Текст книги "Голубой вереск"

Автор книги: Барбара Картленд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)

– Мне хотелось бы поговорить с вами, мисс Макдональд.

– Я вас слушаю.

– Я пришла сказать вам, что не собираюсь больше терпеть ваши выходки!

– Я не понимаю, о чем вы говорите, – ответила Мойда.

– Вы все прекрасно понимаете, – сказала Линетт. – Герцог рассказал мне о том, как вы вместе совершили поездку, и о том, как после того, как вереск был найден, пили шампанское с бригадиром Маккрэгганом. Похоже, вы забываете свое место, мисс Макдональд! Вы намеренно навязываете свое общество бригадиру Маккрэггану. Похоже, что вы пытаетесь окрутить его. Предупреждаю вас – ничего не выйдет, какой бы умной вы себя ни считали!

Казалось, что Линетт добела раскалилась от гнева. При этом вся ее красота куда-то подевалась и лицо ее сделалась совершенно непривлекательным. Неприятный голос, сузившиеся от гнева глаза, сжатые кулаки – все это неожиданно со всей очевидностью показало, насколько своей красотой Линетт обязана молодости и макияжу. На какое-то мгновение Мойда была как током поражена и не смогла сразу ответить на этот неожиданный выпад. Затем спокойно и с достоинством, унаследованным от кого-нибудь из дальних предков, произнесла:

– Вы забываетесь, мисс Трент. Какого бы мнения вы ни придерживались, оно не дает вам права обращаться ко мне в подобной манере!

– Хватит болтать, – грубо оборвала ее Линетт. – Я вижу, что вы просто бессовестная аферистка, которая вкралась в доверие к честным людям!

– Это вы так считаете, – ответила Мойда, – другие так не думают.

– Мнение ваших друзей вряд ли стоит принимать в расчет, – отрезала Линетт. – И если вы хотите знать правду, то я вам скажу следующее: вся эта история была вами разыграна с начала до конца!

– Что разыграно? – спросила Мойда.

– Пропажа голубого вереска герцога, – объяснила Линетт. – Может, вам и удалось убедить бригадира Маккрэггана в том, что все это – чистое совпадение, но разве кто-нибудь в это поверит? Его украли ваши друзья, вы попросили детей сказать, куда он исчез, а затем его возвращает ваша мать. Веселенькая история, не правда ли? Умно придумано, но даже не думайте, что вам удастся всех одурачить, уж я об этом позабочусь!

– Это ложь! – произнесла Мойда. Она не повысила голос, но слова были произнесены твердо.

– Это правда, – настаивала на своем Линетт. – Это была отличная семейная афера, разве не так? Ваша мать привлекла к себе внимание прессы. Интересно, сколько она вам платит за то, чтобы вы выступали ее театральным агентом?

– Как вы смеете так говорить со мной? – Мойда почти угрожающе шагнула к Линетт. Возможно, из-за ее слов, возможно, из-за того, что в гневе Мойда выглядела так очаровательно, но Линетт потеряла голову. Вскрикнув, она со всей силы ударила Мойду по лицу. Звук пощечины был похож на выстрел, и, возможно, это привело саму Линетт в чувство. Мойда долго смотрела на нее. Никто из них не пошевелился, никто не произнес ни единого слова. Тишину внезапно нарушила Мойда:

– Никто не смеет поднять руку на Макдональдов и остаться безнаказанным. Вы в гневе ударили меня, а я в ответ ударю вас. Не потому, что я не умею себя контролировать, а просто потому, что собираюсь оскорбить вас. Поскольку вы оскорбили меня.

С этими словами она занесла руку и с силой ударила Линетт сначала по правой, затем по левой щеке. Линетт вскрикнула и схватилась за лицо. А Мойда продолжила:

– У вас манеры настоящей гадюки, и мне жаль того человека, который на вас женится.

Она прошла мимо Линетт, после чего медленно и горделиво спустилась вниз по лестнице. Линетт не шевелилась до тех пор, пока Мойда не скрылась из виду. Она стояла, прижав руки к горящим щекам, трясясь от ярости, какой она еще никогда не испытывала. Затем сердито топнула ногой.

– Я готова ее убить! – взвизгнула она. Голос ее по непонятной причине прозвучал тихо, и никто, кроме нее самой, не расслышал этих слов.

Глава 12

– В чем дело, Иэн? – спросила Линетт.

– Ни в чем, – ответил сидевший напротив Иэн.

Его ответ прозвучал не слишком вежливо, и он это прекрасно понимал. В то же время он заметил, как мило выглядела Линетт в мягком свете свечей. При этом он сам удивился, почему это ничуть не уменьшило его раздражения.

– Ты сегодня такой молчаливый.

В устах Линетт эти слова прозвучали намеренно, как упрек.

– А где сказано, что я обязан без умолку болтать? – спросил Иэн, понимая, что его слова звучат грубо.

– Иэн! Ну что ты! – воскликнула Беатрис. – Что с тобой? Ты весь вечер на нас злишься!

– Прости меня, мама. Прости, Линетт.

Иэн с видом искреннего раскаяния протянул им руки. Линетт изящным движением положила руку на его ладонь, а Беатрис шутливо шлепнула его по руке.

– Он всегда такой, – пояснила она Линетт. – Если он чем-нибудь расстроен, страдать приходится всем нам.

– Я ничем не расстроен, – поспешил заверить ее Иэн. – У меня без всякой причины испортилось настроение. Наверное, я просто устал от назойливости прессы и поисков голубого вереска Арчи.

Он знал, что истинная причина состоит в том, о чем он не осмеливался признаться даже самому себе. Это было нечто такое, что беспокоило его весь день, а теперь нависло над ним подобно темному облаку, которое он не в силах отогнать.

– В этом я с тобой согласна. И слышать больше не хочу о голубом вереске, – со вздохом произнесла Беатрис. – Увы, от этого пока никуда не деться.

– Герцог неплохо заработает на нем, верно? – поинтересовалась Линетт.

– Миллионы, – ответил Иэн, – пока будет хранить формулу в секрете. Полагаю, что завтра утром он получит кучу заказов со всех концов света. Как он будет доволен! Думаю, что Арчи уже готовит речь для выступления на заседании Общества цветоводов.

– А он сумеет выступить? Я имела в виду, он умеет выступать перед публикой? – поинтересовалась Линетт.

– Как-нибудь справится, даже если его речь будет состоять из односложных фраз. Никогда не встречал человека, так любящего купаться в лучах славы. Вы видели его сегодня в обществе фотографов? Они сделали целую кучу снимков, а он был готов и дальше позировать.

– Во всем виновата мать, – заявила Беатрис. – Она никогда не интересовалась сыном, зато сама обожала находиться в центре внимания. Отец же был эгоистичный старик. Он никогда не позволял Арчи занять подобающее место. Мальчика воспитывали, руководствуясь той истиной, что дети должны быть видны, но не слышны. И вот результат.

– Ты, как всегда, права, мама, – сказал Иэн. – Это пойдет Арчи на пользу, и я очень рад.

Он пытался говорить искренне, но почему-то у него это не слишком хорошо получалось. Он был всей душой рад за герцога, рад даже больше, чем то можно было выразить словами, хотя, сказать по правде, в этот момент самому ему было не до восторгов.

Как ему хотелось побыть в одиночестве, хотелось подумать, поразмышлять, признаться себе, что он устал и встревожен, и много чего другого; чтобы ему не приходилось притворяться любезным по отношению к матери или к Линетт.

Вместо этого, Иэн знал, он должен участвовать в светской беседе, делая вид, что ест аппетитный ужин, поданный едва ли не по-королевски. Слуги Беатрис прибыли; Альфонс распоряжался на кухне, высказывая недовольство всем и всеми в этой чужой северной стране, которая ему ужасно не нравилась. Правда, несмотря ни на что, его блюда могли заставить даже эпикурейца почувствовать себя в раю.

– К следующей среде спальни придут в сносный вид, – внезапно заявила Беатрис. – Я телеграфировала Хэлфордам и Гламорганам, что мы их ожидаем, и еще подумала, что неплохо пригласить этих двух твоих друзей, которые хорошо стреляют – ты знаешь, о ком я говорю, – лорд Блэкмор и полковник Хэггинс.

– Хорошо, мама. Пусть будет так, как ты хочешь, – ответил Иэн.

– Арчи тоже ожидает приглашения, и я полагаю, нам следует пригласить и мистера Струтера.

– Непременно.

Безразличный тон Иэна заставил Беатрис бросить на него быстрый взгляд, но она ничего не сказала, допила свой кофе и поднялась из-за стола.

– Мне нужно закончить несколько писем. Не думаю, что вы тут будете без меня скучать!

Линетт тоже поднялась и неуверенно оглянулась на Иэна.

– Я иду с тобой, – сказал тот. – Не хочу сидеть здесь с бокалом портвейна, как дед Дункан.

– Что касается его, то слово «бокал» всегда было во множественном числе, – пошутила Беатрис.

– Ты собираешься писать письма в гостиной? – поинтересовался Иэн у матери.

– Да, – ответила Беатрис. – А вы посидите в библиотеке. Я вскоре к вам присоединюсь.

Они молча прошли по коридору и в холле разделились. Иэн открыл для Линетт дверь библиотеки.

– Мне тоже нужно писать письма. Сегодня мне пришла гора корреспонденции, а я еще даже не взглянул на нее, – сказал он.

– Я хочу поговорить с тобой, – быстро произнесла Линетт.

Иэн закрыл за собой дверь и, проследовав за ней через комнату, встал напротив камина, в котором горело большое полено.

– Сегодня я получила письмо от моей матери, – объявила Линетт, когда Иэн подошел к ней.

– Правда? – спросил он; его мысли были заняты совсем другим. Затем он вздрогнул. – О! Да, конечно, ты имеешь в виду ответ на твое письмо!

– Верно. Она не могла ответить раньше, потому что была на сафари. Она просто в восторге от нашей помолвки.

– Я очень рад. – В голосе Иэна не слышалось никаких эмоций.

– Правда? По тебе и не скажешь.

– Это тебе показалось. Просто ты продолжаешь ко мне придираться.

– Почему бы нет, когда это необходимо, – громко ответила Линетт. – Мне кажется, ты чем-то расстроен и совершенно не думаешь о моих чувствах. Я сижу здесь одна, а ты разъезжаешь с этой Макдональд и ее драгоценными детками.

Иэн ничего не ответил, лишь достал из кармана портсигар и уставился на него, как будто впервые увидел.

– А теперь слушай меня, Иэн, – продолжила Линетт. – Я хочу тебе кое-что сказать, и ты должен выслушать. Все очень просто: или же замок немедленно покинет эта Макдональд, или я. Сегодня она была со мной ужасно груба – просто невероятно, бесстыдно груба. Я не собираюсь повторять тебе ее слова – мне просто стыдно их произнести, – но она должна отсюда убраться. Перед ужином я поговорила с твоей матерью, и она со мной согласна. Но решать тебе – в конце концов, это твой дом.

Иэн резко захлопнул портсигар и положил его обратно в карман:

– Так в чем все-таки дело? Что ты наговорила мисс Макдональд?

– Что я ей наговорила? Вопрос в том, что она наговорила мне! Она просто невыносима; она – обычная авантюристка, если не хуже!

– Просто смешно говорить такие вещи, и ты сама это понимаешь, – сердито произнес Иэн. – Мисс Макдональд – славная девушка. Она оказалась в беде из-за мошенничества агента по недвижимости. Лично я считаю, что она сделала единственно возможное в данных обстоятельствах – приехала сюда в надежде, что мы отнесемся к ней по-доброму, – что я и собираюсь сделать.

– Значит, ты занимаешь ее сторону, да? – спросила Линетт. – Она умно придумала, устроив эту поездку в Глазго.

– Не понимаю, о чем ты, – ответил Иэн.

– Еще как понимаешь! – усмехнулась Линетт. – Она пустила тебе пыль в глаза, заставила поверить, какая она бедная-несчастная. Дорогой мой Иэн, неужели ты такой дурак, чтобы позволить поймать себя на уловки этой потаскушки?

– Не думаю, что это подобающие выражения, Линетт, – спокойно произнес Иэн, – и они неверны. Мойда не потаскушка, это раз, и, что гораздо важнее, у нее блестящий ум. Я восхищаюсь ею.

– Оно и видно, – с горечью сказала Линетт.

Она повернулась к Иэну спиной и стояла, глядя на камин. Ее всю трясло от ярости, не покидавшей ее после той сцены с Мойдой. И все же у Линетт хватило ума, чтобы понять – разговаривая с Иэном в подобном тоне, она совершает большую ошибку.

Все мужчины одинаковы, подумала она. Женщина всегда может обвести их вокруг пальца и заставить поверить во все, что угодно. Линетт уже достаточно хорошо знала своего избранника и понимала, что он никогда не изменит своего мнения о ком бы то ни было.

Совершив нечеловеческое усилие и поступясь гордостью, по крайней мере на данный момент, Линетт с улыбкой повернулась к жениху.

– Дорогой, мы ссоримся! – сказала она. – Слишком рано для нашей первой ссоры. Беру все свои слова обратно. Я люблю тебя – это самое главное, правда?

– Да, конечно.

Линетт ожидала, что Иэн заключит ее в объятия и нежно поцелует, как он обычно это делал, когда она была чем-то расстроена. Но вместо этого, к ее удивлению, он достал из кармана портсигар.

– Прости, – сказал он. – Мне нужно пойти поискать сигареты.

Линетт знала, что портсигар полон – она собственными глазами видела, как несколько минут назад Иэн его открывал, но у нее хватило ума промолчать.

Какое-то время Линетт стояла уставясь в пространство, затем закрыла руками лицо. Оно все еще горело от пощечин Мойды. И Линетт пожалела о том, что устроила скандал и обмолвилась о нем Иэну.

Раздосадованно вздохнув, она подошла к столику, на котором были аккуратно разложены газеты. Взяла «Татлер» и, открыв, увидела свою фотографию. Это был снимок, сделанный на Гудвудских скачках. В элегантном шелковом платье в цветочек и широкополой соломенной шляпе Линетт выглядела прелестно. Внизу стояла подпись: «Мисс Линетт Трент, самая очаровательная дебютантка своего года, выбирает победителя».

Как обычно, увидев в газете свое фото, Линетт успокоилась. Злость и досада начали улетучиваться. Через несколько минут на ее губах уже заиграла мягкая улыбка, и она бросила нетерпеливый взгляд на дверь, ожидая возвращения Иэна.

Он был недалеко. Покинув библиотеку, он вышел через парадную дверь и спустился по лестнице на террасу. Было еще не совсем темно. Но на небе уже начали появляться звезды, а над холмами показалась бледная, призрачная луна. На западной стороне небосклона догорал закат.

Пустоши лежали во тьме, но озеро все еще поблескивало под темным небом. Все вокруг, казалось, дышало умиротворенным спокойствием, но Иэн ощутил, что в его душе покоя нет. Он знал, что столкнулся с чем-то таким, с чем еще ни разу ему не приходилось сталкиваться, – это был эмоциональный кризис, не только раздиравший его на части, но и лишивший способности трезво и взвешенно рассуждать.

– Что же мне делать? – мучился он вопросом, но единственным ответом было легкое прикосновение морского бриза к его щекам.

Иэн подошел к краю террасы. Склон уходил вниз, к озеру, куда перед ужином он направился, чтобы побыть наедине, совершить прогулку по окрестностям Скейга, полюбоваться пустошью. Уже тогда он знал, что так и будет, подумал Иэн, знал уже в тот момент, когда шагал прочь от замка, держа в руке газету, которую ему дала Мойда.

Иэн поймал себя на том, что ему боязно раскрыть газету и прочитать ее статью. Господи, неужели ему и впрямь небезразлично, что она о нем написала. Затем, подойдя к озеру и увидев его во всей красе, от которой захватывало дух, Иэн подумал, что как было бы здорово, чтобы Мойда оказалась рядом.

С маленького островка вспорхнули гуси и, громко хлопая крыльями, поднялись над водой, взлетая все выше и выше, устремляясь в сторону моря, пока не превратились в темные стрелки на фоне неба.

Глядя им вслед, Иэн вспомнил Мойду, ее острый свободный ум, взлетающий к высотам, недоступным для других людей. Да, в тот момент, стоя на террасе, он знал, знал, что любит ее, как никогда никого не любил раньше.

Он был уже взрослым и достаточно опытным, чтобы понять, что у любви много сторон и много граней. Он любит Линетт за ее красоту, за то, что на нее приятно смотреть, за то, что она настолько желанна, что его сердце начинало биться чаще и кровь быстрее бежала в его жилах.

Но все это время внутренний голос твердил ему, что это недолговечно. Его любовь – если это можно так назвать – может угаснуть или измениться с той же легкостью, с какой Линетт могла надеть другое платье или изменить прическу. Это была не одухотворенная любовь, а лишь восхищение знатока прекрасным произведением искусства. Его любовь к Мойде была совсем иной. Теперь Иэн знал это и боялся – нет, не потерять свою любовь, а оказаться недостойным ее. Это было именно то, что он искал всю жизнь; нечто такое, к чему он стремился, сам того не осознавая, но всегда упорно и настойчиво. Нечто такое, из-за чего каждая встреченная им женщина казалась не соответствующей его меркам, которые до сегодняшнего дня он и сам не осознавал.

В первую очередь его привел в восторг ум Мойды – проницательный и острый, как закаленная сталь, быстрый и точный, как кинжал. Возможно, Иэн бы и дальше восхищался именно этим ее качеством, не испытывая любви, если бы не увидел, какой теплотой и нежностью она окружила детей.

Мойда напоминала ему юную мадонну с картин итальянских живописцев – темные волосы, оттеняющие чистый лоб, изогнутые брови над скромно опущенными глазами, мягкие алые губы – такая женственная, хотя умом не уступит любому мужчине.

Такая женственная, подумал он, увидев ее выходящей из комнаты в гостинице, после того как она уложила детей спать. После долгих часов, проведенных в машине, Мойда выглядела усталой и немного растрепанной. На ней был знакомый зеленый свитер и клетчатая юбка, а волосы слегка взлохмачены, потому что дети перед сном обнимали ее за шею. В тот момент Иэн понял, какой он хочет видеть женщину – с ласковым взглядом и нежными губами, готовыми дарить и принимать поцелуи, исполненные не страсти, но любви.

Такой женственной казалась ему Мойда, ее стройное, изящное тело в тот момент, когда он сообщил ей, что заказал обед, а пока у нее есть время принять ванну. Затем он закрыл дверь с чувством, что теряет нечто очень важное, хотя в тот момент и не мог понять, что именно.

Сейчас он знал. Он не осмеливался, он не мог потерять ее. Ведь наконец он обрел то, к чему в глубине души стремился всю жизнь. Это было самое заветное, сокровенное желание его сердца, всего его естества. Как странно, подумал Иэн, что ему вообще пришла эта мысль! Многие годы его собственная душа ничего не значила для него, но он помнил, что она никуда не делась, она была, его частью, очень важной частью. Иэн был уверен, что это скорей душа, чем сердце, узнала Мойду и поняла, что она за человек.

Он любит ее, но что он может с этим поделать? Иэн нервно шагал по террасе, под ногами громко скрипел гравий. Он любил ее, но был связан узами чести с Линетт. Его взгляды были не столь старомодны, чтобы верить в нерасторжимость обещания или в то, что несчастный брак предпочтительнее расторгнутой помолвки. Просто у него хватало ума признать, что без проблем не обойдется.

Линетт не скрывала их помолвку от близких друзей и родственников. Даже удивительно, что газетчики, способные пронюхать все на свете, еще не узнали о помолвке одной из самых своих знаменитых светских куколок. Это была бы сенсация, потому что о них с Линетт только и говорили. К счастью, газеты пока еще ни о чем не проведали. Правда, Иэн знал, что это лишь вопрос времени. Ему подумалось, что расторгнутая помолвка расстроит Линетт скорее с точки зрения ее репутации, а не потому, что ей придется его потерять.

Но даже сейчас Иэн задумался, насколько это справедливо. Линетт по-своему любила его. По крайней мере она испытывала к нему влечение, и иногда его поцелуи вызывали у нее страсть, почти равную испытываемому им желанию.

Она не сделала ничего такого, чтобы заслужить подобное унижение, подумал он. Он сделал Линетт предложение, и она его приняла. Оба они были взрослыми людьми, знали, чего хотят, и в тот момент были влюблены друг в друга. Это было правдой. Иэн помнил моменты, когда они сидели за столом, глядя друг на друга в свете лампы под розовым абажуром, а их руки и губы искали друг друга.

Нет, он должен быть честен и откровенен с самим собой. Он любил Линетт до тех пор, пока не встретил Мойду. С Мойдой не было волнующих моментов, никаких объятий и поцелуев, биения сердец и бурлящих чувств. Она стала для него подобно сиянию, осветившему его разум и сердце и открывшему правду. Это была женщина, которую он всегда хотел видеть своей женой и матерью своих детей.

Почему-то Иэн никогда не задумывался о детях в отношении Линетт. Это подразумевалось само собой – то, что они когда-нибудь у них появятся. С Мойдой же это была настоятельная потребность – желание почти такое же всеобъемлющее, как и желание обладать ею, желание сделать ее своей, – их дети, которые будут частью его и частью ее. Дети, которые вырастут здесь, в Скейге, и будут принадлежать этим местам, как всегда знал он, с самого раннего детства.

Мойда! Он хотел вслух кричать ее имя, а затем понял, что в этом нет необходимости. Она была частью Скейга, так же как и он сам, частью пустошей, неба, озера и реки, частью ветерка, дующего с моря, частью крика куропаток, что доносился из-за холма.

Мойда! Интересно, как же он вообще жил без нее, как мир казался ему полным и завершенным до того, пока в нем не появилась она. Это была любовь – нет, не такая, которую можно при желании сдержать или обуздать, но всеобъемлющее чувство, от которого ни убежать, ни скрыться.

Внезапно Иэн обнаружил, что находится на берегу реки, примерно в двух милях от замка. Погруженный в свои мысли и чувства, он даже не заметил, что ноги сами привели его к реке. Река была залита лунным светом, небо усыпано звездами, и поэтому было светло. Иэн отчетливо видел дорогу и шагал, не глядя под ноги.

Иэн взглянул на часы. Уже за полночь. Впервые после того, как он вышел из библиотеки, он вспомнил, что оставил Линетт одну и без всяких объяснений. Она рассердится, подумал он, но почему-то это уже не имело никакого значения. Для него существовала только Мойда и его чувства к ней.

Он повернулся в сторону замка. Отсюда тот казался черным и угрюмым, его развалины чернели на фоне звездного неба. Выглядел Скейг не слишком приветливо, но все же как будто притягивал к себе Иэна. Там была Мойда, и древние стены надежно охраняли ее покой. В это мгновение Иену хотелось от жизни лишь одного – они должны быть неразделимы – Мойда и Скейг.

Он будет работать для них, будет стремиться к цели ради них и, если надо, отдаст за них жизнь – за то, что он любит и что значит для него больше всей его жизни.

Иэн медленно зашагал обратно по тропинке вдоль реки. Он чувствовал успокоение в душе. Несколько часов он страдал и размышлял, не замечая никого вокруг. И хотя он еще не принял для себя никаких окончательных решений, его разум и сердце очистились, и он понял, чего ему хочется.

Будущее все расставит по своим местам, и он найдет способ, честный и благородный, преклонить колени перед Мойдой. Сейчас она представлялась ему прекрасной, сияющей целью, женщиной, которую он искал и наконец нашел.

Иэн дошел до террасы и посмотрел на замок. На верхних этажах было темно, все уже спали, лишь в холле оставили свет до его возвращения.

Иэн поднялся по лестнице, открыл дверь и, как и ожидал, увидел, что вокруг никого нет. Он зашел в библиотеку, взял газету и адресованные ему, но так и не открытые письма, затем со свечой в руке поднялся к себе в спальню.

Но он больше не чувствовал усталости – так обычно бывает, когда человек испытывает новые чувства. Наоборот, он ощущал необычный прилив бодрости. Непрочитанные письма лежали перед ним немым упреком, но он бросил их на прикроватный столик и, отдернув шторы, посмотрел в окно.

Вдруг ему захотелось вновь проделать путь, по которому пришел, пройтись по вересковым пустошам или даже пересечь озеро в лодке. Но вдруг в дверь постучали. Иэн не отвечал – у него в мозгу пронеслось множество мыслей. Затем стук повторился, и ручка двери повернулась. Иэн оглянулся и при свете свечи увидел – кто-то стоял в дверях.

Это была Мойда. На мгновение он безмолвно уставился на нее, едва замечая, что на ней зеленый халат из мягкой материи.

– Иэн! Слава богу, ты здесь!

Впервые она обратилась к нему по имени, но они оба даже не обратили на это внимания. Мойда торопливо вошла в комнату, и он заметил темные испуганные глаза на ее бледном лице.

Инстинктивно он шагнул ей навстречу, и его руки сами протянулись к ней.

– В чем дело?

– Хэмиш! Хэмиш пропал! – задыхаясь, проговорила она.

Она чуть не споткнулась, и его руки сомкнулись вокруг нее; он крепко прижал ее к себе, чувствуя, как она дрожит под тонким шелковым халатом. Ее голова упала Иэну на плечо, как будто в этот момент она больше всего на свете нуждалась в его поддержке и защите.

– Расскажи мне, что стряслось, – тихо попросил Иэн.

Мойда пошевелилась и, все еще в объятиях Иэна, заговорила.

– Я ложилась спать поздно, – сказала она. – Переоделась и, как обычно, пошла пожелать детям спокойной ночи. Зашла в комнату Хэмиша и увидела, что там пусто… Его одежды тоже не было, а также ружья, которое ему подарила ваша мать. Я решила, что он нарочно спрятался, хотя обычно ведет себя хорошо. Поэтому я разбудила Кэти.

Она рассказала мне, что некоторое время назад он заходил к ней в комнату – она не может сказать точно, когда именно, потому что потом заснула, – и сказал, что слышал, как по долине проехал грузовик. «Они охотятся на оленей, – сказал он ей. – Если лэрд в своей комнате, я скажу, чтобы он поймал их. Если нет, застрелю их сам».

Кэти хотела пойти с ним, но он ей не позволил. «Это мужское дело», – сказал он ей и ушел. – Казалось, голос Мойды вот-вот сорвется на рыдания, и она в отчаянии прижалась к Иэну. – Они ведь не сделают ему ничего плохого? Правда же?

– Ты зря расстраиваешься, – успокоил ее Иэн. – Может, это вообще и не браконьеры, но даже если и они, с какой стати им обижать маленького мальчика. Разве он представляет для них угрозу? Возвращайся в постель. Я найду Хэмиша и приведу к тебе.

Его слова заставили Мойду взять себя в руки. Впервые за это время она спокойно произнесла:

– Понимаю, что это глупо, но мне страшно.

– Ты не должна бояться. Это на тебя не похоже.

– Знаю. Но браконьеры уже бывали здесь и раньше. Маккэй рассказывал, какие они жестокие и безжалостные. Конечно, это только слухи, но я боюсь за Хэмиша.

– Пожалуйста, иди ложись спать, – умолял ее Иэн.

– Позволь мне пойти с тобой.

Иэн покачал головой:

– Нет, как сказал Хэмиш, это мужское дело. Я сейчас разбужу Халла и Маккэя – Маккэй должен знать, где они могут находиться. – На мгновение Иэн посмотрел на Мойду. – Не волнуйся, – сказал он. – Я найду твоего племянника.

И затем он поцеловал ее.

Нет, Иэн не собирался этого делать, но инстинктивно, как будто у него было на это право, наклонился и дотронулся губами до ее губ. Это был нежный поцелуй – так мужчина целует любимую жену, с которой ненадолго расстается.

И затем, прежде чем Мойда успела что-либо сказать, прежде чем успела вздохнуть, он ушел, и она слышала только его затихающие шаги по коридору.

Иэн быстро разбудил слуг-мужчин и вывел машину из гаража. К тому времени, как Халл и Уилли Маккэй оделись, он уже ждал их на дороге. Уилли залез в машину рядом с ним, держа под мышкой ружье. Увидев, как Иэн покосился на ружье, пояснил:

– Вы не представляете, мастер Иэн, что вам предстоит. Эти браконьеры не остановятся ни перед чем. Уж мы-то знаем, что это за люди. Они уже не такие, как раньше, – раньше это были бедняки, им хотелось бесплатного мяса, чтобы накормить ребятишек. А сейчас это деловые люди, они убивают за деньги, им наплевать на страдания бедных животных, главное для них – нажива.

– Как часто, по-вашему, браконьеры бывали здесь? – спросил Иэн, заводя машину.

– Два или три раза. Может, больше. Некоторые говорят, что больше десяти раз, но точно сказать трудно. Когда по ночам олени выходят на дорогу, их убить ничего не стоит.

– Живодеры! – воскликнул Иэн.

Они ехали, глядя в обе стороны, в надежде увидеть маленькую фигурку в килте, спрятавшуюся среди вереска или машущую им рукой с какой-нибудь каменной вершины. Но дорога была пуста.

Отъехав от замка примерно на полторы мили, Уилли Маккэй сказал:

– Стойте, сэр.

Когда дело касалось подозрительных следов на дороге, зрению Маккэя, несмотря на его возраст, могли бы позавидовать Иэн или Халл вместе взятые. Иэн остановил машину. На дорожной пыли, куда уже целую неделю не падал дождь, он увидел следы от колес грузовика.

Все они вышли из машины. В нескольких дюжинах ярдов от них в обочину дороги врезалась глубокая изогнутая колея. Очевидно, здесь грузовик повернул.

Халл захватил с собой фонарь и теперь светил им вокруг:

– Посмотрите сюда, сэр.

Иэн и Маккэй подошли к нему. На дороге виднелись пятна крови и след от туши тяжелого животного. Очевидно, убитого оленя тащили по земле. Немного дальше они нашли место, где было убито животное. Они увидели лужу крови, месиво выпотрошенных внутренностей и несколько пустых патронов. Иэн ничего не сказал. Уилли Маккэй, шагая взад-вперед, чертыхался себе под нос.

– Проклятые убийцы! – бормотал он. – Чтоб у них за это руки отсохли!

– Нет никаких сомнений в том, что они сделали, сэр, – наконец произнес Халл.

Иэн кивнул.

– Припарковали грузовик и ждали здесь, – сказал он. – Возможно, с час, пока олени не подошли к дороге. Затем одной очередью уложили пять или шесть животных – а может, и больше, – прежде чем остальные разбежались. После чего погрузили туши в машину и уехали. Нам нужно узнать, что сталось с ребенком.

Трое мужчин переглянулись.

– Может, он уже вернулся в замок, – предположил Халл.

– Хотелось бы надеяться, – ответил Иэн. – Но давайте, прежде чем вернуться, еще немного проедем вперед. Вдруг он тоже увидел следы и проследовал за ними.

Они проехали еще две или три мили, но так никого и не нашли. Пришлось повернуть обратно. Подъезжая к замку, они увидели, что у ворот кто-то стоит. На мгновение Иэн подумал, что это Хэмиш, но затем разглядел, что это Мойда.

Выйдя из машины, Иэн увидел, что ее лицо было белым как полотно.

– Вы нашли его?

Иэн покачал головой.

– Ты точно уверена, что он не вернулся в замок?

– Нет, по крайней мере его не было двадцать минут назад, когда я вышла. – В ее глазах внезапно промелькнула надежда. – Хорошо, давайте вернемся обратно и проверим.

Она села в машину, и они подъехали к парадному входу. Иэн помог ей выйти.

– Подождите здесь, – сказал он Маккэю и Халлу. – Если мальчика нет в его комнате, вы снова поедете со мной.

Не произнеся ни слова, Мойда побежала вверх по лестнице. Вскоре Иэн услышал, как она спускается вниз, и по звуку ее торопливых шагов понял, что Хэмиша там нет.

– Что же нам делать? – испуганно прошептала она, подойдя к нему ближе.

– Мы обратимся в полицию, – тихо произнес Иэн. – Обещаю, мы вернем Хэмиша, вот увидишь. Не волнуйся.

– Ты найдешь его, да?

Это было скорее утверждение, чем вопрос, и на мгновение их глаза встретились. В холле горела одна лишь масляная лампа, но Иэн отчетливо видел милые черты ее лица, золотисто-карие глаза и нежные губы.

– Я найду Хэмиша, дорогая, – сказал Иэн; он дал себе клятву служить ей до скончания веков.