Текст книги "Дом обреченных"

Автор книги: Барбара Вуд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)

Глава 8

Гертруда явилась быстро. Едва я послала за ней, она возникла у моей двери явно обеспокоенная. До сих пор мы с ней мало разговаривали, но у меня оставалась надежда, что от нее можно что-то узнать. Хотя я уже имела достаточно опыта, чтобы понять, что добиваться этого придется всеми правдами и неправдами.

– Знаете, Гертруда, – сказала я, – мне жаль, что до сих пор мы не нашли времени побеседовать. В конце концов, нам надо о многом поговорить. Вспомнить те добрые старые дни и все остальное.

– Да, мисс Лейла, но вы же знаете, моя память уже не так хороша.

– Так же, как и моя, о чем, как я предполагаю, вы уже слышали. Но мне очень хотелось бы вернуть те воспоминания, если вы сможете мне помочь.

– Я бы рада помочь, мисс Лейла, но сомневаюсь, что смогу.

– По крайней мере, можно попытаться. Мы, наверное, были добрыми друзьями двадцать лет назад. У меня такое чувство.

– О, да.

Мы сидели на софе перед маленьким столиком, на котором стояли чашки с чаем и бисквиты. Первые проблески свежего утра начинали пробиваться в окно и бросать яркие лучи на ковер. Продолжал завывать свирепый ветер, но небо было восхитительно голубым, а воздух – просто опьяняющим. Я пыталась расположить ее к непринужденности, поскольку она сидела на краешке софы, прижав локти к бокам. Годы оказались милостивы к прусской домоправительнице. Несмотря на десятилетия труда и подневольной службы, на лице Гертруды почти не было морщин, а ее светлые волосы лишь кое-где тронула седина. Она была в том же возрасте, что и моя тетя Анна, между пятьюдесятью пятью и шестьюдесятью, но полнее и приземистей. Как и любая смотрительница кладовых, эта круглая женщина имела бедра и грудь любительницы дегустировать свои блюда. Гертруда была хорошей хозяйкой, любимой теми, кто работал под ее началом. Как говорили, она присутствовала при родах моей матери.

– Хотите сливок и сахара? Гертруда, пожалуйста, возьмите бисквиты, я привезла их из Лондона.

– Упакованные в жестянку.

– Да, но испеченные с любовью, уверяю вас. Не желаете расположиться поудобнее?

– У меня много дел, мисс Лейла.

– Но уже прошло столько времени, а у нас, кажется, еще не было возможности поговорить наедине. А нам надо так много обсудить.

– Ну, если вы так считаете, мисс Лейла.

– Я не просто так считаю, я знаю это. Кроме того, вы должны были хорошо знать меня ребенком. Вы тогда не пекли сладостей для меня, для всех нас, детей?

Она помолчала, раздумывая над ответом.

– Да, конечно, пекла.

– Вашим фирменным изделием была имбирная коврижка, верно?

– Нет, мисс Лейла. Ваша тетя Сильвия, вот кто пек лучшую коврижку. Вы, дети, всегда любили мой горячий яблочный штрудель.

– О, да, конечно! – Об этом я ничего не помнила.

– И горячий шоколад, который я делала на немецкий манер. Он лучше, чем английский. Вы, дети, всегда больше любили мой.

– Правда?

Гертруда оставалась напряженной. Кто бы ни проинструктировал ее, он проделал превосходную работу. Хотя общеизвестно, что домоправительницы сентиментальны – факт, на который я сильно рассчитывала.

– Мой брат любил его тоже, Гертруда?

Ее спина напряглась еще больше. Вопрос попал в точку.

– Он любил разное, маленький Томас. Он любил все, что я пекла.

– Я не помню его, Гертруда. Не могли бы вы мне немного рассказать о нем?

– У меня плохая память, мисс Лейла. Думаю, что только разочарую вас. Здесь мне нечего сказать.

Ветер бился в окна и гудел в дымоходе. Его завывания, казалось, сулили дурные предзнаменования.

Поставив чашку, я положила ладонь на ее руку. До сих пор она не взглянула на меня, неподвижно глядя в пустой камин.

– Гертруда, пожалуйста, вы должны меня понять. Я ничего не помню о днях своего раннего детства, я надеялась, вы мне поможете.

Но она молчала. Очевидно, я переоценила чувствительность этой женщины или недооценила ее преданность долгу. От кого бы ни исходило распоряжение – от бабушки или от дяди Генри, эта женщина собиралась оставаться верной своему обещанию.

– Ну хорошо, – сказала я со вздохом. На этот раз перенести разочарование оказалось легче. Сначала моя тетя и дядя, потом трое кузенов, потом бабушка, а теперь – Гертруда. Я пробовала установить контакт с ними со всеми, но тщетно.

– Извините, Гертруда, что оторвала вас от работы. Я лишь надеялась, что вы сможете вернуть мне немногое из моего прошлого. Вспомнить что-то, что я могла бы пронести через свою жизнь и рассказать моим детям, когда они вырастут. Можете идти, если желаете.

– Семья ждет завтрака…

– Я понимаю.

Мы одновременно встали, и в это время я решила прибегнуть к последней уловке. Безо всякого драматизма я поднесла ладонь ко лбу, слегка застонала и пробормотала:

– О, моя голова.

Это сработало. Гертруда резко повернулась ко мне. В ее глазах была печаль, просто кладезь печали. Так, значит, это совсем не оставило ее равнодушной.

– Вас беспокоит ваша голова, мисс Лейла?

– Немного. – Разумеется, ничего этого не было, но я прибегла к этой хитрости, как к последней попытке пронять Гертруду. И не ошиблась.

– А раньше с вами это случалось?

– Да как вам сказать, раз уж вы узнали это. От случая к случаю бывает в последние несколько месяцев.

– Бедняжка Лейла. – Ее глаза не могли бы выразить больше сочувствия. – Это то, что было с вашим отцом, Боже, спаси его душу. Он страдал от ужасных головных болей в те последние недели.

Меня посетило воспоминание: крики человека по другую сторону запертой двери.

– Он ужасно страдал, и ни один доктор не мог помочь ему. Мы давали ему лекарства, но с каждым разом приходилось давать больше и больше, пока они совсем не перестали помогать. Потом его охватила лихорадка и помешательство. О, вы не должны желать таких воспоминаний! Они печальны. Они пагубны.

Но я теперь слушала лишь наполовину. Насколько я хотела, чтобы моя маленькая уловка развязала язык Гертруде, так теперь я уделяла мало внимания тому, что она говорит, поскольку другая мысль внезапно возникла в моей голове. Нечто, что я не могла ухватить…

– Вы слишком молоды, чтобы иметь головные боли. Ваш отец был мужчиной в расцвете сил, а ваш дедушка – совсем пожилой. Я молю Бога, чтобы это было вызвано чем-то еще: напряжением, может быть, или смертью вашей матушки.

Я едва слышала голос Гертруды, потому что осознала теперь, какую новую мысль она пробудила в моей голове. Головные боли, их усиление, увеличивающиеся дозы опиума – все это вызвало ассоциации с дядей Генри. Теперь он страдал точно так же, как мой отец двадцать лет назад.

Я вновь внимательно посмотрела на Гертруду, пытаясь понять, не играет ли она. Но ее слезы были слишком натуральны. По мнению Гертруды, мой отец страдал от мучительных головных болей и бреда. Эта часть истории была правдивой, насколько я могла судить по ее испуганным глазам и трясущимся рукам. Отец действительно стал жертвой неизвестной лихорадки.

Гертруда оставила меня в замешательстве. Я терпеливо дождалась, пока ее шаги на лестнице стихнут. Возможно, то, что я сделала по отношению к ней, было нехорошо, но это очень много дало. Печаль Гертруды была неподдельной, а у меня возникло мимолетное воспоминание о запретной комнате и мужчине, находящемся в ней. Казалось, я чувствовала, что этот мужчина – мой отец, и ощутила свое детское желание добраться к нему. Если это было так, если то, что я увидела в глазах Гертруды, и мое смутное воспоминание были правдой, то, возможно, мой отец действительно очень болел перед смертью. Однако оставалась мучительная мысль, что, больной или нет, он не совершал двух убийств. Чего-то в этой картине не хватало, и с того момента, как Гертруда, моя последняя надежда, подтвердила свое обязательство молчать, я поняла, где таится окончательный ответ.

Была уже вторая половина дня, когда я почувствовала, что пришло время отправиться в рощу. Тетя Анна дремала после ленча. Кузина Марта была погружена в работу над новой подушкой для гостиной. Дядя Генри и Тео все еще находились в Ист Уимсли. Дом был погружен в зловещее молчание. Захватив плащ и шляпку, я тихо покинула свою комнату и осторожно прошла мимо комнат родственников, так, чтобы не привлечь к себе внимание.

Этот визит в рощу, вполне возможно, мог стать важнейшим моментом моей жизни, вернув воспоминания и ответив на множество вопросов, которые меня занимали. В роще я снова смогу погрузиться в свое детство. Высвободив плохие воспоминания (те, которые блокируют все остальные), я смогла бы воссоединиться с приятными. Роща также должна была поведать мне, кто убил моего отца и брата, кто послал письмо от имени Сильвии, кто придумал эту сказку о сумасшествии Пембертонов и кто в Херсте был моим врагом.

После нескольких минут поиска я не смогла я найти Колина. Он либо забыл о своем намерении, либо изменил его; стало ясно, что мне придется идти в рощу одной. Ничего плохого в этом я не видела, в конце концов, таково и было мое первоначальное желание.

Ветер усилился, яростно ударяя по голым ветвям деревьев и кусая кончик моего носа. Над головой начали собираться серые тучи, и где-то высоко в небе раздавался грохот гигантских колес. Сегодня вечером разразится буря с громом, молниями и со стеной дождя, я знала, что должна поторопиться на свою встречу с рощей.

Я кинулась в обход дома, обеими руками придерживая плащ и юбки, пока не оказалась на аллее, ведущей к конюшням. Отсюда я могла видеть роскошный зеленый луг, который спускался с холма и заканчивался у его подножия, у кромки густого леса. Деревья были серыми и хрупкими, они бились друг о друга на ветру. Огромные тени скользили по лугу, когда тучи в своем быстром беге заслоняли солнце. Все больше и больше их собиралось, предвещая бурю, образуя армию зла, которая грозила вырваться на свободу. Их тени теперь почти полностью накрывали луг, так что сегодняшняя прогулка, вероятно, будет очень короткой.

Я прошла до конца аллеи, пока не оказалась на гребне холма и не увидела дорогу, идущую по пологому склону к зеленому основанию. С этой точки я увидела примерно на середине пути группу деревьев, которые росли густо, как оазис в пустыне. Осознавая, зачем я это делаю, я задержалась, опасливо глядя вниз, на рощу, словно оценивая своего противника в битве. Голые акации стояли, объединившись против дикого ветра, словно отчаянно пытались защитить ужасную тайну, которую они хранили все эти годы. Да, это будет битва, если понадобится, поскольку воспоминания не легко возвращались ко мне, я буду упорствовать, пока они не вернутся. Я буду снова и снова приходить в рощу, пока каждый клочок воспоминаний снова не станет моим, независимо от того, каким пугающим он может быть.

Так я и стояла, как будто мне было пять лет, глядя вниз на рощу, куда, как мне виделось, ушли мои отец и брат. Все остальные оставались в доме, или, как моя мать, работали в саду. Я была маленькой и любопытной и хотела быть вместе с отцом и Томасом.

Я начала спускаться. Было ли в тот день холодно? Застилали ли небо тучи, предвещая бурю? Или я скакала вниз теплым солнечным днем, воображая себя кроликом на пути в нору?

Приближаясь к роще, я чувствовала, как растет напряжение. Никакие воспоминания не вернулись, ничто не давало мне знать, что я когда-либо бывала здесь. Ветер резал лицо, трава скрипела под ногами. Я была чужаком, приехавшим в чужую страну. То забытое должно было возникнуть на реальном месте происшествия – свидетельство убийства. В попытке защитить меня от воспоминаний об ужасном моменте мой мозг успешно заблокировал и все остальные воспоминания. Чтобы восстановить их, я должна сломать этот барьер, а для этого надо было вернуться на то самое место.

Мои страх и тревога росли. Что увидит мой внутренний взгляд? Какой ужас мне придется снова пережить, чтобы достигнуть цели? Медленно продвигаясь к роще, я убеждала себя, что пора поворачивать назад, возвращаться в Лондон и забыть все то, что я здесь обнаружила. Однако теперь это невозможно – возражала я в ответ, – поскольку я встала на тропу, с которой нельзя повернуть назад. Мой отец был невиновен – в этом я уверена, и я была обязана доказать его невиновность ради его памяти, ради самой себя, и больше всего – ради моей матери.

Вдруг я оказалась в роще. Повернувшись, я посмотрела на вершину холма и увидела старый дом – он словно сошел со страниц романа. Все, что случилось со мной, было так странно, так абсурдно. Неужели всего несколько дней назад я была в Лондоне? Неужели я действительно когда-то ничего не знала о двух убийствах в этой рощице или о нелепом проклятии, которое так удобно их оправдывает? Неужели было время, всего несколько дней назад, когда имена Колин, Анна, Генри и Тео ничего для меня не значили?

Я должна осмотреть рощу. Никаких больше проволочек, поскольку я пришла с определенной целью, и не в моей натуре отступать. Посреди широкого плоского луга почти акр занимали эти тесно растущие деревья и чахлый кустарник. В центре их был чернильный мрак, не было ни малейших просветов. Я зажмурилась, отчаянно пытаясь увидеть четверых детей, весело играющих в средневековых развалинах, находившихся в самом сердце рощи. Но я не смогла увидеть их: пятилетнюю Лейлу, семилетнего Томаса, двенадцатилетнюю Марту и пятнадцатилетнего Колина. Все, что манило меня сейчас, – грозный лес, полный тьмы, ветра и голых деревьев.

Первый решительный шаг оказался самым трудным, остальное пошло проще. Когда я протиснулась вперед, прижимая свой плащ и юбки к телу, я почувствовала, словно шагнула через дверь в прошлое. Всюду вокруг меня возникали слабые изменения: ветер, казалось, утих; воздух стал ясней и острее; здесь стоял густой запах влажной земли. Мой мозг напрягся, отчаянно пытаясь выхватить хоть маленький фрагмент воспоминаний. Были ли эти ощущения частью прошлого? Были ли они со мной сегодня? Или все это – плоды моего воображения?

Я подошла к площадке в центре и остановилась. Мои широко распахнутые глаза болели от напряжения, пытаясь вобрать в себя все, что могло бы питать доведенный до отчаяния ум. Уши ловили каждый звук, нос наполнялся всеми запахами. Каждое чувство, послушное мне, работало на пределе, чтобы наполнить сознание этой рощей в надежде получить ключик, который сможет открыть дверь в мое прошлое.

Вот нагромождение камней. Вот гладкий булыжник. Вот покрытая мхом стена из серого камня. Вот трухлявое бревно. Вот опустевший улей. Сможет ли одна из этих картин запустить в моей голове цепную реакцию, которая в конце концов снесет барьер, преграждающий путь в прошлое? Как страстно я этого желала!

Все случилось здесь. На этом месте стояла я, пятилетняя, и видела действие, совершенное вон там, у развалин стены?

Вдруг я взглянула на лоскут голубого неба над вершинами деревьев. И в мозгу вспыхнуло видение: золотое кольцо, кольцо с красным камнем. Мой взгляд вновь упал на руины замка, мысли уцепились за кольцо. Рука мужчины. Нет… возможно, рука не мужчины. Худая, костлявая рука. Рубиновое кольцо сверкает на солнце. Почему-то оно мне знакомо. Где-то я его уже видела.

Потом так же быстро картина исчезла, я стояла в одиночестве и пустоте. Что могло означать рубиновое кольцо в солнечном свете? Как объяснить работу ума пятилетнего ребенка? Я никак не могла установить связь между этим кольцом (это было то самое, которое теперь носил Тео) и тем, что случилось в роще двадцать лет назад. Возможно, его носил убийца. Но явно это было не все, что я могла вспомнить. А теперь, когда я вспомнила кольцо, должны последовать другие воспоминания. Было ли это кольцо на руке, которая держала нож? Или оно было связано с каким-то другим воспоминанием об этой роще? Возможно, ребенком я приходила сюда с моим дедушкой сэром Джоном и была зачарована его кольцом. Может быть, это был осколок счастливого воспоминания и совсем не относился к убийствам?

Как же мне это выяснить?

Внезапно я ощутила холодок, пробежавший по спине. Это было связано не с прошлым, а с чем-то реальным и относящимся к настоящему. Плечи непроизвольно вздрогнули, появилось ощущение, что я не одна в роще. Мои глаза быстро оглядели все вокруг. Это было абсурдно, поскольку я никого не увидела, не услышала ни звука. И все же я была уверена, что за мной наблюдают. Чувствуя себя испуганной и осмелевшей одновременно, я собралась с силами и крикнула:

– Кто здесь? – В ответ лишь ветер шумел над головой.

– Выходите, я знаю, что вы здесь, и я не позволю вам шпионить за мной!

Я была застигнута врасплох. Неожиданно кто-то зашевелился в деревьях рядом. Тяжелые шаги захрустели по мертвым сучьям, а руки раздвигали ветки по пути.

– Назовите себя! – крикнула я, стараясь, чтобы голос звучал ровно, – бросьте эти шарады!

Но никто не произнес ни слова. Шаги раздавались уже значительно ближе. Незваный гость не давал себе труда бесшумно ступать по земле.

Я чувствовала, как по спине забегали мурашки. Это было нелепо. Почему он не подает голос? Я уже собралась с силами, решившись не показывать страха перед незнакомцем, который, возможно, ловит каждый знак слабости.

Шаги затихли совсем рядом. Я стояла не дыша, слушая удары своего сердца, отдававшиеся в голове.

– Привет! – вдруг сказал он.

Я вздохнула и обернулась.

– Колин! Это же не смешно!

– А кто сказал, что должно быть смешно? – Широкая улыбка сопровождалась пожатием плеч.

– Почему вы не отозвались, когда я обращалась к вам?

– Я не хотел вас беспокоить.

– Вам это прекрасно удалось! – Я приложила ладонь к груди, чтобы успокоить мое колотящееся сердце. – Думаю, что это было очень грубо.

– Я прошу прощения.

– И вы шпионили за мной. Зачем?

– Потому что я подумал, будет лучше, если вы останетесь одна. Когда вы согласились, чтобы я пошел с вами в рощу, у меня возникла другая мысль, и я решил, что вас не должно отвлекать мое присутствие. Или, возможно, мое присутствие сломает то настроение, которое необходимо для того, чтобы вернуться в прошлое. Как бы то ни было, хоть я и решил, что для видимости вы должны быть одна во время визита в рощу, но я не хотел, чтобы вы действительно были одна.

– Значит, вы сопровождали меня на расстоянии. Замечательное намерение, милый кузен, но вы отняли у меня десять лет жизни!

– Быть того не может! Разве рощицу деревьев сравнишь с улицами Лондона после наступления темноты? Вы наверняка сталкивались в своей жизни и с худшими вещами!

Вопреки желанию, я улыбнулась и была даже рада его появлению. Было что-то необъяснимо отталкивающее в этой роще, и она оставляла у меня ощущение пустоты и мрачности. К сожалению, никаких воспоминаний об этом месте не возникало.

– Что-нибудь удалось вспомнить? – спросил он.

Я снова оглядела местность, блуждая взглядом по разрушенной стене и мертвым деревьям.

– Нет, Колин, вообще ничего.

Я решила держать при себе воспоминание о кольце с рубином.

– Сегодня не тот день. Что-то не так. Возможно, погода. А… в тот день… было тепло?

– Да, на самом деле было тепло. По крайней мере, теплее, не так ветрено, как сейчас.

– Тогда, возможно, помешала погода. Я вернусь сюда одна еще раз, когда погода будет получше. Атмосфера должна быть подходящей. Я буду возвращаться сюда столько раз, сколько понадобится.

– Это так важно для вас?

Я взглянула на Колина. Его глаза выражали беспокойство. Но чем, я не могла догадаться.

– Это очень важно для меня.

– А если это займет много времени?

– Тогда вам придется отдать мне гинею!

– Отдать вам… – Внезапно он откинул голову и расхохотался. Это был хороший смех, искренний и сердечный, и он заставил меня тоже улыбнуться. Как, должно быть, удивительно было бы расти вместе с Колином. Он был бы мне как брат, возможно, направлял бы меня и наверняка развлекал. Я бы тогда узнала его так же, как, по моему мнению, его знает теперь Марта, вместо того чтобы разгадывать его сложное поведение, как это делаю я.

Насколько непохож он на Эдварда, а ведь скоро настанет день, когда Эдвард окажется за обеденным столом, безмолвно оценивая моих эксцентричных родственников. Мой божественно вежливый и предсказуемый Эдвард будет сидеть рядом с моим невоспитанным кузеном и, возможно, с каждой минутой испытывать к нему все большую антипатию.

Воображаемая сцена сделала мою улыбку еще шире.

– Так, значит, вы не такая уж мрачная и серьезная девушка. Ну-ка, Лейла, позвольте вывести вас из этого неприветливого места.

Мы повернули и прошли несколько шагов к опушке.

– Не возвращайтесь слишком торопливо, – сдержанно заметил он, – дайте себе время. Ваша память отдохнет и вернется к вам, когда вы, скажем, будете читать хорошую книгу. Я думаю, вы слишком усиленно желаете вспомнить.

– Возможно, мне придется это сделать.

– И, кстати, в следующий раз вам надо прийти с другой стороны.

Я резко остановилась.

– Почему вы так сказали?

Лицо Колина снова превратилось в маску.

– Ну, если вы действительно хотите воссоздать атмосферу того дня, тогда вам надо, по крайней мере, находиться в правильном месте.

Я взглянула через плечо.

– В правильном месте?

– Да. Там, где вы стояли сегодня, совсем не то место, где вы находились двадцать лет назад. Когда вы прятались в кустах, наблюдая за вашими отцом и братом, вы были в совершенно другом месте.