Текст книги "Что случилось с Гарольдом Смитом?"

Автор книги: Бен Стайнер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

Отчаянные шаги

Ну и. Я снова пошел в тот универмаг, где покупал духи для Джоанны.

Я решил, что это будет умнее всего.

Я долженповидаться с Айрис Ротерхэм. Быть может, есть шанс,думал я, возродить былые чувства.

Ах, надежда.

Я вошел в магазин, проследовал в парфюмерный отдел: вот она, все такая же – светловолосая, изящная, точно фарфоровая куколка.

Но я ничего не почувствовал.

Сердце отказывалось биться чаще. Щеки упорно не покрывались румянцем.

Черт!

Мне казалось, это простейшее решение. Джоанна возвращалась обратно на юг Англии, и мне нужно ее забыть. И проще, быстрее, безболезненнее всего – влюбиться в кого-нибудь другого.

Легче легкого, думал я. Вернуться к прежним ощущениям.

Но я смотрел на Айрис, наблюдая, как она с улыбкой обслуживает сухопарую пожилую леди, и думал про себя: ну же, она красивая, разве нет, Винс? Джоанна ей в подметки не годится, скажи, Винс?

Но я ничего не чувствовал.

Я двинул по диагонали и оказался в трех футах от Айрис, чтобы почувствовать ее запах, может, умилиться локону на шейке, услышать, как она тихо засмеется или кашлянет. Зацепиться хоть за что-то, что распалит меня, опьянит, околдует, покорит, освободит. И думал про себя: сделай что-нибудь, Айрис, помоги мне. Стоп, что это, кажется, она… прищурилась.

Ну и что теперь? Кто-то щурится, и, вы думаете, от этого можно влюбиться?

Наверное, в прежние времена получилось бы.

Но не теперь. И я отклонился вправо и взял курс к выходу, как вдруг, совершенно неожиданно…

– Привет.

А?

– Это вы?

Она обращалась ко мне. Айрис Ротерхэм обращалась ко мне.

– А я вас помню. Вы покупали у нас духи «Гивенши». Верно?

– Гм. Да.

Господи, невероятно. Она со мной заигрывает. Нет, по правде.

– Ну и как, понравились они вашей маме?

– Я покупал духи не для мамы. А для своей девушки.

– Понятно. Значит, у вас есть девушка?

Она иронично склонила голову набок и улыбнулась, будто не поверила ни одному моему слову. Как Джоанна в тот вечер на автобусной остановке, когда поцеловала меня.

– Ага. Ее зовут Джоанна.

Звучало убедительно. Очень даже правдоподобно. Звучало естественно, как само собой разумеющееся. По крайней мере, я сам в это поверил. Лицо Айрис изменилось, я уловил охлаждение и, вы ни за что не поверите, некоторое разочарование. И знаете, меня это совершенно не расстроило. Я был горд, я почти насмехался над ней, ведь я встречаюсь с Джоанной, с панкушкой: она моя девушка, я ее парень, нас двое. Она и я.

Я вышел из магазина, чувствуя себя на все десять футов.

Потом я снова усох до своих пяти футов четырех с половиной дюймов.

Очнись, Винс. Ты не встречаешься с Джоанной.

Именно поэтому ты шатаешься по Шеффилду, ищешь, в кого бы еще влюбиться.

Черт.

Ладно. Ищи дальше, приятель. Мужайся.

Эта юная смуглая испанка возле магазина «Саксоун» могла бы меня устроить. Хрупкая индианка, жующая жвачку возле газетного киоска, заставила мое сердце сжаться, но лишь на мгновение. Высокая блондинка, заходящая в автобус, на миг поразила мое воображение, а потом автобус уехал, и я запомнил только светлые волосы. Ни лица, ни улыбки, ни смеха, ни голоса: все стерлось.

Знакомый скрип

3.14. Гениальная идея, которая пришла ко мне с самого начала и снова вернулась. Решено. Я подарю ей духи. Нужно их найти. Куда я их положил? В ящик комода? Нет, я их куда-то перекладывал. Куда? Ничего. Я их найду. Да, я все правильно придумал, так и поступлю. Когда она говорила «сделай хоть что-нибудь», она это и имела в виду. Я вспомнил. Кажется, они в чемодане со старым шмотьем. Завтра проверю.

Решено. Спланировано. Забито.

3.17. Дикая затея. С самого начала. Если нужно, ты бы давно так поступил. Но не нужно, не стоит, не буду. Выброси эти чертовы духи. Если только сможешь их найти. От них сплошные беды. Не спится. Может, мамины таблетки помогут? Стоп. Кто-то там, что-то там. Там, на улице. Может, это она, снова пришла к моему окну, как в ту ночь, когда плакала и приговаривала «сделай что-нибудь». Если это опять она, если она это повторит, я ее точно пойму, на этот раз я ее не отпущу.

Хватит чушь молоть. Ты ее уже отпустил.

Стоп. Этот странный звук. Уже не на улице, а вдоме, кто-то крадется. Мама? Отец? Нет, это не их скрип: когда с кем-то живешь бок о бок всю жизнь, хорошо выучиваешь их повадки. Это не родители, но кто-то очень знакомый, я знаю, я уверен.

Все тихо. Тебе показалось, Винс, это просто ветер.

Нет, не показалось, кто-то вдоме: какой-то шум, открывают окно, кто-то пытается окно отпереть – там, внизу. Улепетывают. Точно.

Я вскакиваю с постели и подбегаю к окну, отдергиваю занавеску и вижу, как в темноте удаляется чей-то силуэт. В руках у бегущего большой черный мешок для мусора. На секунду голова незнакомца обрамлена отраженным в луже светом фонаря. Только на секунду, и мне этого достаточно.

Знакомые волосы.

Рой.

Шеффилд, родина стали

В 1977 году был повод гордиться, что проживаешь в Шеффилде.

Во-первых, Дыра на Дороге. Которую точнее описать как Дыру на Развязке – дыра в форме летающей тарелки прямо посреди города.

К Дыре вели многочисленные пешеходные дорожки: в Дыре можно было сесть на скамейку и перекусить чипсами или идти дальше, глянув в небо и наслаждаясь мыслью, что ты в Дыре, можешь пройти ее насквозь и выйти с другой стороны.

Увы, Дыры больше не существует. Ее давным-давно застроили. Грустно. Развязка уже не та, что прежде. И в душе зияет дыра… вот такой каламбур.

Другой плюс Шеффилда – конечно, сталь. Шеффилд, родина стали, мировая столица ножей и вилок, наша гордость и все такое. А нынче: езжайте в Дон-Вэлли – теперь там пустыня. А прежде был Стальной Каньон, что тянулся от самого центра Шеффилда до Тинсли и дальше.

Да, не было стали лучше шеффилдской.

И не было гвоздя лучше торникрофтского гвоздя.

Гвозди, честь и гордость династии Торникрофтов. Создатели гвоздей с 1875 года, Торникрофты ваяли гвозди, и только гвозди. Они не опускались до заклепок или ложек, никаких модных мелочей, ничего такого – они полностью посвятили себя гвоздям. На веки вечные. Гвозди всевозможных калибров. Вершиной искусства Торникрофтов был Торникрофтский Титан – четвертьдюймовый гвоздь. Зверь, а не гвоздь.

«Вполне вероятно, что крепче гвоздей в мире не бывает», – изрек старший рабочий сталелитейного завода Джек Малоун, обращаясь к усатому господину в яркой оранжевой рубашке. Этот пижон приехал на шикарной машине и задавал много вопросов. Услышав такое, он сильно обрадовался.

И спросил, нельзя ли купить такой гвоздь. Всего один.

Больше ему ничего не нужно.

Что случилось с Роландом Торнтоном?

Роланд Торнтон.

Помните такого? Телезвезда Южного Йоркшира?

1977 год, он властелин мира. Прорыв в восьмидесятые, интервью титанов нашего времени: рейганов, тэтчеров, мандел. Приземлять все святое и великое простыми незамысловатыми йоркширскими истинами – ведь это судьба Роланда, правда?

Увы, ничего такого не произошло.

Восьмидесятые переросли в девяностые, и порой за пьяной беседой в каком-нибудь йоркширском пабе кто-то восклицал: а что случилось с Роландом Торнтоном? Ведь первой фигурой в телике был. А потом раз и… И что? Ушел? Спекся? Умер? Никто не знал. Одна группа даже написала песню: «Что случилось с Роландом Торнтоном», которая прогремела и затихла, как и слава этого человека.

Помните то последнее «Шоу Роланда Торнтона»?

Последнее шоу «Роланда Торнтона»

ПАВИЛЬОН: ГОСТИНАЯ СМИТОВ – ВЕЧЕР

Винс, Айрин и Гарольд смотрят телевизор.

ПЕРЕБИВКА – ШОУ «РОЛАНДА ТОРНТОНА» ПО ТЕЛЕВИЗОРУ СМИТОВ

РОЛАНД ТОРНТОН

Наш следующий рассказ – о настоящей бойне в доме престарелых. Мир науки охвачен волнением, в эпицентре событий – местный житель. Сегодня в нашем специальном выпуске «Торнтон сегодня» мы задаемся вопросом: кто такой Гарольд Смит?

ПАВИЛЬОН: ТЕЛЕСТУДИЯ – ВЕЧЕР

КАМЕРА подъезжает к столику, за которым сидят трое, чьих лиц мы пока не видим.

РОЛАНД ТОРНТОН

Чтобы ответить на этот вопрос, к нам в студию пришли… адвокат Кит Несбитт, основатель компании «Несбитт Соло» – господин Несбитт является адвокатом Гарольда Смита в деле по обвинению в убийстве.

НАЕЗД КАМЕРЫ: первый гость – НЕСБИТТ. Рядом с ним…

РОЛАНД ТОРНТОН

…доктор Питер Робинсон, ведущий физик, автор книги (заглядывает в свои записи)«Нули и пустоты – математическая онто… онто…»

ПИТЕР

Онтология.

ПАВИЛЬОН: КОМНАТА ДЖОАННЫ – ВЕЧЕР

Джоанна собирает чемодан. В углу маленький черно-белый переносной телевизор. Джоанна смотрит внимательнее…

РОЛАНД ТОРНТОН

…И наш третий гость…

ПАВИЛЬОН: ГОСТИНАЯ СМИТОВ – ВЕЧЕР

Экран телевизора Смитов. Камера делает наезд на третьего гостя передачи…

Это Рой – одет, как его отец: пиджак, галстук, кепка и… трубка в зубах.

РОЛАНД ТОРНТОН

Гарольд Смит-младший…

Смиты изумлены.

АЙРИН

Да это же наш Рой!

ВИНС

Вот же наглый гад!

ГАРОЛЬД

А я-то думал, куда подевалась моя кепка.

СНОВА НАЕЗД – ТЕЛЕВИЗОР СМИТОВ

РОЛАНД ТОРНТОН

…старший сын Гарольда Смита: вместе с отцом в течение трех месяцев он будет выступать с концертной программой в Блэкпулском «Зимнем саду».

РОЙ (в камеру, показывая большие пальцы)

Покупайте билеты заранее.

Винс вопросительно смотрит на отца.

ГАРОЛЬД

Впервые об этом слышу.

Расстроенный Гарольд поднимается с кресла. ЗВОНОК В ДВЕРЬ.

ТОРНТОН

И наш главный герой – и этим мы обязаны чуду современных телетехнологий – прямо в эфире…

ПАВИЛЬОН: КОРИДОР В ДОМЕ СМИТОВ – ВЕЧЕР

Гарольд открывает дверь. ОСЛЕПИТЕЛЬНЫЙ СВЕТ ЮПИТЕРОВ бьет в лицо – идет прямая трансляция. На пороге стоит ТЕЛЕРЕПОРТЕР.

РОЛАНД ТОРНТОН (голос за кадром)

…Гарольд Смит собственной персоной!

РЕПОРТЕР врывается в дом Смитов, вслед за ним – осветители, операторы, горожане…

ПАВИЛЬОН: ГОСТИНАЯ СМИТОВ – ВЕЧЕР

В комнате не протолкнуться. Гарольд окружен. С флангов его прикрывают Айрин и Винс.

ПАВИЛЬОН: КОМНАТА ДЖОАННЫ – ВЕЧЕР

Джоанна смотрит передачу.

ПО ТЕЛЕВИЗОРУ – Роланд через телемонитор разговаривает с Гарольдом.

РОЛАНД

Итак, Гарольд Смит! Добро пожаловать в наше шоу. Начнем с главного вопроса… Кто такой настоящий Гарольд Смит?

Гарольд не успевает открыть рот – на экране вновь СТУДИЯ.

НЕСБИТТ

Позвольте мне перебить вас: мой клиент не будет отвечать.

РОЛАНД (Питеру)

Понятно. Доктор Робинсон, вы человек науки, у вас рациональный ум. Вы видели воочию, на что способен этот человек. Прокомментируйте, пожалуйста.

РОЙ (перебивает)

Мой отец гений, вот и все.

ПИТЕР

Я видел, на что способен этот человек. И хочу сказать… это возвращает нас к Святому Писанию.

Джоанна морщится.

ПАВИЛЬОН: ГОСТИНАЯ СМИТОВ – ВЕЧЕР

РОЛАНД

Мистер Смит – почему Святое Писание?

Не успевает Гарольд открыть рот…

НЕСБИТТ

Я повторяю: мой клиент не будет отвечать.

РОЛАНД

Доктор Робинсон, вы не могли бы пояснить? Неужели вы думаете… как бы это сказать… Неужели в Гарольде Смите кроется нечто неразличимое с первого взгляда? И если да – что это такое?

ПИТЕР

Видите ли… Во многих религиях говорится о втором пришествии.

ПАВИЛЬОН: КОМНАТА ДЖОАННЫ – ВЕЧЕР

Джоанна с трудом заставляет себя смотреть в экран.

ДЖОАННА

Нет, отец, нет.

ПО ТЕЛЕВИЗОРУ – гостиная Смитов

РОЛАНД

Мистер Смит? Что вы думаете о втором пришествии?

Прежде чем Гарольд успевает открыть рот, на экране вновь студия.

НЕСБИТТ

Вы считаете, этот человек похож на нового Мессию?

ПИТЕР

Как это типично!

РОЙ

Позвольте заметить, что в молодые годы отец носил бороду.

ПЕРЕБИВКА

Наезд на монитор в студии: Гарольд чешет подбородок.

ПИТЕР

Как это похоже на времена, в которые мы живем: мы предполагаем – мы даже требуем, чтобы нам все разжевывали и скармливали с ложечки!

Роланд хочет услышать комментарий других гостей, но Питер вцепился в микрофон.

ПАВИЛЬОН: КОМНАТА ДЖОАННЫ – ВЕЧЕР

Джоанна смотрит на экран.

ПИТЕР

Ведь если говорить об истинном смысле духовности, то он лежит вне сферы физической! Но нам слишком трудно это понять. Нам подавай Мессию, который выглядит точь-в-точь как мы себе представляем: длинные волосы, развевающиеся одежды. Ну просто голливудская звезда. И чтобы на лбу было начертано слово «Иисус» – как дата изготовления на консервах.

По щеке Джоанны стекает слеза. Она выключает телевизор.

ПАВИЛЬОН: ТЕЛЕСТУДИЯ – ВЕЧЕР

ПИТЕР

Но и с первым Мессией такого не было – потому его и распяли! Они не увидели в нем того, кем он был, – не увидели Сына Божьего!

ПАВИЛЬОН: ГОСТИНАЯ СМИТОВ – ВЕЧЕР

РОЛАНД

Понятно. А наш сегодняшний Сын Божий – он страдает, как страдал его предшественник?

И снова, не успевает Гарольд открыть рот…

ПАВИЛЬОН: ТЕЛЕСТУДИЯ – ВЕЧЕР

НЕСБИТТ

Мой клиент категорически отрицает тот факт, что он – Сын Божий. Он является сыном Барри и Элси Смитов.

ПИТЕР

Но у меня есть доказательства. Я видел его чудеса!

НЕСБИТТ

Неужели?

Несбитт откидывается на стуле, ухмыляется. Его хитроумный капкан уже расставлен.

РОЛАНД

Хорошо. Сейчас подходящий момент, чтобы удивить публику. Хью?

ПАВИЛЬОН: ГОСТИНАЯ СМИТОВ – ВЕЧЕР

Репортер показывает ЗАПЕЧАТАННУЮ ПРОБИРКУ.

РЕПОРТЕР

Я здесь, Роланд!

РОЛАНД

Сюрприз этот приготовлен мистером Несбиттом. В этой стеклянной пробирке – она герметично запаяна – помещен Торникрофтский Титан, четвертьдюймовый гвоздь из чистейшей шеффилдской стали.

Репортер передает пробирку Гарольду.

НЕСБИТТ

Согните этот гвоздь.

ПЕРЕБИВКА НА ТЕЛЕВИЗОР СМИТОВ

РОЙ

Давай, отец!

АЙРИН

Давай, солнышко.

ПИТЕР

Послушайте, Гарольд. Да, вам это отвратительно, мерзко. Но народ просит зрелищ. Это единственный способ их убедить. Сделайте это!

Вокруг Гарольда ТОЛПА, лица, голоса: круг смыкается… Наконец Гарольд произносит…

ГАРОЛЬД

Я не могу.

Потрясенная пауза.

РОЛАНД

Не можете?

ГАРОЛЬД

Не было никаких чудес. Обыкновенные детские фокусы.

АЙРИН

Ты подлый обманщик!

Дает мужу пощечину.

ПАВИЛЬОН: ГОСТИНАЯ УОЛТЕРА – ВЕЧЕР

Уолтер радостно наблюдает за этой сценой.

УОЛТЕР

Бинго!

ПАВИЛЬОН: ТЕЛЕСТУДИЯ – ВЕЧЕР

ПИТЕР

Нет! Этого не может быть!

ПАВИЛЬОН: ГОСТИНАЯ СМИТОВ – ВЕЧЕР

РОЛАНД

Но, мистер Смит, почему?

ГАРОЛЬД

Просто мне хотелось встряхнуться. Сожалею, если я кого-то разочаровал.

Недовольный ропот толпы, которая постепенно расходится.

ПАВИЛЬОН: ТЕЛЕСТУДИЯ – ВЕЧЕР

Рой понимает, что его трехмесячная концертная программа в Блэкпуле накрылась медным тазом.

РОЙ

Козел бесполезный!

Обозленный, уходит с площадки.

ПИТЕР

Нет же, он врет! Вы что, не видите? Он это нарочно делает! Не поступай так, Гарольд! Прошу тебя!

HЕСБИ TT

Защита удовлетворена.

Питер понимает, что потерял Гарольда. Он поворачивается к Несбитту.

ПИТЕР

Вы… Вы – зло! Зло!

Питер кидается к Несбитту. Довольная ухмылка быстро улетучивается с лица адвоката – он чувствует опасность… Питер набрасывается на Несбитта, но тот успевает отпрыгнуть.

РОЛАНД в отчаянии глядит куда-то за пределы кадра в поисках помощи… Два ОХРАННИКА выбегают, чтобы обуздать Питера.

ИЗОБРАЖЕНИЕ гаснет, появляется заставка ВЕЩАНИЕ БУДЕТ ВОЗОБНОВЛЕНО ЧЕРЕЗ НЕСКОЛЬКО МИНУТ.

И тогда они ушли

Ушли все.

Осветители, операторы, репортеры, люди с микрофонами, блокнотами и ручками, немощные, хромые, искатели рая земного. И, разумеется, зеваки.

И мама. Ушла, исчезла, освободилась – как вам будет угодно. Не будет больше ее «особых» угощений – и это хорошо. Не будет больше ее улыбок, глупых отговорок, песен на Рождество.

И это плохо.

Но моя мама – это совсем другая история.

А наша история – про отца.

И вот мы остались вдвоем, одни.

Мы с отцом в гостиной.

Он заварил нам чай. Я смотрел на него и думал: все-таки хорошо, что он не Сын Божий. Потому что тогда я бы значился Внуком Божьим, правильно? Меня это, сказать по правде, не очень устраивало. Как себя вести? До меня-то еще никто не был внуком божьим. И люди наверняка ждали бы от меня чего-то особенного. А чем я их порадую, не имея абсолютно никаких волшебных качеств – в этом я недалеко ушел от Роя. Свои прелести в этом, наверное, есть – быть внуком божьим. Но как ими распоряжаться? Ну, пришел бы развязной походочкой в «Рокси»: «Привет, детка. Лови свое счастье. Ты подцепила внука божьего».

Что-то не то, а?

Мы с отцом пили чай. Он здорово заваривает чай, мой отец.

Я не знал, о чем говорить. Да это было и неважно. Важнее то, что мы просто сидим вместе и пьем чай.

– Вот такие дела.

Отец поставил чашку. А потом посмотрел на меня – по-настоящему посмотрел– и сказал:

– Винс, бывают такие моменты в жизни, когда нужно постараться изо всех сил. Еще разок. Сказать себе: к черту вас всех, теперь настал мой черед. Ты понимаешь, о чем я?

Ну и. Я понял, о чем он?

Я хотел понять. Потому что он сказал это так серьезно, и я чувствовал: отцу не все равно, ему очень важно, чтобы я понял, и, если я пойму,от этого я стану лучше. И оттого, что он так смотрел на меня – взглядом, если не ошибаюсь, «взойди, взойди», только теперь он был обращен на меня.

Ну и. Я понял, о чем он?

Черта с два.

– Нет.

И мы рассмеялись.

Оглядываясь назад, я понимаю, что многие события переплетались в какой-то мистический код. Вот я вспоминаю теперь, как мы с отцом сидели и пили чай, и пытаюсь взломать этот код, словно орех расколоть, а внутри скорлупы – ответ. Но так никогда не получалось. Никогда не выходило буквального перевода – смысл сдвигался день за днем, год за годом, десятилетие за десятилетием. Может, поэтому я и решил написать свою книгу в виде киносценария, который по сути своей прозрачен, и объективен, и абстрактен, как математическая задача, что разворачивается долго-долго, только в реальной жизни можешь найти миллион решений или вообще ни одного.

И мы с отцом рассмеялись.

И он сказал:

– Она сегодня уезжает. Но она попрощается с друзьями. Сегодня концерт. Ты должен туда попасть. Может, у тебя сегодня счастливый вечер.

Счастливый вечер

И я решил побыть панком в последний раз.

И отправился на концерт.

Не помню, какая там играла группа. Точно не самая знаменитая. Но даже будь это «Клэш» [xxii]  [xxii]«Клэш» (1976–1986) – британская панк-группа, основоположники британского панк-рока.


[Закрыть]или «Пистолз», я бы все равно не запомнил. Потому что вечер прошел как в замороченном тумане: звуки, цвета, лица, чувства вращались вокруг меня, складываясь в причудливый калейдоскоп: один узор сменялся другим, вторым, третьим, а порой как будто монтаж, разрозненные осколки, лишенные смысла, но вместе получается красиво.

Но я точно помню, как все начиналось.

Играли музыканты. Громко, очень громко играли.

Я иду к ней. На этот раз полон решимости. Нет уж, дудки. По правде.Сегодня ответ «нет» не принимается. Я говорю «нет» решительное «нет». Я не сдамся.

Она будет моей.

ПАВИЛЬОН: ТАНЦЗАЛ – ВЕЧЕР

Винс протискивается сквозь толпу беснующихся панков.

Трогает Джоанну за плечо.

ВИНС

Это я!

Джоанна поворачивается и видит Винса.

ДЖОАННА

Отдзынь!

Так. Отдзынь. Сильно сказано. Посильнее, чем просто нет.

Все предельно ясно. Недвусмысленно, если вы меня понимаете.

Но послушайте. Ведь бывает, что девушка, которая вам нравится, говорит совсем не то, на что мы надеемся. Но потом отходишь, задумываешься над этими словами, вникаешь в них, и они уже кажутся не такими кошмарными. Ну то есть, скажем, звонишь ей в пятницу, приглашаешь в кино, например, на «Челюсти», а девушка отвечает: «Я не могу – я мою голову». И ты теряешься, ведь это похоже на отлуп. А потом думаешь: а может, правда – ну, моет человек голову. Странно, конечно, что в пятницу – и не целый же вечер она будет мыть свою голову. А может быть,так оно и есть: может быть,она ухаживает за волосами, потому что они у нее очень красивые. И она смакует это удовольствие, не жалеет шампуня и кондиционера и всей этой дряни, от которой волосы получаются такими шикарными. И девушка становится неотразимой, и, вполне возможно,она это делает, чтобы понравиться какому-нибудь парню, и – ха – возможно,этот парень я. И разве это дурной знак, что она всю пятницу угробит на мытье головы?

Да ну как же. Мне явно светит.

Но «отдзынь»?

«Отдзынь» есть «отдзынь».

ПАВИЛЬОН: ТАНЦЗАЛ – ВЕЧЕР

Джоанна отворачивается от Винса. Пара БЕСНУЮЩИХСЯ ПАНКОВ оттесняют его от Джоанны, Винс роняет свое пиво – оно растекается по полу.

Винсу плюют в лицо. Он поворачивается и уходит.

И я подумал: отлично, успею еще домой на «Матч дня».

Отлично, я весь горю, сейчас выйду на улицу и остыну.

Отлично, мне эта ваша музыка вообще не нравится. А теперь ее и слушать не надо.

Все отлично, так? Ну уж конечно, просто блеск.

Черт.

Черт, черт, черт.

Все кончено. Окончательно, необратимо, очевидно. Чего никогда не было, того никогда не будет. Джоанна, прекрасная Джоанна исчезнет из моей жизни. Знаю, знаю, да и выне хуже меня знаете: я часто влюблялся и прежде, тысячу раз – в автобусах и на улице, в магазинах и пабах, на катках, дискотеках – можете за меня продолжить этот список.

Но все было не так, как с Джоанной.

Она была Первая. И не удивлюсь, если она окажется последней.

Это все равно должно было случиться. Ну то есть, неважно же, правда, черный ты или белый, богатый или не совсем чтобы, умный, тупой, – со всеми рано или поздно происходит одно и то же: кто-то разбивает нам сердце. Это может случиться сейчас или позднее, при каких угодно непредсказуемых обстоятельствах. И мы знаем это и готовы поспорить на последний пенс, гривенник, франк, иену: рано или поздно это с нами произойдет.

Сердце подпрыгивает в груди и – ёк.

Ну и.

Я плелся через танцзал в сторону коридора, наступая на чужие плевки, разбитые стаканы, а чувак со сцены орал какую-то песню, из которой можно было понять только три слова: рок, хрен и фигня. Я плелся и думал – хотя, наверное, выразился бы иначе, – что мой черед заглянуть в тронный зал, где в каждой кабинке по фаянсовому трону.

Я имею в виду туалет.

К черту собачий ошейник. Выброшу. Нет, пожалуй, не стоит. Подарю на Рождество Мэдж, для ее собаки. И вдруг словно ниоткуда забрезжила светлая мысль: забудь о разбитом сердце, вот ты уже начал готовиться к Рождеству, думай о хорошем, Винс. Ты молод, здоров и еще лет пятнадцать не будешь лысеть, а с таким набором вполне можно жить.

Я сполоснул лицо над раковиной.

Посмотрелся в зеркало. Оно было треснутое, ровно посередине. Трещина проходила через мой нос, разделяя лицо пополам, – как в рекламе крема от прыщей: на этой половине лица мы пользовались кремом, а на этой – умывались с мылом, и вот, через три недели…

Хорошо. Светлая сторона. Попробуем еще раз. Наскребем еще светлых сторон. Если хорошенько задуматься – акции падают и поднимаются. Другими словами, если свалился в пропасть, все, что будет дальше, – это уже лучше, чем хуже, разве нет?

Я снова сполоснул лицо. Вода пахла мочой.

Я снова взглянул на себя в зеркало. Неужели все? Что с тобой случилось? Ты, то есть я, Винс, маленький человек, песчинка – что чувствуешь ты теперь? Со стороны глянешь – вроде ничего. Что такого страшного может твориться в этой емкости между ушами? Обыкновенная черепушка, мало ли что там в ней гремит.

Я опять сполоснул лицо. Вода была холодной. И чистой.

Я слизнул каплю с руки. Никакая не моча. Моча на полу, я стоял в луже мочи: внизу на ноге я почувствовал теплую струю.

Кто-то успел на меня помочиться.

Я снова взглянул в зеркало. Что-то переменилось. Мое изображение сползло набок. Вместо моей рекламы с трещиной посередине в зеркале отражались уже две рожи.

Первая, – моя. А вторая?

Симпатичная и мерзкая, сладенькая и кислая, проницательная и тупая одновременно. Я его знаю. Но что-то в нем изменилось. Что именно? Ах да, теперь ясно.

На голове стало меньше волос.

И он меньше похож на ирокеза.

Черт.

– Хороший мальчик?

Если вернуться к моим размышлениям двумя абзацами выше – насчет пропасти. Само собой, бывает ниже некуда – но как я узнаю,что уже долетел? Может, я еще лечу? К тому же внизу может оказаться не твердая поверхность, а что-нибудь вязкое – зыбучий песок, например. А может, дно твердое, но оно как крыша лифта, который едет вниз бесконечно долго.

Первый этаж – дзынь – неудача.

Едем дальше.

Подвал – дзынь – беда.

Едем дальше, подбирая синонимы по словарю.

Подземелье – дзынь – полная безнадега.

К черту синонимы. Мой этаж.

ПАВИЛЬОН: ТУАЛЕТ – ВЕЧЕР

Винс споласкивает лицо.

Видит в зеркале чужое отражение.

Оборачивается. Это ДАЗ. И с ним еще два панка.

ДАЗ

Хороший мальчик?

ПАВИЛЬОН: КОРИДОР – ВЕЧЕР

Винс бежит по коридору от Даза и его дружков. Даз хватает Винса и швыряет его об стенку.

Винс с ужасом наблюдает, как Даз набирает полный рот мокроты.

Затем Даз отглатывает водки из бутылки, щеки его ужасно надуваются. Даз хватает Винса за волосы, «целует», жидкость течет Винсу в рот.

Винсу приходится глотать. Он выплевывает остатки.

ДАЗ

Я – Антихрист!

ВИНС (отчаянно)

Нет, ты – Найджел!

Даз застывает, понимая, что его разоблачили. Ярость охватывает его. Он бьет Винса головой в живот. Винс складывается пополам и падает. Даз злобно пинает Винса.

ИЗОБРАЖЕНИЕ ТУСКНЕЕТ, НАПЛЫВ В ЗАТЕМНЕНИЕ И ТИШИНУ

Как-то я читал книгу. Там говорилось примерно так.

Мгновения нашей жизни приходят и уходят. Но краткими вспышками они все равно существуют, и эти краткие вспышки – и есть настоящее. Мгновения уходят, но не исчезают бесследно: они сохраняются, просто в другой форме, обретая собственный онтологический статус: образы – застывшие, но не холодные, фотографии нашей памяти. Этот альбом мгновений и составляет наше прошлое. Мгновения живут в нас и мерцают: иные стираются из памяти, иные уплывают, но есть мгновения, которые упорно сидят в нас, и за некоторые, драгоценные, мы цепляемся, ностальгически их пересматриваем – вечером, в тишине, когда выключен свет.

Но, как все фотографии, они тускнеют.

Задача художника, творца – та же, что у коллекционера бабочек: поймать сачком красивую бабочку-мгновение, полюбоваться ею, и – вот она, мистика, алхимия творчества: повернуть вспятьпотускнение, снова наполнить мгновение красками, как если бы оно порхало, трепетало всего несколько секунд назад, а потом сделать следующий шаг – вернуть фотографию к реальной жизни. Конечно, такая реальная жизнь уже не будет прежней:бледная копия, натуралистический портрет, написанный по памяти.

И навсегда останется метафорой.

Вопрос: удачна ли эта метафора? И, что особенно важно – я уже о своей книге, – можно ли гордитьсятакой метафорой?

Как-то лет через десять после этой ночной фантасмагории, одним воскресным утром я лежал в постели и страдал похмельем. Накануне мы выпили с друзьями – ну, не знаю, по бутылке водки на брата, наверное. Мне нужно было спустить пар: я замучился с рекламой джинсов одной очень известной фирмы. Меня заклинило, я уже задержал заказ на неделю, а в голове было пусто.

Посыл маркетологов в таких случаях – как мертвому припарка.

«Будь самим собой» – вот и все. Из этого я должен был сделать рекламу джинсов.

И вот я лежу в кровати, то проваливаясь в сон, то вновь просыпаясь: а бабочки-мгновения моей жизни порхают вокруг меня, и вдруг одна садится, садитсямне прямо на нос.

Точно.

И воспоминание о той ночи прорвалось в мою память, прозрение в славном «Техниколоре»: я вскакиваю с кровати, подбегаю к столу – и я на полпути к богатству. Господи, во что же превратилось воспоминание о величайшей ночи моей жизни?

В рекламу джинсов.

ПАВИЛЬОН: КОНЦЕРТ ПАНКОВ – ВЕЧЕР

КРАСИВАЯ ПАН КУШКА на концерте. Ей скучно до смерти.

Два панка пытаются ее разговорить, но она отшивает их сердитым взглядом.

И тут один КРАСИВЫЙ ПАНК подходит к Джоанне, хочет что-то сказать, но не решается, видя тоску в ее глазах.

Он срывает с себя драный пиджак, бросает на пол. Долой темные очки. Не отрывая взгляда от девушки, парень вытаскивает из уха английскую булавку.

Другие панки смотрят.

Красивый панк продолжает раздеваться: долой панковский галстук, рубашку… и вот он уже стоит перед ней с голым торсом.

Единственное, что на нем осталось, – обтягивающие фирмовые джинсы.

Взгляды присутствующих обращены на парня. Он вздергивает руку – жест Траволты – и панк-музыканты замолкают.

Из динамиков раздается музыкальная тема «ЛИХОРАДКИ СУББОТНЕГО ВЕЧЕРА». Панки посмеиваются, но наш герой настроен серьезно.

Он начинает свой искрометный диско-танец.

Жестом приглашает девушку присоединиться.

Та смущена, а потом тоже снимает темные очки и начинает танцевать.

Панк-музыканты подыгрывают тему «Лихорадки субботнего вечера» в ПАНКОВСКОМ СТИЛЕ.

Панки танцуют.

ОСТАНОВКА КАДРА

ТИТР: ДЖИНСЫ ТАКОЙ-ТО ФИРМЫ. БУДЬ САМИМ СОБОЙ.