Текст книги "Язык в революционное время"
Автор книги: Бенджамин Харшав
Жанры:
История
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц)
8. Ассимиляция
Внутренние институты, возникшие в еврейском мире в описываемый революционный период, пытались охватить все сферы человеческого существования, опыта и созидания под лозунгом «как все прочие народы» (ке-холь ха-гойим) или, в формулировке Бренера, «как совершеннейший из них» (ка-метуканим ше-ба-хэм)[40]40
Понятие, образованное от каббалистического термина тиккун олам («исправление мира, мироздания»). (Примеч. ред.)
[Закрыть]. Некоторые пошли еще дальше, загоревшись желанием распространить библейский «свет народам» (ор ла-гойим, цель, которую Бен-Гурион ставил перед израильским народом и наукой). Структура этих институтов была всецело еврейской: исключительно еврейский язык, литература на иврите и идише, школы для технического обучения евреев, еврейские больницы и даже еврейское государство. Но содержание, которым была наполнена эта еврейская структура, зачастую совсем не было еврейским. Возьмем Государство Израиль: бюрократия и университеты, трущобы и больницы, дороги и кинотеатры, танки и самолеты и т. д. не были исключительно еврейскими. Идентифицирует ее носителей в качестве евреев именно структура, сама еврейская полисистема, государство и язык. Но внутри этой структуры они живут полной жизнью, включающей индивидуальный выбор из представленных (и навязанных) возможностей в рамках эпохи, – и, если угодно, формы жизни могут быть космополитичны во всем.
То же самое верно для литературы на иврите и идише: намерение состояло в том, чтобы выразить все желания человека, развивать современный, новаторский или научный язык, писать ямбы, сонеты и романы на иврите или идише, писать о любви, о смерти, о кипарисах и ввести в этот язык лучшие произведения мировой литературы. Поэтому большая часть нынешней израильской литературы «еврейская» только в том, что касается языка и читательской аудитории – подобно тому, как литература любого другого народа не обязательно «национальна» по своей сути[41]41
Потребует ли литературный критик у американского писателя выразить его «американскость»?
[Закрыть]. Рамки «еврейские», но содержание – «человеческое» или лучше сказать – «литературное». И до той степени, в которой литература вообще может считаться в широком смысле выразительницей интеллектуальных «миров» писателей и читателей, этот космополитический аспект присущ и им. Это верно для сегодняшнего израильского общества так же, как для идишской культуры в Варшаве, Москве и Нью-Йорке 1920-х гг. Даже большинство сочинений исследователей еврейских текстов и истории по природе своей не «еврейские», а космополитичные; Гершом Шолем в изучении каббалы пользовался методологией немецких гуманитарных наук (Geisteswissenschaften), включая теории Карла Юнга. Конечно, тематические и лингвистические «еврейские» элементы составляют неотъемлемую часть сознания и мира писателя и его персонажей и могут стать центральными, когда речь идет о конкретных текстах и периодах.
Для еврейских писателей на других языках верно противоположное утверждение. В современной диаспоре, когда евреи интегрированы в полисистему всего общества, еврейские институты обычно низведены до чисто «еврейских» областей (хотя и здесь тоже существуют нейтральные виды деятельности, вроде клубов знакомств внутри еврейской общины). Человек делит свою жизнь между такого рода еврейскими институтами (если вообще уделяет им внимание) и участием в институтах всего общества. Более того, писатели, творящие на «третьем» языке (например, Кафка, Филип Рот или Сол Беллоу), идентифицируются как еврейские писатели, только если в их стиле или тематике их сочинений можно найти какие-то «еврейские» составляющие – фактор, необязательный для израильского писателя.
Поэтому слово «ассимиляция», так же как смежный с ним термин «секуляризация» (рассмотренный выше), нельзя воспринимать буквально. Ведь в существенной степени все евреи ассимилировались в современной всеобщей культуре. Внутренние направления этой революции имели целью создание еврейского эквивалента современной культуры – эквивалента, свободного от «обязательного еврейства». Рахель Кацнельсон выразила это словами: «Когда мы приехали в Эрец Исраэль, освобождение от национализма было нашей idée fixe. В диаспоре национализм мешал нам жить». И даже любавичский хасидизм, который сосредоточился именно на «обязательном еврействе», привлек современные электронные средства и современную рекламу в «Нью-Йорк таймс».
9. Еврейский век
Даже при поверхностном взгляде бросается в глаза массовое вхождение евреев и их потомков в мировую экономику, культуру и науку. В отдельные периоды в некоторых регионах за удивительно короткое время в ряде профессий сконцентрировалось необычное количество людей еврейского происхождения – иногда они составляли треть, или половину, или даже большинство лиц, занятых в той или иной области. Около 50–60 % авторов, публиковавшихся в немецкоязычных экспрессионистских журналах, были евреями. Их было много и среди новых немецких издателей, евреями были практически все заметные театральные критики в Берлине 1920-х гг. Существенная часть зрителей венских театров и многие драматурги и режиссеры были евреями. Большинство писателей, входивших в литературное движение «Молодая Вена» в начале XX в., были евреями или наполовину евреями, и кризис их идентичности был частью целой грозди таких кризисов (см.: Pollak 1984). Психоанализ поначалу был преимущественно «еврейским» движением, так же как и Франкфуртская социологическая школа, хотя по языку и целям они были в максимальной степени «общими». В книге немецкого писателя Бернта Энгельмана «Германия без евреев» (1984) исследуется массовое проникновение евреев и «евреев нюрнбергского закона» (т. е. евреев на половину и на четверть) в немецкую культуру и науку. Среди строителей голливудской киноиндустрии они составляли подавляющее большинство. Их число было заметно среди современных лингвистов, математиков и физиков, советских чемпионов мира по шахматам, российских и американских скрипачей, американских лауреатов Нобелевской премии по экономике последнего поколения и вообще в американской культуре и академической науке, особенно с конца 1960-х гг.[42]42
Причины успеха евреев именно в этих сферах и проблема возможных «еврейских» факторов в их поведении и в их вкладе слишком сложны, чтобы их внимательно анализировать здесь, и они станут предметом отдельного исследования. Здесь я лишь указываю на сам феномен.
[Закрыть]
Статистическая концентрация евреев в отдельных областях породила ситуацию, обратную той, к которой стремилось большинство участников этого процесса. Каждый человек, как осознававший свое еврейское происхождение и гордившийся им (такое поведение принято сейчас), так и пытавшийся отрицать или не замечать его (такое поведение было характерно для предыдущих поколений), стремился к тому, чтобы стать светским, этнически нейтральным физиком, лингвистом, кинорежиссером, революционером, немецким или американским писателем и т. д. – именно как личность. Такие евреи делали попытку приспособиться к правилам общекультурной области, в которой они функционировали, будь то наука, современная литература или живопись. Если и было нечто свидетельствующее о «еврейском» таланте, оно проявлялось только тогда, когда потомки евреев входили в строгие рамки западной («христианской») логики, науки и организованной, наделенной общепринятым статусом культуры. Лишь после того, как такой «еврей» обнаруживал, что многие его соседи и друзья также имеют еврейские корни и в некотором смысле их «еврейство» не удалось скрыть, это «нечто» опять становилось заметным. Часто статистическая концентрация подобных бывших евреев или несколько таких видных представителей заставляли других обнаружить свое «еврейство» в какой-либо другой сфере.
Область, на которой мы не хотели бы останавливаться слишком подробно (особенно со времен маккартизма в Соединенных Штатах), – это роль евреев в организации коммунистической революции в России и во всемирном коммунистическом и левом движении. Действительно, в Российской социал-демократической рабочей партии перед революцией евреи во множестве присутствовали в руководстве социал-демократического крыла (бундовцы и меньшевики) и, в меньшей степени, в большевистском (ленинском) крыле. В докладе на партийной конференции в Лондоне в 1907 г. Сталин даже заметил «шутя», что погром в партии может перевесить чашу весов в пользу большевиков. После смерти Ленина Сталин взял власть в свои руки, заручившись поддержкой Зиновьева (1883–1936; секретарь Третьего интернационала) и Каменева (1883–1936; один из руководителей советского правительства) против Троцкого (1879–1940; основатель Красной армии). Но если мы отбросим русские подпольные клички, то увидим, что это грузин Джугашвили объединился с Апфельбаумом и Розенфельдом против шурина Розенфельда Бронштейна, все трое – евреи. Эта тема часто поднимается в сегодняшних российских политических дискуссиях, поэтому мы обсудим ее позже в неапологетическом ключе.
Представительство евреев в первых советских правительствах было велико, и антисемитское выражение «жидо-большевизм» не лишено основания. Когда черта оседлости внезапно была отменена, масса евреев покинула старый и классово чуждый штетл (правом голоса обладали только представители класса рабочих и крестьян) и отправилась в Центральную Россию. Они получили доступ к высшему образованию и активно включились в новую систему управления, нуждавшуюся в лояльной интеллигенции. Многие из них сменили имена, вступили в браки с русскими и вели себя как русские во всех отношениях. Солженицын заклеймил евреев за организацию советских концлагерей (ГУЛАГа) и указал на нескольких евреев среди руководителей советских органов госбезопасности раннего периода. Но евреи в тех же пропорциях занимали видное место и во многих других областях при молодом советском режиме: в правительственных и партийных учреждениях, в образовании, медицине, русской литературе, физике и других отраслях науки, в коллективизации на селе, в индустриализации; также немало их было и среди тех, от которых режим беспощадно избавлялся и кого уничтожал. Даже во время Второй мировой войны евреи занимали видное место среди инженеров и руководителей заводов (об этом свидетельствуют еврейские фамилии в сталинских декретах, отмечающих вклад тружеников тыла в военные успехи). То же самое касается левого движения по всему миру, включая главарей советских революций в Баварии и Венгрии в 1919 г. Выделяются такие фигуры, как А. А. Иоффе (1883–1927; участвовал в мирных переговорах в Бресте), М. М. Бородин (Грузенберг, 1884–1951; советник Сунь Ятсена) или Карл Радек (Собельсон, 1885–1939), проводивший сталинскую политику в Германии, которая помогла Гитлеру прийти к власти. Все они были убиты Сталиным.
И в Германии эпохи Веймарской республики, и в Советской России мощный приток и возвышение лиц еврейского происхождения произошли за очень короткий период (с важными, но немногочисленными прецедентами в XIX в.), и в обоих случаях они возвысились не в качестве евреев, а как немцы или русские, по сути нерелигиозные. Но в обеих странах общество воспринимало их как евреев, и теперь это восприятие могло быть только расовым.
В Германии еврейский вопрос занимал действительно центральное место в идеологии Гитлера, Розенберга и Геббельса: это был негативный полюс биполярной социальной мифологии (или фантасмагории). В коммунистической идеологии, которая подчеркивала интернациональность советского государства и международную солидарность трудящихся, невозможно было включить открытое отрицание народа или расы в систему марксистской аргументации. Но и здесь роль ассимилированных евреев как чужаков присутствовала в общественном сознании. Главным примером, проанализированным Сталиным в программной статье «Марксизм и национальный вопрос» (1913), был пример евреев, а врагом виделся еврейский социалистический Бунд.
Чистки в Советском Союзе конца 1930-х гг. в реальности сокрушили власть большинства евреев в партии и правительстве под маской борьбы с «левым уклонизмом» (типично еврейская болезнь) и «троцкизмом». В официальном учебнике «Краткий курс истории ВКП(б)» Троцкий был назван «Иудушкой Троцким»[43]43
Первым дал такую кличку Троцкому Ленин в неопубликованной заметке 1911 г., и с тех пор она была известна в партийных кругах. (Примеч. ред.)
[Закрыть], якобы от прозвища героя социальной сатиры русского писателя XIX в. Салтыкова-Щедрина, но на самом деле это аллюзия на Иуду Искариота и демонический «иудаизм». В конце 1940-х гг. евреев притесняли во всех областях культуры в рамках борьбы с космополитизмом (обвиняемых называли «безродными космополитами»). Многие годы не марксизм, а скорее антитроцкизм и антикосмополитизм главенствовали в советской идеологии, пропаганде, цензуре и государственном терроризме; они были жупелом сталинского режима, конкретным и направленным ad hominem. Эти кампании не были открыто или исключительно антиеврейскими, но они обязательно включали в себя антиеврейские выпады. Тогда, в 1950-е гг. и позднее, евреев ущемляли под предлогом борьбы с самой сатанинской религией, «иудаизмом», и расистским и нацистским «сионизмом». После разгрома нацистской Германии коммунистическая Россия осталась последней страной просвещенного мира, de facto поддерживавшей дискриминацию русских еврейского происхождения (даже наполовину евреев) как в правительстве, так и в сфере высшего образования. Сегодня противоположный миф – о евреях – предателях коммунизма в России – играет аналогичную роль в идеологии большой части российского руководства культурой и старого партийного аппарата[44]44
Книга Б. Харшава была написана в конце 1980-х гг., когда еще существовал СССР и у власти оставалось партийное руководство. (Примеч. ред.)
[Закрыть].
В целом в двух крупнейших режимах с тоталитарной идеологией фигура еврея приняла угрожающие размеры в сознании властей и в массовой пропаганде, как если бы еврейской ассимиляции никогда и не было[45]45
Напротив, ассимиляция казалась коварным ходом еврейского заговора, предпринятым, чтобы захватить власть над миром. В качестве примера можно вспомнить евреев, которые сбрили бороды и внешне стали казаться немцами, но остались прежними крысами в нацистском фильме «Вечный жид»; или в отношении к полуевреям как к студентам второго сорта в Советском Союзе во времена брежневской дискриминации.
[Закрыть]. Подобное отношение преобладало и в более мелких тоталитарных государствах, как Польша или Румыния конца 30-х гг.
* * *
Негативный мегаопыт и численный дисбаланс лиц еврейского происхождения в разных профессиях в современном мире требуют объяснения, почему потомки евреев оставались чужаками даже после ассимиляции в реальности или в народном сознании. Изучение новой истории евреев нельзя сводить к евреям, которые были включены в еврейские институты (еврейское государство, религия, литература, организации), тогда как остальные были причислены к евреям только в момент уничтожения. Выдающийся польский поэт Юлиан Тувим (1894–1953) во время Холокоста, находясь в Лондоне, писал примерно следующее: «Я поляк, когда моя кровь течет в жилах, и еврей, когда ее выпускают из жил» (Tuwim 1980). Похожие вещи говорил и Альберт Эйнштейн. Но современные мифологии не исключили их из еврейства в целом. Еврейская историография тоже не упустила их из вида.
Престижная «Иерусалимская школа» еврейской истории склонна к телеологичности: любое малейшее выражение из прошлого, которое можно истолковать как имеющее отношение к сионизму, считается имеющим значение. Историк Бенцион Динур (Динабург, 1884–1973), практиковавший такой подход, работая в Иерусалиме, возможно, находился под влиянием тенденций послереволюционной России (он был студентом в Петрограде): вместо истории они изучали «историю революций» и любое локальное крестьянское восстание прославлялось как шаг к коммунистической революции, т. е. к истории применялся идеологический, а потому телеологический (оценивающий в ретроспективе) фильтр. Но можно смотреть на историю иначе: из прошлого в настоящее. Когда мы спрашиваем не «Как мы здесь оказались?», а «Что происходило с евреями в XIX веке? Куда они шли?» – мы обнаруживаем гигантскую вспышку, выразившуюся в центробежном движении, которое, волна за волной, породило целый спектр проявлений еврейского существования сегодня. (Даже в Иерусалиме историография открылась навстречу этим вопросам.)
С еврейской точки зрения столетие с 1882 до 1982 г. во всеобщей истории можно назвать «еврейским веком»: ни в одну эпоху в прошлом евреи не играли такой заметной роли в общей культуре, и не в какой-то одной стране, а во всей западной цивилизации. Трудно описать современный мир без Маркса, Гуссерля, Эйнштейна, Фрейда, Кафки, Якобсона, Леви-Стросса, Хомского, Деррида и длинного списка других деятелей науки и культуры, хотя их собственная еврейская идентичность неопределенна, проблематична или безразлична им самим. Более того, евреи и образ еврея в воображении и сознании людей этого периода занимали непропорционально большое место, если принять во внимание долю евреев в общей численности населения. Холокост и Государство Израиль тоже присутствуют в общественном сознании. При этом евреи играли центральную роль не только в негативной мифологии Гитлера и Альфреда Розенберга (Розенберг присваивал еврейские библиотеки в оккупированных странах с целью основать после войны «Институт для изучения еврейства без евреев»). Еврейский вопрос привлекал внимание Т. Б. Веблена, Т. С. Элиота, Эзры Паунда, Ленина, Сталина, А. Тойнби, Ч. П. Сноу, Ж.-П. Сартра и др. Перефразируя израильского литературного критика Дова Садана (1902–1989), можно сказать, что евреи в XX в. «сидели в углу в середине комнаты».
10. Непрерывная радуга
Перемены во внутренней и внешней культурах происходили одновременно с переменами в физическом, географическом, лингвистическом, профессиональном и образовательном распределении и в самих образах существования евреев по всему миру. Шок от погромов 1881–1882 гг. в сочетании с другими обстоятельствами и другими потрясениями сорвал огромные людские массы с насиженных мест. В поколении, предшествовавшем Первой мировой войне, более трети еврейского народа мигрировало из Восточной Европы за океан (по оценкам ученых между 1882 и 1914 г. два из пяти миллионов евреев, проживавших в России, уехали на Запад). По крайней мере еще треть переехала в города. Происходила активная внутренняя миграция: из деревень и штетлов в районные центры (Бобруйск, Житомир, Пинск, Минск, Белосток) и дальше, в большие города (Вильна, Лодзь, Львов, Варшава, Одесса), а также в города вне черты оседлости (Киев, Москва) и в Западную Европу (Вена, Будапешт, Берлин, Лондон) и во многие заокеанские страны; а после русской революции, когда была отменена черта оседлости, – из штетлов в Москву, Ленинград и более мелкие города собственно России, а также в Среднюю Азию и другие советские республики.
Новый еврейский пролетариат сформировался в Варшаве, Харькове, Нью-Йорке, Тель-Авиве и других городах благодаря идеологии и социальному давлению, но распространился повсюду за одно поколение. Еврейские пролетарии работали преимущественно в принадлежащих евреям кустарных мастерских и на мелких предприятиях с ручным трудом, а не в тяжелой промышленности. Они охотно поступали на фабрики по пошиву женской одежды, оставляя индивидуальное портняжничество. Найти свое место в настоящем промышленном производстве еврейским рабочим оказалось нелегко: даже в 1920-е гг. в Советском Союзе антисемитизм среди нееврейских заводских рабочих ограничивал возможности евреев трудиться на нижних уровнях промышленности. Однако дети новых «пролетариев» повсеместно проникали в новые отрасли торговли и производства, медицины и науки, средств массовой информации и искусств. Это означает, что на протяжении одного поколения массы евреев переместились из феодальной экономики в капиталистическую, а из нее – в новый, научный и электронный, век. Это соответствовало общим тенденциям, но происходило быстрее и масштабнее, и эти сдвиги влияли на сознание и поведение людей; под таким влиянием находилось и восприятие евреев извне – возникла необходимость в том, чтобы наполнить новым содержанием пустые еврейские стереотипы.
За одно поколение евреи выучили польский, русский, немецкий, венгерский, румынский, французский, английский или иврит. Часто это был примитивный язык, но следующее поколение овладевало литературным языком, звучавшим совсем иначе, чем иммигрантский язык родителей (хотя даже самому старательному студенту требовалось много времени и сил, чтобы избавиться от интонаций языка, присущего ему от рождения). Авторами литературы на идише везде были иммигранты в первом поколении: все идишские писатели в юности приехали из местечек в Варшаву, Вильну, Киев или Москву или из Восточной Европы в Нью-Йорк, Чикаго или Лос-Анджелес. Еврейские художники той же дорогой пришли в Петербург, Москву, Париж и в Америку. Но великую литературу на другом языке создавало, за несколькими исключениями, второе поколение (Пастернак, Мандельштам, Кафка, Бубер, Фейхтвангер, Беллоу, Маламуд, Филип Рот).
В фильме канадской компании Си-би-си, созданном незадолго до смерти его главного героя, уроженец Израиля генерал Моше Даян (1915–1981) говорил о своих родителях, которые приехали в Эрец Исраэль со Второй алией, имея три желания: говорить на иврите, заниматься сельским хозяйством и защищать себя. Но в глазах детей всё они делали не слишком гладко, и только второе поколение завершило тройную революцию этой семьи. Муки такой адаптации видны в еврейской эмигрантской литературе всего мира.[46]46
Хороший пример – «Случай Портного» Филипа Рота.
[Закрыть] Ивритский поэт Иегуда Амихай отразил их в своем стихотворении «Миграция моих родителей»:
А переезд моих родителей не закончился для меня.
Моя кровь продолжает брызгать между ребрами
Еще долго после того, как сосуд истощится.
И переезд моих родителей не закончился для меня.
(Amichai 1987)
Целый народ покинул свое место жительства и отказался от своего языка; миграция в Эрец Исраэль и в иврит была лишь малой частью общего потока. Например, сельское хозяйство было гордостью и территориальной основой ишува в Эрец Исраэль. Переезд в деревню стал одним из проявлений целого спектра новых тенденций: желания создать нового еврея, в т. ч. еврейского «крестьянина», невинного, честного, здорового и продуктивно работающего на земле, в противоположность luftmentsh (на идише – человек воздуха), который «жил в воздухе» и «зарабатывал на воздухе», играл на бирже; желания вернуться к природе, антитезе воображаемых «стен» метафорического «гетто» еврейского штетла; мечты припасть к земле, куда народ сможет пустить корни, – народ предстает в образе дерева; утопической мечты возродить к жизни пустыню и через очистительный труд преобразовать самих вялых нежизнеспособных поселенцев. Эта тенденция противостояла всемирному движению из деревни в город. Она обращалась к докапиталистическим идеям о «здоровье», «продуктивности» и нравственности, воплощенных в крестьянине, который создает материальные продукты ex nihilo; к идеалам аристократического сообщества землевладельцев, усвоенным в сознании буржуазной интеллигенции (напрашивается пример Льва Толстого, повлиявшего на ивритское возрождение); к утопии возвращения к «земле» и первозданному состоянию целостности и здоровья расы (Ури-Цви Гринберг повторил немецкую аллитерацию Blut und Boden параномасией дам ве-адама, «кровь и земля»). На самом деле, метафору штетла как гетто, окруженного стенами (тогда как в реальности большинство местечек никогда не имели гетто и были широко открыты к природе), подчеркивал Шолом-Алейхем, когда писал, что единственным «полем», где жители Касриловки могли наслаждаться природой, было их старое кладбище («поле» на идише – эвфемизм для кладбища). Поэтому стихотворение Бялика «В поле», описывающее только природу, воспринималось как сионистский манифест. А «Религия труда» (т. е. физического труда) Аарона Давида Гордона (1865–1922)[47]47
Один из основателей, идеолог и духовный вождь халуцианского движения в сионизме, центральная идея которого заключась в совершенствовании человека в процессе физического труда, прежде всего сельскохозяйственного, в непосредственном контакте с природой. Такому труду Гордон придавал универсальное значение и видел в нем не только путь национального и духовного возрождения еврейского народа, но и средство обновления всего человечества и братского единения всех народов. Его именем было названо одно из молодежных сионистских движений – Гордония. (Примеч. ред.)
[Закрыть] соединилась с вдохновленной Толстым «Религией земли», которая повлияла на рабочее движение.
Однако пропаганда сельскохозяйственного труда среди евреев началась в эпоху Хаскалы, со времен книги Ицхака Бера Левинзона (акроним Рибаль, 1789–1850) Теуда Бе-Исраэль (1828), и она относилась совсем не только к Эрец Исраэль. В послереволюционной России, по некоторым данным, около 300 тыс. евреев поселились в деревнях в 1920-е гг., тогда как в Эрец Исраэль в то же время проживало лишь несколько тысяч или десятков тысяч фермеров. Поселенческая организация ICA («Еврейское колонизационное общество») поддерживала сельскохозяйственные поселения в Палестине, Аргентине и Бразилии; существовало также движение за расселение еврейских фермеров в Нью-Джерси, Небраске и других американских штатах, издавался журнал на идише «Еврейский крестьянин» (1908–1959)[48]48
Сборник с таким же названием («Еврейский крестьянин») был издан в 1926 г. по-русски в Москве Центральным президиумом советского Общества землеустройства еврейских трудящихся (ОЗЕТ). (Примеч. ред.)
[Закрыть]. По разным причинам – таким, как индустриализация в Советском Союзе (которая проходила быстрее и была привлекательнее, чем начальный этап индустриализации в Израиле), насильственная «интернационализация» еврейских колхозов в России (с разведением свиней на их скотных дворах), ассимиляция и урбанизация на Западе, стремление второго поколения к высшему образованию и, наконец, Холокост, – большинство других сельскохозяйственных экспериментов провалилось, в то время как израильское сельское хозяйство не просто выжило, а стало одним из крупнейших достижений еврейского государства. Теперь если мы посмотрим не с конца исторического явления, а с его начала, то увидим, что это было единое центробежное движение с похожими идеями, которые реализовывались в разных направлениях и в разных странах.
Центробежное распространение (и, добавлю, успешная реализация) еврейского брожения, начатого в России, до Нью-Йорка и Эрец Исраэль было детально описано Йонатаном Френкелем в его классическом исследовании «Предсказание и политика» (Prophecy and Politics, 1981). В книге подробно рассматриваются идеологические дебаты и политические организации, но не анализируется сознание участников дебатов, включая литературные и идеологические воображаемые миры, которые сформировали их восприятие мира и себя. Шолом-Алейхем, Менделе Мойхер-Сфорим, Достоевский, Толстой, Ницше и др. формировали, по существу, аксиоматические базовые ценности их сознания не в меньшей степени, чем сочинения Ахад ха-Ама, Нахмана Сыркина (1868–1924)[49]49
Общественный и политический деятель, публицист; основатель и идеолог социалистического направления в сионистском движении. (Примеч. ред.)
[Закрыть] или Бера Борохова (1881–1917). Все политические движения, так же как и народное сознание, разделяли неприятие мира штетла, диаспоры, «провинциального» и «примитивного» еврея. Но сам образ штетла выкристаллизовался в еврейской литературе, и символизировала его Касриловка Шолом-Алейхема. Новую литературу создавали интеллектуалы, жившие вне штетла, судившие с современной, рационалистической позиции, бросавшие сатирический и «прощающий» взгляд назад. Идеологи, политики и их аудитория погрузились в мир еврейской и нееврейской литературы и сформировали свою идентичность под их влиянием. Берл Кацнельсон говорил, что еврейская литература привела его и его поколение в Эрец Исраэль. Ицхак Табенкин (1887–1971), лидер мощного кибуцного движения, описывал влияние еврейской и всемирной литературы в своих ярких мемуарах «Корни» (1947, см. перевод в этой книге). Борохов, теоретик марксистского сионизма, основатель партии Поалей Цион, был также идишским лингвистом и одним из разработчиков современного идишского стандартного правописания. Существовала еще и блестящая группа молодых интеллектуалов, которые сформировали недолго просуществовавшую (1905–1906) партию с русским названием «Возрождение», основанную на впечатляющем оживлении литературы и культуры на иврите и идише. Даже во время Холокоста литература влияла на формирование молодежи – об этом свидетельствует литературная деятельность «Молодежного клуба» в Виленском гетто и подпольная гимназия Дрор в Варшавском гетто[50]50
См. воспоминания Ицхака Цукермана (Антека) 1993 г. и интервью Аббы Ковнера (находящиеся в моем распоряжении).
[Закрыть].
Даже в тех областях, где споры достигали особенной остроты, можно найти общие образы у противоборствующих сторон. Например, бундовцы высмеивали сионистов: «Вы едете в Палестину, „разрушенное царство“ (ди гепейрегте мелухе)», а Ури-Цви Гринберг, идишский поэт, внезапно переехавший из Берлина в Эрец Исраэль в 1924 г. и переключившийся в своей поэзии с идиша на иврит, написал гимн возрождения, начинающийся так:
Связи существовали и на личном уровне. Йонатан Френкель (1981:93) описывает радостную встречу двух русских евреев весной 1882 г.: Исраэля Белкинда (1861–1929), члена Билу (идеалистской иммигрантской группы, возникшей в рядах Первой алии), и Авраама (Эйба) Кахана (1860–1951), русского эсера, который бежал от российской полиции, пытаясь попасть в Швейцарию. Как писал Кахан в своих воспоминаниях: «Белкинд, палестинец, превратил меня в американца». Белкинд убеждал русского революционера Кахана не ехать в Эрец Исраэль – никаких шансов! – а стать «американцем» и посвятить себя служению людям в свободной Америке (терминология русская, т. к. это язык культуры и идеологии, хотя для обоих родным языком был идиш и оба собирались покинуть Россию). В реальности, молодой русский революционер Кахан под влиянием билуйца Белкинда уехал в Америку, принимал участие в еврейском и американском социалистическом движении, на протяжении полувека издавал влиятельную газету на идише Форвертс, написал на английском языке романы о жизни иммигрантов и на идише – объемную историю Соединенных Штатов.
Из одних и тех же кругов партии Поалей Цион (рабочих сионистов) в Польше и России, которая распалась в 1905–1907 гг. на три ветви, происходили такие лидеры ишува в Эрец Исраэль, как Бен-Гурион, Ицхак Табенкин и Зрубавел (партийный псевдоним Якова Виткина; 1886–1967), и такие партийные лидеры и деятели культуры диаспоры, как еврейский демограф Яаков Лещинский (1876–1966), теоретик идишизма доктор Хаим Житловский (1865–1943)[52]52
Автор допускает неточность: Житловский не «происходил из кругов Поалей Цион», а имел к этому движению весьма косвенное отношение и короткое время. Он, правда, разделял социалистическую идеологию, но в ее народнической версии и был убежденным противником марксизма. При этом Житловский играл видную роль в российском социалистическом движении (в частности, стал одним из основателей партии эсеров), был связан с Социалистической еврейской рабочей партией (СЕРП) и группой «Возрождение». (Примеч. ред.)
[Закрыть] и лингвист Нохум Штиф (1879–1933)[53]53
Штиф также был далек от «пролетарского сионизма», но являлся одним из создателей немарксистских Социалистической сионистской партии и группы «Возрождение». (Примеч. ред.)
[Закрыть], один из основателей еврейской секции в Академии наук в советском Киеве. Берл Кацнельсон обожал Аврома Лесина (1872–1938), американского идишского поэта и издателя Цукунфт (главного литературного и культурного журнала на идише в Нью-Йорке), которого он знал по участию в движении в Белоруссии. Радикальный ультраправый Ури-Цви Гринберг в 1970-е гг. в Израиле с нежностью говорил о Переце Маркише, своем соратнике по экспрессионистскому движению в идишской поэзии в Варшаве и Берлине в начале двадцатых, хотя тот уехал в Советский Союз и стал выдающимся писателем-коммунистом (позже уничтоженным сталинскими репрессиями).
Другой пример: один из участников движения самообороны в Гомеле, в Белоруссии, во время погромов 1903 г. был юношей, взявшим подпольную кличку Вергилий (что за идиллическое сознание у еврея-социалиста, верного идеям Просвещения!). Вергилий-Коэн (Каган) стал одним из лидеров Бунда в Вильне. Естественно, своего сына Вергилий назвал Аркадием. Но отряды самообороны в Гомеле включали как бундовцев, так и сионистов. Сестра Вергилия, Роза Каган, эмигрировала в Палестину и принимала участие в организации обороны еврейского Иерусалима во время арабских мятежей 1920 г. Ее сын – израильский генерал и премьер-министр Ицхак Рабин, а ее племянник, Аркадий Каган, был профессором экономики в Чикагском университете. Дядей Вергилия был Мордехай бен Гиллель ха-Кохен, ивритский писатель и сионист, приехавший в Эрец Исраэль со Второй алией в 1907 г., один из основателей Тель-Авива. Его сын Давид ха-Кохен был председателем профсоюза строительной компании Солель У-Боне, офицером связи между еврейским подпольем (Хаганой) и британской армией, а из его дома в Хайфе во время Второй мировой войны вещал передатчик «Свободной Франции» для вишистских сил в Сирии. И все это одна семья.
