Текст книги "Где простирается тьма (ЛП)"

Автор книги: Белла Джуэл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)

Он улыбнулся.

О Боже. Он улыбнулся.

Мое сердце тает, а в животе все переворачивается.

Я заставляю себя продолжить, хотя голос и подрагивает.

– Мне кажется, настоящая я где-то под маской сломленной девушки или девушки, которая смирилась с жизнью на корабле. Думаю, что когда вся душа нараспашку ― это Блэр. А Джесс молчит, Джесс делает, как ей сказали, Джесс сломлена и слишком испугана, чтобы позволить себе чувствовать. Блэр… она другая. Она ― красота, не знающая боли. Она остроумная, забавная, именно такой, не сомневаюсь, я бы и стала, будь у меня такая возможность.

– Ты Блэр, ― говорит он глубоким и хриплым голосом. ― Девушка, которую я вижу, ― это Блэр.

Я улыбаюсь ему, впервые самой настоящей улыбкой за столько лет, что даже сосчитать не могу.

– А кто ты, Димитрий?

Он поворачивается и смотрит на меня, его взгляд тверд.

– Я Димитрий.

– Хорошо, я перефразирую. Кто это? ― я показываю пальцем прямо на него. ― Здесь и сейчас.

Он отводит взгляд.

– Нужно найти место для ночевки.

– Ты вечно собираешься избегать моих вопросов?

Он пожимает плечами.

– Я не обязан отвечать.

– Нет, ― бормочу я. ― Полагаю, не обязан. Хорошо, будь по-твоему. Где мы можем заночевать?

Он оглядывается, а вокруг уже начинает смеркаться. Он указывает на небольшой нависающий камень.

– Давай туда.

Я помогаю ему встать, и мы бредем туда. Под камнем есть место только для одного. Отлично.

– Спи под ним, я устроюсь рядом, ― говорит он.

– Как хочешь.

Мы оба садимся у камня и смотрим на закат.

– Это прекрасный остров.

– Вот это мой мир, ― признается он.

– Я понимаю, почему.

– У меня есть вопрос к Джесс...

Я поворачиваюсь к нему.

– Она слушает.

Он на мгновение колеблется.

– Что случится под этим камнем ― останется под ним, Дими.

Он смотрит на меня искоса.

– Почему ты меня так назвала?

– Думаю, что ты сейчас Дими. Твой Димитрий похож на мою Блэр. Очень немногие видят настоящего тебя. Так что, ты прямо, как моя Джесс. Дими ― это другая сторона тебя, сторона, которую ты создал для себя.

Он качает головой, не утруждая себя спором.

– Тебе хотелось когда-нибудь заставить его заплатить?

Я поворачиваюсь к нему, прямо встречая его взгляд.

– Я заставила его заплатить, Дими. Я убила его.

Он наклоняет голову.

– Стоило оно того? Это то, что тебя вылечило?

– Я не исцелилась, ― говорю я, отворачиваясь. ― Я выживаю. Есть огромная разница. Каждую ночь во снах я все еще вижу его изуродованное тело. Годы не стирают это, только смазывают. Похоже на телевизор, который слышишь, но не видишь. И, отвечая на твой вопрос, ― нет, в конце концов, оно того не стоило.

– Почему нет?

Я качаю головой, сглотнув.

– Потому что это сделало меня убийцей. Это сделало меня тем, кем мне не нравится быть. Это превратило меня из жертвы в такого же, как он. Я забрала жизнь. Оправдано или нет, но это не моя жизнь. Так что нет, оно того не стоило. Хотела бы я, чтобы он страдал? Да. Но жизнь есть жизнь, и забирать ее нельзя ― неважно, по какой причине.

Он долго молчит. Когда я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него, он глядит на заходящее солнце. Задувает прохладный ветерок, щекоча лицо и заставляя дрожать.

– Ночью будет холодно, а на тебе только половина платья, ― наконец говорит Димитрий. ― Возьми мою футболку.

– Ты замерзнешь. Может, на мне половина платья, но, по крайней мере, это большая половина.

Я смотрю на свое кремово-коричневое платье. Хорошо, что у него длинные рукава.

– Джесс, не спорь.

Я удивленно поднимаю брови.

– Ты же замерзнешь. Все нормально. Я буду в порядке.

Он укоризненно качает головой.

– Женщины.

– Это не очень-то вежливо.

Он не отвечает, и мы сидим в тишине, пока солнце не садится.

Я не признаюсь, но я счастлива чувствовать его рядом.

А еще напугана: Бог знает, что может произойти тут ночью.

~ * ГЛАВА 14 * ~

Джесс

Холодина.

Нет, это не то слово. И близко не то.

У меня зубы стучат, и всю трясет так, будто у меня конвульсии. Я чувствую, что Димитрий рядом… но не настолько близко, чтобы получилось согреться.

– Господи, ― ворчит он. ― Холодно. Ты как?

– Я-а-а… ― даже не могу говорить, отлично.

Он перекатывается и садится, вытянув руку. Я чувствую, как он касается моего лица. Тепло. Какого черта у него теплая рука?

– Ты, блин, ледяная.

– Я-а-а…

– Черт, ― ворчит он.

Он на мгновение останавливается, потом глубоко вздыхает и произносит:

– Выйди на секунду.

Делаю, как он говорит, выходя из-под нависающей скалы. Он возится там и зовет:

– Давай обратно.

Я шагаю и тут же врезаюсь в его твердую грудь.

– Ч-что?

– Я не хочу умереть. Ты не хочешь умереть. Тепло тела.

Логично.

Я и не спорю. Мне слишком холодно.

– Просто… не трогай меня.

Без шуток?

– Т-ты с-серьезно?

– Ложись рядом со мной, я тебя обниму, но ты не... не трогай меня.

Отлично. Без вопросов.

Я ложусь рядом с ним, и он притягивает меня в свои объятия, делая ровно то, что сказал. Укутывает меня собою. Обвивается вокруг меня, и я чувствую, как тепло его тела проливается на меня. О, да. Слава Богу. Примерно через десять минут наконец-то начинаю чувствовать пальцы рук и ног, но сон не приходит.

– Я не могу уснуть, ― говорю я, чуть сдвинувшись, чтобы убедиться, что не «трогаю» его.

– Наверное, потому что мы на земле: жестковато.

– Наверно. Хочешь сыграть в игру?

Он издает рокочущий звук.

– Я не играю в игры.

– Ну что ты все портишь!

Он вздыхает.

– Осмелюсь спросить, что за игра?

– Вот и ладненько. Так, мы задаем по вопросу друг другу. Отвечать должны, даже если вопрос не нравится.

– Не пойдет, ― твердо говорит он.

– Хорошо, только если это не очень болезненный вопрос.

– Все равно не пойдет.

– Я буду первой, спроси меня что-нибудь.

Он колеблется минуту или две, но, в конце концов, говорит:

– С тех пор был кто-то после… него?

Я качаю головой и знаю, что он это чувствует.

– Никого.

Он замолкает, кажется, он так всегда делает, когда ему нечего сказать о ситуации. Впрочем, думаю, что большинство из нас молчат, если нечего сказать.

– Моя очередь, ― тихо говорю я. ― Думаю, что ты спишь с кем попало. Поправь меня, если я ошибаюсь, конечно. Но если я права, то зачем все эти женщины?

Он пожимает плечами.

– Я мужчина.

– Какой мужской ответ.

Он смеется. О, этот звук.

– Они просто заставляют почувствовать себя лучше на мгновение или два. Это помогает.

– Мне бы тоже хотелось, ― признаюсь я. ― Но сама мысль о сексе пугает так сильно, что никогда не хотела попробовать. Но у меня никогда и не было никого, кому бы доверяла настолько, чтобы попытаться.

– А как же твой любимый Хендрикс?

– Между нами с Хендриксом ничего не было. Он всегда, всегда уважал меня.

В ответ ни слова.

– Так, полагаю, что с такими женщинами вокруг, типа Ливви, тебе-то не приходится слишком задумываться о том, на что ты намекаешь.

Он фыркает.

– Ливви… ― он делает паузу, взвешивая ответ.

– Свободная. Великолепная. Та, которую выберет каждый мужчина. Я имею в виду, почему бы и нет? Такие девушки, как я, не идут ни в какое сравнение с кем-то вроде нее.

– Трудно сравнить среднее и идеальное.

– Черт, Дими!

Он качает головой. Я чувствую, как прижимается к моей голове его щека, и придвигается он весь.

– Средняя ― это она, ​​Джесс.

Ой.

Мои щеки загорелись.

– Ливви ― это воплощение того, как женщины думают, чего хотят мужчины. Да, она великолепна, да, с ней легко, но это все не то. Она такая же, как тысяча других женщин. Она фальшивая насквозь. А женщины, как ты, разные. Ты не такая, как тысяча других, ты одна. Так что, хоть ты не типичная девушка с обложки, зато по-настоящему красивее их.

Ой. Бог. Ты. Мой.

Я приоткрываю рот и изо всех сил пытаюсь вдохнуть свежего воздуха. Он только что… назвал меня… красивой?

– У меня рыжие волосы, ― с трудом выдавливаю я.

– Это же, черт, великолепно.

– И кожа… совсем белая.

– Как у куколки.

– У меня глаза слишком большие.

– Чем больше, тем лучше.

– Прекрати! ― вскрикиваю я. ― Почему ты так добр ко мне? Потому, что знаешь, что я могу бросить тебя здесь?

Он замолкает.

– Я много кем могу быть, Джесс, но я не лжец.

– Так ты просто честен со мной?

– Что-то вроде того.

Блин, так и прокалывают эго-пузырь. Я вырываюсь из его рук.

– Мне нужно на воздух.

– Мы и так… ― обращает он внимание.

Но я все равно встаю и сразу же жалею об этом. Так холодно, и все тепло, которое только что проникло в тело, улетучивается и сменяется леденящим кровь холодом. Я обнимаю себя и дышу. Вдох. Выдох. Просто сосредоточиться.

– Возвращайся сюда, ты замерзнешь, ― зовет Дими.

– Ты знаешь, меня никогда не целовали?

Так глупо то, что я ляпнула это, но необходимость высказаться, кажется, намного перевешивает логику.

– Что? ― бормочет он, в его голосе слышно замешательство.

– Он изнасиловал меня, он так много у меня отнял, но никогда не целовал меня. Этого он у меня не украл. Так что я никогда ни с кем не целовалась. Я просто… Знаешь, когда меня поцелуют, я хочу, чтобы это произошло потому, что и он, и я захотим этого. Он должен быть медленным и крепким, таким, каким и должен быть первый поцелуй, ― я останавливаюсь и глубоко вздыхаю, собираясь с мыслями и отталкивая эмоции. ― Я мечтала влюбиться и выйти замуж, жить долго и счастливо. Всего этого я лишилась, когда он забрал мою невинность. И единственное, о чем мне осталось мечтать: возможно, когда-нибудь у меня будет поцелуй, переворачивающий жизнь.

– Зачем ты рассказываешь это мне?

Я вздыхаю, покачав головой.

– Ну, Дими, ты первый мужчина за всю мою жизнь, которому я подумываю отдать его.

Молчание.

Долгая мучительная тишина.

– Ты не хочешь испытать со мной что-то подобное, Джесс. Я вовсе не достоин этого.

– Кто сказал? ― шепчу я.

– Я.

– Но не я.

– Возвращайся сюда, ― произносит он усталым голосом. ― Нам нужно отдохнуть.

– Мне не нравится быть с тобой так близко, когда я только что призналась, что хотела бы, чтобы ты меня поцеловал.

Он снова замолчал.

– Просто подойди.

– Командир, ― бормочу я, опускаясь на колени и заползая обратно.

Как только я приближаюсь, он возвращает меня в то же положение, в котором мы были раньше. Когда тепло снова наполняет меня, я вздыхаю. Слава Богу, мне это было нужно. Ужасно сильно. Я зеваю и чувствую, что как тяжелеют веки. Мне неловко от того, что Димитрию приходится спать на твердой холодной земле. Но по дыханию могу сказать, что он не может успокоиться: его сердце бьется у меня под щекой, а грудь поднимается и тяжело опадает.

– О чем ты думаешь, что ты так дышишь? ― шепчу я, снова зевая.

– О том, как целую тебя.

Проглатываю зевок и захлопываю рот. Поцеловать… меня? Он думает, как поцеловать меня? Ой.

– Это хорошая мысль или плохая?

Его грудь вздрагивает от сдавленного смеха.

– Как правило, хорошая.

Мои щеки горят, а сердце ускоряется. Я ни на секунду с тех пор, как была маленькой девочкой, не задумывалась о том, чтобы поцеловать мужчину. Никогда не хотела этого. Никогда не пыталась получить это. Я, честно, поверила, что останусь одинокой, холодной и не желающей этого. Я думала, что он забрал мое желание вместе с невинностью.

Мы оба молчим. Слышны только звуки ночных созданий, поющих и шуршащих, и наши глубокие, рваные вздохи. Я сглатываю снова и снова, пытаясь отвлечься от мысли о поцелуе Димитрия. Сердце колотится почти до боли. И будто кто-то наверху подумал, что было бы забавно сыграть со мной шутку, накатывает спазм в животе.

Боже, ты не шутишь? Ты решил вывалить это на меня сейчас?

Я стону и ерзаю, пытаясь найти удобную позу. Еще хуже, что у меня ничего с собой нет. Черт возьми, тетя Фло, ты всегда выбираешь худшие моменты, чтобы показать себя во всей красе.

– Ты в порядке? ― спрашивает Димитрий.

– У меня просто… судорога.

– Надо размяться?

– Не... такого рода судорога.

– А, ― говорит он, отодвигаясь. Очевидно, ему стало неудобно.

– Я выйду еще раз, на минутку.

Он опускает руки, обнимающие меня, и я выползаю из тепла и встаю. Вытягиваю руки перед собой и отыскиваю ближайшее дерево. У меня есть тампон, припрятанный в кармане, чтобы продержаться до утра, и думаю, что сейчас самое подходящее время его использовать. Я быстро меняю тампон, и несколько раз спотыкаясь и ругаюсь, пока выкапываю достаточную ямку, чтобы закопать использованный. Это, реально, самое худшее, что могло случиться. Мои щеки горят от стыда.

– Что делаешь? ― окликает Димитрий. ― Убиваешь зверюшек?

– Очень смешно, ― бормочу я, отряхивая руки. Даже знать не хочу, насколько грязной буду к утру.

Возвращаюсь к Димитрию и вползаю обратно в его объятия. Он легко принимает меня, не колеблясь, когда я снова кладу голову ему на грудь. Я стараюсь устроиться поудобнее, но вряд ли это получится из-за боли, охватывающей низ живота и отдающей вниз по ногам. У меня бывают сильные боли, вечно с ними мучилась. Я постанываю и отодвигаюсь.

– Так плохо, да? ― спрашивает Димитрий.

– Да. Ничего, в конце концов, это пройдет.

Он поворачивает меня на бок и скользит рукой вниз, берясь за подол платья.

– Эй, ты что делаешь? ― вскрикиваю я, отстраняясь от него.

– Тепло поможет, ― шепчет он, засунув руку под платье и находя мягкое местечко между моими бедрами. Слава Богу, достаточно высоко от моих женских прелестей. Но ему удается найти именно то место, где болит. Он прижимает руку чуть сильнее, и тепло ладони, кажется, помогает.

– Чем дольше будет здесь моя рука, тем лучше.

– Спасибо, ― шепчу я.

– Теперь попробуй уснуть.

Я чувствую, как опускаются веки, и знаю, что сон то самое, на чем действительно должна сконцентрироваться. Я устала, и он тоже. Я закрываю глаза, глубоко дышу, вдыхая его теплый, мужественный запах. Я осознаю, что мое тело быстро обмякает, и когда тепло его руки, наконец, проникает внутрь и облегчает боль, засыпаю.

– Спокойной ночи, Блэр, ― чудится мне шепот Димитрия, прежде чем мир погружается во тьму.

~ * ГЛАВА 15 * ~

Джесс

После того как мы, наконец, засыпаем, утро наступает очень быстро. Я просыпаюсь, потому что от света жжет веки, ощущение, что лежу прямо на солнцепеке. Я стону и потягиваюсь. Димитрий обнимает меня, его крепкое тело прижимается ко мне. Лежать с ним даже жарко, но как только я выпутываюсь из его рук, тепло ускользает, и я чувствую прохладный ветерок снаружи.

Встаю на колени, глядя на Димитрия.

Он лежит наполовину на боку. Его темные волосы взъерошены, и из густых прядей торчат сучки. У него вымазана кожа, и выглядит он, будто провел два раунда с грязной лужей. Но при этом настолько совершенным, что тяжело дышать. Мне удается взять себя в руки достаточно, чтобы выровнять дыхание. Я сосредотачиваюсь на свежем утреннем бризе.

Ухожу к ручью и опускаюсь на колени, кожу жжет, когда мелкие камушки впиваются в колени. Пытаюсь устроиться поудобнее и стону, но складываю ладони ковшиком и опускаю в воду. Умыв лицо, переключаюсь на руки и пытаюсь отмыть грязь, прилипшую за ночь.

– Ты сошла с ума.

Обернувшись, вижу Димитрия, рассматривающего меня. Он стоит без рубашки, запустив руку в волосы и дергая густые пряди, пытаясь привести их в порядок.

– Это хороший способ проснуться, ― говорю я, снова брызгая в лицо.

– Так холодно же зверски.

– О, да.

Он опускается на колени рядом со мной и макает в воду рубашку. Отжав ее, прижимает к лицу, вздрагивает и издает испуганный звук, а затем поворачивается ко мне с широко раскрытыми глазами.

– Повторю еще раз: ты сумасшедшая.

Я пожимаю плечами и встаю.

– Сумасшедшая и голодная. Готов идти?

Он кивает и перекидывает рубашку через плечо. Я смотрю на его лодыжку: она уже не такая распухшая, кажется, он может наступать на нее, это хорошо.

– Как нога?

Он смотрит на нее и снова пожимает плечами.

– Кровотечение остановилось, и лодыжка намного лучше.

– Хорошо. Костыль нужен? ― спрашиваю я, кивая туда, где он его оставил.

– Да, не повредит.

Он подбирает сук, и мы возвращаемся в лагерь.

***

― Ты пипец как напугал нас! ― бормочет Люк, толкая Димитрия в плечо.

– Ну, извини. Мы не хотели рисковать, разгуливая ночью. К тому же лодыжка болела как незнамо что.

Я коротко улыбаюсь всем, а затем направляюсь к кораблю. Когда мы вернулись, они обхлопали Дими, чтобы убедиться, что с ним все в порядке. На мгновение, всего на секунду, эта команда напомнила мне Хендрикса и его пиратов. Сердце защемило от желания узнать, что с ними все в порядке, но это невозможно. Мне просто нужно продержаться, пока планы не станут яснее.

Лишь одно я знаю точно.

Я не смогу убить Дими.

Пусть я думала, что это единственный способ спасти Хендрикса, но теперь я узнала Димитрия немного больше. И я понимаю, что просто не смогу. В душе Димитрий вовсе не плохой. Черт, да он не плох и не только в душе. Он просто ищет способ успокоиться. Я не могу судить его за это. Я сама была в таком же положении. Даже если ненадолго, но я все же понимала его.

– Эй, Джесс.

Я оборачиваюсь на голос Дими. Он смотрит мне прямо в глаза, и я вижу его искреннюю благодарность.

– Спасибо тебе.

Я слабо улыбаюсь ему и киваю, а потом отворачиваюсь и продолжаю свой путь к кораблю.

Какое-то неудобное ощущение у меня в животе, и я не уверена, какое именно.

Димитрий

― Не могу его найти. Мы пробыли здесь две недели, я активировал все гребаные радары, что у нас есть, а он не пришел, ― вполголоса выговариваю я, расхаживая взад и вперед по песку через два дня после того, как мы причалили к острову.

– Ну, не знаю, босс, ― говорит Люк, уперев руки в бока и прислонившись к высокой пальме.

– Он что-то замышляет. Он умнее, чем я думал. Я ждал, что он пойдет на все, чтобы вернуть Джесс, но это не так. Он заставляет нас ждать, заставляет думать, что забыл о ней. К счастью, я знаю, что это не так.

Ведь она не из тех, кого легко забыть.

Я встряхиваю головой. Вытрясаю воспоминания о ней, лежащей в моих объятиях всю ночь, о том, что не чувствовал себя больным, находясь к ней так близко. Я вытряхиваю чувства, что прорастают в груди. Она ничего не значит, мой план не должен был привести к этому.

– Может, с ним что-то случилось? ― предполагает Люк, возвращая меня в реальность.

Я качаю головой.

– Нет, он слишком умен для этого. Он что-то придумал. Я просто не уверен, что именно.

– Ну, определенно, вокруг есть и другие корабли. Марко засек их сегодня утром, на юго-западе примерно в ста милях.

Я киваю.

– Мы останемся здесь только еще на одну ночь. Скорее всего, это просто сухогрузы, но я не настолько наивен, чтобы думать, что мы единственные преступники в этом океане. Как и Хендрикс.

– Другие пираты?

– Да, другие пираты.

Он кивает и достает сигарету.

– Видел, Линден утром кабана добыл? У нас сегодня пикник.

– Да, ― отвечаю, глядя на воду.

Джесс сидит на песке, улыбаясь океану с выражением полного умиротворения на лице.

Хорош пялиться, Димитрий.

Не позволяй ей влиять на тебя.

Черт, слишком поздно. Уже влияет.

Джесс

Хендрикс не пришел за мной.

Я подслушала слова Димитрия. Когда нет вокруг никакого другого шума, это не трудно. Я услышал обрывки сказанного Дими и из них поняла, что Хендрикс не попал в ловушку. Это меня удивило: Хендрикс иногда бывает вспыльчивым, и я, честно, думала, что он сошел бы с рельсов и рискнул.

Он не сделал этого.

Возможно, из-за Инди. Она будет сдерживать Хендрикса, чтобы он не действовал, не подумав. Она хороша в этом. А может быть, сам Хендрикс умнее, чем я думала. Мне действительно жаль, что на секунду я усомнилась в нем. Он пират, он заправляет в этих водах уже много лет. Он знает их лучше, чем кто-либо другой.

Он не позволит Димитрию так легко разрушить все, чего добивался. Чувство сильного облегчения в груди успокаивает меня. Я боролась с мыслью о вероятности того, что никогда не вернусь домой. Но теперь, зная, что все еще есть шанс, что Хендрикс, видимо, придумывает надежный план, я чувствую себя гораздо более уверенной.

Я вздыхаю и плюхаюсь обратно в воду. Волны, разбивающиеся о берег, успокаивают, почти как наркотик. Я вздыхаю еще раз, только на этот раз вздох длиннее и протяжнее. Опускаю голову в воду и позволяю прохладе облегчить боль в шее. Мышцы все еще затекшие и болят ото сна на земле с Димитрием.

– У нас костер.

Поднимаю голову и вижу Димитрия, стоящего по колено в воде. Не могу удержаться и улыбаюсь этому виду. Он великолепен. Нет, он ― глоток свежего воздуха. Он ― Бог. Он ― единственная матрица, которую уничтожили и никогда не создадут снова.

– Эй? ― говорит он.

Моргаю. Черт, я пялилась на него.

– Я… извини. Костер, ты говоришь?

Он одаривает меня ленивой полуулыбкой, от которой я сжимаю бедра.

– Да, знаешь, такая желтая горящая штука, на которой люди готовят.

– Ха-ха, ― улыбаюсь я, вставая и выходя из воды. ― Я знаю, что такое огонь.

– Неужели? ― говорит он, следуя за мной по пляжу. Я слышу сарказм в его голосе.

– Правда, правда.

– Как твои спазмы?

Я улыбаюсь, но стараюсь говорить спокойно, чтобы он не заметил, что мне смешно.

– Дими?

– Что?

– Никогда нельзя расспрашивать женщину о месячных.

Он замолкает на мгновение, я слышу только его шаги, когда он идет за мной.

– Вы, женщины, совершенно сбиваете с толку.

– Да, мы такие.

– Тебе нужна помощь, когда больно, но ты не хочешь, чтобы спрашивали об этом.

– Так, объясняю популярно: ты можешь знать, когда у женщины месячные, знать, когда у нее болит, но никогда, повторяю, никогда не спрашивай об этом напрямую.

– Господи, ― бормочет он.

– Вот именно.

Мы приближаемся к лагерю, все сидят вокруг большого прекрасного костра. Я улыбаюсь и вздрагиваю от удовольствия, когда мы подходим ближе. Огонь дарит кокой-то особый покой. Он дает тепло, и можно просто сидеть, глядя на него часами, не думая, не чувствуя, просто наслаждаясь. Я понимаю, что глупо улыбаюсь, когда Ливви прочищает горло. Перевожу взгляд в ее сторону, она смотрит на меня.

– Дими, ― чуть ли не поет она, ― сядь рядом со мной. Мне холодно.

– Здесь же огонь, ― указывает он, но все равно идет к ней.

В груди сжимается ― от ревности или просто разочарования, не знаю. Я сажусь на длинное толстое бревно возле Люка. Он сидит рядом с молодым членом экипажа. Я не замечала его раньше, но, вероятно, потому, что была очень сильно занята Димитрием. Рассматриваю мужчину, и когда он замечает это, улыбается мне.

Не могу не улыбнуться в ответ: у него доброе лицо. А еще большие карие глаза и темно-каштановые волосы. Его кожа оливкового цвета, а тело худощавое и мускулистое. Он очень привлекательный мужчина. И почему я его раньше не замечала? На самом деле, чем больше я смотрю на команду, тем больше понимаю, что не обращала на них никакого внимания. Чувствую себя задницей, а они, должно быть, думают, что я полная сука.

– Привет, ― улыбается мне кареглазый.

– Привет, ― улыбаюсь в ответ. ― Я Джесс.

– Я знаю, ― усмехается он.

– А ты кто? ― подсказываю я.

– Зед.

– Классное имя.

Он наклоняется, поднимая бутылку рома и протягивая мне.

– Так и есть. Хочешь выпить?

– Это все, что вы пьете, мальчики? Ром? ― поддразниваю я. ― Вы точно не пираты?

Зед смеется.

– Мы притворяемся пиратами, это считается?

Я беру бутылку и делаю большой глоток. Горло жжет, но это большое облегчение.

– Для меня ― да. Знаешь хорошие байки?

Он смеется, качая головой.

– Извини, я не понимаю пиратские байки.

– Я тоже, это у меня в СЧС.

Он поднимает брови.

– СЧС?

– «Список, что сделать».

Он качает головой, и я широко улыбаюсь.

– Так почему же я не разговаривала с тобой и даже не видела тебя?

Он пожимает плечами.

– Наверно, потому что была под крылом у босса. Да и работаю я много.

– Работаешь?

– Я штурман.

– А-а, ― говорю я, кивая. ― Позаботься, чтобы мы не заблудились.

Он усмехается.

– Помимо всего прочего.

– А что еще?

– Еще слежка.

Я хмурюсь.

– Ну да, конечно.

– Извини, ― бормочет он, выглядя искренне переживающим, что его наняли выследить человека, который спас мне жизнь.

– Без проблем, ― выдавила я сквозь стиснутые зубы.

– Эй, ― говорит он, подталкивая бутылку снова ко мне, ― я всего лишь делаю свою работу. Не суди меня за это.

Он смотрит на меня умоляющими щенячьими глазами. Я хихикаю и качаю головой, закатывая глаза.

– Боже, хорошо, хорошо. Дай сюда.

Я беру бутылку и пью, впервые за несколько недель чувствуя, что все может пойти так, как задумано.

И, что удивительно, мне хорошо.

~ * ГЛАВА 16 * ~

Джесс

― Громче, громче! ― хихикаю я и кружусь.

Я пьяна. Нет, я пьяна в зюзю! Я дошла до кондиции и зажигаю напропалую. Последние полчаса я танцую под собственный аккомпанемент. Пою и кружусь, пока не приземляюсь на песок, а потом начинаю заново. Большинство парней угорает с меня, я даже видела, как иногда улыбался Дими. Он не сводил с меня глаз, даже когда Барби Малибу попыталась забраться к нему на колени.

– Зед! ― кричу я. ― Пой громче.

Зед присоединяется ко мне, и мы отбегаем на пляж. Он сидит на валуне и поет мне «Хлопковый глаз Джо» в стиле кантри. Получается не очень хорошо, но я не собираюсь говорить ему об этом. Он поет громче, и я кружусь сильнее и сильнее, пока не сводит живот. Я падаю на песок с громким смехом. Зед спрыгивает с камня, подбегает и плюхается рядом со мной.

– Ты когда-нибудь пробовал составлять фигуры из звезд? ― хихикаю я, глядя на звездочки, проносящиеся по небу.

– Нет.

– Попробуй, ― подбадриваю я, щурясь, чтобы лучше видеть сквозь застилающий зрение туман. Нет, я слишком пьяна, чтобы разглядеть их.

– Давай, ты первая.

– Хорошо, ― говорю я, сосредотачиваясь. Я скольжу затуманенным взглядом по звездам, пока не убеждаюсь, что вижу фигуру. ― О, смотри, вот это похоже на пенис.

Зед фыркает и смеется.

– Серьезно?

– Да, смотри-ка.

Я указываю на небо.

– Да там же около миллиарда звезд.

– Смотри внимательнее, ― настаиваю я. ― Вон, указывает прямо на Луну.

Зед расхохотался.

– Ты серьезно?

– Серьезно! ― вскрикиваю я, елозя по песку ногами. ― Смотри.

– Зед?

Доносится голос Димитрия и, обернувшись, вижу, что он стоит на пляже, скрестив руки на груди, и смотрит на нас. Зед вскакивает, отряхивая песок с джинсов.

– Извини, босс, просто на звезды смотрю.

– Понятно. Иди к парням.

Он кивает и улыбается мне.

– Ну, бывай, Джесс.

– Пока, Зед, классно с пенисом получилось.

Он смеется и качает головой, исчезая за деревьями. Димитрий ложится рядом со мной, закинув руки за голову. Я всем телом начинаю осознавать его присутствие, и, будучи навеселе, очень трудно не подкатиться к нему под бочок.

– Я, вообще-то, хотел узнать, чем вы двое занимались?

Я хихикаю.

– Мы составляли фигуры из звезд. Я увидела пенис, а он не смог.

Димитрий поворачивается ко мне, приподнимая брови.

– Абсолютно уверен, что там нет пениса.

– Есть, Дими. Не сомневайся.

Он тихо смеется.

– Холодает, тебе надо пойти отдохнуть. Уже почти два часа ночи.

Я поднимаю брови и неуклюже переворачиваюсь на бок.

– Серьезно?

– Да.

– Давай сначала поплаваем.

– Не думаю, что это разумно.

Я надуваю губы.

– Ты не моя мамочка, ну же, давай.

Через несколько веселых попыток я все-таки встаю и, спотыкаясь, иду к океану.

– Эй-эй, ― говорит Димитрий, обнимает меня за талию и оттаскивает назад. ― Ты утонешь.

Я фыркаю.

– Не-а, все в порядке.

– Так, ты пьяна и тебе нужно проспаться.

– Но, Дими, ― хнычу, ― я хочу поплавать.

Он весело хмыкает и тянет меня к пришвартованному кораблю. Димитрий помогает мне подняться по трапу, и он попеременно то похохатывает, то ругается. На полпути к каюте он сдается, сгребает меня в охапку и поднимает на руки.

– Я могу сама, ― протестую, пытаясь вывернуться. Но это абсолютно бесполезно. Он слишком силен.

– Не сомневаюсь, но так гораздо быстрее.

– Мы можем поплавать?

– Нет.

– Пожалуйста, Дими.

Он улыбается, а я дотрагиваюсь до его щеки, где появляется одинокая ямочка.

– У тебя только одна ямочка.

– Вот как?

Я киваю, тыча в нее пальцем.

– Ага. Как думаешь, это какой-то дефект?

– Ты просто прелесть, правда…

Я хихикаю.

– Я не имела в виду ничего плохого, Дими. Я думаю, это мило.

– А говоришь, ничего плохого.

– В смысле? ― спрашиваю, поглаживая щетину на его щеках.

– Ты только что назвала меня милым.

Мне хочется смеяться, но я сдерживаюсь.

– А что плохого быть милым?

– Милым парня называют, когда он не айс, но не хотят обидеть.

Я смеюсь, качая головой и трогая пальцем его нижнюю губу.

– Ладно, как насчет такого: ты сексуальный, горячий, плавящий трусики, вызывающий водопад у кисок во всем мире.

Он громко смеется.

– Ты, серьезно, блин?

– Сегодня меня об этом часто спрашивают, ― хмурюсь я. ― Да, я серьезно. Многим женщинам станет неуютно в вагине, как только ты состроишь им свои сексуальные глазки.

У него от смеха грохочет в груди, и я тоже невольно улыбаюсь.

– Неуютно в вагине? Да?

– Это очень серьезная тема, Дими, не отмахивайся. Один твой взгляд и ― бум, у них серьезная утечка.

– Господи, прекрати. Ты так говоришь, будто у этих вагин серьезная проблема.

Я громко смеюсь и толкаю его в грудь.

– Эта проблема у них из-за тебя.

Он сбрасывает меня на кровать и смотрит сверху вниз.

– А что насчет твоей вагины?

Я смотрю на него, сморщившись.

– Какое уродливое слово, правда?

– А как тебе бы понравилось ее называть?

Я скрещиваю руки на груди.

– Я, вообще-то, не говорила, что хочу ее как-то называть.

Он снова улыбается мне своей полуулыбкой. Бли-ин.

– Ты никогда не говорила, что не хочешь.

– Умник. Твои сексуальные глазки на меня не действуют.

Он ложится на кровать рядом со мной.

– Неужели?

– Вот именно.

– Ладно, ― бормочет он, зевая.

– Если ты устал, можешь поспать. А я пойду купаться, ― говорю я, приподнимаясь и подползая к краю кровати.

Димитрий вскакивает, хватает меня за талию и тянет обратно.

– Никуда ты не идешь.

– Ты всегда такой командир?

Боже, неужели я это только что ляпнула? Не комильфо, Джесс. Совсем.

– Тебе нужно попить, сиди здесь.

Он опрокидывает меня на кровать и, удерживая рукой, встает.

– Будь. Здесь.

Я улыбаюсь ему, взмахивая ресницами.

– Я никуда не уйду.

– Я тебе не верю.

Моя ухмылка слишком хитрая. Он поворачивается, роется в ящиках, все еще придерживая меня, и поворачивается с наручниками. Димитрий защелкивает их на моей руке, а я не успеваю отстраниться. Ну, может быть, я и пыталась вырваться, но из-за уровня опьянения, двигаюсь, вероятно, не быстрее черепахи.

– Это жульничество, ― бормочу я, чувствуя, как слипаются глаза.

Он ничего не говорит, просто уходит и через минуту возвращается со стаканом воды. Димитрий прижимает холодное стекло к моей щеке, заставляя открыть глаза.

– Выпей, пока не отключилась.

Я что-то бормочу, беру и выпиваю его в три глотка. Протягиваю стакан обратно, и как только Дими забирает его из моих пальцев, рука безвольно падает. Я зеваю, голова кружится, глаза снова закрываются.

– Подвинься, я накину на тебя одеяло.

И сам перекладывает меня, но я не открываю глаз. Вместо этого бормочу что-то бессвязное. Чувствую, как он гладит меня по щеке, когда ему удается уложить меня.

Я вырубаюсь.

~ * ГЛАВА 17 * ~

Димитрий

Я чувствую, как она шевелится рядом со мной, и со стоном переворачиваюсь на бок. Чувствую прикосновение к щеке, и это заставляет меня открыть глаза. Джесс смотрит на меня сверху вниз, слабый свет лампы лишь очерчивает ее лицо. Ее пальцы пробегают по моей щеке и останавливаются на губах. Она смотрит, будто хочет съесть их. У меня даже кожу покалывает.