Текст книги "Разум и чувства и гады морские"

Автор книги: Бен Х. Уинтерс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц)

– Вы в своем праве, – спокойно ответила Элинор.

Они с трудом поднялись на ноги и нетвердыми шагами направилась вверх по лестнице, ко входу в домик.

– Я уверена, – продолжала Люси, – что могу рассчитывать на ваше молчание, вы же понимаете, как нам важно, чтобы его мать ничего не знала, ведь она никогда не одобрит такой помолвки. У меня нет приданого, а она, полагаю, чрезвычайно гордая женщина.

– Да, можете на меня положиться, – заверила ее Элинор.

Она внимательно посмотрела на Люси в надежде прочесть что-нибудь на ее лице – быть может, большая часть ее откровений была ложью? – но лицо Люси ничуть не изменилось. На мгновение Элинор пожалела, что Морской Клык не съел ее, а еще лучше – Люси, так она устала и встревожилась из-за этого разговора.

– Я боялась, вы сочтете, что я допустила большую вольность, заговорив с вами о своей помолвке, – продолжала ее спутница. – Но стоило мне вас впервые увидеть, я почувствовала себя с вами как со старой знакомой. К несчастью, во всем свете мне не у кого спросить совета. Вечная неопределенность, вечная неизвестность; и мы так редко видимся, едва ли чаще двух раз в год. Право, не понимаю, как мое сердце до сих пор не разорвалось.

С этими словами она вынула носовой платок, но разжалобить Элинор ей почему-то не удалось.

– Иногда мне кажется, – сказала Люси, промокнув глаза, – что, может быть, лучше покончить со всем этим раз и навсегда. Что вы мне посоветуете, мисс Дэшвуд? Что бы вы сделали на моем месте?

– Простите, – ответила Элинор, поразившись вопросу, – но я не вправе дать вам советы в подобных обстоятельствах. Вы должны положиться на собственный разум.

Они уже поднялись к двери в дом и согласились в том, что, прежде чем входить, разумно было бы избавиться от следов мерзкой слизи Морского Клыка, в которой они перемазались. Встав друг от друга на приличествующем расстоянии, они принялись снимать одежду и белье. Тем временем Люси продолжала свой жалостливый рассказ:

– Конечно, так или иначе матушка его обеспечит, но бедный Эдвард в таком унынии! Когда он гостил здесь, вам не показалось, что он был грустен?

– Показалось, особенно в первые дни.

– Я умоляла его держать себя в руках, опасаясь, что вы заподозрите, в чем дело; но невозможность провести с нами более двух недель ввергла его в такую меланхолию. Бедняжка! В его последний день в Лонгстейпле я подарила ему компас с локоном моих волос, это его немного утешило. Может быть, вы заметили у него этот компас?

– Да, – призналась Элинор уверенным голосом, за которым скрывалась такая душевная боль, какой она никогда еще не испытывала. В потрясении бросив на собеседницу нескромный взгляд, она заметила нечто совершенно удивительное: мисс Стил еще не успела зашнуровать корсет, и под ним, на пояснице, виднелась татуировка алыми чернилами – загадочный пятиконечный символ, так часто являвшийся Элинор в мрачных пророческих видениях с тех пор, как она поселилась на острове Погибель.

Глава 23

Слова Люси, в которых Элинор не смела сомневаться, были правдоподобны, подтверждались множеством доказательств и не противоречили ничему, кроме желаний самой Элинор. Бесспорно, они могли познакомиться у мистера Пратта, что легко объясняло и все остальное, странное же отношение к ней Эдварда убивало всякую надежду на то, что осуждение ее несправедливо, – напротив, неумолимо свидетельствовало, что он поступил с ней дурно. Ее возмущение таким его поведением, обида из-за того, что она оказалась жертвой подобного бесчестного обмана, сделали ее поначалу глухой и слепой ко всему, кроме собственных страданий; однако вскоре у нее появились новые мысли и догадки. Намеренно ли Эдвард обманывал ее? Притворялся ли он в своих к ней чувствах? Была ли его помолвка продиктована велением сердца?

Вот какие мысли кружились у нее в голове, когда она стояла у себя в спальне перед зеркалом и натиралась жесткой корой красной ольхи – эту процедуру настоятельно рекомендовал сэр Джон для удаления с кожи последних следов липкой слизи Морского Клыка.

– Как больно! – вскрикивала она, подразумевая и откровения Люси, и ссадины, остававшиеся на коже после соприкосновения с грубой древесной корой. Впрочем, ссадины сейчас терзали ее сильнее. – Ах, как больно!

И все же Элинор не верила, что Эдвард любит Люси. Обмануться она не могла, его сердце принадлежало ей и только ей. И миссис Дэшвуд, и Марианна, и Фанни – все в Норленде заметили его к ней приязнь, она не могла быть лишь фантазией, порожденной ее тщеславием. Не было никаких сомнений: он ее любил. Элинор приступила ко второй части ритуала очищения, осторожно промокая каждый дюйм своей расцарапанной корой кожи смоченным в теплой воде гарусным лоскутом.

Сможет ли Эдвард быть хоть в какой-то мере счастлив в браке с Люси Стил? Удовлетворит ли его – честного, учтивого и образованного – такая жена, как Люси, жеманница и невежда, чье себялюбие застилает ей глаза, даже когда ее собственный ялик вот-вот сгинет в пучине по воле двухголового сорокафутового слизистого морского чудовища? Элинор не знала ответа. В девятнадцать лет Эдвард, без сомнения, потерял голову и не замечал ничего, кроме красоты Люси и ее доброго нрава; но с тех пор миновало четыре года, которые, вероятно, открыли ему глаза на пробелы в ее образовании и в то же время, должно быть, лишили мисс Стил прежней безыскусности, наверняка составлявшей неотъемлемую часть ее обаяния.

Элинор не забывала и о татуировке – странной пятиконечной звезде, так часто приходившей к ней в кошмарах и теперь вновь увиденной на коже соперницы. Думать об этом было так же мучительно, как тереть руки мокрым шерстяным лоскутом. Все эти соображения следовали одно за другим, так что в итоге Элинор разрыдалась от боли – больше за Эдварда, чем за себя – и прекратила плакать, только когда соленые слезы начали разъедать раздраженную кожу щек. Утешившись тем, что Эдвард не сделал ничего, что могло бы подорвать ее уважение, Элинор решила скрыть от матери и сестер все свои подозрения. Спустившись к обеду всего лишь два часа спустя после того, как погибли ее самые драгоценные мечты, она держала себя так, что никому бы и в голову не пришло, что в душе Элинор сетует на сложившиеся обстоятельства: ее лицо не горело ни горем, ни смущением и было красным лишь из-за удаления верхнего слоя кожи.

Необходимость скрывать от матери и Марианны тайну, которую доверила ей Люси, не причиняла ей излишнего беспокойства. Так или иначе, они ничем не могли ей помочь. Элинор рассказала лишь о нападении Морского Клыка и о том, каким чудом они избежали смерти; этот занимательный рассказ стал поводом для оживленной дискуссии: не стоит ли барышням вшить под юбки воздушные подушки, чтобы, если им и доведется оказаться за бортом, они легко оставались на плаву? Обсуждение продолжалось до тех пор, пока не закончились тянучки, поданные на десерт.

Как ни терзалась Элинор после их морской прогулки, вскоре ей снова захотелось поговорить с Люси. Элинор желала понять, какие чувства она все-таки испытывает к Эдварду, разузнать о помолвке во всех подробностях, а в особенности убедить Люси, что эта тема волнует ее лишь как участливую подругу. И к тому же мрачный, настойчивый голос из самых потаенных глубин ее души требовал, чтобы она придумала способ внимательно осмотреть татуировку на спине Люси и выяснить ее происхождение.

Однако ни для того, ни для другого сразу возможности не представилось. Погода с каждым днем становилась все хуже, и наконец поднялся такой ветер, что с заброшенного хлева на Острове Мертвых Ветров сорвало крышу, которая упала на одного из тамошних слуг, мгновенно обезглавив его флюгером. Поэтому отправиться на прогулку, где им было бы проще уединиться, казалось неблагоразумным, и хотя они и встречались не реже чем через день либо у Мидлтонов, либо на Погибели, эти встречи не располагали к беседам. Ни сэру Джону, ни леди Мидлтон и в голову бы не пришло коротать досуг таким образом, поэтому разговорам уделялось крайне мало времени. Они встречались, чтобы есть, пить, вскрывать устриц, смеяться или, на худой конец, играть в любые игры, лишь бы они были достаточно шумные.

Но вот однажды утром сэр Джон подплыл на веслах к восстановленному причалу, чтобы заклинать их ради всего святого отобедать с леди Мидлтон, поскольку сам он будет занят перезахоронением того несчастного, которого обезглавило флюгером, – в первый раз слуги справились с этой задачей из рук вон плохо, поэтому труп выкопали гиены, и теперь он догнивал на пляже. Элинор приняла приглашение немедленно, Марианна – с неохотой. Маргарет попросила у матери дозволения присоединиться, каковое и было ей дано с огромной радостью – ведь к девочке хотя бы отчасти вернулась ее детская непосредственность. Прошло уже несколько недель с тех пор, как Маргарет в последний раз упоминала своих пещерных людей, гейзеры и загадочный столб пара. Миссис Дэшвуд надеялась, что им наконец удалось убедить девочку, что все это – плод ее воображения.

Прием у Мидлтонов получился совершенно безжизненным, как и ожидала Элинор: не было высказано ни единой новой мысли, ни даже нового слова, и невозможно представить себе беседу скучнее, чем та, что началась в столовой и продолжалась в гостиной до тех пор, пока слуги не унесли чай. Когда наконец в центре гостиной установили карточный стол, чтобы предаться каранкролле – забаве, привезенной леди Мидлтон с родного острова, – Элинор принялась корить себя за то, что питала пустую надежду найти время для разговора с мисс Стил.

– Я очень рада, – сказала леди Мидлтон Люси, открывая шкатулку слоновой кости, полную причудливых разноцветных фигурок, – что вы не собираетесь сегодня заканчивать корабль в бутылке для моей милой Аннамарии. У вас, без сомнения, болят глаза от работы при свечах.

Дважды повторять намек не пришлось. Люси ответила:

– Вы ошибаетесь, леди Мидлтон. Я жду лишь подтверждения того, что для вашей забавы хватает участников и без меня, и тогда я тут же достану мои инструменты. Ни за что на свете я не могла бы расстроить вашего ангелочка.

– Вы очень добры, душенька. Надеюсь, это не повредит вашим глазам – позвоните, чтобы вам принесли свечи.

Люси немедленно придвинула к себе рабочий столик и уселась за него с такой радостью, как будто не знала большего наслаждения, чем собирать для избалованного ребенка крошечный клипер в пивной бутылке. Леди Мидлтон быстро объяснила правила, оказавшиеся недоступными чьему-либо пониманию, кроме миссис Дженнингс, которая даже не попыталась пролить на них свет для остальных. Элинор поняла лишь то, что один хефалон дается за четырнадцать гхалал, а чтобы выиграть гхалалу, всего-то и нужно три раза обойти своей ракушкой-жажава вокруг пифль-стойки, если только не дует северо-восточный ветер, при котором правила меняются. В завершение объяснительной скороговорки леди Мидлтон сообщила, что боги гневаются, если в каранкроллу играют не на деньги.

Из вежливости никто не произнес и слова возражения, кроме Марианны, с обычным для нее небрежением приличиями воскликнувшей:

– Миледи придется извинить меня, но я удалюсь за фортепьяно. Я не играла с тех пор, как его настроили.

И без дальнейших церемоний она села за инструмент.

Леди Мидлтон, казалось, возблагодарила богов за то, что сама она никогда в жизни не произносила ничего столь же грубого, и даже не потрудилась обидеться на Маргарет, севшую с Марианной за фортепьяно, ведь младшей из сестер Дэшвуд было не на что играть. Без всякого предупреждения леди Мидлтон встряхнула мячик-флакалу, объявила, что выиграла первую гхалалу, и забрала у старшей мисс Стил три соверена.

– Ах! – воскликнула та. – Ну что ж, повезет в другой раз.

– Мне кажется, – извиняющимся тоном произнесла Элинор, пока раздавали ракушки к следующей партии, – что от меня будет больше пользы, если я присоединюсь к мисс Люси и помогу ей собирать корабль в бутылке.

– Я буду премного благодарна! – воскликнула Люси. – Оказывается, мне предстоит гораздо больше работы, чем я ожидала, а разочаровать душеньку Аннамарию было бы немыслимо!

В подобных совместных ухищрениях не было нужды – все были поглощены каранкроллой, и никого не интересовало, что Элинор и Люси скрывали за своими отговорками. Леди Мидлтон забрала у старшей Стил очередные три соверена.

Прекрасные соперницы в полнейшем согласии сели за стол и принялись за работу. Фортепьяно, за которым Марианна забылась в собственных мыслях, стояло так близко, что мисс Дэшвуд наконец смогла заговорить о том, что ее волновало, не рискуя быть услышанной за игральным столом.

Глава 24

– Я была бы недостойна вашего доверия, если бы не выказала к вашей истории никакого интереса, – твердо, но осторожно начала Элинор. – Поэтому не стану извиняться за то, что снова к ней возвращаюсь.

– Как хорошо, что вы сделали первый шаг! – воскликнула Люси. – Наконец-то я могу быть спокойна! Я боялась, что в понедельник обидела вас своим рассказом.

– Обидели? Но чем же? Поверьте, – сказала Элинор со всей искренностью, – я и в мыслях не держала создать у вас такое впечатление. Разве у вашего ко мне доверия могли быть иные мотивы, кроме самых благородных и лестных мне?

– И все же, – ответила Люси, чьи глаза сновали под ресницами, как два карпа, каждый в своем пруду, – мне показалось, что вы слушали меня с некоторой холодностью и даже недовольством, что очень меня смутило.

– Милая Люси, вы забываете, что во время нашего разговора мы отбивались от огромного зубастого двухголового змея, – возразила Элинор, безмерно благодарная Морскому Клыку за это оправдание. – Боюсь, из-за этого нападения я отнеслась к вашему рассказу с гораздо меньшим вниманием, чем того требовали приличия.

– Конечно. И все же я была уверена, что вы мною недовольны.

– Позвольте мне повторить: Морской Клык, лужа слизи, поврежденный позвоночник. Я думала о другом.

– Конечно, – снова согласилась Люси, осторожно связывая три зубочистки в бом-кливер для «Мельчайшего». – Как я рада, что все это лишь моя фантазия! Если бы вы только знали, каким утешением стала для меня возможность рассказать о том, о чем я непрестанно думаю!

От игрового стола донесся счастливый возглас мисс Стил:

– Ах! Я начинаю понимать! Если повернуть жажаву вот так…

– Ай-яй, – вдруг перебила ее миссис Дженнингс. – Кажется, ветер переменился.

– Меняем правила! – воскликнула леди Мидлтон.

– Я охотно верю, что возможность открыться мне принесла вам облегчение, – сообщила Элинор своей подруге и сопернице. – Ваша ситуация поистине незавидная, препятствия ждут вас на каждом шагу. Полагаю, мистер Феррарс во всем зависит от своей матери.

– Своих у него только две тысячи фунтов, так что жениться сейчас было бы безумием. Хотя я бы без сожаления отказалась от надежды на что-то большее. Я привыкла довольствоваться малым: в детстве мы ютились в перевернутой шлюпке и сами ткали себе одежду из морских водорослей. Я готова жить в бедности, но я слишком люблю Эдварда, чтобы своим эгоизмом лишить его состояния, которое, без сомнения, достанется ему, если он женится с ее согласия. Нам предстоит ждать долго, быть может, много лет. Если бы речь шла о любом другом мужчине, подобное будущее меня бы страшило, но я знаю, ничто не может отнять у меня любви и верности Эдварда.

Не зная, как ответить, Элинор повертела в руках бутылку, предназначенную для корабля.

– Эта вера, должно быть, самое ценное для вас; наверняка и его поддерживает такая же вера в вашу преданность.

– Любовь Эдварда давно прошла испытание разлукой, – ответила Люси, – ведь после помолвки нам пришлось надолго расстаться, и теперь уже мне не будет никакого оправдания, если я позволю себе в ней усомниться. Но он ни разу не дал мне повода для тревоги.

В своем молчаливом страдании Элинор так сжала бутылку, что та взорвалась на тысячи осколков, впившихся ей в ладонь. Люси, снисходительно улыбнувшись, взяла другую бутылку и продолжила:

– От природы я ревнива, а продолжительная разлука лишь обострила мою подозрительность, так что случись в его отношении ко мне хоть малейшая перемена, я бы непременно это почувствовала.

«Все это очень мило, – думала Элинор, ползая по полу в поисках последних осколков, – но никого не обманывает». Она наконец позволила себе не смотреть на Люси, сосредоточившуюся на парусе, который она крепила к миниатюрной мачте при помощи специальных щипчиков.

– Но каковы ваши планы? – спросила Элинор после непродолжительного молчания. – Или ваш единственный план – ждать смерти миссис Феррарс? Неужели Эдвард готов прожить долгие годы в нерешительности, вместо того чтобы один раз рискнуть ее временным недовольством?

– Миссис Феррарс очень суровая и гордая женщина. В припадке ярости она запросто может сгоряча передать все своему второму сыну, Роберту!

– Вы знакомы с мистером Робертом Феррарсом?

– Нет, ни разу его не встречала. Полагаю, он ничуть не похож на брата: глуп и большой щеголь.

– Щеголь! – повторила старшая мисс Стил, подняв глаза от долговой расписки для леди Мидлтон, победившей в семи партиях подряд. – Ах, они там обсуждают своих любимых кавалеров!

– Нет-нет, сестрица, – воскликнула Люси, – ты ошибаешься. Наши любимые кавалеры вовсе не щеголи.

– За мисс Дэшвуд я готова поручиться, – вмешалась миссис Дженнингс, – он один из самых скромных и воспитанных молодых людей, что я встречала; что до мисс Люси, то она такая скрытница, что выяснить, кто ей нравится, совершенно невозможно!

– Ах, поверьте, – ответила мисс Стил, обведя всех многозначительным взглядом, – кавалер Люси точно такой же скромный и воспитанный.

Элинор против своей воли покраснела, Люси прикусила губу и бросила на сестру недобрый взгляд. На некоторое время воцарилась полная тишина.

Люси заговорила снова лишь тогда, когда Марианна с Маргарет принялись исполнять особенно бодрую портовую польку, предоставив им тем самым надежное музыкальное прикрытие.

– Должна сказать, недавно мне в голову пришла одна идея. Вы, конечно, достаточно знакомы с Эдвардом, чтобы знать, что любому другому роду занятий он предпочтет должность смотрителя маяка. Я считаю, он должен как можно скорее подыскать себе вакантный маяк, может быть, даже с вашей помощью, раз вы так добры к нам из-за дружеских чувств к нему и, я надеюсь, из участия ко мне. Если бы вы могли повлиять на брата, чтобы он предоставил Эдварду Норлендскую Башню! Очень неплохой маяк, и, насколько мне известно, его нынешний смотритель нынче в немилости у местных пиратов и вряд ли долго протянет. Этого нам хватит, чтобы сыграть свадьбу, в остальном мы положились бы на время и судьбу.

– В знак уважения и приязни к мистеру Феррарсу я была бы счастлива оказать ему любую услугу, но не кажется ли вам, что здесь в моем участии нет нужды? Эдвард – брат миссис Джон Дэшвуд, неужели ему потребуется лучшая рекомендация?

– Но мистер Джон Дэшвуд вряд ли одобряет желание Эдварда работать смотрителем маяка. Семья все еще надеется, что он станет великим политиком или инженером на Станции.

– В таком случае, боюсь, мое вмешательство ничего не изменит.

Они снова замолчали. Наконец Люси со вздохом заключила:

– Думаю, было бы лучше разорвать помолвку и покончить со всем этим-раз и навсегда. На каждом шагу мы сталкиваемся с такими трудностями, что проще, наверное, побыть несчастными, если, по большому счету, всем будет от этого только лучше. Не дадите ли вы мне совет, мисс Дэшвуд?

– Нет, – улыбнулась Элинор; истинные ее чувства выдавали только руки, теребившие крошечный флаг миниатюрного клипера, как будто он плыл по бурному морю. – В таком деле я никак не могу дать вам совет. Вы прекрасно знаете, что мое мнение будет иметь для вас вес, только если оно совпадет с вашими желаниями.

– Ах, вы несправедливы ко мне, – серьезно возразила Люси. – Я не знаю другого человека, чье мнение ценила бы выше вашего, и не сомневайтесь, если вы сейчас скажете, что я во что бы то ни стало должна расторгнуть помолвку, что это пойдет нам обоим на пользу, я немедленно так и поступлю.

Взволнованная Элинор промолчала. За игровым столом начиналась новая партия каранкроллы; старшая мисс Стил сняла сережки и браслет и отдала их в залог.

– Вам безразлично мое решение, – продолжала Люси, – и именно поэтому ваше мнение столь важно. Если бы на вас так или иначе влияли чувства, тогда, конечно, просить вашего совета не имело бы смысла.

Элинор почла за наилучший выход не отвечать, тем самым не давая ни себе, ни сопернице повода для неуместной откровенности. Наступила очередная продолжительная пауза, которую снова прервала Люси.

– Погрузитесь ли вы на зиму на Подводную Станцию Бета, мисс Дэшвуд? – спросила она с обычной своей любезностью.

– Разумеется, нет.

– Как жаль! Я была бы очень рада повидаться там с вами. Ваш брат с супругой, конечно, пригласят вас.

– Ив этом случае принять их приглашение будет не в моей власти.

– Вот незадача! Я очень надеялась, что вы приедете. Мы с сестрой навещаем родню, они приглашают нас уже не первый год! И хотя мне интересно посмотреть на то, как в последние годы переменилась Станция, и посетить новую выставку в Аквамузее, прежде всего я еду ради Эдварда, который приезжает в феврале. В остальном Станция мало меня привлекает.

Элинор вернулась за игровой стол в печальной уверенности, что Эдвард не только не питает никаких чувств к своей будущей жене, но и никоим образом не сможет быть счастлив в подобном браке. Не улучшила ее настроение и игра, в которой миссис Дженнингс обошла ее на три гхалалы, прежде чем ей удалось добраться до своей пифль-стойки.

Сестры Стил пробыли на Острове Мертвых Ветров гораздо дольше того срока, на который их пригласили изначально. Но больше Элинор не затрагивала тему помолвки Эдварда и Люси; когда же ее поднимала Люси, редко упускавшая возможность сесть на любимого конька, она говорила спокойно и сдержанно и меняла тему так скоро, как только позволяли приличия – подобные разговоры она считала незаслуженным потворством Люси, к тому же опасным для себя. Почти таким же опасным, как каранкролла, в которую Элинор зареклась играть в будущем.