Текст книги "Дар любви"

Автор книги: Барбара Картленд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

Глава 5

Когда Евгения проезжала мимо беседки Аполлона, сильная вспышка молнии осветила высокий купол павильона. Через несколько секунд раздался оглушительный раскат грома. Лошадь Евгении испуганно заржала и пустилась безудержным галопом.

Хотя Евгения ездила верхом с детства и сегодня уверенно чувствовала себя в седле, она была не настолько хорошей наездницей, чтобы справиться с животным, которое в ужасе упрямо несло се, куда ему заблагорассудится. Ей ничего не оставалось, как крепко вцепиться в поводья. Она зажмурилась, спасая глаза от внезапно начавшегося ливня, который больно хлестал по щекам, и комьев грязи, летевших из-под копыт. Впереди было только озеро и острые серые камни. Евгения почувствовала, как силы покидают ее. Хватка ее слабела. Еще мгновение – и она точно полетит головой вперед на эти камни...

– Тпру! Стоять!

Маркиз догнал ее лошадь, схватил поводья и натянул их изо всей силы. Та, запрокинув голову, пронеслась еще несколько ярдов, но конь маркиза устоял на месте, и кобыла наконец покорилась и остановилась, все еще дрожа. Маркиз бросил ее покрытые пеной поводья, соскочил на землю и кинулся к Евгении, которая, чуть живая, пыталась слезть с седла.

– Милорд!

Она почувствовала, как крепкие руки обхватили ее, ощутила на своей щеке взволнованное дыхание мужчины, который поднял ее на руки и понес в укрытие. Когда она открыла глаза, то увидела над собой разрисованный деревянный потолок.

Маркиз осторожно положил ее на красную лакированную скамью, обтер рукавом мокрое лицо и снова вышел под дождь. Евгения, словно в тумане, наблюдала, как он привязывает лошадей и возвращается к ней под навес. Девушка никак не могла прийти в себя от пережитого. Она тяжело дышала, и лицо ее все еще горело лихорадочным румянцем. Дождь за пределами навеса стоял серой стеной. Казалось, будто они с маркизом оказались отрезанными от внешнего мира.

– Что... это за место? – спросила девушка.

– Китайская пагода, – коротко ответил он.

В слабом свете померкшего дня Евгения видела только силуэт маркиза и, как ни вглядывалась, не могла разглядеть выражение его лица.

– Я должна поблагодарить вас, маркиз, за столь своевременную помощь.

– Я поступил так, как на моем месте поступил бы любой, мисс Давдейл.

Его тон показался ей холодным, и Евгения почувствовала себя неловко. Несомненно, маркиз не простил ей обвинений, брошенных сгоряча, – в том, что по его вине «Парагон» находится в таком запущенном состоянии. Поразмыслив, Евгения устыдилась. С чего она взяла, что маркиз должен переживать о доме, где она провела детство, так же сильно, как и она?

– Милорд, я должна извиниться за свои слова... насчет «Парагона».

– Вы говорили то, что чувствовали.

– Но многие сочли бы мои слова неучтивыми и несправедливыми, милорд.

– Я так не думаю.

Тон маркиза изменился – и Евгения забеспокоилась. Она лихорадочно придумывала, как еще привлечь его внимание.

– А что это за фигуры на потолке, милорд?

Маркиз посмотрел наверх.

– Это иллюстрации к фрагментам древней китайской легенды.

– Что это за легенда?

– История любви. Мисс Давдейл, гроза прошла. Думаю, мы можем рискнуть ехать дальше.

Евгения молча поднялась и последовала за ним к своей лошади. Он помог ей взобраться в седло и, не говоря ни слова, тотчас отвернулся к своему коню.

Они молча ехали к дому. Дождь утих, но не прекратился. К тому моменту как Евгения соскочила с седла, она промокла до нитки и дрожала от холода.

Маркиз велел служанке проводить Евгению в комнату и помочь ей снять мокрое платье. Прежде чем девушка успела поклониться и выразить ему свою благодарность, он уже шел по коридору в сторону библиотеки. Как только Евгения надела теплый халат и обернула волосы полотенцем, она поспешила к матери.

При виде дочери миссис Давдейл в облегчении воздела руки вверх.

– Слава Богу! Я уж думала, что вы сгорели дотла от удара молнии!

– Я... Мы нашли где спрятаться.

Глаза миссис Давдейл заблестели.

– А! Ну и как ты находишь маркиза? Он тебе подходит?

Евгения сняла с головы полотенце и потрясла головой, прежде чем ответить.

– Он вел себя как истинный джентльмен, мама.

– Понятно. – Миссис Давдейл выглядела разочарованной. Затем лицо ее прояснилось. Она достала из-под подушки письмо.

– Послание от тети Клорис, дорогая, я получила его сегодня утром. Кажется, она соскучилась по нам.

Евгения села за туалетный столик и взяла щетку для волос.

– Что она пишет, мама?

– Во-первых, что ее портрет почти готов.

Щетка в руках Евгении замерла в воздухе.

– Значит, Грэгор скоро уедет? – спросила она, стараясь говорить непринужденно и безразлично, но голос ее дрогнул.

– Думаю, как только закончит работу, – ответила миссис Давдейл.

В дверь постучали. Миссис Давдейл ответила, и в комнату вошел маркиз в дорожном костюме. Он объяснил, что ему срочно нужно ехать в Лондон, прямо сегодня, и он зашел попрощаться.

Миссис Давдейл не без удовольствия отметила, как он поглядывает в сторону столика, за которым сидит ее дочь. Однако она не увидела со стороны Евгении ни малейшего проявления интереса. Девушка даже не повернулась поприветствовать маркиза, продолжая, как в трансе, вертеть в руках щетку.

– Евгения! – резко окликнула мать. – Маркиз пробыл здесь всего два дня и уже снова покидает нас ради лондонских развлечений. Что ты на это скажешь?

Евгения вздрогнула.

– Надеюсь, эти развлечения будут настолько захватывающими, насколько он... ожидает, – произнесла она, запинаясь.

– Ваша матушка шутит, мисс Давдейл, – спокойно произнес маркиз. – По правде говоря, у меня появилось... одно неотложное дело в Лондоне.

Евгения заметила, что мать бросает на нее красноречивые взгляды. Она и сама чувствовала, что нужно сказать что-то более учтивое, чем ее предыдущее замечание.

– Полагаю, в Бакбери-Эбби будут скучать по вам, —сказала она.

По лицу маркиза пробежала смутная тень. Но его ответ прозвучал почти шутливо.

– Ах, мисс Давдейл, это ваше «полагаю» тут же подсказывает, что вы не из тех сентиментальных людей, которые будут скучать по мне.

Евгения промолчала, озадаченная переменой, как ей показалось, его отношения к ней. Но миссис Давдейл с готовностью вмешалась:

– О милорд, мы обе будем скучать по вам, будьте уверены. Я просто не в состоянии выразить, насколько благодарна за ваше гостеприимство.

Маркиз поклонился.

– Вам по нраву жизнь в Бакбери?

– О да, милорд. Это все равно что вернуться домой! У нас есть все, чего только душа пожелает.

– Рад слышать. Если у вас есть какие-нибудь поручения в Лондоне, можете на меня рассчитывать. Может, следует навестить вашу тетушку?

Миссис Давдейл всплеснула руками.

– Это было бы просто замечательно! Ей скоро будет совершенно нечем заняться в этом большом пустом доме.

– Скоро? – маркиз поднял бровь.

– Она пишет, что портрет почти готов и Грэгор больше не будет развлекать ее на сеансах позирования. Боюсь, она успела привыкнуть к его обществу.

Маркиз задержал взгляд на Евгении, прежде чем ответить.

– Тогда почему бы не пригласить миссис Дьюитт сюда, в Бакбери? Я велю приготовить ей комнату.

– Вы очень добры, милорд! Я только что говорила, что начинаю скучать по тетушке, невзирая на всю ее эксцентричность.

Маркиз откланялся, и как только дверь за ним закрылась, миссис Давдейл стала упрекать Евгению за негодное, по ее мнению, поведение.

– Ты вела себя так, будто он тебя совершенно не интересует.

– А он и не интересует.

Миссис Давдейл снова подняла руки.

– Почему же ты такое неблагодарное создание? Неужели в тебе нет ни капли признательности?

– Во мне достаточно признательности. Но благодарность и интерес – не одно и то же. Я не влюблена и никогда не буду влюблена в маркиза. Надеюсь, что ты не станешь настаивать на обратном.

– Ты могла бы стать хозяйкой Бакбери! – сетовала миссис Давдейл. – Я в этом уверена!

– Я предпочитаю быть хозяйкой собственного сердца.

– Ты просто несносна! – воскликнула миссис Давдейл. – Уходи. Скройся с глаз моих, пока у меня не случился приступ.

Евгения послушно встала и пошла к двери.

– Слава Богу, скоро тетя Клорис составит мне компанию! – пробормотала ей вслед миссис Давдейл.

Спустя неделю пришло письмо от тети Клорис. Она сообщила, что приняла предложение маркиза посетить Бакбери-Эбби. А спустя еще неделю карета маркиза подъехала к парадному крыльцу особняка, доставив в имение старую миссис Дьюитт.

Мисс Давдейл не стала дожидаться, пока лакей откроет дверь, и поспешила сама ее открыть. Тетушка Клорис величественно вышла из кареты.

А за ней следом – Бриджит.

Евгения во все глаза смотрела на служанку. Бриджит, одетая в один из старых меховых плащей тети Клорис, огляделась вокруг с таким надменным видом, будто ее произвели не из служанок в камеристки, а в настоящие аристократки.

– Я больше не намерена спать в кухне или на чердаке, – объявила она.

Лакеи переглянулись. Но тетю Клорис, похоже, это скорее позабавило, а не возмутило.

– Вы представить себе не можете, как это повышение по службе сказалось на ее самомнении, – прошептала она миссис Давдейл и Евгении.

Евгения была заинтригована переменами в характере служанки и, стоя в дверях, наблюдала за тем, как Бриджит осматривает выделенную для нее комнату, примыкающую к апартаментам тети Клорис. Комнатка камеристки была небольшой, но уютной, с комодом и зарешеченным окном, из которого открывался вид на окрестности. Бриджит села, попрыгала на кровати и объявила, что матрац вполне хорош.

– Это конский волос. Меня это устроит. И перьевая подушка тоже. – Она сняла плащ и сбросила башмаки.

Евгения была потрясена, увидев на ногах служанки тонкие шелковые чулки. Евгения решила, что либо у Бриджит появился тайный поклонник, либо в шкафах и комодах тети Клорис скопилось беспредельное количество лишних вещей. Бриджит сама ей все пояснила.

– Это ваши чулки, мисс. Я взяла их себе.

– Ты взяла их?

– Ну вы же должны мне. Помните, когда я не рассказала вашей матери и тете, что вы одна ходили в Кенсинггонские сады? И вы согласились, что должны мне подарочек – за молчание.

Евгения медленно кивнула.

– Кажется, это было так давно!

– Не настолько давно, чтобы я забыла. Есть один человек, который хотел видеть меня в шелковых чулочках, – вот я и взяла их.

Евгения удивленно покачала головой, услышав о такой беззастенчивой наглости служанки. Бриджит, почувствовав, что тема исчерпана, стала явно томиться разговором и вздохнула.

– Здесь тихо, да, мисс? – заметила она. – Вам здесь правится?

– В Бакбери? Да, полагаю, что да. Но я скучаю по Лондону... по некоторым людям в Лондоне.

– Я тоже буду скучать. Я бы ни за что не поехала, если бы...

– Если бы что, Биджит?

Глаза Бриджит сузились.

– Если бы мне, как вы бы выразились, не было приказано.

– Тетей Клорис?

– Грэгор сказал, что хочет написать мой портрет, как только закончит работать с миссис Дьюитт.

– Правда?

– Да. Он сказал, что я особенная, во мне есть «нечто».

Евгения с завистью и интересом смотрела на Бриджит. Нельзя отрицать, в девушке была некая дикая, первозданная красота. Темные кудряшки обрамляли розовое лицо, пышная грудь с трудом помещалась в корсаже.

– Да, я вижу, что он имел в виду, Бриджит, – тихо призналась она.

– Правда? – Бриджит какое-то время смотрела на Евгению, прикусив нижнюю губу. Потом, казалось, она решилась, потому что вдруг села на кровать и наклонилась с заговорщицким видом.

– Он... Он часто говорил о вас, мисс. Говорил, что жалеет, что вы уехали. Он хотел, чтобы я... я...

– Что? – сердце Евгении бешено заколотилось. Но она заметила, что Бриджит не хочется продолжать.

– Он хотел, чтобы я передала вам вот это. – Бриджит вытащила из рукава листок бумаги и сунула его в руки Евгении.

– Ну вот, я сделала это, – мрачно пробормотала она себе под нос.

– Пожалуйста, мисс, уходите. Я хочу переодеться. Евгения, как во сне, вышла из комнаты камеристки.

Сердце ее пело от восторга. Бриджит, как ни далека она была от образа Купидона, принесла ей самый дорогой подарок в мире – послание от Грэгора, особенно ценный тем, что девушка даже не смела ждать ничего подобного.

Не успела тетя Клорис устроиться на новом месте, как вернулся маркиз. Он сразу же объявил о том, что собирается дать званый ужин для местной знати, намереваясь возобновить знакомство с соседями после столь долгого отсутствия в графстве.

Его гостьи тоже получили приглашение. Следующие пару дней маркиза не было видно. Утром он уезжал верхом и не возвращался до самого вечера. Потом он уединялся в своем кабинете с разными мрачными джентльменами, которые приходили в Бакбери с пачками бумаг, или обсуждал с поваром меню будущего ужина. Он лишь ненадолго заходил к миссис Давдейл и тете Клорис, вежливо здоровался с Евгенией, но при этом все свое внимание уделял старшим дамам. В итоге обе они, и мать и тетка, были совершенно очарованы им. Но Евгения этого не замечала – она была полностью погружена в свои мысли.

Однако это обстоятельство не ускользнуло от внимания Бриджит, которая неотлучно находилась при миссис Дьюитт и присутствовала во время визитов маркиза.

– Не понимаю, как вы не влюбитесь в него, мисс, – заметила она в разговоре с Евгенией.

– А ты сама влюбилась бы в него, Бриджит?

– Мне не подняться на такие высоты, мисс, – пожала плечами служанка. – Мне просто странно, что вы не попали под его очарование.

Евгения внимательно посмотрела на служанку. Бриджит была для нее загадкой. То она специально разжигала интерес Евгении к Грэгору, то совсем не хотела говорить о художнике. А теперь вот пытается обратить ее внимание на маркиза.

Наступил вечер званого ужина. На длинном столе красного дерева мерцали свечи, заливая все вокруг золотистым светом. На ужине присутствовало одиннадцать гостей, включая Евгению, тетю Клорис и миссис Давдейл.

Мать была вне себя от волнения – она сидела за одним столом с такими блистательными господами, как герцог Филлертон, сэр Хамфри и леди Петтс. Тетя Клорис, напротив, никакого благоговения перед этой компанией не испытывала. Но ее спартанский дух был жестоко уязвлен роскошью накрытого стола, просто стонущего под тяжестью серебра, фарфора и всяческих блюд, достойных самого короля. Ее явно раздражало, что миссис Давдейл определенно наслаждается этим великолепием. На Евгению, к удовольствию старой дамы, эта пышность, кажется, не произвела особого впечатления.

Тете Клорис было невдомек, что Евгению не поразила роскошь стола потому, что ее мысли были далеки

от происходящего в доме маркиза – с тем листком бумаги, который теперь находился всегда при ней. Она получила его три дня назад, и даже теперь он был спрятан у нее на груди. Написанные в нем слова, казалось, обжигали ей кожу.

Приветствую вас, прекрасный цветок! Вы часто снитесь мне. Вы рады? Когда я вас увижу, возьму вашу ручку, белую, как лунный свет, и покрою поцелуями ладонь. Думаю, это тоже вам понравится. Мое сердце страдает оттого, что вы уехали. Возвращайтесь поскорее к вашему верному Грэгору.

Евгения представила, будто слышит, как Грэгор шепчет ей эти слова на ухо. Она вспыхнула, когда эта мысль пришла ей на ум, и не смела поднять голову от тарелки, дрожа от страха, что кто-нибудь сможет угадать по ее лицу, что с ней происходит.

Хотя Евгения и сидела по правую руку от маркиза, она смутно осознавала его присутствие. Миссис Давдейл нахмурилась, когда заметила, что дочь ее выглядит совершенно отрешенной и равнодушной. Она с неудовольствием отметила, что слева от хозяина сидит красивая и богатая вдова. Леди Уоллинг, конечно, была не первой молодости, но вела себя очень уверенно и всячески проявляла благосклонность к маркизу.

После того как дамы, предоставив джентльменам возможность насладиться портвейном и сигарами, отправились в гостиную, миссис Давдейл улучила момент и снова упрекнула Евгению за ее поведение.

– Я не могу тебя понять. Неужели ты думаешь, что ты единственная особа в мире, которой нужно найти мужа?!

– Нет, мама, я так не считаю.

– Тогда почему ты позволяешь леди Уоллинг монополизировать нашего очаровательного хозяина?

Евгения вздохнула.

– А почему ты никак не примешь к сведению и не смиришься, что я не хочу искать расположения маркиза, мама? Почему?

– Как может мать смириться с тем, что ее дочь так опрометчиво отвергает свой, возможно, единственный шанс в жизни?!

– Но мама, я не люблю маркиза!

– Это не имеет значения, дорогая. Если только ты не влюблена в кого-то другого.

На лице матери появилось такое подозрительное выражение, что Евгения инстинктивно прижала руку к груди, будто боялась, что тайное послание, которое было там спрятано, вдруг заметят.

– Ну так что?

Евгении не хотелось обманывать мать, но она не собиралась выдавать себя и Грэгора и подвергаться нападкам.

– Откуда мне знать что-то о любви, мама?

Миссис Давдейл осталась довольна, и Евгения смогла отойти от нее.

Ужин удался на славу, но маркиз не спешил повторять его. Последующие несколько недель он был занят делами и предоставил своих гостей самим себе. Но это не испортило им удовольствия от жизни в огромном особняке.

Даже тетя Клорис начала поддаваться тем многочисленным соблазнам, которыми ее искушали в Бакбери-Эбби.

Тетушка оценила щедрость маркиза и вскоре присоединилась к миссис Давдейл, уговаривая Евгению ответить на его ухаживания. Основной стратегией пожилых дам было убедить упрямицу, что она многим обязана маркизу.

– Кто, по-твоему, оплатил платье, которое тебе шили для бала у Бескомбов? – спросила как-то тетя Клорис. – Бала, на который вы так и не попали, – добавила она.

– Вы, тетя Клорис, – с опаской ответила Евгения.

– Вот уж точно не я.

Евгения быстро повернулась к миссис Давдейл.

– Мама?

– И не я, дорогая, – покачала головой мать. – Я действительно продала свои драгоценности в Хаттон-гарден, но когда ты так решительно заявила, что никогда не простишь мне этого, я поняла, что их нужно вернуть. Поэтому я... написала маркизу и попросила его о помощи.

– Ты написала маркизу? – сдавленно повторила Евгения.

– Да, дорогая. Он выкупил мои драгоценности, а потом настоял на том, что сам оплатит наши наряды.

Евгения вспомнила тот случай на Грейвен-Хилл, когда она стала свидетельницей, как маркиз передал матери какой-то пакет. Все – услуги мадам Лефейн, веер, перчатки, ткань – все это было у нее благодаря вмешательству маркиза!

После такого открытия Евгения почувствовала себя несчастной. Она словно ощущала, как смыкаются вокруг нее щупальца богатства и власти.

Теперь компанию матери составляла тетя Клорис. Миссис Давдейл окрепла настолько, что могла ходить, опираясь на палку, и в погожие дни они с тетушкой сидели на открытой террасе и беседовали. Евгения была уверена, что они без устали плетут интриги, чтобы соединить ее с маркизом.

Из желания иметь наперсницу Евгения все чаще искала общества Бриджит. Она понимала, что непозволительно приближает к себе камеристку, но считала, что это цена, которую она должна платить за возможность хоть с кем-нибудь поговорить о Грэгоре.

Бриджит по-прежнему приводила Евгению в замешательство. Она то разжигала и подогревала интерес Евгении к художнику, то становилась угрюмой и категорически отказывалась говорить о нем.

– Зачем вам этот сумасшедший русский, мисс? – говорила она. – Маркиз – это настоящая находка!

Евгения хваталась руками за голову.

– Бриджит, пожалуйста! Ты говоришь, как мои мама и тетя!

Бриджит хмуро теребила манжету.

– Так, может, они правы? Я быне отказалась быть хозяйкой этого поместья.

В такие моменты Евгения чувствовала, что письмо на ее груди – эмблема единственного настоящего ее друга в целом мире. Оно, казалось, отзывалось на биение ее сердца и напоминало ей о существовании романтической страсти в противовес меркантильности и холодному расчету.

Евгения бережно хранила письмо Грэгора, но не осмеливалась ответить на него. Художник говорил о своей любви, но не о серьезных намерениях. В ее положении молодой незамужней девушки она могла только надеяться и ждать от него следующего шага. Однако никаких вестей о себе Грэгор больше не подавал. И тут в судьбе Евгении произошел очередной поворот.

После обильного ленча с мидиями тетушка Клорис почувствовала тошноту, и настроение у нее резко испортилось.

– Вот что бывает от роскоши, – ворчала она. – Она разрушает все внутренности.

– Но вы действительно перестарались с мидиями, – робко возразила миссис Давдейл.

– Вот именно, – фыркнула тетя Клорис. – Здесь весьма поощряется неумеренность! Я собираюсь вернуться домой – иначе я здесь умру. О, как мне плохо! Бриджит, помоги мне подняться. Я должна пойти и прилечь.

Около четырех часов появился маркиз. Он осведомился о здоровье тети Клорис, поскольку дворецкий сообщил ему о том, что пожилая леди заболела.

Миссис Давдейл трепетала от восторга из-за неожиданного посещения маркиза.

– О, как это мило с вашей стороны беспокоиться об этом. Она отдыхает. Я уверена, что к вечеру ей станет лучше. Вы непременно должны выпить с нами чаю – в последнее время мы так редко видим вас!

Маркиз отказался.

– Как я слышал, миссис Дьюитт подумывает вернуться домой? – заметил он.

Миссис Давдейл вдруг заволновалась. Она приняла замечание маркиза как скрытый намек на то, что всемего гостьям пора подумать о возвращении в Лондон.

– Я уверена, что она вовсе так не думает. Она так счастлива здесь! Впрочем, как и я! Честное слово... – Тут миссис Давдейл вынула большой носовой платок и прижала его к глазам. – Честное слово, я нигде не буду так счастлива, как в Бакбери. Мысль о том, что придется вернуться в холодный дом на Крейвен-Хилл, приводит меня в ужас – в совершеннейший ужас!

– Мама, пожалуйста, не говори так, – тихо попросила Евгения.

– Я не могу скрывать свои чувства, – всхлипнула миссис Давдейл. – Почему судьба так несправедлива ко мне?

Маркиз серьезно посмотрел на нее.

– Поверьте, миссис Давдейл, может быть, судьба вовсе не так несправедлива к вам, как вам кажется. А теперь прошу меня простить за столь короткий визит, но у меня есть дела.

Его ответ был настолько загадочным, что после того, как за хозяином закрылась дверь, миссис Давдейл и Евгения потрясенно уставились друг на друга.

На следующее утро, когда Евгения завтракала у себя в комнате, ей сообщили, что маркиз распорядился, чтобы в десять часов она была готова поехать вместе с ним на прогулку верхом. Ее задел безапелляционный тон приказа. Но в то же время она была заинтригована – маркиз никогда прежде не позволял себе подобного тона по отношению к ней. Однако она чувствовала, что отказаться будет неприлично.

Итак, в десять часов она предстала перед маркизом. К парадному крыльцу подвели двух лошадей. Лакей помог ей сесть в седло, и они отправились в путь. Маркиз, казалось, собрался не просто прокатиться. Он целенаправленно ехал впереди по парку, к реке. Когда он направил лошадь к деревянному мосту, Евгения вдруг почувствовала, как сердце ее сжалось. Неужели он снова направляется к руинам «Парагона»? Это так жестоко с его стороны!

– Милорд! – позвала она, но ее слова, как невесомые семена, отнесло в сторону сильным ветром.

Однако в глубине леса ветер потерял свою силу. Только верхушки деревьев гнулись и раскачивались под его порывами.

– Милорд, я хотела бы вернуться, – попросила Евгения, но маркиз не отреагировал на ее слова.

Перед выездом на поляну маркиз остановил лошадь, и Евгения позади него сделала то же самое.

То, что она увидела перед собой, заставило ее вскрикнуть от неожиданности. Она все поняла в одно мгновение.

Перед ней предстал «Парагон», но это уже были не руины. Крышу перекрыли заново, стены восстановили. В окнах сверкали стекла, ставни и входные двери были выкрашены в васильковый цвет. Дом будто родился заново, и все это было сделано стараниями маркиза!

Евгению переполняли противоречивые чувства. Она разрыдалась.