Текст книги "Дар любви"
Автор книги: Барбара Картленд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)
Глава 7
Евгения открыла глаза и снова быстро закрыла их. Утренний свет даже сквозь шторы показался ей невыносимо ярким. В голове у девушки стучали миллионы ткацких станков. Она застонала и уткнулась лицом в подушку.
Скрипнула дверь, и послышались чьи-то шаги. Кто-то подошел к окну.
– Нет-нет, – простонала Евгения, – не открывай штор!
– Придется, мисс, – послышался странно сердитый голос Бриджит. – Уже половина первого, и мне велено вас разбудить. Ваша мать и тетя сгорают от любопытства и жаждут вас видеть. Вы ведь теперь дама обрученная.
Евгения резко села на кровати. Внезапно она все вспомнила и пришла в ужас.
– Я... сделала это! – пробормотала она, поднеся руку ко рту.
– Да уж, сделали, мисс, – подтвердила служанка. – Что я скажу Грэгору, а? Я обещала, что буду... сделаю, что он попросил... но это ведь не моя вина, что вы потеряли голову после нескольких бокалов шампанского!
Глаза Евгении обожгли слезы.
– Так я что, потеряла голову? – пробормотала она. – О Боже!
Все происшедшее накануне навалилось на нее огромной черной тучей. Она обессиленно откинулась на подушку.
– Сами виноваты! – пеняла ей Бриджит с бесконечной горечью. – Вам теперь и расхлебывать!
«Сама виновата, самой теперь и расхлебывать».
Целый день эта фраза эхом отдавалась в голове Евгении. Когда ближе к вечеру приехал маркиз, она сказалась больной, предпочтя не встречаться с ним, пока не сможет осознать случившегося.
Девушка никак не могла поверить, что после своего яростного сопротивления она поддалась уговорам матери и уступила желанию маркиза! И произошло это именно тогда, когда он, казалось, перестал наконец добиваться своей цели.
«Во всем виновата леди Уоллинг,– решила девушка. – Если бы она не принялась так откровенно завлекать маркиза, я бы никогда не польстилась на него!»
Увы, это было жалким оправданием даже в глазах самой Евгении, но она не желала глубоко анализировать свой поступок. Дело сделано. Она обручена. Евгения была не настолько бесчестна, чтобы изменить данному слову.
Вероятно, она теперь обязана запретить себе думать о Грэгоре. Отныне он займет в ее душе место большой, но утраченной романтической любви, останется тайной, которая будет навечно сокрыта в ее сердце. Евгения не смела признаться себе, что находит в этой идее некую особую прелесть. Правда, горечь, с которой Бриджит говорила о Грэгоре, несколько озадачила ее. В конце концов, Евгения решила, что служанка, по-видимому, сама немного влюблена в художника и слегка оскорбилась за его поражение.
Конечно же, миссис Давдейл была вне себя от восторга – так же, впрочем, как и тетя Клорис.
Сидя у кровати Евгении, они с удовольствием строили планы относительно ее свадьбы, которая состоится в Бакбери вскоре после Нового года.
К следующему дню Евгения собралась с силами и была готова принять как неизбежное последствия своего поступка. Она решила, что долг и благодарность должны стать основными принципами ее отношения к маркизу. Все мысли о романтической любви следует искоренить из сердца.
Маркиз снова приехал с визитом. Когда Евгения вошла в комнату, глаза его вспыхнули. Девушка позволила ему поцеловать руку, потом, потупившись, опустилась на диван.
Миссис Давдейл, которая без колебаний отпускала Евгению кататься наедине с маркизом, когда они еще не были помолвлены, вдруг решила, что теперь, когда ее дочь обручена, ей следует повсюду ее сопровождать.
Евгения была благодарна матери за такую внезапную щепетильность в вопросах правил приличия, поскольку это означало, что они с маркизом не будут оставаться наедине. Она не хотела повторения мимолетной близости, которая случилась в ту ночь на балу, памятуя о коротком миге, когда губы маркиза приникли к ее рту, как только она оказалась в его объятиях. Помнила она и о том, как осторожно он убрал непослушный локон с ее лба и галантно повел ее назад в бальную залу. Девушка не обратила особого внимания на те слова, которые он произнес, когда она вверила ему свое будущее: «Дорогая, как долго я ждал этого!»
Очень скоро она всецело будет принадлежать маркизу, но удастся ли ей отстраниться от мыслей о Грэгоре, не вспоминать его спутанные волосы и бесстрастное лицо?
Евгения была уверена, что Бриджит сообщила Грэгору о помолвке. Но от него не приходило никаких вестей – ни предостережений, ни страстных сожалений. Евгении хотелось думать, что художник слишком расстроен, чтобы как-то отреагировать на эту новость.
Поскольку Бриджит теперь упрямо молчала на эту тему, единственным напоминанием для Евгении о том, что у нее был шанс на абсолютное счастье, оставалась записка, которую прислал Грэгор. У нее не поднялась рука уничтожить ее, хотя в нынешних обстоятельствах это следовало сделать в первую очередь. Девушка завернула листок в пропитанный духами кружевной платочек, который хранила в ридикюле.
Маркиз осыпал свою невесту множеством знаков внимания. Ее спальню в «Парагоне» украшали пышные букеты цветов. В шкафах скапливались стопки лайковых перчаток, шелковых шарфов и сумочек. Евгения смотрела на все эти сокровища с тяжелым сердцем. Для нее они были лишь напоминанием о ее опрометчивом поступке.
Однако постепенно она начала привыкать к деликатному поведению своего жениха. Он не торопил ее, не требовал большего, чем она была готова дать. Он был идеалом учтивости и терпения. И Евгения понимала, что со временем могла бы стать не только покорной, но также нежной и преданной супругой.
Она с грустью осознавала, что снова должна будет покинуть стены столь любимого ею «Парагона», но вместе с тем перспектива стать хозяйкой одного из богатейших домов Англии тоже казалась ей заманчивой. К концу ноября Евгения окончательно смирилась со своей судьбой, и, может, все сложилось бы довольно удачно, если бы судьба, с нечаянной помощью тети Клорис, не решила жестоко ее испытать.
Маркиз показывал Евгении, миссис Давдейл и тете Клорис свою коллекцию семейных портретов, когда тетушка вдруг сказала, что, к сожалению, никто не писал портрет Евгении.
– Она ведь прекрасная модель, согласитесь, – добавила тетя.
Евгения вспыхнула под влюбленным взглядом маркиза.
– Да, это бесспорно, – согласился он.
Тетя Клорис вдруг всплеснула руками.
– Это будет моим свадебным подарком! Я закажу портрет Евгении, чтобы дополнить вашу коллекцию.
– Отлично! – воскликнул маркиз.
– Я знаю подходящего художника, – добавила старушка с нескрываемым удовольствием.
Кровь отхлынула от лица Евгении. Она испугалась того, что сейчас скажет тетя Клорис.
– Грэгор Бродоски! —произнесла тетушка. – Он очень хорошо написал мой портрет. Я, правда, еще не видела его в законченном виде, но с самого начала было понятно, что он правильно уловил во мне самое главное...
Евгения вцепилась в спинку стула. Голос тетки доносился откуда-то издалека.
– Я не хочу никакого портрета, – услышала она свой собственный слабый голос.
– Глупости! – отмахнулась от нее тетка. – К чему эта ложная скромность! В любом случае тебя это не касается, дитя мое. Это касается только меня и маркиза. Я напишу мистеру Бродоски и попрошу его приехать к нам в Бакбери. Если, конечно, – старушка быстро повернулась к маркизу, – вы, милорд, не против?
Маркиз колебался. Его беспокоило замечание Евгении и ее внезапная бледность.
– Хорошо, пригласите его сюда, – сказал он. – Я хочу, чтобы он немедленно приступил к работе над портретом.
Евгения почувствовала, что ее контролю над собой, обретенному с таким трудом, угрожает опасность.
Этот случайно брошенный камень нарушил спокойную гладь ее чувств, по которой, как по воде, разошлись широкие круги.
Грэгор ответил, что с удовольствием приедет в Бакбери и, к огромному удивлению Евгении – он ведь так долго молчал, – передал ей через Бриджит письмо более интимного характера.
«Мое сокровище, мое золотко, я приеду к вам, я буду весь день смотреть на вас, писать вас и... Ха!– воспользуюсь всем, что будет позволено любящему вас Грэгору».
Бриджит с усмешкой смотрела на Евгению, пока та читала письмо.
– Ну, мисс?
– Он пишет, что... будет рад снова видеть меня, – сказала Евгения.
– Конечно будет, мисс. И вы будете рады его видеть. Вы поймете, что совершили ошибку!
– Ты... ты глупая! – ответила Евгения, рассердившись прежде всего на себя за то, что прочла это письмо. Она должна была порвать его на глазах у Бриджит. – Как может быть ошибкой брак с маркизом, который любит меня и обеспечит благополучное будущее?
– И все же это ошибка, – пожала плечами Бриджит, – если в вашем воображении вас целует совсем другой, мисс.
– Ой, уйди, Бриджит. Мне нет дела до Грэгора Бродоски. Я счастлива, что мы с маркизом обручены.
Бриджит с самодовольной ухмылкой закрыла за собой дверь. Евгения подождала несколько секунд и, удостоверившись, что служанка не вернется, сложила письмо Грэгора и сунула в ридикюль. Теперь ей приходилось скрывать от маркиза уже две преступные тайны, но она непременно уничтожит оба письма перед свадьбой. При мысли о свадьбе девушка нахмурилась. Она поднялась и принялась вышагивать по комнате.
Может, во всем этом есть какой-то скрытый смысл? Может, ее обязательства перед маркизом должны пройти проверку, как в огне, на силу и прочность? Да, так оно и есть!
Эта мысль почти полностью успокоила девушку, потому что ставила перед ней конкретную задачу. Собрать все силы, все самообладание, чтобы снова преодолеть ее романтический интерес к Грэгору.
Евгения почти обрадовалась этому испытанию.
Однако в день приезда Грэгора, когда они вместе с маркизом, матерью и тетей Клорис ждали прибытия художника в Бакбери-Эбби, сердце ее трепетало. Девушка просто не могла спокойно усидеть. Она переходила от окна к окну, опускалась на стул, снова вскакивала и пересаживалась на другой.
Бриджит, которая по случаю заплела волосы в косы и побрызгала грудь розовой водой, исподтишка наблюдала за Евгенией из-под насупленных бровей.
– Сядь, Евгения, ты заставляешь меня нервничать, – потребовала миссис Давдейл.
– Похоже, ее лихорадит, – заметила тетя Клорис. – Боюсь, как бы она не подхватила простуду.
Маркиз обернулся и внимательно посмотрел на невесту. Она поймала его взгляд, вздрогнула и отвела глаза.
– Со мной все в порядке, – сказала девушка. – Просто немного тревожно. Это все ветер в трубах – он всегда на меня так действует.
– Может, послать за шалью? – предложила миссис Давдейл.
—Нет, мама, не нужно шали. О! Слышите? Кажется, экипаж подъехал!
Все присутствующие повернулись к двери. Маркиз подал знак, лакей открыл дверь и вышел. Послышалось конское ржание. Кто-то отдавал распоряжения – прозвучало слово «коробки». Спустя секунду в холле появился Грэгор Бродоски.
Евгения едва не лишилась чувств.
Грэгор выглядел таким же диким и эмоциональным, как всегда. Он быстро пробежал взглядом по лицам присутствующих. Его поразительные зеленые глаза как-то по-особенному сверкнули, когда он увидел Евгению. Развязывая на ходу зеленый бархатный плащ, он стремительно направился к ней и схватил за руку, тем самым демонстрируя пренебрежение к нормам приличия, предусматривающим вначале приветствовать хозяина.
– О, моя прекрасная модель! – шутливо произнес он, поднося руку девушки к губам. – Как я скучал по вам!
Евгения пыталась что-то сказать, но не могла. Она приоткрыла рот, но не издала ни звука. Рука, которую держал Грэгор, отчаянно задрожала. Девушка встретилась взглядом с маркизом. Лицо его потемнело и стало вдруг озабоченным. Стиснув зубы, он смотрел на свою невесту. У Евгении замерло сердце, когда она заметила, как сурово сдвинулись его брови.
Следующие недели стали для Евгении самыми трудными в ее жизни. Каждый день она позировала Грэгору. На помост в библиотеке поставили кресло, задрапированное красным бархатом. Роль компаньонки при Евгении выполняли попеременно то миссис Давдейл, то тетя Клорис, то Бриджит, в зависимости от наличия у них других дел и забот. Евгения сидела, повернув лицо на три четверти к Грэгору, и не могла видеть его за работой, но ощущала на себе его горячий изучающий взгляд. Иногда девушка заливалась румянцем, понимая, что он рассматривает определенные деликатные части ее тела.
В присутствии кого-либо из старших дам Грэгор был воплощением учтивости и осторожности. Но когда Евгению сопровождала Бриджит, все было совершенно иначе. Грэгор находил тысячи поводов поправить ее юбку, отодвинуть лиф платья, больше обнажая плечо, распушить водопад золотых волос. Евгения была не в силах протестовать. С одной стороны, она не была уверена, что именно позволено такому непререкаемому авторитету, как художник, с другой – испытывала запретное удовольствие от его прикосновений. Грэгор был совершенно непредсказуем. Однажды он положил ей на колени только что сорванную веточку омелы, а на следующее утро полностью игнорировал девушку. Иногда он пел во время работы русские песни—о любви, как решила Евгения, потому что в них звучали какая-то тоска и страсть. Иногда он обращался только к Бриджит, будто Евгении не было в комнате.
– Почему она хочет выйти замуж за маркиза? Что может знать англичанин о любви и страсти? Только русское сердце может любить женщину так, как ее следует любить, – бил он себя в грудь и вздыхал.
– Пожалуйста, я... умоляю вас, – прошептала Евгения. – Не следует так говорить. Это неправильно. Так же неправильно, как посылать мне письмо, зная, что я уже обручена. Пожалуйста! Не... мучьте меня так!
– Мучить вас? Я? – Грэгор озадаченно уставился на нее. – Вы считаете это пыткой? Если бы вы, мой милый ангел, мое сокровище, уступили мне, вот тогда бы вы узнали, что такое настоящая мука. Мука плоти, горячих губ, сердец, бьющихся в унисон. Правда, она бы узнала, Бриджит?
Бриджит, широко открыв глаза и ловя каждое его слово, кивнула.
– Покажем ей, Бриджит? – с озорством продолжал Грэгор. И Бриджит снова кивнула, потом ахнула – Грэгор схватил ее в объятия и крепко поцеловал в губы.
Евгения закрыла глаза – молниеносный укол ревности пронзил ее насквозь. «Может, между ним и Бриджит уже было нечто интимное?» – думала Евгения.
В конце концов, они проводили много времени наедине в доме на Грейвен-Хилл...
Девушка всячески боролась со своими столь противоречивыми чувствами, но Грэгор действовал на нее магнетически – она была не в силах оттолкнуть его. Художник словно завораживал ее.
«Когда он закончит портрет... и я выйду замуж... тогда я смогу и буду жить без него»,– думала она.
Она могла бы обрести силы, общаясь со своим женихом, но маркиз внезапно переменил свое отношение к ней и ко всему дому в целом. Он стал резким и каким-то отстраненным. С Евгенией, как всегда, был учтив, но это была какая-то очень холодная учтивость. Даже мать и тетушка заметили в нем перемену.
– Маркиз, кажется, выходит из-под контроля, – заметила миссис Давдейл, озабоченно хмурясь.
– Это все от нервов, Флоренс, от нервов, – не особенно убедительно возразила тетя Клорис. – Все джентльмены нервничают перед свадьбой.
– И все же странно, почему он так переменил свое отношение к тебе, дочка? – продолжала миссис Давдейл.
– А он переменил, мама? – Евгения резко подняла голову и посмотрела на мать.
– Опомнись! Ты не могла не заметить. Когда он в последний раз просил тебя прогуляться или покататься верхом по поместью?
– Но последнее невозможно, поскольку ни ты, ни тетя, ни Бриджит не ездите верхом, стало быть, не можете меня сопровождать, – напомнила Евгения.
Миссис Давдейл рассердилась.
– Евгения, ты знаешь, о чем я говорю! В последнее время он вообще перестал искать твоего общества! Если мы обедаем вместе, он почти не смотрит в твою сторону. Слава Богу, что он еще удосуживается заходить в библиотеку, когда ты позируешь, хотя и стоит там, как бессловесный часовой.
– Он не смеет прерывать работу такого великого художника, как Грэгор, – перебила тетя Клорис.
– Тоже мне, великий художник! – пробормотала миссис Давдейл. – Кто сказал, что этот парень – великий художник?
– Но он правда великий! – воскликнула Евгения. – Он всю душу вкладывает в свои картины!
Миссис Давдейл пристально уставилась на дочь.
– Он тольков картины вкладывает свою душу, дочь моя?
– Конечно, – залилась краской Евгения.
– Интересно, связана как-то холодность маркиза с появлением этого Грэгора Бродоски, или как там его?
– Это исключено! – решительно заявила Евгения. – Грэгор... увлечен Бриджит. Я даже видела, как он ее целовал!
К облегчению Евгении, это последнее замечание успокоило миссис Давдейл, и она сменила тему разговора, а девушка вернулась к своему вышиванию.
Действительно, иногда во время сеанса маркиз неожиданно появлялся в библиотеке, что не особенно радовало Евгению. Под его задумчивым взглядом она испытывала некое чувство вины. Ей казалось, что он видит ее насквозь и осуждает за столь непостоянное сердце.
Однажды, когда Грэгор помогал Евгении сменить положение ноги, она, бросив взгляд поверх головы художника, увидела, что маркиз стоит в дверях и наблюдает эту сцену.
– Милорд, – запинаясь, пробормотала она.
– Миледи, – ответил он несколько язвительно.
Грэгор поднялся и посмотрел на маркиза.
– У Евге... мисс Давдейл восхитительные щиколотки, – заметил он, проводя испачканными краской пальцами по своим непослушным волосам, – вы не находите... милорд!
– Жениху обычно не позволяется видеть щиколотки юной леди. А я пока только жених, мистер Бродоски, – холодно ответил маркиз.
– А-а! – пожал плечами Грэгор. – Тогда это удовольствие для вас еще впереди.
Маркиз шагнул к нему.
—Черт возьми, вы забываетесь, любезный, – прорычал он, понизив голос почти до шепота.
Грэгор шутливо поднял руки, словно извиняясь.
– Что я могу знать об этих... буржуазных нравах... Что можно говорить, чего нельзя. Я вольная душа.
Маркиз стиснул зубы.
– Вот и не позволяйте себе лишних вольностей! – резко бросил он, развернулся на каблуках и вышел из библиотеки.
Бриджит захихикала, но быстро умолкла, когда увидела ужас на лице Евгении.
– О Евгения, цветочек мой, – успокаивающе пробормотал Грэгор, – давайте вместе сбежим отсюда – вы, я и Бриджит.
Евгения смахнула набежавшую слезу.
– Бриджит?
Грэгор отбросил со лба темную прядь.
– А почему нет? Как я могу лишить вас служанки?
Евгения бросила взгляд на Бриджит, но та сидела, уставившись в пол и перебирая пальцами кончик своей косы.
– Я не могу так поступить... с маркизом, – сдавленно проговорила Евгения. У нее перехватило дыхание.
Грэгор пожал плечами.
– Может, маркиз будет не так уж несчастен, как вам кажется, – сказал он и снова взялся за кисти.
Этот разговор весь день преследовал Евгению. Даже ночью, лежа в постели, она снова и снова прокручивала в уме слова Грэгора.
«Давайте сбежим. Возможно, маркиз будет не так уж несчастен, как вам кажется. Давайте сбежим. Возможно, маркиз будет не так уж несчастен...»
Неужели это правда? Может, маркиз и сам теперь сомневается по поводу их брака? Может, он уже сожалеет о своем решении?
Чем дольше она думала об этом, тем больше убеждала себя, что маркиз действительно обрадуется возможности как-то выйти из сложившейся ситуации. И тогда – Евгения едва осмеливалась представить себе этот искушающий ее сценарий – тогда Грэгор действительно сможет увезти ее, и она будет принадлежать только ему!
Евгения решила на следующий, же вечер подойти к маркизу и предложить ему свободу.
– Извини, мама, но я хочу поговорить со своим... женихом, – обратилась Евгения к матери. Она была убеждена, что произносит слово «жених» относительно маркиза. – Одна, – добавила она.
– Одна? – заколебалась миссис Давдейл.
– Да, так надо.
– Хорошо. Не сомневаюсь, маркиз привезет тебя обратно в экипаже.
Евгения проследила за тем, чтобы мать ушла, потом поспешила в кабинет маркиза.
Дверь была приоткрыта. Она отворила ее еще немного и вдруг заколебалась.
Маркиз сидел за письменным столом, лицом к двери. Он держал в руке перо, но не писал, а смотрел в пространство перед собой невидящим взором. Заметив Евгению, он с удивлением уставился на нее.
Им довольно давно не приходилось оставаться наедине, и маркиз, казалось, растерялся. Он положил перо и поднялся.
– Чем обязан такой... такой чести, мисс Давдейл? – холодно поинтересовался он.
Евгения закрыла за собой дверь и приблизилась к нему. Маркиз смотрел на нее, насмешливо изогнув губы. Наконец она остановилась перед его письменным столом.
– Я пришла... предложить вам... вашу свободу, – запинаясь, начала она.
Маркиз смотрел на нее, явно не понимая, о чем она говорит.
– Я полагаю, вы... уже совсем не в восторге от идеи... жениться на мне, – продолжила девушка. – И я подумала, что для нас обоих будет лучше, если мы откажемся от союза, который, по всей видимости... уже не обещает нам счастливой совместной жизни.
Ответ маркиза был не таким, как она ожидала. Он выскочил из-за стола и обхватил ее лицо руками, наклонившись так, чтобы заглянуть ей в глаза.
– Вы считаете, что вправе выбирать за меня мое собственное будущее, не так ли? – грозно спросил он. – Кто вас подговорил на такое... предательство?
– Никто, милорд!
Его глаза блуждали по ее лицу разгневанным и в то же время истосковавшимся взглядом.
– Я действительно желаю кое-что изменить в своих планах относительно нашего брака, мисс Давдейл, – произнес он сквозь стиснутые зубы.
– Будьте уверены, я безропотно приму ваше решение, милорд, – пробормотала Евгения, дрожа от боли, – так сильно он сжимал ее лицо.
– Хорошо. Тогда имею честь сообщить вам, что подготовка к нашей свадьбе будет идти своим чередом, за исключением одного-единственного изменения. Я хочу, чтобы дата приведения данного приговора в исполнение была перенесена на более ранний срок.
Евгения содрогнулась. Неужели он намеренно выбрал слово «приговор», чтобы напугать ее? Ведь именно так она и видит это событие – не празднование, а приведение приговора в исполнение. Ей вдруг отчаянно захотелось не иметь ничего общего с этим человеком – он продемонстрировал такую жестокость, такую властность, которых она в нем даже не подозревала.
– Но... Разве это разумно, милорд? Уже разосланы приглашения. И мама сама шьет мне платье – у нее не хватит времени его закончить. И мой портрет еще далек от завершения.
Этот последний довод был ее ошибкой, потому что еще больше разозлил маркиза.
– Вы забываете о своем положении, мисс! – прорычал он. – Вы теперь многим мне обязаны, и более всего – за «Парагон». Куда вы с матерью отправитесь, если я вас выгоню? Назад, в приживалки к двоюродной бабушке?
С силой, которой она в себе не подозревала, Евгения принялась колотить маркиза в грудь и продолжала до тех пор, пока он не оттолкнул ее так резко, что она едва не упала. Удержавшись за край стола, она отдышалась и проговорила:
– Вы... не можете выселить нас из «Парагона». Он... теперь мой. Вы отдали мне ключи.
– Да, отдал, мисс. Но я не отдал вам вот это! – Открыв ящик стола, маркиз бросил на стол какой-то документ.
– Что... это?
– Письменное подтверждение, которое доказывает ваши права на дом.
Евгения бездумно протянула руку к документу, но, к ее потрясению, маркиз схватил документ и принялся рвать его на мелкие клочки прямо у нее на глазах.
При виде такого нехарактерного для него поведения Евгения стала пятиться прочь из комнаты.
– Вы грубый, жестокий человек, сэр! Я бы никогда не подумала, что вы на такое способны! Грубый и жестокий!..
Маркиз побледнел, услышав ее слова. Он со стоном уронил голову на ладони.
– Если это и так, мадмуазель, то вы сами в этом виноваты, – пробормотал он в отчаянии, но Евгения уже не слышала этих последних слов, потому что бросилась вон из комнаты.
Не желая просить подать ей экипаж, она была вынуждена возвращаться в «Парагон» пешком. Она то бежала, то еле шла – подол ее юбки вскоре был весь покрыт грязью, туфли промокли насквозь.
Мысли лихорадочно проносились в ее мозгу. Она не сдастся маркизу – ни за что! Его поведение было просто отвратительным! Бесспорно, страстным, как ей хотелось бы, но отвратительным. Она больше ни на минуту не останется в его поместье. Даже если придется покинуть любимый «Парагон».
Евгения стремительно ворвалась в коттедж с намерением тотчас сообщить матери, что они уезжают. Но когда сквозь открытую дверь в гостиную она увидела мать, уютно сидевшую у огня, девушка дрогнула. Огонь ярко горел в камине – там было столько дров, сколько наверняка не будет на Крейвен-Хилл, учитывая скупость тети Клорис.
Медленно оглядев комнату, Евгения поняла, насколько основательно мать обустроилась в этом доме. Это ее теплое уютное королевство, в котором она с удовольствием правит. Как можно отнять это у нее?
Евгения чувствовала, что ее сердце, будто воздушный змей, трепещет и носится туда-сюда по ветру.
Грэгор или маркиз? Всего один взгляд на мать сразу же подсказал ответ.
С глубоким вздохом девушка поднялась в свою комнату. Там она села за письменный стол и принялась писать. Она писала маркизу, что смиренно покоряется его желанию перенести дату свадьбы на более ранний срок.
