Текст книги "Дар любви"
Автор книги: Барбара Картленд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)
Барбара Картленд
Дар любви
Глава 1
1835
Евгения Давдейл осторожно поднималась по лестнице, ощупывая каждую ступень маленькой изящной ножкой. Она несла чай своей двоюродной бабушке и боялась уронить большой поднос красного дерева.
Бабушка Клорис каждый день спала после обеда. Она распорядилась, чтобы Евгения будила ее ровно в четыре часа. Ее камеристка Бриджит ставила на поднос серебряный чайник, молочник и сахарницу, но нести его с первого этажа на третий, где бабушка Клорис нежилась на большой кровати розового дерева, должна была именно Евгения.
Девушка подошла к комнате, локтем открыла дверь и вошла.
– Это ты, Эугиния?
Бабушка хотела, чтобы ее внучатую племянницу назвали в ее честь. Это желание не было исполнено, и с тех пор старуха притворялась, что не может произнести имя Евгения, которое якобы звучит слишком по-французски.
– Да, тетушка Клорис, это я.
– Ты принесла мне песочное печенье от Фортнама?
– Да, тетушка.
– Отлично. Налей-ка мне чаю.
Евгения взяла серебряный чайник и налила чай.
– Еще что-нибудь?
Тетушка Клорис бросила быстрый взгляд на внучатую племянницу.
– Ты хочешь поскорее ускользнуть?
– Нет, что вы! Просто мама просила меня выпить чаю с ней.
– Ну да, конечно. Тогда ты должна выпить чаю с матерью. – Старуха выглядела недовольной.
Евгения повернулась к двери.
– Эугиния...
– Да, тетушка?
– Можешь взять одно печенье. Поделишься с матерью.
Евгения спустилась по лестнице, держа завернутое в салфетку печенье.
Миссис Давдейл сидела у камина в маленькой гостиной на втором этаже, которую им выделили в этом доме. Koгда дочь вошла в комнату, она подняла голову.
– Что у тебя там, Евгения?
– Песочное печенье. От тетушки Клорис.
– Одно на двоих?
– Мне не хочется, мама.
– Надеюсь, оно от Фортнама?
– Да, мама. Я купила его вчера.
Миссис Давдейл театрально вздохнула.
– До чего я дожила! К моей дочери относятся как к служанке!
– Это не так, мама. Мне нравится ходить в лавку Фортнама.
– Это к делу не относится. Ты с ног сбиваешься, бегая по поручениям этой старухи.
– Но мама, мне это не трудно. Благодаря ей у нас есть дом.
– Дом? Ты называешь это домом? Нам тут дают определенную квоту угля на день, как посудомойкам! Еду мы получаем только порционно, а шерри разбавляют водой. Ты не можешь выйти в общество, потому что старая скряга не хочет раскошелиться и купить тебе пару перчаток!
Евгения ничего не ответила. Она взяла кочергу и пошевелила угли в камине. Маленькие язычки пламени взметнулись за чугунной решеткой.
– Если бы не моя добрая подруга леди Грэнтон, ты бы до сих пор и понятия не имела, что такое высший свет! – горько сетовала миссис Давдейл. – Ты бы не знала, как обращаться к графу, как пользоваться веером или правильно держать вилку.
Евгения сдержала улыбку. Миссис Давдейл, казалось, напрочь забыла, что, строя весьма амбициозные планы по поводу своей дочери, сама прививала Евгении все необходимые в обществе навыки.
Тетушка Клорис хотела им добра, но ее дом был известен чрезмерной скромностью и строгими порядками. Леди Грэнтон часто приглашала их с матерью к чаю, и именно на этих чаепитиях Евгения иногда встречалась с людьми своего возраста.
– Подумать только, когда-то я носила атласные платья и пила чай с маркизом! – продолжала миссис Давдейл. – Когда-то я была хозяйкой в собственном доме, и у меня была служанка и набор медных кастрюль!
Евгений заерзала на стуле. Она знала, что будет дальше. Рассуждения о том, какая привилегированная жизнь была у семьи Давдейл, когда они жили в Ратленде, где мистер Давдейл был главным управляющим в поместье маркиза Бакбери.
Бакбери-Эбби был одним из самых роскошных домов в Ратленде. Первый маркиз был генералом, любимцем короля Генриха VIII, и ему были пожалованы обширные владения на севере, бывшие монастырские земли.
Нынешний маркиз был таким же красивым мужчиной, как и его предок. Очень жаль, что теперь он жил не в Англии, а в имении покойной матери, в Альпах. Но как он мог предпочесть явно продуваемый всеми ветрами замок во французском захолустье красотам Бакбери? Это было выше разумения миссис Давдейл.
– У него в Бакбери была такая жизнь! – с восторгом говорила миссис Давдейл. – Летом приемы на свежем воздухе – катание на лодках по озеру в сумерках, с горящими фонарями. Зимой – огонь поленьев в каминах, сверкающие канделябры, кареты, подъезжающие к парадному входу, гости, балы. На рождественские праздники всегда приглашали слуг. Мы с твоим отцом занимали почетное место за ужином. Маркиз был таким щедрым хозяином! А на последний праздник пригласили и тебя. Ты помнишь?
Евгения протянула ноги к огню. Ее домашние туфли изрядно поизносились и не защищали от холода.
– Я помню, мама.
Как она могла забыть?! Даже если бы мать не напоминала об этом бесконечно, память о Бакбери-Эбби и то Рождество навсегда останутся в ее сердце.
Она, будучи десятилетней девочкой, словно застыла, пораженная видом елки в холле. Наряженное дерево казалось бесконечным и устремлялось куда-то ввысь – до самых хоров. На каждой веточке горела свеча, и красивые елочные шары сверкали веселыми огоньками. А высоко-высоко, на самой верхушке, мерцала серебристая звезда.
Евгения тайком пробралась на хоры и наклонилась над балюстрадой. Теперь верхушка была на уровне ее глаз. Став на цыпочки, девочка протянула руку, чтобы дотянуться до рождественской звезды.
– Что вы здесь делаете, юная леди? – раздался чей-то ласковый голос.
Евгения не сразу узнала маркиза. При виде высокого джентльмена в шитом золотом камзоле и в элегантных белых перчатках у нее перехватило дыхание.
– Я хотела... потрогать звезду, – объяснила она, – проверить, действительно ли она холодная. Тогда я буду знать, что она – настоящая.
Маркиз усмехнулся.
– Мне жаль вас огорчать, но она не настоящая. До настоящих звезд трудно дотянуться. Вам очень повезет, если когда-нибудь найдете упавшую звезду. Нет, эта звезда из серебра. И мне не хотелось бы видеть, как вы упадете, пытаясь дотянуться до нее.
Евгения услышала в его фразе легкое неодобрение.
– О, теперь я даже не буду пытаться, – заверила она маркиза.
– Рад слышать.
Евгения смотрела на него, склонив голову набок.
– В этом костюме вы похожи на принца, – сказала она.
– А вы, мадемуазель, похожи на принцессу, – рассмеялся маркиз.
Евгения действительно выглядела очаровательно. Волосы струились по ее спине до самой талии словно медно-золотистая мантия, а глаза сияли, как большие голубые водяные лилии. На ней было голубое кисейное платье, на ногах – голубые бальные туфельки.
– Спасибо. Это платье особенно красиво смотрится, когда я кружусь. Хотите покажу?
– Да, пожалуйста, – попросил маркиз.
– Евгения, что ты делаешь? – Миссис Давдейл, запыхавшись, поднималась по ступенькам. Увидев пируэты дочери, она потрясенно замерла.
– Ничего, мама.
– Ты кружишься. Это недостойно барышни. Проси прощения у маркиза.
– Но я сначала спросила у него, – запротестовала Евгения.
– Уверяю вас, она действительно спросила разрешения, миссис Давдейл, – подтвердил маркиз, и глаза его весело сверкнули.
Миссис Давдейл взяла дочь за руку, чтобы увести. Но Евгения вырвала руку и подбежала к маркизу.
– Господин маркиз, – выпалила девочка, – когда-нибудь я выйду за вас замуж – только за вас, и ни за кого другого на свете!
– Евгения! – воскликнула миссис Давдейл.
А маркиз смотрел на стоящую перед ним девочку спокойно и серьезно.
– В таком случае, – произнес он, – я обязательно дождусь, пока вы вырастете.
В камине треснуло полено – и этот звук вывел Евгению из задумчивости.
Девушка была непритязательна. Но она прекрасно осознавала разницу между той сценой из ее воспоминаний – в теплом, сверкающем Бакбери – и этой скромной гостиной в Лондоне, с потертыми креслами и штопаными портьерами на окнах.
Миссис Давдейл, будто подслушав мысли дочери, произнесла те самые слова, которые только что прозвучали в уме Евгении.
– В таком случае я постараюсь дождаться, пока вы вырастете – именно так сказал маркиз. Конечно же, он не сдержал данного обещания. Я имею в виду, не дождался. Но это и неудивительно, – фыркнула миссис Давдейл. – Эта графиня решила заполучить его во что бы то ни стало.
Красавица графиня была молодой приятельницей покойной матушки маркиза и приехала в Бакбери спустя месяц после рождественского бала.
Когда спустя две недели она вернулась во Францию, маркиз последовал за ней.
Он сообщил своему главному управляющему, что у него во Франции возникли семейные проблемы и некоторое время он будет отсутствовать. Однако миссис Давдейл была убеждена, что маркиз поспешил следом за графиней.
Какими бы ни были причины отъезда маркиза, Бакбери-Эбби, так или иначе, был закрыт. Здесь больше не было ни приемов на свежем воздухе, ни балов.
– Мы потеряли рай! – простонала миссис Давдейл. – И до чего мы теперь докатились?!
Слушая мать, Евгения удивлялась, как та могла забыть свою собственную роль в разрушении их прежней жизни.
Правда заключалась в том, что, когда Бакбери был закрыт, их жизнь стала гораздо скучнее. Миссис Давдейл стала крайне раздражительной и вздорной. На протяжении нескольких месяцев после отъезда маркиза она непрестанно изводила своего терпеливого супруга: мол, неужели у него нет иных амбиций, кроме тех, чтобы оставаться главным управляющим мертвого дома и пустующего поместья? В конце концов ей удалось убедить мужа, что ему уготована иная судьба и все, что ему нужно, – это деньги, чтобы начать какой-то бизнес, какое-то свое дело. Он подал в отставку с поста главного управляющего и отплыл на золотые прииски Аляски. Жену и дочь он отправил к своей вдовой тете Клорис в Лондон. А меньше чем через полгода пришло известие, что мистер Давдейл скончался от лихорадки. Миссис Давдейл и Евгения так больше и не вернулись в Бакбери-Эбби.
– Нам никогда не вернуться домой, – продолжала причитать миссис Давдейл, тронутая до слез собственными воспоминаниями. – Мы никогда не увидим наш «Парагон» [1]1
Парагон – образец совершенства (англ.). (Здесь и далее примеч. пер.)
[Закрыть]– иначе его и не назвать, – где все так чудесно, где можно было укрыться от суетности этого мира!
Евгения положила руку на подлокотник, оперлась на нее подбородком и молча смотрела на огонь. Вспоминая прошлое, она больше всего тосковала по расположенному в глубине леса очаровательному уединенному домику, где жила семья главного управляющего. Его стены были увиты плетущимися розами, над карнизом кружили голуби, в высокой траве за белым забором паслись олени. У Евгении была кошка Сахарок и маленький пони Бад.
Она была так счастлива в этом доме, с любимым отцом, так счастлива, что теперь старалась не думать об этом. Если бы только мать не напоминала о том времени так часто!
Для миссис Давдейл единственным шансом вырваться из нынешнего стесненного положения было замужество Евгении. Ее дочь была невероятно красива – все признавали это. Она могла бы обольстить самого принца Уэльского, если бы захотела!
Миссис Давдейл всячески старалась сделать так, чтобы Евгению заметили. Не было случая, чтобы она пропустила хоть одного неженатого мужчину, не расхвалив достоинств дочери. Как только леди Грэнтон роняла имя какого-нибудь подходящего холостяка, миссис Давдейл тут же старалась добиться возможности быть представленной ему.
Обычно мать сопровождала Евгению, когда та отправлялась по поручениям тетки к Фортнаму, с единственной целью: обратить внимание дочери на графа такого-то или герцога такого-то. Во время прогулок по Кенсингтонским садам она то и дело толкала Евгению в бок, когда какой-нибудь надменный виконт или герцог проезжал мимо.
– Брось на него взгляд, дорогая. Повернись в профиль. Стань у него на пути.
Из-за подобных интриг матери Евгения чувствована себя очень несчастной. Она инстинктивно отвергала любые ее предложения.
Прижавшись лбом коконному стеклу, Евгения шептала слова, которые превратились для нее в ежедневную мантру: «Я никогда не выйду замуж за человека, которого одобрит мать!»
Сидя за завтраком, миссис Давдейл читала газету через лорнет. Неожиданно она взволнованно вскрикнула.
—Мама? – встрепенулась Евгения.
Миссис Давдейл махала рукой у лица, будто ее бросило в жар от прочитанного.
– О Господи! Мы спасены!
Евгения с удивлением воззрилась на мать.
– Как спасены, мама?
Мать бросила на стол газету и ткнула в нее пальцем.
– Вот, смотри. Маркиз Бакбери вернулся в Англию и в настоящее время находится в Лондоне!
Евгения, угадав, что на уме у матери, нахмурилась.
– Он, вероятно, уже седой и старый.
– Седой? Старый? Ему должно быть... дай-ка сообразить... Ему исполнилось двадцать один, когда я в последний раз его видела... Тебе было десять... значит, сейчас ему немногим больше тридцати.
– Старик! – вздохнула Евгения.
Миссис Давдейл не слушала.
– Я должна позаботиться, чтобы его пригласили на званый ужин к леди Грэнтон, – взволнованно продолжала мать. – Она наверняка сделает это для нас. Он непременно придет, узнав, что вдова его главного управляющего будет на этом вечере. Он не мог нас забыть. Он не мог забыть тебя!
– Конечно, он забыл. Но даже если нет, как это может нас спасти?
– Но вы же были очарованы друг другом на том рождественском балу... – жеманно произнесла миссис Давдейл.
– Мама! Мне было десятьлет!
– Но уже тогда было понятно, что ты превратишься в настоящую красавицу, – настаивала мать. – Он говорил, что будет ждать...
– Мама, думаю, ты забываешь о графине, – напомнила Евгения, приподняв бровь.
– Ах да, графиня... – сникла было миссис Давдейл, но потом лицо ее посветлело. – Но даже если и так. Как только вы возобновите знакомство, маркиз непременно захочет что-нибудь для тебя сделать.
– Никакой благотворительности! – резко возразила Евгения.
Миссис Давдейл воздела руки и поднялась из-за стола.
– Евгения, ты меня огорчаешь, честное слово! Я не понимаю, чего ты хочешь. – Она выплыла из комнаты.
Чего она действительно хотела? Страсти! Она не хотела торгашеского обмена своей красоты – какой бы она ни была – на нитку жемчуга, лошадь или карету. Она не хотела ни надутого графа, ни старого маркиза. Ей хотелось увлечься человеком, для которого чувства были бы важнее положения в обществе, для которого голос сердца был бы важнее голоса долга.
Девушка на мгновение закрыла глаза, чтобы представить этого страстного, пылкого возлюбленного. Увы, он наверняка будет нетем, кого одобрит ее мать!
Евгения надеялась, что отсутствие у нее энтузиазма охладит мать и та не станет подстраивать ее встречу с маркизом Бакбери.
Но миссис Давдейл была не из тех, кого можно сбить с пути к поставленной цели.
Спустя два дня она вошла в комнату дочери, светясь триумфом.
– Во вторник мы поедем к леди Грэнтон. Там будет маркиз Бакбери. Это будет твой первый званый ужин.
– Я не могу поехать, – возразила Евгения, не отрываясь от книги. – Мне нечего надеть.
– О, не беспокойся, – отмахнулась миссис Давдейл, – я перешью свое старое бальное платье.
Евгения, глядя на мать, перевернула страницу.
– Тогда я буду выглядеть глупо.
– Глупо? Что за вздор!
Но миссис Давдейл ошибалась. Перед званым ужином даже тетя Клорис, которая весьма благосклонно относилась к перешиванию старых вещей, презрительно скривила губы.
– Что это за цвет, Флоренс? – спросила она.
– Сине-сизый, – ответила мать.
– Правда? – с сомнением протянула тетушка. – Тогда он сильно выцвел.
—Ерунда. Он напоминает оборотную сторону цветочного лепестка.
– Больше похоже на обратную сторону черствой булки.
Евгения стояла перед большим теткиным трюмо и с мрачным удовлетворением слушала эту пикировку. По цвету платье действительно напоминало засохший хлеб – оно было серым и блеклым. К тому же фасон, бесспорно, вышел из моды.
Евгения подавила внезапный смешок. Какое ей, собственно, дело? Она не жаждет произвести впечатление на маркиза Бакбери или на кого-либо другого на званом ужине у леди Грэнтон. Такой наряд наверняка вызовет насмешки, и она пыталась убедить себя, что ей все равно. Что угодно – только бы не служить целям матери!
Миссис Давдейл, несмотря на замечания тетушки Клорис, считала, что ее дочь будет выглядеть совершенной, даже если на ней будет платье поденщицы или передник кухарки, и оставалась непоколебимой.
– Все, что нужно, – просто какой-нибудь свежий штрих. – Она хитро взглянула на тетушку. – Сюда очень пойдет какая-нибудь красивая шаль.
Тетушка Клорис боролась с собой.
– Она может взять мою китайскую шелковую шаль, – сказала она нехотя.
– О, тетушка Клорис, право же... – покачала головой Евгения.
– He будь неблагодарной, дитя мое, – быстро прервала ее тетка. – Бери, пока я не передумала.
Замысел с шалью был гениальной победой миссис Давдейл. Розовый шелк смягчил строгое мрачное платье. А кобальтово-синие цветы, которые были вышиты на ней, очень шли темно-голубым глазам Евгении. По мнению матери, природное очарование ее дочери ничем невозможно испортить.
Тем не менее, когда они вошли в гостиную леди Грэнтон в доме на площади Кавендиш, все ахнули – и отнюдь не от восхищения.
– Идем, Евгения, не отставай, – шепнула миссис Давдейл.
Евгения вошла в комнату, высоко подняв голову. Движения ее были необыкновенно грациозны. Янтарный свет ламп придавал лицу нежный теплый цвет. В обрамлении золотых волос глаза девушки сияли, как сапфиры. Неказистое старомодное платье только подчеркивало ее классическую красоту. Большинство присутствующих молодых джентльменов возбужденно ринулись навстречу, чтобы представиться девушке.
В дальнем конце комнаты в дверях, ведущих в библиотеку, появились лорд и леди Грэнтон. Вместе с ними вошел высокий человек, несомненно, аристократической наружности. У него был высокий лоб, умные серые глаза. Темные брови почти срослись на переносице. Нос – четко очерчен. Если и можно было найти
В его внешности какой-то недостаток, так это лишь то, что такие черты предполагали некоторую суровость характера. Во всем остальном гость являл собой безупречно представительного светского человека. Он окинул взглядом собравшихся молодых дам. Но ни одна из них не привлекла его внимания. Дамы же, напротив, тут же заметили его присутствие, бросали на него заинтересованные взгляды из-под ресниц и томно обмахивались веерами.
Евгению не было видно среди толпы поклонников.
– Там, у дверей, какой-то переполох, – заметил лорд Грэнтон. – Смею предположить, – усмехнулся он, – что в центре этой толпы – мисс Давдейл.
Высокий джентльмен поднял бровь.
– Давдейл?
– Весьма смелая энергичная юная особа.
Собеседник лорда повернул голову в сторону входной двери в гостиную.
– Давдейл? – снова переспросил он.
Леди Грэнтон заметила его интерес.
– Хотите, я вас представлю? – спросила она.
– Почту за честь, – склонив голову, ответил он.
Молодые люди вокруг Евгении расступились, когда к ним подошли леди Грэнтон и маркиз.
– Леди Грэнтон, как поживаете? Прекрасный шерри! Вы очень добры, леди Грэнтон, – хором заговорили они.
Услышав имя леди Грэнтон, миссис Давдейл прекратила поправлять шаль на плечах дочери, а увидев представительного джентльмена, который сопровождал ее подругу, она воскликнула:
– Маркиз! Маркиз!
Евгения, которую не было видно за спиной матери, замерла.
– Ма-аркиз, – нараспев повторила миссис Давдейл. – О, какое удовольствие снова видеть вас!
Маркиз Бакбери – а это действительно был он – грациозно поклонился.
– Миссис Давдейл, насколько я понимаю?
– Вы правы, – ответила миссис Давдейл, запоздало кланяясь. – Вероятно, вы заметили, насколько я изменилась. Я побывала во многих житейских штормах, и меня, как суденышко, очень неудачно выбросило на камни обстоятельств.
– В самом деле? – серьезно спросил маркиз.
– Осталось только одно сокровище, которое жестокая рука злого рока не отобрала у меня, – продолжала вдова главного управляющего, – одно сокровище, которое делает мои дни светлее и дает мне надежду на лучшее будущее. Позвольте представить вам мою дочь Евгению, – отступила она в сторону.
Маркиз вежливо смотрел на девушку. Она же так низко склонила голову, что видно было только уложенные кольцами золотистые волосы.
-Сокровище мое! —рассмеялась миссис Давдейл. – Она так застенчива! Евгения!
Не поднимая глаз, Евгения послушно присела в слишком глубоком реверансе – и замерла в таком положении. Юбка растеклась вокруг нее серым потоком.
– Мисс Давдейл, – произнес маркиз, протягивая руку.
Евгения нехотя опустила на нее свою ладонь. Он помог ей встать, и она наконец была вынуждена встретиться с ним взглядом. Маркиз замер, пораженный красотой девушки.
– Действительно сокровище, – пробормотал он.
Леди Грэнтон и миссис Давдейл удовлетворенно
кивнули. Маркиз не сводил с Евгении глаз, и она почувствовала, как ее щеки запылали под его пронзительным взглядом.
– Она – моя гордость и моя радость, – заливалась миссис Давдейл. – Самая лучшая дочь на свете. Такая любящая, преданная, внимательная.
– И смелая, как я слышал, – мягко добавил маркиз, все еще не отрывая взгляда от Евгении.
Миссис Давдейл выглядела искренне напуганной.
– Смелая? Бог с вами! Кто вам такое сказал? Она кроткая, как канарейка. Мухи не обидит!
Глаза Евгении вспыхнули.
– Мама! Пожалуйста!
– Что, дочка? А что я сказала? Только правду. Маркиз понял меня правильно. Я всегда говорю правду. – Миссис Давдейл хитро посмотрела на маркиза. – Полагаю, ваша супруга тоже женщина кроткая, благодарение Богу?
– Моя жена? – нахмурился маркиз.
– Вы ведь женаты, не так ли? Я, кажется, помню графиню.
По лицу маркиза пробежала тень.
– Нет, – ответил он коротко. – Я не женат.
Миссис Давдейл задрожала, пытаясь скрыть волнение.
– Холостяк... Вот как!
Леди Грэнтон, заметив наконец, что Евгения чувствует себя неловко, сочла необходимым вмешаться.
– Думаю, милорд, вы не откажетесь выпить что-нибудь освежающее. Там, в столовой, накрыт буфет.
– Евгении тоже следует подкрепиться. Она ест, как птичка, – воскликнула миссис Давдейл.
Маркиз подал руку девушке.
– Позвольте, – предложил он.
Евгения заколебалась, но после незаметного толчка матери взяла маркиза под руку.
Девушка решила не проявлять интереса к еде, но когда они вошли в столовую, она широко распахнула глаза, увидев столы, ломившиеся от всевозможных яств. Там были маленькие тарталетки с курицей, с грибами, с анчоусами, целые свиные окорока и фаршированные поросята. На серебряных подносах громоздились пирамиды глазированных фруктов и вазочки со взбитыми сливками. Она никогда не видела такого изобилия.
Миссис Давдейл, шедшая за ними следом, ахнула и восхищении.
Маркиз с интересом смотрел на Евгению.
– А вы часто бываете на званых ужинах у леди Грэнтон?
– Нет. Иногда мы просто... приходим на чай. Садимся к столу, пьем чай из серебряного чайника, едим сдобные булочки.
Евгения принялась наполнять свою тарелку. Ей хотелось попробовать все эти деликатесы, и ее руки сновала над столом туда-сюда. Маркиз с улыбкой наблюдал за ней. Миссис Давдейл стало неловко.
– О, что-то у нее сегодня разыгрался аппетит. Как странно!
Вскоре на тарелке Евгении выросла целая гора снеди – еще чуть-чуть и что-нибудь непременно упало бы на пол.
– Евгения, дорогая! Я думаю, достаточно, – взволнованно одернула девушку мать. – Ты ведь не захочешь, чтобы маркиз подумал, будто у тебя вдруг прорезался непомерный аппетит!
– Но, мама, тут так много вкусных блюд!
Евгения с удовольствием откусила тарталетку с анчоусами.
Миссис Давдейл в ужасе вцепилась в руку маркиза, стараясь отвлечь его от такого, с ее точки зрения, неприличного зрелища.
– Уверяю, мы все просто счастливы... приветствовать вас, маркиз, на родине, – сказала она.
Маркиз поклонился.
– Я счастлив вернуться, выполнив свои обязанности в Европе.
– Обязанности? – безучастно повторила миссис Давдейл.
– Мой кузен и его жена погибли, и я был назначен опекуном их детей. Сначала я собирался перевезти их в Бакбери, но вскоре стало ясно, что будет жестоко отрывать их от родного дома, который они так любят. Поэтому я оставался во Франции проследить, чтобы они получили достойное образование. Теперь они уже выросли – и я смог вернуться домой.
– Вы имеете в виду Бакбери? – поинтересовалась миссис Давдейл.
– Да. Конечно, у меня есть дом в Лондоне, на площади Лэнсдаун. Но мой настоящий дом – Бакбери-Эбби.
Миссис Давдейл молитвенно сложила руки.
– Ах, каким раем он был для нас! Вы себе не представляете!
Маркиз нахмурился.
– Я знал, что мистер Давдейл очень любил Бакбери-Эбби, поэтому был крайне удивлен, что он решил отказаться от места.
Миссис Давдейл закашлялась.
– Все изменилось... после того как вы уехали. И мой муж решил... что ему нужно... как-то подняться на ноги.
– Понимаю. – Маркиз снова посмотрел на Евгению.
Миссис Давдейл чуть не потеряла сознание, увидев, что в этот момент Евгения отправляет в рот большой кусок глазированного фрукта.
– Ты не уделяешь внимания маркизу. Он так любезно проводил тебя к столу... – упрекнула мать.
– Прости, мама.
Миссис Давдейл снова повернулась к маркизу.
– Как я уже говорила, маркиз, Бакбери-Эбби был для нас настоящим раем! Я помню все те замечательные балы, которые вы давали. Нам так нравилось наблюдать, как нарядные дамы и господа подъезжали в каретах к дому... А как сиял дом на Рождество! Ты помнишь, Евгения?
– Да, мама.
– А последнее Рождество, когда мы там жили? В тот раз Евгения впервые пришла с нами на бал.
– Я помню, – сказал маркиз. Он бросил на Евгению взгляд, полный нежности. – Я поднялся на хоры и увидел, как она пытается дотянуться до рождественской звезды на елке.
Миссис Давдейл всплеснула руками, обрадовавшись такому повороту в разговоре.
– Да, это на нее похоже. Она была таким потешным созданием!
Евгения почувствовала, как ее щеки снова запылали.
– А помните, маркиз, что она вам сказала?
Евгения еще больше покраснела, «Пожалуйста, мама, не надо!»– мысленно взмолилась она, но ее мольба не была услышана.
– «Маркиз, я выйду только за вас и ни за кого другого на свете!»– воскликнула миссис Давдейл. – Именно так она и сказала. А вы ответили: «В таком случае мне придется подождать, пока вы не вырастете».
– Я помню, – серьезно кивнул маркиз.
– Но, сэр, – заговорила Евгения дрожащими губами, – все это было, когда я была намного моложе. Как... и вы, – добавила она тихо.
Повисла неловкая тишина. Маркиз коротко поклонился.
– Мадам... Мисс Давдейл, – произнес он, повернулся к ним спиной и вышел из столовой.
Евгении стало очень стыдно. Но это чувство быстро прошло, когда миссис Давдейл издала низкий стон и рухнула на стул.
– Евгения, что ты наделала?! Все ведь шло так хорошо! Ты разрушила все мои надежды. Холостяк! Так богат! И он заинтересовался тобой! О, что ты наделала! Почему ты всегда все портишь?!
Мать в отчаянии раскачивалась на стуле, сложив руки на груди, – и девушке уже не было стыдно. Все, что она чувствовала, глядя на мать, – это мрачный триумф. Ей снова удалось сорвать ее очередной одиозный план!
