Стать альфонсом – вот как Картуш предлагал Тюльпану устроиться. Нашел бы ему пару-другую девиц, прибывших в Марсель из деревни, которых без труда можно склонить к проституции. Фанфан бы стал их охранником в надежде на приличные заработки в бесчисленных портовых кабаках...

– И что дальше?

– Всего через несколько лет ты станешь настолько состоятельным человеком, чтоб завести приличный дом свиданий для буржуа и даже дворян...

– Завести бордель! – ошеломленно воскликнул Тюльпан. – А если я когда-нибудь найду Летицию и она спросит, кем я стал, что я скажу? "Хозяином борделя, милая!" Да?

– Так тебе только это мешает?

– Вполне достаточно! Неужели ты думаешь, я буду жить на доходы с проституток? – возмутился Фанфан, тем самым загубив дальнейшие инициативы расстроенного и недоумевающего Картуша.

Теперь же мсье Лангре сделал ему такое предложение:

– Я мог бы устроить вам место лейтенанта в одном прекрасном полку, где у меня есть определенное влияние, но, полагаю, армия теперь...

– Да, вы правы, в настоящее время армия – не то, о чем бы я мечтал.

– Поэтому вам стоит навестить меня в Версале, когда я туда вернусь, закончил разговор мсье Лангре и встал. – Мадемуазель Эллис вам сообщит, что и как...

Едва кивнув, мсье Лангре ещё раз уколол Фанфана взглядом, и удалился, обняв за плечи златовласую Цинтию, причем шум общего веселья, деликатно приглушенный на время их разговора, тут же опять усилился.

Следя, как мсье Лангре исчез в дверях покоев Цинтии, Фанфан остался посреди зала, счастливый неожиданной удачей. И только спрашивал себя, кто же такой, черт возьми, этот мсье Лангре?