Текст книги "Все возможно, детка"

Автор книги: Бен Элтон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 27 страниц)

– Ну что ж, Бренда, – сказал Чарли в микрофон. – Что ты можешь сказать людям, которые называют тебя сексистским стереотипом?

Бренда выпрямилась во весь рост – пять футов ноль дюймов – и сразу же перешла в контратаку:

– Да я считаю, что они и есть самые злостные сексисты, потому что они не въезжают в тему: я горжусь своим телом, и если я могу раздеться догола, это доказывает, что я сильная, по-женски самодостаточная и могу быть такой, какой хочу.

– Во завернула! Да у меня от таких речей просто все встает! – заявил Чарли, садясь на любимого конька. Бренда расплылась в сногсшибательной улыбке, всем своим видом показывая, что дала убедительный отпор всем мнимым защитникам женщин и сама защитила свою честь и достоинство.

Затем я оказался в гримерной Джо Лондона. Там уже были Вуди Манк (само собой) и Уолли, давно сидящий на наркотиках лидер-гитарист «Муверз» и неизменный соратник Джо на протяжении почти тридцати лет. Выглядел Уолли, прямо скажем, необыкновенно – как мумифицированный труп. Больше всего он напоминал найденного не так давно в Альпах первобытного охотника каменного века, пролежавшего двадцать тысяч лет под толщей ледника, с той только разницей, что прическа Уолли – в виде груды перьев с торчащим на макушке шпилем из волос – просуществовала в таком виде не настолько долго, всего лет тридцать. Когда я вошел, парни репетировали один из ранних хитов «Муверз» и, судя по всему, несколько запамятовали порядок куплетов, а главное, как именно эти куплеты поются. Джо уверенно заявил:

– Ни хрена, старик, после второго куплета ты, блин, лабаешь: да-да-да-дум, а я в это время пою: «Эй, чувак молодой, у тебя еще все впереди». Въехал?

Уолли, по-моему, был просто потрясен.

– Это что, там слова такие? – смущенно пробормотал он, явно отказываясь верить своим ушам.

– А как же, твою мать, какие там на хрен могут быть еще слова? Ты хоть парень и тупой, но за те долбаные восемь миллионов раз, что мы играли эту песню, мог бы уже въехать, о чем там поется?

– Просто охренеть, мужики, – разведя руками, сказал Уолли. – А я-то всегда думал, что ты поешь: «Вон чурбак под горой, помоги мне его отнести». Ну разве не прикол?

Тут Джо заметил меня. Пара секунд у него ушла на то, чтобы навести фокус, но затем он меня вспомнил, чему я, откровенно говоря, не мог не порадоваться. Еще больше меня вдохновило то, что сам Джо, по-видимому, тоже обрадовался моему появлению. Я поспешил сообщить ему и остальным присутствующим, насколько Би-би-си гордится и радуется по поводу того, что в концерте участвует звезда такой величины. Большей любезности он не смог бы нам оказать при всем желании.

– Да я люблю эти бесплатные концерты. Особенно благотворительные. Эй, Уолли, помнишь, как мы играли в помощь молодым рокерам вместе с Марком Нопфлером и «Даэр Стрейтс»?

– Нет, – коротко ответил Уолли. При всем моем уважении к Джо Лондону я не мог не признать, что вопрос его прозвучал довольно глупо. По-моему, достаточно просто взглянуть на Уолли, и станет ясно, что он не помнит ничего вообще.

– Помню, Марк затянул свое соло на гитаре, – продолжал предаваться воспоминаниям Джо, – ну, знаете, ту солягу в середине «Султанов свинга»… да-ба-да-ба, да-ба-даб, да-ба-да-ба, да-а-а-а, да-а-а, и вот он свое отыграл, а остановиться все никак не может, да-а-а-а, да-ба-да-ба, да-ба-даб, да-ба-да-ба, да-а-а-а, народ уже не выдерживает, выходит покурить, перекусить, переночевать, люди женятся, заводят детей, умирают, а Марк знай себе пилит: да-ба-да-ба да-ба-даб да-ба-да-ба да-а– а-а. Мы все ему орем: «Эй, мудак, давай заворачивай на хрен!» – но старина Марк нас не слышит. Он уже отъехал в страну Дабадаба. В конце концов нас все это достало, мы плюнули и оставили его в покое. Не удивлюсь, если он еще и до сих пор там свою солягу тянет. Если его кто-нибудь не убил.

В этот момент дверь гримерки приоткрылась, и в образовавшуюся щель просунул голову Род Стюарт. Он заглянул к ребятам поздороваться. Для меня это было невероятно волнующим событием.

– Род! Старина! Как дела, старый ублюдок? Все путем? – поинтересовался Джо. – Вот и молоток. А как Бритт? То есть, извини, Алана. Алана-то как?

Это, безусловно, было то, что по-французски называется faux pas [17]17
  Здесь: бестактность (фр.).


[Закрыть].

– Какая на хрен Алана, старый пердун, – прошипел Вуди Манк. – Он уж давно от нее ушел.

– А, ну да, прости, это все склероз. Как, значит, Рейчел поживает? – подкорректировал себя Джо.

– С Рейчел ты тоже протормозил, – заметил Манк.

– Ну и черт с ней. В общем, как она там, твоя новая? – Джо явно решил довести до победного конца соблюдение правил этикета. – Видел я тот календарь с ее фотками. Симпатичная девочка, просто красотка.

– Со вкусом снято, со вкусом, – добавил Манк.

– Вот это ты правильно заметил, вкуса там пропасть. Особенно тот снимок, где у нее на попу песок налип – охренеть, как со вкусом получилось, прямо художественно, понимаешь, блин… Да, Род, увидимся, значит. Давай, старик, рок-н-ролл, значит, жив.

Род пошел дальше своей дорогой, а Джо обернулся ко мне и сказал:

– Классный он все-таки чувак. Кремень, а не парень. И не изменился совсем. В футбол все так же гоняет. За это я такие концерты и люблю.

Собираются наши ребята – лучшие из лучших. Да и дело благородное. Вот собрались мы тут, чтобы поддержать голод во всем мире и наркотики в нашей стране, – милое дело. А заодно хоть и повидаемся – клевые чуваки и классные телки. Глядишь, и поможем, кому чем сможем. Никакого эгоизма. Никакой корысти. Сплошные благородные намерения.

В этот момент в гримерную вошла жена Джо – супермодель Тони. Сразу все ее семь с половиной футов росту. В дверном проеме ей пришлось пригнуться. Я ее узнал по снимкам в журнале «Хелло!». Она явно была чем-то разозлена.

– Слушай, Джо, – сказала она, – я тут только что заглянула к Иман Боуи…

– Симпатичная девочка, – перебил супругу Джо, – просто класс, А уж Дэвида как любит.

– Ну так вот: у них в гримерной шампанское стоит, а что у нас? Какое-то паршивое австралийское «шардонне»? Ты только представь себе, что к нам заглянет Иман, или Ясмин, или еще кто-нибудь из девочек – и что я им предложу? Вот ведь позорище будет..

Учитывая, что за прием гостей и за их питание отвечает Би-би-си, я поспешил ретироваться под каким-то наскоро придуманным предлогом. Все равно концерт должен был вот-вот начаться. Меня так и подмывало позвонить Люси и рассказать, как я общался с Джо, и Родом, и «Миражом», и Брендой, и вообще обо всем этом фантастическом шоу сразу. Но я вовремя вспомнил, что она хотела провести этот вечер тихо и спокойно, и, наверное, уже легла в постель.

Три бутылки вина на двоих, произнесенное будто вскользь: «Может, мы выпьем по чашечке кофе где-нибудь в более тихом месте?» – и вот, совершенно неожиданно для меня, мы уже в такси и едем к нему домой. Сидя на заднем сиденье, мы – естественно – целовались, и на этот раз без языков – естественно – не обошлось, и он – естественно – дал волю рукам, хотя действовал ими, скажем так, только на верхней палубе, не позволяя себе забираться слишком далеко, но когда на тебе только тонкая шелковая блузка без лифчика, какая разница, залезают под нее или нет.

Прежде чем я поняла, что происходит, мы оказались в его квартире. Я понимаю, что звучит это смешно и не слишком убедительно, но все было именно так: прежде чем я поняла, что происходит. Я ведь никогда раньше ничего подобного не делала, и у меня было такое ощущение, что это происходит не со мной. Вдруг появилось другое, гораздо более порочное «я», которое решило дать себе волю на один вечер. Карл вел себя безукоризненно вежливо. Он не стал бросаться на меня, не стал срывать с меня одежду и вообще не торопил события. Он был чувственным в лучшем смысле этого слова. После первой атаки, предпринятой еще в такси, он решил дать мне передышку. У меня ни на секунду не создалось ощущения, что он меня хоть в какой– то степени торопит или к чему-то подталкивает. Никакого давления, все по собственной воле. В общем, как-то так получилось, что мы с ним оказались на диване в гостиной. Играл компакт-диск Джорджа Майкла «Старше», на кофейном столике стоял нетронутым шестилетней выдержки бренди, и я при этом блаженствовала в его объятиях. Почему так получилось? Да потому что я этого хотела – вот почему. Алкоголь отключил во мне все внутренние тормоза, и я вдруг осознала, что я хочу быть здесь, с Карлом, который шепчет мне на ухо какие-то ничего не значащие пустяки и одновременно снимает с меня туфли, да так ловко, как будто всю жизнь только этим и занимался.

Вдруг неожиданно я ощутила, что плыву по воздуху, и лишь через несколько секунд поняла, что это Карл одним легким движением поднял меня на руки и понес в спальню – просторную комнату с огромной кроватью, застеленной накрахмаленным до хруста белым льняным бельем. Он пронес меня к кровати, как пушинку, легко и аккуратно опустил на постель, где мы еще некоторое время целовались, а потом он начал расстегивать мою блузку.

В этот момент я заставила себя остановиться. Понятия не имею, как мне это удалось, потому что я была заведена, как, пожалуй, еще никогда в жизни, но все же я вырвала себя из этою блаженства. К тому моменту вторая рука Карла оказа лась у меня под юбкой. Действовал он мягко, ненапористо и очень нежно. Но тем не менее мужская ладонь под юбкой – это уже та точка, после которой возврата нет. Не знаю, откуда во мне взялись силы на то, чтобы попросить его остановиться. Могу лишь сказать, что сделала я это вопреки всем своим желаниям и настойчивым требованиям выплеснувшихся в организм гормонов.

Карл немедленно подчинился. Он по-прежнему лежал почти на мне, обнимая меня одной рукой, но при этом его другая рука вывернулась из-под моей юбки, и он даже сделал попытку застегнуть пуговку на блузке, которую он только что расстегнул. В то же время он не стал отодвигаться от меня, не отвел губы от моего уха и продолжал шептать безумно сладко звучавшие слова: «Пожалуйста, Люси. Я хочу заниматься с тобой любовью всю ночь, хочу быть нежным, ласковым и сильным. Я хочу гладить тебя, хочу прикоснуться к каждому дюйму твоего прекрасного тела, хочу сделать тебе массаж, хочу стать частью тебя, слиться с тобой в одно целое до самою утра».

О боже, а мне-то как хотелось тою же самого. Сколько лет прошло с тех пор, как Сэм в последний раз изъявлял желание прикоснуться к каждому дюйму моего тела? А массаж! Господи, скольких уговоров в течение вечера порой мне стоит склонить Сэма к тому, чтобы он хотя бы слегка размял мне плечи, а тут красивый, нежный, явно понимающий толк в ласках мужчина предлагает мне такую роскошь… Вот только – все это фигня и ничего не значит по одной простой причине: я замужем и люблю своего мужа.

– А утром? Что будет тогда? – спросила я. В конце концов, ночь бурной страсти – дело замечательное, но мне, в отличие от него, было что терять.

– А утром мы опять будем заниматься любовью, и днем, и до самого вечера, а потом я попрошу тебя остаться еще на одну ночь, и еще на одну, и так будет всегда. Я люблю тебя, Люси. Я хочу, чтобы ты осталась в моей жизни.

Именно так он и сказал. И поверь мне, Пенни, не для красного словца. Это человек, который явно знает, что такое страсть, и не будет зря разбрасываться такими словами. Он действительно хочет, чтобы я осталась с ним и чтобы мы жили вместе. Другое дело – он считает, что жить нужно, повинуясь душевным порывам. Я же в этом не совсем уверена. Кстати, я еще не упоминала, что к тому времени он успел снять с себя рубашку? Он сделал это после того, как положил меня на постель. Он выглядел абсолютно потрясающе: рельефные, проработанные мышцы – более выпуклые, чем я предполагала, но и не чрезмерно накачанные. В общем, сказать этому мужчине «нет» было практически невозможно. До сих пор не понимаю, как мне это удалось. Это было самое трудное дело в моей жизни.

– Карл, я не могу. Ты просто потрясающий, ты такой красивый, и влюбиться в тебя – пара пустяков. Да что там говорить: наверное, это со мной уже произошло. Но пойми: я замужем и люблю своего мужа. Это не так романтично и ярко, как то, что произошло между нами, но согласись, чувства со временем теряют свою остроту.

– Разве? Люси, но так ведь можно всю жизнь прожить бледно и тускло, не увидев ее ярких красок.

Само собой, он был абсолютно прав. Боже мой, прав на все сто процентов. Как же тяжело и неприятно мне в этом признаваться. Я тоже хочу ярких чувств, мне тоже нужны страсти и эмоции, но я заставляю себя сдерживаться, потому что умом понимаю: жизнь лучше прожить в соответствии со здравым смыслом и не злоупотребляя восторгами и всплесками чувств. Как бы там ни было, я твердо уверена: нельзя всегда и во всем поступать так, как тебе хочется в данный момент, а уж тем более в тех ситуациях, которые имеют для тебя принципиальное значение.

– Я пойду, хорошо? – сказала я. – Боюсь, моей силы воли надолго не хватит. Ты вызовешь мне такси? Пожалуйста.

К моему немалому удивлению и к его чести, Карл не стал пытаться удержать меня и убедить в своей правоте. Он просто сказал: «Конечно, хорошо»; – и вызвал машину. Я прекрасно видела, что расстроен он всем этим никак не меньше моего.

Судя по всему, он действительно каким-то образом сумел убедить себя в том, что я ему нужна и что он от меня без ума. Боже, как же мне не хотелось вставать с этой большой прекрасной кровати и уходить.

– Знаешь, Люси, пожалуй, на этот раз я сдержу обещание и больше не буду звонить тебе, – сказал Карл, целуя меня на прощание (в щеку). -Я думаю, так будет честнее, да и лучше для нас обоих.

Концерт обернулся настоящим шумовым кошмаром. По-моему, ничего громче я в своей жизни не слышал. Звукорежиссеры заверили меня, что по радио это будет звучать лучше, но публику такой звук, по-моему, просто оглушил. По моему глубокому убеждению, все эти концерты в спорткомплексах и на стадионах нужно запретить. В них нет самого главного – души. Если б сам Элвис восстал из мертвых, мне бы вряд ли понравился его концерт, доведись слушать его с расстояния в двести метров в каком-нибудь бетонном склепе, изначально построенном как ангар для самолетов. Впрочем, подростки, составлявшие большую часть публики, по-моему, веселились от души. По крайней мере, они всячески демонстрировали окружающим свой полный восторг. С другой стороны, заплатив за билет двадцать фунтов, вряд ли захочешь признаться, что тебе здесь скучно, музыка давит на уши, а эти деньги можно было бы потратить с большей пользой.

После концерта за кулисами, как обычно, выстроилась длиннющая шеренга из желающих (и допущенных) засвидетельствовать свое почтение принцу, но я был вычеркнут из этого списка благодаря тому, что директор манчестерского отделения Би-би-си, действуя какими-то бюрократическими методами, сумел занять мое место. Я не слишком расстроился по этому поводу. По– моему, в этих очередях на псевдоаудиенцию у королевских особ люди чувствуют себя довольно-таки идиотски. Больше того: у меня есть сильное подозрение, что не менее идиотски чувствуют себя и королевские особы.

В общем, все это я говорю к тому, чтобы сообщить, что мы с Джо и Вуди Манком закончили вечер в баре отеля «Британия». Я сумел удержаться и не напился в хлам, хотя и несколько превысил первоначально определенную для себя норму. Выпивку заказывал на всех по кругу раз за разом Джо. Я уже замечал такое за многими людьми, которые по какой-либо причине бросили пить. Будучи в завязке, они всегда проявляют готовность напоить других, причем даже за свой счет. Не знаю, что за этим стоит: своеобразное извращенное удовольствие или настойчивое желание доказать всем вокруг, что хоть они сами и не пьют, но ничего не имеют против того, чтобы пили другие. В общем, после того, как Джо выставил передо мной пятую бутылку пива, мне пришлось объяснить, что я вообще-то в данный момент должен себя ограничивать, потому что в любой день меня могут вызвать в клинику и потребовать немедленно сдать сперму для искусственного оплодотворения.

– Твою мать! – сказал Джо. – Никак отцом стать не можешь? Знакомое дело. Мне с одной тоже пришлось этим заниматься. Чертовы ДНК и вся эта хрень начисто разрушили все очарование случайных связей.

Ну вот я и дома – изрядно пьяная, и чувствую себя при этом очень странно. Я страшно злюсь на себя за то, что едва не наделала глупостей, и еще больше злюсь, что их не наделала. Я уже сейчас прекрасно знаю, что утром мне будет чертовски плохо – даже если не учитывать мерзейшее похмелье, которое мне непременно светит и которое я полностью заслужила. Впрочем, самое главное заключается в том, что я сумела устоять перед искушением. О чем бы я там ни думала и чего бы мне ни хотелось, на самом деле я ничего такого не сделала. Ну, даже если почти ничего, то это «почти» не считается. Ничего не было. Ну, полапал он меня немного, но я решила даже сама перед собой считать, что этого в общем-то как бы даже почти и не было. Запишем также в то, чего не было, и поцелуи взасос с переплетающимися языками. Да, могу признать, что мне ужас как хотелось трахаться с ним целыми часами, но этого не произошло, чему я безмерно рада.

Странное дело: сейчас меня переполняет единственное чувство – я просто сгораю от любви к Сэму. Надеюсь, что это не является следствием выпитого вина и чувства вины, потому что чувствую я это всей душой и телом. И пускай это мало походит на ту страсть, которую разбудил во мне сегодня вечером Карл, но Сэма я действительно люблю по-настоящему и хочу быть с ним. Честное слово. И это вовсе не потому, что я сейчас пьяная. Сэм по-прежнему заводит меня, и это потому, что я его люблю. Любовь ведь такое чувство, которое нужно холить и лелеять. Нельзя прожить жизнь, перепрыгивая из одной постели в другую. А то, что чувства несколько бледнеют со временем, – тут уж ничего не поделаешь! Пусть первые несколько ночей главного романа твоей жизни навсегда останутся в памяти незабываемыми и неповторимыми. Если же тебе нужна настоящая, надежная любовь на долгие годы, то ты должна быть готова к серьезным отношениям, которые будут тянуться долго, пусть даже и не блистая разнообразием и взрывами страсти. И нечего при этом поглядывать по сторонам, даже если тебе вдруг очень, очень, очень, очень захотелось переспать с другим парнем.

Ну так вот. Что, значит, я хотела сказать? Да. Я вдруг почувствовала какую-то особую близость, особую неразрывную связь с Сэмом. Я даже позвонила ему в гостиницу и сказала об этом. Надеюсь, по моему голосу он не догадался, что я здорово напилась, потому что всего несколько дней назад я сделала ему очередное внушение насчет того, что он должен сократить количество выпивки до минимума – все из-за того, что у нас сейчас идет подготовка к искусственному оплодотворению. Между прочим, сама я сегодня за весь вечер об этом ни разу не вспомнила и заливала в себя вино бокал за бокалом, как последняя шлюха. А еще я очень надеюсь, что Сэм ничего не заподозрил. В общем-то я ведь иногда звоню ему на работу или туда, куда он ездит в командировки, чтобы сказать, что я его люблю. Так что ничего необычного в моем сегодняшнем звонке не было. Я всегда с большей готовностью выражала свои чувства вслух, чем это делает Сэм. Ну ладно, будем надеяться, что он ничего не заметил.

Извини, Пенни, вынуждена прерваться, так как сейчас меня стошнит.

Только что звонила Люси, чем меня очень обрадовала. Поговорили мы с ней недолго, но очень душевно. Я как раз опять подумал, как мне ее здесь не хватает, и тут она звонит. Как же это оказалось вовремя. И я давно не слышал столько тепла в свой адрес в ее голосе. По-моему, ей было так же одиноко, как и мне, и не хватало меня настолько же, насколько мне не хватало ее. Мы вообще редко расстаемся надолго и в такие дни очень скучаем друг по другу.

Нет, я все-таки на редкость счастливый человек. Как же мне в жизни повезло. На самом деле я просто не заслуживаю такой прекрасной девушки, как Люси: она красивая, интересная, забавная, а я… а я просто свинья. Да что там, хуже чем свинья. Я просто редкостная скотина. Я ублюдок, коварная лживая тварь. Я ведь уже ее предал, когда взялся писать этот сценарий, а теперь собираюсь совершить еще большее предательство – настолько страшное, что едва отваживаюсь о нем думать. А уж чтобы написать об этом – пока не может быть и речи.

Надеюсь, что Люси не заметила по моему голосу, насколько я сегодня пьян.

Дорогая Пенни.

Ну вот и прошла неделя с того вечера, о котором я решила вспоминать как можно реже. Чувствую я себя теперь намного лучше. На самом деле очень тяжело жить с чувством вины, ощущая себя при этом какой-то потерянной. Что скрывать: Карл мне очень нравится, и сложись моя жизнь иначе, я вполне могла бы представить себя с ним, но – эти мысли я стараюсь гнать от себя как можно дальше: в этой жизни я абсолютно уверена в своей любви к Сэму и не собираюсь подвергать ее никаким сомнениям и уж тем более испытаниям. На самом деле в данный момент наши отношения стали на редкость теплыми и близкими. Почему – точно сама не знаю. Вполне возможно, что дело, как ни странно, как раз в этой подготовке к искусственному оплодотворению. А может быть, я просто подсознательно прикладываю к этому больше усилий, чувствуя себя виноватой «сама знаешь в чем». В общем, как бы то ни было, но нам сейчас хорошо вдвоем, как никогда.

Пожалуй, было бы несправедливо не отметить и тот вклад, который вносит в наши отношения Сэм. В последнее время он стал совершенно иначе относиться к нашей главной проблеме, к моим переживаниям по этому поводу и в общем стал абсолютно не похож на самого себя, каким он был в течение нескольких лет. Эта перемена в нем меня очень радует.

Каждый вечер я пшикаю себе в нос какие-то лекарства. Принимать их так, при помощи одного нажатия на крышечку баллончика – просто удовольствие. Другое дело, что после этого я ложусь в постель с жутким насморком, ворохом носовых платков и к тому же, по всей видимости, омерзительно храплю. Даже не верится, что Сэм хоть в какой-то степени может еще находить привлекательной, глядя на все это. Впрочем, на данный момент это не столь актуально, потому что наша сексуальная жизнь сошла на нет – мягко и безболезненно, и, как я надеюсь, лишь на время. Теоретически нам не запрещено заниматься любовью, но мне почему-то не до этого. Наверное, свою роль играют в этом гормональные препараты. Ну и, само собой, мы с Сэмом оба копим силы для решающего дня.

Дорогой я.

Люси, бедненькая, храпит и хрюкает в постели, как настоящая свинка. Это все из-за лекарств, которые она вынуждена прыскать себе в нос. Спать под такой звуковой аккомпанемент совершенно невозможно, поэтому я ушел в свободную комнату. Впрочем, уснуть бы мне все равно сегодня не удалось, даже в полной тишине. Дело в том, что я наконец принял столь важное и так долго мучившее меня решение.

Я собираюсь прочитать дневник Люси.

Мне придется это сделать, если я хочу, чтобы мой сценарий был настолько хорош, насколько это вообще возможно. Если я хочу, чтобы в нем чувствовалось что-то настоящее и живое, то без подлинного женского подхода к образу главной героини мне не обойтись. Нет, я понимаю, что вполне справился бы и сам, если бы у меня было больше времени. Я бы мог побольше поговорить с Люси, вытянув из нее постепенно все, что мне нужно. Я уже использовал в тексте многие ее реплики. Как раз сегодня я вставил в один из эпизодов ее фразу насчет того, чтобы врач, который советует ей расслабиться во время осмотра в гинекологическом кресле, попробовал бы сесть на фонарный столб и там расслабиться в свое удовольствие. Дело-то ведь не в этом. У меня просто нет времени. Съемки по сценарию будут идти буквально с колес. В любом случае, в самое ближайшее время я должен представить режиссеру и продюсерам переработанный вариант – с поправками, которые касаются образа главной героини.

Поставим вопрос по-другому: если бы Люси знала о том, что я пишу такой сценарий, хотела бы она, чтобы образ героини получился у меня так, как надо? Конечно бы хотела. Жаль только, что я не могу признаться ей в этом.

Сегодня вечером, пока она была в ванной, я попытался заглянуть в ее дневник. Ощущал я себя при этом самым настоящим вором, каковым, по сути дела, и являлся. Естественно, у меня ничего не вышло. Люси, словно предчувствуя такой поворот событий, держит свои записи под замком. В магазине У. X. Смита она купила здоровенную тетрадь в кожаном переплете с маленьким металлическим замочком. Вскрыть его не составило бы труда, но я испугался, что могу при этом поломать замочек, и тогда вся моя затея пошла бы коту под хвост. Немного подумав, я пришел к выводу, что завтра нужно будет зайти в тот же самый магазин и просто-напросто купить еще одну точно такую же хреновину. Чует мое сердце, что все ключи у них одинаковые. Проверить нетрудно, да и стоит такая тетрадь всего пятерку.

Не нравится мне все это, чувствую я себя ужасно, но что я могу поделать? Если мне удастся перешагнуть через себя, то через какие-то полгода фильм, снятый по моему сценарию, выйдет в прокат. Господи, да это же голубая мечта любого жителя нашей планеты, мнящего себя писателем. Держись, Сэм. У тебя просто нет другого выхода.

Дорогая Пенни.

Сегодня ездила в Спаннерфилд на осмотр. Выяснилось, что все эти «пшикалки» действуют не так эффективно, как ожидалось, поэтому мне решили заменить их на уколы. Меня заверили, что это совсем не больно, а кроме того, настолько просто, что колоть себя в ногу я смогу сама. Не скажу, что я от всего этого в большом восторге.

Вместе со мной в очереди на прием сидела женщина, которая проходит всю эту канитель уже по шестому разу! Мне стало ее так жаль. Сама она родом откуда-то с Ближнего Востока, и для нее ужасно важно иметь ребенка – даже важнее, чем для меня. Я думаю, что жизнь женщины во многих традиционных культурах – это постоянный стресс. Мне по крайней мере никто ничего не говорит в упрек по поводу того, что у меня нет детей! Боже мой, какими же сволочами, оказывается, могут быть мужчины. Можно подумать, что женщине и так мало горя из-за того, что она не может зачать ребенка без всяких процедур и лекарств, – так нет же, у некоторых мужей в этот момент еще хватает низости ставить им это в вину.

Получается, что во многих отношениях мне с Сэмом просто повезло – и это не считая того, что я его люблю. Об этом даже и говорить нечего. Он действительно ведет себя очень тактично и по-своему даже поддерживает меня, а уж о том, чтобы каким-то образом на меня давить, у нас не может быть и речи. Вот, например, на днях я попросила его на какое-то время полностью воздержаться от спиртного – на тот случай, если нас вдруг вызовут на ту самую процедуру, и чтобы сперма у него была наилучшей кондиции. Я побаивалась, что он начнет ворчать и ныть по этому поводу, но, вопреки ожиданиям, он отреагировал абсолютно спокойно. Он даже заверил меня в том, что ему это вообще не в тягость.

Дорогой и т. д.

Твою мать. Сдохнуть можно. Просто охренеть. Терпеть не могу, когда от меня требуют, чтобы я «ушел в завязку». Один из наших на работе устраивал отвальную перед уходом в отпуск, а я был вынужден пить одну кока-колу. Нелегкое это дело – продержаться хотя бы месяц без выпивки. Вот начинаешь убеждать себя: «Да все это ерунда, ты спокойно обойдешься без этого». Так нет же: тут подворачивается дружеская вечеринка у Тревора, и ты просто вынужден выпить с ребятами. Затем настает очередь команды нашего паба по домино, и тебе просто не отвертеться от того, чтобы выпить вместе со всеми. Ну и конечно, если дома тебя ждут перед телевизором соленые орешки и прочая дребедень в том же роде, то ты просто не можешь не выпить пивка под это дело. Ну да ладно. Нужно будет взять себя в руки и выдержать столько, сколько потребуется для дела. В конце концов, я люблю Люси и не хочу подводить ее, особенно сейчас, когда в мои планы входит поступок, по сравнению с которым супружеская измена кажется легкой шалостью. Я, кстати, сегодня заходил в ближайший канцелярский магазин Смита, но там не было таких тетрадей, как у Люси. Продолжать поиски у меня не было времени, но завтра я обязательно куплю такую тетрадь. Моя решимость сделать задуманное лишь крепнет день ото дня. Впрочем, Люси в последнее время на редкость мила и трогательна в отношениях со мной. Это, разумеется, нисколько не облегчает мне жизнь в данной ситуации. Попробуй– ка обмани женщину, которая питает к тебе такие нежные чувства. Наши с ней эмоциональные отношения явно перешли на какой-то новый уровень. Может быть, дело здесь и в гормональных препаратах, которые принимает Люси. Наверняка гормональный фон не может не сказываться на эмоциональном состоянии. Кроме того, Люси, конечно, взбудоражена тем, что принимаемые меры – лекарства и разные процедуры – могут наконец оказаться эффективными, и через пару месяцев мы на самом деле сможем реально задуматься о том, чтобы стать родителями. Господи, мне трудно даже представить себе это. Мы настолько привыкли жить с ощущением неизбежности ежемесячных критических дней у Люси, что одна мысль о возможных изменениях не может не привести меня в некоторое замешательство. Да, к этому еще привыкать и привыкать. Конечно, разговаривая с Люси, я время от времени напоминаю ей о том, что шансы и на этот раз невелики. Делаю я это не из жестокости, а лишь для того, чтобы она не строила слишком далеко идущих планов и не оказалась убита горем, если и на этот раз ничего не сработает. Но на самом деле мне почему-то кажется, что на этот раз мы с ней мучаемся не напрасно и все наконец может сработать! А что же тогда?! Сегодня у меня была возможность в некотором роде прочувствовать, что нам предстоит с появлением ребенка. К нам на чашку чая заглянули Джордж и Мелинда, разумеется, с Катбертом. Он уже способен самостоятельно передвигаться, пусть и ползком, и занимается этим постоянно, как только у него выдается «окно» в плотном графике хныканья, срыгиванья и выделения продуктов жизнедеятельности, требующего смены памперсов. Господи, сколько же всякой гадости помещается в одном крохотном младенце. Клейкая масса молочного цвета, по-моему, нескончаемым потоком вытекает у него изо рта. Его не то чтобы тошнит (во всяком случае, не все время), и он не то чтобы вознамерился перемазать этой гадостью всю мебель: нет, просто эта пленка непрерывно тянется из его беззубого ротика и всякий раз оказывается там, где находится этот ребенок. С учетом его тяги к познанию мира и того, что он тычется во все предметы, до которых может дотянуться, а заодно и пробует их на вкус, этот скользкий, вонючий след тянется за ним, как за слизняком. Мне уже неоднократно доводилось видеть пятна этой клейкой субстанции на пиджаках Джорджа. Эти пятна наводили меня на мысли об огромной и страшно злой чайке, которая постоянно кружит над ним, выжидая, когда же можно будет наконец обгадить очередной достойный ее внимания костюм.