Текст книги "Разум и чувства и гады морские"

Автор книги: Бен Х. Уинтерс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 22 страниц)

Глава 25

Хотя за миссис Дженнингс водилась привычка проводить большую часть времени в гостях у детей, жила она в собственном отсеке на Подводной Станции Бета, на тихом канале неподалеку от Портмен-грота, куда и отправлялась каждую зиму. Туда ближе к январю и обратились ее мысли, туда она совершенно неожиданно и пригласила старших сестер Дэшвуд. Элинор немедленно и бесповоротно отказалась за обеих. Причиной отказа она назвала их твердое решение не оставлять мать. Миссис Дженнингс, изумленно выслушав ее, тут же повторила свое приглашение снова.

– Ах, пргллгпг! – вырвалось у миссис Дженнингс, что в приблизительном переводе с ее родного языка означало «не будь глупой кучей слоновьих экскрементов». – Я уверена, ваша матушка прекрасно поживет тут без вас, и молю вас, облагодетельствуйте меня вашим обществом. Не воображайте, что будете мне в тягость, вы ничуть меня не затрудните. Мы все доберемся до Станции в моей субмарине, а когда окажемся там, у нас будет столько дел! Аквамузей, по слухам, в этом сезоне приумножил свою коллекцию, а Кенсингтонские Подводные Сады расширились и стали прекраснее прежнего! Ваша матушка, конечно, не станет возражать; и если я не смогу выдать замуж хоть одну из вас, в том будет не моя вина. Я замолвлю за вас словечко перед всеми молодыми людьми, можете на меня рассчитывать.

– Благодарю вас, – с жаром воскликнула Марианна. – Ваше приглашение – залог моей вечной благодарности, и для меня было бы счастьем принять его. Но матушка, моя милая, добрая матушка – ничто не заставит меня ее покинуть!

Элинор понимала, что сестрой руководит исключительно желание увидеть Уиллоби, поэтому больше она не пыталась возражать и предоставила решение на суд матери. Миссис Дэшвуд, услышав о приглашении, решила, что обеим старшим дочерям эта поездка пойдет только на пользу. Она не стала и слушать, что ради нее они решили остаться, и принялась настаивать, чтобы обе немедленно согласились.

– Какая замечательная идея! – воскликнула она. – Именно то, о чем я мечтала! Нам с Маргарет одним будет только лучше. Вы с Мидлтонами уедете, а мы будем тихо наслаждаться книгами и музыкой.

В тот же миг на втором этаже раздался душераздирающий гортанный крик:

– Нет! Не-е-ет!

– Боже милостивый, – ахнула миссис Дэшдвуд, – что же это…

– Опять! – крикнула Маргарет, сбегая в залу. – Опять начинается!

– Маргарет, душенька, я думала, мы покончили с этой чепухой! – воскликнула миссис Дэшвуд.

– Мама, мама, ты должна… – судорожно начала девочка, бешено вращая глазами и тяжело дыша.

– Я кому сказала, довольно! Скоро ты станешь уже не ребенком, но женщиной, и подобные выходки совершенно неприемлемы!

– Мама, – осторожно вмешалась Элинор, которую насторожило что-то в бледном лице сестры и заставило задуматься, нет ли у поведения Маргарет другой причины, кроме разыгравшейся фантазии.

– Нет, Элинор, – отрезала миссис Дэшвуд. – Больше я не намерена поощрять ее.

Тем временем Марианна отошла к фортепьяно, отгоняя прочь воспоминание, которое прятала в глубине души, – о том, как в день нападения луфарей она видела ужасный столб дыма, поднимавшийся с вершины горы Маргарет.

– Иди к себе, дитя мое, – скомандовала миссис Дэшвуд, – и возвращайся к вышивке.

Маргарет неохотно подчинилась и с тяжелым сердцем вернулась в детскую, где за окном ее ожидало то же зрелище, что встревожило ее минуту назад: гора Маргарет снова источала пар, а по склонам неровными рядами, как черные муравьи, ползли сотни и сотни… она не знала, кто это был. Все те же жуткие человекоподобные фигуры, которые она не раз видела, когда бродила по острову или с риском для жизни на мгновение забегала в одну из пещер, чтобы тут же выскочить оттуда. Они неуклонно карабкались вверх, и до ее слуха доносился хор их голосов, повторявших заклинание, эхом разносившееся по острову: «К'ялох Д'аргеш Ф'ах! К'ялох Д'аргеш Ф'ах! К'ялох Д'аргеш Ф'ах!»

* * *

Тем временем миссис Дэшвуд продолжала как ни в чем не бывало:

– Вам очень полезно будет погрузиться на Станцию. Я считаю, что познакомиться со станционными нравами и развлечениями необходимо каждой девице в вашем положении. Миссис Дженнингс – женщина с материнским складом ума, и я не смею сомневаться, что она прекрасно о вас позаботится. И скорее всего, вам выдастся случай повидаться с братом. Каковы бы ни были его недостатки или недостатки его жены, мне невыносимо думать, что вы станете друг другу совсем чужими.

– Есть еще одно препятствие, которое не так просто устранить, – возразила Элинор.

Марианна сникла.

– И что же еще останавливает мою милую рассудительную Элинор? Какое непреодолимое препятствие так ее тревожит? Что за айсберг угрожает кораблю нашего общего счастья?

– Меня тревожит вот что: хотя я и очень высокого мнения о доброте души миссис Дженнингс и восхищаюсь коллекцией засушенных голов, которую она хранит в ящике туалетного столика, все же ее общество не принесет нам удовольствия, а ее покровительство – уважения в свете.

– Согласна, – ответила миссис Дэшвуд, – но вам не так уж часто придется оставаться с ней наедине, а в свет вы, несомненно, будете выходить с леди Мидлтон.

– Если Элинор останавливает нелюбовь к миссис Дженнингс, – вмешалась Марианна, – то это не повод для меня отказываться от приглашения. Меня подобные мысли не стесняют, и я без малейших затруднений справлюсь с неприятностями такого рода.

Элинор не сдержала улыбки, умилившись внезапному безразличию сестры к манерам миссис Дженнингс, притом что до сих пор она с большим трудом убеждала Марианну вести себя с ней в рамках приличий. Про себя Элинор решила, что если сестру переубедить не удастся, она поедет с ней. К этому решению ее сподвигло и то, что, по словам Люси, Эдвард не погрузится на Станцию до февраля, когда они ее, по всей вероятности, уже покинут.

– Вы обе едете, – заявила миссис Дэшвуд. – Все ваши возражения просто нелепы. Вам очень понравится на частной субмарине и на Станции, и особенно прекрасно, что вы поедете вместе. А если Элинор хоть когда-нибудь снизойдет до предчувствия радости, то и ей станет ясно, сколько наслаждений ее ждет. Может быть, ей доставит удовольствие улучшить отношения с родней невестки?

Этот намек Элинор использовала как шанс поколебать ту уверенность, с которой мать прочила ей в женихи Эдварда, чтобы хоть чуть-чуть смягчить удар, когда все неминуемо откроется.

– Мне очень нравится мистер Феррарс, и встрече с ним я буду рада как на Станции, так и на суше; что до его семьи, она мне совершенно безразлична, даже если я с кем-то из них не знакома.

Миссис Дэшвуд молча улыбнулась, Марианна в изумлении подняла на сестру глаза, и Элинор заключила, что на этот раз лучше было бы промолчать.

Приглашение было решено принять, чему миссис Дженнингс несказанно обрадовалась. Сэр Джон ликовал: для человека, который больше всего на свете боялся одиночества, а в результате многолетних скитаний по языческим островам обзавелся также и хроническим страхом перед гневливыми богами, то и дело требующими в жертву очередную девственницу, прибавление двух незамужних девиц к числу жителей Подводной Станции значило немало. Обрадоваться соизволила даже леди Мидлтон, хотя никто не ожидал, что она будет так утруждать себя, ну а сестры Стил, в особенности Люси, никогда в жизни не были так счастливы. Марианна пребывала в таком нетерпении и смятении духа, что не успокаивалась ни на мгновение.

Они отплыли в первую неделю января, на личной субмарине миссис Дженнингс, поистине прелестном сигарообразном средстве передвижения тридцати шести футов в длину с перископом, расписанным моднейшими цветами. Уже когда они отчалили и лодка начала погружение, Элинор увидела Маргарет, смотревшую на нее жалобным взглядом из окна детской.

– Пожалуйста, – беззвучно произнесла Маргарет, когда лодка исчезла в волнах, – не оставляйте меня здесь одну.

Глава 26

Сестры Дэшвуд никогда не были на Подводной Станции Бета, но, конечно, были наслышаны про город чудес, возведенный на дне морском, величайшее достижение Англии в бесконечной борьбе против стихий, брошенных на нее Большой Переменой. Станция была полностью обустроена для удобного проживания людей: жилые отсеки, церкви, конторы всевозможных дельцов и знаменитые торговые каналы были надежно укрыты куполом из закаленного стекла в семь миль в диаметре и в три мили высотой.

Купол, величайшее инженерное сооружение со времен римских акведуков, больше пятнадцати лет строился в доках Блэкуолла и Дептфорда, затем его детали сплавили по Темзе в море, к заранее выбранной точке в нескольких милях от побережья Уэльса, сразу на выходе из залива Кардиган. Там, на огромных военных кораблях, собрали купол, который опустила вниз команда лучших моряков Британии в водолазных костюмах и новейших дыхательных приспособлениях: вниз и вниз, под неусыпным вниманием лучших инженерных умов; вниз, вниз и вниз, сквозь толщи воды, пока наконец купол не встал на место и не был прикреплен ко дну тремя якорями. Потом запустили турбины – истинные сокровища королевского акваинженерного корпуса. С тех пор их гул не умолкал ни на секунду, днем и ночью они засасывали морскую воду и исторгали внутри Станции уже пресную, заполняя ее шлюзы и каналы, по которым передвигались местные жители.

Так в четырех милях под поверхностью воды возник процветающий город с населением в семьдесят пять тысяч человек. Здесь в своих лабораториях гидрозоологи разрабатывали новые методы приручения и дрессировки морских животных; здесь лучшие оружейники и судостроители создавали новейшие корабли и орудия уничтожения морских чудовищ, здесь для людей со средствами были созданы все условия, чтобы жить, работать и развлекаться в бессчетных увеселительных аквазоосадах и аквамузеях, и все это в полной безопасности, в крепости, расположенной в самом сердце вражеского лагеря.

Миссис Дженнингс и ее подопечные были в пути уже три дня, и с каждым часом их нетерпение нарастало. Направившись на юго-запад и миновав подводные течения у побережья Девоншира, они взяли право руля у Корнуолла и наконец повернули на север к Подводной Станции Бета.

Дорога была скучной, за исключением ужасных двух часов, когда лодка шла через косяк рыб-фонарей. Это были медлительные засадные хищники величиной с дом, каждая с огромным светящимся фонарем, свисающим к пасти на длинном щупальце.

– Кхе, карпозубики карпозубиками, так-то вот, – сплюнул рулевой, старый соратник сэра Джона, с пушистой черной бородой и стальным взглядом. – Не соваться к ним под щупики, и все тут.

Миссис Дженнингс жизнерадостно перевела его слова с матросского арго Марианне, которая с жадностью ловила каждое слово об этих удивительных чудовищах. Если не попадать в поле их зрения, рыбы-фонари были не опасны – и следующие два долгих часа лодка медленно лавировала через огромный косяк.

До Подводной Станции Бета они добрались к трем часам. Тяжелый стальной корпус субмарины подрулил ко входу в Трубу – так называли стальной тоннель шириной в полмили, поднимавшийся над вершиной купола, как гигантский дымоход. Каждые полмили он был опоясан круглыми отверстиями, открывавшимися посредством гигантских шестерней и служившими единственным способом, каким пассажиры субмарин могли попасть на Станцию.

Одна за другой, во главе с миссис Дженнингс, путешественницы вышли в безупречно чистую стеклянную приветственную камеру, где их вежливо обыскали на предмет присутствия посторонней органики; когда ничего не было найдено, их препроводили в гидравлический лифт, направившийся с ними вниз, вниз и дальше вниз. Смена атмосферного давления компенсировалась меняющейся скоростью лифта, а еще семенами гуара, которые им дали пожевать. Наконец с тихим хлопком лифт опустился на дно огромного сада ожидания Подводной Станции Бета.

Сестры были счастливы покинуть тесную субмарину и предаться роскоши отдыха перед растопленным камином – хотя тут их постигло небольшое разочарование, поскольку в тщательно контролируемой атмосфере купола разводить огонь было строго запрещено. Гондола доставила их к отсеку миссис Дженнингс, по пути миновав несколько каналов и предоставив возможность полюбоваться на более рисковые средства передвижения, доступные жителям Станции: франты в цилиндрах проплывали мимо верхом на дельфинах, женщины в возрасте восседали на спинах унылых морских черепах. Сестры Дэшвуд были в восторге, что наконец прибыли в мир, в котором благодаря достижениям гидрозоологии, инженерии, химии и прочим чудесам науки вода и водные твари находились под полным контролем.

Красивый и прекрасно обставленный отсек миссис Дженнингс находился на Беркли-канале. Задней стены у него не было; точнее, поскольку отсек размещался во внешнем кольце, заднюю стену заменяла стена самого купола. В сущности, войдя в задние комнаты отсека миссис Дженнингс, ее гости оказывались перед гигантским аквариумом, за стеной которого кипела морская жизнь, изменчивая и прекрасная, причем зрители оставались под защитой купола и им ничего не грозило. Поэтому Элинор и Марианна, расположившиеся в предоставленных им удобных комнатах, могли в любое время наблюдать за тем, что происходит снаружи, в чернильных глубинах океана, из комфортного помещения Станции. Элинор даже заметила кораллы и сопутствующую живность, о которых читала, но никогда прежде не видела воочию. Пока они любовались, к куполу медленно подплыл косяк страшных барракуд – напоминание о том, что по ту сторону стекла таилось множество опасных тварей, чьим преступным намерениям мешало лишь чудо инженерии, защищавшее всех жителей Станции Бета.

Сестры быстро переоделись, не забыв и про меры безопасности – всплывательные костюмы, состоявшие из нарукавников и поясов, трубочек и небольшого баллона, который крепился на талии: пояса надувались воздухом, стоило дернуть за шнурок, протянутый через рукав, трубочки крепились под нос и соединялись с баллоном, в котором было достаточно воздуха, чтобы минуту дышать под водой. Все это оборудование было довольно громоздким, но закон Подводной Станции Бета требовал не расставаться с ним ни на минуту, что было весьма мудро, учитывая, что случилось со Станцией Альфа.

Элинор немедленно вознамерилась написать матери и села за стол. Как ни странно, Марианна вскоре сделала то же самое.

– Я пишу домой, – сказала Элинор, – не будет ли лучше, если ты отложишь свое письмо на завтра или послезавтра?

– Я пишу не матушке, – резко ответила Марианна, будто бы желая пресечь возможные расспросы. Элинор промолчала, сразу догадавшись, что сестра, должно быть, пишет Уиллоби, и заключив из этого, что они все-таки помолвлены.

Это умозаключение, хотя и оставляло множество вопросов без ответа, было приятным, и Элинор продолжила письмо с большим рвением, подняв глаза только тогда, когда одна из барракуд вернулась и принялась стучать рылом по стеклу. Марианна закончила писать очень быстро – это было не письмо, а скорее записка, которую она тут же сложила и торопливо надписала; Элинор показалась, что она различила в начале заглавное «У». Марианна тут же позвонила и приказала явившемуся гондольеру доставить письмо немедленно.

Марианна осталась в веселом расположении духа, но в ее веселости крылось волнение, тревожившее Элинор, и к вечеру это волнение только усилилось.

Поужинали быстро, как и все на Станции: свежая еда и вода были практически недоступны даже самым состоятельным ее обитателям. Это удручающее обстоятельство было связано как с тем, что тщательно контролируемая атмосфера Станции не позволяла разводить открытый огонь, превышающий пламя свечи, так и с тем, что удаленное расположение Станции делало транспортировку овощей и скота чрезвычайно накладной. Поэтому еда чаще всего состояла из вяленого мяса, студней с различными вкусами и пакетиков порошка, который при смешивании с химически очищенной водой – и изрядной долей воображения – давал вкус, отдаленно напоминающий какой-нибудь напиток.

Сестры Дэшвуд и хозяйка дома вернулись в гостиную. Марианна нетерпеливо прислушивалась к плеску весел каждой проплывавшей мимо гондолы. Для нее было большим облегчением, что миссис Дженнингс удалилась в спальню разбирать вещи и не могла наблюдать, что происходит. Уже не раз Марианна вздрагивала, когда раздавался стук в одну из соседних дверей, когда же внезапно стук прозвучал так громко, что не оставил никаких сомнений, куда именно пожаловали гости, Элинор решила, что это прибыл Уиллоби. Марианна пригладила волосы, оправила корсет и даже попыталась убрать из-под носа неприглядную трубочку, но Элинор настояла, что трубочка должна остаться на месте.

Подойдя поближе к лестнице, она замерла на полминуты и прислушалась, затем вернулась в комнату в возбуждении, какое могла вызвать лишь полная уверенность, что пришел и в самом деле тот, кого она ждала. От избытка чувств Марианна не смогла удержать возгласа:

– Ах, Элинор, это Уиллоби! – и была уже готова броситься ему в объятия, когда вошел полковник Брендон.

Потрясение было слишком велико, чтобы вынести его спокойно, – Марианна выбежала из комнаты. Элинор тоже была разочарована, в особенности тем, что месяцы расставания не исцелили ее от тошноты и ужаса, которые она неизменно испытывала при встрече с человеком, влюбленным в ее сестру, заслуживающим только уважения и самой искренней приязни. Но она тотчас поняла, что полковник ничего не заметил, лишь проводил Марианну потрясенным и растерянным взглядом и даже забыл поздороваться. Также Элинор обратила внимание, что на нем нет обязательной дыхательной экипировки, и собралась поинтересоваться, что послужило тому причиной, но тут же догадалась, что его проклятие, а в особенности умение дышать под водой, видимо, освобождали его от этой необходимости.

– Ваша сестра не больна? – спросил полковник, встревоженно подрагивая щупальцами.

Элинор была вынуждена ответить утвердительно и кратко поведать о головной боли, унынии и легкой подводной болезни, ставших следствием долгой и тяжелой дороги.

Больше он к этой теме не возвращался, переведя разговор на то, как рад видеть их на Станции, осведомился, опасен ли был их путь и как поживают их общие знакомые. Элинор рассказала о рыбах-фонарях; он припомнил похожий случай из времен своей службы в Ост-Индии, только там субмарине угрожали не рыбы-фонари, а пираньи, и вместо того, чтобы лавировать среди морских чудовищ, команда швырнула за борт закованного в кандалы неудавшегося дезертира.

Эта беседа продолжалась долго и безо всякого интереса со стороны собеседников – оба были в унынии и думали о другом. Элинор очень хотелось спросить, в городе ли Уиллоби, но она боялась ранить полковника расспросами о сопернике, и в конце концов, не зная, о чем говорить дальше, поинтересовалась, все ли время с тех пор, как они виделись в последний раз, он провел на Станции.

– Да, – ответил он несколько смущенно, – почти все время. Раз-другой я отлучился на несколько дней в Делафорд, но вернуться к девонширским берегам не имел возможности.

Эти слова и тон, каким они были сказаны, немедленно напомнили Элинор о том, при каких обстоятельствах он покинул архипелаг, и она испугалась, что ее вопрос может быть истолкован как свидетельство чрезмерного любопытства к предмету разговора.

Вскоре пришла миссис Дженнингс.

– Ах, полковник! – воскликнула она со своей обычной шумной восторженностью. – Я чудовищно рада вас видеть!..

Столь неудачный выбор слов заставил Элинор ахнуть. Полковник опустил глаза, и даже обычно невозмутимая миссис Дженнингс сконфузилась.

– Ах да, простите, я так рада вас видеть, и вовсе не имела в виду «чудовищно» или что вы… ах, простите, простите, что мне пришлось отлучиться по делам, но я так давно не была дома! Однако, полковник, как вы узнали, что мы прибыли на Станцию?

– Мне посчастливилось услышать об этом на обеде у Палмеров.

– Вы обедали у Палмеров! Как там Шарлотта? Полагаю, она уже раздулась, как рыба-фугу!

– Миссис Палмер в добром здравии и просила меня передать, что завтра она вас непременно навестит.

– Ах, я так и думала. Ну что ж, полковник, я привезла с собой двух барышень. Одна с нами, вторая куда-то вышла. Это ваша приятельница, мисс Марианна, что вам, конечно, приятно слышать. Уж не знаю, как вы с Уиллоби собираетесь ее делить. Ах, как хорошо быть молодой и красивой… – тут она снова запнулась, – или хотя бы молодой. Но, полковник, как вы поживаете с тех пор, как мы в последний раз виделись? Как идут ваши дела? Не обманывают ли меня мои глаза, или этих штук на вашем лице действительно стало чуть-чуть меньше? Не стало? Ну что ж. Ах, ну к чему секреты между друзьями?

Он с обычной кротостью отвечал на ее расспросы, но ни в чем не удовлетворил ее любопытства. Элинор принялась нарезать к чаю сдобный студень, и Марианне снова пришлось предстать перед обществом.

С ее появлением полковник окончательно нахмурился, замолчал и лишь рассеянно оглаживал свои щупальца. Миссис Дженнингс не смогла уговорить его посидеть у нее подольше. Больше их в тот вечер никто не навестил, и они единодушно решили пораньше лечь спать. Впрочем, некоторое время заснуть было невозможно, потому что стая рыбок-клоунов целенаправленно билась в купол полтора часа между полуночью и половиной второго; но как только они утихли, все с облегчением уснули.

Наутро Марианна проснулась в чудесном расположении духа и выглядела вполне счастливой. Разочарование вчерашнего вечера было забыто в предвкушении событий нового дня. Не успели они встать из-за стола – на завтрак был студень со вкусом гороховых бутербродов, – как причалила гондола миссис Палмер, и спустя несколько минут в комнату вошла она сама, смеясь от счастья, что снова всех их видит.

– Мистер Палмер будет так рад повидать вас! – сообщила она. – Как вы думаете, что он сказал, когда узнал, что вы едете с маменькой? Я уже и запамятовала, но это было так забавно! Кажется, что-то о бессмысленности светских визитов, если подумать о безграничной тьме, которая ждет всех нас, или что-то в этом же духе. Умора!

Проведя час-другой за тем, что ее мать называла спокойной беседой, миссис Палмер предложила всем отправиться на Торговую набережную, на что миссис Дженнингс согласилась немедленно. Согласилась и Элинор, наслышанная об ошеломительном разнообразии товаров, доступных только на Станции, – от изящных вееров, изготовленных из спинных плавников редких рыб, до сушеных змеиных глаз, превращенных мастерством ювелира в серьги. Марианна сначала хотела остаться, но и ей пришлось пойти с ними.

Вернулись они незадолго до полудня, и Марианна стремглав бросилась наверх. Когда Элинор поднялась следом, она уже отвернулась от стола с печальным видом, означавшим, что Уиллоби не приходил.

– Не приносили ли писем, пока нас не было? – спросила она лакея, вошедшего со свертками. Тот ответил отрицательно. – Вы уверены? Никто не приплывал и ничего не оставлял? Ни одна бутылка с запиской не приплывала к порогу? Ни один слуга, ни один носильщик не оставлял ни письма, ни записки?

Лакей ответил, что не было ни письма, ни записки.

– Как странно! – произнесла она расстроенным голосом, повернувшись к стеклу купола.

«И право, как странно! – мысленно повторила Элинор, наблюдавшая за сестрой. – Не знай она, что он на Станции, она написала бы ему в Комбе-Магна; а если он здесь, то как странно, что он не пишет и не приходит!» Элинор припомнила слухи о том, что на Станции находятся правительственные лаборатории чрезвычайной секретности, где над людьми якобы проводят всякие леденящие кровь эксперименты, чтобы улучшить человеческое тело и дать ему преимущество в борьбе с хордовым врагом. Возможно ли, что Уиллоби принимает участие в таком эксперименте и ему пересадили мозг черепахи или каким-либо сходным образом лишили его возможности выходить в свет? Подобная жертвенность, впрочем, была совершенно не в духе Уиллоби, но много ли она о нем знала?

Марианна провела вечер в беспокойстве: обзаведясь в модной книжной лавке на Торговой набережной «Спасением испанского моряка Альфонсо Хамеса, побывавшего на волосок от утопления, а затем на волосок от голодной смерти», она несколько раз бралась за чтение, но вскоре отбрасывала книжку, чтобы предаться более интересному занятию, расхаживая из угла в угол, останавливаясь на мгновение у окна, всякий раз надеясь услышать долгожданный стук в дверь. Но за окном проплывали лишь незнакомцы, а за стеклянной стеной купола – полчища морских гадов, так же отчаянно желавших проникнуть на Станцию, как Марианна – снова встретиться со своим другом.