Текст книги "Голубой вереск"
Автор книги: Барбара Картленд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)
– Очень любезно с вашей стороны, – сказал Иэн сестрам Росс. – Будьте добры, приготовьте спальни для моей матери и для мисс Трент.
– И не только, – вмешалась Беатрис. – Мисс Уотсон и мисс Мюррей должны вот-вот подъехать. Им тоже нужны комнаты, а также для прочих моих людей, которые прибудут завтра днем.
– Скоро подъедут две секретарши моей матери, – объяснил Иэн миссис Маккэй.
– На втором этаже можно использовать не более четырех комнат, – сказала старушка. – Мистер Маккрэгган приказал убрать мебель из спален в задней части дома. Он говорил, что у него норовят погостить слишком много народу. «Если в комнатах нет кроватей, миссис Маккэй, – часто говорил он мне, – никто не захочет там спать».
Мнение Беатрис по поводу эксцентричности деда Дункана можно было прочесть на ее лице столь же явственно, как если бы она выразила его словами.
– Если есть четыре комнаты на втором этаже, значит, должно быть столько же и на третьем, – решила Беатрис. – В них есть мебель?
Миссис Маккэй взглянула на Иэна, и тот, собравшись с духом, произнес:
– Тут небольшое затруднение, мама. Видишь ли, прибыв сюда сегодня днем, я обнаружил, что когда здесь никого не было, в замок вселились люди!
– Вселились в замок! – почти механически повторила Беатрис.
– Да, они называют себя сквоттерами, – сказал Иэн.
– Никогда не слышала ни о чем подобном! Прикажи им немедленно убраться отсюда! Нам нужны, просто необходимы эти комнаты. И что вообще это значит – «сквоттеры»?
– Это долгая история, – сказал Иэн. – И по крайней мере какое-то время им придется остаться здесь.
– Но я запрещаю. Это же абсурд, – возмутилась Беатрис. – Нам нужны комнаты, а ты говоришь мне, что какие-то посторонние люди заняли их без разрешения. Это… это же противозаконно!
– Мы ничего не убирали из комнат прислуги на верхнем этаже, – вмешалась в разговор миссис Маккэй. – Там хватит места для целой армии. Во многих постелях уже давно не спали, но пока эти дамы не прибудут, мы можем прогреть матрасы у камина.
– С какой стати мои секретари должны спать в комнатах для прислуги, если третий этаж занят какими-то сквоттерами? – возмутилась Беатрис. – Кстати, кто они, как их зовут?
Этот вопрос был адресован миссис Маккэй.
– Это мисс Мойда Макдональд, мадам, и двое маленьких ребятишек, ее племянник и племянница, Хэмиш и Кэти Хольм.
И тут, ко всеобщему удивлению, Беатрис пронзительно взвизгнула.
– Мойда Макдональд! Хольм! – восклицала она. – Это же их имена, имена претендентов! Они не имеют права находиться здесь, прогони их отсюда, немедленно прогони!
– Мама, о чем ты говоришь? – в недоумении спросил Иэн.
– Они и есть эти претенденты. Это они подали прошение. Вот оно, это имя, – Хэмиш Хольм, а прошение подала Мойда Макдональд от его имени.
Глава 4
Иэн постучал в одну из дверей на третьем этаже. Какое-то мгновение никто не отвечал. Затем тоненький голосок произнес:
– Войдите.
Войдя в комнату, Иэн увидел Кэти. Девочка сидела за столом возле окна, перед ней стоял кувшин молока и тарелка с хлебом.
Иэн хорошо помнил эту комнату. Именно ее, к его негодованию, выделили ему, когда он в последний раз останавливался в замке. Три больших окна выходили на юг; из них открывался вид на озеро и горы, на вершинах которых снег не таял даже в самое жаркое лето.
В детской ничего не изменилось, и хотя ее обитатели становились старыми и седыми, комната переходила к их детям и внукам. Там была покрытая картинками и рождественскими открытками ширма, которая защищала от сквозняка многих нянь и их подопечных, когда они сидели на высоких детских стульчиках перед зарешеченным очагом.
Иэн узнал старую лошадку-качалку, у которой не было хвоста и одного глаза, но она по-прежнему оставалась блестящей, серой в яблоках, с насупленными красными ноздрями. В одном углу стоял старый Ноев ковчег; у большинства животных облупилась краска, а многие за годы лишились конечностей.
Ковер был вытоптанным, кресла убогими, а рисунок на обоях давно вылинял, превратившись в размытые пятна. Но атмосфера покоя и счастья осталась прежней, и на мгновение Иэн подумал, как хорошо вписывался в эту обстановку ребенок, сидящий за массивным квадратным столом, и перед ним, вероятно, находились те же ложка, чашка и блюдце, из которых он в раннем детстве ел хлеб с медом.
– Тетя Мойда купает Хэмиша, – сообщила Кэти. – А я уже помылась.
Иэн заметил, что девочка уже готова ко сну: на ней была ночная рубашка из красивой материи в цветочек и синий фланелевый халат, из которого она давно выросла.
– Как ты думаешь, они скоро придут? – спросил Иэн, усаживаясь за стол напротив Кэти.
– У Хэмиша сегодня очень грязные коленки, – ответила девочка. – Их придется долго отмывать.
– Как же он умудрился их так испачкать? – поинтересовался Иэн. Ему хотелось поддержать разговор.
– Он лазил в башню, чтобы поискать там лук и стрелы, – объяснила девочка. – Тетя Мойда не разрешает ему иметь ружье, поэтому он решил, что, может быть, найдет там лук и стрелу.
– Вполне возможно, – сказал Иэн, вспомнив, сколько разного мусора валялось в башнях и на верхних этажах замка, причем год от года его становилось все больше.
Дункан Маккрэгган был ужасный скопидом. Он не разрешал ничего выбрасывать. Не подлежащая ремонту мебель, потрескавшаяся посуда, старые матрасы, фотографии, поблекшие до такой степени, что от них оставалась одна только рамка – все это складывалось в бесчисленные кладовки. Иэн помнил, какое волнение, какое предвкушение возможных находок охватывало его всякий раз, когда он играл там.
– Тетя Мойда очень рассердилась на Хэмиша, – сказала Кэти, а затем с чувством праведницы добавила: – Я не захотела идти с ним.
– Почему? – спросил Иэн.
– Потому что он мог сделать тебе больно.
Иэн удивленно уставился на девочку, затем понял, в чем дело.
– Хэмиш хотел выстрелить в меня из лука?
– Точно. Тетя Мойда запретила ему брать ружье.
– Это правильно, – сухо сказал Иэн. – Думаю, что кровожадные наклонности Хэмиша нужно как-то обуздать.
– Я не позволю ему обидеть тебя, – заявила Кэти, бросив на него хитрый взгляд из-под своих длинных ресниц. Иэн улыбнулся. В этот момент дверь открылась, и в комнату вошли Хэмиш и Мойда. Хэмиш, вымытый и немного притихший, выглядел несчастным, несомненно, после того, как его изо всех сил терли мочалкой. Но, увидев Иэна, на его лице появилось выражение свирепой враждебности. Мойда, державшая в руке зажженную масляную лампу, также недобро взглянула в его сторону.
Рукава зеленого свитера были закатаны до локтей, щеки разрумянились, влажные от банного пара темные мягкие локоны прилипли ко лбу. Вокруг талии вместо фартука обмотано, сколотое сзади булавкой, полотенце.
Иэн поднялся из-за стола, но все молчали.
– Я хотел поговорить с вами, – наконец обратился он к Мойде.
– Вначале мне нужно уложить детей спать, – ответила она.
В ее голосе слышались ледяные нотки. Не взглянув на Иэна, девушка прошла в другой конец комнаты и поставила лампу. Затем взяла еще одну тарелку с хлебом и кружку молока и поставила их на столе перед Хэмишем. Достав из комода чистую салфетку, Мойда завязала ее вокруг шеи мальчика.
– Ешь аккуратно, – приказала она.
– Она отмыла тебе коленки? – поинтересовалась Кэти у брата.
– Было не очень больно, – гордо ответил Хэмиш, подразумевая, что оттирание коленок было не слишком приятной процедурой.
Мойда повернулась к Иэну.
– Они улягутся не раньше, чем минут через двадцать, – сказала она.
Иэн посмотрел ей в глаза.
– Я подожду, – любезно произнес он.
Это было столкновение характеров. Иэн прекрасно понимал: Мойда хочет, чтобы он ушел и вернулся позже, когда она обретет самообладание и будет готова к «столкновению» с ним. Но он не был намерен сдаваться. Через пару секунд она отвела взгляд и отвернулась, слегка тряхнув головой.
– Вы тут неплохо устроились, – сказал Иэн.
Он посмотрел на огонь в камине, на вазу с цветами на маленьком столике, где также стояла тарелка с яблоками. Внезапно ему захотелось рассмеяться над подобным самоуправством.
С гордым видом, который, однако, так и не скрыл ее замешательства, Мойда принялась собирать детскую одежду, разбросанную по полу и лежащую на кресле. Дети, очевидно, переодевались и играли здесь же, в этой комнате. Иэн заметил волынки в яркой клетчатой материи – тартане Маккрэгганов, – они лежали на старом ковре из медвежьей шкуры перед очагом.
Мойда подобрала их и прижала к груди, как будто они придали ей мужества. Иэн прислонился к креслу и посмотрел на нее сверху вниз.
– Это было мое, – тихо произнес он.
Мойда посмотрела на него; краска на мгновение залила ее лицо. Какое-то время они молчали, а затем напряженную атмосферу разрядил высокий, чистый голосок Кэти:
– Я сказала лэрду, что ты собирался найти лук, чтобы стрелять в него, – сказала она брату. Предполагалось, что кроме него никто не должен был услышать ее слова.
– Я не нашел лук, – мрачно ответил Хэмиш, а затем добавил: – Я ударю его холодным оружием.
С этими словами он положил на стол нож в ножнах, какой все шотландцы носят на поясе. Мойда поднялась, подошла к столу и взяла нож.
– Хватит, Хэмиш, – быстро проговорила она. – Доедай свой ужин. Тебе уже давно пора ложиться спать.
– Обо мне не беспокойтесь, – сказал Иэн. – Кэти обещала меня защищать, правда, Кэти?
Он знал, что намеренно побуждал девочку принять его сторону и что Мойда отлично поняла его намерение.
– Дети, хватит болтать чепуху! – сказала она. – Пойдем, Кэти, ты уже поела. Пора читать вечернюю молитву.
Девочка зажмурилась, сложила ладони и пробормотала несколько слов, затем открыла глаза.
– Я собираюсь прочитать мои молитвы лэрду.
– Нет уж, – возразила Мойда. – Как обычно, ты будешь читать молитвы мне.
– Я с радостью послушаю молитву Кэти, – ответил Иэн. – Пошли, Кэти, ты будешь читать их здесь или в спальне?
– В спальне, – сказала девочка.
Она выскользнула из-за стола и взяла Иэна за руку.
– Покажи мне, где ты спишь, – улыбнулся Иэн. – Вероятно, именно в этой кровати часто спал я сам.
– Тебе не следует беспокоить бригадира Маккрэггана, – произнесла Мойда несколько сдавленным голосом.
Ни Кэти, ни Иэн не обратили никакого внимания на ее слова; взявшись за руки, они вышли из комнаты и направились в бывшую детскую спальню.
– Я сплю здесь, одна, – гордо заявила девочка.
Комната была большая, с белой мебелью. Старомодная, с бронзовыми спинками кровать располагалась у дальней стены, увешанной бесчисленными фото людей и детей, которые когда-либо занимали эту детскую. Иэн узнал своего деда, увидел по меньшей мере полдюжины детских снимков отца; тот выглядел серьезным, немного застенчивым и необычайно опрятным в своем парадном костюмчике.
Была там и его фотография, которая смотрелась совершенно неуместно среди прочих. Сделана она была одним из самых дорогих фотографов в Мэйфэре. Не просто фотография, а настоящее произведение искусства, она резко отличалась от снимков местного фотографа из Инвернесса, который считал, что главное – правильно усадить клиента.
Пока Иэн осматривал комнату, Кэти сняла халатик. Она еле стянула его, так как рукава были слишком тесны. Девочка аккуратно положила халат на край кровати и вопрошающе взглянула на Иэна.
– Где ты читаешь молитвы? – спросил он.
– Иногда я становлюсь на колени прямо на полу, – ответила Кэти, – но на кровати удобнее. Тетя Мойда стоит, но ты такой высокий, поэтому тебе лучше сесть.
Не совсем понимая, чего она хочет, Иэн последовал ее совету. Кэти тут же запрыгнула на кровать, встала на колени и руками обхватила его за шею.
Никогда раньше его не обнимали мягкие детские ручки, никогда он своей щекой не ощущал прикосновение волос ребенка, а личико не прижималось к его плечу.
Девочка начала тихо читать молитву. «Дорогой Иисус…» – почти шепотом произносила она, и Иэн вспомнил свое детство, когда он сам читал эту же молитву.
В детстве он всегда приезжал в замок на Рождество. Сейчас Иэн почувствовал, что его охватывает радостное волнение, как в те далекие времена, когда в канун Рождества он читал молитвы, зная, что утром в ногах его кровати появится полный подарков чулок.
– Боже, пожалуйста, благослови маму и папу…
Голос девочки задрожал, и внезапно она еще крепче обхватила шею Иэна. Он вспомнил свои собственные чувства, когда умер его отец. Конечно, он тогда был старше, чем Кэти, и мог лучше скрывать свои эмоции, но ощущение потери было не менее острым и болезненным, чем рана, полученная им на войне. Никто и никогда, вдруг подумал он, не сможет заменить ребенку отца или мать.
Он крепче прижал к себе Кэти. Ее тельце было теплым и мягким. Иэн почувствовал, что держит в руках нечто ценное и хрупкое, способное разбиться так же легко, как дрезденский фарфор. Я должен что-то сделать для этого ребенка, подумал он. Должен сделать все, что в моих силах, чтобы она не страдала, и если это в его власти, он может дать ей дом.
– Аминь! – вздохнув, произнесла девочка и подняла голову. Вот и все. Я ведь ничего не забыла, правда?
– Ни единого слова! – подтвердил Иэн.
Она поцеловала его в щеку.
– Подоткнешь мне одеяло? – спросила Кэти.
Она залезло под одеяло, и Иэн неумело подоткнул его – ему еще ни разу не приходилось выполнять подобное поручение.
Иэн посмотрел на девочку. На белой подушке ее рыжие волосы выглядели еще ярче.
– Спокойной ночи, – сказал он и наклонился, чтобы поцеловать ребенка.
Кэти быстро обняла Иэна за шею.
– Ты мне очень нравишься, – прошептала она, – и если у нас когда-нибудь будет собственный дом, ты обязательно должен пожить с нами.
– Спасибо, Кэти, – сказал Иэн. Затем, выпрямившись, он увидел, что в дверях стоит Мойда и смотрит на него.
Девушка прошла в комнату и резко задернула шторы; кольца загремели на медном старомодном карнизе.
– Спокойной ночи, тетя Мойда, – сказала Кэти.
– Спокойной ночи, дорогая, – нежно произнесла Мойда.
Возможно, она и рассержена, подумал Иэн, но она не станет давать волю эмоциям, не станет срывать злость на ребенке. Он вернулся в дневную детскую. Там никого не было. Хэмиша, очевидно, уже уложили в постель. Иэн подождал, и вскоре из комнаты Кэти вышла Мойда и закрыла за собой дверь.
Она сняла с талии полотенце, служившее фартуком, и раскатала рукава зеленого джемпера. Ее волосы были по-прежнему растрепаны, но взгляд был настороженным, как у дуэлянта, который со шпагой в руке встретился лицом к лицу со своим противником.
– Вы хотели со мной поговорить? – спросил Мойда.
– Вас это не удивит, – сказал Иэн. – Моя мать приехала из Эдинбурга и сообщила очень странную новость.
Мойда ничего не ответила, и через несколько мгновений Иэн добавил:
– Несомненно, это долгая история. Разрешите присесть?
– Как хотите. – Девушка указала на стул возле окна, но Иэн намеренно уселся в удобное кресло рядом с камином на другом конце комнаты.
Мойда заколебалась, но поскольку ей больше ничего не оставалось делать, села напротив него на детский стульчик. Ширма с картинками, которая всегда радовала маленьких обитателей детской, служила фоном ее темным волосам и обеспокоенному взгляду.
– Это и вправду долгая история, – наконец произнесла она и сжала лежащие на коленях руки.
Иэн заметил, что у нее красивые руки, с маленькими овальными ногтями на длинных тонких пальцах. Ногти не накрашены, от природы бледно-розового цвета с белыми лунками. Интересно, подумал Иэн, когда же он в последний раз видел женские руки без маникюра.
– Когда моя сестра и ее муж погибли в аварии, я приехала в Скейг, чтобы позаботиться о детях, – начала свой рассказ Мойда. – Мне часто приходилось бывать здесь, поскольку я всегда проводила каникулы с ними. Моя сестра была на несколько лет старше меня, но мы с ней всегда были хорошими подругами. Еще до ее смерти я почувствовала, что что-то неладно.
Впервые за все время, что я знала Рори, начались разговоры о том, чтобы он устроился на работу. Мне это было непонятно, потому что у него имелся собственный доход, а кроме того, они зарабатывали, продавая овощи и фрукты, которые сами выращивали.
Сестра написала мне, что они обеспокоены, и когда за неделю до его гибели мы разговаривали по телефону, она сказала, что Рори перестал получать положенные ему деньги. Конечно, я никак не могла подумать, что это как-то связано с вашим двоюродным дедом Дунканом Маккрэгганом. До тех пор пока я не приехала в Скейг присматривать за детьми, у меня не было ни малейшего представления о том, откуда и почему Рори получал деньги. Когда я начала прибираться в доме, в ящике его письменного стола я нашла конверт с надписью «Секретно». Я подумала, почему бы не заглянуть в него, и то, что я в нем обнаружила, просто поразило меня.
Мойда на мгновение умолкла, и Иэн задал вопрос:
– Простите за любопытство, у мужа вашей сестры были родственники?
– Тогда я никого не знала, – ответила Мойда. – Конечно, я хорошо знала его отца. Он получил серьезное ранение во время Первой мировой войны. Был полупарализован, и все думали, что после этого он проживет лишь несколько лет. На самом же деле он умер три года назад.
– Понятно, – сказал Иэн. – Значит, вы открыли секретные документы.
– Да, открыла, – ответила девушка. – И прежде всего я выяснила, что раз в три месяца он получал деньги, общей суммой тысячу фунтов в год, от вашего двоюродного деда Дункана.
– Чеком? – осведомился Иэн.
Мойда отрицательно покачала головой:
– Нет, наличными. Но каждый раз, получая их, Рори записывал: «Получено от Дункана Маккрэггана».
– Ясно, – произнес Иэн. – Продолжайте.
– Конечно, это озадачило меня, но потом я нашла в этом же конверте связку старых, выцветших писем. Они были написаны в 1894 году вашим дедушкой, Ангусом Маккрэгганом, дочери лавочника в Броре, Уле Хольм. Из писем не ясно, как они встретились, но очевидно, что ваш дед был безумно в нее влюблен.
Первые письма свидетельствуют лишь о глубокой привязанности; в них говорится о том, что нужно выбрать такое место для встречи, где бы их никто не увидел. Затем письма становятся все более пылкими. Очевидно, Ангус Маккрэгган очень боится потерять Улу и умоляет девушку доказать свои чувства, уехав с ним в Глазго или в Эдинбург.
Он пишет, что боится сообщить отцу о их любви, и предлагает втайне обвенчаться. Как только они станут мужем и женой, клану Маккрэгганов придется признать ее.
В этом ключе написано много писем, и затем Ула Хольм, вероятно, согласилась на предложение вашего деда, потому что в следующем письме он выражает восторг по поводу ее согласия. Он обещает быть в назначенном месте в девять часов вечера.
Следующие письма адресованы в Глазго. Очевидно, Ула теперь живет там, а Ангус Маккрэгган – дома, и, главное, он не сказал родителям, что тайно вступил в брак.
Через полгода он пишет вновь. Она ожидает ребенка. Он умоляет ее беречь себя и обещает приехать к ней в следующий понедельник. После этого есть лишь одно письмо. Это написанная карандашом записка, в которой говорится:
«Возлюбленная, наш друг только что сообщил мне замечательную новость. У нас родился сын. Мне просто не верится. Мы назовем его Малкольм. Я приеду послезавтра. Помни, я просто боготворю тебя».
Мойда замолчала. Выученные наизусть слова были такими трогательными, когда она произносила их своим тихим голосом. На лицо девушки падали отблески огня в камине, придавая ей неземную красоту.
– А что произошло потом? – спросил Иэн и почувствовал, что его голос прозвучал немного странно.
– Писем больше нет, – ответила Мойда. – Последующую картину я восстановила на основании того, что мне время от времени рассказывал сам Малкольм Хольм. Помню, он говорил, что его мать умерла через три дня после родов. Позже он часто рассказывал о своем одиноком детстве. Его вырастили люди, которых он называл «тетя» и «дядя», но на самом деле они не приходились ему родственниками. В 1917 году он женился, а через год был ранен в битве при Пассчендэле.
Жена бросила его, когда их сыну, Рори, было десять лет. Вскоре после этого Малкольм Хольм с сыном приехали в Скейг, и ваш двоюродный дед Дункан выделил для них дом за чисто символическую плату в пять фунтов в год.
– По крайней мере это очень любезно с его стороны, – решил Иэн.
– Это была часть «денег за молчание», которые, очевидно, выплачивались сыну Улы Хольм, чтобы он не претендовал на свое законное место в семействе Маккрэгганов, – быстро ответила Мойда.
– Деньги за молчание?
– А что же еще? – уверенно произнесла девушка. – Я не поленилась изучить генеалогическое древо Маккрэгганов и нашла дату женитьбы вашего деда. Из писем мы знаем, что в 1895 году он женился на Уле Хольм. В тот же год родился Малкольм. В 1897 году ваш дедушка женился на Элизабет, дочери герцога Аркрэ. Через год на свет появился ваш отец, чей единственный сын – вы. Вы считаете, что Скейг по праву наследования должен отойти вам, но я собираюсь доказать, что именно Хэмиш, правнук вашего деда, – глава клана и законный владелец замка.
– В любом случае Скейг завещан мне, – заявил Иэн.
– Вы внимательно читали завещание? – поинтересовалась Мойда.
– Оно лежит среди моих бумаг, – ответил Иэн.
– Я видела копию в офисе мистера Скотта, – сказала Мойда. – Ваш двоюродный дед оставил замок и поместье «моему внучатому племяннику и законному наследнику – главе клана Маккрэгганов». Он, видимо, ожидал, что в один прекрасный день справедливость восторжествует и его второй внучатый племянник, Рори, отпрыск вашего деда от первого брака, станет законным наследником.
На мгновение Иэн задумался.
– А вы точно уверены, что брак был зарегистрирован? – наконец осведомился он. – У вас нет свидетельства.
– Нет, но вы забыли, что в те времена в Шотландии считалось, что если мужчина и женщина жили вместе как супруги и при свидетелях заявляли, что они женаты, их брак признавался законным.
– Сомневаюсь, что сейчас, по прошествии стольких лет, данное положение имеет силу, – сказал Иэн.
– Это следует выяснить, – ответила Мойда. – Я написала лорду Лайону письмо, в котором объяснила причины подачи прошения. Заодно я отправила ему и копии писем.
– Можно взглянуть на письма? – попросил Иэн.
– Конечно, – ответила девушка. – Мне нечего скрывать. Я просто борюсь за справедливость, чтобы мой племянник получил наследство.
– Не хочу разочаровывать вас своими словами, – сказал Иэн, – но я сильно сомневаюсь, что мой дед вступил в законный брак с девушкой, которая, как вы говорили, была дочерью лавочника. Я никогда не видел родного деда, но мне кажется, что он был во многом похож на двоюродного: такой же гордый и невероятно высокомерный, выше всего он ставил свою семью и свой клан. Не могу поверить, что при его воспитании он решил вступить в такой брак. Возможно, он и любил ту девушку, но она, похоже, вообще не шотландка.
– Кажется, она была скандинавского происхождения, – сказала Мойда. – Очевидно, она была очень красива, так как из писем вашего деда видно, что самое главное в его жизни – это его любовь.
Иэн тихо вздохнул:
– Конечно, я буду отстаивать свою правоту. Я ни за что не отдам, Скейг, он мой. Как и мой отец, я всегда считал его своим домом.
– Я тоже не сдамся, – решительно проговорила Мойда.
– У вас есть деньги?
– Найду, – ответила она. – Даже если на это уйдет вся моя жизнь.
– И что вы будете делать до тех пор?
– До тех пор Хэмиш будет жить в своем законном доме, в замке, который, как подтвердится в один прекрасный день, по праву принадлежит ему.
С этими словами Мойда поднялась со стула. Лампа, догоравшая в дальнем углу, отбрасывала на них с Иэном тусклые отблески. Неожиданно слабое пламя на мгновение заколебалось и едва не погасло совсем, но они продолжали разговаривать в темноте.
– Все представляется вполне очевидным, – сказала Мойда. – Подлый заговор, чтобы скрыть брак, который явно не одобрит гордое, чопорное семейство. Ваш дед заплатил чужим людям, чтобы те воспитали его сына, а сам вступил в брак, одобряемый его социальным кругом. Умирая, он доверил секрет старшему брату.
– У вас слишком много предположений, и все они требуют доказательств, – заявил Иэн. – Много из сказанного вами – и в глубине души вы это сами осознаете – чистые домыслы. Возможно, у моего двоюродного деда имелось немало причин на то, чтобы платить Малкольму Хольму, а затем его сыну тысячу фунтов в год. Сделать вывод, что это «плата за молчание» или даже результат шантажа, – значит сделать предположение, идущее гораздо дальше, чем следует из связки старых любовных писем. Если здесь кроется тайна, неужели вы и вправду верите, что мой двоюродный дед позволил бы Малкольму Хольму приехать сюда и поселиться в деревне?
– Может, он просто не мог помешать этому, – предположила Мойда.
– Значит, точно шантаж! – решил Иэн.
– Можете считать как угодно, можете насмехаться, протестовать или использовать против нас ваше сильнейшее оружие – деньги, – сказала Мойда, – но рано или поздно Хэмиш получит то, что ему принадлежит по праву, и будет носить свою родовую фамилию.
– Посмотрим, – сказал Иэн и направился к двери. Затем, на секунду задумавшись, вновь повернулся к ней и добавил: – Завтра я приглашу сюда из Инвернесса адвоката. Мы объясним ему суть дела и посмотрим, найдется ли решение более очевидное, чем нашли вы.
– Благодарю вас, но я сама найму себе адвоката, – резко произнесла Мойда.
Кажется, говорить было больше не о чем, и Иэн, закрыв за собой дверь, спустился по широким дубовым ступеням. Он хотел найти мать. Беатрис уже наполнила дом теплом и светом. Большая библиотека, где, как помнил Иэн, всегда сидел его двоюродный дед, была ярко освещена полудюжиной ламп, а в камине полыхало огромное полено. На столике в углу стоял поднос со стаканами и блестящим серебристым шейкером для коктейлей.
Беатрис здесь не было, но на стуле возле камина сидела Линетт. Когда Иэн вошел в комнату, она поднялась и, протянув руки, шагнула ему навстречу. Иэн заметил, что она переоделась к ужину. Интересно, задумался он, как ей удается всегда выглядеть и одеваться соответственно ситуации.
На ней было короткое платье из зеленой шерсти с блестящей золотой вышивкой. На шее – золотое колье, а запястья украшали многочисленные маленькие браслеты из серебра. Девушка выглядела очаровательно, но Иэн, взволнованный и раздраженный всем, что касалось последних событий, почувствовал, что ее первый вопрос был несколько неуместен:
– Все в порядке? Ты поставил на место этих самозванцев?
– Вопрос не совсем в этом, – сухо ответил Иэн.
Линетт, привыкшая приспосабливаться ко всему, поняла, что сказала что-то не то. Она нежно дотронулась до его щеки.
– Дорогой, ты, наверное, устал, – произнесла она. – Сделай себе коктейль, и мне, хорошо?
– Мама пошла переодеваться? – осведомился Иэн.
Линетт кивнула.
– Скорее всего, – сказала она. – Миссис Маккрэгган не знала, во сколько мы будем ужинать, но она пообещала, что он в любом случае будет вкусным. Ты же знаешь, мы столько всего привезли.
– Мама всегда такая предусмотрительная.
Иэн надеялся, что его мать не обидела миссис Маккэй, которая с готовностью откликнулась на просьбу помочь ему. Но беспокоиться не было смысла; подобное случалось всегда, когда за дело бралась Беатрис. Она просто жить не могла без скандалов. Подобно большинству американок, она хорошо готовила и в случае необходимости могла самостоятельно соорудить отличный обед из чего угодно, что попадется под руку.
Коктейль, теплый из-за отсутствия льда, тем не менее оказался неплох. Иэн быстро осушил свой бокал, а второй подал Линетт. День был длинный, и Иэн не на шутку устал.
– Та девушка, которая приходится тетей этим детям, она и вправду собирается остаться здесь до тех пор, пока мы в прямом смысле не вышвырнем ее отсюда?
– Мы не можем так поступить, – сказал Иэн. – Будет скандал, а нам этого меньше всего нужно.
– Но ведь это просто смешно, правда? – спросила Линетт. – Эти люди готовы на все, лишь бы привлечь к себе внимание. Подозреваю, что эта особа не остановится ни перед чем.
Внезапно Иэн почувствовал раздражение. Он не сомневался, что Мойда была с ним откровенна, хотя он и не мог согласиться с тем, что она говорила.
– Давай лучше сменим тему разговора, – обратился он к Линетт. – Расскажи, чем ты занималась в мое отсутствие. Ты скучала по мне?
– Очень, – ответила девушка. – Я очень рада вновь тебя увидеть. Даже не предполагала оказаться здесь на этой неделе.
– Ты так мила, Линетт, – нежно произнес Иэн.
Она подала ему руку, Иэн поднес ее к своим губам.
– Ты самая красивая девушка, – сказал он.
Он наклонился и собрался было поцеловать ее в губы, но в этот момент дверь распахнулась и в комнату прошествовала Беатрис. На ней было синее бархатное платье, а на плечи накинуто белое норковое манто. Она выглядела так, как будто только что сошла со сцены, и внезапно Иэн почувствовал восхищение.
Его мать была потрясающей женщиной – это не подлежало сомнению. Она прибыла из Эдинбурга, навела порядок во всем доме, и, несомненно, через несколько минут им подадут превосходный ужин. И несмотря ни на что, она умудрялась выглядеть так, как будто только что вышла из салона Элизабет Арден.
– Не откажусь от коктейля, – сказала Беатрис. – Надо не забыть завтра решить что-то насчет льда.
В этот момент все услышали, как к замку на всей скорости подъехала машина.
– Кто бы это мог быть? – удивилась Беатрис, и рука с бокалом застыла в воздухе.
– Понятия не имею, – ответил Иэн. – Ты кого-нибудь ожидаешь?
В холле послышался чей-то голос; через несколько минут дверь распахнулась, и одна из сестер Росс со смущенным видом, немного задыхаясь, произнесла:
– Герцог Аркрэ, мадам.
Не успела она договорить, как в комнате появился сам герцог. Его редкие волосы торчали дыбом, а водянистые глаза были выпучены, как у рака. Он не заметил никого, кроме Иэна, и в явном возбуждении прошествовал к нему через всю комнату.
– Иэн, старина, – заикаясь, произнес герцог; его слова звучали как скороговорка. – Сразу же отправился к тебе. Нужна твоя помощь! Все пропало… Пришел взглянуть на него, а там ничего нет.
– Что пропало? – спросил Иэн и затем вспомнил. – Только не говори, что голубой вереск.
– Он самый. Исчез. Там, где он стоял, пусто. Я верну его обратно – даже если мне придется кого-то застрелить.
Глава 5
Переодеваясь к ужину, Беатрис слушала болтовню камер-дамы о неудобствах замка.
– Мадам, мне ни разу не доводилось видеть более неуютного места. Цивилизованным его никак нельзя назвать. В былые времена здешние слуги были покладистыми и могли смириться с чем угодно.
Беатрис не обращала внимания. Она привыкла к вздорности Мэтьесон во всех ситуациях, когда приходилось сталкиваться с переменами. Но она была отличной камер-дамой – аккуратной, внимательной к мелочам и хорошей рукодельницей. Кроме того, она служила Беатрис уже десять лет. Неудивительно, что ей позволялось высказывать свое мнение.
