Текст книги "Вслед за тобой"

Автор книги: Барбара Картленд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

15

Синтия укладывала чемодан, когда в спальню вошла Грейс.

– Извините, мисс, вы хотели… – Она смолкла на полуслове. – Неужто вы уезжать собрались?

Синтия взглянула на нее. Та заметила бледность своей молодой хозяйки, тени под глазами.

– Да, Грейс. Поеду в Лондон.

– Беда, мисс, такая беда! Я все время этого боялась!

Синтия подняла голову и отбросила волосы со лба.

– Чего боялись, Грейс?

– Мистера Питера, мисс! Он вас тогда обидел, сейчас обидел снова. Я чуть было не в слезы, как он утром к нам на порог пожаловал, так хотелось сказать, чтобы убирался подобру-поздорову, да дверь захлопнуть.

– Не думайте, что я уезжаю из-за мистера Питера, – проговорила Синтия, но тут же поняла: глупо лгать старой служанке. – Мне нужно уехать, – сказала она, помедлив. – Необходимо!

– Понятно, мисс.

– Загубила я свою жизнь, сами видите! – порывисто воскликнула Синтия.

– Ну, уж это вы себя зря вините, – отвечала Грейс. – По-моему, мисс, это другие вам жизнь загубили. Больно уж вы добрая, и девочкой такая была. Всех вокруг любила, ко всем с добром. И не ваша вина, мисс, некому было вас пригреть, дом-то большой, матушка все болела, отец усадьбой занят, не до вас. Мы вас жалели, Роза и я. Придете бывало, к бабушке, маленькая такая, послушная да ласковая. Мы еще думали: какая вы станете взрослая?.. А когда полковник привез в дом мистера Питера, вместе вас растить, тут мы напугались, мисс, как бы чего дурного не вышло.

– Правда, Грейс?

Услышанное вызвало у Синтии невольное любопытство.

– Истинная правда, напугались, мисс! Сразу подметили – не стоит вас мистер Питер. Верно, он умел в душу влезть, коли ему была какая выгода. Уж такой славный-преславный, да ведь это только с виду. Подольстится к кому надо, глазом моргнуть не успеешь, а не нужно, так, глядишь, пройдет мимо, доброго слова не скажет. Вы не такая, мисс Синтия! Вы-то всех любили, добрая всегда, приветливая, всем рада. Да и мы в вас души не чаяли. А мистер Питер сегодня с тобой хорош, завтра – плох, не знаешь, как угодить.

– Я любила его, Грейс.

Синтия произнесла эти слова без всякого смущения. К чему притворство? С Грейс и Розой можно говорить откровенно, они всегда были, как родные.

– Да, уж точно любили, – неохотно признала Грейс, словно это само по себе было ей не по нутру. – Откуда вам было знать, кого любить, а кого нет? Молодых людей вокруг раз-два и обчелся, да и приглянись вы кому, мистер Питер всегда тут вертится со своими любезностями, к вам и не подойдешь. Вот мистер Марриотт, к примеру, он всей душой к вам, ихняя экономка сказывала. Да только и в те поры, совсем еще молоденький, сухарь-сухарем был. Не для вас – такой славной красавицы.

Синтия улыбнулась.

– Вот ведь не знала, что вызываю к себе такой интерес.

– Ах, мисс, уж не обессудьте, просто мы о вас пеклись. Всегда в вас души не чаяли, а помочь – чем могли? Знали ведь, добра не жди.

– Это вы о моей помолвке? – поинтересовалась Синтия.

Грейс кивнула.

– Сказать по совести, никогда не нравился нам мистер Питер. И слухи о нем всякие ходили. С девчонкой одной из Грин-Энд сколько сраму было – жаль, до батюшки вашего так и не дошло, может, и горя бы не случилось.

– Девчонка в Грин-Энд, – медленно повторила Синтия. – Ах, Грейс! Какая я была дурочка! Сочинила себе прекрасный образ, и вообразила, что Питер именно такой.

– Да ведь со многими так, мисс. Бог весть чего хотим. А люди – они люди и есть, чего от них особого ждать.

– А я слишком многого ждала, – прошептала Синтия, – оттого и страдала… и сейчас так больно, что Питер обманул… мои ожидания.

– С позволения сказать, мисс, по мне мистер Питер слез не стоит, что вы о нем пролили, – заметила Грейс. – Он уже раз сердце вам разбил, нельзя, чтобы и снова такое получилось, мисс Синтия.

– Больше он сердце мне не разобьет, Грейс! Мне лишь грустно. Я думала… верила… Что думала? Во что верила? Не знаю! Знаю лишь, одно: сейчас мне необходимо убежать, спрятаться. Не хочу даже вспоминать о прошлом.

– Понимаю, мисс… – Старая Грейс кивнула. – Да ведь плакать над битыми горшками какой толк? А уж коли с трещиной горшок с самого начала…

Синтия засмеялась, потом всхлипнула:

– Ах, Грейс, какая вы милая, я отлично понимаю, о чем вы.

Грейс к удивлению Синтии весьма явственно и сердито фыркнула.

– Моя бы воля, мисс, я бы все мистеру Питеру высказала, что о нем думаю! И мистеру Шелфорду заодно! Нечего было мистера Питера сюда звать. А тот снова заявился, набрался духа!

– Скорее всего виновата я сама – не следовало возвращаться, – сказала Синтия. – Нужно было жить где-нибудь еще.

Грейс ничего не ответила. Она опустилась на колени у раскрытого чемодана и стала тщательно и аккуратно укладывать приготовленные Синтией вещи.

Синтия наблюдала с полным безразличием. Ей даже уезжать расхотелось. Она чувствовала себя измученной и опустошенной. Грейс сказала про нее маленькую «ко всем с лаской». Да, – подумала она, – так и было. Ребенком она обожала мать и отца, любила их безмерно, но что могла ей дать в ответ тяжело больная мать, суровый, замкнутый отец? Она обожала и своих зверушек – горько плакала, когда ее ненаглядный спаниель умер от старости. А в Питере она любила любовь, а не мужчину. Но как трудно это понять, увериться в этом!

Грейс между тем собрала чемодан.

– Больше вам ничего не понадобится, мисс Синтия? Вы ведь только на одну ночь?

Вопрос звучал мольбой.

– Может быть, чуть дольше, Грейс, – сказала Синтия, отводя глаза.

Грейс поднялась с пола.

– Ну-ка, мисс, слушайте меня! У вас сил не хватит разъезжать одной. Вам стало получше – сразу видно, да только в себя вы еще не пришли. Да такое волнение целые сутки! Вы и ночь-то не спали, знаю. Слышала, вы все по дому ходите. А в шесть утра уже шторы подняли.

– Простите, что разбудила, Грейс. Я старалась потише.

– Вы меня не разбудили, мисс. Когда ревматизм мучает, я плохо сплю. И еще о вас беспокоилась. Вчера вечером старик Эбби после работы зашел и сказал, мол, сам видел, мистер Питер в «Березы» пожаловал. Я сперва не поверила, ну, думаю, выпил старик лишку, или что. А он говорит: видел, он из автомобиля вылезал со своей американской женой-модницей.

Синтия улыбнулась.

– Новости в здешних краях быстро распространяются, Грейс.

– Коли плохие, очень быстро! – подтвердила загадочно Грейс. – Я еще подумала, каково вам будет узнать про это… Но чтоб вы отсюда сбежать надумали, никак не ждала.

– Да, сбегаю, именно! Вы меня осуждаете?

– Что вы ни сделай, мисс, не стану осуждать. Слишком уж вам тяжко пришлось. Только здесь ваш дом, здесь вам и жить. А мистер Питер – гость.

– Я должна уехать, Грейс, – тихо сказала Синтия.

Она достала из шкафа шляпу.

– Позвоните, пожалуйста, закажите мне такси. Может, я еще успею на поезд в час девятнадцать.

– Сейчас закажу, мисс, а Роза вам мигом что-нибудь приготовит, надо поесть на дорогу.

– Не надо, я ничего не хочу, – запротестовала было Синтия, но Грейс уже была за дверьми.

Синтия со вздохом обернулась к туалетному столу. Она понемногу успокаивалась – все не так плохо, не так мрачно, как казалось полчаса назад. Грейс с нею, Грейс и Роза, и вилла, которая постепенно становится ей родным домом. Но сейчас надо уезжать, нельзя оставаться, пока Питер в «Березах».

Поезд в час девятнадцать был полупустой. По дороге Синтия пыталась разобраться в своих чувствах, внести ясность в путаницу мыслей, но снова и снова возвращалась к одному и тому же – к стремлению бежать, скрыться, не видеть больше Питера, забыть его навсегда.

Наконец, поезд прибыл на Паддингтонский вокзал, и на перроне среди спешащих пассажиров, торопливых носильщиков, у нее возникло чувство потерянности, ей казалось, будто все бесцельно, бессмысленно, потому что именно здесь конец пути. Она заставила себя пройти через перрон на площадь, взяла такси и назвала водителю адрес тихого семейного отеля, где всегда останавливался отец. В отеле не было номеров, но портье, проработавший там почти полвека, вспомнил фамилию ее отца и по старому знакомству предложил ей крошечную каморку, закуток на шестом этаже.

– Конечно, комнатка маленькая, мисс Морроу, – печально заключил он. – Мы там обычно селим горничных, но Лондон буквально забит приезжими, и люди согласны на что угодно, было бы где голову преклонить.

– Я с удовольствием возьму эту комнату, – сказала Синтия, – большое спасибо!..

Портье горестно потряс седой головой и подозвал нахального, очень современного мальчишку-коридорного, чтобы тот проводил Синтию.

Безликая, унылая обстановка совсем ее не огорчила, ей сейчас было по душе все неприметное, неброское, лишь бы не напомнило о других местах, другом времени, других людях.

Синтия подошла к тумбочке у кровати, сняла телефонную трубку, назвала номер и через минуту ей ответили:

– Больница Святой Агнесы.

– Могу я поговорить со старшей сестрой?

– Посмотрю, есть ли такая возможность. Ваше имя?

– Синтия Морроу – сестра Морроу.

– Хорошо, не кладите трубку.

Ждать пришлось долго. Наконец, в трубке сказали:

– Соединяю вас со старшей сестрой.

В трубке щелкнуло, и Синтия услышала знакомый голос:

– Сестра Морроу?

– Да. Вы меня помните?

– Конечно, помню.

– Я хотела бы увидеться с вами. Вы не смогли бы принять меня прямо сейчас, я поблизости.

В трубке помолчали.

– Я могу принять вас через три четверти часа, сестра. Ровно через сорок пять минут.

– Благодарю вас! Большое спасибо.

Синтия положила трубку. Она причесалась, попудрилась, слегка накрасила губы, подумала немного, стерла помаду. Вымыла руки, поискала в чемодане свежую пару перчаток, не нашла, спустилась вниз и попросила швейцара остановить для нее такси.

В больнице она была на двадцать минут раньше условленного времени. Зная, насколько бесплодными будут попытки увидеть старшую сестру сразу же, Синтия стала прогуливаться вокруг высокого унылого здания из серого камня.

Из главного входа вышли две сестры. Дежурство закончилось, по крайней мере, на несколько часов тяжелая, изнурительная работа позади. Синтия изведала на своем опыте всепоглощающие заботы этой жизни, но ей также известно, какое удовлетворение приносит скромным труженицам их работа, несмотря на весьма ограниченную сферу деятельности. Мизерное жалованье, скверное жилье, строгий распорядок дня, бесконечные дежурства – однако, у этого ремесла есть неоспоримые достоинства. Каждая сестра связана тесными узами товарищества с остальными. Она – не одинокая душа, затерявшаяся в переменчивой суете житейского моря, а часть единого целого с теми, кто, подобно ей, готов отдать себя служению людям, подчинить личные интересы общему благу.

Синтия посмотрела на часы. Да, теперь пора. Наконец-то!

Старый привратник в поношенной форме невыносимо долго записывал в блокнот ее фамилию и отмечал время, которое было назначено, после чего сообщил:

– Старшая сестра ждет вас, мисс. Я провожу.

– Не беспокойтесь, – ответила Синтия. – Я знаю, где ее кабинет.

Подойдя к святилищу старшей сестры, она остановилась перед тяжелой дверью. Ею снова овладела знакомая радость предстоящей беседы, и почтительность, которые она всегда испытывала у этой двери.

– Войдите.

Синтия вошла. Старшая сестра писала за столом. Солнечный свет ореолом сиял над белым чепцом, венчавшим пышные седые волосы. Старая дама встала и протянула Синтии руку.

– Рада встрече. Мы слышали высокие отзывы о вашей работе в Индии. Вы, кажется, получили награду?

– Да.

– Поздравляю. Честь и для вас, и для больницы.

– Я всему научилась здесь.

Старшая сестра улыбнулась, благосклонно принимая комплимент.

– Чем могу служить теперь?

– Прошу вас, не могли бы вы взять меня снова на работу?

– Насколько мне известно, вы уехали из Индии по причине серьезного нездоровья.

– Да, это так, – ответила Синтия, – но сейчас мне лучше, много лучше.

– Вы окончательно выздоровели? Сейчас это главное.

– По-моему, да. Я чувствую себя хорошо.

– А что говорит ваш врач?

– Я не была у врача два месяца.

– По мне, вид у вас не очень хороший.

– Но у меня прекрасное самочувствие, – настаивала Синтия. – Вероятно, я выгляжу несколько усталой, – поздно вчера легла и только что с поезда, наверно, поэтому.

– Почему вы хотите вернуться на работу?

– Я… – Синтия замялась. – Мне хочется снова заняться делом.

– Вы по-прежнему хотите убежать от своих невзгод, сестра Морроу?

– Что вы имеете в виду? – спросила она и добавила смущенно: – Как вы узнали?

– Считаю своим долгом как можно больше знать о персонале. Когда вы у нас здесь работали, я видела, вы недавно пережили тяжелую личную драму. Думаю, мы вам помогли. Рекомендуя вас в Индию, я надеялась – время, исцеляющее все на свете, излечит и вас. Я полагала также, перемена обстановки сыграет свою роль. Вижу теперь, что была чересчур оптимистична в своих прогнозах.

– Я не представляла себе, что вы могли догадываться о моих бедах.

– Вам не вполне удается скрывать свои чувства, – заметила старшая сестра. – Вижу, вам и сейчас несладко.

– Да, но по-другому. Пожалуйста, не обращайте внимания, это временное явление. Разрешите вернуться. Мне необходима работа, дело, это всего важнее на свете!

– Значит, вы думаете, коль скоро мы не смогли помочь вам тогда, мы поможем вам на этот раз?

– Дело не в этом, – отвечала Синтия. – Я не жду спасения от бед. Мне просто необходимо дело, где я смогу приносить пользу.

– Вы думаете, убегая от трудностей, вы их таким образом решите? За свой долгий век я навидалась разных людей, разных судеб, и поняла: лишь одно прекрасное качество, одна добродетель поистине ценна.

– И что же это?

– Мужество. Умение выносить худшее и лучшее в жизни, вступать в борьбу и продолжать ее, когда все остальные сдались. Мужество, чтобы бесстрашно смотреть в лицо самому себе и в глаза правде. Мой совет вам – нужно вернуться, мужественно и с верой в себя превозмочь все трудности. Вы недостаточно окрепли для работы здесь, в больнице. Если у вас будет желание присоединиться к нам через три месяца, я вернусь к этому вопросу. Но сейчас я глубоко убеждена: сначала вы должны уладить свои дела. А теперь до свидания, сестра Морроу, рада была повидаться с вами. Надеюсь увидеть вас снова через три месяца.

16

В отель Синтия решила вернуться пешком. Спешить некуда, – думала она грустно. Никто ее не ждет, торопиться в безликую, безрадостную комнатушку незачем – чем позднее она там будет, тем лучше. Синтия уже было свернула с шумной и людной улицы, по которой шла, на тихую боковую улочку, но возле углового дома ей пришлось остановиться и переждать. Оттуда толпою выходили женщины с малышами, слышался громкий говор.

– Не волнуйтесь, милая, если с ребенком что не так, вам сразу скажут.

– Если бы я не оставляла Джонни здесь на день, не знаю, что бы и делала. Я утром ей говорю: «Всю ночь глаз не сомкнула, слава Богу, что вы меня избавляете от него на несколько часов, хоть это и родное мое дитя».

Ясли, – подумала Синтия и, подняв глаза, увидела над входом табличку, оповещавшую об этом.

В неосознанном порыве она вошла в открытые двери. По коридору навстречу ей спешили женщины с детьми. Синтия остановила одну из них.

– Не скажите ли, где я могу увидеть заведующую?

– Вы имеете в виду миссис Гривз? – спросила женщина. – Вон в той комнате.

Она указала в конец коридора, и вот Синтия в большом светлом зале, заставленном манежиками, креслицами, заваленном бесчисленными игрушками. К Синтии, приветливо улыбаясь, подошла немолодая дама.

– Чем могу вам помочь?

– Я хотела задать вам этот же вопрос! – ответила Синтия. – Я проходила мимо и подумала, не нуждаетесь ли вы в помощниках.

Миссис Гривз чрезвычайно обрадовалась.

– Всегда нуждаемся, – сказала она. – У нас слишком много малышей и едва хватает воспитательниц, но должна вас предупредить, работа на добровольной основе, эти ясли будут действовать, пока Лондонский совет не даст нам статус детского учреждения, официально принадлежащего городу…

– Мне не нужна оплата, – перебила Синтия. – Мне просто интересно поработать здесь.

Миссис Гривз посмотрела на нее с легким недоверием и сомнением.

– Вы раньше занимались чем-либо подобным? – спросила она.

– Никогда не ухаживала за детьми, – призналась Синтия, – но я квалифицированная медсестра.

Миссис Гривз издала радостное восклицание.

– Надо же, такое везенье, даже не верится! Когда вы можете приступить?

– Завтра, если хотите, – ответила Синтия. – Чем скорее, тем лучше. Если нужна рекомендация, то мне ее даст старшая сестра больницы Святой Агнесы.

– Ну и чудесно! – миссис Гривз была в восторге.

Она обернулась и позвала хорошенькую светловолосую девушку, которая протирала манежики:

– Дорис!

Девушка подошла.

– Это моя дочь, – сказала миссис Гривз. – Извините, я не спросила вашего имени.

– Синтия Морроу.

Синтия протянула руку.

– Мисс Морроу будет нам помогать, – сказала миссис Гривз. – Она поистине дар неба, ведь нам отчаянно не хватает людей.

– Ну, видишь! – улыбнулась Дорис. – Говорила я тебе, не волнуйся, мама. Господь нас не оставит.

– Я с утра не знала, что и делать, – продолжала миссис Гривз. – Никто не явился на работу. Дорис тогда умолила подружку придти пособить нам, а я заставила одну почти незнакомую мне женщину побыть у нас сегодня, кое-как справились, но пришлось нелегко, правда, Дорис?

– Ужас! – вздохнула ее дочь. – Вы не представляете себе, за что беретесь! – добавила она со всей откровенностью, обращаясь к Синтии.

– А ты не отговаривай! – приструнила Дорис миссис Гривз. – Порой вообще не думаешь обо всех этих трудностях. Матери, бедняжки, так нам благодарны! Нельзя же их подвести.

– Я слышала, как они это обсуждали, – заметила Синтия. – Насколько, должно быть, важно для них знать, пока они на работе, что дети их ухожены и усмотрены.

– Усмотрены, это точно, – улыбаясь, сказала Дорис. – Но не все ухожены, не получается. А с некоторыми вообще сладу нет. Если Билли Харлоу завтра здесь появится, я его утоплю. Я такого избалованного мальчишки в жизни не видела!

– Ладно, ладно, не пугай! Мисс Морроу все это сама видит. Разрешите, я запишу вашу фамилию и адрес.

– Пожалуйста.

– И вы намерены работать полный день?

– Да, полный. Но я должна поставить вас в известность, что как только представится возможность, перейду на работу в больницу.

– Конечно, я понимаю! Но мы в таком отчаянном положении не больше, чем на две недели. Потом станет легче.

– Начинаем мы в восемь, – продолжала миссис Гривз. – В это время всем являться не надо, мы приходим по очереди, но если бы вы смогли завтра к восьми, я была бы чрезвычайно вам признательна. Дорис будет здесь.

– Хорошо, точно в восемь, – пообещала Синтия. – Постараюсь вас не подвести.

В отеле за конторкой дежурил все тот же старый портье.

– Не могли бы вы мне помочь, мистер Тейлор?

– С удовольствием, если это в моих силах, мисс Морроу, – ответил он.

– Я нашла работу, – сказала ему Синтия, – но на добровольных началах, платить мне не будут. Жить здесь мне не по средствам. Не посоветуете ли, где можно устроиться? Желательно с завтраком и ужином, обедать я не буду.

Мистер Тейлор поскреб лысоватый седой затылок.

– Задали вы мне задачу, мисс Морроу. Дайте подумать. – Мистер Тейлор полистал маленькую записную книжку. – Вот подходящее место, – сказал он. – Весьма респектабельное, не так дешево, как хотелось бы, но цены вообще сейчас подскочили.

– Это пансион? – поинтересовалась Синтия.

– И да, и нет, если вы понимаете, что я хочу сказать. Миссис Ноулз, почтенная дама, жильцов предпочитает называть гостями, которые платят за пансион. У нее вам будет хорошо, мисс Морроу, если есть свободная комната.

– Можно, я позвоню? – спросила Синтия.

– А что, если я это сделаю за вас? – предложил мистер Тейлор. – Я дам вам самую отличную рекомендацию, – добавил он шутливо.

– Было бы очень мило с вашей стороны…

Мистер Тейлор прошел в застекленную телефонную кабину. После недолгого разговора он вышел, сияя.

– Вы уговорили хозяйку! – заключила Синтия, прежде чем он успел вымолвить слово.

– Уговорил, мисс Морроу. Уверен, вам там будет удобно.

– Благодарю вас от всей души, мистер Тейлор, – сказала Синтия. – Можно переехать завтра вечером?

– Миссис Ноулз будет ждать вас завтра, когда вам удобно.

Синтия, поселившись в пансионе на следующий вечер после утомительного дня в яслях, пришла к выводу, что ее новое жилье такое, какого она приблизительно и ожидала.

Крохотная каморка, скромно и без фантазии обставленная дешевой мебелью, находилась на верхнем этаже. Из окна открывался вид на крыши, а утреннее солнце весело заглядывало через криво повешенные ситцевые занавески.

Дом был уродливый и построен в те времена, когда массивный внушительный фасад считался важнее удобств и комфорта. В холле всегда пахло кухней, в комнатах тянуло запахом сточных труб, но готовили хорошо, и миссис Ноулз гордилась тем, что ее гости для нее как члены семьи.

Миссис Ноулз умела создавать вокруг себя особую атмосферу, где все зиждется на благовоспитанности и добропорядочности, где ни под каким видом не потерпят тех, кто не соблюдает принципов достойного поведения и высокой морали. Синтия вскорости почувствовала, что вызывает одобрение у старой дамы – это ее позабавило и весьма ей польстило.

За несколько дней работы в яслях и пребывания под кровом у миссис Ноулз, Синтия стала привыкать к новому повседневному укладу, а месяцы на вилле «Дауэр Хаус» были теперь словно сон, прекрасный сон – радость помнилась, отчаяние и тяжкие думы куда-то отошли. Она много работала, уставала.

В первый же вечер в Лондоне она написала Грейс, что вернется не раньше, чем через несколько недель. Она просила выслать ей кое-что из одежды и строго-настрого запретила кому бы то ни было давать ее адрес. Она знала – Грейс будет особенно строго соблюдать запрет по отношению к Питеру и Роберту.

Грейс ответила незамедлительно, и в коротком, уважительном письме читалось сочувствие и преданность. Как привязана к ней Грейс! И вилла в «Березах» – как повезло! Мир вокруг, словно бурное, разъяренное море, грозящее гибелью, а ее вилла – надежное убежище.

И я обязана этим Роберту Шелфорду! Может быть, и так, но она постарается не думать о Роберте. И тем более о Питере.

Ее вполне удовлетворяла работа у миссис Гривз, хотя оказалась много труднее, чем Синтия предполагала, иногда она уставала до изнеможения. Конечно, Синтия всегда любила детей, но одно дело любить их вообще, отвлеченно, и совсем другое – с утра до ночи, день за днем ухаживать за малышами. Среди них были очаровательные, прелестные существа, но некоторые – как чистосердечно призналась Дорис Гривз – просто «маленькие чудовища». Попадались среди них маленькие злюки и завистники, но ничто не могло затмить вечного чуда, детской прелести, сочетавшей в себе невинность и доверие ко взрослым. И в каждом ребенке проявлялись особые черты, свой собственный характер. И если женщина жаловалась: «Я не могу ничего поделать с Джин, поверьте. У нее характер сильнее моего. Как с ней не бейся, она все равно стоит на своем», Синтия не сомневалась, что так оно и есть.

Через некоторое время Синтия с радостью и гордостью отмечала среди остальных не по возрасту развитых и самостоятельных. Она часто думала, что именно таким будет дано построить мир более совершенный, чем удалось ее поколению, и пыталась вообразить, как они вырастут, вступят в жизнь, упорно добиваясь цели, а потом их дети и внуки последуют их заветам.

– Я часто размышляю о жизни вообще, наших детях, их будущем… о рождении новой жизни и что все это значит с разных точек зрения, – поделилась однажды Синтия с миссис Гривз.

– Очень хорошо все понимаю, – ласково улыбнулась та. – Сама когда-то много об этом думала… В особенности о том, какая от меня польза себе и другим. Ах, дорогая, сколько я упустила времени, задавая себе подобные вопросы, подвергая сомнению смысл своего существования – ведь надо было попросту выполнять свой долг, и все.

– Это, по-вашему, самое главное?

– Конечно! – уверенно воскликнула миссис Гривз.

– Увы, я не всегда знаю, по отношению к кому мне следует выполнять свой долг, – отозвалась Синтия.

– Ну, вы его выполнили по отношению ко мне, когда появились у нас, мой ангел! Не знаю, что бы я без вас делала!

– Я работаю с удовольствием, трудно, конечно, но с удовольствием, – призналась Синтия и добавила, – вы меня не выгоните?

– Что вы! – горячо сказала миссис Гривз. – Оставайтесь, если можете, вы так нужны нам. И детям – они все вас любят.

Синтия поглядела на кроху, примостившегося у нее на коленях. Он устроился поудобнее и сладко заснул.

– Прелесть, правда? – улыбнулась Синтия.

– А может быть, для вас именно в этом ответ на все вопросы? – тихо сказала миссис Гривз. – Ребенок, свой собственный, существо, которое верит вам, во всем зависит от вас, а наступит час, будет вам заменой.

Синтия отрицательно покачала головой, и от собеседницы не укрылось минутное выражение горькой печали на ее лице.

Дверь в эту минуту открылась, и Дорис позвала:

– Мама! Тебя хотят видеть!

Миссис Гривз встала, Синтия обернулась, и сердце чуть не выпрыгнуло у нее из груди, когда она увидела, кто стоит позади Дорис.

Роберт! Роберт – в этой непривычной обстановке было особенно заметно, какой он рослый, как хорош собой.

Он говорил о чем-то с миссис Гривз, потом оба повернулись к ней, а она сидела безмолвно, прижав к груди спящего ребенка, еле переводя дыхание.

Роберт подошел, и Синтии показалось, что все исчезло, и они остались вдвоем, и никого больше, кроме спящего малыша у нее на руках.

– Что вы хотите? – произнесла она с трудом и вдруг увидела, что на лице у него странное, незнакомое ей выражение.

– Вы должны помочь мне, Синтия, – ответил он. – Только вы в состоянии мне помочь. Микаэла сбежала с Хью Мартеном.

Говорил он спокойно, но Синтия поняла, почему он выглядит так необычно. В его глазах было глубокое страдание.